10.05.2012 3257

Этническое сознание калмыков кризисного периода: депортация и современность

 

У разных народов этническое сознание фокусируется вокруг значимых для них символов. Среди таких символов следует выделить отношение этноса к территориям своего традиционного обитания. Для всякого этноса отношение к родной земле есть одна из основных этнообразующих констант. Исход из отечества, а принудительный тем более, вызывает состояние «культурного шока». Вынужденная миграция в иную географическую и культурную среду связана с проблемой психического здоровья этноса. Происходит разрушение устойчивых жизненных стереотипов, когда они внезапно входят в противоречие с реальной действительностью.

Насильственная депортация в Сибирь (1943-1956 гг.) в исторической памяти и этническом сознании калмыков находит свое отражение как трагическое событие, связанное с попыткой физического уничтожения народа. Депортации народа предшествовала оккупация республики немецкими войсками. В начале 1943 г. территория Калмыкии была освобождена. Однако начавшееся восстановление хозяйства освобожденной республики вскоре было прервано секретным Указом Президиума ВС СССР от 27 декабря 1943 г. «О ликвидации Калмыцкой АССР и образовании Астраханской области в составе РСФСР» за № 115/144.

Основная часть народа, приписанного к контингенту спецпереселенцев, была депортирована в различные регионы Сибири (Алтайский и Красноярский края, Омскую и Новосибирскую области). Часть народа была выселена в Казахстан. Всего было депортировано 93139 человек, в основном женщин, стариков и детей. К аспектам культурного шока, испытываемого этносом в состоянии вынужденного переселения, исследователи относят: напряжение, связанное с необходимостью психологической адаптации; чувство потери и лишения; чувство отверженности; сбой в ценностях, чувствах и самоидентификации; тревога, вызванная культурными различиями; чувство неполноценности. Однако, лишившись привычного природного и культурного пространства, этнос отнюдь не становится другим. В ситуации психологического кризиса вступают в действие защитные функции этнического сознания. Этнос оказывается вынужденным реагировать на дихотомию своего существования всем процессом своей жизнедеятельности. Адаптация этноса к социальному и культурно-политическому окружению бывает как материально-организационной, так и психологической. Для калмыцкого этноса, оказавшегося разбросанным на огромном пространстве и в непривычных для него климатических условиях, в обстановке моральной подавленности, наиболее тяжелым был адаптационный период первых лет.

Годы депортации - время, когда в этническом сознании калмыков на отрезке в тринадцать лет происходили два разных процесса - угнетения и активизации этнического сознания. Первый наблюдался в начальный, адаптационный период ссылки, второй характерен для последующего этапа пребывания в депортации. Применительно к состоянию этничности начального периода, возможно определение ее как «социальной смерти». Этнос оказался вне защитного действия существующего конституционного поля. Он лишился прав, свободы, достоинства, и самое главное была разрушена целостность этнического поля. На первоначальном этапе главным было физическое выживание. Меморатные истории, свидетельствуют о сплоченности и взаимопомощи народа, разбитого на небольшие группы. Этнические константы сознания сохранились, а значит, и существовала возможность хотя бы условного самоструктурирования этничности. Но для этого необходимо было преодолеть ряд психологических препятствий, связанных с состоянием «культурного шока». К возможным факторам активизации этнического сознания в процессе преодоления состояния культурного шока насильственно депортированными народами, необходимо отнести следующие: нежелание этноса смиряться со сложившимся положением; обращенность этноса к своему историческому прошлому; веру этноса в будущее торжество справедливости.

Проблема психологической и физической адаптации к новому социальному статусу, к новым природным условиям не всегда и не для всех оказывается преодолимой. При вынужденном освоении новой территории первой и непосредственной реакцией является действие физиологических процессов акклиматизации. И хотя среда предъявляет одинаковые требования «ко всем членам популяции, реакция каждого из них, в результате индивидуальных особенностей бывает различна». Степень выживаемости каждого в отдельности и этноса в целом зависела от внутренних потенциальных сил. Однако устойчивые признаки, которые доминировали в недалеком прошлом, в традиционной среде обитания, сменились депрессией.

