Развитие законодательства об ответственности за преступления против правосудия
Развитие законодательства об ответственности за преступления против правосудия непосредственно связано с определёнными историческими эпохами развития российской государственности, формированием национальной правовой культуры и правовой системы государства. При этом уголовно-правовая охрана интересов правосудия всегда осуществлялась путем установления круга злоупотреблений правами и обязанностями его представителей (посягательства «изнутри»), с одной стороны, и круга деяний, совершаемых против лиц, осуществляющих функции представителя власти в сфере правосудия (посягательства «извне»), - с другой.
С учетом национальных особенностей народов России, общинного характера производства и производственных отношений правосудие в ней первоначально было полуфеодальным. В нем относительно длительное время сохранялись демократические начала.
Во главе Киевской Руси как раннефеодальной монархии стоял великий князь, который сосредотачивал в своём лице законодательную, исполнительную и судебную власть. Основой управления была десятичная система, которая позже сменилась дворцово-вотчинной. Правовая система первоначально основывалась на обычном праве. Но уже с X века стало оформляться письменное княжеское законодательство. В договорах Руси с Византией (911, 944, 945, 971 гг.) содержались нормы византийского и русского права, относящиеся к международному, торговому и процессуальному праву. Выдающимся памятником древнерусского права является Русская Правда (Краткая и Пространная редакции). Основными видами преступного поведения признавались общественно опасные деяния против личности и имущества. При этом, законодательство Древней Руси при охране интересов судебной власти ограничивалось специальной защитой жизни приближенных князя, в том числе и осуществлявших судебные функции.
В Краткой редакции Русской правды (середина XI века), получившей название Правды Ярослава или Древнейшей Правды, содержались традиционные нормы уголовного и процессуального права, имеющие корни в обычном праве, старинных обычаях и народном правосознании. Так, ст. 1 этого правового памятника закрепляла ответственность за убийство, особо выделяются служащие князя («ябетники, мечники»). В ст. 33 предусматривались санкции за физическое насилие в отношении этих лиц без разрешения князя, там же подчеркивалось, что только князь может судить своих дружинников и слуг, потому они не подлежали общинному суду.
Дальнейшее развитие уголовного законодательства о преступных воспрепятствованиях осуществлению правосудия связано с Пространной Правдой (Русская Правда. Пространная редакция), появление которой относится к XIII-XIV вв. В ст. 1 Пространной редакции Русской Правды наряду с традиционной вирой за убийство в 40 гривен, предусматривалась двойная, 80-гривенная вира, - за убийство приближенных князя. Также двойная вира устанавливалась за убийство представителя княжеской администрации, совершенное при разбое (ст. З). В этом законодательном акте появляются указания на конкретные формы вмешательства в деятельность суда. Так, в ст. 18 говорилось о «поклепней вире», то есть, о ложном обвинении в совершении преступления, а ст. 20 устанавливала наказание за ложное обвинение для того, «кто и клепал». Статьи 112 и 113 Троицкого списка Русской Правды предусматривали ответственность за попустительство, недоносительство и укрывательство (по делам о беглых холопах).
В содержании Русской Правды (Пространная редакция) входят дополнительные статьи «О бесчестии», «О мужи кровави», где устанавливаются размеры и формы денежного возмещения за нанесение тяжкого оскорбления действием в зависимости от степени родовитости потерпевшего. Бесчестье в названной статье понимается как оскорбление, нанесенное феодалу, представителю социальных верхов. Таким образом, в отличие от Краткой Правды в Русской Правде (Пространная редакция) закрепляется сословно-родовое начало, находит свое формирование и проявление основной принцип феодального права - право привилегии. В то же время, в нормах Русской Правды законодатель внес ряд существенных изменений в систему преступлений против чести и наказания за их совершение, стремясь ограничить сферу применения мести и полностью заменить ее взысканием денежного штрафа в пользу государственной власти.
В период раздробленности существенно изменилась законодательная база правосудия. На территории Киевской Руси образовалось полтора десятка самостоятельных княжеств, в которых действовали удельные варианты Русской Правды. В Княжеских уставах и Уставных грамотах закреплялись пределы церковной юрисдикции и нормы церковного права Древнерусского государства. Во многих документах, в том числе, в ст. 8 Устава князя Владимира Святославовича о церковных судах и ст. 1 Устава князя Ярослава о церковных судах, содержалось указание князя своим судьям не вмешиваться в дела, отданные на рассмотрение церковного суда.
Свои особенности осуществления и защиты судебной власти были в Новгородской и Псковской республиках. В этих республиках существовал совместный суд князя и посадника. Церковный суд осуществлялся архиепископом. В осуществлении правосудия важная роль отводилась Вече городов, то есть собранию жителей городских общин, рассматривавшему и решавшему дела о наиболее тяжких преступлениях. Эти элементы были следствием того, что княжеская власть была не абсолютной. Она существенно ограничивалась народом в лице Вече. Князь приглашался со стороны и правил по договору, в котором закреплялись условия его службы. В Новгородской и Псковской феодальных республиках в XV веке были созданы свои законодательные акты - Мерило Праведное, Кормчая Книга, Новгородская и Псковская судные грамоты. При этом последние нормативные документы подробнее, чем Русская Правда, описывали систему судопроизводства и предусматривали защиту от различных видов вмешательств в деятельность суда. Так, в ст. 5 Новгородской Судной грамоты содержался запрет вмешиваться («сбивати») в деятельность суда, посадника и других судей. В ст. 6 запрещалось «наводки наводить», то есть побуждать толпу к нападению на суд либо на одну из сторон, а ст. 26 предусматривала защиту интересов правосудия от посягательств со стороны самих судей. В ней содержался запрет брать взятки и решать дела не по справедливости: «А докладшиком от доклада посула не взять, а у доклада не дружить никоею хитростью». Обращают на себя внимание нормы, устанавливающие дифференцированной подход к установлению штрафа за оскорбление судей в зависимости от имущественного состояния преступника: чем выше состояние виновного, тем больше штраф (Новгородская судная грамота ст. 10).
