10.10.2011 3852

Угроза в Общей части уголовного права

 

В отличие от некоторых зарубежных уголовных кодексов, в УК РФ не содержится отдельной статьи или главы, разъясняющей основные понятия, употребляемые в кодексе. И тем более, отечественный законодатель, хотя и определяющий отдельные термины (например, в примечании 1 к ст. 158 УК РФ определено понятие хищения), не уделяет внимания категории «угроза», которая используется более чем в 40 уголовно-правовых нормах. Безусловно, что исследуемая категория в превалирующем большинстве случаев фигурирует в Особенной части УК РФ. При всем этом, использование категории «угроза» не ограничивается рамками Особенной части, этот термин применяется и в Общей части уголовного права России. Так, обращаясь к объективной стороне состава преступления, можно убедиться в том, что изучение угрозы здесь также имеет весьма существенное значение.

Известно, что в зависимости от законодательной конструкции составов преступлений они подразделяются на материальные и формальные. Обязательным признаком оконченного материального состава является наступление указанного в диспозиции статьи Особенной части УК РФ последствия (например, ст. 111 УК - Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью). Обязательным признаком формального состава является совершение описанного в диспозиции статьи Особенной части УК деяния, безотносительно наступления последствия этого деяния (например, ст. 130 УК - Оскорбление). Общепризнанно, что такое деление является, в большей степени, условным.

Некоторые авторы признают наличие третьей группы составов преступлений, выделяемой по тому же основанию - это составы поставления в опасность. Особенность данных составов преступлений заключается в том, что в них не описывается последствие в виде реального наступления вреда, а говорится об угрозе (опасности, возможности) наступления вреда (например, ч. 1 ст. 247 УК РФ). Однако, на наш взгляд, следует признать спорным существующий вопрос об отнесении составов поставления в опасность к числу формальных или материальных либо к самостоятельной категории.

В этой области существует несколько точек зрения. Например, АН. Трайнин высказывал мысль о том, что любое преступление влечёт за собой последствия, так как нарушает объект, и, соответственно, это и есть последствие преступления. Представляется, что такая позиция является наиболее общей в аспекте деления составов преступлений на формальные и материальные и вызывающей дискуссии, выходящие за рамки нашего исследования. Однако, возвращаясь к теме нашей работы, проанализируем позиции некоторых авторов непосредственно по вопросу о составах поставления в опасность.

Так, И.И. Горелик считает, что составы опасности необходимо расценивать только как формальные. Автор обосновывает своё мнение тем, что в преступлениях поставления в опасность в качестве оконченного преступления наказуемо само поведение - конкретно опасные деяния, которые не причинили, но могли причинить тяжкие последствия. Иными словами, И.И. Горелик угрозу наступления вреда переводит в плоскость самого деяния, полагая, что угроза или опасность - это характеристика деяния.

С этим сложно согласиться, ведь обратившись к букве уголовного закона, мы находим фразу «если деяние создало угрозу». Таким образом, деяние и угроза расчленяются. И тогда что же такое в данной конструкции угроза, если не последствие?

А.С. Михлин утверждает, что угроза вреда не может приравниваться к изменению в объекте. Рассматривая ситуацию с нарушением правил безопасности в угольной шахте, которое создаёт возможность гибели шахтёров, автор ссылается на причинение в данном случае вреда такому объекту как безопасность ведения работ в шахте. Такие объекты, как жизнь и здоровье, по его мнению, остаются невредимыми.

Далее А.С. Михлин заключает, что «уголовная ответственность за такие преступления наступает потому, что законодатель хочет предотвратить причинение вреда. Поэтому возможность причинения вреда, постав-ление объекта в опасность его причинения не могут рассматриваться как самостоятельное последствие преступления». Наиболее неординарный ответ на изучаемый вопрос мы находим у В.Н. Кудрявцева, который квалифицирует угрозу в составах поставления в опасность иначе. Он считает, что создание возможности наступления вредных последствий нельзя рассматривать как действительное преступное последствие в полном смысле этого слова. Однако В.Н. Кудрявцев не согласен и с позицией, относящей угрозу только к свойствам действия. Автор признаёт угрозу промежуточным этапом между совершением преступного деяния и фактическим наступлением преступных последствии. По сути дела, выделяется новый основной элемент объективной стороны состава преступления, наряду с деянием (действием либо бездействием), последствиями и причинной связью.

