18.10.2011 6403

Экономическая функция в структуре либеральной и этатистской модели представлений о государстве

 

В западно-европейской правовой мысли этого же периода особенно выделяется учение знаменитого немецкого философа И. Канта. Являясь ярким сторонником раннего либерализма, И. Кант считал, что в задачу государственной власти не входит забота о счастье граждан, так как последнее характерно для деспотических государств.

В «Критике практического разума» И. Кант писал о том, что бытие и долженствование, сущее и должное не совпадают, они принадлежат к различным сферам. Эти взгляды породили в свое время представления о том, что объектом познания является только сущее, т.е. только наличные формы общественной жизни. По справедливому замечанию И.И. Бурдуковой, при таком подходе снимается проблема идеала, ценности, нравственного смысла государственных институтов. Против такой потери глубинного смысла политических феноменов и процессов решительно выступил П. Новгородцев.

Многообразие точек зрения на роль государства в экономике и реализацию экономической функции государства заставляет обратиться к противоположной изложенной выше концепции физиократов, а именно француза Ф. Кенэ, который отразил свои взгляды на данную проблему в «Экономической таблице» 1758 г.

Составной частью экономической теории физиократизма является идея невмешательства правительства в естественный ход экономической жизни.

Произведение Ф. Кенэ «Экономическая таблица» содержит схему разделения общества на три основных класса; 1) производительный класс земледельцев; 2) класс земельных собственников; 3) «бесплодный класс» - люди, занятые не в сельском хозяйстве.

Все три общественных класса находятся в определенном экономическом взаимодействии. Через механизм покупки и продажи продукции происходит процесс распределения и перераспределения «чистого продукта» и создаются необходимые предпосылки для постоянного возобновления производственного процесса, то есть воспроизводства.

Ф. Кенэ видит этот процесс, состоящим из следующих стадий:

- фермеры-земледельцы арендуют за деньги у земельных собственников землю и выращивают на ней урожай;

- собственники скупают продукты у земледельцев и промышленные изделия у ремесленников, в результате чего часть полученных ими за аренду земли денег переходит к сельским хозяевам и ремесленникам;

- фермеры закупают промышленные товары у промышленников;

- промышленники закупают сельскохозяйственные товары у фермеров. В итоге фермеры вновь получают денежные средства для аренды земли.

Таким образом, хозяйственный процесс представлялся физиократам как естественная гармония, которая может быть даже описана строго математически. Если исходить из схемы, предложенной Ф. Кенэ, места для какой-либо сознательной, активной политики государства в области экономики просто не остается. Точнее, по мнению Ф. Кенэ, государство должно установить такие законы, которые бы соответствовали «естественным законам» природы, и на этом экономические функции государства можно будет считать исчерпанными.

Попытку практической реализации экономической концепции физиократов предпринял француз Жак Тюрго, который в 1774 году был назначен вначале морским министром, а затем, в период 1774-1776 годов, занял пост генерального контролера финансов. Находясь на этом посту, Ж. Тгорго провел ряд реформ физиократического характера, острие которых было направлено на снижение роли французского государства в экономической жизни страны. Были отменены ограничения на хлебную торговлю, упразднены цеховые корпорации и гильдии, крестьянские натуральные повинности в пользу государства были заменены денежным налогом, были сокращены государственные расходы. Пожалуй, самым важным элементом реформ Ж. Тюрго было налогообложение дворянского сословия, которое до этого вообще не платило налогов. В перспективе планировалось полностью отказаться от сбора налогов с крестьян, заменив их единым поземельным налогом с дворян. Такая политика, естественно, сопровождалась серьезной оппозицией со стороны привилегированных сословий; начались придворные интриги, и в результате реформатор был вынужден уйти в отставку. После его ухода Людовик XVI отменил все нововведения Ж. Тюрго, и Франция начала свое безудержное движение к социальным потрясениям Великой французской революции.

Рассматривая политико-правовые идеи, мы выходим на еще одну очень важную проблему: пределы вмешательства государства в сферу гражданского общества, поскольку экономика представляет одну из его подсистем. Существуют две основные модели соотношения гражданского общества и государства - либерализм и этатизм.

В литературе существуют попытки с достаточной степенью определенности выделить несколько временных моделей либерализма.

Так, рационализм XYIII века оказал воздействие на формирование ран-нелиберальных идей в различных государствах.

Например, Б. Констан в Англии разработал во Франции концепции идеального общественного и государственного строя. В Англии этим занялся И. Бентам, а в Германии - Роттек и Велькер.

С позиции либерализма, чем меньше вмешательство государства в сферу гражданского общества, тем лучше для гражданского общества и, следовательно, субъектов гражданского общества. Этатизм занимает противоположную позицию в этом вопросе: чем больше вмешательство государства (в пределах разумного), тем лучше гражданскому обществу.

Представители классического либерализма (Дж. Локк, А. Смит» Дж. Милль), отстаивавшие максимальную свободу индивида, сводили государственное вмешательство в сферу гражданского общества к минимальным функциям государства. Минимальное государство изображалось в образе «ночного сторожа», полностью предоставляющего гражданское общество механизмам саморегулирования.

С точки зрения классического либерализма идеальным было бы невмешательство государства в сферу гражданского общества.

Так, в классическом эссе Дж, Ст. Милля содержался тезис о том, что «... единственная цель, которая оправдывает вмешательство человечества (индивидуальное и коллективное) в свободу действий любого из людей - это самозащита. Единственная цель, ради которой сила может быть причинена к одному из членов цивилизованного общества против его воли - это предотвращение вреда другим. Его собственное благо, физическое или моральное, не является достаточным оправданием. Отсюда логически вытекает принцип непричинения вреда, авторство в отношении которого приписывается Д.С. Миллю. Но даже эта единственная в своем роде оговорка подобного свойства дает основание исследователям утверждать, что «в середине XX века антиномия свободы и равенства была преодолена. Об этом особенно впечатляюще возвестило творчество Дж. Ст. Милля.

Может быть, это удалось сделать именно Дж. Стюарту Миллю, этому глубокому мыслителю, чье имя занесено в Британику не столько потому, что уже с 14-летнего возраста он был семьей С. Бентама, брата И. Бентама, а в 15-летнем возрасте изучал труды Д. Остина, но, прежде всего потому, что написал значительные работы по фундаментальным проблемам государствоведения.

