28.02.2012 5738

Феномен этнизации политики: его сущность и содержание

 

Проблема взаимодействия двух начал социальной жизни - этнического и политического - получает в современном обществе экстраординарную актуализацию как в глобальных рамках, так и в специфических условиях посткоммунистического пространства. Необходимость в теоретических и прикладных разработках вопросов, вызванных к жизни взаимоналожением этнического и политического, диктуется множеством обстоятельств. Наиболее существенными из них являются следующие:

- конфликтогенный характер политизированной этничности представляет один из наиболее серьезных вызовов глобального уровня;

- переход к демократии в полиэтнических государствах выявил сложную проблему, которая требует серьезного осмысления способов адаптации традиционно существующих стандартов демократии и гражданского общества;

- стойкость и развитие ментальных и политико-культурных структур национального типа требуют от профессионального сообщества пристального внимания и анализа.

Усложнение характера проблем, связанных с этнизацией политики, все настоятельнее требует тщательного экспертно-аналитического рассмотрения данного феномена.

Прежде чем приступить к анализу феномена этнизации политики и дать собственное определение, необходимо рассмотреть понятийно-категориальный аппарат этнополитического проблематики с позиции его смысловой структуризации в иерархическом и отраслевом планах.

Обращение к проблематике этнополитического в качестве одного из отправных моментов требует соотнесения двух концептуальных систем, образующихся вокруг таких исходных понятий, как национальное (соответственно - «национальная политика») и этническое («этнополитика»). Эта мера по особенному актуализируется отечественными обстоятельствами - общественными реалиями, с одной стороны, семантическими традициями обществознания и официальной идеологии, с другой. Этот аспект темы показывает принципиальные отличия российского (всего постсоюзного) контекста от зарубежного. В нашем случае имеет место противоречивое сосуществование двух упомянутых дискурсов, когда понятийные ряды зачастую воспринимаются как параллельные и синонимичные, взаимозаменяемые по основному смыслу. Причем речь идет именно об одновременном использовании этих понятийных средств, а не только о затянувшемся переходе от одной терминологии к другой.

Иногда два рассматриваемых терминологических образования выступают в виде непосредственно тождественных. В этом случае примером может послужить вышедший в 1994 году «Краткий этнологический словарь», в котором приводится такое определение: «Национальный вопрос - вопрос о различном (неодинаковом) неравноправном положении народов в системе межнациональных и национально-государственных (этнополитических) отношений и путях, способах его - этого положения - разрешения, то есть ликвидации национальной дискриминации и достижения национального равноправия и справедливости в национальных отношениях». Таким образом, можно указать на принципиальный содержательный момент данного определения - это совмещение смысловых границ «национально-государственного» и «этнополитического».

Для приведенного случая существует значительно более глубокая методологическая традиция, связанная с интерпретацией общей проблемы соотношения этнического и национального. Это не может не накладывать отпечаток и на рассмотрении данной проблемы. Дело в том, что согласно господствующему вплоть до конца 1980-х гг. в советской литературе взгляду национальное интерпретировалось как момент и проявление этнического, когда понятие «род», «племя», «народность», «нация» рассматривались как звенья диахронной перспективы.

Не углубляясь в сферу этнологической теории, Н.М. Мухарямов в своей работе «Вопросы теории этнополитического анализа» попытался выделить три типа взаимодействия «национального» и «этнического» в общем понятийном пространстве.

Первый вариант во взаимодействии этих двух основополагающих терминов основывается на методологической ориентации, которая доминирует в советской литературе. Национальное рассматривается при этом как момент развития этнического, его стадиональный тип или степень эволюции. Как термин тождественный «народам мира» «этнос» был наделен статусом родового по отношению к множеству разновидностей человеческих общностей - к «нации», «национальности», «народности», «племени».

Вторая интерпретация рассматриваемого соотношения исходит из того, что «национальное» и «этническое» представляет собой рядоположенные, но не тождественные понятия. Примером может послужить подход М.С. Лазарева, который рассматривает их как «одновременно и разно-порядковые и близкородственные» пересекающиеся в своих смысловых значениях. Таким образом «национальное» и «этническое» частично совпадают друг с другом в той мере, в которой они отражают отличительность людей.

Однако, «национальное» в этом смысле рассматривается шире, полнее и глубже «этнического», в области экономических, политических интересов, а так же можно утверждать, что нация возникает лишь в классовом обществе. Следовательно, интерпретация рассматриваемого соотношения «национального» и «этнического» выделяет различия, кристаллизирующиеся вокруг двух узловых моментов - социальной доминанты и хронологических рамок.

Наконец, третий путь решения этой проблемы связан с жестко-разграничительной логикой, с дихотомизацией категорий «национальное» и «этническое». Такое разведение предпринимается как с диахронной, так и с синхронной точек зрения. В частности, оба момента иногда берутся как имманенты совершенно разных цивилизационных уровней и состояний общества. Исследователи такого подхода считают, что человеческая история включает в качестве важнейшего своего аспекта развития от этноса к нации, при этом «специфика этноса заключается в том, что входящие в него люди рассматривают свои отношения как естественные и постепенно преодолевают ограниченность этносов, формируя нации. Последние есть результат новой культуры, преодолевающей представления о естественности, биологичности объединения людей в общности и стимулирующие представления об определяющем значении личности, права, правового государства, о гражданском обществе, которые и могут обеспечить права личности». Представителями данного направления являются А. Ахиезер, Ю. Бородай.