Г.В. Тимейко полагает, что составы поставления в опасность нельзя относить ни к формальным, ни к материальным составам преступлений, так как считает, что «реальная возможность причинения вреда не является последствием преступления». А к формальным, по его мнению, их невозможно отнести из-за того, что для признания таких преступлений оконченными недостаточно совершения действия или бездействия. Далее, аргументируя свою позицию по данному вопросу, Г.В. Тимейко утверждает, что, приравнивая угрозу наступления вреда к последствию, тем самым игнорируется разница между фактически наступившим вредом и угрозой его наступления. Позволим себе не согласиться с такой точкой зрения, ведь отождествляя угрозу вреда с последствием, мы не говорим о том, что угроза вреда и фактический вред будут юридически равнозначны. Бесспорно, реально наступивший вред куда более опасен, нежели угроза его наступления. Но это, в свою очередь, никоим образом не исключает возможность отнесения угрозы вреда к последствию преступления. Нам близка позиция И.М. Тяжковой, которая полагает, что отнесение данных преступлений к числу формальных означает, что они оканчиваются с момента совершения деяния (обычно, нарушения каких-нибудь правил). Всё остальное, в том числе и угроза наступления преступных последствий, в таком случае остаётся за пределами данных составов. В связи с этим, угроза - это один из видов последствий, что требует установления причинной связи между соответствующими деяниями и непосредственно угрозой. Такое положение, на наш взгляд, благоприятно скажется на правоприменительной практике. Установление свойства деяния - опасности последствий - поверхностно отражает проблему причинной связи деяния с угрозой наступления преступных последствий. Вообще, видится абсурдным выявление причинной связи между общественно опасным деянием и его свойством. Свойство деяния обычно не разделяется с самим деянием и, тем более, не устанавливается причинная связь между деянием и его свойством, иначе таковое и будет последствием преступления.

Представляет интерес неординарная позиция по схожему вопросу В.В. Лукьянова. Он предлагает признавать последствием нарушения правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств (ст. 264 УК РФ) не что иное, как угрозу причинения вреда (аварийную обстановку), а не причинённый вред здоровью, так как дальнейшее развитие событий (после создания угрозы причинения вреда), по мнению данного автора, уже не зависит от воли виновного. Вместе с тем, отметим, что в ст. 264 УК РФ, как известно, об угрозе не упоминается.

Не претендуя на оптимальное разрешение данного спора, необходимо заметить, что даже если фактический (материальный) вред и не наступает в результате совершения анализируемых преступлений (имеется в виду составов поставления в опасность), вред объекту имеет место, поскольку, когда жизнь или здоровье людей поставлены под угрозу - уже нарушается состояние защищённости жизни и здоровья, а это является вредом, причинённым преступной деятельностью человека общественным отношениям, охраняемым Уголовным законом. Последнее же согласуется с определением последствия преступления, предлагаемым А.С. Михлиным, что, в свою очередь, можно отнести к числу аргументов в защиту нашей позиции.

Таким образом, угроза в аспекте объективной стороны состава преступления выступает разновидностью последствий.

В других случаях угроза может быть деянием как признаком объективной стороны. Определённое число уголовно-правовых норм закрепляет ответственность за деяние в виде собственно угрозы - например, ст. 119 УК РФ (Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью). Данное положение, как представляется, не является дискуссионным.

Как выше упоминалось, нередко угрозу-деяние определяют через выраженное вовне намерение причинить вред охраняемым Уголовным законом общественным отношениям, интересам, благам. Данное положение приводит к необходимости остановиться на связи угрозы-деяния со стадиями совершения преступления.

Определение угрозы через выраженное вовне намерение причинить вред объектам уголовно-правовой охраны приравнивает её к стадии обнаружения умысла, притом, что в судебной практике подчёркивалось, что закон допускает уголовную ответственность лишь с того момента, когда намерение лица совершить преступление реализуется в конкретных общественно опасных действиях, направленных на осуществление задуманного посягательства.

