Становление и развитие концепции свободы совести и её реализация
Борьба человечества за получение права на свободу совести насчитывает многовековую историю и включает в себя такие драматические моменты, как суд над Сократом, различные религиозные войны (Варфоломеевская ночь), Реформация и т.д. История становления и развития концепции свободы совести по понятным причинам тесно переплетена с историей религии как таковой.
Как отмечают В.Н. Савельев и З.А. Тажуризина, «процесс взаимопроникновения культур древних цивилизаций зачастую начинался с взаимопроникновения религиозно-мифологических представлений, что обуславливалось распространённой практикой терпимого отношения к иным культам и божествам». Например, в эллинистическом Египте царь Птолемей Сотер (322-83 до н.э.) ввёл культ бога Сераписа, отождествив его с египетским Аписом и греческим Зевсом. По-видимому, это была одна из первых попыток проведения в жизнь идеи «светского экуменизма».
Вообще в Древней Греции понятие совести как ответственности человека за свои дела перед людьми и самим собой появилось довольно рано, уже Демокрит писал о необходимости соблюдения справедливости для того, чтобы человек не находился в состоянии постоянного самоосуждения. Для Аристотеля совесть - это «правильный суд доброго человека». Воспитание же справедливости доброты, в более широком смысле - гуманности уже предполагает терпимое отношение к убеждениям других. Вместе с тем существовала и противоположная тенденция - сформированные традиции и обычаи охранялись государством от влияния новых воззрений, которые могли дестабилизировать сложившуюся общественную систему. Например, те, кто распространял новые учения о мире, подвергались преследованиям и гонениям. Такая участь постигла известных античных философов (V в. до н.э.) - Протагора, Диагора Милосского, Анаксимена, Анаксагора, Сократа и др. Платон, например, считал, что лица, нарушающие традиции и устои государства, должны подвергаться преследованиям, что законы государства должны охранять государственную религию, формирующую единомыслие у граждан. Аналогичное положение можно отметить и в Древнем Риме, где, с одной стороны, Цицерон в трактате «О природе богов» даёт пример свободного обсуждения проблемы богов сторонниками различных философских направлений, а с другой - император Клавдий (10.до н.э. - 54 н.э.) изгоняет иудеев из Рима, император Тиберий (42 до н.э. - 37 н.э.) запрещает отправление египетских и иудейских обрядов.
Как полагают В.Н. Савельев и З.А. Тажуризина, «космополитизм раннего христианства, непризнание божественности императора, обращение к униженным и угнетённым представляли определённую опасность для императорской власти, что и повлекло политику запретов и гонений». Тертуллиан писал: « каждый поклоняется тому, чему хочет. Религия одного человека ни вредна, ни полезна для другого. Но не свойственно одной религии делать насилие над другой, Религия должна быть приемлема по убеждению, а не насилию». Однако по мере укрепления положения христианства как государственной религии Римской империи терпимое отношение к другим культам сменяется нетерпимостью; иные культы и божества, и это становится традицией, уподобляются падшим ангелам, их служители изгоняются из Римской империи. Разворачивается преследование сторонников поздней античной философии, носителей античной культуры, а также адептов еретических течений внутри христианства.
Со временем связь церкви и государства становится более прочной. Однако история знает примеры и того, как с помощью светской власти на практике обеспечивалась свобода религиозной совести. Так, в правление императора Михаила II (820 - 829 гг.), которого считали павликианином, претворяются в жизнь идеи религиозной свободы, прекращаются гонения на инакомыслящих и с помощью государственных вердиктов вводятся запреты на раздувание религиозных споров. В средние века также находились люди, в том числе среди церковных мыслителей, признающие право на свободу совести. Так, например Иоанн Скотт Эриугена (ок. 810 - 877), опираясь на авторитет Библии, отстаивал идею независимости мировоззренческих представлений от установок церковных властей, а Эйке фон Репков (ок. 1180 - после 1233) в работе «Саксонское зерцало» осудил любое проявление несвободы по отношению к человеку, провозгласил приоритет светской власти и отметил, что отлучение от церкви не должно быть поводом лишения жизни или ущемления иных существующих прав. Понимание свободы совести претерпевает определённую эволюцию в эпоху Возрождения и Новое время. Ширится процесс приспособления религиозного мировоззрения к интересам «третьего сословия» и по-новому осмысливается философия античности, утверждаются идеалы светского гуманизма. Например, можно отметить работы таких мыслителей, как Т. Мор, Б. Спиноза.