Псковская Судная грамота (1467 г.) значительное место уделяла не только посягательствам на личность, собственность, но и на власть. В целом она предусматривала ответственность за более широкий круг действий, препятствующих отправлению правосудия: за тайный посул судье, насильственное вторжение в помещение суда (судебню), нанесение побоев должностному лицу, следящему за порядком в суде (подвернику) ст. 48, 58. В ст. 111 Псковской Судной грамоты содержался запрет совершать оскорбление действием в присутствии суда (кто «ударит на суде истца»), которое наказывалось штрафом в высоком размере - один рубль, а в случае неуплаты штрафа «выдавался головой» оскорбленному. Статьи 25 и 26 определяли порядок принудительной доставки ответчика, пытающегося уклониться от суда, а ст. 57 запрещала препятствовать должностным лицам производить обыск у подозреваемого в краже. Согласно ст. 61 справедливые, надлежащим образом оформленные судебные решения не могли быть отменены даже князем и посадником. Статьи 68 и 69 запрещали всякому лицу, наделенному властью, быть представителем чьей-либо стороны в суде, чтобы не допустить давления на судей собственным авторитетом. Эти положения, как нам представляется, можно считать прообразом современного принципа независимости судей.
Образование и укрепление Русского централизованного государства сопровождалось усилением исполнительной и судебной власти, что влекло и изменение уголовного законодательства. И в этот период просматривается тенденция к его систематизации. Поэтому, на рубеже XIV-XV вв. крупными законодательными актами того периода явились Судебник 1497 г., Судебник 1550 г., Стоглав 1551 г. - собрание постановлений Собора. Судебная власть в этот период времени была достаточно разветвленной. Можно говорить о наличии суда первой, высшей и апелляционной инстанции. Так, ст. 1 Судебника 1497 г. регламентировала деятельность и полномочия боярского суда, ст. 2 впервые упоминала об образовании приказной системы, в соответствии с которой отдельные дела поручались (приказывались) какому-либо боярину или дьяку для самостоятельного разрешения, а ст. 21-24 посвящались великокняжескому суду. Статьей 59 определялась юрисдикция церковного суда.
Судебник 1497 г. составы неправосудия относил к должностным преступлениям, а составы лжесвидетельства, ложного доноса и лжеприсяги к преступлениям против веры.
Судебник 1550 г., который получил название Царского судебника и представлял собою новую, более усовершенствованную редакцию Судебника 1497 г. В нем нашли отражение наиболее важные изменения российского законодательства за период с 1497 по 1550 г., в том числе, получили дальнейшее развитие принципы феодального права.
В Судебнике 1550 г. появились нормы, регламентирующие ответственность за вмешательство в деятельность судебных органов. Так, ст. б его устанавливала ответственность за ложное обвинение судей в умышленном несправедливом отправлении правосудия и ложное обвинение должностных лиц в увеличении размеров судебной пошлины. Судебник 1550 г. не признал равенство чести и достоинства различных сословий и устанавливал различное наказание за оскорбление, исходя из положения лица в обществе, государстве, церкви, происхождения (дети боярские, торговые гости, торговые и посадские люди и т.д.), «размерп корма» (кормление по книгам доходу) либо «доходп» (например, для «тиуна боярского»).
Особое место среди памятников русского права занимает Соборное Уложение 1649г. (Уложение царя Алексея Михайловича). Являясь первым печатным кодексом России, оно определило основные черты уголовного законодательства и его развитие на многие годы. В нем было увеличено число составов, которые могли рассматриваться как посягательства против правосудия. Одновременно, в этом памятнике феодального права прослеживается тенденция консолидации норм, предусматривающих ответственность за деяния такого рода и весьма примечательна в этом отношении глава 10, именуемая «О суде», в которой нашли свое отражение как составы должностных злоупотреблений судейских чиновников, так и посягательства на правосудие со стороны не обладающих властью в этой сфере частных лиц. Также следует отметить, что в анализируемом документе уделено значительное внимание всякого рода нарушениям порядка в суде. Сконструированы, в частности, самостоятельные составы оскорбления (бесчестье) суда и судьи, драку в суде, угрозы и причинения судье телесных повреждений, убийства судьи (ст. ст. 105-107). При этом, термин «бесчестье», употребляемый в Уложении, преимущественно понимался как словесное оскорбление («лай», «непригожее слово»), и лишь в отдельных случаях как оскорбление действием. Впервые в нем формулируются отдельные признаки клеветы, в соответствии с которыми наказуемость бесчестья ставилась в зависимость от признания судом оскорбительного слова не соответствующим действительности. Виновные за указанные преступления несли двойное наказание: за нарушение порядка в суде и за неправомерные действия в отношении другого лица. Так, за оскорбление судьи предусматривалось суровое наказание кнутом или батогами и уплата за бесчестье. За клевету определялось «битье кнутом, тюрьма, до государева указа» и выплата судье за бесчестье (ст. ст. 7-9, 105-107).
Уложение дифференцирует размер денежного взыскания за бесчестье в пользу оскорбленного, который зависел не только от положения в обществе, церкви и государстве, но и от чина, должности, звания, происхождения и даже географического расположения соответствующего судебного учреждения.
