Эволюция судебной системы в Калмыкии в XVII-XIX вв.
Своя система судоустройства и судопроизводства сложилась в Калмыкии в конце XVII - первой половине XVIII в., и была известна под наименованием «зарго». Следует отметить, что монголо-ойратские законы 1640 г. совершенно не упоминают ни о зарго, ни о его членах (заргучи), из чего исследователями делается вывод, что в то время этот институт не был известен ни в Монголии, ни в Джунгарии, ни в Калмыкии. Однако законы калмыцкого правителя Дондук-Даши, появившиеся примерно через 100 лет после съезда 1640 г., говорят о зарго и заргучи вполне определенно и неоднократно.
Источники начала XVIII века упоминают, что калмыцкий хан управлял своим государством при помощи Зарго. В это время это учреждение имело двоякое значение: ханского совета, с одной стороны, и высшей судебной инстанции - с другой. В.М. Бакунин отмечал по этому поводу: «Зарго на их языке, а на нашем языке суд, бывает всегда при дворе ханском, и присутствуют с особливой кибитке ханские первые и вернейшие зайсанги, между которыми бывают и из попов по человеку и по двое, на которых верность хан надежду имеет, а всех по их древнему обыкновению больше 8 человек не бывает. От этой зарги зависит правление всего калмыцкого народа, и в оной сочиняются указы ханские и калмыцким владельцам о публичных делах, и черные приносятся хану для апробации и потом переписываются набело и припечатываются ханской печатью, которая хранится у первейшего и вернейшего его зайсанга».
Сообщение Бакунина подтверждается и Палласом, который, однако, дополнил его важным указанием о том, что подобные учреждения существовали не только при хане, но и в каждом улусе при их правителях «для отправления правосудия между своими подданными», и что они также назывались Зарго. В своей судебной деятельности Зарго руководствовались законами 1640 г. и обычным правом. Все решения этого суда приобретали законную силу лишь после их утверждения ханом.
Но такое положение сохранялось только до 12 августа 1762 года, когда вступило в действие положение о Зарго, разработанное русскими властями. По новому положению суд Зарго составлялся из нойонов, представлявших все калмыцкие улусы, а не только один ханский. Состав Зарго отныне подлежал утверждению русским правительством. Все дела в нем теперь должны были решаться по большинству голосов, причем хан, в случае своего несогласия, уже не мог единолично своей властью отменить вынесенное постановление, а должен был просить у царского правительства разрешения на его отмену или изменение. Был создан общенародный калмыцкий суд, который, однако, просуществовал недолго. Как известно, в 1771 году большая часть калмыков покинули территорию их постоянного кочевания и ушли в Джунгарию. После этого Калмыцкое ханство было упразднено. Зарго хоть и продолжало существовать, но находилось под постоянным контролем приставов. Как известно, институт приставов в России был введен в 1782 году в соответствии с губернской реформой; главная их обязанность заключалась в обеспечении охраны порядка, исполнения законов. Поэтому основная задача Главного пристава и частных приставов по улусам состояла в осуществлении надзора, в охране порядка, участии в судебных разбирательствах. Все это вызывало недовольство в среде калмыков, особенно предложения Главного пристава Н.И. Страхова о ликвидации должности наместника и реорганизации Зарго.
В сложившейся обстановке в управлении Калмыкии Александр I по предложению Коллегии иностранных дел подписал 26 октября 1803 года именной указ «О подчинении Главного пристава при калмыцком народе и Суда их Зарго астраханскому военному губернатору». В Указе отмечалось, что «для большей удобности к прекращению частых их распрей, повелеваем, чтобы Главный пристав, при них находящийся и Суд их, именуемый Зарго, оставались по прежнему в ведомстве Государственной Коллегии Иностранных дел, были подчинены, поблизости их кочевья, астраханскому военному губернатору».
В июле 1807 года последовало предписание главнокомандующего графа Гудовича о правах суда Зарго разбирать только тяжбы калмыков, а грабеж, воровство, убийство рассматривать в присутственных местах по российским законам. В Предписании, в частности, было указано, что «калмыцкий суд Зарго по претензиям на калмык разбирать должен только тяжбы. За воровство, грабительство и смертные убийства калмыки мнению моему должны судиться по общим Российским законам и подлежащих присутственных местах, ибо дела таковые не есть уже тяжебные».