В иной линии качественного различения «национального» и «этнического», в центре рассуждений оказываются критерии, образуемые за счет соотнесения разноплановых проекций общей картины дифференциации человеческих общностей. Здесь сравниваются не столько стандартные состояния, не столько часть и целое, сколько различные основания для градации коллективностей. Стержневое место в данной логике принадлежит тому, что национальные общности современности, как правило, полиэтничны, представляют собой результат сложных ассимиляционных процессов. «Через преодоление внутренней неоднородности - социальной культурной, этнической, - пишет в этой связи В. Иорданский, - происходит становление национальной общности». Продолжая анализ различий между этническим и национальным, В. Иорданский предлагает своеобразный критерий, когда первый тип общности «цементируется в первую очередь, сознанием общности происхождения, то есть прошлого принадлежащих ему мужчин и женщин», а во втором «более важную роль играет убеждение в общности будущего».

Однако, помимо определяющего критерия между «национальным» и «этническим» часто встречаются указания и на комплексный критерий - на степень сложности самой организации общественной жизни, на диверсифицированность культуры, на уровень урбанизированности, тип экономического развития, различие других механизмов интеграции. Такой отечественный исследователь как Р.Г. Абдулатипов, критикуя положение об «этнонациональном», выделяет следующие положения:

- полиэтнический характер большинства наций, малое число этнически чистых наций, разделенность во времени периодов собственно этнического и национального бытия;

- нация - более поздняя и высокая форма регуляции социокультурных отношений, свойственная высокоурбанизированным индустриальным обществам;

- в этническом отношении нация может формироваться, как известно, как в процессе стирания этнических и субэтнических черт, ослабления родоплеменного и кланового деления, так и путем ассимиляции иноэтнических элементов.

При рассмотрении разных вариантов подходов к решению вопроса о соотношении «национального» и «этнического», целесообразна ссылка на наиболее оформленную концепцию. В статье «Общество, этнос, нация» Ю. Семенов осуществляет размежевание двух концептов не в историческом времени, а по принципиальному смыслу системообразующих начал. По его мнению, этносы - это «совокупность людей, которые имеют общую культуру, говорят, как правило, на одном языке и осознают как свою общность, так и свое отличие от членов таких же человеческих групп», нация же «есть совокупность людей, имеющих одно общее отечество». И то, и другое - явления, относящиеся к разным социальным сферам. При этом этнос или этническая общность характеризуют «деление внутри всего населения общества, а не общество, как это часто понимается. Этносы представляют собой лишь группировки населения общества». В работах последних лет уже обращалось внимание на то обстоятельство, что частота употребления таких понятий как этнос, этничность - характерная черта постсоветской специализированной литературы. На этот счет весьма категорично высказался, в частности, В. Тишков: «Мы предлагаем пользоваться в научном, политическом и правовом языке понятиями «народа» и «национальности», хотя последний термин в мировой практике означает «согражданство». В мировой литературе, а тем более в политическом языке нет и понятия «этнос». У нас вокруг него накручены грандиозные паранаучные конструкции, политики и журналисты щеголяют этим словом, оно уже появилось в текстах официальных государственных документов». Пафос этих суждений понять можно, но наделять их буквальным значением не следовало бы. И отличительной чертой работ зарубежных исследователей состоит в понятийном многообразии, в использовании очень широкого круга категориальных средств.

За счет расширения набора понятий возникает новая эвристика, которая открывает путь к новым возможностям науки. Актуализация таких потенций особенно важна на пересечениях политологического и этнологического пластов обществознания. Здесь открывается выход из тесного коридора, который удерживает в зажатом состоянии фундаментальные, первичные слова - «этничное», «национальное».

Этничность исторична, а ее глобализацию обычно связывают со становлением мирового рынка и последовавшими за этим «втягиванием» огромного числа периферийных обществ в то дифференцированное единство, которое и стало, затем восприниматься как этническая картина мира. Доминирование этничности рассматривается как результат становления индустриального общества, повлекшего за собой распад традиционной общины, атомизацию массы и составление «массового индивида» с его чувством отчуждения и с присущим ему способом преодоления этого отчуждения - этнизацией.

Что же касается нации, можно согласиться с предложенным Ю.И. Семеновым разделением двух направлений или концепций, одно из которых можно было бы условно назвать этнической, а другую - государственной или гражданской. Согласно первой, нация - это этнос, согласно второй, нация есть совокупность всех граждан государства, все его население. Если этнос совпадает с населением государства, то это совокупность людей почти обязательно является нацией. Когда же этой совокупности нет, то тогда возникает множество проблем, требующих немедленного реагирования.. Люди, составляющие этническую общность в полиэтническом государстве, могут одновременно образовать и особую нацию, как, например, республики бывшего СССР, но могут и не быть самостоятельной нацией. Все зависит от самосознания данной группы; или они относят себя к этнической группе, или к национальному государству, то есть оттого, что они считают своим отечеством - всю страну в целом, или же ту ее часть, которую конкретно населяют. Согласно этому рассуждению, население страны, разделенное на многие этнические группы, может быть единой нацией, а может и не быть ею. В последних типах государств возникает, в конце концов, желание к созданию нескольких геосоциальных организмов и образование самостоятельных наций. Такая ситуация будет яркой демонстрацией фетишизации принципа, доведенного до полного абсурда. Но человечество не может существовать в ситуации абсурда. Поэтому не удивительно, что практически нигде в мире территории расселения этносов и государственные границы не совпадают полностью. Тем не мене, тенденция к реализации этого принципа остается непреодолимой. С распадом биполярной системы, делает вывод Стокгольмский международный институт проблем мира, на планете возродились такие идеи, как право нации на самоопределение и демократию и одновременно-всевозможные формы национализма и трайбализма. Не только национальные элиты, но и широкие массы видят в собственной государственности гарантии сохранения и развития народа как целостного самобытного образования со своей системой ценностей и приоритетов. Они проявляют высокую активность и требовательность в защите, реализации своих национальных интересов. Совокупность политических, экономических, правовых, идеологических, религиозных и других проблем, проявляющихся в процессе внутригосударственного и межгосударственного общения между нациями и народностями, и составляют национальный вопрос.

