Понятие юридической фикции

Прежде чем приступить к исследованию проявлений и роли фикции в теории права, обратимся к общенаучному толкованию данного понятия.

Словарь иностранных слов и выражений даёт следующее определение: фикция (латинское fictio) - 1) выдумка, вымысел, несуществующее ложное; 2) юридический приём, заключающийся в том, что действительность подводится под формулу, ей не отвечающую, или даже ничего общего о ней не имеющее, чтобы, в дальнейшем, из этой формулы сделать какие-либо выводы. Логический словарь-справочник: фикция (лат fictio - образование, формирование, создавание, составление; но в переносном смысле - выдумывание, выдумка, вымысел) - мнимое, ложное, вымышленное, нечто не существующее; выдумка, вымысел.

Иностранные источники дают определение фикции с точки зрения их роли, в познавательном процессе называя фикцией «предположение, даже невероятность которого сознаётся, но, тем не менее, может сослужить большую службу человеческому разуму, как временное вспомогательное понятие, которое потом снова исключается из теоретического рассуждения». Однако, в данном случае понятие фикции смешивается с понятием гипотезы.

Наиболее удачное определение, на мой взгляд, содержится в малом энциклопедическом словаре Ф.А. Брокгауза - И.А. Ефрона: фикция есть «предположение, заведомо не соответствующее действительности, в противоположность презумпции - положению, которое признаётся справедливым до тех пор, пока не доказано противное. В римском и английском гражданском праве фикции служили для введения улучшений в действующее право согласно нарождающимся потребностям, не изменяя буквы закона».

В общенаучном плане фикция, как метод познания, сыграла заметную роль в философии, послужив основой для самостоятельной субъективно-идиалистической философской концепции - фикционализму. Суть фикционализма состоит в том, что человеческое познание считается системой фикций, практически оправданных, но не имеющих объективно-теоритического значения. Основоположником фикционализма считается Фридрих Ницше, однако законченное выражение он получил в работах Файхингера. Неизбежный вывод, выведенный Файхингером, заключается в неизбежной самоликвидации философии как одной из фикций.

Исследователи теории фикции по разному объясняли природу фикции. Так, О.А. Курсова относила фикцию к категории небытия: «Фиктивное - проявление небытия, и это фиктивное может проявляться различно. Фикция отрицает бытие, конструируя не сущее, не являющееся. Сознательное признание несуществующего в реальности сущим, или отрицание сущего, является самым существенным признаком фикции вообще, в том числе и правовой». Для возникновения фиктивных конструкций, пишет О.А. Курсова, различной степени сложности всегда необходимо «включение» воображения и сознательное моделирование. Необходимость воображения обусловлена, в первую очередь, потребностями решения практических и познавательных задач, и основным в этом процессе выступают «модификация и трансформация образов, создание новых синтетических композиций».

Научное познание при разрешении спорной ситуации всегда действует в состоянии неопределённости, что требует привлечения нестандартных методов, отвлечения, абстрагирования, от имеющегося неполного фактического состава - «именно необходимость существовать и действовать в среде с неполной информацией привела к возникновению у человека механизмов воображения, неформального мышления».

Предпосылка появление фикции - это состояние неопределённости в правовом поле, утверждает О.А. Курсова. Состояние неопределённости она выделяет, как объективную категорию: «объективность неопределенности не ограничивается ее зависимостью от объекта; неопределенность, будучи видом отражения, представляет собой потенциально возможную, но не выявленную неадекватность (или адекватность) отражения. Источники невыявленности, неадекватности (адекватности) отражения находятся как в отражаемом, так и в отражающем. Потенциальный характер возможности неадекватности (адекватности) обнаруживается при выходе из данного отношения, т.е. в рамках более широкого отношения. С позиции субъекта, находящегося в рамках этого широкого отношения, мы и говорим о неопределенности, как о степени субъективной уверенности или как о степени субъективной осведомленности». Историческая роль фикции-состояла именно в том, чтобы разрешить состояние неопределённости в новых общественных отношениях Древнего Рима при отсутствии эффективного механизма его регулирования. Сущность применяемой фикции состояла в том, что действующее устаревшее законодательство обходилось преторами, так как оно не могло быть изменено. Тем самым «неопределенность изначально способствовала появлению фикций, как средств примирения действительности и устаревшими законами».

