Правовое регулирование применения крайней необходимости при освобождении заложников
Проблема крайней необходимости - одна из наиболее сложных и постоянно актуальных в юридической науке. Разрабатывалась она преимущественно в рамках науки уголовного права.
Первую, выходящую за эти границы попытку уточнить место данного вопроса в системе отраслей права сделал Н.Н. Розин. Он считал, что поскольку деяние, совершенное в состоянии крайней необходимости, «превращается в заранее определенный законом акт правомерный, он и не может найти себе место в праве уголовном, имеющем дело с деяниями наказуемыми, то есть по существу своему противоправными». Факт регламентации крайней необходимости уголовным правом Н.Н. Розин объяснил неразвитостью других юридических наук. Поэтому уголовному праву приходится трактовать вопросы, непосредственно относящиеся к нему. Вместе с тем он полагал, что акт крайней необходимости в своем чистом виде может интересовать науку уголовного права в том случае, «когда он является эксцессом из указанных в законе условий его ненаказуемости».
Таким образом, Н.Н. Розин исключил крайнюю необходимость из числа уголовно-правовых институтов и относил ее к проблемам общей теории права.
В советской уголовно-правовой литературе подобное мнение впервые было высказано Н.Д. Дурмановым. «Уголовный закон, - пишет он, - обычно специально регламентирует правомерность действий, совершенных в состоянии необходимой обороны или крайней необходимости, делая это потому, что подобные деяния не регламентируются ни в какой другой отрасли права. Однако положение нисколько не изменится, если нормы, касающиеся этих институтов, включить, скажем, в число норм административного права, что, кстати сказать, нередко наблюдается в части действий по задержанию преступника, очень близких к необходимой обороне. В этом случае в системе уголовного права констатировалось бы только то, что действия, совершенные при названных обстоятельствах, правомерны и, следовательно, к области уголовного права не относятся».
Это положение оспаривал С.А. Домахин, являющийся сторонником включения всех норм, определяющих обстоятельства, исключающие уголовную ответственность, в систему уголовного права. «Если дать общее определение крайней необходимости в гражданском кодексе, - писал он, - то и в Уголовном кодексе, и в каждом правовом акте, посвященном административной или дисциплинарной ответственности, пришлось бы специально упоминать о крайней необходимости. Это внесло бы лишь путаницу и увеличение количества правовых норм. Возник бы вопрос о понимании одного и того же обстоятельства, исходя из специфических особенностей каждой отрасли права и т.д.».
Крайняя необходимость является комплексным межотраслевым институтом. Свидетельством сказанному служит наличие указанной нормы наряду с уголовным правом и в гражданском, и административном праве.
Сравнивая крайнюю необходимость, предусмотренную административным и уголовно-правовым правом, следует отметить, что разграничение указанных норм основывается на разграничении административного правонарушения и преступления.
Согласно ст.2.1 Кодексу РФ об административных правонарушениях «административным правонарушением признается противоправное, виновное действие (бездействие) физического или юридического лица, за которое кодексом об административных правонарушениях или законами субъектов Российской Федерации об административных правонарушениях установлена административная ответственность» \ Статья 2.7 «Крайняя необходимость» названного кодекса гласит: «Не является административным правонарушением причинение лицом вреда охраняемым законом интересам в состоянии крайней необходимости, то есть для устранения опасности, непосредственно угрожающей личности и правам данного лица или других лиц, а также охраняемым законом интересам общества или государства, если эта опасность не могла быть устранена иными средствами и если причиненный вред является менее значительным, чем предотвращенный».
В теории административного права высказана точка зрения, согласно которой административное правонарушение отличается от преступления меньшей степенью общественной опасности. Однако законодатель эту точку зрения не воспринял: из сопоставления определений административного правонарушения и преступления (ст.2.1 Кодекса РФ об административных правонарушениях и ст. 14, 15 УК РФ) следует вывод, что критерий общественной опасности относится только к преступлению.
Как отмечает A.M. Медведев, «и преступление и административное правонарушение посягают на одинаковые по своему характеру объекты, и именно в этом, прежде всего, состоит их общественная опасность - материальный признак, определяющий их социальную сущность. Задачи уголовного и административного законодательства состоят в охране от посягательства одних и тех же объектов. Видимо, принципиальное различие между преступлением и административным правонарушением заключается в различной степени их общественной опасности. Эта степень определяется интенсивностью посягательства, реально наступившими или потенциальными общественно опасными последствиями. Преступления - более общественно опасные деяния, чем административные проступки».
На это же указывал и профессор М.И. Ковалев: «Общественная опасность различных правонарушений принципиально не различается по своему содержанию. Отличие может состоять лишь в ее степени. Именно это обстоятельство и служит основным критерием разграничения преступлений и других правонарушений».
Некоторые авторы считают, что признак общественной опасности свойственен лишь преступлениям, а административные проступки отличаются от последних именно отсутствием общественной опасности и вредных последствий.
С этой точкой зрения не согласен В.В. Лукьянов, отмечающий, что административное правонарушение может представлять общественную опасность, которая не может служить границей, отделяющей проступки от преступлений. Он пишет, что «все составы административных проступков, как и преступлений, можно условно разделить на формальные и материальные. Материальные составы правонарушений в отличие от формальных включают в себя в качестве обязательного признака не только действие или бездействие, но также и последствие и причинную связь между действием (бездействием) и наступившим вредным последствием. А наступление вредных последствий есть не что иное, как признак общественной опасности деяния. Поэтому универсальным отличием проступков от преступлений служит единственное обстоятельство, а именно: они не могут сопровождаться причинением тяжких последствий».
В.Р. Кисин отмечает, что «если бы административные проступки не влекли вредных последствий, не представляли бы опасности для общества, государства, не требовалось бы устанавливать юридическую ответственность за их совершение, создавать аппарат для борьбы с ними».