В то же время некоторые авторы утверждают обратное. Так, например, Н.К. Семернева пишет, что «в некоторых случаях общественную опасность представляет само обнаружение умысла...», и «законодатель счёл необходимым для этих случаев установить уголовную ответственность за сам факт высказывания угрозы, считая его самостоятельным оконченным преступлением, а не обнаружением умысла».

Получается, что законодатель криминализировал частные случаи обнаружения умысла, избегая прямой констатации такого факта. Однако это не совсем так. Действительно, легко представить ситуацию, в которой виновный, совершая угрозу, может и не намереваться осуществлять то деяние, которым он угрожает. В таком случае не может вестись и речи о признании угрозы-деяния обнаружением умысла и, следовательно, стадией преступления. В то же время отметим, что в некоторых случаях угроза будет выступать стадией преступления.

В целом же заключим - угроза-деяние является более широким понятием, нежели стадия преступления - обнаружение умысла.

Категория «угроза» имеет место и в институте соучастия в преступлении. Так, отечественному уголовному законодательству известны четыре вида соучастников. Это исполнитель, организатор, подстрекатель и пособник. В свете уголовно-правового изучения угрозы остановимся на анализе роли подстрекателя в преступлении.

В соответствии с ч. 4 ст. 33 УК РФ, подстрекателем признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления путём уговора, подкупа, угрозы или другим способом. В указанной норме угроза представляет собой один из способов, наряду с названными, склонения другого лица к совершению преступления. По данным Д.А. Безбородова, угроза как способ подстрекательства встречается в 1% случаев.

Следует отметить, что угроза при подстрекательстве не конкретизирована и, по нашему мнению, должна характеризоваться следующими основными признаками.

Во-первых, это психическое насилие в отношении склоняемого к совершению преступления, во-вторых, наличие реальной возможности наступления вреда (осуществления угрозы). Присутствие противоправности действий, направленных на склонение другого лица к совершению преступления, неоспоримо.

К такого рода угрозам, можно отнести угрозу убийством, причинением вреда здоровью либо применения насилия, угрозу уничтожением или повреждением имущества, угрозу распространения позорящих или иных, нежелательных к огласке, сведений.

Т. Орешкина дополняет этот перечень угроз угрозой незаконного ограничения или лишения свободы и угрозой совершения иных действий имущественного характера (помимо угрозы уничтожением или повреждением имущества). И, кроме того, подчёркивает, что угроза разоблачения совершённого человеком преступления не может трактоваться как психическое принуждение, поскольку незаконные интересы правовой защите не подлежат. А.П. Козлов, исследовавший институт соучастия в преступлении, выделяет ещё такой способ выражения угрозы, как применение физического насилия к незнакомым подстрекаемому лицам. Данный вариант выражения угрозы справедливо относится автором к психическому насилию, несмотря на то, что носит физический характер, так как подстрекаемый в этом случае «совершает преступление не потому, что кого-то избивают, а опасаясь возможности применения такого же воздействия к нему лично». Здесь физическое насилие как бы подкрепляет психическое, вселяя таким образом в подстрекаемого уверенность в реальности угрозы.

Примечательно, что в отличие от иных способов склонения, в подстрекательстве угроза характеризуется, кроме всего прочего, психическим принуждением. Ведь при склонении к совершению преступления путём уговора либо подкупа воля другого лица терпит наименьшие ограничения (если вообще терпит).

Склоняя путём угрозы, на чашу весов ставятся, с одной стороны, личные и охраняемые уголовным законом блага и интересы, а с другой стороны, преступное деяние, совершая которое, лицо обезопасит себя от возможных неблагоприятных последствий.

В такой ситуации действия лица, склонённого к совершению преступления путём угрозы, будут менее общественно опасны, нежели действия склонённого уговором или подкупом, и даже, в зависимости от конкретных обстоятельств, вплоть до признания их непреступными, так как применяется обстоятельство, исключающее преступность деяния, - психическое принуждение, предусмотренное ч.2 ст.40 УК РФ.