При этом О.А. Курсова выделяет разные уровни преодоления «неопределённости»:

- на уровне научных концепций или теорий (например, теория юридического лица): фикции, преодолевая неопределённость в научном познании, служили инструментами познания, выступая продуктами научной идеализации или абстрагирования;

- на уровне правотворчества фикции преодолевают неопределённость в правовом регулировании, выступая в качестве юридического факта, хотя и несуществующего в действительности, но необходимого для нормального развития и хода общественных отношений;

- на уровне реализации права фикции служат для преодоления «неопределённости глобального уровня», вызванной несовершенством законодательства.

Средствами устранения неопределённости на всех выделенных уровнях являются воображение, в виде фантазии и абстрагирование, в виде идеализации, символизации и т.д. По иному рассматривает природу фикции К.К. Панько. Объясняя происхождение фикции и её место в науке К.К. Панько оперирует такими категориями логики, как «истинность» и «ложность»: «имеется два истинностных значения высказывания: истина и ложь. Логический закон исключенного третьего допускает только либо одно, либо другое, а закон непротиворечия налагает запрет на высказывание быть одновременно истинным и ложным. Поэтому два класса тех и других как будто исчерпывают все высказывания и являются взаимоисключающими. Но тут-то и возникает парадокс при оценке высказывания лжеца, выраженного в виде: «Это высказывание не принадлежит классу истинных высказываний». Семантическая предпосылка базируется на семантической концепции истины. Последняя дополняет логику и дает возможность рассматривать классы истинных предложений, истинность которых определяется из условий наличия или отсутствия соответствующих фактов. На этом основывается построение фикций (парадоксов, антиномий, софизмов, апорий) в праве, как частных случаев формального выражения противоречий». И далее: «фикция представляет собой особый вариант собственно-семантического высказывания, которое нельзя трактовать ни в качестве тождественно-истинной, ни в качестве тождественно-ложной формулы, поскольку у нее нет явной ссылки на внешние обстоятельства, на какие-либо эмпирические факты».

Историю происхождения фикции как самостоятельной категории К.К. Панько ведёт от творчества Аристотеля, который внёс значительный вклад в формирование таких понятий, как «закон» и «фикция». В последующем, при дифференциации форм научного познания категория «фикция» покидает философскую почву, и начинается этап собственного правового осмысления.

Значительную роль фикция, как метод, играет во многих формах общественного сознания, в частности, в науке. Применение фиктивных положений в различных областях науки обусловлено в значительной степени тем, что использование данного приема дает существенные выгоды, избавляя от необходимости давать излишние объяснения по поводу тех или иных предметов, явлений, а также условностью многих методов научного исследования (например, в математике это доказательство от противного и т.д.). Развитию современного права характерна тенденция достижения высокого уровня применения методов и теоретических положений современной правовой науки. Проявление этой тенденции связано с развитием правовой культуры, разработкой вопросов юридической техники, осуществлением организационных мероприятий, обеспечивающих реальное претворение в нормативных актах рекомендаций юридической науки. В этом заключается одна из причин широкого использования фикций в современном праве.

Что же нам говорит правовая наука о фикции в праве? Прежде всего обратимся к первоисточникам - тем, кто впервые в России ввёл понятие «фикция» в право. Как уже было сказано, первым исследователем проявлений фиктивного в праве был «отец русской цивилистики», профессор Казанского университета Д.И. Мейер. В своей работе «о юридических вымыслах и предположениях, о скрытых и притворных действиях» он говорит о правовой фикции, как о «вымысле в праве» и относит её к «уклонениям от нормального порядка». Д.И. Мейер даёт следующее определение вымыслам права: «вымышленное существование факта, о котором известно, что он вовсе не существует, или существует в другом виде». Произведение Д.И. Мейера построено на исследовании конкретных проявлений «вымыслов права» в древнем Римском праве, а также в современном ему русском праве. К сожалению, Д.И. Мейером не производился анализ проявлений фиктивного в праве с точки зрения теории права, а, в основном, работа была построена на описании конкретных проявлений фиктивности. Однако, неоспоримая заслуга Д.И. Мейера состоит в том, что он впервые отделил от понятия вымысла в праве другие схожие явления правовой реальности, такие, как презумпции, скрытные и притворные действия.