Нерешенность национальных проблем и, как следствие, происходящие на их основе национальные конфликты, имеют собственную логику развития, которая, если с ней не считаться, способна привести к жесткой межнациональной конфронтации, стать крайне деструктивной силой в судьбах не только отдельных народов, но и целых государств и регионов планеты.

В современном мире с возрождением идеи демократизации, возродились и различные формы национализма.

Рассмотрение понятия «национализм» является одной из проблем, поставленных автором. Наиболее распространенное определение национализма сводится к тому, что доктрину национализма можно свести к нескольким положениям:

- нация - реальная общность, имеющая свои особые качества;

- интересы и ценности этой нации обладают для индивида приоритетом перед другими интересами и ценностями;

- нация должна быть как можно более независимой, что требует достижения, по крайней мере, некоторого политического суверенитета.

Национализм, таким образом, - это комплекс идеологических представлений и политической практики, в котором центральное место занимают интересы нации. Данное определение намеренно абстрактно. В нем ничего не говорится о характере нации, ее границах (например, нация этническая или гражданская), а также о формах ее политической самостоятельности. Определение не содержит оценки, так что с ним может согласиться как сторонник доктрины национализма, так и его противник. Это очень важно, так как для понимания сути явления необходимо предварительно очертить его границы и лишь, затем оценивать его, исходя из собственных политических и нравственных предпосылок. Помимо идеологических и политических составляющих в национализме есть и психологическое измерение - комплекс национальных чувств.

Подобный взгляд на природу национализма в целом характерен для западных исследователей, не наделяющих это явление той явно негативной коннотацией, которую оно имеет в российской и русскоязычной научной и публицистической литературе, в общественном сознании.

В русском языке и русскоязычной политической культуре термин «национализм» означает действия, направленные на противопоставление людей друг другу по национальному признаку, на достижение преимуществ, для своего народа за счет других народов, возвеличивание собственного народа за счет унижения других. При этом еще в обществоведении советского периода всегда проводилась грань между патриотизмом, который имел позитивное звучание, и национализмом. Эта идея настойчиво пропагандировалась и, в конечном итоге, укоренилась в общественном сознании. Поэтому по крупному счету терпят неудачи попытки формирования образов «наций-государств» в бывших советских республиках, в которых нетитульное население понимает эти призывы не как идею строительства «государства для всех», а как государства для титульной нации.

В этой парадигме наиболее точное определение национализма явления принадлежит польскому социологу Я. Щепаньскому, которое гласит: «Национализм - это признание собственной нации наивысшей ценностью», что подразумевает иррациональное объяснение превосходства своей нации над другими.

Истоки оценочного подхода к понятию «национализм» берут еще с идей B.C. Соловьева, который считал, что «в стремлении «выделиться и обособиться» положительная сила народности превращается в отрицательное усилие национализма. Это и есть народность, отвлеченная от своих живых сил, заостренная в сознательной исключительности и этим острием обращенная ко всему другому. Христианство, упраздняя национализм, есть сверх народное, но не есть безнародное».Англо-американский подход к определению понятия «национализм», как отмечалось выше, является более или менее нейтральным. Исследователи этого направления считают, что «национализм» - не вредная идеология, а скорее мировая религия, более чем философия, более чем доктрина или исторический процесс.

Если не принимать во внимание некоторые разногласия, то можно отметить, что в западной литературе национализм трактуется как принцип, согласно которому политические и национальные единицы совпадают. Кроме того, в работах Э. Геллнера, Э. Смита присутствует положение, которое также правомерно было бы отнести к западной доктрине национализма, как то: существование такой общности как нация, с присущими ей особыми качествами, приоритет интересов и ценностей данной нации перед другими интересами и ценностями, необходимость как можно большей независимости этой нации, для чего ей нужен некоторый политический суверенитет. Исходя из данных постулатов национализм можно определить как политическое движение, стремящееся к завоеванию или удержанию политической власти и определяющее эти действия с помощью доктрины национализма. Другие исследователи этой проблемы, к примеру, А.Г. Здравомыслов, особое внимание заостряют на конфликтогенном потенциале национализма как политического движения и определяют его (национализм) как «комплекс идей и чувств, сконцентрированных на задачах защиты своей национально-этнической группы, основанных на реальной и воображаемой угрозе соответствующей группе». Исходя из предложенной дефиниции, можно сделать вывод о том, что межнациональные противоречия в принципе неискоренимы, так как национализм одной этнической общности порождает контрнационализм других сообществ.