Либерально-демократические доктрины XX века, свободные от догматизма и схематизма рационалистического этапа, в значительной степени определяют идеологическую атмосферу постиндустриального общества.

В специальной литературе, в отечественной и зарубежной, существует множество точек зрения относительно оценок вклада в либеральную теорию Джона Стюарта Милля и его отца Джеймса Стюарта Милля, Так, Райан считает, что, по крайней мере, что касается демократической теории, заявления играют скромную роль, и взгляды Джона Стюарта Милля на природу и цели демократии имеют дистанцию большого размера в отличие от взглядов Милля - старшего. В то время как, старший Милль полагал и связывал с демократией ожидания по установлению всеобщего утилитарного принципа, универсального и для целей законодательства, и для целей выработки политических решений, что и предполагало и предвосхищало приход хорошего правительства, устремления его сына характеризовались, прежде всего, с просветительской и обучающей функцией демократии, с ее потенциальной прогрессивностью, определяемой в терминах измерения качества жизни и характеров самих граждан. Это и будет предопределять необходимость борьбы против тирании общественного мнения, беспокойство о котором Милль разделял с Токвиллем. Для обоих мыслителей наиболее напряженной составляющей их мировоззрения тревога о возможном триумфе конформизма, тотально управляемом индивиде.

Дж. Милль ценил демократию за возможность, предоставляемую большинству населения, совершенствовать свое общество. Забота о благе большинства населения соответственно выразились в защите свободы волеизъявления в избирательном процессе. Таким образом, его взгляды были вполне последовательными в своих ключевых представлениях.

В своем сочинении «Утилитаризм» Дж. Милль дистанцировался от некоторых постулатов учения И. Бентама, прежде всего от психологических суждений автора и от любых суждений в духе «что только с позиций собственной пользы индивида следует рассматривать его моральные обязательства». Однако он последовательно и ясно проявлял интерес к основаниям утилитарной этики, в которой идеи счастья и свободы рассматривались в качестве тех, которые и должны выступать конечными целями существования и созидания.

Подобные же моменты характеризуют и другое произведение Дж. Милля «Опыты о свободе». Здесь автор также апеллирует к уже известному утилитарному принципу пользы, определяя его как прогрессивные и непрерывные интересы человека в процессе прогрессивного бытия. Пределы социального контроля определялись Д. Миллем сферой частного интереса и частной деятельности, в границах которых достигается безопасность существования индивида.

В обосновании идей либерализма большую роль сыграл английский правовед Дж. Бентам. Отметим, что российские историки и теоретики права не обходят своим вниманием данного автора. В последнее время о нем много пишут и в трудах по философии права. Однако в зарубежной литературе ему уделено гораздо больше внимания. Так, статья «Иеремий Бентам и общественный интерес», написанная Дж. Ганном и включенная в сборник «From Hobbes to Marx. Key Debates» насчитывает 69 источников. Причем в примечании к статье автор пишет, что «место Бентама в классической демократической традиции выглядит усеченным, тогда как даже не смотря на то, что интерпретаций взглядов Бентама несомненно больше, чем отведенное ему место в этой традиции».

В числе ряда новых, обобщающих понятий, сформулированных Дж. Бентамом, важное место занимает понятие общественной пользы или интереса. Оно пронизывало практически все представления Бентама об экономике, праве» политике, связывая их неразрывно с рекомендациями относительно социально-экономического и политического процессов. Столь большая приложимость учения Бентама к обширному числу обсуждаемых вопросов сделали труды Бентама весьма популярными.

Даже критерием различения целей гражданских законов, по И. Бентаму становится принцип общественной пользы или счастья общества. Поэтому и всю законодательную деятельность И. Бентам подводил под реализацию четырех рубрик: заботиться о средствах существования, обеспечить довольство, благоприятствовать равенству, обеспечить безопасность.

Ключевая идея утилитаризма состояла в том, что морально правильным является действие, которое в данной ситуации приносит наибольшее количество пользы. Утилитаризм является одной из разновидностей консеквенциалистских теорий, согласно которым о действиях, политических институтах и т.д. следует судить только по их результатам. Этим теориям противопоставляются деонтологические теории, которые подчеркивают важность мотива, долга, прав и принципов и вообще, соображений, обращенных в прошлое.

И. Бентам являлся автором следующих идей. Во-первых, законы должны приниматься только тогда, когда они более способствуют счастью людей, чем другие законы (или их отсутствие). Во-вторых, законам следует повиноваться, поскольку неповиновение повлечет наказание; не повиноваться следует только во избежание бедствия. И, наконец, законы должны отменяться и заменяться новыми, если они не выполняют должную утилитарную функцию.

Как следствие, по мнению Бентама, государство и система законов лучше способствуют достижению счастья, чем отсутствие законов и государства. Отсюда, по мнению основоположника утилитаризма, мы имеем нравственный долг поддерживать государство и повиноваться законам. По справедливому утверждению О.Э. Лейста, теория общей пользы служила тем фундаментом, на котором выстраивалась аргументация в защиту программных лозунгов либерализма, а именно свободы частнопредпринимательской деятельности и невмешательства государства в экономическую жизнь: «оставьте свободное пространство для всех торговцев и капиталистов с тем, чтобы они вступали в конкуренцию друг с другом..., предоставьте им возможность соперничать за то, чтобы привлечь покупателя, предлагая ему наиболее выгодные условия, вот в чем заключается метод».

Такого же мнения в оценке И. Бентама придерживается Дж, Ганн: «невидимая рука представлялась И. Бентаму не только чем-то естественным, но даже необходимым явлением».

Категория «общественного интереса» или «общественной пользы» по И. Бентаму не имела альтернативы, по словам Дж. Ганна, на протяжении, почти четырех последующих десятилетий. Публичный интерес интерпретировался Бентамом как агрегированная величина частных интересов, В схеме его суждений государство представлялось арифметической суммой его народонаселения, а общественная польза или интерес представал как арифметическая сумма извлекаемой всеми живущими пользы. Однако положения утилитарной теории подвергались справедливой критике по трем другим критериям определения правильности совершения действия: по критерию справедливости как важнейшему правовому основанию, по критерию соблюдения прав человека, по критерию соблюдения правил, установленных нормой права. Такой дотошный анализ позволял вскрыть существенные изъяны утилитарной теории, состоящие, прежде всего, в несовместимости с идеалами справедливости, в сомнительности общества, основанного на соображениях полезности, а не уважении и соблюдении прав человека.