Указанная норма предписывает нам решать вопрос об уголовной ответственности лица, склонённого к совершению преступления путём угрозы, по правилам института крайней необходимости. В соответствии со ст. 39 УК РФ, не будет преступлением причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам для устранения угрозы склоняемому лицу (либо иным лицам), если её нельзя было устранить другими средствами, и при условии, что причинённый вред был менее значительный, чем предотвращённый.

Представляется обоснованным утверждение А.В. Пушкина о том, что «насильственные способы воздействия на личность подстрекаемого образуют соучастие только тогда, когда не создают у него состояния крайней необходимости и подавляют его волю до такой степени, что он теряет способность руководить своими действиями либо осознавать их характер».

К примеру, подстрекатель склоняет другое лицо к совершению убийства под угрозой уничтожения его имущества. В случае совершения склонённым лицом убийства, он будет нести уголовную ответственность как исполнитель убийства на общих основаниях, лишь с применением обстоятельства, смягчающего наказание (п. «е» ч.1 ст. 61 УК РФ). Лицо, склонившее к совершению убийства, будет отвечать перед законом как подстрекатель.

Но, если же имеет место обратная ситуация, когда подстрекатель склоняет другое лицо к уничтожению чужого имущества под угрозой убийства, то в случае совершения склонённым лицом умышленного уничтожения чужого имущества ответственность распределится следующим образом: а) действия подстрекателя подлежат квалификации как посредственного исполнителя умышленного уничтожения чужого имущества, по совокупности со ст. 119 УК РФ; б) склонённое таким образом лицо не подлежит уголовной ответственности, на основании ч.2 ст. 40 и ст. 39 УК РФ.

Сказанное позволяет сделать вывод, угроза, рассматриваемая в качестве способа склонения другого лица к совершению преступления в подстрекательстве, обладает следующими свойствами.

Во-первых, необходимо установить её реальность, во-вторых, возможность её устранения иными средствами, чем требуемые подстрекателем, и, в-третьих, данная угроза выступает своеобразным мерилом. То есть, закон обязывает нас взвесить, сопоставить вред предотвращаемый и причиняемый. Задача не простая, особенно если учесть, что потерпевший от такого рода угрозы зачастую находится в шоковом (стрессовом) состоянии, он запуган, а необходимо трезво оценить ситуацию и принять правильное решение.

В результате угроза может выступить либо в качестве извиняющего склонённое лицо обстоятельства, либо только как обстоятельство, смягчающее наказание. Но в обоих случаях угроза подлежит уголовно-правовой оценке, так как её адресат (в данной ситуации это лицо, склоняемое к совершению преступления) в той или иной мере подвергается психическому насилию, ему причиняется моральный вред (психическая травма), и он является потерпевшим.

Как уже было обозначено, некоторым образом соотносятся угроза и институт психического принуждения в уголовном праве. Точнее говоря, угроза является одним из превалирующих способов психического принуждения. Психическое принуждение определяется насильственным воздействием на психику человека. Выделяется два основных способа такого воздействия. Одним из них, является информационное воздействие, заключающееся собственно в угрозах причинения вреда объектам уголовно-правовой охраны. Второй способ - это непосредственное воздействие на бессознательную сторону психики (сюда следует отнести гипноз, электронную стимуляцию мозга и т.п.). Последний способ, очевидно, не имеет такого распространения, как первый (некоторыми не признаётся вообще). Характеристики угрозы в психическом принуждении идентичны ранее рассмотренным.

Одновременно психическое принуждение является обстоятельством, смягчающим наказание (п. «е» ч.1 ст. 61 УК РФ), и, наоборот, обстоятельством, отягчающим наказание (п. «к» ч.1 ст. 63 УК РФ).

Некоторыми авторами поднимается вопрос о разграничении психического принуждения и физического. Так, Е.Г. Веселов предлагает разграничение физического и психического принуждения, в условиях их конкуренции, по следующим основаниям. Если причинён тяжкий или средней тяжести вред здоровью, принуждение должно признаваться физическим вне зависимости от сопутствующего психического насилия. Если же насилие выразилось в лёгком вреде здоровью или не причинило вреда здоровью, то оно должно рассматриваться как психическое тогда, когда была высказана угроза убийством или причинением более тяжкого вреда здоровью, чем реально причинённый. С таким предложением стоит согласиться.