С несколько отличной точки зрения освещают данную проблему Б. Андерсон, К. Дейч, Д. Холл и ряд других западных исследователей. По мнению последнего, «единая, универсальная теория национализма не возможна, поскольку прошлое различно, различаться должны и наши концепции». Подобная позиция обосновывает различие подходов к вопросу о факторах, породивших национализм и оказавших огромное влияние на процесс формирования наций. Так, если Геллнер настаивал на определяющей роли индустриализма и формировании системы стандартизированного образования, Дойч делал акцент на возникновении систем массовой коммуникации, Хоббсбаум отмечал особую роль интеллектуальных элит. По словам А. Миллера, «итогом этих разногласий стало осознание многочисленных факторов, влияющих на процесс формирования наций, бесконечного многообразия их сочетания в истории и относительной значимости в их сочетаниях». Американский историк К.Хейес наметил основные этапы распространения национализма вширь:

- разработка доктрины национализма выдающимися «интеллектуалами»;

- поддержка доктрины группой граждан, которые находят в ней удовлетворение для души и иногда преимущество для своего кармана;

- укоренение в народном сознании с помощью массового образования. Если обратиться к попыткам научной классификации типов национализма, то здесь также не имеется четкого единства мнений. Классический исследователь X. Кон выделил «западный» и «восточный» типы национализма. В первый, с его точки зрения, входят варианты национализма, сложившиеся в Великобритании, Франции, США, Нидерландах, Швейцарии, во второй - в Германии, странах Восточной Европы, России, а также Азии. Первый характеризуется как рациональный, гражданский, второй - как органический, иррациональный. Основное различие в данных материалах связано с социальным составом сторонников национализма. Там, где третье сословие стало представлять мощную силу уже в 18 в., национальные требования нашли свое выражение преимущественно в области экономики и политики. Там, где в 19 в. буржуазные слои были слабыми, такие требования сосредотачивались в области культуры. Другой момент, который был отмечен Коном это то, что за пределами западного мира границы существующих государств и поднимающейся национальности редко совпадали. Следовательно, национализм вырос в противоречии с рамками государства, чтобы привести их в соответствие с этнографическими требованиями, а не для того, чтобы утвердить народный суверенитет. Для Кона два основания типологии - социальный состав носителей идей национализма и соотношение между нацией и государством - слиты воедино.

Ряд исследователей считают, что такая двучленная парадигма национализма устарела и не способна охватить все многообразие современных форм национализма. А.Белл-Фиалкофф и А.Марковиц предлагают, как минимум, четыре формы национализма: государственнический инклюзивный (каждый человек как индивид становится членом нации-государства); государственнический эксклюзивный (основан на недопущении отдельных индивидов к членству в нации-государстве, например, по признакам происхождения, языка и др.); негосударственнический инклюзивный (каждый человек считается членом нации, проживая на определенной «национальной» территории, независимо от ее государственной принадлежности); негосударственнический эксклюзивный (не каждый, а только с определенными признаками может и считается членом нации, проживая на той или иной «национальной» территории). Таким образом, становится ясно, что национализм-это совокупность идеологий и политических движений, использующих в качестве символа понятия «нация», в частности «единая нация». Национализм функционален, и благодаря своей функциональности он настолько часто востребовался в последние два столетия, что стал неотъемлемой частью политической культуры современности.

Преданность нации в этой идеологической доктрине объявляется основой личной идентичности, и все действия человека должны быть подчинены высшей цели - служить нации, ее экономическому процветанию, сохранению и развитию ее культурному своеобразию, наконец, достижению ее как можно большей автономии и утверждению ее места в ряду таких же сообществ. Это определенный взгляд на мир. Но необходимо оценивать конкретную идеологию и конкретные политические действия, совершаемые от имени нации. А это есть подчинение индивида интересам группы, вызывающее настороженное отношение с точки зрения либерализма и гуманизма. Таким образом, обусловленность национализма формой современного государства доказано достаточно убедительно в исследованиях - от возникновения этой формы в европейской истории до ее утверждения в международном сообществе.

Если рассматривать национализм с точки зрения одного из принципов национальной политики, то становится ясным, что он является неприемлемым для полиэтнических государств посткоммунистического мира. Сама национальная политика служит регулированию отношений между социально-этническими общностями, государственными, национальными образованиями, их представителями и государством. Исследования национальной политики, по мнению автора, можно было бы свести к основным восьми ее принципам:

- сочетание национального и интернационального;

- решение национальных проблем с учетом наличествующих возможностей;

- воспитание граждан в духе патриотизма и интернационализма;

- равноправие граждан в независимости от расовой и этнической (национальной) принадлежности;

- сочетание региональных и общегосударственных интересов;

- соблюдение норм равенства и справедливости всех граждан;

-- отрицание расизма, национализма, национального нигилизма; право наций на самоопределение.

Автор уделяет такое внимание раскрытию понятий «национализм» и «национальная политика», так как считает, что они помогут, при использовании сравнительного метода, выявить сущность и содержание этнополитики и самого феномена «этнизации» политики.

Даже самый беглый взгляд на библиографическую информацию последних лет, не говоря уже о результатах контент-анализа, дает представление о масштабах терминологической экспансии такого понятия, как «этнополитика».