О «публичном интересе как сумме частных интересов» И. Бентам писал в 1780 году. И. Бентам апеллировал к идее индивидуальной удовлетворенности, во всех присущих ей формах. Однако в более поздних работах он эволюционировал и стал куда более радикальным реформатором, предлагая программу действий для просвещенного правительства и даже описывая, как достичь такого положения. Разумеется, находилось много форм и способов достижения счастья и без государственного вмешательства. Многие действия, которые были целесообразны для достижения людьми счастья и удовольствия, были свободны и открыты для людей, не несли в себе никакого конфликта, не требовали никакого специального государственного органа для распределения ресурсов. Как замечает Дж. Ганн, «когда мы вновь вспоминаем, что И. Бентам был противником правительственного контроля и выступал за частную инициативу в определенных секторах экономики, мы не удивляемся тому, что И. Бентам также ощущал, что люди вносят свой вклад в общее благо и они хотят в результате всего этого безопасности и личного счастья. Представляется правомерным и то, что И. Бентама все чаще заботили аспекты обеспечения немедленной и непосредственной связи людей с правительством. Довольно часто он заявлял, что общественные интересы являются интересами более низкого разряда. Вот почему закон все еще должен реализовать общественный интерес».

По мнению Бентама, общественные или публичные интересы, которые по его схеме следовало подвести под реформы, соответствовали немедленным, строго субординированным правам, собственно адресованных к правительству, состоящий в максимизации средств к существованию, довольства, безопасности и равенства, Субординация здесь означала нацеленность на достижение наивысшего счастья для огромного числа людей. Эти четыре основания правительственного вмешательства служили тому, чтобы воплотить принципиальный мотив наивысшего счастья в конкретные формы. Безопасности и счастью отводилась наибольшая роль в данной иерархической системе ценностей. И все же первое место в этой иерархии отводилась достижению безопасности: «Из всех перечисленных целей закона безопасность есть единственная, которая с необходимостью охватывает будущее: средства к существованию, довольство, равенство могут быть рассмотрены исключительно по отношению к данному времени, безопасность же необходимо выражает собой распространение на будущее время всех тех благ, которых касается, следовательно она есть первенствующий предмет закона».

Так было потому, что не представлялось возможным одновременно извлечь все четыре потенциальных пользы. Наиважнейший принцип общественной пользы, а значит и законодательного регулирования, - безопасность.

Этот принцип, одновременно являющийся целью законодательного регулирования, по мнению И. Бентама, легко приспособить к измерению положения личности, собственности, репутации, наконец, самих условий жизни.

Впрочем, сам И. Бентам допускал серьезную оговорку, разъясняя, что «...мы не поместили свободу в число главных целей закона. Для ясности понятий нам необходимо рассматривать ее, как отрасль безопасности; личная свобода есть безопасность от известного рода обид, касающихся лица; что же касается до политической свободы, то она составляет другую отрасль безопасности, она есть безопасность от несправедливостей со стороны правительственных лиц. Последнее составляет предмет не гражданского, а конституционного права.

Существенно и то, что общим свойством всех этих четырех элементов являлось то, что все они, кроме, пожалуй, довольства, могли быть реализованы в определенных условных единицах для всех граждан.

И. Бентам особенно отмечал, что безопасность людей и собственности неразрывно связаны друг с другом одним универсальным интересом. Он полагал, что ничьи достижения не могут быть основаны на атаках чужой собственности, включая намерении таким образом достичь изобилия и цивилизованного существования. Он бросал вызов тем, кто предупреждал, что демократия будет основываться на оскорблении собственности.

Атаки на собственность, полагал И. Бентам, были актами персонифицированного разрушения безопасности и в этом не было ровным счетом ничего относящегося к представлениям о нормальной человеческой жизни.

Таким образом, последовательно защищалось Бентамом правительственное вмешательство путем установления законов, направленных на поддержание безопасности. Бентам даже перечислял случаи, в которых жертва некоторой части безопасности относительно собственности необходима для сохранения остальной, большей части безопасности:

1. Общие государственные нужды для защиты государства от внешних врагов;

2. общие государственные нужды для защиты государства от внутренних врагов;

3. общие государственные нужды для устранения физических бедствий;

4. пени с нарушителей безопасности, как наказание или как средство к вознаграждению пострадавших;

5. отнятие у частных лиц части их собственности для образования средств противодействия вышеперечисленным бедствиям через устройство судов, полиции, войска;

6. ограничение прав собственности, или ограничение пользования собственностью, с целью воспрепятствовать собственнику вредить другим или самому себе.

Позднее Бентам несколько изменил свою привычную, хорошо узнаваемую формулу публичного интереса. Он пришел последовательно к восприятию взгляда о том, что публичный интерес достигается только тогда, когда есть возможность выразить каждому индивиду свой частный интерес. Разумеется, речь никоим образом не шла о принятии каждого частного интереса. Ведь логически можно было бы предположить наличие частного интереса, противоречащего правительственной или законодательной модели. Таким образом, Бентаму тоже не удалось избежать упреков неразрешимости конфликта интересов в предложенной им схеме. Но, невзирая на эту ограниченность теории, по мнению его же критиков, Бентам был прав, провозглашая, гражданские свободы были должным образом защищены и гарантированы лишь тогда, когда не существовало случаев их ограничения. И. Бентам вошел в историю правовой и политической мысли еще и потому, что провел скрупулезный сомиологический анализ интересов, и что важно и современно, доведя свой анализ до постановки вопросов об электоральном поведении. Вот почему, несмотря на кажущуюся схематичность и утилитарность представлений данного автора относительно границ правительственного вмешательства, его теория, черпавшая живительные соки в социологии и юриспруденции, была воспринята больше политологами, нежели правительственным истэблишментом.

Таким образом, анализ взглядов и идей И. Бентама свидетельствует о невозможности исключения государства из сферы регулирования общественных, в том числе экономических отношений, прежде всего по критерию обеспечения безопасности общественных отношений.