Интересным представляется мнение некоторых авторов, утверждающих, что психическое принуждение не всегда является преодолимым.

Так, Т. Орешкина соглашается с А.Н. Трайниным в вопросе о возможности полного подавления воли человека под воздействием непосредственной реальной угрозы причинения смерти. Однако, на наш взгляд, этот аспект не имеет, в большинстве случаев, принципиального значения, поскольку вопрос о правомерности деяния, совершённого под влиянием психического принуждения, вне зависимости от качества последнего, решается по правилам крайней необходимости. И вряд ли можно было бы считать правомерным, например, умышленное причинение смерти нескольким людям во имя спасения жизни принуждаемого. Как бы угроза убийством не подавляла волю человека, более логично и справедливо будет давать уголовно-правовую оценку подобным действиям с позиции крайней необходимости.

Следующий момент, требующий внимания - это распространённость категории «угроза» в главе 8 УК РФ, содержащей в себе обстоятельства, исключающие преступность деяния. Тесная взаимосвязь угрозы с психическим принуждением отмечена выше. Остановимся на следующих институтах.

Известно, что институт необходимой обороны предоставляет право причинить вред посягающему лицу, при защите личности и прав обороняющегося или других лиц, охраняемых законом интересов общества или государства от общественно опасного посягательства, если это посягательство было сопряжено с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия. Приведённая законодательная формулировка, в редакции Федерального закона от 14 марта 2002 г. № 29-ФЗ, некоторым образом разрешила вопросы, носившие дискуссионный характер. Уголовный закон предоставляет право гражданину причинить любой вред посягающему лицу, даже в случае, если посягательство было сопряжено хотя бы с непосредственной угрозой применения насилия, опасного для жизни обороняющегося или другого лица.

Однако вопрос о том, каким образом устанавливается юридически определённый момент в развитии преступного посягательства, с которого начинается право на необходимую оборону, законодателем не разрешается.

В теории уголовного права признаётся, что право на необходимую оборону возникает с момента создания угрозы причинения вреда охраняемым уголовным законом отношениям.  Такая позиция находит своё обоснование в трудах Н.С. Таганцева, который считал, что «для обороны нередко вполне достаточно угрозы нападением, предполагая, что такой угрозой заявляется о более или менее близком приступе к действию, а не одно только указание на зло будущее отдалённое». Практически аналогичное решение этого вопроса имеется и в Постановлении Пленума Верховного Суда СССР «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств» от 16 августа 1984 г. №14, где говорится, что состояние необходимой обороны возникает при наличии реальной угрозы нападения. По такому же пути идёт судебная практика: «Состояние необходимой обороны наступает и в том случае, когда по всем обстоятельствам начало реального осуществления нападения настолько очевидно и неминуемо, что непринятие предупредительных мер ставит в явную, непосредственную и неотвратимую опасность лицо, вынужденное к принятию этих мер» Примером реальной угрозы нападения как начального момента прав необходимой обороны может служить следующий случай.

Так, К. осуждена по ч. 1 ст. 108 УК РФ (убийство, совершённое при превышении пределов необходимой обороны).

Как указано в приговоре, К. находясь в квартире, принадлежавшей Сафронову, в состоянии алкогольного опьянения из личной неприязни в ссоре вырвала из рук Сафронова кухонный нож и, обороняясь, нанесла ему удар в грудь, от чего он скончался на месте.

Президиум Московского городского суда 18 мая 2000 г. дело прекратил за отсутствием в деянии К. состава преступления, указав следующее.

Как видно из материалов дела, К., находилась наедине с Сафроновым в закрытой комнате, в отсутствие соседей по коммунальной квартире. Он в этот вечер был в состоянии алкогольного опьянения, вёл себя агрессивно, подошёл к К., держа нож на уровне её груди. Она, понимая, что для её жизни существует реальная угроза, защищаясь, вырвала нож и нанесла им удар Сафронову в грудь.

Таким образом, К. действовала правомерно, в состоянии необходимой обороны.