Сами калмыки неоднозначно восприняли изменения, внесенные российской администрацией в их традиционную судебную систему. Так, в 1817 году члены калмыцкого суда Зарго вышли с прошением восстановить прежние права суда Зарго с повелением находиться при нем безотлучно во все времена года, определенному к ним от иностранной коллегии главному приставу; также размежевать пожалованные им земли для спокойного владения по занятию их в скотоводстве. Комиссия прошений, куда обратились члены Зарго, в силу важности содержания прошения, приняла решение доложить его Императорскому Величеству, внести его в Комитет министров. В следующем прошении члены суда Зарго указывали, что «посторонние заведования по делам калмыцкого народа не только причиняют ему крайнее разорение, но и произвели в оном большое разбродство, ибо не только не дают оному свободу чинить судопроизводство по нашим законам, правам и преимуществам, дарованным Вашим императорским величеством, но сверх того не давая знать ничего оному суду делают свои распоряжения». В связи с этим просьба членов суда Зарго заключалась в том, чтобы представитель ведомства Государственной Коллегии иностранных дел, главный пристав находился при суде Зарго, имел всегда пребывание в центре калмыцких улусов безотлучно зимой и летом, «как для скорого решения дела в суде Зарго, так и для содействия оному в защите калмыцкого народа от разорений, причиняемых нам жителями окружных губерний и донскими казаками. Но дабы могло быть все сие исполнено по силе высочайших грамот, дарованных нашему народу, и чтобы дела наши могли иметь законное течение, Суд Зарго просит учредить начальником одного из владельцев с согласия калмыцкого народа».
Дело рассматривалось в течение двух лет. Вначале, в 1818 году Комиссия потребовала к рассмотрению следующие вопросы:
1. Какие именно права и преимущества высочайше дарованы калмыцкому народу?
2. Были ли в последствии времени в тех правах каковые либо изменения? То есть ли были, то по распоряжениям ли одного или же по предписаниям высшего начальства? Что было тому причиной, в настоящее время какими они пользуются преимуществами, правилами и выводами в сравнении с прежними?
3. Так как просители пишут, что причиною преждевременной смерти наместника их Чучея Тайши были зависть, клевета и доносы, то и нужно знать: были ли по канцелярии калмыцкого стаха по сему предмету? От чего они возникли? Где и кем производились и рассматривались?
4. Когда именно подчинен Коллегией главный калмыцкий пристав главнокомандующему в Грузии и собственное ли то распоряжение Коллегии?
5. Может ли Главный пристав безотлучно находиться при Зарго, какие от того могут быть существенные пользы для калмыцкого народа? Как напротив того, не производятся ли и неудобства по части сношений его главного пристава с мирным начальством, присутственными лицами и обознанием других владельцев сего кочующего народа?
6. Видно ли по делам канцелярии калмыцкого стаха, чтобы какие либо судебные Российские места, захватывая калмыков, морили их в тюрьмах и казематах, не давая даже и знать калмыцкому начальству о таком захвате? Если таковые случаи были, то в каких именно судебных местах, от самовластия ли то присутствующих происходило или по необходимости, чтобы калмык, совершивший преступление, не мог скрыться в дальних кочевьях, и было ли даваемо знать или главному приставу или частным калмыцким приставам. И что со стороны сих последних, как защитников сего народа к охранению их невинности было предпринимаемо и, наконец, чем оканчивались дела сего рода?
7. Может ли быть прямая польза для калмыка, если кроме существующего в сем народе начальства избрать еще начальником одного из владельцев, подобно бывшему начальнику Чучею?
Дело окончательно разрешилось в 1819 году, когда в Азиатский Департамент министерства иностранных дел пошел Рапорт, в соответствии с которым было принято решение, «что преобразование суда Зарго, а равно всего калмыцкого штата необходимо, что он касается постановления наместника, то вместо оного в предупреждении могущих быть в неудовольствии, полезнее учредить из владельца председателя, избираемого на срочные годы для соблюдения порядка по суду Зарго». Таким образом, изменения, внесенные российской администрацией в функционирование суда Зарго, остались прежними. Единственно, на что пошли российские власти, так это на то, чтобы суд возглавлялся одним из владельцев. Хотя принципиального значения для функционирования этого судебного органа это уже не имело. Судебная система калмыков постепенно входила в российское правовое пространство.
По распоряжению главного пристава Смолена с 1818 г. в суде Зарго стали рассматриваться только гражданские дела по искам не более 25 рублей, а в 1821 г. по указанию управляющего Кавказским краем А.П. Ермолова и по основанному на нем распоряжению астраханского губернатора к компетенции Зарго были отнесены дела по искам не более 5 рублей.
С 1825 году на суд Зарго были возложены и функции окружного органа управления. Состав суда существенно не изменился. В его состав входили восемь человек (два от духовенства, шесть от владельцев и зайсангов), которые избирались в улусах сроком на три года и утверждались Комиссией. Содействие работе Зарго оказывал один из специальных прикрепленных помощников Главного пристава. Зарго рассматривал гражданские дела на сумму не свыше 400 рублей. В основном это были преступления, связанные с кражей скота, чужого имущества, отлучками и самовольными переходами от одного владельца к другому. Кроме центрального суда Зарго, в соответствии со ст.40 Правил 1825 г., решения маловажных дел возлагалось на улусное управление, в «каждой Орде полагаемое».