Анализ взаимодействия и взаимообусловленности этнических и политических начал по существу ведется при отсутствии сложившихся традиций, которые насчитывали бы века интеллектуальной истории.

В духе диаметрапьности рассматривается онтологическая значимость самого понятия «этнополитика», когда ее смысл либо признается, либо отвергается в принципе. Появляющиеся здесь публикации демонстрируют тенденции небывалой поляризации в трактовках сущностных оснований конструкции этнополитики.

На одном фланге сконцентрированы взгляды, согласно которым этнополитика - это не просто реальный феномен социально-политической действительности, но и ее атрибут, представляющий собой универсальное, глобальное явление. Изучение этого предмета принимается за основу отрасли пограничной субдисциплины обществознания - этнополитологии, отвечающей всем требованиям «полноценности». Так А.Н. Майборода, указывая на то, что «основные субъекты этнополитики - это «нация - государство» (или многонациональное «государство») и «этническая группа», резюмирует «именно в этом взаимодействии рождается сама этнополитика как система», «этнополитика как системная целостность». Столь же последовательны в отстаивании своих позиций и сторонники второго лагеря, который образуется за счет неприятия этнополитики в качестве составной ни в процессе этнической жизнедеятельности, ни в поле зрения этнологии. По их мнению, говорить о каком-то взаимоналожении этнического и политического попросту неправомерно, недопустимо в принципе. Аргументация здесь выстраивается следующим образом.

Выделение этнополитики в качестве самостоятельного и реального предмета выглядит недопустимым с точки зрения либерально-демократического социального идеала с его безоговорочным принципом персонализма. Наиболее четко это было выражено практически еще на начальных стадиях идейных трансформаций: «По природе своей этнос - это не субъект политики, но тип человека - созидателя и носителя определенной культуры». Это принципиальная позиция воплотилась в императиве - «деэтнизации национального-государственного устройства и деполитизации национальных отношений», «когда национальность должна стать частным делом гражданина»;-    рассматриваемая позиция обосновывается, исходя из нон-этницистских ориентации в общей или теоретической этнологии, которые лишают этническую группу статуса гомогенного носителя всей полноты проявлений социальности, функций волеобразования, выбора и ответственности - в первую очередь.

Таким образом, достаточно явно вырисовывается то, что определяет первопричину несовместимости двух подходов к вопросу о соотношении этнического и политического. Один из этих подходов стремится показать этнополитику в качестве сущностно выраженного слагаемого социально-политической действительности, а второй - отрицает само существование отношений подобного типа. Одни исследователи, такие как Г.С.Котанджян и Г.И.Марченко, обосновывают этно-политологию как область знаний, имеющую давнюю интеллектуальную историю, область со сложившимся концептуальным аппаратом и определившимся предметом исследования и т.п., другие же трактуют саму подобную постановку вопроса как нечто академически ущербное, возникшее в результате манипулятивного и непрофессионального использования заимствованной терминологии (Б.С.Ерасов, Р.Н.Исмагилова и др.).

Задачи, связанные с уяснением пределов и возможностей построения теории, которая могла бы адекватно ответить на потребности осмысления этнического во взаимодействии с политическим, сталкиваются с немалыми сложностями. Затруднения, возникающие в этой области, объясняются как природой самого объекта познания, так и сложностями методологического порядка. Наиболее сложная сторона дела заключается в отсутствии единства и ясности в вопросах общей теории политики, ее структуры, научного статуса и эвристического потенциала.

Особую значимость в данном ракурсе приобретает вопрос, связанный с определением функций самой теории этнополитики.

Учитывая специфику исследуемой проблематики, целесообразно на первое место поставить в качестве определяющей функции момент идентификации этнополитического.

От решения этой задачи - от констатации реального присутствия или, наоборот, отсутствия этнополитического содержания в теории и на практике зависит все дальнейшее исследование феномена этнизации. Исследовательские стратегии задаются вопросом именно в этом пункте. Объект осмысления здесь может быть либо в духе универсальной имманентности, когда он усматривается повсюду, где в соприкосновение приходят политическое и этническое. Другая система образов предполагает конкретизацию критериев, очерчивающих феноменологию этнополитического, обуславливающих его бытие особой комбинации фактов. Этнополитическое может даже рассматриваться как реальность экстраординарного порядка и, следовательно, как объект сугубо частнонаучных исследовательских подходов. Наконец, возможно отрицание существования предмета.