Ряд авторов, называет общественную опасность сущностным признаком административного правонарушения. Например, ст.20.4 Кодекса РФ об административных правонарушениях устанавливает ответственность за нарушение требований пожарной безопасности. В Комментарии к аналогичной статье КоАП РСФСР (ст. 169 КоАП РСФСР) отмечается, что основанием отграничения административных правонарушений в сфере пожарной безопасности от соответствующих преступлений является отсутствие человеческих жертв и иных тяжких последствий.
Таким образом, во-первых, в связи с различным уровнем общественной опасности административного правонарушения и преступления различен характер и размер причиняемого вреда в состоянии крайней необходимости по КоАП и УК РФ. Причинение вреда в состоянии крайней необходимости, предусмотренное нормами УК РФ, будет иметь место при причинении значительного ущерба или причинении вреда имуществу в крупном размере. В остальных случаях состояние крайней необходимости следует рассматривать как предусмотренное нормами КоАП.
Во-вторых, с чем согласен и А.В. Наумов, «уголовное право отличается от других отраслей права предметом, то есть кругом регулируемых общественных отношений. Правда, в общей теории права получила распространение точка зрения, в соответствии с которой уголовное право лишено самостоятельного предмета регулирования; общественные отношения регулируют другие отрасли права (административное, гражданское), уголовное же право лишь охраняет эти отношения, являясь своеобразным средством их обеспечения».
Н.С. Таганцев отмечал, что «в уголовном кодексе всегда будут нормы, не нашедшие своего выражения в других отраслях права и обладающие самостоятельной юридической природой». Аналогичный довод приводил и Н.Д. Дурманов, указывавший на существование ряда уголовно-правовых запретов, являющихся только уголовно-правовыми и не дублирующими запреты других отраслей права (например, запрет многих посягательств против личности, не предусмотренных ни в одной отрасли права, кроме уголовного).
Таким образом, крайняя необходимость, закрепленная нормами УК и КоАП РФ, различна в зависимости от охраняемых ими объектов. Только уголовный закон предусматривает преступления против жизни и здоровья личности, закрепляя их в качестве основных объектов уголовно-правовой охраны.
Кроме того, Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях определяет крайнюю необходимость как «совершение деяния, запрещенного нормами кодекса». В отличие от гражданского и уголовного законодательства, характеризующих, крайнюю необходимость как обстоятельство, исключающее преступность деяния, - «причинение вреда с целью устранения опасности, угрожающей законоохраняемым интересам».
Гражданское законодательство крайнюю необходимость рассматривает с точки зрения возмещения вреда. Работы многих авторов посвящены вопросам возмещения вреда, причиненного в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости.
В гражданском праве имеется понятие «самозащита гражданских прав», под которым понимаются допускаемые законом или договором действия управомоченного лица, направленные на обеспечение неприкосновенности права, пресечение нарушения и ликвидацию последствий этого нарушения.
Самозащита гражданских прав упоминается в ст. 12 ГК РФ среди способов защиты гражданских прав. Причем согласно ст. 14 ГК речь идет о самозащите только действительно принадлежащих субъекту прав. В этой же статье в общем виде определяются и критерии допустимости действий, которыми может осуществляться самозащита. К ним, в частности, относятся соразмерность способов самозащиты (действий) нарушению и отсутствие превышения пределов действий, необходимых для пресечения нарушения.
В пункте 9 постановления Пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного суда РФ от 1 июля 1996 года «О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» подчеркивается, что «самозащита не может быть признана правомерной, если она явно не соответствует способу и характеру нарушения и причиненный вред является более значительным, чем предотвращенный».
Способы самозащиты неоднородны и по своей природе могут быть разграничены на меры ответственности, меры защиты и гражданско-правовые санкции. Действия в состоянии крайней необходимости относятся к мерам защиты (включающим любые меры по охране своего права, осуществляемые самостоятельно лицом, чьи права нарушены).
Способы самозащиты гражданских прав могут быть реализованы по общему правилу лицом, чьи права нарушены или находятся под реальной угрозой такого нарушения. Но в некоторых случаях закон допускает в рамках самозащиты и действия третьих лиц, направленные на защиту нарушенных прав. Возможность участия третьих лиц в реализации права на самозащиту допустима, при осуществлении действий в состоянии крайней необходимости, так как нарушенное право могут защищать не только сами потерпевшие, но и третьи лица.
Правовой институт возмещения вреда в теории гражданского права России именуется внедоговорным обязательством или, иначе говоря, обязательством из причинения вреда.
Обязательство из причинения вреда означает такое гражданско-правовое обязательство, в котором потерпевший имеет право требовать от причинителя вреда полного возмещения противоправно причиненного вреда путем предоставления соответствующего имущества в натуре или возмещения убытков.
В соответствии с п.6 ст.8 ГК РФ причинение вреда другому лицу является основанием для возникновения гражданских прав и обязанностей и подлежит судебной защите в порядке гражданского судопроизводства. Вред, причиненный личности или имуществу гражданина, а также вред, причиненный имуществу юридического лица, подлежит возмещению в полном объеме лицом, причинившим вред (ст. 1064 ГК РФ). Таким образом, понятие вреда означает уничтожение или умаление охраняемого правом личного или имущественного блага.
Ответственность за причинение вреда возникает, как правило, при противоправном поведении. Однако вредные последствия могут быть правомерными, если они вызваны действиями лица, выполнявшего возложенную на него обязанность либо осуществлявшего свое право. Не подлежит возмещению вред, причиненный правомерными действиями гражданина по пресечению хулиганских либо иных преступных проявлений, а также по задержанию преступника. Причинение вреда лицом в состоянии необходимой обороны без превышения ее пределов либо в состоянии крайней необходимости рассматривается ГК в ст. 1066 и 1067 соответственно. Так, в ст. 1067 закреплено: «Вред, причиненный в состоянии крайней необходимости, то есть для устранения опасности, угрожающей самому причинителю вреда или другим лицам, если эта опасность при данных обстоятельствах не могла быть устранена иными средствами, должен быть возмещен лицом, причинившим вред. Учитывая обстоятельства, при которых был причинен такой вред, суд может возложить обязанность его возмещения на третье лицо, в интересах которого действовал причинивший вред, либо освободить от возмещения вреда полностью или частично как это третье лицо, так и причинившего вред». При крайней необходимости, регулируемой гражданским правом, не имеет значения характер вреда, то есть он может быть равным и даже большим, чем предотвращенный, в отличие от уголовного законодательства, при котором вред допустим только меньший, чем предотвращенный. Таким образом, крайняя необходимость приобретает уголовно-правовое значение исключительно в случае реального причинения лицом вреда интересам уголовно-правовой охраны.