В частности, Т. Мор (1478-1535) провозгласил право в обществе для каждого следовать какой угодно религии, свободно её пропагандировать и воздерживаться от оскорбления других религий. Одним из сторонников концепции естественного права выступает Барух Спиноза, который в «Богословско-политическом трактате» утверждал, что в «свободном государстве каждому можно думать то, что он хочет, и говорить то, что он думает», что с помощью предписаний и запретов власти никогда не смогут добиться желательных результатов, так как каждый по величайшему праву природы есть господин своих мыслей. Во многом под влиянием теории естественного права прогрессивные деятели американского гуманизма Т. Джефферсон (1743 - 1826), Т. Пейн (1737 1809), Б. Франклин (1701 - 1790), Дж. Мэдисон (1751 - 1836) подготавливают Билль «Об установлении религиозной свободы» и «Декларацию независимости».
Вообще нужно отметить, что в становлении и закреплении концепции свободы совести (с точки зрения либерального понимания) наибольшую роль сыграли различные акты Французской революции 1789 года, и 1-я поправка к и поныне действующей Конституции США. Правда, первоначально свобода совести понималась как свобода вероисповеданий - т.е. в противоречие концепции «одно государство - один народ - одна вера» возможность для граждан одного и того же государства исповедовать различную веру (например, в Европе - различных направлений христианства, таких как католицизм и протестантство).
К сожалению, жёстко заданные рамки и поставленные в работе задачи не позволяют сколько-нибудь подробно исследовать весьма разнообразные взгляды мыслителей различных стран и эпох. Следует добавить, что существуют работы, в которых такая задача достаточно успешно решается. В целях решения поставленных задач следует обратиться также к истории становления и развития концепции свободы совести и её реализации в России.
Бесспорно, период до 1917 года по длительности, насыщенности событиями, значимости для, например, Русской Православной Церкви даже более важен, чем советский и современный. Он дробится на большое количество этапов, которые необходимо подробно рассматривать. Однако для этого необходимо отдельное исследование, которое явно не вписывается в рамки данной работы. Поэтому на данном периоде истории мы остановимся ненадолго еще и потому, что современное законодательство находится в более тесной связи с советским, чем с законодательством Российской империи; к тому же вплоть до Февральской революции 1917 г. православие находилось на положении государственной религии и о свободе совести в современном понимании этого термина говорить не приходилось. Однако на некоторых моментах нужно заострить внимание.
В России, помимо попытки наладить преемственность с Византией в государственно-цивилизационном смысле - «Москва - третий Рим», существовала такая же преемственность и в отношениях Церкви и государства, которые получили название симфонии. «Суть симфонии составляет обоюдное сотрудничество, взаимная поддержка и взаимная ответственность, без вторжения одной стороны в сферу исключительной компетенции другой». Эти стороны - Церковь и государство.
Однако светские исследователи - В.М. Клеандрова, Т.В. Новицкая, Н.Ю. Титов полагают, что и попытки церковных лидеров - патриархов (Никона и Филарета - отца Михаила Романова), закрепить за Церковью светскую власть не имели долговременного успеха: «церковь, низведя с патриаршего престола одного и похоронив другого, безболезненно вернулась к своему прежнему статусу». Назвать «безболезненным», на наш взгляд, раскол Русской Православной Церкви невозможно, однако, с оценкой сути процесса следует согласиться. Таким образом, в этот период можно говорить лишь об обеспечении большей или меньшей веротерпимости в Российском государстве.
Положение существенно изменилось при Петре I. Ко времени его преобразований государственно-конфессиональная система объективно нуждалась в реформировании. Но Петр собирался укреплять ее по-своему, так, чтобы Церковь не смогла стать самостоятельной силой и выступить против всего процесса реформ в стране. Правда, политика этого императора в отношении религиозных объединений являлась гораздо более противоречивой, чем принято думать.