Наиболее заметные работы, главный предмет внимания которых составляют теоретические и концептуальные основания этнополитики, содержат сходное решение задач структурирования этих оснований, их анализа с точки зрения взаимоотношений главных шкал, течений и направлений. В конечном счете, дело сводится к дуалистической картине, к противостоянию двух конкурирующих потоков. Один из пионеров в исследования данного предмета Г.С. Котанджян, например, пишет, что ситуацию можно «представить в виде двух основных концептуальных линий: «школы, внутреннего колониализма» и «новой этницистской школы». Первая линия связывается с работами М. Гектера и Т. Нейрна, с разработкой модели этнополитического конфликта в системе «центр-периферия», состоящей в столкновении этнополитической активности и властного контроля. Вторая - с тезисом о повседневном проникновении этничности в политическую практику и об определяющей роли этого фактора применительно к государству как «наиболее важному институту национальной консолидации», что свойственно позициям Э. Смита, Д. Котце, С. Энло, Дж. Ротшильда». Другой пример - это монография А.Н. Майбороды «Теория этнополитики в западном обществоведении: структура и принципы исследования». Историко-научное становление этнополитики автор описывает в виде процесса построения «универсальной», общеприменимой теории и моделей, «которые носят всеобщий характер и применимы к государствам с различными системами». Ссылаясь на А. Крума и А. Гераклидиса, он также соотносит два направления этнополитики: концепцию «внутреннего колониализма» и «новый этницизм», к которому примыкает «коммунализм». В качестве водораздела, определившего линию столкновения, А.Н. Майборода приводит отношения к «марксистскому методу». Этапные, согласно этим оценкам, работы М. Гектора и Т. Нейрна привлекали к себе всеобщее внимание тем, что авторы заявили о ценностях ряда марксистских положений о природе национальных движений. Концепция же этничности стала базой формирования немарксистской концепции этнополитики.

Существенное сходство и даже совпадение приведших позиций не означает того, что проблема получила окончательное разрешение.

Так, едва ли выглядит правомерным тезис А.Н. Майбороды о том, что отношение к марксизму стало решающим критерием концептуального размежевания в области теоретических основ этнополитики, разрабатываемых западными исследователями, и что перспектива «внедрения» марксизма сплотила большую часть западных политологов на позициях «этницизма». По его мнению, общей базой формирования не марксистской концепции этнополитики стали положения концепции этничности. Это дало основание Круму и Гераклидису назвать их взгляды «новой этницистской позицией». Таким образом, по мнению А.Н. Майбороды, должны логично совместится две разделительные линии - «марксизм немарксистские концепции» и «этницизм неэтницистские концепции». В действительности же эти линии отнюдь не являются даже параллелями. Марксизму вовсе не противополагается один лишь этницизм и, наоборот, марксизм не является единственным или главным оппонентом этницизма. Более того, фактически общим местом в работах западных англоязычных авторов ставится вывод о том, что ни марксизм, ни либерализм не смогли во всеоружии встретить вызов «этнического».

Так же упрощен следующий вывод А.Н. Майбороды: «межэтнические отношения оказались той сферой западного общества, где особенно актуальной стала задача поставить научные исследования на службу практическим целям. Руководству этих стран потребовалось своего рода «классическая» модель этнополитических процессов, обладая которой можно было бы канализировать эти процессы в нужном направлении». Сама природа исследуемого явления в принципе не позволяет ставить вопрос о единой модели этнического процесса. Впрочем, моделирование, по определению, не предполагает универсализации. Отсюда - еще один пункт, вызывающий несогласие автора с позицией А.Н. Майбороды, фактически ставящего знак равенства между моделью и теорией: «вопрос о структуре теории этнополитической модели становится вопросом о структуре теории этнополитики как науки». Любые всеобщие аналоговые приемы в такой специфической области, как этническое, нуждается в строжайшей проверке на объективность.

Главное же, однако, не в этом, а в том, что оба рассмотренных подхода едины в интерпретациях, существенно сужающих панораму теоретических направлений, концептуальных систем и школ, взаимодействие которых присуще складывающейся вокруг этнополитики познавательной ситуации. Но автор не ставит цели глубинного рассмотрения этих подходов, а стремится выявить средства упорядочения сведений и представлений в такой сложной сфере, как соотношение этнического и политического в эмпирическом аспектах.

Для полного представления о сущности этнополитики в целом необходимо рассмотрение понятийно-терминологического комплекса данного явления. Ситуация вокруг категориального оснащения этнополитических исследований, а именно семантическая неразбериха, констатируемая многими специалистами в этой области, присутствует во всех разработках.

В некоторых публикациях есть попытки построения категориальной системы, относящейся к этнополитической проблематике, в систематизированном виде. В этом смысле показательна программа курса «Этнополитология», составленная Г.И. Марченко. В тематической структуре курса и его разделов образуется круг понятий - «этническая власть (этнархия)», «этнополитическое действие», «этно-политические институты» (государство как этнополитический институт), «этнополитическое представительство», «стратегия и тактика этнополитики», «направления этнической политики» и т.п. Прослеживающаяся здесь ориентация, на первый взгляд, предполагает нечто вроде презумпций самоочевидности: «этнополитика должна восприниматься как проекция «большой» политики сквозь призму этнического: все, что присутствует в политической жизни общества, при соответствующем насыщении приобретает свойства «этнополитического». «Этнополитику» исходя из этого понимания, требуется рассматривать в качестве некоторого имманента, обладающего единой предысторией, всеобъемлющей структурированностью, организованного по законам политической жизни общества в целом. Как направление деятельности субъектов она характеризуется наличием принципов, идеологией, целеполаганием и т.п.

Таким образом, становится ясным, что это один из примеров определенной логики построения этнополитики, ее концептуализации, основанной на моделировании этнополитического по параметрам политики в целом. Словом, теоретизирование и построение понятийного аппарата здесь движутся по направлению: от политического - к этническому (этнополитическому).