Другим исследователем, внёсшим значительный вклад в изучение фикции и во многом предопределившим современной понимание правовой фикции, был Г.Ф. Дормидонтов, который в своей работе «Классификация явлений юридического быта, относимых к случаям применения фикций» произвёл широчайший анализ произведений, посвященных проблеме фиктивности в праве, как в отечественной правовой науке, так и в трудах зарубежных исследователей. Г.Ф. Дормидонтов выделял юридические фикции в широком и узком смысле. В юридические фикции в «самом обширном смысле» Г.Ф. Дормидонтов включает «Явления юридического быта, которые справедливо и несправедливо обозначаются этим словом и производными от него прилагательными, а равно близкими ему по значению словами: вымышленный, притворный и т.п.». Данная категория была принята автором за основу для производства исследования истинного значения понятия «юридическая фикция» и включала в себя все когда-либо сформулированные понятия фикции, как в правовой и прочих науках, так и бытовые значения слова «фикция». Понятие юридической фикции в «тесном» смысле Г.Ф. Дормидонтов выводил из общенаучного значения фикции: «фикция вообще есть известный приём мышления, состоящий в допущении существующим известного несуществующего обстоятельства или, наоборот, несуществующим существующего, в решении задачи при помощи ложного положения; а юридическая фикция в тесном смысле - тот же приём, но допускаемый и даже предписываемый в известном случае объективным правом». В результате произведённого исследования всех явлений «юридического быта» сходных по своим проявлениям с юридической фикцией, Г.Ф. Дормидонтов приходит к выводу, что «нет основания и невозможно употреблять выражение юридические фикции в обширном смысле и что оно должно иметь лишь тесный смысл».

Иеринг говорит о фикции как о средстве «служащим юридической экономии вызванным на свет необходимостью удовлетворить вновь нарождавшимся потребностям, имевшимися в распоряжении средствами, дабы избегнуть по возможности ломки установившихся понятий и сохранить традиционное учение формально неприкосновенным». Фикция в данном случае предстаёт перед нами, как «техническая вынужденная ложь» в юриспруденции, средство, с помощью которого практическая цель достигается легче. Поэтому, с помощью фикции, возможен прогресс в развитии права даже там, где наука не чувствует себя достаточно сильной.

Говоря о роли юридической фикции в развитии права, Иеринг сравнивает её с клюшками, которыми наука вынуждена пользоваться, пока не научится ходить самостоятельно. Вслед за Иерингом, в юридической науке длительное время господствовал взгляд на фикции, признававший лишь историческую функцию фикции.

Широко понимал юридическую фикцию Мэн, определяя её как «всякое предположение, которым прикрывают или стараются прикрыть тот факт, что правило закона подверглось изменению, то есть, его буква осталась прежней, а применение изменилось. Фикция юридическая привходит между двумя фактами, дабы связать их между собой, объявляя то, что должно быть, и придавая предположению авторитет и силу».

В правовой науке советского периода фикция рассматривалась только как прием законодательной техники, присущий, в основном, буржуазному праву. В.К. Бабаев определяет фикцию как «несуществующее положение, признанное законодательством существующим, и ставшее, в силу этого, общеобязательным». И, говоря о роли фикции в советском праве, он указывает: «в советском социалистическом праве находят применение фикции, но только как технико-юридический прием».

Среди современных исследователей юридической фикции мы находим наиболее точное и соответствующее природе фикции определение юридической фикции у О.А. Курсовой. Правовую фикцию она определяет как «средство юридической техники, при помощи которого конструируется заведомо не существующее положение (отношение или состояние), признаваемое существующим и обладающее императивностью, выполняющее роль недостающего юридического факта в ситуации невосполнимой неизвестности, закрепленное нормой права». При этом О.А Курсова выделяет ряд признаков юридической фикции:

1. Конструкция правовой фикции представляет собой логическое отрицание бытия (одну из форм небытия). Категоричность фикции сознательно отрицает возможность осуществления сконструированной при помощи ее ситуации, независимо от реального положения вещей;

2. Правовая фикция условно произвольна. Она формируется нормодателем произвольно, в отличие от правовой аксиомы или презумпции, которые имеют в основе своего закрепления определенные основания, но произвольность фикции условна, поскольку само применение фикции обуславливается целесообразностью, необходимостью урегулировать отношения именно подобным образом;

3. Правовое решение, сформулированное в норме - фикции конструируется при помощи идеализации (разновидности категориальной абстракции). Фикция не является результатом обобщения, при ее помощи моделируется условный объект или отношение. Правовая фикция не имеет референтов в реальности;