Правилами 1825 года все суды были разделены на гражданский и духовный, разбиравший дела, касавшиеся религии, духовных лиц, семейные. Зарго выступал по отношению к улусным судам как высшая апелляционная инстанция и принимал к рассмотрению иски на сумму свыше 200 рублей, по спорам по имениям, управлению аймаками и др. В этом же документе впервые определялись виды уголовных преступлений в Калмыкии: измена; неповиновение властям; возмущение, побег за границу со злым намерением; убийство; грабеж, изготовление фальшивых денег; воровство свыше трех раз. Как видно, вышеперечисленные виды преступлений отличались от традиционных, присущих калмыцкому праву. Однако отмечалось, что уголовные дела судом Зарго не рассматриваются. Согласно § 36 Правил 1825 года «Виновные в сих преступлениях Калмыки судятся в Российских Присутственных местах, по общим Государственным установлениям». В этом заключается эволюция правовой системы калмыков, которая в начале XIX века подверглась трансформации под влиянием русского законодательства. В дальнейшем это положение нашло свое отражение еще в одном документе, касающимся управления калмыками.
«Положение об управлении калмыцким народом», принятое Государственным Советом и утвержденное 24 ноября 1834 года императором Николаем I, существенно изменило правовой статус Калмыкии. Отныне она становилась самостоятельной областью, подчиненной Министерству Внутренних дел, а на месте - его уполномоченному (астраханскому военному губернатору).
Высшим судебным органов в Калмыкии, по Положению 1834 года, являлся Суд Зарго, рассматривающий гражданские, уголовные, а также и семейные дела. Суд Зарго руководствовался при рассмотрении уголовных дел российскими законами, а гражданских - древними калмыцкими законами («Великим Уложением» 1640 года, законами (токтолами) Дондук-Даши, обычным правом). Судопроизводство осуществлялось на русском языке, при необходимости с обязательным переводом на калмыцкий язык.
Улусные суды относились к судебным органам первой инстанции, которые рассматривали дела по предписаниям Совета калмыцкого управления, Суда Зарго, улусного попечителя, а также по просьбе частных лиц.
Улусные суды, составляющие в Калмыцком управлении первую ступень суда и расправы, принимали к рассмотрению и производству следующие категории дел: уголовные, следственные, судебно-полицейские, дела по опеке и тяжбы между калмыками разных улусов, и с посторонними лицами.
Составлялись они в каждом улусе под председательством нойона-владельца или Правителя улуса, с званием Улусного судьи, из улусного попечителя, его помощника и двух заседателей - зайсангов. Заседатели улусных судов из почетнейших зайсангов избирались на три года зайсангами того улуса, под руководством нойона - владельца, или Правителя и при содействии Попечителя и утверждались в званиях астраханским военным губернатором.
В соответствии с главой 4 - «О Суде Зарго» Положения об управлении Калмыцким народом от 28 декабря 1835 года, на его рассмотрение поступали: 1) уголовные дела, подведомственные Астраханскому Калмыцкому управлению; 2) тяжбы между калмыками или с посторонними людьми; 3) «дела между Калмыками по несогласию родителей с детьми и о неповиновении детей родителям»; 4) жалобы калмыков на неправильное производство дел в улусных судах.
Решения, принимаемые по уголовным делам, представлялись на утверждение военному губернатору, который утверждал постановления суда Зарго. В случае если тяжущиеся стороны не были довольны решением суда, то они могли подать жалобу в Сенат. Сами уголовные дела могли рассматриваться Зарго только в тех случаях, если они были направлены на ревизию из улусных судов или были предложены суду от военного губернатора. Кроме того, суд Зарго рассматривал тяжебные дела, решением которых в улусных судах тяжущиеся стороны были недовольны.
В соответствии с § 100 суд Зарго при рассмотрении уголовных дел должен был руководствоваться российским законодательством; при решении вопросов гражданского судопроизводства - «древними Калмыцкими постановлениями», а в случае недостатка их также законами Российской империи. Таким образом, традиционное судопроизводство все больше и больше подчинялось общероссийскому законодательству.
Положение 1847 г. внесло некоторые изменения в организацию управления Калмыкии. Улусным судебным органом продолжал являться Зарго, рассматривающий гражданские, семейные, уголовные дела, вопросы опекунства, имущественных споров (если между калмыками, то они решались по калмыцким законам или нормам обычного права). Улусный Зарго состоял из председателя (нойон-владелец или правитель), двух членов (старший назначался попечителем, младший - помощником попечителя), двух заседателей, избираемых из зайсангов улусным сходом на 3 года.