Существует пример и обратной направленности, по линии от этнического - к политическому. В отчетливом виде этот подход представлен в «Этнологическом словаре» изданном в 1996 году. В разделе словаря, где содержится терминология, относящаяся к различным областям исследования этничности, помещена рубрика «Политическая наука и этничность». Понятийный корпус здесь структурирован по нескольким основаниям. Одно из них - политические свойства этнических общностей: «этническая власть», «этническая политическая власть», «этническая непредставленность». Другое - публичная политика, воздействующая на этнические общности - «экзо-этническая политика», «плюралистическая политика», «ассимиляционная политика», «институционализированный расизм», «апартеид или анартеид». Третье - этнически характеризуемая государственность с точки зрения композиции населения и с точки зрения этничности властвующих. Далее - этнические общности, различаемые по признаку политического статуса: «субнация», «меньшинство», «этническая автономия».

В высшей степени принципиально в аналитических интересах видеть разницу между двумя векторами коннотации. Один - в случае с «национальной политикой» - предполагает импульсы властно-управленческого воздействия или политического влияния «сверху», из «центра» - в направлении периферии по субординации от «субъекта» политики - к ее объекту. Другой - в варианте адекватной контаминации «этническая политика» - связан с объемным отображением своей совокупности разнонаправленных линий волеобразования, отношений социальных агентов. Концепт «национальная политика» стиснут тесными рамками линейного детерминизма, рационального редукционизма. Этнополитическая же перспектива в категориальном аппарате освобождает от таких жестких ограничений. Например, вполне органично звучала формула «национальная политика партии и правительства», чего никак нельзя сказать об этнических группах, притязаниях, выдвигаемых от их имени. Если национальная политика связана с контекстом курса, проводимого властными инстанциями или институтом политико-идеологического руководства, то с понятием «этнополитика» дело обстоит в принципе иначе. Это, скорее, область, в которой осуществляются самые разноплановые практики - от артикуляции интересов или формирования политико-психологических мотиваций до институционализации актов и социальных актов.Анализ взаимоналожения этнического и политического рассматривается исследователями под ракурсом высвечивающим своеобразие двойственности феномена этнополитики.

С одной стороны, взаимодействие этнического и политического может и не пронизывать все без исключения структурные и системные компоненты политики, более того, как правило, и не пронизывает, и не представляет собой какую-то уменьшенную их копию, слепок, структурный аналог. А вот в виде определенного элемента или аспекта, стороны - одной из многих - этнополитическое включает в состав этих структурных образований, подчас и не выполняя системообразующих функций.

С другой стороны, вовлечение этнической проблематики в практику политических отношений, то, что Дж. Ротшильд называет «политизацией этничности», что вполне может быть обозначено по аналогии как «этнизация политики», - все это многократно создавало ситуацию весьма определенного вычленения специфической сферы - четко обозначенной части всей социально-политической практики.

Следовательно, особенность понятия «этнополитическое» и состоит в том, что она в состоянии одновременно отразить оба указанных смысла. Этнополитическое, таким образом, есть в данном случае предельно широкая характеристика явлений и свойств, возникающих в результате взаимной обусловленности или структурного взаимоналожения этно национальных и властно-управленческих, других социально-волевых отношений и процессов. С этим связана соответствующая деривативность термина «этнополитического». На его основе и образуется такое феноменологическое понятие как «этнизация политики».

Современность характеризуется резким нарастанием этнических и националистических компонентов политики, которая осуществляется многими субъектами политического процесса. Национальное пробуждение и возрождение по форме представляет собой мобилизацию на платформе национализма и этнических движений, т.е. определенной интерпретации групповых (этнических) интересов, а по содержанию - прежде всего движение протеста против стремления доминирующего (в масштабах страны или определенного его региона) ядра или правящих групп превратить свою культуру, или, по крайней мере, важные ее элементы в нормативную, обязательную для всех граждан полиэтнического государства. Этническая идентификация и мобилизация являются основными критериями феномена «этнизации политики».

В данном случае необходимость выявления сущности и содержания процесса «этнизации политики» обусловлено тем, что данное понятие в научной литературе рассматривается с двух позиций или в форме нормативного одобрения или осуждения. Автор считает, что через выявление сущности и содержания этнизации политики можно будет истолковать причины пробуждения и сохранения национализма.

Под этнизацией политики автор подразумевает набор взаимосвязанных стратегий коллективных действий, заключенных в каркас соответствующих когнитивных и ценностных установок, направленных на реконструирование этнической политики в условиях нестабильности этнофедеральных систем. Согласно этим установкам, этническая идентичность является изначальной и надличностной структурой образуемой совокупностью высоко-оцениваемых качеств, сформировавшихся в ходе длительной истории. Эти качества приобретаются с рождением и недоступны, даже непостижимы для тех, кто с ними не родился.

Подобного рода установочный каркас предполагает целый ряд действий и стратегий.

Во-первых, территориальные границы делиментируются таким образом, чтобы добиться максимальной этнической однородности.

Во-вторых, проводится политика дифференциации прав и привилегий в соответствии с этнической принадлежностью граждан.

В-третьих, создаются объединения, равно как и политические партии, целью которых являются улучшения благосостояния этнического общества за счет тех внешних или внутренних групп, которые считаются не принадлежащими к данному сообществу; при этом предлагаются и отстаиваются соответствующие политические мероприятия.

В-четвертых, этнические проблемы становятся выше проблем взаимоотношений классов, классовой политики и других макросоциальных отношений.