С одной стороны, Петр I ориентировался на европейскую государственную церковь эпохи абсолютизма. В период его царствования самостоятельность церкви сильно ослабела, и затем вплоть до начала двадцатого века вместо Патриарха Церковью управлял Святейший Правительствующий Синод - фактически Министерство по делам Русской Православной Церкви при кабинете министров Российской Империи. Данное мнение подтверждается и тем фактом, что первоначально новый орган церковного управления планировалось назвать Духовной коллегией (как, собственно, тогда и назывались министерства), и лишь в результате достижения некоторого компромисса с консервативно настроенной верхушкой духовенства наименование стало более соответствующим русской религиозной традиции. Самый знаменитый акт эпохи, относящийся к правовому регулированию деятельности религиозных объединений - Духовный регламент от 14 февраля 1721 года. Он-то и повлёк «огосударствление» Церкви. Принимался он в результате жесткой борьбы с церковными иерархами. Духовный регламент представляет собой наполовину юридический документ, наполовину философско-политический трактат, обосновывающий необходимость церковной реформы. В XVIII в. была создана теория равенства Синода с Сенатом, дабы успокоить недовольных среди духовенства. Однако уже упоминавшиеся В.М. Клеандрова, Т.Е. Новицкая, Н.Ю. Титов считают это представление неверным из-за следующим причин. Синод, в отличие от Сената, обладал лишь законосовещательным правом по духовным вопросам. Его «пункты», наравне с другими коллегиями, подавались через Сенат. Обер-прокурор Синода (первый - И.В. Болтин) получил такую же инструкцию, как и сенатский генерал-прокурор (лишь с заменой названий учреждений), без всякого учёта специфики Синода.Шло «наступление» и на монастыри - в указе из Синода 28 января да 1723 года «О переписке в монастырях монахов и о непострижении вновь». Также Петру принадлежит одна из первых попыток введения свободы совести в России - правда, лишь для иностранцев, с целью привлечения нужных стране специалистов. Свидетельство тому - «Манифест о вызове иностранцев в Россию» от 16 апреля 1702 года.
С другой стороны, Пётр I стремился упрочить главенствующее положение православия среди остальных конфессий, ибо нуждался в единой государственной идеологии. Был, например, принят именной указ «О крещении в Казанской и Азовской губерниях магометан, у которых в поместьях и вотчинах находятся крестьяне православной веры» от 3 ноября 1713 года. По нему служилые люди мусульманской веры, имеющие православных крепостных, либо должны были креститься, либо у них отбирали крепостных. В основном, конечно, избирался первый вариант. Также устанавливалась ответственность за непосещение важнейших церковных обрядов - указ от 17 февраля 1718 года, условно названный историками «О хождении разночинцам посадским и поселянам в воскресные дни и господские праздники в церковь, о исповеди повсегодно, о подаче священниками ведомостей о неисповедовавшихся, о взыскании с таковых штрафа».
Можно сделать вывод о том, что политика Петра I в вероисповедной сфере не была концептуально единой, поскольку он хотел и «огосударствить» православие (т.е., сделать его менее самостоятельным), но при этом и сохранить последнее в качестве мощной идеологической силы.
Относительную завершенность государственная политика в данном вопросе получила в результате создания министром просвещения Уваровым теории «самодержавие, православие народность», которая получила отражение в законодательстве. Так, 42-й параграф Основных законов Российской Империи провозглашал: «Император, яко Христианский Государь, есть Верховный Защитник и Хранитель господствующей веры и Блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния». Однако реальное положение Русской Православной Церкви было далеко от официальных оптимистических оценок. Поэтому, как считает СВ. Римский, в 60 - 70-е гг. была проведена в серии остальных (судебной, земельной, земской, военной и т.д.) церковная реформа. Она является значительно менее известной, чем остальные - лишь не так давно (в 90-х гг. XX в.) СВ. Римский обнаружил в архиве Синода программу этой реформы, которая по его словам, «носила долгосрочный и многоцелевой характер». Программа была подготовлена не Церковью, а государственными органами («отцом» её стал тогдашний министр внутренних дел П. А. Валуев). Закон от 26 мая 1869 года декларировал, что «дети духовных лиц православного духовенства не принадлежат лично к духовному сословию». 30 мая 1869 года - был принят новый Устав Духовных академий (в них был открыт доступ другим сословиям). Также была проведена и церковно-цензурная реформа, расширились права архиереев по управлению епархиями, возрождена практика выборов благочинных священников духовенством. Итак, для самих православных пределы свободы духовной жизни должны были значительно расшириться.
Но после смерти Александра II многие результаты этой реформы (как, впрочем, и остальных) оказались пересмотрены. Отменили выборы благочинных, усилилась цензура и власть архиереев над духовными учебными заведениями, пересмотрели учебные программы последних.