Статьи Закона «О милиции», регламентирующие порядок применения сотрудниками милиции физической силы, специальных средств и огнестрельного оружия, сформулированы так, что их применение должно соответствовать условиям правомерности крайней необходимости. Так, например, ст. 12 Закона «О милиции» гласит: «При применении физической силы, специальных средств и огнестрельного оружия сотрудник милиции обязан:
1. предупредить о намерении их использовать, предоставив при этом достаточно времени для выполнения требований сотрудника милиции, за исключением тех случаев, когда промедление в применении физической силы, специальных средств, или огнестрельного оружия создает непосредственную опасность жизни и здоровью граждан и сотрудников милиции, может повлечь иные тяжкие последствия или когда такое предупреждение в создавшейся обстановке является неуместным или невозможным;
2. стремиться в зависимости от характера и степени опасности правонарушения и лиц, его совершивших, и силы оказываемого противодействия, к тому, чтобы любой ущерб, причиняемый при этом, был минимальным».
Кроме того, согласно ст.23 Закона «О милиции» сотрудники милиции не несут ответственности за моральный, материальный и физический вред, причиненный правонарушителю применением физической силы, специальных средств и огнестрельного оружия, если причиненный вред соразмерен, силе оказываемого противодействия. Статья 24 Закона закрепляет, что «на деятельность сотрудника милиции распространяются нормы уголовного законодательства России окрайней необходимости». Следовательно, при исполнении сотрудником милиции любой из перечисленных задач может возникнуть состояние крайней необходимости или необходимой обороны.
Согласно п. 13 ст. 10 закона «О милиции» милиция обязана принимать при авариях, катастрофах, пожарах, стихийных бедствиях и других чрезвычайных событиях неотложные меры по спасению людей, а также по охране имущества, оставшегося без присмотра. При этом если лицо воздерживается от совершения требуемых действий, то оно должно нести дисциплинарную или уголовную ответственность за ненадлежащее выполнение своих профессиональных обязанностей.
Указание на действия в состоянии крайней необходимости присутствуют и в ряде законов Российской Федерации.
Согласно Федеральному закону «О внутренних войсках РФ», принятому 25 декабря 1996 года, внутренние войска МВД России предназначены для обеспечения безопасности личности, общества и государства, защиты прав и свобод человека и гражданина от преступных и иных противоправных посягательств. В их задачи входит участие совместно с ОВД в локализации и блокировании районов чрезвычайного положения; в принятии неотложных мер по спасению людей, охране имущества, оставшегося без присмотра, обеспечению общественного порядка при чрезвычайных ситуациях и других чрезвычайных обстоятельствах, а также в обеспечении режима чрезвычайного положения и др.
В своей деятельности, при выполнении служебных задач военнослужащие внутренних войск МВД России вправе применять физическую силу, специальные средства, оружие, боевую и специальную технику. Статья 40 Закона гласит: «На служебную деятельность военнослужащих внутренних войск распространяются нормы о необходимой обороне и крайней необходимости, установленные законодательством РФ».
Крайней необходимостью не может быть оправдано нарушение военнослужащим воинского долга, если оно совершено для спасения интересов, не относящихся к долгу. Например, часовой, стоящий на посту и охраняющий мост, видит, что невдалеке загорелся дом; не имея возможности как-либо иначе оказать помощь при тушении пожара, часовой покидает мост.
Статья 184 Устава гарнизонной и караульной служб Вооруженных Сил РФ устанавливает, что часовой обязан ни под каким предлогом не покидать своего поста, пока не будет сменен или снят, даже если его жизни угрожает опасность. За нарушение этого и других правил караульной службы устанавливается уголовная ответственность. Поэтому в подобных случаях действие военнослужащего не может быть оправдано состоянием крайней необходимости. Интересы воинской службы должны быть сохраняемы прежде всего, и нарушение их за счет сохранения интересов невоинских недопустимо.
Норма о крайней необходимости не может быть применена, если военнослужащий, спасая свою жизнь, то есть действуя из страха перед опасностью, нарушает воинскую дисциплину. В обязанность военнослужащего входит «стойко переносить трудности военной службы, не щадить своей жизни при выполнении воинского долга» (ст.З Дисциплинарного устава Вооруженных Сил РФ).
Таким образом, военнослужащие, находящиеся на военной, караульной службе, на боевом дежурстве, в случае нарушения требований уставов, могут привлекаться и к уголовной ответственности согласно главе 33 УК РФ, предусматривающей преступления против военной службы.
Согласно Федеральному закону РФ «Об органах Федеральной службы безопасности в РФ» от 3 апреля 1995 года №40-ФЗ органы ФСБ России - это составная часть сил обеспечения безопасности РФ. Деятельность органов ФСБ осуществляется по двум основным направлениям - контрразведывательная деятельность и борьба с преступностью. В их обязанности входит: информировать Президента РФ об угрозах безопасности РФ; выявлять, предупреждать и пресекать разведывательную деятельность специальных служб иностранных государств, а также отдельных лиц; добывать разведывательную информацию в интересах обеспечения безопасности РФ; выявлять, предупреждать и пресекать преступления, дознание и предварительное следствие по которым отнесено к ведению органов ФСБ; выявлять, предупреждать и пресекать акты терроризма и др. (ст. 12 Закона).