Вместе с тем, Соборное уложение предостерегало судей от ложных обвинений в совершении подобных деяний: «А будет судия учнет государю бить челом на кого в бесчестье о управе ложно, и сыщется про то допряма, что он бил челом ложно, и ему за то по сыску учинити тот же указ, чего бы довелся тот, на кого он о управе бил челом».
В ст. 9 главы X Соборного уложения была предусмотрена ответственность за необоснованное обвинение судьи во взяточничестве «того челобитчика за ложное его челобитье самого по тому же бити кнутом нещадно». В ст. 14 устанавливалось наказание за ложные обвинения в адрес боярина, окольничьего, дьяка или подьячего. При этом ответственность дифференцировалась в зависимости от ранга потерпевшего должностного лица: «за бесчестие бояр и окольничьих и за дъячье и за воеводцкое и за судейское и за ложное челобитье бити кнутом, а за подьячего бесчестие бити батоги».
Таким образом, Соборное уложение 1649 г. весьма эффективно обеспечивало уголовно-правовую охрану судебной власти от разного рода вмешательств в ее деятельность.
В период правления Петра 1 происходило дальнейшее усиление государственной, в том числе и судебной власти. Артикул воинский 1715 г. впервые законодательно закрепил понятие «воспрепятствование», применительно к деятельности судей. Так, в арт. 204 было указано: «никто не дерзает судейским служителям возбранять и воспрепятствовать, ниже б им противитися», арт. 34 главы 3 содержал нормы предусматривающие ответственность за неуважение судьям и воспрепятствование их деятельности, хотя сами способы воспрепятствования в нем не конкретизировались.
В гл. 18-19 Артикула содержались нормы об ответственности за следующие виды преступлений, посягающих на честь и достоинство: брань, оскорбление, клевета (арт. 149-153).
В период развития капитализма в России тенденцией развития законодательства о преступлениях против правосудия является возвышение авторитета судебной власти и гарантий защиты прав и свобод личности. В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. глава V «О неправосудии» была помещена в разделе V «О преступлениях и проступках по службе государственной и общественной». Эта глава содержала нормы, предусматривающие ответственность за преступления, совершаемые судьями в сфере отправления правосудия. Определенной гарантией охраны прав личности явилось установление ответственности не только судебных работников, но и иных лиц, которые должны были по роду службы обеспечивать законность и правильность судебных приговоров и решений.
В главе IV «О подлогах по службе» раздела V «О преступлениях и проступках по службе государственной и общественной» определялись преступления, совершаемые лицами, которые должны были содействовать осуществлению правосудия, либо после вынесения судебного решения, как, например, не приведение в надлежащее исполнение вошедших в законную силу судебных решений (ст.364) либо до вынесения судебного решения (приговора) при осуществлении следственных действий, например, взятие под стражу без установленных правил (ст.377). Интерес представляет и такой неизвестный послереволюционному законодательству состав преступления, как превышение или бездействие власти с намерением попустительствовать преступлению (ст.337).
Отдельные преступления против правосудия содержались и в других разделах Уложения 1845 г. Так, ст. 270 главы I «О сопротивлении распоряжением правительства и неповиновении установленным от оного властям» раздела IV «О преступлениях и проступках против порядка управления» устанавливала наказание: «за сопротивление исполнению судебных определений или иных постановлений и распоряжений властей, правительством установленных, а равно и законным действиям чиновника в отправлении его должности, когда оно будет оказано не многими, а лишь двумя или тремя человеками, или даже и одним, но с оружием и с употреблением какого либо с его стороны насилия», а согласно ст. 271 карался «сопротивляющийся постановлением власти законной или чиновнику в отправлении им должности, если он не был вооружен, но однако же дозволил себе притом побои или иное насилие». Следовательно, ст. 271 имела в виду неповиновение распоряжениям правительством установленной власти, перешедшее в явное противодействие и выразившееся в насильственных действиях против представителя власти.
Анализ судебной практики того времени показывает, что последняя норма применялась в отношении лиц, участвующих в отправлении правосудия. Показательным является дело №69/527, возбужденное в отношении Гайжевскаго, который при производстве описи судебным приставом, вытолкал взыскателя, обязанного согласно ст. 972 Устава гражданского судопроизводства находиться при описи.
Под насильственными действиями, о которых говорит ст. 271 Уложения, понималось и лишение свободы, поэтому признание подсудимого виновным в том, что он запер пристава, прибывшего к нему на квартиру для описи имущества, охватывалось составом этой нормы (дело Щелканова). Признание подсудимого виновным в том, что он вырвал у судебного пристава портфель и вытолкал пришедшего с ним служителя, желая этим воспрепятствовать ему в отправлении своих обязанностей, также подходило под действие ст. 271. (дело Бино-Евтодзе Кобишвили).
Согласно ст. 272 Уложения, уголовной ответственности подлежали «кто удержит чиновника от законного исполнения обязанностей по его службе угрозами такого рода, что сей чиновник мог и должен был в самом деле считать себя в опасности». Ответственность за посягательства на честь и достоинства лиц, участвующих в отправлении правосудия предусматривалась главой II «О оскорблении и явном неуважении к присутственным местам и чиновникам при отправлении должности» раздела IV Уложения. И, как справедливо, отмечал Н.С.Таганцев, оскорбления должностных лиц при отправлении или вследствие отправления ими служебных обязанностей не могут быть рассматриваемы, как особый вид преступлений против чести, предусмотренных в шестой главе X раздела «О преступлениях против жизни, здоровья, свободы и чести частных лиц». Напротив, они должны быть отнесены к преступлениям против порядка управления».