В настоящее время в юридической литературе активно обсуждаются разнообразные аспекты безопасности, включая необходимость создания системы национальной безопасности, включающей, в том числе, экономическую безопасность. Высказывается обоснованная тревога в связи с отсутствием должного государственного контроля, за продовольственной безопасностью.

Так, в России за период с 1999 по 2003 годы более 200 тысяч человек умерли от фальсифицированных спиртных напитков (в 1998г. - 26 тыс. человек, а в 2003г. уже более 45 тыс. человек). Таким образом, в 2003 году по сравнению с 1998 годом число случаев смертельного отравления алкоголем выросло на 73,1 %. Проблема обеспечения безопасности актуализирует необходимость выделения такого направления деятельности государства, которое отражает неспособность рыночных регуляторов балансировать возможные для потребителя опасные последствия.

В определенной мере в этом же русле, но на несколько иных методологических позициях находились сторонники юридического позитивизма. Так, английский юрист Дж. Остин, ограничительно определяя рамки правоведения изучением действующего права, среди законов, определяющих поведение человека в обществе, в качестве, хотя и третьего элемента выделил позитивные законы, установленные государственной властью. Позитивисты, комментируя действующее право, как известно, почти не обращаются к общетеоретическим проблемам. Но при этом государство рассматривается ими прежде всего как участник гражданско-правовых сделок, как субъект частного права. Как известно, во второй половине XIX века юридический позитивизм во многих странах стремительно модифицировался. Но незыблемым оставался тезис о невмешательстве государства в экономическую подсистему. Он лишь мимикрировал под положение о необходимости правового самоограничения государства, тем самым вплотную приблизившись к постулатам концепции правового государства.

Особое место в данном ряду занимает учение О. Конта. И эта особенность обусловлена той тревогой и беспокойством, которыми сопровождался сам процесс выработки представлений приверженцами данного научного направления. Кризисное состояние общества, включая комплекс противоречий, порожденных экономическим кризисом, способствовали формированию мировоззренческих и методологических установок исследователя, который не только отчленил социальную функцию науки, но и сформулировал специальный закон трех стадий, которые человечество прошло в стремлении осмыслить современный ему мир. У О. Конта находим весьма тонкие наблюдения относительно возможности совершенствования социальной структуры общества, о необходимости координации всех сторон современной ему цивилизации.

Как справедливо указывают исследователи, «в конкретных исторических условиях первой половины XIX века либеральные лозунги о защите личности от государственной власти означали более всего требование «нейтральности государства» в неравной борьбе за существование наемных рабочих и владельцев капитала.

Формирование идей либерализма на различных этапах вызывал напряженный интерес, так как был связан с процессом модернизации общества, который проявлялся в развитии экономики, изменениях социальной структуры, культурных и нравственных установок общества. По справедливому замечанию Н.В. Ростиславлевой, «с одной стороны, либерализм представляет собой попытку понять и объяснить новоформирующийся мир, с другой - изменить его».

Главная идея либерализма - защитить с помощью права (закона) индивидуальную свободу, предоставить личности максимальное количество шансов для самореализации и избежать при этом какого- либо насилия. В разных государствах, в разное время эта парадигма обретала свои знаки отличия.

Региональные модели либерализма были обусловлены как историческими особенностями национального развития и национального характера, так и степенью воздействия глобальных общественно политических и социально - экономических явлении.

Теория либерализма начала формироваться еще в XVII веке, была сформулирована в XVIII веке, и восторжествовала в XIX веке. Как установлено исследователями данного явления, термин «либерализм» был впервые употреблен в 1810 году в Испании, где либеральные идеи не имели прочных оснований. В XIX веке центрами либерализма являлись Англия и Франция.

Русская либеральная мысль развивалась под воздействием отмены крепостного права и последовавшим вслед за этим реформированием многих сторон общественной жизни.

П.Н, Новгородцев рассматривал правовые и нравственные нормы, законы, институты как относительно самостоятельные явления, существующие независимо от текучих, меняющихся явлений и ценностей повседневной жизни. Именно поэтому они и могут выполнять регулятивные функции: быть мерой, образцом, имеющим абсолютную значимость.

Они, эти нормы, коренятся в сознании личности, в ее глубинах, они связаны с непреходящими нравственными и религиозными ценностями.

Такого рода суждения привели П.Н. Новгородцева к формулированию концепции правового государства, базирующейся на прочном духовном и нравственном фундаменте. Вместе с тем, такой подход был тесно связан с решением социально-экономических задач. П.Н. Новгородцев прямо сформулировал «право на достойное существование», подразумевая роль государства в поддержке людей, «страдающих от экономической зависимости, от недостатка средств».

Б.А. Кистяковский написал статью «Государство правовое и социалистическое» в самый разгар первой русской революции. Под правовым государством автор понимал конституционное государство.

Б.А. Кистяковский полагал, что именно правовое государство сможет выразить стремление людей к «общему благу», а потому решительно отвергал модель государства Т. Гоббса, Безжалостный и подавляющий зверь, Левиафан, по Т. Гоббсу, не приемлем по мысли Б.А. Кистяковского, для России. Более приемлемыми к воплощению, считал Б.А. Кистяковский, это симбиоз моделей Фихте, с его нацеленностью на осуществление личности, и Гегеля, с его идеей мировой, саморазвивающейся идеи.

Главное, по мысли Б.А. Кистяковского, это ограничение государственной власти, конституционно оформленные, для создания прочных условий самоопределения и самопроявления личности.

В работе видного представителя русской либеральной мысли Б.Н. Чичерина «Собственность и государство» автор доказывал, что коренным юридическим началом является право собственности и негоже отдавать его в руки государства.