Статья 14 закрепляет применение органами ФСБ оружия, специальных средств и физической силы. В ней сказано, что они имеют право на применение силы и средств в порядке и случаях, предусмотренных законодательством и иными нормативно-правовыми актами РФ для сотрудников милиции. Следовательно, на сотрудников ФСБ России распространяются нормы о крайней необходимости, как и на сотрудников ОВД.
Согласно Федеральному закону РФ «О государственной охране», принятому 24 апреля 1996 года, государственную охрану осуществляют федеральные органы государственной охраны. Их основной задачей является защита объектов государственной охраны - Президента РФ, федеральных государственных служащих, глав иностранных государств и правительств во время пребывания на территории РФ (ст.6 закона).
Глава 5 Закона посвящена применению физической силы, специальных средств и оружия сотрудниками федеральных органов государственной охраны. В части 3 ст.24 сказано, что «сотрудники федеральных органов государственной охраны не несут ответственности за моральный, материальный и физический вред, причиненный ими в связи с применением физической силы, специальных средств и оружия. в условиях крайней необходимости».
В Федеральном законе РФ от 14 апреля 1999 года №77-ФЗ «О ведомственной охране» содержатся некоторые указания на действия в состоянии крайней необходимости. Согласно ст.1 указанного закона «ведомственная охрана - это совокупность создаваемых федеральными органами исполнительной власти органов управления, сил и средств, предназначенных для защиты охраняемых объектов от противоправных посягательств». Часть 2 ст. 18 гласит, что «работники ведомственной охраны не несут ответственности за моральный, физический или имущественный вред, причиненный ими правонарушителю в связи с применением физической силы, спецсредств и огнестрельного оружия, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны, а также в условиях крайней необходимости».
Согласно ст.21 Федерального закона от 25 июля 1998 года №130-Ф3 «О борьбе с терроризмом» «при проведении контртеррористической операции на основании и в пределах, которые установлены законом, допускается вынужденное причинение вреда жизни, здоровью и имуществу террористов, а также иным правоохраняемым интересам. При этом военнослужащие, специалисты и другие лица, участвующие в борьбе с терроризмом, освобождаются от ответственности за вред, причиненный при проведении контртеррористической операции, в соответствии с законодательством Российской Федерации».
Таким образом, очевидно, что право на причинение вреда в состоянии крайней необходимости реализуется сотрудниками правоохранительных органов посредством применения оружия, спецсредств и физической силы.
Согласно ст.7 проекта Федерального закона «О противодействии терроризму» регламентирующего пресечение террористических актов в воздушной среде «Вооруженные Силы Российской Федерации применяют оружие и боевую технику, в целях устранения угрозы террористического акта в воздушной среде или в целях пресечения такого террористического акта. В случае, если воздушное судно не реагирует на радиокоманды наземных пунктов управления прекратить нарушение правил использования воздушного пространства РФ Вооруженные Силы России применяют оружие и боевую технику для пресечения полета указанного воздушного судна путем принуждения его к посадке. Если воздушное судно не подчиняется требованиям о посадке и существует реальная опасность гибели людей либо наступления экологической катастрофы, оружие и боевая техника применяются для пресечения полета указанного воздушного судна путем его уничтожения».
Статья 8 указанного законопроекта посвящена пресечению террористических актов во внутренних водах, в территориальном море, на континентальном шельфе Российской Федерации и при обеспечении безопасности национального морского судоходства. В ней сказано: «В случае, если морские или речные суда и корабли (плавательные средства) не реагируют на команды и (или) сигналы прекратить нарушение правил использования водного пространства РФ оружие военных кораблей Вооруженных Сил РФ применяется для принуждения к остановке плавательного средства в целях устранения угрозы террористического акта. Если плавательное средство не подчиняется требованиям об остановке. И при этом были исчерпаны все обусловленные сложившимися обстоятельствами меры, необходимые для его остановки, и существует реальная опасность гибели людей либо наступление экологической катастрофы, оружие военных кораблей (летательных аппаратов) Вооруженных Сил РФ применяется для пресечения движения плавательного средства путем его уничтожения».
Не оставляет сомнений, что данные нормы разрабатывались с учетом опыта трагических событий в США 11 сентября 2001 года. Однако, пресечение захватов воздушных и морских судов, путем их уничтожения, на наш взгляд, недопустимо. Указанные статьи не сообразуются с уголовно-правовой нормой о крайней необходимости, так как причинение вреда жизни одних лиц, ради спасения жизни других невозможно.
Действующее законодательство в части регулирования ситуаций использования силы и огнестрельного оружия как крайней меры основывается на нормах международного права. Статья 3 Кодекса поведения должностных лиц по поддержанию правопорядка, принятого Генеральной Ассамблеей ООН 17 декабря 1979 года, предусматривает, что «должностные лица по поддержанию правопорядка могут применять силу только в случае крайней необходимости и в той мере, в какой это требуется для выполнения их обязанностей».
Практика показывает, что ситуации крайней необходимости в деятельности сотрудников ОВД возникают достаточно часто, в том числе и при освобождении заложников. Это подтверждается и другими исследованиями. Так, В.А. Бикмашев установил, что около половины случаев применения сотрудниками ОВД оружия было связано с крайней необходимостью.
Большинство ученых-правоведов считает, что действия сотрудника милиции в состоянии крайней необходимости, а также при необходимой обороне не могут быть ограничены ведомственными нормативными актами: инструкциями, приказами, распоряжениями. По их мнению, правовой основой применения сотрудниками милиции оружия, спецсредств и физической силы в состоянии крайней необходимости и необходимой обороны являются нормы уголовного законодательства о необходимой обороне, крайней необходимости и задержании лица, совершившего преступление, как обстоятельств, исключающих преступность деяния.