По статистическим данным, только за первые шесть лет депортации из 91919 зарегистрированных калмыков-спецпереселенцев умерло 16017 человек. Наиболее беззащитными оказались дети и старики. По выражению А.И. Солженицына, калмыки «вымирали тоскливо». Писатель О. Волков, живший рядом с выселенными калмыками, оставил документальное свидетельство о трагической судьбе тех спецпереселенцев, кто не сумел психологически и физически адаптироваться к новым условиям. «Одного за другим их всех - детей и подростков, девушек, женщин и мужчин в расцвете лет, стариков - попереносили на голые сибирские кладбища, позакапывали в землю, так и не признавшую их за своих сынов. Вскоре узналось, что и по другим деревням перемерли все степняки». Второй период ссылки (1949-1956 гг.) можно условно обозначить как реанимационный, поскольку он характеризуется некоторыми успехами в психологической, физической и экономической адаптации. В сложной социальной ситуации, «совсем не физическая сила человека, и не его интеллект, и не образование, и даже не социальное условие делают его способным противостоять трудностям. Куда большее значение имеет состояние его духа». Для того чтобы выжить физически и морально, калмыкам-переселенцам каждым мигом своего существования приходилось доказывать свою невиновность. И единственной возможностью доказать это был тяжелый каждодневный и изнуряющий труд. Определенную роль в психологической адаптации играли традиционно присущие народу черты, которые Г. Прозрителев охарактеризовал как «признательность и отсутствие злопамятства». Процесс активизации подразумевает сбалансированность новых реалий с традиционными устойчивыми константами этнического сознания. Однако трансформационные процессы этнического сознания, происходившие в годы депортации, определили внутри поколения, пережившего депортацию, две группы. Первую составили люди, депортированные в зрелом возрасте, с уже сложившимися взглядами на мироустройство, обладавшие определенным этническим самосознанием и политическими убеждениями. Вторую составили те, кто был вывезен в Сибирь в малолетнем возрасте.

В тех поселениях, где были представители старшего поколения, язык, традиции и обычаи продолжали поддерживаться в той степени, которая дозволялась внешними обстоятельствами. Там сохранялись даже предметы материальной и духовной культуры народа. Почти каждая калмыцкая семья имела молитвенную лампадку, либо вывезенную с собой при выселении, либо по заказу тайно сделанную местными мастерами. В некоторых калмыцких семьях хранились рукописные произведения буддийской литературы.

Необходимо упомянуть и о таком существенном факторе этнической идентичности для находившихся в ссылке калмыков как традиционная пища (прежде всего, молочный чай). В традиционном понимании калмыков, молочный чай - это первая и обязательная часть жертвенной пищи. Тяжело переносили калмыки (особенного люди старшего поколения) отсутствие в рационе питания мясной пищи. Поэтому в употребление шло даже мясо павших домашних животных. И дело было не в голоде, точнее, не столько в нем, сколько в мифологических составляющих сознания. А.Ф. Лосев отмечал, что «тот, кто ест мясо, имеет особое мироощущение и мировоззрение, резко отличное от тех, кто его не ест. И дело не в химии мяса, а именно в мифе». У первой группы поколения, пережившего депортацию, представления о будущем, под влиянием старшего поколения и структурированных в новых условиях формах этнической идентичности, связывались с возвратом в традиционную среду обитания, к прошлым взаимоотношениям. Их представления существенно влияли на поведение индивидов в своем поселении. В такой ситуации этническое самосознание не могло быть искоренено, и оно наличествовало всегда, пусть даже и в латентной форме. Вторая группа, представленная теми, чье становление происходило в период депортации и кто не располагал естественной информацией о жизни в целостном калмыцком обществе, в основной массе своей представляет этнических маргиналов. Среди этой группы всегда находятся люди, у которых почти полностью отсутствует опыт их национальной принадлежности, утраченный, точнее уничтоженный в результате идеологических потрясений. Формирование представлений «о себе у других» в этой группе происходило под влиянием реалий окружающей действительности. В основном оно складывалось из отношения местного населения к представителям депортированного этноса. Они выпали из поля этнической идентичности, оставаясь в ней чисто номинально. Состояние маргинальности стало основой для их разнонаправленной ориентации. Такая амбивалентность характеризуется состоянием этнической неопределенности, внутренней напряженности, непониманием и открытым неприятием ментальных факторов, присущих представителям своего этноса. Только тех немногих из них, кто вырос в поселениях, где существовали определенные факторы, способствовавшие формированию этнической идентичности, можно назвать конструктивными маргиналами. Они владели родным языком, знали в определенной мере обычаи и традиции, обладали высокими адаптивными возможностями, позволявшими чувствовать себя достаточно комфортно в инокультурной среде.