Следует согласиться с СВ. Римским в том, что реформу нельзя оценивать однозначно - были решены многие законодательные и гражданские вопросы, но не нашли разрешения проблемы улучшения благосостояния духовенства и повышения авторитета Церкви. Подведём некоторые итоги. К началу XX в., по данным В. Цыпина, в иерархическом ряду признанных в Российской империи религий выстроенном, с одной стороны, по объему прав и привилегий, с другой - стеснений и ограничений вслед за господствующей Православной церковью шли Лютеранская и Реформаторская церкви, община гернгутеров, Армяно-григорианская, Армяно-католическая и Католическая церкви; далее общины евреев-караимов, магометан-суннитов и шиитов; затем евреи-талмудисты и буддисты-ламаисты. Всего лишь терпимыми, но лишенными привилегий считались русские старообрядцы, шотландские и базельские сектанты, меннониты и баптисты Закавказья, сибирские шаманисты и самоеды-язычники. Вне закона находились общины молокан, духоборцев, субботников, хлыстов, скопцов.
17 апреля 1905 г. был издан «веховый» Императорский Указ об укреплении начал веротерпимости. По этому Указу расширялись права старообрядческих и сектантских общин, не носящих изуверского характера. Они уравнивались с ранее признанными государством христианскими Церквами во владении имуществом от имени религиозных обществ, в праве на сооружение молитвенных домов, на устройство скитов, обителей, в праве печатать богослужебные книги, преподавать своим детям Закон Божий, вести метрические книги. Были отменены ограничения на поступление на государственную службу, существовавшие для старообрядцев и сектантов (приверженцы белокриницкого согласия и беглопоповцы по этому Указу стали именоваться не раскольниками, а старообрядцами). Правда, старообрядческое и сектантское духовенство не получило права на официально признанное употребление духовных званий и титулов, каковым пользовалось армяно-григорианское, лютеранское и реформатское духовенство. Также расширялись права католической и мусульманской религиозных общин, а буддистов-ламаистов воспрещалось впредь именовать идолопоклонниками и язычниками. Таким образом, в Российской империи официально даже не употреблялся термин «свобода совести», а существовала лишь веротерпимость (т.е. не запрещалось исповедовать не господствующую религию (православие)), и то с существенными оговорками - допускалась обычно на национальных окраинах или среди национальных меньшинств (евреи), для неправославных доступ практически закрывался на более или менее высокие государственные посты, и был существенно ограничен в образовательные учреждения.
В.Н. Савельев отмечает тесную связь права и религии и национально-государственный характер религии в государствах, подобных Российской империи. Следовательно, модель государственно-церковного взаимодействия здесь можно назвать моноконфессиональной - при которой существует одна государственная религия, а все остальные - в лучшем случае на положении терпимых. Положение существеннейшим образом изменилось после 1917 г. Протекало это в полном соответствии с марксистской доктриной религиоведения. Один из ее сторонников - тот же В.Н. Савельев писал: «Все эти идеи и представления не возникли из ничего, а являлись результатом отражения социально-экономического и политического развития общественных отношений в конкретные исторические периоды, результатом разрешения классовых и групповых противоречий «. В соответствии с этим теоретическим положением большевики рассматривали религию и свободу совести. При этом подходе упускается из виду, что свобода совести - результат не только классовой борьбы, но и борьбы всего человечества за воплощение в жизнь общезначимых гуманистических идеалов, и что в борьбе за нее участвовали и пострадали представители самых разных классов и социальных групп - Джордано Бруно, протопоп Аввакум, Сократ, Анаксагор, Л. Толстой.
Важнейшим документом этого этапа развития правового статуса религиозных организаций стал Декрет РСФСР «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» от 20 января 1918 г. Советские авторы, например, В.Н. Савельев и Ю.А. Розенбаум оценивают документ в целом положительно, считая, что в его основе лежал принцип социальной справедливости. По нашему мнению, это не так, хотя бы потому, что в соответствии со ст. 12, 13 этого Декрета религиозные объединения были лишены статуса юридического лица и права собственности на принадлежащее им имущество, которое передавалось им в пользование от имени государства.
Однако нельзя упускать из виду, что данный документ являлся одним из первых, закреплявших свободу совести на территории России и в целом (вне практики его реализации) - достаточно гуманистичным.
Но даже многие советские авторы отмечали «перегибы» в реализации этого Декрета и других нормативно-правовых актов, регулирующих отношения между государством и церковью - разграбление церквей, расстрелы иерархов и простых священнослужителей Русской Православной и других церквей и конфессий, тысяч верующих.