Некоторые авторы полагают, что возможна оборона от ещё не начавшегося посягательства. Однако позволим себе не согласиться, ссылаясь на то, что угроза - это уже общественно опасное посягательство. По нашему мнению, было бы вполне оправданным внесение в ст. 37 УК РФ корректив, указывающих на момент возникновения права на необходимую оборону. Такое предложение поддержало 73 % респондентов.

Сложности в данном случае возникают в правильном уяснении угрозы. Справедливо отмечает К.Л. Акоев, что определённость угрозы, а, следовательно, характер и степень общественной опасности посягательства «распределить» зачастую невозможно, что в свою очередь, делает невозможным решение вопроса о пределах допустимого вреда, который может быть причинён посягающему. И, для иллюстрации этого положения, автор приводит пример, когда некто пытается ночью ворваться в дом к одинокой женщине с детьми. В целях самообороны, она берёт ружьё и предупреждает, что будет стрелять, однако некто по-прежнему молча ломает дверь, и в последний момент она стреляет и убивает неизвестного ей человека. На первый взгляд, угрозы чьей-либо жизни незнакомец не представлял и имеет место превышение пределов необходимой обороны, так как фактически на момент пресечения действий нападающего он (его действия) создал только угрозу незаконного проникновения в жилище. Но с другой стороны, субъективное восприятие такой угрозы трансформирует её до максимальной степени, то есть вплоть до угрозы жизни.

Для избегания возможных судебных ошибок в подобных случаях, К.Л. Акоев рекомендует законодателю установить перечень преступлений, защита от которых не может образовывать превышения пределов необходимой обороны ни при каких обстоятельствах. Приведённую точку зрения мы не разделяем, так как это будет чрезмерным расширением права необходимой обороны и, кроме того, излишним нагромождением закона.

Определённым образом способствует разрешению некоторых сложных вопросов необходимой обороны, по нашему мнению, ч. 2-1 ст. 37 УК РФ (в редакции Федерального закона № 162-ФЗ от 08.12.2003 г.), поскольку данная норма на уровне законодательства разрешает вопрос в пользу обороняющегося, когда последний вследствие неожиданности посягательства не мог объективно оценить степень и характер опасности нападения.

Думается, что для решения вопроса о правомерности необходимой обороны судам следовало бы в ситуациях нераспознавания защищающимся действительного характера угрозы (исключая случаи неожиданности посягательства) более тщательно исследовать угрозу, создаваемую нападением.

Например, в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» даётся следующая рекомендация судам для признания в действиях лица грабежа или разбоя, в случаях, когда завладение имуществом соединено с угрозой применения насилия, носившей неопределённый характер.

Данный вопрос необходимо разрешать с учётом всех обстоятельств дела: «места и времени совершения преступления, числа нападавших, характера предметов, которыми они угрожали потерпевшему, субъективного восприятия угрозы, совершения каких-либо конкретных демонстративных действий, свидетельствовавших о намерении нападавших применить физическое насилие, и т.п.». Аналогичная рекомендация была бы весьма уместной для определения характера и степени общественной опасности угрозы в ситуациях необходимой обороны, в целях законного ответа на вопрос о правомерности самообороны.

Вызывает некоторый интерес ещё одно обстоятельство ст. 37 УК РФ в редакции от 2002 года. Здесь законодатель к характеристике угрозы добавляет такой признак, как непосредственность. Вероятно, имеется в виду временной промежуток между обнаружением угрозы и моментом её возможной реализации. Иными словами, правомерным признаётся причинение любого вреда посягающему лицу, если посягательство сопряжено с угрозой жизни, причём угрозой не отдалённой, а такой, которая может быть реализована в относительно сжатые сроки. Опять же, почему относительно, так потому что в одних случаях угроза может не реализовываться в течение длительного промежутка времени (например, при захвате заложников), в других она может быть реализована немедленно (при разбойном нападении). По этому факту ещё Н.С. Таганцевым было замечено, что невозможно оправдать непосредственное насилие в отношении лица, угрожающего злом в будущем. Изучив институт причинения вреда при задержании лица, совершившего преступление, мы пришли к выводу, что и данное обстоятельство, исключающее преступность деяния, содержит признак - угрозу. И, несмотря на то, что в самом законе (ст. 38 УК РФ) отсутствует указание на исследуемый признак, его присутствие очевидно. Так, в ст. 38 УК РФ указываются цели задержания, одной из которых является пресечение возможности совершения лицом новых преступлений. Иными словами, задерживаемое лицо должно создавать угрозу совершения новых преступлений. Однако такой вывод не всегда под силу сделать юристу-профессионалу, не говоря уже об обычных гражданах, что наводит на мысль об излишности наличия в ст. 38 УК РФ рассматриваемой цели задержания.