Однако есть и противники данной точки зрения. Так, СВ. Пархоменко считает, что вопросы правомерности выполнения специальными субъектами (должностными лицами) действий по защите интересов, использованию ими спецсредств и методов защиты должны рассматриваться за рамками крайней необходимости и необходимой обороны и только в аспекте выполняемых ими функций, регламентируемых специальными (ведомственными) нормативными актами. На практике же можно столкнуться с такой ситуацией, когда действия сотрудника милиции, направленные на пресечение преступления, будут соответствовать нормам уголовного законодательства, но в то же время противоречить требованиям Закона о милиции, приказам, инструкциям, положениям ОВД, определяющим, например, основания и порядок применения оружия, спецсредств и физической силы.
По нашему мнению, если работник милиции находится в состоянии крайней необходимости, не превысил ее пределов, но при этом нарушил требования Закона о милиции, он не может быть привлечен не только к уголовной, но и к любой другой ответственности.
Пункт 2 ст.37 УК РФ гласит, что «право на необходимую оборону имеют в равной мере все лица независимо от их профессиональной или иной специальной подготовки и служебного положения». В ряде постановлений по конкретным уголовным делам Пленум Верховного Суда СССР справедливо указывал: «Положения закона о необходимой обороне в равной степени распространяются на работников милиции, как и на всех граждан, и никаких повышенных требований к необходимой обороне работника милиции от нападения на него не устанавливают». Однако в действующем постановлении Пленума Верховного Суда СССР №14 от 16 августа 1984 года «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств» содержится положение, согласно которому представители власти, работники правоохранительных органов и иные лица, исполняющие служебные обязанности по пресечению общественно опасных посягательств, не подлежат уголовной ответственности за вред, причиненный посягавшему, если они действовали в соответствии с требованиями уставов, положений и иных нормативных актов, предусматривающих основания и порядок применения силы и оружия (п.4).
В данном случае закрепленные положения, касающиеся необходимой обороны, присущи и крайней необходимости. Например, в ряде ситуаций нарушение правил применения оружия может быть оправдано состоянием крайней необходимости, поскольку для предотвращения более тяжкого вреда (угрожающего жизни работника милиции) причиняется вред иным правоохраняемым интересам (порядку несения службы и применения оружия). Поэтому рассматривать требования нормативных актов, предусматривающих порядок применения силы и оружия, как дополнительные условия правомерности крайней необходимости и необходимой обороны - значит существенно ограничивать права сотрудников милиции.
Таким образом, проведенный анализ нормативного регулирования крайней необходимости позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, в связи с тем, что норма о крайней необходимости закреплена и в административном, и в гражданском праве, а также в ряде законов Российской Федерации, можно утверждать, что она носит характер комплексного межотраслевого института. Во-вторых, институт крайней необходимости, закрепленный в гражданском законодательстве, связан только с возмещением причиненного вреда, а крайняя необходимость, закрепленная в уголовном законе, связана с условиями правомерности данного акта. В-третьих, по сравнению с крайней необходимостью, закрепленной в административном законодательстве, крайняя необходимость, предусмотренная УК РФ, отличается размером причиненного вреда и объектами охраны, то есть вопрос о крайней необходимости в уголовном праве встает только тогда, когда совершены действия, внешне похожие на преступные, но таковыми не являющиеся, так как служат для достижения общественно полезной цели.
Состояние крайней необходимости может возникнуть в различных жизненных ситуациях. Общеизвестно, что источниками опасности в состоянии крайней необходимости являются стихийные бедствия, аварии, нападения животных, физиологические и патологические процессы, происходящие в организме человека (жажда, голод), общественно опасные действия людей, в том числе и захваты заложников.
Уголовный кодекс Российской Федерации предусматривает ответственность за захват заложников. Ей посвящена ст.206 УК РФ в главе 24 «Преступления против общественной безопасности». Данная статья является примером нормы, пришедшей в российское законодательство из международного права.
Напомним, что Конституция Российской Федерации установила: «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы» (ч.4 ст. 15).
Поэтому законодатель в Уголовном кодексе РФ законодатель (ст.1) указывает, что в качестве источника ряда норм об уголовной ответственности использованы общепризнанные принципы и нормы международного права.
В связи с этим А.А. Баев отмечает, что, рассматривая вопросы правового регулирования борьбы с лицами, захватившими заложников, целесообразно выделять две основные группы правовых актов - международные и внутригосударственные. Последние основаны на международных договоренностях, приняты несколько позже и постоянно дополняются.
Рассмотрим нормативные акты обеих групп.
25 сентября 1926 года в Женеве была подписана Конвенция относительно рабства, в которую впоследствии были внесены дополнения. Данная конвенция определяет рабство как «состояние или положение человека, над которым осуществляются атрибуты права собственности или некоторые из них. Торговля невольниками включает всякий акт захвата, приобретения или уступки человека с целью продажи его в рабство; всякий акт приобретения невольника с целью продажи его или обмена; всякий акт уступки путем продажи или обмена невольника, приобретаемого с целью продажи или обмена, равно как и вообще всякий акт торговли или перевозки невольников». Согласно Конвенции договорившиеся стороны взяли обязательства предотвращать и пресекать торговлю невольниками, добиться отмены рабства во всех его формах, оказывать друг другу взаимное содействие для достижения уничтожения рабства и торговли невольниками и др.
Первым правовым документом, в котором захват заложников (именно в этом словосочетании) назван преступным деянием, является Женевская конвенция о предупреждении и наказании терроризма 1937 г. Конвенция состоит из преамбулы и 29 статей, довольно полно и широко определяющих объект действия ее положений. Указанная Конвенция формулирует понятие международного террористического акта, предлагает механизм борьбы с терроризмом. Однако Конвенция по политическим причинам в силу не вступила, но имеет значение в осуждении международного терроризма и признании его преступлением против международного права. Захват заложников в Конвенции наряду с захватом воздушных судов был назван одним из видов терроризма.
7 сентября 1956 года была принята Дополнительная конвенция об упразднении рабства, работорговли и обычаев, сходных с рабством.