Одной из составляющих этнического сознания калмыков выступает родового сознания. Депортация народа сопровождалась размещением его небольшими группами на огромном пространстве. Зачастую представители одного рода могли оказаться в противоположных концах бескрайнего сибирского региона. Тем не менее, родовое сознание в период депортации все еще продолжало оставаться доминирующим. Принадлежность к одному роду сплачивала индивидов, давала возможность сообща преодолевать трудности, защищать себя от произвола администрации и, что очень важно, моделировать этнический микромир. Насколько было активизировано родовое сознание, можно судить по результатам возвращения из ссылки. Миграция из традиционных мест проживания в другие регионы республики была ничтожной и вызывалась вынужденными обстоятельствами (смерть всех родственников в период депортации, полное разрушение поселения, отчуждение традиционных мест проживания в пользу соседних регионов).

Процесс реанимации традиционного образа жизни по возвращении из ссылки был непростым и сопровождался активизацией этнических механизмов. Однако тринадцать лет, проведенных в депортации, наложили свой отпечаток на этот процесс. Народ за эти годы обрел новые положительные и отрицательные черты. Среди положительных качеств, которые остаются доминирующими и сегодня, следует отметить сплоченность, умение достигать поставленной цели, трудоспособность и тягу к получению образования. Последнее со временем стало, как ни странно, одним из показателей ментальности этноса, что способствовало дальнейшему отходу от традиционного образа жизни и способа хозяйствования.

Среди отрицательных качеств, которые продолжают бытовать в современном калмыцком обществе, превалирующими являются разрушение устоев традиционной калмыцкой семьи и, как следствие, высокий уровень разводов, снижение рождаемости и тяга к употреблению спиртного. Сегодня существование этих отрицательных явлений не дает возможности в полной мере восстановить традиционное отношение к старшему поколению, возрождению родового сознания и традиций калмыцкой семьи. Заключая характеристику этнического сознания калмыков в период депортации, следует упомянуть о том, что трагические годы выселения старшим поколением воспринимаются как нечто, что у калмыков определяется словом « заян». Это представление связано с установкой буддийского восприятия возникшей ситуации через осознание того, что ее особенности обусловлены сложным переплетением взаимосвязанных причин и условий. По сути, это определение направленности как свойства исторического времени через каузальность, т.е. причинную обусловленность хода событий. Такая установка на фоне современного кризисного состояния общества, усиленно провоцирует миф о том, что депортация - это не последний исход с родной земли и народу предстоит пережить еще одну депортацию.