Закон различал два вида оскорблений, наносимых должностным лицам: во время заседания в присутствии (ст. 282, 283) и вне присутствия, но при исполнении служебных обязанностей (ст. 280, 285, 286).
Действие ст. 282 Уложения распространялось на совершение указанных деяний, характеризующихся неуважением к суду, в судебных присутственных местах, в том числе в камере мирового судьи во время заседания. В частности, ч. 1 ст. 282 его устанавливала ответственность, того «кто в присутственном месте, во время заседания и в самой камере, осмелится неприличными словами или каким-либо действием оказать явное к этому месту неуважение, или же в поданной бумаге поместить с намерением выражения, прямо для оного оскорбительные». В ч. 2 этой нормы предусматривалась повышенная ответственность в тех случаях, если «дерзость виновного дойдет до такой степени, что он дозволит себе ругательства на присутствие или составляющих оное членов, или даже осмелится поднять на них или одного из них руку».
Статья 283 Уложения предусматривала ответственность в случаях «если в жалобе или другой подаваемой в судебное или правительственное место или же какому-либо должностному лицу бумаге будут помещены выражения оскорбительные для другого судебного или правительственного места или должностного лица». А согласно ст. 280 устанавливалась ответственность за составление, подкидывание, или распространение каким-либо образом ругательных писем, сочинений, или изображений, оскорбительных для губернских и прочих присутственных мест, управлений и должностных лиц, когда эти оскорбления касаются именно действий их по исполнении служебных обязанностей, в соответствии со ст.285 Уложения наказанию подлежал тот, кто осмеливался побоями или же другими какими-либо явно насильственными действиями оскорбит чиновника, хотя не в присутственном месте, но при исполнении им обязанностей службы, или же в следствии исполнения его обязанностей.
Помимо этого, в Уложении существовала норма, охраняющая честь и достоинство частных лиц во время судебного заседания. Так, ст. 287 Уложения карала того, «кто дозволит себе каким-либо действием, или ругательными или поносительными словами, оскорбить даже и частного, не принадлежащего к присутственному месту, человека, но в самой камере и во время присутствия». Под действие этой нормы подпадали только те случаи, когда оскорбление было нанесено в камере суда или управления и во время присутствия, так как этим нарушался «порядок присутствия и должное к нему уважение».
В главе IV раздела V «Преступления против порядка управления» Уложения 1845 г. предусматривалась ответственность за подачу жалобы, содержащей намеренно оскорбительные выражения для судебного или правительственного места или должностного лица (ст. 310). В ст. 373 главы VI «О мздоимстве и лихоимстве» была установлена ответственность за воспрепятствование действиям одного должностного лица другим с использованием своего служебного положения. Потерпевшими от этого преступления могли быть работники следствия, прокуратуры и суда.
Нормы, регламентирующие ответственность за преступления против правосудия, помимо Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., были предусмотрены и в Уставе о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, в котором содержался достаточно широкий перечень деяний, признаваемых законом и судебной практикой «оскорблением чести». Устав о наказаниях 1864 г. употреблял понятие «оскорбление чести» как родовое, включающее обиду (собственно оскорбление) и клевету (опозорение). Ответственность за простые случаи нанесения обиды (оскорбления) предусматривается в ст. ст. 130-135. При этом наказуемость оскорбления (нанесения обид) ставилась в зависимость от способа нанесения обиды. Так, согласно ст. 130 за нанесение обиды на словах или на письме виновные подвергались аресту не свыше 15 дней или штрафу не свыше 50 рублей.
Квалифицированные виды оскорбления составляли такие действия, как нанесение обиды с заранее обдуманным намерением; оскорбление, нанесенное в публичном месте или многолюдном собрании; обида в отношении лица, имеющего право на особое уважение. Так, повышенную ответственность влекло оскорбление словом или действиями полицейских или других стражей, служителей судебных и правительственных мест во время отправления ими должности (ст. 131 Устава).
Закон не определял признаков клеветы. Судебная практика и уголовно-правовая доктрина исходили из общепринятого в то время значения понятия клеветы. Под клеветой понималось ложное обвинение кого-либо в деянии противном правилам чести. И ее признаками признавались: 1) обвинение кого-либо в деянии противном правилам чести; 2) выдвинутое обвинение должно быть ложным; 3) наличие умысла нанести оскорбление и унизить нравственное достоинство того лица, о котором сообщается ложное обвинение. При этом, ст. 136 устанавливала ответственность за клевету на словах или на письме, в том числе и в адрес должностных лиц.
Помимо этого, Устав 1864г. регламентировал ответственность за иные формы воспрепятствования осуществлению правосудия. Так, ст. 139 предусматривала санкции за угрозу применить насилие к кому-либо (в том числе и к должностному лицу).
На смену Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845г. пришло Уголовное Уложение, высочайше утвержденное 22 марта 1903г., которое иначе излагало систему преступлений против правосудия, увеличив количество статей, предусматривающих ответственность за эти посягательства. Однако, следует отметить, что Уголовное Уложение 1903г. в сфере преступлений против правосудия действовало не в полном объеме.
В Уголовном Уложении 1903 г. гл. VII «О противодействии правосудию» составляли лишь нормы о преступлениях, совершаемых в этой области: а) участниками процесса, а именно: свидетелем, сведущим лицом, понятым, переводчиком, гражданским истцом и ответчиком, должником по гражданскому делу; б) лицами, отбывающими наказание или содержащимися под стражей; в) прочими лицами. Однако, такое узкое понимание преступлений против правосудия не свидетельствовало о том, что ответственность за эту группу преступлений была разработана недостаточно. Преступления, которые ныне законодатель относит к преступлениям против правосудия, совершаемым должностными лицами, были помещены в гл. XXXVII «О преступных деяниях по службе государственной и общественной».