Нужно сказать, что сама Церковь, точнее, ее представители, не сразу поняли существа происходящих в стране событий. Так, еще до принятия указанного Декрета было издано Священным Собором Православной Российской Церкви Определение о правовом положении Православной Российской Церкви от 2 декабря 1917 г. Священный Собор признавал, что произошли существенные изменения в государственном строе, и предлагал закрепить в законодательстве фактически роль государственной религии для православия. Видимо, совершенно не представляя себе воззрений новой власти на религию, в ст.7 Определения Собор закреплял: «Глава Российского государства, министр исповеданий и министр народного просвещения, и товарищи их должны быть православными; в ст. 15 - «Церковно-судебные решения о разводе и о признании совершенного церковью брака незаконным или недействительным признаются в силе судебных решений «; ст. 19 - «Во всех светских государственных и частных школах воспитание православных детей должно соответствовать духу Православной Церкви: преподавание Закона Божия для православных учащихся обязательно как в низших и средних, так и в высших учебных заведениях, содержание законоучительских должностей в государственных школах принимается на счет казны « и т.д. Когда же Советское правительство начало проводить свою политику в жизнь, в частности, Советом народных комиссаров были напечатаны в «Газете Временного Рабочего и Крестьянского Правительства» (1917года, № 36-37) декреты о расторжении брака и о гражданском браке, иерархи церкви пребывали в растерянности и продолжали не понимать ситуации.
Было принято Определение Священного Собора Православной Российской Церкви по поводу декретов о расторжении брака и о гражданском браке от 19 февраля (по новому стилю - 4 марта) 1918 г. Мнение Церкви было таково: «В этих декретах, изданных без сношения с православною церковною властью и с полным пренебрежением к требованиям христианской веры, допускается расторжение брака через гражданский суд, и при том только вследствие просьбы одного из супругов или хотя бы одного из них. Этим открыто попирается святость брака, который по общему правилу является нерасторжимым, согласно учению Спасителя нашего (Мф.19,9) и только в исключительных случаях может быть расторгнут церковною властью. Сверх того, по этим декретам для совершения брака достаточно простой записи в суде, а для разведенных, нет запрещения вступать в новые браки не-ограниченное число раз».
Понятно, что представители новой власти и Церкви просто не понимали друг друга, первые вели речь о светском браке, вторые ~ о церковном (и поэтому ссылались на Евангелие от Матфея - ссылка для большевиков-атеистов даже не смешная, а оскорбительная).
Но ясно, что претензии православия по-прежнему играть роль государственной религии не могли не раздражать новую власть. На начавшиеся гонения Церковь ответила Определением Священного Собора о мероприятиях, вызываемых происходящим гонением на Православную Церковь от 5 (18) апреля 1918г.
Следующую точку зрения по поводу положения того периода привел В.Н. Савельев: «По мнению Д.Е. Фурмана, бескомпромиссный и нетерпимый характер такого (революционного - Б.Д.) атеизма был своеобразной реакцией на тоталитаризм формального православия». Эти аргументы представляют определённый интерес, хотя и не совсем бесспорны (очень несоразмерна была «реакция»).
Сейчас, однако, достаточно распространенной является иная точка зрения, по которой полностью отрицательно оцениваются происшедшие после 1917 г. изменения. Так, например, О.Ю. Васильева полностью негативно оценивает Декрет 1918 года, не делая различий между такими мерами, как отделение религиозных объединений от государства и лишение их статуса юридического лица. Нам такая точка зрения представляется необоснованной, поскольку из одной крайности - восхваления мер Советской власти в отношении религиозных объединений не следует бросаться в другую - называть дискриминацией лишение какой-либо религии статуса государственной.
В результате в период гражданской войны церкви был нанесен значительный ущерб. Но после патриаршего послания от 1 июля 1923 г., в котором заявлялось, что Церковь поддерживает Советскую власть и отказывается от политической борьбы, положение несколько изменилось, и на протяжении практически всех 20-х гг. государство не проводило по отношению к церкви насильственную политику, а заменило последнюю на идеологическую борьбу.