Социологическая концепция права и государства также отводила определенное место исследованию соотношения «государство и экономика». Фокус исследования упирался в противоречие между юридическими нормами и существующим правопорядком. С.А, Муромцев, а в дальнейшем и его последователи, такие как Н.М. Коркунов, М.М. Ковалевский связывали учение о государстве с социологической теорией права. Последняя давала возможность более зримо представить противоречия между различными интересами и классами. Представители социологической школы искали способы замирения противоречивой социальной среды. Так, М. Ковалевский полагал, что для преодоления противоречий необходимо вмешательство государства в распоряжение собственностью в интересах земледельцев и рабочих, юридическое закрепление права на труд, свободную деятельность профсоюзов» их борьбу за социальные права. Таким образом, представители социологической школы рассматривали экономические проблемы в одном ряду с социальными. Экономическая и социальная ткань, из которых сотканы общественные отношения выступала в их представлениях единой, формирующей простор для законодателя в плане учета в духе либеральной теории экономических и тесно связанных с ними социальных прав граждан. В настоящее время роль и значение социологической теории права оценивается весьма высоко.

Социологический подход к праву, по словам В.В. Посконина и О.В. Поскониной, хорошо согласуется с ослаблением директивной роли государства, с ограничением вмешательства государства в экономику, с децентрализацией управления. Такой подход хорошо согласуется и с плюрализмом в обществе, с разделением властей, обосновывает высокую роль суда. В социологической теории права заложен очевидный демократический, антитоталитарный импульс. Вместе с тем, очевидно, что если не найти разумных пределов плюрализма и децентрализации, то общество может быть дезорганизовано.

В этом же ряду находятся и суждения другого известного русского ученого-правоведа, Г.Ф. Шершеневича. Государство, по мнению Г.Ф. Шершеневича, обращает свои силы на созидательные цели. По его мнению, необходимо исследовать социальную направленность государства, заинтересованного в своем самосохранении. Либерально-демократические доктрины XX века, свободные от догматизма и схематизма рационалистического этапа, в значительной степени определяют идеологическую атмосферу постиндустриального общества.

Диаметрально противоположные взгляды выражали приверженцы социалистической и коммунистической правовой идеологии, начиная от социалистов-утопистов и завершая трудами классиков марксизма - ленинизма. В этих учениях чрезмерно гипертрофировалась роль государства диктатуры пролетариата. Вместе с тем, марксистское учение содержало идею отмирания государства, увязанное с перспективой отмирания классов.

Особое место занимает учение и программа социальной демократии. Демократическое государство с всеобщим избирательным правом сможет, способствуя развитию различных форм организации рабочих, по мнению, например, Ф. Лассаля, постепенно вытеснить буржуазию из всех сфер экономической деятельности. Идеи упрочения государственного вмешательства в экономику резко критиковались представителями политико-правовой идеологии анархизма. Так, М. Бакунин считал, что в будущем общество будет представлять из себя вольную организацию рабочих масс снизу вверх, федерацию самоуправляющихся трудовых общин и артелей без центральной власти и управления: «Государство должно раствориться в обществе, организованном на началах справедливости».

Либерально-демократические доктрины XX века, свободные от догматизма и схематизма рационалистического этапа, в значительной степени определяют идеологическую атмосферу постиндустриального общества. Но в XX в. оказалось, что саморегулирование без помощи государства оборачивается все большей ценой, которую обществу приходится платить за экономическое развитие по схеме «подъем - спад - кризис - подъем и т.д.». Государство своим рациональным воздействием способно уменьшить эту «плату». Правда, есть опасность чрезмерного государственного вмешательства, которое грозит еще большими потерями, чем естественное саморегулирование. Поэтому с точки зрения неолиберализма (М. Фридмен, Ф. А. Хайек) если нельзя обойтись без государственного вмешательства, то следует его максимально ограничивать. Недопустимо удовлетворять социально-экономические притязания социально слабых субъектов гражданского общества в ущерб свободе. Недопустимо прибегать к административным методам, если возможны экономические. Недопустимо прибегать к перераспределению национального дохода вместо создания в обществе условий для максимальной активности всех субъектов.

Экономические способы сводятся к государственной поддержке конкуренции путем перераспределения национального дохода. В результате на смену свободному рынку приходит государственно-регулируемый рынок. Последний с точки зрения теории неолиберализма, куда менее эффективен, чем свободный рынок, но, после того как свободный рынок исчерпает свои возможности, активное государственное вмешательство в дела гражданского общества следует воспринимать как «неизбежное зло».

Теоретические основы ордолиберализма были разработаны в довоенных работах ученых фрайбургской школы - В. Ойкена, Ф. Бёма, А. Мюллера-Армака и других, разработавших концепцию «порядков». Это учение получило название «ордолиберализм» по названию ежегодника о хозяйственном и общественном строе - «ОРДО». По мнению Ойкена, «смягчение напряженности между потребностями и их удовлетворением... всегда соответствует общему интересу».

Среди сторонников социальной рыночной экономики и ордолиберализма были разногласия. Например, В. Ойкен отрицательно относился к попыткам преодолеть социальные проблемы с помощью политики широкомасштабного перераспределения государством совокупного продукта; чрезмерными он оценивал социальные устремления Л. Эрхарда и А. Мюллера-Армака. Лучшим способом решения «социального вопроса» В. Ойкен считал создание благоприятных условий для эффективного хозяйствования и свободных хозяйственных решений. Таким образом, основные разногласия касались понимания роли государства в экономике.

В. Ойкен указывал, что «...экономическая политика, - должна быть направлена не против злоупотреблений существующих властных структур, а непосредственно против возникновения таковых вообще».

В. Ойкен в «Основных принципах экономической политики» показал на конкретных примерах, как монополия разрушает социальные преимущества рынка совершенной конкуренции. Искажая ценовые сигналы, монополия изменяет направление потоков ресурсов, первоначально определяемое спросом потребителей. Вследствие роста цен на товар монополиста потребители вынуждены ограничивать свое потребление других товаров. Поэтому поток капитала из немонополнзированных сфер производства устремляется в монополизированные, которые за счет привлеченных из других отраслей дополнительных средств осуществляют инвестиции, технически перевооружая собственное производство.