Ответственность за принуждение, насилие или угрозу насилия в отношении судебных или следственных чиновников устанавливалась в главе VI Уложения «О неповиновении власти». К этим преступлениям относились: сопротивление, посредством насилия или угрозы, служащему или содействовавшему ему частному лицу (ст. 142); принуждение, посредством насилия или угрозы, служащего к неисполнению им его обязанностей или злоупотреблением служебным положением (ст. 145); покушение на принуждение служащего, посредством насилия или угроз, путем неисполнения им обязанностей или злоупотреблением по службе совершить преступление (ст. 146); приведение в бессознательное состояние служащего, помимо его воли, с целью лишить его возможности исполнять свои обязанности (ст. 147); покушение на склонение (посредством взятки) служащего к неисполнению своих обязанностей или злоупотреблению служебным положением, а также к совершению преступления (ч. 1 ст. 149). Последняя норма являлась как бы дополнением к составам о принуждении власти: « точно также и в этом случае действия виновного направляются к тому, чтобы понудить орган власти к нарушению его обязанностей, к беззаконию; точно также в подкупе проявляется намерение лица не подчиняться закону или законным, обращенным к нему требованиям органов власти, а следовательно, хотя и косвенно, противодействие власти». Этот состав преступления характеризовался не только фактом дачи взятки и покушением на нее, но и предложением со стороны виновного вознаграждения служащему за выполнение его незаконных требований. При этом не имело значения, согласился ли подкупаемый на совершение преступного деяния или нет.
Помимо этого существовала норма, согласно которой наказывался виновный «в оказании неуважения к власти учинением явно неприличного поступка в правительственном или общественном установлении, во время служебных в оном занятии» (ч.II ст. 154 Уголовного Уложения). Повышенная ответственность предусматривалась, если «неуважение к власти было оказано оскорблением правительственного или общественного установления в бумаге, поданной в такое установление, или в произнесенных или прочтенных, публично, речи или сочинении, или в распространенных или публично выставленных произведении печати, письме или изображении» (ч.2 ст. 154 Уголовного Уложения). Часть 3 этой же нормы устанавливала ответственность, если «неуважение к власти оказано оскорблением правительственного или общественного установления или кого-либо из его членов, во время служебных в оном занятии», а ч. 4 ст. 154 предусматривала санкции, если «неуважение к власти оказано учинением насилия над личностью в отношении кого-либо из членов правительственного или общественного установления, во время служебных в оном занятий». При этом, к правительственным и общественным установлениям, о которых упоминала ст. 154 Уложения относились органы, осуществлявшие функции управления и правосудия.
В гл. XXII «О лишении жизни» Уголовного Уложения повышенная ответственность предусматривалась за убийство должностного лица при исполнении или по поводу исполнения им служебных обязанностей (ч. 3 ст. 455); за причинение телесного повреждения должностному лицу при исполнении или по поводу исполнения им служебных обязанностей (ч.З ст. 471); за умышленную угрозу лишить жизни или свободы должностное лицо или члена его семьи, или учинить насильственное на их личность посягательство, или произвести поджог, взрыв или потопление их имущества, если такая угроза могла вызвать у угрожаемого опасение ее осуществимости (ч.З ст. 510).
Анализ законодательства об ответственности за преступления, совершаемые в сфере правосудия, действовавшего в Российской Империи до 1917 г., свидетельствует о том, что, несмотря, на значительное внимание, которое законодатель уделял преступлениям против правосудия, единая система этих преступлений разработана не была, что, на наш взгляд, является недостатком. Вместе с тем, нельзя не отметить, что нормы о преступлениях против правосудия были разработаны законодателем того времени достаточно детально и многие из них актуальны и в настоящее время. В интересах более правильного и полного осуществления задач правосудия, государственная власть возлагала на гражданина обязанность, с одной стороны, способствовать этому положительными действиями, с другой - воздерживаться от всего того, что может прямо или косвенно препятствовать отправлению правосудия или сделать сомнительными его результаты.
Революция 1917 г. разрушила не только существующий общественный строй, но и систему права. Процесс создания в нашей стране нового уголовного права был сложным и противоречивым, что объяснялось целым рядом обстоятельств: неустойчивостью общественных отношений, отсутствием опыта законодательной деятельности, быстрыми переменами в различных сферах социальной жизни молодого государства и необходимостью безотлагательной реакции на них в целях упорядочения меняющихся общественных отношений.
Разрушив старую судебную систему, отказавшись от всех достижений науки уголовного права и от уголовного законодательства, новая власть принялась за создание своей судебной системы, а также норм, обеспечивающих уголовно-правовую охрану правосудия. И, в первую очередь, были изданы указы и декреты, которые устанавливали ответственность за те преступления, которые причиняли наибольший вред новой власти: укрывательство дезертиров и взяточников, государственных изменников, шпионов, бандитов; заведомо ложный донос и дача заведомо полных показаний, побег из-под стражи.
Однако, ни о какой системе преступлений, в том числе, и о системе преступлений против правосудия, не было и речи. Руководящие начала по уголовному праву РСФСР 1919 г. так характеризовали период свободного революционного правотворчества: «Без особых правил, без кодексов, вооруженный народ справлялся и справляется со своими угнетателями. В процессе борьбы со своими классовыми врагами пролетариат применяет те или другие меры насилия, но применяет их на первых порах без особой системы, от случая к случаю, неорганизованно». И нередко при отсутствии санкций в принимаемых нормах назначение наказания в большинстве случаев производилось по усмотрению судов, военных трибуналов, а также таких внесудебных органов, как ВЧК.