Тут интересен и такой момент. В Декрете «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», Конституции РСФСР 1918 г., Конституции РСФСР 1925 г. закреплялась свобода как религиозной, так и антирелигиозной пропаганды. Однако уже в Конституции РСФСР 1937г. (принятой вслед за союзной Конституцией 1936 г.) свобода религиозной пропаганды исчезла из нормативно-правовых актов, будучи замененной на свободу отправления религиозных культов. В научной литературе (работах Ю.А. Розенбаума, А.С. Ловинюкова) это изменение объясняется следующим образом. Пользуясь предоставленной свободой, противники Советской власти под видом религиозной пропаганды вели антисоветскую пропаганду. Поэтому эта свобода была исключена из Конституции и других нормативно-правовых актов. Однако и Ю.А. Розенбаум, и А.С. Ловинюков считали, что в СССР религиозная пропаганда не запрещалась как таковая. Ю.А. Розенбаум писал, что свободное отправление культов - это уже религиозная пропаганда, а потому нет оснований считать, что таким образом в СССР ограничивалась свобода совести. Работа Ю.А. Розенбаума датирована 1985 г., однако А.С. Ловинюков, опубликовавший свою статью о свободе совести в журнале «Государство и право» в 1995 г., солидарен с ним в данном вопросе. По нашему мнению, свобода отправления религиозных культов без свободы религиозной пропаганды совсем не подразумевает отсутствие ограничений в сфере свободы совести, ведь в советских конституциях свобода антирелигиозной пропаганды закреплялась. Если следовать такой логике, то заседание обществ атеистов, выпуск ими своей литературы, периодических изданий можно было бы рассматривать как антирелигиозную пропаганду и этим ограничиться. Но на пропаганду антирелигиозную смотрели гораздо шире и вышеперечисленными мерами не ограничивались. Что касается мнения о том, что антисоветские силы в своих целях использовали религиозную пропаганду, то можно сказать, что среди противников Советской власти было много атеистов, которые отмечали практически религиозный характер поклонения «вождям» в СССР. Следует также добавить, что просветительская и благотворительная деятельность религиозных общин были запрещены в 1929 г. постановлением президиума ВЦИК «О религиозных объединениях», который ужесточил многие положения уже довольно жесткого самого по себе Декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви.
Несколько изменилась вероисповедная политика государства (это коснулось, в основном, Русской Православной Церкви) в период Великой Отечественной войны. Занятая ею активная патриотическая позиция и то, что руководство страны во главе со И.В. Сталиным делало ставку именно на патриотизм (а не на идеи «мировой революции», как прежде), помогли заключению союза между Церковью и государством. В. Цыпин пишет: «Церковь получила относительно сносные условия для его существования через административные распоряжения властей», например, ей разрешили расширить сеть своих учебных заведений. В 1945 г. было принято секретное постановление Совнаркома СССР, которым были предоставлены «права ограниченного юридического лица» исполнительным органом религиозных организаций в отношении приобретения транспортных средств, аренды, строительства и т.д.
Со временем хрущевской оттепели совпала, как ни странно, очередная антирелигиозная кампания. На религиозные организации (не только православные) шло мощное идеологическое и, экономическое давление. Важнейшие акты этого этапа - секретные постановления ЦК КПСС от 4 октября 1958г. «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным республикам», «О недостатках научно-атеистической пропаганды», Постановления Совмина СССР от 16 октября 1958 г. «О монастырях в СССР» и «О повышении налогов на доходы епархиальных предприятий и монастырей».
Наоборот, наступление «застоя» значительно облегчило положение Церкви. Перестали закрывать храмы, семинарии, а в 1975 г. были внесены изменения Указом Президента Верховного Совета СССР в постановление ВЦИК и СНК РСФСР 1929 г. «О религиозных объединениях». Эти изменения коснулись в основном имущественных прав Церкви, и была отменена формулировка: «Религиозные объединения и группы не пользуются правом юридического лица», хотя и не декларировалось наделение религиозных объединений таким правом.
В 1977 г. была принята новая Конституция СССР. В ст.52 этой Конституции была закреплена свобода совести в СССР. Эта статья повторяла положения аналогичной ст. 124 Конституции СССР 1936 г., но содержала новое положение о том, что возбуждение вражды, ненависти в связи с религиозными верованиями запрещается. Данное положение представляется важным и свидетельствует об известном улучшении отношения к верующим в СССР.
Следует отметить важность исламского фактора. Г.Р. Балтанова писала: «Мы вынуждены признать, что прогнозы западных ученых, в частности о росте мусульманско-националистических настроений в нашем обществе, о политизации ислама, о конфликтах на религиозной почве, оказались небезосновательными». Адекватно не было оценено и «мусульманское возрождение», начавшееся в 70-80-х гг. и исламская революция в Иране. Г.Р. Балтанова: «Антиисторический подход к изучению ислама и его эволюции в нашей стране, философское обоснование тезиса о неизбежном отмирании религии при социализме, антидемократическое решение религиозного вопроса создали ложное понимание и соответствующее отношение к мусульманской религии. Ислам в нашей стране практически превратился в замкнутую систему, недоступную для наблюдения и понимания.
Его («мусульманского мира» - Б.Д.) реальная внутренняя сущность, степень влияния на население районов традиционного распределения ислама оказался для многих неожиданностью».