4. Правовая фикция, категорически что-либо утверждая или отрицая, проявляет себя всегда очевидно. Для правовых фикций, как средств юридической техники, не характерна скрытость или подразумеваемость;

5. Правовая фикция                     имеет способность преодолевать неопределенность в правовом регулировании, выполняя функции недостающего юридического факта;

6. Правовая фикция формальна. Она является одним из средств формализации нормативного материала и упрощения структуры фактических составов. Формальность фикции обуславливает возможность ее использования в юридическом процессе лишь как формальное доказательство, не имеющего значения для познания объективной истины, но необходимое в целях процессуальной экономии;

7. Правовая фикция закрепляется в норме права и обладает общеобязательностью.

Приведенные признаки достаточно полно характеризуют фикцию как приём юридической (в том числе законодательной) техники, однако, у юридической фикции есть ещё и другое, чаще всего употребляемое, значение - «фикция-антипод закона», как определяет это явление К.К. Панько. Сущность фикции-антипода закона, утверждает К.К, Панько, заключается в «искажении содержания закона, выразившемся в отсутствии социальных связей между поведением субъекта и требованиями закона, между индивидуальными притязаниями субъекта и общественно-необходимыми требованиями правовых норм». Употребление термина в смысле «антипода закону» производится, как правило, в ненаучном контексте для обозначения явлений отрицательно характеризующих формализм тех или иных норм права или иных проявлений права. Однако, с научной точки зрения, эта проблема совершенно не разработана. Лишь в последнее время ученые стали изучать проблемы коллизионности и противоречивости права, которые тесно примыкают к проблеме фикции как антиподу закона.

Учитывая данную сторону юридической фикции, К.К. Панько даёт своё определение: «правовую фикцию можно определить как прием законодательной техники, состоящий в признании существующим несуществующего и обратно, а также свойство нормы права не соответствовать потребностям общества в процессе правотворческой или правоприменительной деятельности». Каков же критерий разграничения «истинных» и фиктивных норм права? Оценка норм должна происходить прежде всего с позиций степени их соответствия законодательной технике и иным требованиям, которым должен удовлетворять любой качественно подготовленный законопроект. Истинность или фиктивность правовых норм по степени их соответствия познанным закономерностям и положенным в их основу теоретическим взглядам и представлениям определяется в процессе общественно-исторической практики по истечении определенного времени, иногда достаточно продолжительного.

В.К. Бабаев по данному поводу заметил: «истинный характер юридической нормы не колеблет возможность ее нарушения в процессе правоприменительной деятельности. Такая возможность свидетельствует о необходимости укрепления режима социалистической законности, но не служит доказательством ложности правового предписания». Данное высказывание вскрывает проблему разделения понятия истинности на истинность нормы права, и истинность знаний о норме права. Признание правовой нормы истинной отнюдь не означает её автоматического воплощения на практике. Истинные знания о норме права должны соответствовать ее содержанию, изложенному в тексте нормативно-правового акта. Неверные знания правоприменителя о норме права (отсутствие достаточного понимания, искаженное восприятие из-за неполноты знаний и пр.) искажают истинность правовой нормы и делают ее фиктивной в процессе применения.

В настоящий момент в процессе формирования находится самостоятельная теория о правовых ошибках, как правоприменительных, так и правотворческих. Представляется, что именно подобные ошибки лежат в основе юридической фикции - «антиподе закону».

Значение фикций - «антипода закона», по мнению К.К. Панько, состоит в том, что они выявляют противоречия или степень несоответствия между общественными отношениями, как содержанием, и правом, как формой их опосредствования. Право, обладая известной стабильностью, постоянно отстает от развивающихся общественных отношений. Когда оно становится фикцией, тормозит поступательное движение общественных отношений, в систему права вносятся изменения или дополнения и происходит обновление системы права, отдельных его отраслей и норм.

Это же проявление юридической фикции было выявлено и описано О.А. Курсовой, называя его «фиктивной нормой».

«Фиктивная норма - пишет О.А. Курсова - закрепляет внешне реальное, возможное в принципе положение, но положение это, в силу каких-либо причин, не реализуется. Фиктивность норм имеет различные истоки недостатки законодательной техники, непродуманность механизма реализации нормы, «дикое» лоббирование, отстаивающее узкокорпоративные интересы и т.д.». Как мы можем видеть, трактовка данного проявления юридической фикции практически идентична трактовке К.К. Панько, что говорит о том, что данное явление не случайно выделено исследователями для самостоятельного рассмотрения. Для полноценного рассмотрения теории юридической фикции важно чётко разграничивать юридическую фикцию, как приём законодательной техники и как проявление фиктивности нормы права.