В 60-х годах двадцатого столетия произошло увеличение количества захвата заложников, особенно на воздушных судах, что привело к активизации международных правозащитных организаций и выработке целого ряда международных правовых актов по борьбе с захватом заложников. Наиболее важными из них являются:
Токийская международная конвенция, подписанная 14 сентября 1963 г. «О преступлениях и некоторых других действиях, совершаемых на борту воздушного судна» (СССР присоединился к ней в 1987 г.). В данной Конвенции речь идет о том, что государство, на территории которого находится предполагаемый преступник, немедленно производит расследование фактов, предпринимает также иные действия по выдаче. Вместе с тем отмечается, что за действия, предпринятые в соответствии с Конвенцией, ни командир воздушного судна, ни другой член экипажа, ни пассажир, ни владелец или эксплуатант воздушного судна, ни лицо, от имени которого совершается полет, не несут ответственности ни при каком судебном разбирательстве по поводу обращения с лицом, против которого такие действия были предприняты.
Гаагская международная конвенция, подписанная 16 декабря 1970 г. «О борьбе с незаконным захватом воздушных судов». В ней дается понятие преступления - захвата воздушного судна, отмечается, что любое лицо на борту воздушного судна или его соучастник, незаконно, путем насилия или угрозы применения насилия или любой формы запугивания захватывающее воздушное судно или осуществляющее над ним контроль, или совершающее попытку такого действия, является преступником. Статья 2 Конвенции предусматривает применение государством - участником соглашения относительно лица, совершившего «незаконный захват воздушного судна», суровых мер наказания. Согласно ст.7 «договорившееся государство, на территории которого оказывается предполагаемый преступник, если оно не выдает его, обязано без каких-либо исключений и независимо от того, совершено ли преступление на его территории, передать дело своим компетентным органам для целей уголовного преследования. Эти органы принимают решение таким же образом, как и в случае любого обычного преступления серьезного характера в соответствии с законодательством этого государства».
Монреальская конвенция, подписанная 23 сентября 1971 г. «О борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности гражданской авиации». В статье 7 Конвенции подтверждается обязанность государства, на территории которого находится предполагаемый преступник, передать дело своим компетентным органам для целей уголовного преследования.
Таким образом, внимание конференций в Токио, Гааге и Монреале было сконцентрировано на определении «преступлений, связанных с незаконным вторжением в деятельность гражданской авиации» и на предотвращении «незаконных актов против гражданской авиации». Рассмотренные международные конвенции дополняют друг друга, развивают положения, касающиеся квалификации подобных преступлений, определяют договорно-правовую основу сотрудничества государств в борьбе с захватом заложников.
Однако вплоть до 1988 года за пределами международно-правового регулирования оставались ситуации, связанные с актами насилия, совершаемыми в аэропортах, обслуживающих международную гражданскую авиацию. Этот пробел был восполнен принятием в 1988 году Протокола о борьбе с такого рода актами, дополняющего Монреальскую конвенцию. В протоколе сказано, что «незаконные акты насилия, которые угрожают или могут угрожать безопасности лиц в аэропортах, обслуживающих международную гражданскую авиацию, или которые ставят под угрозу безопасную эксплуатацию таких аэропортов, подрывают веру народов мира в безопасность в таких аэропортах и нарушают безопасную и упорядоченную деятельность гражданской авиации для всех государств Наличие таких актов вызывает серьезную озабоченность международного сообщества и в целях предотвращения таких актов имеется настоятельная необходимость обеспечить принятие соответствующих мер для наказания преступников».
В 1975 году Интерполом был организован международный симпозиум, поднявший вопрос о жертвах подобных деяний. 10 ноября 1976 года Комитет Министров Европейского Совета принял текст Европейской Конвенции о борьбе с терроризмом, которая была подписана 27 января 1977 года в г. Страсбурге и вступила в силу 4 августа 1978 года. В соответствии с указанной конвенцией правонарушениями, относящимися к ее сфере, являются также похищение, взятие заложников и незаконное лишение свободы. Захват заложников расценивается как преступное деяние и относится к террористическим актам. Главное внимание в Конвенции уделяется выдаче. Уже в преамбуле подчеркивается, что экстрадиция - особо эффективное средство, не допускающее для лиц, совершивших террористические акты, возможности избежать преследования и наказания. Статья 3 предписывает привести положения всех договоров и соглашений о выдаче, действующих между членами Европейского Совета, в соответствие с настоящей Конвенцией.
20 декабря 1978 года Генеральной Ассамблеей ООН на основании резолюции 33/173 была принята Декларация о защите всех от насильственных исчезновений, в которой указывается: «Во многих странах имеют место случаи насильственного исчезновения, нередко носящие непрерывный характер, в том смысле, что лица подвергаются аресту, задерживаются или похищаются против их воли или каким-либо иным образом лишаются свободы должностными лицами различных звеньев или уровней правительства, организациями, группами или частными лицами, действующими от имени правительства при его прямой или косвенной поддержке, с его разрешения или согласия, при последующем отказе сообщить о судьбе или местонахождении таких лиц или признать лишение их свободы, что ставит данных лиц вне защиты закона. Все указанные акты насилия в соответствии с указанным документом должны признаваться преступлениями по уголовному праву и предусматривать наказание». 18 декабря 1992 года Генеральная Ассамблея ООН в резолюции 47/133 также провозгласила Декларацию о защите всех лиц от насильственных исчезновений.
Кроме перечисленных конвенций о борьбе с различными видами преступлений, в том числе и захватом заложников, совершаемыми в мирное время, имеется ряд конвенций, запрещающих подобные преступления в военное время.
Так, в 1949 году в Женеве были приняты четыре международные конвенции: Конвенция об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях, Конвенция об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение на море, из состава вооруженных сил, Конвенция об обращении с военнопленными и Конвенция о защите гражданского населения во время войны. Все перечисленные конвенции содержат нормы, запрещающие совершение захвата заложников.