Однако, новое положение подробно регламентировало процесс судопроизводства улусного Зарго, впервые введя такие понятия, как отдача на поруки, принесение истцом и ответчиком присяги, текст которой составлялся ламой и утверждался министром государственных имуществ, обязательное присутствие свидетелей и т.д. Имущественные споры, сумма которых превышала 30 рублей, а также уголовные дела, выходящие за пределы полномочий Зарго, передавались в вышестоящий судебный орган - астраханскую палату уголовного и гражданского суда.
При определении денежных взысканий с калмыков в пользу истца и по другим случаям статья 169 Положения установила, что в опись продажи имущества не должны были включаться жизненно необходимые вещи (кибитка, одежда, семейные припасы продовольствия на 4 месяца, скот, если у ответчика было не более одного верблюда, двух лошадей, трех коров и десяти овец), в случае отсутствия имущества виновный отдавался на заработки сроком на полгода для уплаты долга.
По мере распространения российского законодательства на калмыков, они подвергались напрасной с их собственной точки зрения ответственности. Многие из них попадали в тюрьмы за такие преступления, «которые по древнему народному уставу, составленному сообразно с обычаями калмыков, не навлекали бы на них такую меру наказания или наказывались бы немедленно без всякой канцелярской волокиты».
О том, что в конце рассматриваемого периода дела калмыков рассматривались в общих судебных установлениях, свидетельствуют многочисленные архивные документы. Так было рассмотрено дело об определении опекунства над аймаком и имуществом умерших зайсангов Эрдениев-ского улуса Цоросова рода, Дело о производстве дознания о вооруженном нападении калмыков владелицы Бакбуш на хотоны дербетовского нойона Эрдени Тайши Тундутова и на экспедицию главного пристава калмыцкого народа А.В. Коханова, выехавшего в Дурбетовский улус для расследования и другие.
Несоответствие российского законодательства с традиционными установками калмыков хорошо прослеживается в материалах еще одного судебного дела, описанного известным исследователем Ф.А. Бюллером. В 1837 г. в Зарго рассматривалось дело об управлении аймаком Гурбун-Зур, оставшимся после смерти зайсанга Церен-Убуши Мазанова, и поданном прошении в связи с этим его жены Амгулунг о назначении ей содержания из доходов аймака до совершеннолетия ее младшего сына Цедена. Зарго отклонило прошение, мотивируя это тем, что Цеден прижит ею незаконно.
В 1843 г. Цеден, по-видимому, по достижении уже совершеннолетия, обратился в Совет калмыцкого управления с объяснением, что мать его Амгулунг была замужем за старшим сыном зайсанга Ончика - Мукою, после смерти которого вышла замуж за его младшего брата Джиргала по обычаю существующего у калмыков левирата, а потом за дядю Джиргала - Мирзу, от которого родился Церен-Убуши, а он, Цеден, родился от четвертого брака Амгулунг с зайсангом Тюподжи - племянником Мирзы. Проситель писал, «что второй, третий и четвертый браки были заключаемы без духовного обряда, лишь с согласия родственников, и что родившийся от третьего брака Церен-Убуши был признан законным зайсангом и управлял аймаком. Далее Цеден добавил, «что так делалось на основании обычаев калмыков и правил веры, которыми дозволяется меньшим братьям брать в замужество снох своих, и что такие браки не требуют участия гелюнгов, а лишь достаточно согласия родственников». По этому вопросу управление обратилось с запросом к двум нойонам и правителям улусов, на что последние ответили, что калмыки при первоначальном только бракосочетании совершают обряд через духовных лиц. Оставшиеся после смерти мужа вдовы «переходят к родственникам мужского пола или даже к посторонним без соблюдения духовного обряда, но дети, рожденные от сих браков, пользуются всеми правами законного происхождения и наследуют имение». Ламайское духовное правление также нашло отзывы нойонов и правителей, «сообразными с правилами ламайского исповедания, обычаями и обрядами калмыков». Следовательно Цеден в прошении совершенно правильно мотивировал свое право на наследство, подкрепив просьбу ссылками на существующие обычаи и обряды калмыков, а его прошение поддержали нойоны, правители улусов и духовенство, подтвердив факт наличия подобных обычаев у калмыков. Но Зарго, даже не приступив к рассмотрению дела, посоветовало Цедену обратиться в Сенат. Этот пример наглядно показывает, как изменившиеся условия стали вразрез с существующими у калмыков обычаями и соответственно с обычным правом. Дело в дальнейшем было решено в Сенате, суд Зарго от его рассмотрения окончательно отказался.
Все это свидетельствует о том, что традиционные судебные учреждения калмыков в XIX веке постепенно сходили на нет, став низовой ступенью российской судебной системы. Что лишний раз свидетельствует о том, что к концу рассматриваемого нами периода Калмыкия окончательно стала составной частью Российской империи и ее правовой системы.
Автор: Аксенов И.Ч.