Декрет СНК «О наказаниях за ложные доносы» от 24 ноября 1921г. содержал и такой неизвестный современному законодательству состав воспрепятствования осуществлению правосудия, как заведомо ложное сообщение в письменном заявлении государственному учреждению или должностному лицу или в ответе на официальный запрос государственного учреждения или должностного лица о фактах или данных, касающихся деятельности государственных учреждений, должностных лиц, а также касающихся запрашиваемых сведений.
1 июня 1922 г. был введен в действие первый Уголовный Кодекс РСФСР. Самостоятельной главы о преступлениях против правосудия в нем не было. Однако он уже содержал достаточное число норм, которые ныне рассматриваются как преступления против правосудия. Эти нормы содержались в различных главах УК РСФСР. Проанализировав их, можно построить следующую систему преступлений против правосудия по УК РСФСР 1922 г. В главе «Государственные преступления» - содержались следующие статьи, об ответственности за укрывательство и пособничество всякого рода преступлениям, предусмотренным ст. ст. 57-67, не связанные с непосредственным совершением данных преступлений или при неосведомленности о них (ст. 60).
В главе «Преступления против порядка управления» были помещены статьи, предусматривавшие ответственность за такие преступления против правосудия, как укрывательство банд и отдельных их участников (ст. 76), недонесение о достоверно известных предстоящих и совершенных контрреволюционных преступлениях (ст. 89), освобождение арестованного из под стражи или из мест заключения или содействие его побегу (ст.92), побег арестованного из-под стражи или из мест заключения (ст.95).
К должностным преступлениям УК РСФСР 1922 г. отнес следующие преступления, признаваемые ныне преступлениями против правосудия: постановление судьями из корыстных или иных личных видов неправосудного приговора (ст. 111), незаконное задержание, незаконный привод, принуждение к даче показаний при допросе путем применения незаконных мер со стороны производящего следствие или дознание, а также заключение под стражу из личных или корыстных видов (ст. 112) и укрывательство взяточников (ст. 114). Нарушало интересы правосудия и совершение такого преступления, как присвоение религиозными или церковными организациями судебных функций (ст. 123). Указанная норма отсутствует в действующем законодательстве, так как она уже выполнила свою роль, а в Кодексе 1922 года она была помещена в главе III «Нарушение правил об отделении церкви от государства».
Заведомо ложный донос органу судебной или следственной власти или должностному лицу, имеющему право возбудить преследование о совершении конкретным лицом преступления (ст. 177) рассматривался как преступление против личности, и в соответствии с этим данный состав был помещен в главу V - «Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности» - где также предусматривалась ответственность за заведомо ложное показание (ст. 178) и заведомо ложный донос (ст. 179).
Глава VIII - «Нарушение правил, охраняющих народное здравие, общественную безопасность и публичный порядок» содержала норму, которую с полным основанием можно отнести к преступлениям против правосудия, - самовольное оставление определенного местопребывания, установленного законным распоряжением судебных властей (ст. 223).
Таким образом, правосудие по УК РСФСР 1922 г. еще не было самостоятельным объектом правовой защиты, а нормы, которые могли бы рассматриваться как преступления против правосудия, содержались в различных главах и имели разный родовой объект посягательства.
Однако, несмотря на отдельные недостатки УК РСФСР 1922 г., нельзя не отметить, что с его принятием началась новая эпоха в развитии советского уголовного законодательства, законодательства кодифицированного и систематизированного.
В УК РСФСР 1926 г., введенном в действие с 1 января 1927 г., также не содержалось отдельной главы о преступлениях против правосудия, поскольку к этому времени стабильная система органов правосудия все еще не была создана, а поэтому правосудие в целом и не было объектом преступных посягательств и нормы, содержащие составы указанных преступлений, были помещены в следующих главах:
Глава 1. Преступления государственные: укрывательство контрреволюционных преступлений (ст. 58) относилось к контрреволюционным преступлениям; содействие участникам массовых беспорядков оказанием им помощи или сокрытием следов преступления и самих преступников (ч.4 ст. 59); недонесение о массовых беспорядках (ст.59), о бандитизме (ст.59), о подделке или сбыте в виде промысла поддельной металлической монеты, государственных казначейских билетов, билетов Госбанка СССР, государственных ценных бумаг, а также поддельной иностранной валюты (ст.59) относились к особо опасным для Союза ССР преступлениям против порядка управления.
Глава II. Иные преступления против порядка управления: незаконное освобождение арестованного из-под стражи или из мест лишения свободы или содействие его побегу (ст.81); побег арестованного из-под стражи или из места лишения свободы, побег с места ссылки или с пути следования к нему, уклонение от исправительно-трудовых работ присужденных к ссылке; самовольное возвращение высланного в места, запрещенные для проживания (ст. 82); уклонение свидетеля от явки или отказ от дачи показаний, воспрепятствование явке свидетеля; уклонение эксперта, переводчика или понятого или отказ от исполнения обязанностей; воспрепятствование явке народного заседателя; уклонение от исполнения обязанностей народного заседателя (ст.92); заведомо ложный донос, заведомо ложное показание (ст. 95); оглашение данных предварительного следствия, дознания или ревизионного обследования (ст. 96).
Глава III. Должностные (служебные) преступления: постановление неправосудного приговора (ст. 114); незаконное задержание, незаконный привод, принуждение к даче показаний, заключение под стражу в качестве меры пресечения из личных либо корыстных видов (ст. 115).