17 декабря 1979 года в Нью-Йорке была подписана Международная конвенция №34/146 о борьбе с захватом заложников, принятая Генеральной Ассамблеей ООН. В преамбуле Конвенции недвусмысленно указано, что захват заложников является преступлением, вызывающим «серьезное беспокойство у международного сообщества». Здесь же определена обязанность любого государства либо подвергнуть виновного в захвате заложников, подпадающего под сферу действия названной Конвенции, уголовному преследованию в пределах собственной юрисдикции, либо выдать его заинтересованному государству.
Понятие захвата или удержания заложника дано в статье 1 Конвенции. В ней сказано, что «любое лицо, которое захватывает или удерживает другое лицо и угрожает убить, нанести повреждение или продолжать удерживать другое лицо (здесь и далее именуемое как «заложник») для того, чтобы заставить третью сторону, а именно: государство, международную межправительственную организацию, какое-либо физическое или юридическое лицо или группу лиц - совершить или воздержаться от совершения любого акта в качестве прямого или косвенного условия для освобождения заложника, совершает преступление захвата заложников по смыслу настоящей Конвенции».
Конвенция носит международный характер и содержит довольно строгие ограничения в своем применении. Она не применяется в тех случаях, когда наличествуют следующие условия: преступление совершено в пределах одного государства; преступник и заложник являются гражданами этого государства; предполагаемый преступник находится на его территории.
Противодействие захвату заложников может быть эффективным только в сочетании с защитой основных прав человека: права на жизнь, физическую и духовную целостность, права на свободу передвижения.
Важнейшим международно-правовым документом, защищающим основные права человека, является «Всеобщая декларация прав человека», утвержденная и провозглашенная Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. Статья 3 этой Декларации гласит: «Каждый человек имеет право на жизнь, свободу и личную неприкосновенность». Согласно Декларации все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах. Статья 4 указывает, что «никто не должен содержаться в рабстве или в подневольном состоянии»; в ст. 12 отмечается: «Никто не может подвергаться произвольному вмешательству в его личную и семейную жизнь, произвольным посягательством на его честь и репутацию».
Поэтому захват заложников, представляющий особую опасность и нередко носящий транснациональный характер, признается преступлением международного масштаба.
Основополагающее значение в правовом регулировании борьбы с захватом заложников имеет Конституция Российской Федерации. Основной закон государства не содержит прямых норм, предусматривающих борьбу с захватом заложников, однако согласно ст.2, 21, 22 Конституции «признание, соблюдение прав и свобод человека и гражданина является обязанностью государства. Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность».
Важное значение для обеспечения безопасности граждан от посягательств на их свободу имеет Декларация прав и свобод человека и гражданина, принятая Верховным Советом РСФСР в 1991 году, которая отмечает, что «каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность: никто не может быть подвергнут пыткам, насилию, другому жестокому и унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию» (ст.8).
Понятие заложника содержится в Федеральном Законе РФ от 25 июля 1998 года №130-Ф3 «О борьбе с терроризмом». В статье 3 сказано, что «заложник - это физическое лицо, захваченное и (или) удерживаемое в целях понуждения государства, организации или отдельных лиц совершить какое-либо действие или воздержаться от совершения какого-либо действия как условия освобождения удерживаемого лица». Кроме того, названный закон относит захват заложников к преступлениям террористического характера и определяет как одну из форм террористической акции. Здесь же в качестве характерных признаков субъективной стороны терроризма указывается, что он совершается «в целях нарушения общественной безопасности, устрашения населения или оказания воздействия на принятие органами власти решений, выгодных террористам, или удовлетворения их неправомерных имущественных и (или) иных интересов».
Захваты заложников по своей общественной опасности, резонансу внутри страны и за рубежом носят черты экстремальных событий.
На федеральном уровне на сегодняшний день нет нормативного акта, который решал бы вопросы урегулирования отношений при чрезвычайных обстоятельствах, в частности, при захвате заложников. Но существуют ведомственные правовые акты, регулирующие деятельность органов внутренних дел и внутренних войск при чрезвычайных обстоятельствах криминального характера, а именно при освобождении заложников.
В первую очередь необходимо назвать приказ МВД России №145 от 20 марта 1996 года «О концепции развития органов внутренних дел и внутренних войск МВД России». Согласно которому концепция развития органов внутренних дел и внутренних войск МВД России представляет собой официальную позицию, совокупность взглядов на основные направления и принципы совершенствования их деятельности. Главной целью развития системы МВД России является приведение ее в состояние, позволяющее обеспечить надежную защиту личности, общества и государства от преступных посягательств. Данный приказ определяет приоритеты в защите объектов уголовно-правовой охраны.
Кроме того, существует приказ МВД России, посвященный вопросам совершенствования подготовки органов внутренних дел и внутренних войск МВД России к действиям при чрезвычайных обстоятельствах. В нем сказано, что одной из задач органов внутренних дел и внутренних войск при чрезвычайных обстоятельствах является освобождение заложников.
В соответствии с ведомственным нормативным документом освобождение заложников и задержание лиц, их захвативших, осуществляется путем проведения комплекса разведывательных, предупредительных, режимных, следственных и оперативно-боевых действий федеральных органов государственной безопасности, органов внутренних дел и других привлекаемых сил под руководством оперативного штаба по единому плану. Решение о проведении операции по освобождению заложников принимается руководителем оперативного штаба. Статья 4.4 определяет обязанности руководителя операции, в числе которых определение первоочередных организационных мероприятий, последовательности и времени их осуществления; принятие решения о проведении операции и определение ее общего замысла; оценка обстановки и принятие решения о проведении операции. Согласно ст. 4.5, 4.6 «операция начинается, как правило, с переговоров об освобождении заложников. Одновременно с ведением переговоров руководитель операции ставит задачу командиру спецподразделения на подготовку групп захвата и прикрытия к освобождению заложников с применением силы на случай недостижения конечной цели ненасильственными способами».