В. Ойкен называет эти проявления рыночной власти «принудительный отказ от потребления» и «принудительные накопления». Было бы ошибкой считать, что именно монополия порождает тенденцию к проведению «политики централизованного управления», что объясняется В. Ойкеном тем, что отсутствие равновесия в борьбе монополий между собой дало государству повод вмешиваться в экономические процессы путем осуществления централизованного управления. Во-первых, закрытая, тоталитарная экономика, о которой идет речь в книге В. Ойкена, не ограничивается в своей сущности и проявлениях лишь политикой или централизованным характером управления, а охватывает все области экономической и общественной жизни в целом. Во-вторых, В. Ойкен исследовал «централизованно управляемую экономику» 30-40-х гг., формированию которой действительно предшествовала монополизация экономики тех стран, в которых в начале 30-х гг. победила тоталитарная тенденция, но, с одной стороны, «после - не значит вследствие», а с другой стороны, история, в том числе история XX века, знает примеры «централизованно управляемых экономик», возникших в странах с низким уровнем монополизации экономики, а с третьей - остается непонятным, почему страны, имевшие такой же или более высокий уровень монополизации (скажем, США), не стали централизованно управляемыми. В-третьих, монополии в открытой экономике (рыночном хозяйстве, по терминологии В. Ойкена) и закрытой, тоталитарной, имеют существенные различия, не позволяющие выводить один тип из другого (последнее заблуждение характерно не только для В, Ойкена, но и для классиков марксизма, которые полагали, что рост степени обобществления производства и капитала приведет к единой государственной и даже интернациональной монополии, в условиях которой и будет возможен коммунизм или социализм).

Таким образом, на государство возлагается серьезная задача - задача определения прав производителей и потребителей, действующих на рынке. «Промышленное общество, основанное на рыночных отношениях и предлагающее значительную свободу выбора, немыслимо без правовой системы, без власти закона», - отмечает видный английский социолог К. Поппер.

В рамках этатизма различаются два варианта регулирующего воздействия государства на общество - авторитарный и демократический этатизм.

Авторитаризм вообще означает такой способ властного воздействия на общество, при котором блокируется или разрывается обратная связь между управляющей и управляемой системами, власть стремится формировать общественные отношения. Авторитарный государственный режим (авторитаризм характерен и для тоталитарных систем, но это - крайний авторитаризм, слияние управляющей и управляемой систем) представляет собой крайнее проявление этатизма. Такой режим задает общее направление социально-экономического развития, блокируя действие механизмов саморегулирования, но, не разрушая их, не подавляя гражданское общество. Более того, авторитарный государственный режим может быть даже нацелен на ускоренное формирование этих механизмов, если они недостаточно развиты или были разрушены тоталитарной системой. Авторитарный вариант этатизма не может быть долговременной, стабильной формой социально-экономического развития, каковой является демократия.

Противоположность авторитарному варианту составляет демократический вариант государственного интервенционизма, который воплощен в теории и практике «государства всеобщего благоденствия)) или социального правового государства. Это такой вариант этатизма, при котором параметры и пределы государственного вмешательства, особенно в экономику, определяются потребностями гражданского общества, точнее, большинством субъектов гражданского общества.

С позиции умеренно этатистской теории кейнсианства (Дж. М. Кейнс, Дж. Гэлбрейт) государственное вмешательство однозначно является благом для гражданского общества и отсутствие такого вмешательства в условиях свободного рынка закономерно привело к кризису индустриального общества. Государство, пользуясь своим монопольным положением на денежном рынке и правом его регулирования, систематически и преднамеренно нарушает равновесие денежного рынка с целью изменить норму процента, привести инвестиционный спрос в соответствие с предложением сбережений, помочь установлению других макроэкономических пропорций. Такую денежную политику обычно называют кейнсианской, отмечая тем самым заслуги выдающегося экономиста нашего столетия Дж. М. Кейнса (1883 -1946) в исследовании этого и иных механизмов современного рыночного хозяйства. С течением времени кейнсианская денежная политика превратилась в один из наиболее распространенных способов государственного воздействия на экономику. Трудно назвать страну с развитым рыночным хозяйством, где сумели бы обойтись без того или иного варианта денежного регулирования процентных ставок. Но кейнсианство не отрицает саморегулирования гражданского общества вообще, а требует такого государственного вмешательства, которое исправляло бы пороки саморегулирования, предотвращало экономические кризисы и обеспечивало социальный мир.

Представители исторической школы, Шмоллер и другие способствовали созданию в 1872г. в Германии «Verein fur Sozialpolitik» - ассоциации социальной политики, члены которой провозглашали идею об участии экономистов в подготовке программы реформ. Они выступали в защиту практических реформ с целью укрепить монархию, ибо императорская власть всегда для них стояла выше мирских классовых интересов. Речь шла не о простом оправдании государственного вмешательства - они считали его единственным условием эффективного функционирования экономики.

Социальное законодательство и гарантирование коллективных договоров с предпринимателями, по мнению Шмоллера смогут отучить рабочих от революционных идей. На основе сказанного легко понять, почему Бисмарк воспользовался программой, разработанной «Verein fur SozialpoHtik». Хотя Шмоллер и отвергал экономический диагноз капитализма, поставленный К. Марксом, он соглашался с выводом о неизбежности социализма. Однако социализм должен возникнуть, по Шмоллеру, не в результате пролетарской революции, а на основе совместных действий монархии и более образованных рабочих.

В период формирования индустриального общества, в XIX в., минимальное (либеральное) государство действовало в интересах развития общества в целом в той мере, в которой оно предоставляло гражданское общество саморегулированию, благодаря чему и получило название «ночной сторож». Но в конце XIX в. положение изменилось. Социальная власть, сосредоточенная в руках монополистических групп, усилилась настолько, что либеральное государство уже не отвечало потребностям социально-экономического развития. Невмешательство (в той мере, в какой оно было реальным) государства в сферу гражданского общества стало оборачиваться против свободной конкуренции и господства права, характерного для рыночной экономики.

Таким образом, невмешательство государства в сферу гражданского общества тогда, когда в последнем господствовали отношения свободной конкуренции, с одной стороны, содействовало социально-экономическому развитию и тем самым соответствовало интересам общества в целом, с другой - объективно создавало основу для сосредоточения социально-экономической власти в руках отдельных групп, подавляющих плюрализм и конкуренцию частных интересов, что закономерно приводит к падению эффективности общественного производства.