Первоосновой всех подобных действий является редукционистское предположение о том, что различия, обусловленные этнической самоидентификацией, прочнее, последовательнее и даже чем-то благороднее, нежели любые другие различия между людьми. В квазирелигиозной манере этническая идентичность рассматривается как предельное выражение значимости человека, источник его прав и обязанностей. Сфера проявления подобного набора симптомов не ограничивается определенной территорией. Однако, по мнению большинства исследователей, они в наибольшей степени присущи странам Центральной и Восточной Европы и их истории. Так, к примеру, немецкий социолог и политолог К.Оффе даже проводит различие между «западным» и «восточным» национализмом, доказывая, что последний в большей степени обуславливается этническими факторами, чем первый. Если «западный» национализм сопутствовал буржуазным революциям и результативному процессу формирования сильных наций - государств, то «восточные» формы национализма пышным цветом расцвели в обществах, многие из которых не проходили через данные стадии политической мобилизации и идентичность которых заключена в культуре. Если обратится к государствам Запада, то там национализм возник вследствие успешного преодоления внутренних препятствий, мешающих суверенитету, в первую очередь, политики родовой знати. Что же касается Востока, то там национализм является идеологическим обоснованием борьбы против чужеземного правления, примером может служить турецкое, габсбургское или российско-советское «иго». Сторонники коммунитарного подхода Э. Геллнер, А. Смит, объясняют стремление к этнической чистоте и единению столь же основополагающей, сколь и универсальной характеристикой людей, доказывая, что борьба за такую чистоту и сплочение не менее законна и обоснована, чем борьба за личные интересы и личную свободу. Согласно их взглядам «национализм есть политизация культуры общества», а эта культура в свою очередь, - показатель коллективной идентичности данного, «хранилище его нравственных перцепций», заключенных в языке, истории, территории, религии, ритуалах и символах. Прославление и, если понадобится, отстаивание и защита данной идентичности образуют чувственное, экспрессивное, эмоциональное измерение жизни общества и потому ей, несомненно, надо отдать приоритет по сравнению с «бесцветным гражданством». «В любом случае этно-сообществам и родам должно быть предоставлено право «самим управлять собою», поскольку «трайбализм» означает приверженность индивидов и групп своей собственной истории, культуре и идентичности, и эта приверженность есть...неизменная составляющая общественной жизни человека». Во всех такого рода стратегиях этничность выступает в качестве фактора, определяющего линию основного общественного раскола, и используется для создания символического образа, применяемого в целях политической мобилизации и коллективного действия. Политизированная этничность, по Дж. Ротшильду, есть специфическая реакция этнической идентичности группы на структурные изменения, вызываемые макроуровневыми процессами трансформации общества. Альтернативой изложенному выше коммунитарному подходу может выступать «рационалистическая» позиция интерпретации процесса этнизации политики. Учитывая ситуацию, в котором оказались народы в посткоммунистическом мире, этнизация политики должна представляться им рациональной стратегией. В каком же смысле мы говорим о том, что включение в этно политику является для индивидуальных и коллективных действий «рациональным» актом? Рациональность можно определить как выбор направления деятельности в соответствии с предполагаемым и желаемым следствием такого действия (сколь бы недальновидными, частными и нереальными бы те основания, на которых данный выбор делается). Отталкиваясь от данного определения рациональности, можно предположить, что этническая политика может выбираться по экономическим, политическим, конструктивным или военным рациональным соображением.

Экономический выбор направления деятельности превалирует тогда, когда ожидается, что упор на этнические различия и тождественности поможет этническим общностям обрести или сохранить экономические ресурсы.

Политическая рациональность проявляется в тех случаях, когда элиты удерживают (или контрэлиты завоевывают) властные позиции, проводя политическую мобилизацию по этническим разделительным линиям, или оправдывают свое правление на языке национальных устремлений.

Конструктивная рациональность заложена в основу этнополитики, когда от той ожидают, что она позволит укрепить фундамент, на котором строится политически единое сообщество через установление границ - неоспоримого критерия включения или исключения тех или иных этногрупп.

Военная рациональность может потребовать обращения к этнополитике как в ожидании грядущих конфликтов, так и в целях укрепления военной мощи государства в уже разгоревшемся конфликте.

Итак, оспорить тот факт, что каждая этническая группа повсеместно обладает определенным уровнем самоценности, особым образом жизни и социального взаимодействия, крайне трудно, однако, почему же при определенных условиях и на определенном историческом этапе эти особенности начинают играть важную роль и служат основанием для мобилизации и коллективного действия? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определить роль государства и права в конституировании этнополитики, исследовать проблему этнической правосубъектности и выделить роль акторов - как масс, так и элиты - в политизации этничности.

Таким образом, анализируя этнизацию политики, надо отметить, что данный процесс носит двойственный характер, являясь, с одной стороны, конструирующим фактором, он также несет с собой целый ряд серьезных опасностей. Главная из них заключается в том, что он во много раз усиливает угрозу межэтнических конфликтов. Далее, этнизация общественной жизни в целом, которая обычно встает на пути межэтнического сотрудничества, торговли и разделении труда, влечет за собой экономическую неэффективность. И, наконец, этнизация политики мешает нормальному функционированию демократических институтов, подпирает идею гражданства и делает упор на различия, а не на единство, что крайне мешает выработке компромиссных решений, являющихся одним из важнейших компонентом любой политической деятельности.

 

Автор: Симонян Л.Ю.