Глава IV. Нарушение правил об отделении церкви от государства: присвоение религиозными или церковными организациями судебных функций (ст. 125).
Глава X. Преступления, составляющие пережитки родового строя: присвоение судебных полномочий, вынесение решений по обычаю коренного населения (адаты и пр.) (ст.203).
Таким образом, УК РСФСР 1926 г. не включал нормы о преступлениях против правосудия в главы о посягательствах против личности и о нарушении правил, охраняющих народное здравие, общественную безопасность и порядок, однако эти преступные деяния по-прежнему не были объединены в одну главу по признаку общности их родового объекта. Поэтому работа по совершенствованию законодательства, обеспечивающего уголовно-правовую защиту правосудия, не прекращалась, и велась в основном по трем направлениям:
- в УК РСФСР 1926 г. включались статьи об ответственности за конкретные преступления против правосудия, не известные ранее действовавшему законодательству;
- вносились изменения в статьи об ответственности за преступления против правосудия, предусмотренные УК РСФСР 1922 г.;
- вносились дополнения в относимые ныне к преступлениям против правосудия статьи УК 1922 г.
Так, интересующая нас группа деяний пополнилась рядом новых преступлений: сопротивление отдельных граждан представителям власти при исполнении возложенных на них законом обязанностей или принуждение к выполнению явно незаконных действий, сопряженное с насилием над личностью представителя власти (ч. 1 ст. 73), то же деяние, не сопряженное с насилием (ч. 2 ст. 73); воспрепятствование явке свидетеля со стороны лица, от которого свидетель является материально или по службе зависим (ч.4 ст. 92); воспрепятствование явке народного заседателя (ч.2 ст. 92). Однако, хотя совершение указанных выше преступлений препятствовало осуществлению правосудия, в УК 1926 г., эти преступления были отнесены к иным преступлениям против порядка управления.
Появление указанных выше норм было неслучайным: формировалась судебная система, начали действовать народные суды, и для обеспечения их деятельности потребовались меры уголовно-правового принуждения, предусматривающие уголовную ответственность не только для участников процесса, но и для лиц, которые препятствуют им выполнять возложенные на них законом обязанности. Так, введение уголовной ответственности за воспрепятствование явке свидетеля должно было обеспечить возможность свидетелю явиться по вызову следствия, дознания или суда и дать показания, а суду, соответственно, обеспечить возможность рассмотреть дело с учетом показаний свидетеля и других доказательств.
Для надлежащей работы народных судов необходимо было обеспечить и явку народных заседателей. Поэтому лица, от которых народный заседатель был материально или по службе зависим, привлекались к уголовной ответственности, если они препятствовали ему являться в суд для выполнения своих обязанностей.
Искусственное разделение преступлений против правосудия не могло не повлиять на степень защиты правосудия от преступных посягательств, и привело к тому, что, как и в УК РСФСР 1922 г., многие общественно опасные деяния, негативно влияющие на деятельность органов, осуществляющих правосудие, не нашли должной уголовно-правовой оценки. Так, не получили правовой защиты работники органов правосудия. Не была установлена ответственность за воспрепятствование явке в суд эксперта, понятого, переводчика.
Примечательно, что до середины 50-х годов вопрос о выделении преступлений против правосудия в отдельную главу Особенной части вообще не ставился. Так, Шаргородский М.Д. считал нецелесообразным выделение преступлений против правосудия в отдельную главу УК из-за незначительного числа этих преступлений и считал возможным включить их в главу о преступлениях против порядка управления. Аналогичной точки зрения придерживался и И.И. Солодкин.
Принятие в 1958-1960 гг. Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, а также Уголовных кодексов союзных республик знаменовало новый этап в развитии уголовного законодательства. Выделение в УК РСФСР 1960г. по признаку родового объекта такой главы, как «Преступления против правосудия» свидетельствовало о той большой и сложной работе, которая была проделана по совершенствованию уголовного законодательства.
Глава 8 УК РСФСР 1960г. содержала такие составы преступлений как: привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности; вынесение заведомо неправосудного приговора, решения, определения или постановления; заведомо незаконный арест или задержание; принуждение к даче показаний; заведомо ложный донос; заведомо ложное показание; отказ или уклонение свидетеля или потерпевшего от дачи показаний или эксперта от дачи заключения; понуждение свидетеля или потерпевшего к даче ложных показаний или эксперта к даче ложного заключения либо подкуп этих лиц; разглашение данных предварительного следствия или дознания; растрата, отчуждение или сокрытие имущества, подвергнутого описи или аресту; побег с места ссылки; самовольное возвращение высланного в места, запрещенные для проживания; побег из места заключения или из-под стражи; укрывательство преступлений и недонесение о преступлениях.
Нормы, объединенные в данной главе, прежде всего, были направлены на защиту лиц, в отношении которых осуществляется правосудие, но не на защиту лиц, непосредственно осуществляющих правосудие. На наш взгляд, это произошло потому, что законодатель не видел необходимости в специальной охране лиц, участвующих в отправлении правосудия.
Начавшаяся в России судебная реформа потребовала укрепления уголовно-правовых гарантий независимости судебной власти в процессе осуществления правосудия, что нашло отражение и в совершенствовании системы составов преступлений против правосудия. Так, в соответствии с Законом СССР «Об ответственности за неуважение к суду» от 2 ноября 1989г., Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 11 декабря 1989г., в УК РСФСР были введены статьи 176-1, 176-2, 176-3, устанавливавшие уголовную ответственность, за вмешательство в разрешение судебных дел, угрозу по отношению к судье или народному заседателю, а также за их оскорбление. И хотя, данные нормы устанавливали запрет на воздействие в какой бы то ни было форме на судей или народных заседателей, они не защищали интересы прокуроров, следователей и лиц, производящих дознание, несмотря на то, что их деятельность была непосредственно связана с расследованием и разрешением уголовных дел.