После второй мировой войны в большинстве развитых стран к власти приходят новые политические элиты, реализующие некоторые идеи социал-демократии, кейнсианства и неолибералнзма, оправдывающие ограниченное вмешательство государства в дела гражданского общества, В этих странах (прежде всего в Западной Европе, в меньшей мере в США) складывается государство, которое не только гарантирует свободу, безопасность и собственность, но и обеспечивает социальный мир и экономический рост, создаст социальные гарантии (особенно в сферах занятости, образования и здраво охранения), позволяющие большинству членов общества более эффективно добиваться благополучия за счет самостоятельной активности. В юридической сфере это выражается в формальном признании государством и гарантировании его реальной политикой так называемых социальных, экономических и культурных прав человека и гражданина, или «прав человека второго поколения» (сюда включаются права на минимум заработной платы, обеспечивающий достойное существование, на охрану труда и защиту от безработицы, на отдых, поддержку семьи, социальное обеспечение по возрасту или инвалидности, на бесплатное или социальное жилище, на бесплатное или за доступную плату образование и здравоохранение и т. п.). Признание некоторых из этих «прав» в наиболее развитых странах начинается еще в первой половине XX в., а после второй мировой войны они включаются в число общепризнанных прав человека.

«Права второго поколения» в основном складываются в результате деятельности социального правового государства. В этом их сущностное отличие от «прав человека первого поколения» - естественных и неотчуждаемых прав и свобод. «Права первого поколения» объективно возникают в гражданском (индустриальном) обществе и порождают либеральное государство, соблюдающее и защищающее эти права и свободы. Наоборот, в процессе формирования постиндустриального общества сначала государство решает задачи по перераспределению национального дохода, а уже затем констатируется факт, что в результате социальной деятельности государства складывается система защищаемых законами интересов социально слабых членов общества, т. е. возникают «права второго поколения».

Это «права», производные от деятельности государства, а не естественные и неотчуждаемые. Это «права» в кавычках, так как в действительности большинство из них суть не права, а привилегии, льготы и преимущества социально слабых. Например, право на жилище означает прежде всего, что малоимущим, нуждающимся в жилище, оно предоставляется государством бесплатно или за доступную плату. Другие же члены общества самостоятельно приобретают жилье за реальную справедливую цену. Но для того чтобы одним давать жилье бесплатно, государство должно у других отнять в виде налогов часть имущества. Подобные привилегии социально слабых означают, что общество делится на тех, в чью пользу перераспределяется национальный доход, и тех, за чей счет он перераспределяется. Причем привилегии устанавливаются произвольно (в нейтральном смысле) и также произвольно реализуются - в зависимости от объективных возможностей экономики и политики конкретного правительства (левой или правой ориентации).

Вместе с тем государство решает общесоциальные задачи: за счет гибкой налоговой политики поддерживает конкуренцию и способствует развитию отстающих секторов экономики, стимулирует реструктуризацию народного хозяйства; финансирует социальные программы, направленные на повышение квалификации рабочей силы, рост образовательного уровня, сохранение физического и духовного здоровья нации и т. д.

Чрезмерная ориентация государства на принцип социальной государственности в ущерб господству права приводит к перегруженности государства, непомерному разбуханию и неэффективности государственного аппарата, снижению производства, оттоку капитала и инфляции. В результате механизм саморегулирования гражданского общества приводят к власти новую политическую элиту, которая больше ориентируется на правовое начало государственности. При новой внутренней политике уменьшается налоговое бремя, сокращаются расходы на социальные программы, растет рентабельность производства и начинается приток капитала. Но положение социально слабых ухудшается, и после оздоровления экономики к власти опять приходит политическая элита социал-демократической ориентации. Так социальное правовое государство действует по принципу маятника, колеблющегося между началами правовой и социальной государственности: при правительстве правой ориентации в ущерб социальным задачам государства происходит накопление ресурсов, необходимых для их решения; при правительстве левой ориентации эти ресурсы растрачиваются, и политический «маятник» начинает движение «вправо» и т.д.

В действительности в постиндустриальном обществе сложилось социальное правовое государство, сочетающее в своей практике идеалы неолиберализма и умеренного этатизма. Хотя это государство и ограничивает сферу общественного саморегулирования, тем не менее, оно оберегает механизмы саморегулирования и плюрализм интересов и в этом смысле является умеренно либеральным. Вместе с тем в его деятельности проявляются черты этатизма, поскольку оно «не доверяет» саморегулированию и вмешивается в общественную жизнь, в результате чего происходит огосударствление прежде автономных секторов сферы гражданского общества (социальная структура, экономика, культура, отношение к природным ресурсам).

Развитие событий в XX в. показало, что, несмотря на стремление власти монополий подавить механизмы саморегулирования гражданского общества и использовать в этих целях государственные институты, саморегулирующееся начало оказалось сильнее. Интересы экономической эффективности как интересы общества в целом восторжествовали. Там, где механизмы саморегулирования оказались достаточно развитыми, государство стало интенсивно вмешиваться в дела гражданского общества с целью рассредоточения социальной власти и формирования новых, защитных механизмов саморегулирования.

Напротив, там, где эти механизмы были развиты недостаточно, в определенных социально-исторических условиях произошло подавление гражданского общества, и возникли менее жесткие тоталитарные режимы (Италия, Германия). Экономическая неэффективность этих режимов (с точки зрения потребностей естественного развития общества), равно как и созданного в СССР жесткого тоталитарного режима, заставляла их ориентироваться на милитаризацию экономики и агрессивную внешнюю политику. В итоге второй мировой войны менее жесткие тоталитарные режимы прекратили свое существование.

Принцип социальной государственности в деятельности современного государства ориентирует это государство на осуществление патерналистских функций по отношению к гражданскому обществу и отдельным группам субъектов гражданского общества. Государственный патернализм является результатом общественных ожиданий в постиндустриальном обществе и проявляется как недоверие к саморегулированию, особенно в сфере производства и распределения. Но во второй половине XX в общественные ожидания, связанные с воздействием государства на темпы экономического роста, планированием, содействием научно-техническому прогрессу, оправдались далеко не полностью, породили отрицательные побочные последствия как для общества, так и для государства. На основе этой практики в теории разработана типология задач современного социального правового государства, выходящих за пределы осуществления минимальных функции.