В конце 80-х гг. завершился советский период взаимоотношений религиозных объединений и государства. В целом он сопровождался существенными нарушениями принципов свободы совести (при формальном их провозглашении), как на уровне законодательном, так и на уровне фактического применения этого законодательства. Однако важно само по себе то, что свобода совести была провозглашена, хотя право личности на нее (главным образом, верующих) находилось в противоречии с интересами общества (которое обязано было стать атеистическим), и в результате попиралось. По сути, атеизм сменил православие в качестве государственной религии. Модель взаимодействия государства и религиозных объединений следует определить как дифференцированную - когда допускается существование различных конфессий, но объём их прав и привилегий различен (хотя законодательно в СССР и закреплялось отсутствие религиозной дискриминации).
Серьезные изменения в отношении осуществления свободы совести внесли процессы «перестройки», начавшиеся после 1985 г. В.Н. Савельев выделил 2 основных подхода в обсуждении проблемы свободы совести в дискуссиях конца 80-х - начала 90-х гг.:
1. при этом подходе абсолютизируется роль и значение религии в истории, атеисты обвиняются в бездуховности и преследовании верующих;
2. за призывами к сотрудничеству верующих и неверующих, за обще-гуманистическими оценками не просматривается собственная позиция, хотя нет и воинствующей теистической тенденции - объясняется такой подход опасением, «как бы не обвинили в догматизме и застойности мышления».
Завершен этот период был принятием нормативно-правовых актов, законодательно закрепляющих произошедшие изменения - Закона СССР «О свободе совести и религиозных организациях» от 1 октября 1990 г. и Закона РСФСР «О свободе вероисповеданий» от 25 октября 1990 г.
По закону СССР (действовавшему очень недолго) свобода совести не просто декларировалась, а в соответствии со ст. 3,4 раскрывался ее смысл. В соответствии же со ст. 5, 6 с религиозных организаций были сняты ограничения, касающиеся религиозной пропаганды - разрешалось использование ими средств массовой информации, был либерализован порядок открытия религиозных учебных заведений, вообще облегчено обучение религии. Закон РСФСР действовал вплоть до принятия ныне действующего Закона РФ «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 26 сентября 1997 г., и между ними имеются определённые различия.
В большинстве главных положений (отношений религиозных объединений и государства, религиозных объединений и политических партий, права человека в этой области) российский закон повторял советский. Период действия этих двух законов М.С. Горбачев назвал «назвал золотым веком религиозной свободы». Также Закон «О свободе вероисповеданий» содержал положение о том, что ни одна религия или религиозное объединение не пользуются никакими преимуществами и не могут быть подвергнуты никаким ограничениям по сравнению с другими (ст. 10). В соответствии с Законом о свободе вероисповеданий» регистрировались не сами религиозных организации, как сейчас, а их уставы (или положения), соответственно, на регистрацию представлялся гораздо меньший перечень документов, что существенно её упрощало.
В ст. 8 Закона РСФСР утверждалось (в отличие от советского закона), что «на территории РСФСР не могут учреждаться исполнительные и распорядительные органы государственной власти и государственные должности, специально предназначенные для решения вопросов, связанных с реализацией права на свободу вероисповеданий» (ст. 8). Совет по делам религий был, можно сказать, «торжественно» упразднен 1 января 1991 года. Однако Вальер Пол считает даже учреждение Экспертно-консультативного совета при Верховном Совете СССР проявлением слишком тесного взаимодействия государства и религиозных властей. Представляется, однако, что такое мнение - результат традиционно радикального подхода американских ученых к вопросу о правах человека.
К недостаткам Закона можно отнести, например, довольно сумбурную классификацию религиозных объединений, неупорядоченность их регистрации. А.Е. Себенцов пишет: «Закон РСФСР 1990 года полностью отстранил государство от контроля за характером религиозных процессов в стране». А. Дворкин, заведующий центром священномученика Иринея Лионского, считает, что Закон «О свободе вероисповеданий» был копией закона США. В объявлении всех религий равными в тот период он видел одну из причин успеха сектантов. Его точка зрения абсолютно верной не представляется, потому что успех сектантов обусловлен, в основном, другими факторами. Однако после либерализации правовой политики в данной сфере общество столкнулось со многими проблемами. Пользуясь предоставленными свободами и ситуацией «вакуума духовности», по выражению Д.С. Лихачева, в стране развернули активную деятельность различные религиозные организации, в том числе сектантские и сатанинские. Их деятельность нарушала права граждан, посягала на интересы общества и государства в целом.