С понятием «фиктивность» нормы права О.А. Курсова связывает понятия «декларативность», «ошибочность», «ложность» и противоположные вышеназванным понятия «эффективность», «действенность» правовой нормы.

Как правило, говоря о фиктивности нормы, подразумевают именно такие проявления несовершенства законодательной техники, как декларативность, ошибочность нормы. Разграничение данных понятий - важный момент на пути понимания истинной сущности юридической фикции.

В настоящее время распространено мнение по отношению к декларативным нормам, озвученное В.М. Сырых: «принятие декларативных норм, т.е. не обеспеченных необходимыми материальными ресурсами, надлежащими юридическими средствами, является одной из распространенных ошибок современного законодательства и иных нормативно-правовых актов РФ». Само по себе, наличие декларативных норм в праве нельзя расценивать, как отрицательное явление, так как они играют самостоятельную роль в формировании целостной правовой системы. Декларативные нормы выражают общественные интересы и формулируют государственные идеалы. Для декларативных норм реализация на правоприменительном уровне не является показателем их эффективности. На современном этапе значение декларативных норм состоит в обеспечении демократических свобод.

Более конкретно разграничить декларативные и фиктивные правовые нормы можно лишь используя предложенные Д.А. Керимовым категории правовых возможностей. Он предлагает различать реальные и формальные, общие и конкретные, необходимые и случайные правовые возможности. При этом правовая возможность реальна лишь в том случае, если она соответствует социальной действительности и тенденциям ее развития. «Отрыв от фактов, событий, обстоятельств действительности, пренебрежение предпосылками и тенденциями развития, игнорирование реальных взаимосвязей и отношений правовой жизни превращают правовую возможность в фикцию, лишенную объективного содержания, обрекают ее на нереализуемость. Такая формальная правовая возможность, по существу, есть невозможность, поскольку она, как правило, не осуществляется» - отмечает Д.А. Керимов. Помимо формальных, фиктивных возможностей существуют еще и абстрактные правовые возможности которые фактически реально существует в социальной действительности в виде наиболее общих тенденций ее развития, отдаленных предпосылок их возможного преобразования в будущем. Абстрактные правовые возможности находят своё закрепление, как правило, в конституции, именно такие абстрактные правовые возможности и закрепляются декларативными нормами права.

Подобные декларативные нормы несут в себе основные демократические ценности, их нельзя назвать фиктивными, даже если в данный момент не существует эффективных механизмов их реализации. Условно говоря, эти нормы не предназначены для немедленной реализации, они, скорее, выполняют функции ценностного ориентирования и социального примирения, а также выступают критерием отбора средств и методов, необходимых для успешного осуществления процесса формирования и совершенствования демократического правового государства и гражданского общества.

Нормы, содержащие в себе «не работающие» идеи, или, иными словами, представляющие собой формальные правовые возможности, возможности, не имеющие потенциала реализуемости, могут появляться в результате правотворческой ошибки. Тем самым, понятия «ошибочность» и «фиктивность» не следует смешивать.

Понятие правотворческой ошибки было введено в научный оборот сравнительно недавно.

Одно из первых определений правотворческой ошибки можно найти в исследованиях В.М. Баранова: «Правотворческая ошибка - официально реализованное добросовестное заблуждение, результат неправильных действий нормотворческого органа, нарушающих общие принципы, либо конкретные нормы правообразования, не соответствующих уровню и закономерностям государственно необходимого развития регулируемой деятельности и влекущих, путем издания ложной нормы права неблагоприятные социальные и юридические последствия».

А.С. Дашков в своём диссертационном исследовании дает следующее определение правотворческой ошибки: «Правотворческая ошибка неадекватный экономическим, политическим, психологическим, организационным целям, логико-гносеологическим закономерностям правосозидания результат официального принятия и обнародования юридической нормы, института права, нарушающий в силу добросовестного заблуждения или виновного противоправного деяния общие принципы либо конкретные правила правообразования, влекущий негативные социальные и юридические последствия, и выступающий основанием для требования от обязанной стороны устранить допущенную ошибку, возместить причиненный вред».