Существовавший пробел в законодательстве в определенной мере был устранен Законом Российской Федерации от 1 июля 1994 г., которым в УК РСФСР 1960 г. была введена норма, охранявшая законную деятельность прокуроров, следователей и лиц, производящих дознание (ст. 191-3 -воспрепятствование служебной деятельности прокурора, следователя или лица, производящего дознание). Данная статья была помещена в раздел преступлений против порядка управления, что представляется необоснованным, так как деятельность указанных должностных лиц непосредственно была связана, в первую очередь, с осуществлением правосудия на стадии расследования уголовных дел (исключение составляет деятельность прокурора по осуществлению общего надзора).
Таким образом, в УК РСФСР 1960 г. к рассматриваемой нами группе преступлений относились: вмешательство в разрешение судебных дел (ст. 176-1), угроза по отношению к судье, присяжному или народному заседателя (ст. 176-2), оскорбление судьи, присяжного или народного заседателя (ст. 176-3), заведомо ложный донос (ст. 180), воспрепятствование служебной деятельности прокурора, следователя или лица, производящего дознание (ст. 191-3); разглашение сведений о мерах безопасности, применяемых в отношении судьи, должностного лица правоохранительного или контролирующего органа и их близких (ст. 184-1).
Анализ становления и развития дореволюционного и советского законодательства, предусматривавшего ответственность за посягательства на общественные отношения, связанные с обеспечением независимой и безопасной деятельности по отправлению правосудия, позволяет сделать вывод:
- Развитие уголовного законодательства и формирование специального объекта преступлений против правосудия непосредственно связано с определёнными историческими эпохами развития российской государственности, и правовой системы государства.
- Основные этапы в развитии и совершенствовании уголовного законодательства, направленного на охрану лиц, осуществляющих правосудие от преступных посягательств на них, в конечном счете, могут рассматриваться в рамках основных периодов развития российского государства и права и в связи с этим следует выделить пять основных периодов.
Первый период (XI-XV вв.) относится к образованию Древнерусского государства и этапу его феодальной раздробленности. Для него характерно появление отдельных норм, устанавливавших наказания за воспрепятствование правосудию, в том числе и преступления против жизни, здоровья, чести и достоинства лиц, осуществляющих правосудие.
Второй период (XVI-XVII вв.) соответствует образованию и развитию Русского централизованного государства. Нормы об ответственности за анализируемые посягательства получили дальнейшее развитие в Соборном Уложении 1649 г., в котором уделено немалое внимание всякого рода нарушениям порядка в суде. В частности, были сконструированы, самостоятельные составы оскорбления суда и судьи, драку в суде, угрозы и причинения судье телесных повреждений, убийства судьи (ст. ст. 105-107). Подробно дифференцируется наказание за нанесение оскорбления в зависимости от сословно-классовой принадлежности, как оскорбленного лица, так и преступника. Законодательство этого периода характеризуется высоким уровнем казуистичности норм об ответственности за нанесение «бесчестья», отсутствием определений оскорбления и клеветы.
Третий период (конец XVII в. - XVIII в.) развития уголовного законодательства, предусматривавшего ответственность за воспрепятствование осуществлению правосудия, связан со становлением и развитием абсолютизма в России. Так, Артикул воинский 1715 г. впервые законодательно закрепил понятие «воспрепятствование», применительно к деятельности судей. В арт. 204 было указано: « никто не дерзает судейским служителям возбранять и воспрепятствовать, ниже б им противитися». Арт. 34 гл. 3 содержал нормы предусматривающие ответственность за неуважение судьям и воспрепятствование их деятельности. В этом законе не конкретизировались способы воспрепятствования. Однако, судя по санкциям (от принесения извинения до смертной казни), формы вмешательства могли быть самыми разнообразными. В гл. 18-19 Артикула содержатся нормы об ответственности за следующие виды преступлений, посягающих на честь и достоинство: брань, оскорбление, клевета (арт. 149-153). Впервые в уголовном законодательстве содержится четкое определение признаков клеветы.
Четвертый период (XIX век) развития уголовного законодательства, предусматривавшего ответственность за воспрепятствование осуществлению правосудия, проходил в период разложения крепостнического строя и развития капитализма в России. Нормы об ответственности за эти преступления получили значительное развитие в трех различных законодательных сборниках:
1) Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. в ред. 1885 г.;
2) Уставе о наказаниях, налагаемых мировыми судьями; 3) Уголовном Уложении 1903 г.
Именно в эту эпоху формируется научная основа современной систематизации преступлений, в том числе, развитие учения об объекте преступления, а преступления против правосудия выделяются в качестве самостоятельного. Изменения социальной сущности политической и правовой систем российского государства на различных этапах его развития обусловили соответствующие изменения сущности, родового объекта этих преступлений и их места в системе Особенной части уголовного права.
Пятый период (советский) проходит в рамках создания и строительства советского государства и права, а также постсоветского развития. Эволюция норм советского уголовного права об ответственности за воспрепятствование осуществлению правосудия соответствует главным образом этапам подготовки и принятия уголовных кодексов РСФСР 1922, 1926, 1960 годов. Для уголовных законов, принятых в советский период, характерно существенное сокращение норм, специально посвященных охране личности лиц, участвующих в отправлении правосудия.
Автор: Ким В.В.