Таким образом, инструкция регламентирует операцию по освобождению заложников лишь в общих чертах. Она не отражает ход действий сотрудников при освобождении разных категорий и количества заложников.
Существует и совместный приказ МВД России и ФСБ России №479/826 от 10 декабря 1997 года «Об утверждении Единого перечня чрезвычайных ситуаций, преступлений и происшествий, сообщения о которых должны направляться органами ФСБ и ОВД одновременно в ФСБ России и МВД России». Названным приказом утвержден Единый перечень, где в пункте 3 называется захват заложников.
Вопросы предупреждения и пресечения захватов заложника на воздушных судах рассматриваются в «Инструкции о мерах по предупреждению и пресечению захвата и угона воздушных судов и иных актов незаконного вмешательства в деятельность гражданской авиации РФ». Данная инструкция утверждена совместным приказом Министерства транспорта, Министерства обороны, Министерства внутренних дел, Федеральной пограничной службы, Федеральной службы безопасности, Федерального агентства правительственной связи и информации при Президенте РФ, Главного управления охраны РФ 10 января 1995 г.
Существует и приказ о порядке взаимодействия сил и средств уголовно-исполнительной системы Министерства юстиции Российской Федерации с органами внутренних дел и воинскими частями внутренних войск МВД России при возникновении чрезвычайных обстоятельств. Согласно приказу центральным и территориальным органам уголовно-исполнительной системы Минюста России, Министерства внутренних дел Российской Федерации предписано осуществлять взаимодействие при возникновении чрезвычайных обстоятельств в местах дислокации учреждений и органов уголовно-исполнительной системы. Взаимодействие территориальных органов уголовно-исполнительной системы с органами внутренних дел и внутренними войсками МВД России осуществляется при освобождении заложников на объектах уголовно-исполнительной системы.
Приказом о повышении эффективности действий органов внутренних дел и внутренних войск по предупреждению преступлений террористического характера, преследующих корыстные цели, утверждено Наставление о деятельности служб и подразделений органов внутренних дел и внутренних войск по выявлению террористических групп, организаций, сообществ и предупреждению совершения ими преступлений террористического характера.
Приказ Генеральной Прокуратуры РФ от 3 декабря 2002 года №70 «О порядке представления специальных донесений о чрезвычайных происшествиях и преступлениях, а также иной обязательной информации в органы прокуратуры РФ» (в редакции Приказа Генпрокуратуры от 15.09.2004 №24). Данным приказом прокурорам субъектов РФ и приравненным к ним прокурорам специализированных прокуратур приказано незамедлительно сообщать специальным донесением в Генпрокуратуру РФ по телефону или иными видами срочной связи о происшествиях чрезвычайного характера, в том числе о преступлениях против общественной безопасности.
Ряд законов Российской Федерации, регламентирующих деятельность правоохранительных органов, упоминает об освобождении заложников в аспекте применения спецсредств и оружия. Иначе говоря, ситуация освобождения заложников называется в качестве одного из оснований применения оружия и спецсредств.
Таким образом, подводя итог рассмотрению правового регулирования борьбы с захватом заложников, хотелось бы выделить следующее.
Во-первых, нужно отметить, что существующие международные нормативно-правовые акты - конвенции, декларации и договоры, - касающиеся захвата заложников как преступления международного характера, закрепляют лишь общие правовые рамки, необходимые для организации противодействия захвату заложников. Все они провозглашают основной принцип - всеобщего осуждения и признания противоправности захвата заложников. Вопросы, касающиеся освобождения заложников в них не рассматриваются.
Во-вторых, действующее российское законодательство в ст.206 УК РФ закрепляет захват заложников, квалифицирует данный состав преступления, а примечание к указанной статье еще и предусматривает возможность освобождения виновного от уголовной ответственности в случае добровольного или по требованию властей освобождения заложников. Безусловно, цель примечания - в стимулировании деятельности виновного по спасению жизни заложников.
Кроме того, ряд законов Российской Федерации упоминает о ситуации освобождения заложников, но лишь в аспекте применения спецсредств и оружия.
Таким образом, очевидно, что на федеральном уровне законодательства РФ нет нормативного акта, разрешающего вопросы, связанные с ситуацией освобождения заложников.
В-третьих, анализ ведомственных и межведомственных нормативно-правовых актов показал, что приказы, инструкции регулируют лишь отдельные моменты, связанные с освобождением заложников. В мероприятиях по освобождению захваченных лиц чаще всего принимают участие органы внутренних дел, внутренних войск и Федеральной службы безопасности. Указанный выше межведомственный акт закрепляет координацию действий и взаимодействие федеральных органов государственной безопасности и органов внутренних дел РФ. Однако, как мы видим, единый нормативно-правовой акт, который бы детально регламентировал действия сотрудников правоохранительных органов при освобождении заложников, отсутствует.
В связи с чем, по нашему мнению, существующее законодательство нуждается, прежде всего, в совершенствовании ведомственных и межведомственных нормативных актов, касающихся проведения специальных операций по освобождению заложников в рамках принятия единого для правоохранительных органов нормативного акта по данному вопросу.
Резюмируя сказанное, хотелось бы отметить, что понятие крайней необходимости регламентируется различными отраслями права, а освобождению заложников как одному из источников опасности при крайней необходимости посвящен лишь один ведомственный нормативно-правовой акт. Данный приказ отражает только ход проведения спецоперации, закрепляет ее общие правовые рамки. Несмотря на наличие, нормативно-правовых актов, касающихся регламентации действий сотрудников правоохранительных органов в чрезвычайных ситуациях, все действия, связанные с причинением вреда в состоянии крайней необходимости при освобождении заложников будут оцениваться в соответствии с нормами уголовного законодательства Российской Федерации.
Освобождение заложников - это вопрос сохранения человеческих жизней. Будучи объектом уголовно-правовой охраны, жизнь человека - это прерогатива уголовного, а не гражданского и административного законодательства.
Автор: Гафурова Э.Р.