С другой стороны, государственные руководители сделали немало реверансов в сторону Русской Православной Церкви, откровенно отдавая ей приоритет, что вызывало недовольство у религиозных меньшинств, издавна проживающих на территории России, и усилило социальную напряженность. Г.Р. Балтанова отмечает дискриминацию ислама по сравнению с православием в процессе развертывания гласности и веротерпимости. Интересен, например, тот факт, что в создании Закона «О свободе вероисповеданий» самое активное участие приняла Русская Православная Церковь, которая потом этот Закон, в лице, скажем, А. Дворкина, подвергла критике. Здесь можно отметить пример того, что французский философ Ж. Деррида называл «логоцентристской репрессией» письменности - закон при толковании и практике реализации дал совсем не тот результат, на который рассчитывали, по крайней мере, некоторые его авторы.
Дискуссии продолжались, в частности, в журнале «Вопросы философии». Мнения, там высказанные, в целом отражали сложившиеся тогда в обществе взгляды на эту проблему. Так, Ю.П. Зуев предлагал решить её либо введя государственную религию (православие), либо на деле устранив фактическое неравенство различных конфессий. Уже упоминавшийся нами Ю.А. Розенбаум заявил, что «происходит клерикализация государственной жизни в России». Член-корреспондент РАН А.Н. Митрохин потребовал ориентации на патриотизм и национальные традиции в решении проблемы свободы совести. Он же призвал взяться за серьезное изучение сект.
Основную, витавшую тогда в воздухе идею выразил В.И. Гараджа, хотя и отнесшийся к этой идее отрицательно: « в интересах своей прочности государство должно признать известную сумму религиозных идей полезными или необходимыми, а может быть, и обязательными для всех граждан. () Имеется в виду, со ссылкой на национально-патриотические традиции, не какой-то вероисповедный кодекс религиозных идей («гражданская религия»), а одна из существующих религий, которая должна получить от государства особое доверие и поддержку, вплоть до защиты от «конкурентов».Этот период был завершен подписанием Президентом РФ 26 сентября 1997 г. Закона РФ «О свободе совести и о религиозных объединениях». Можно сказать, что переходный период был ознаменован началом движения к радикально-либеральной универсальной модели государственно-конфессионального взаимодействия, попыткой обеспечения абстрактного равноправия религиозных организаций.
На всём протяжении российской истории политика государства в сфере реализации свободы совести (первоначально - вероисповедная политика) характеризовалась некоторой противоречивостью и наличием нескольких векторов развития (что, в принципе, и должно быть присуще нормально развивающейся социальной системе). Однако в периоды, когда государственные деятели чётко понимали, чего они хотят добиться в духовной сфере жизни общества - дореволюционный и советский, государственная политика не строилась на радикально-либеральных принципах. Отсутствие же внятной программы действий и даже самой цели этих действий характеризовало переходный либеральный этап. На этом этапе не было обеспечено не только устойчивое развитие, но и даже стабильность социальной системы. По мнению автора работы, дальнейшее безоглядное следование той же модели в России приведёт к ещё худшим результатам.
В истории реализации свободы совести в России можно выделить 4 периода: дореволюционный (до 1917 г.), советский (1917 - 1990 гг.), переходный (1990-1997 гг.) и современный (с 1997 г. по настоящее время), и 11 этапов: 1) до 1917 г. - дореволюционный; 2) октябрь 1917г. - начало 1918г. - переходный послереволюционный этап; 3) 1918 - 1923 гг. - начало государственной репрессивной политики по отношению к конфессиям; 4) 1 июля 1923 г. (патриаршее послание о поддержке Советской власти) - 1928 г. - ослабление государственный репрессий, идеологическое противостояние; 5) 1928 - 1941гг. - новое усиление государственной репрессивной политики в отношении конфессий; 6) 1941 - конец 40-х гг., начало 50-х - временное примирение церкви и государства; 7) 1953 - 1964 гг. - очередная антирелигиозная кампания, проведенная по указанию Н.С. Хрущева; 8) 1964 - 1985 гг. - постепенное прекращение антирелигиозной кампании, нормализация отношений между конфессиями и государством; 9) 1985 - 1990 гг. - осознание на государственном уровне необходимо-сти подлинного осуществления свободы совести, соответствующее изменение советского законодательства о свободе совести и религиозных объединениях; 10) 1991 - 1997 гг. - переходный постсоветский этап реализации свободы совести; 11) с 1997 г. (26 сентября - новый Закон «О свободе совести и о религиозных объединениях») - современный этап.
Автор: Белявский Д.С.