Социально-экономическая задача - это задача поддержания эффективности народного хозяйства и способствования формированию такой социальной структуры, которая исключала бы антагонистические противоречия между отдельными группами. Решение этой задачи достигается путем перераспределения национального дохода и государственного стимулирования экономического роста. При этом должны создаваться условия, способствующие наибольшей экономической активности наибольшего числа людей (трансформация либерального принципа Дж. Бентама в эпоху государственного интервенционализма). Экономический и социальный аспекты решения этой задачи неразрывны: социальная деятельность государства возможна только на базе эффективной экономики.

Экономическая политика государства осуществляется как стимулирующая бюджетная, кредитная и налоговая политика на основе экономического прогнозирования, как предоставление субвенций в малоэффективных, низкорентабельных или слаборазвитых отраслях народного хозяйства, сохранение и развитие которых выгодно обществу в целом, как приоритетные затраты на развитие транспорта и инфраструктуры. Создание, а тем более расширение государственного сектора в народном хозяйстве признается крайней мерой по поддержанию уровня занятости населения. Неэффективность этой меры подтверждается периодическими реприватизациями в государственном секторе.

Таким образом, в социально-экономической сфере современное государство осуществляет две взаимосвязанные функции. Во-первых, государство содействует экономическому развитию (по меньшей мере, обеспечивает стабильность). Во-вторых, оно способствует максимальной активности (занятости) населения и обеспечивает социально слабым уровень потребления, соответствующий современным представлениям о человеческом достоинстве, Э.В. Талапина в своей интересной книге «Управление государственной собственностыо» в сложном взаимодействии государства и экономики определяет следующие роли государства. Во-первых, государство является регулятором экономических отношений. В качестве основного регулятора выступает право. Принимается множество законов, обеспечивающих открытость, прозрачность и доступность правил функционирования экономики. Во вторых, государство организует контроль, за соблюдением установленных правил на рынке. В-третьих, государство само является хозяйствующим субъектом, а также субъектом международных экономических отношений, В совокупности все эти роли государства с правовой точки зрения улавливаются в категории «экономическая функция государства». Вместе с тем, исследователь справедливо апеллирует к мнению М.Н, Марченко для обоснования главенствующей роли экономической функции в системе иных функций.

У автора указанной книги весьма интересно систематизированы различные факторы, предопределяющие необходимость вмешательства государства в экономическую жизнь. К ним относятся, по мнению Э.В. Талапиной, такие факторы, как вызовы социальной среды, влияние внутренних политических процессов, внутренняя динамика развития. Интересна, на наш взгляд, аргументация автора, связанная с обоснованием тезиса о чрезвычайной дифференцированное регулирования экономической деятельности. Э.В. Талапина, делает общий вывод о том, что чем теснее связь экономической деятельности с социально-государственной сферой, тем настоятельнее необходимость осуществления регулирования. Выделив основные реализации экономической функции государства, автор заключает, что экономическая функция государства - это осуществление государственного регулирования экономических отношений. Но так ли проста эта связь. Какое место занимает эта связь в логических основаниях общей теории права. По мнению, например, В.М. Сырых, между экономическими и юридическими закономерностями имеется диалектически противоречивая связь. Патерналистский характер этих функций заключается в том, что государство, или правительство, определяет (по меньшей мере, стремится определять) приоритеты экономического и социального развития. Роль гражданского общества здесь сводится к тому, что оно реагирует на эффективность осуществления этих функций, и в результате к власти приходят политические элиты то левой, то правой ориентации. Экономическая и социальная функции реализуются главным образом в социальном законодательстве и в деятельности исполнительной власти.

Таким образом, на основе проведенного анализа можно сделать следующие выводы.

1. Учение о функциях государства в той или иной форме содержится в подавляющем большинстве учений о государстве.

2. Усиление интереса к проблеме функций государства наблюдается либо в периоды возникновения новых государств, либо в период интенсификации государственного строительства в различных странах.

3. Все многообразие учений о функциях государства можно свести в контексте осмысления экономической функции к про государственным, аргументирующим усиление участия государства в его воздействии различными способами, в том числе, правовыми на экономические отношения, и либеральные теории, максимально ограничивающие роль и значение экономической функции государства.

4. Сам термин «либерализм», впервые возникший в Испании, в стране без прочных основ для последующего его развития, в дальнейшем приобрел широкое распространение, прочно утвердившись в Англии, Франции. Распространение либерализма в России было обусловлено не только отменой крепостного права, но и проникновением идей естественного права. Однако национальные особенности русского либерализма объяснялись не только вплетенностью данного явления в общую ткань рассуждений о конституционном, правовом государстве, идеей ограничения государственного вмешательства с целью создания условий для саморазвития и самореализации общества. Главное отличие состояло в попытке адаптации идеи либерализма к поискам духовного идеала, к постижению идеи правового просвещения, преодоления правового нигилизма, к возрождению нравственности.

5. Вместе с тем, оговорка «основные» функции подчеркивала возможность существования иных функций. Так, Г. Еллинек выделил и описал чрезвычайную государственную функцию, проявляющуюся во время войны-

6. Еще ко времени первой крупной систематизации учений о функциях государства в классической работе Г. Еллинска не наблюдалось выделения экономической функции. Количество выделенных основных функций соответствовало количеству различных государственных властей в духе учения Монтескье. Г. Еллинек выделял три основные государственные функции: законодательную, правительственную и судебную.

7. Исследование функций государства в советский период несет в себе отпечаток эпохи; превалирует классовый подход. Экономическая функция рассматривается в трудах В.И. Ленина и И.В. Сталина в качестве основной, в духе примата экономики над другими, надстроечными элементами, в том числе над правом.

8. XX век стал временем противоборства целого ряда подходов в связи с определением меры государственного воздействия на экономику, от тотального огосударствления экономики, осуществленной в СССР, до ренессанса идей Смита о государстве, как «ночного сторожа». Каждый подход имел свои кратковременные победы и поражения, порождая откаты от рожденных ими курсов и экономических политик.

9. В доктринальном плане вышеизложенное послужило основой для разработок не только в области углубления учения о государстве и его функций, но и к углублению интереса к функциональному подходу, как самодостаточному направлению научной мысли, к созданию структурно-функционального подхода. Таким образом, подходы и к самому правопомиманию становились более сложными и многообразными. Со временем выделилось и оформилось направление «экономика и право», обогатившееся разработками в области институционального подхода.

 

Автор: Атаян Г.Ю.