Говорится об угрозе и в ст. 39 УК РФ, регламентирующей такое обстоятельство, исключающее преступность деяния, как крайняя необходимость. Угроза в крайней необходимости может иметь самые разнообразные источники, она может исходить от человека, от животного, от природных и техногенных сил. Вследствие этого, угроза в данном институте уголовного права характеризуется исключительным образом, так как в данном случае может инициироваться не только человеком, хотя, в большинстве случаев, все-таки виновником угрозы выступает человек.

Аналогично тому, какими свойствами угроза должна обладать в необходимой обороне для признания вреда правомерным, так и в случае правомерного причинения вреда в состоянии крайней необходимости угроза должна быть непосредственной, наличной и, само собой разумеется, реальной. Основное значение угрозы здесь состоит в том, что она выступает своеобразным «противовесом» при оценке правомерности причинённого вреда. Устраняемая угроза должна быть более значительной по характеру и степени общественной опасности, нежели причинённый вред для исключения преступности деяния.

Для примера состояния крайней необходимости можно привести следующую классическую ситуацию.

Шмик, возвращаясь из клуба совхоза домой, увидел лежащего на улице Михалкина, избитого неизвестным. По просьбе Михалкина Шмик поднял его, довёл до гаражей и без разрешения кого-либо посадил Михалкина в кабину пожарной автомашины и повёз его в больницу. В пути следования наехал на кочку и опрокинул автомашину, но, несмотря на это, Шмик довёл Михалкина до больницы. В результате аварии совхозу был причинён ущерб.

Верховный Суд Казахской ССР правильно расценил действия Шмика, как совершённые в состоянии крайней необходимости. Угроза для жизни многих людей, угроза экологической катастрофы или общественного бедствия является одним из условий правомерности обоснованного риска (ч. 3 ст. 41 УК РФ), наряду с:

- направленностью деяния в ситуации обоснованного риска на достижение общественно полезных целей (ч. 1 ст. 41 УК РФ);

- невозможностью достижения полезной цели действиями, не связанными с риском (ч. 2 ст. 41 УК РФ);

- обязанностью лица, допустившего риск, предпринять достаточные меры для предотвращения вреда охраняемым уголовным законом интересам (ч. 2 ст. 41 УК РФ).

Таким образом, угроза жизни одному человеку не исключает наличия обоснованного риска. Вместе с тем, отдельные авторы подчёркивают противоречие такого положения с требованием принятия достаточных мер для предотвращения вреда и расчётом лица на не наступление этого вреда. Однако в условиях научно-технического прогресса риск для жизни человека является неминуемым фактором. С учётом сказанного, в уголовно-правовой литературе отмечается, что действия, осуществляемые при обоснованном риске, могут быть осуществлены исключительно при согласии лица, чья жизнь или здоровье поставлены под угрозу.

Таким образом, следует вывод - значение угрозы в Общей части уголовного права определяется тем, что она является:

- в объективной стороне состава преступления разновидностью последствия и деяния;

- способом склонения другого лица к совершению преступления при подстрекательстве (ч. 4 ст. 33 УК РФ);

- наиболее распространённым проявлением психического принуждения (ч. 2 ст. 40 УК РФ);

- моментом возникновения права на необходимую оборону;

- одним из условий правомерности причинения вреда при задержании лица, совершившего преступление;

- «противовесом» при оценке правомерности причинённого вреда в состоянии крайней необходимости;

- одним из условий правомерности обоснованного риска (ч. 3 ст. 41 УК РФ);

- обстоятельством, смягчающим и отягчающим наказание (п. «е» ч. 1 ст. 61 и п. «к» ч. 1 ст. 63 УК РФ).

 

Автор: Коростылев О. И.