Автор обозначает два основных пути совершения правотворческих ошибок:

Когда правотворческий орган «отстает» от достигнутого уровня зрелости регулируемых отношений и, тем самым, «тормозит» их развитие;

Когда правотворческий орган явно «забегает» вперед, опережает время и, тем самым, порождает «мертвую» юридическую норму. Все остальные пути совершения правотворческих ошибок выступают частными модификациями вышеобозначенных.

Таким образом, характерными признаками правотворческой ошибки являются:

- правотворческие ошибки - результат неверного применения техники, или неверной трактовки принципов правообразования;

- правотворческие ошибки содержатся, как правило, в нормативных актах и реализуются наравне с другими нормами права, однако, эффективность действия нормы, содержащей правотворческую ошибку, гораздо ниже, ввиду отсутствия реальной правовой возможности их реализации;

- правотворческие ошибки, при их реализации, могут (но не обязательно) причинить существенный вред общественным отношениям, на регулирование которых направлены нормы, содержащие правотворческие ошибки;

- правотворческие ошибки должны выявляться, и, как прочие виды ошибок, подлежат неизбежному исправлению.

Теперь, зная природу правотворческой ошибки можно соотнести это понятие с понятием фиктивной нормы права, как «антипода права».

Фиктивные правовые нормы обладают собственными специфическими признаками. Чаще всего они представляют собой добросовестные заблуждения в процессе познания правовых явлений. Подобные заблуждения - неизбежный спутник развивающейся, в данном случае правовой, системы.

Однако, конкретная фиктивная норма может присутствовать в праве, не вызывая негативных последствий, отражая при этом некоторые объекты реального мира.

Несмотря на самостоятельный характер, представляется, что фиктивные правовые нормы следует считать разновидностью правотворческой ошибки, так как для них характерно закрепление формальных правовых возможностей, явно не соответствующих реальным принципиальным и идеологическим основаниям и потому не обладающих потенциалом реализуемости.

О.А. Курсова определяет фиктивные правовые нормы, как «разновидность правотворческой ошибки, возникшей вследствие добросовестного заблуждения нормодателя, обусловленного неполнотой познания правовых явлений или несоответствия конкретного правового веления основам идеологии государства, результатом которой является правовая норма, обладающая формальной правовой возможностью». При этом она дифференцирует фиктивные правовые нормы на фикции-заблуждения, и «нормы, явно не адекватные по политическим, идеологическим, ментальным и иным основаниям той правовой системе, в которую они включены». К которым она относит бездумно заимствованные зарубежные правотворческие решения, внедрение юридических конструкций, институтов, норм, давно и успешно действующих в рамках других правовых систем, но с трудом вписывающихся в отечественную юридическую практику; внедрение в правовую систему тоталитарного государства норм, провозглашающих свободу слова, печати, шествий и демонстраций, гарантирующих уважение прав человека и гражданина. Такие нормы представляют собой фиктивные объекты в рамках обусловленной совокупностью объективных факторов системы права и относятся к чистым правовым формальным возможностям, т.е. представляют собой бездействующие, «мертвые» нормы.

Как уже отмечалось, фиктивная правовая норма не тождественна понятию юридическая фикция, она выражает собой «отрицательную» составляющую этого понятия. Основным же объектом изучения данного исследования является конструктивная составляющая понятия «юридическая фикция» - фикция, как приём законодательной техники и её проявления в современном российском законодательстве.

Хотя фикция, как приём законодательной техники внешне схожа с фиктивной правовой нормой - и та, и другая закрепляет нечто не существующее в действительности, природа этих двух проявлений фиктивности в праве разная: фикция, как приём законодательной техники, представляет собой эффективный инструмент в руках грамотного законодателя, позволяющий достичь наибольшей результативности правовой нормы, тогда как фиктивная норма права является результатом ошибки законодателя, создавшего «неработоспособную» норму.

Учитывая вышеизложенное, мы предлагаем следующее, наиболее верное, на наш взгляд, авторское определение юридической фикции, не обременённое ложным, ненаучным смыслом, вкладываемым в это понятие, но в тоже время достаточно полно и адекватно отражающее сущность и природу этой правовой категории:

Юридическая фикция - универсальный метод юридической техники, используемый в исключительных случаях, как на стадии правотворчества, так и на стадии правоприменения, состоящий в признании существующим заведомо не существующего факта, или наоборот, несуществующим существующего и служащего средством воплощения законодательной политики.

Автор: Маронин Е.Ю.