По мнению Н.Л. Жуковской, народ, прошедший тринадцатилетнюю депортацию и потерявший в ходе ее треть генофонда нации, утративший в значительной степени язык, культуру и не имевший возможности более тридцати лет бить по этому поводу в колокол тревоги, не может быть не обеспокоен проблемой возрождения своей культуры. Однако современные процессы стремительного преобразования российского общества нарушили привычные условия детерминации. Экономический хаос достиг в Калмыкии своего пика к 2000 г., когда 82,1 % населения оказалась за чертой бедности. 70,8 % элистинцев и 54,3 % жителей села определили свой статус как «бедные» и живущие «ниже черты бедности». 64,5 % опрошенных назвали экономическую ситуацию в республике «терпимой с трудом» и «нетерпимой».

Одним из главных показателей неустойчивости общества явился высокий уровень миграции. Численность населения, по сравнению с 1989 г., сократилась на 30,2 тыс. человек. Количество безработных, классифицированных по стандартам МОТ, составило в 1998 г. 38,7 тыс., в 2002 г. - 25,5 тыс. человек. Для более реальной оценки сложившейся ситуации вышеуказанные официальные данные необходимо увеличивать почти вдвое. Процесс массовой миграции наиболее работоспособной части населения в крупные российские города, районные центры республики привел к деградации села, являвшегося основой этничности в республике. В такой ситуации ослабевает действие национальных стереотипов самовосприятия и восприятия других, поскольку исчезают целые социальные группы, являющиеся основными носителями национального. По данным опроса 1999 г., желание выехать из республики высказали 40,6 % опрошенных респондентов в Элисте и 45,0 % в районах республики. Среди причин, указанных респондентами, в основном превалируют социально-экономические факторы, и только незначительная часть апеллировала к ухудшению межнациональных отношений.

Миграция в поисках работы в крупные города и за рубеж приводит зачастую к ситуации, когда люди оказываются вынужденными уходить в теневую экономику. В связи с этим стоит напомнить слова, «самого замечательного из всех виденных» в конце XIX в. И. Мечниковым калмыков, Мукубен Дербен Куканова: «Те из нас, которые идут на заработки в разные города, Астрахань, Царицын, Сарепту, не только ничего не наживают, но еще разоряются пуще прежнего. Хотя им платят хорошие деньги, но они их употребляют на дурные вещи....Еще ни один калмык не нажил себе состояния на работах, но многие сделались там горькими пьяницами». Социально-экономическая ситуация в стране способствовала тому, что сложилась ситуация социального стресса, когда все возрастающее число людей начинает ощущать, что общество, в котором они живут, ненормально. В этой ситуации включается «этнический код» и внимание народа концентрируется на отдельных харизматических лидерах. Во время первых президентских выборов в 1993 году, за К. Илюмжинова проголосовало подавляющее большинство избирателей республики. Видимо «основная часть населения РК уверовала в то, что Президент - панацея от всех бед». Традиционное калмыцкое общество в выборе первого президента оперировало привычным представлением о сакральной роли харизматического лидера. Оно не понимало, что он представляет не этническую, а современную бизнес элиту, для которой национальная принадлежность не имеет значимости, а первенствующим в сознании являются индивидуальные интересы. Современная информационная экономика распространяет по всему миру носителей индивидуального стиля жизни, который уже не имеет национальной привязки. Индивидуалистическая ориентация, ставшая доминантной в массовом сознании, составляет один из главных источников кризиса массового сознания российского общества в целом. Современный миф, по мнению исследователей, - «фантом, рожденный наивностью массового человека или сознательным умыслом властолюбца». Традиционный символический миф обедняется и вытаптывается повсеместно в индустриальном и особенно - в постиндустриальном обществе. На его место приходят политические мифы новейшего времени и мифы массовой культуры. Появление на политическом горизонте мифологизированных ажиотажной подачей скандальных историй в СМИ представителей современного бизнесмена и политика, связано с тем, что мифологическое сознание продолжает иметь основополагающее значение для культурной и политической жизни современного российского общества. Относительный успех, который могут иметь современные псевдомифы, прежде всего, основывается на том, что политтехнологи сумели использовать наличный потенциал, изначально заложенный в сознании масс.

Восторг перед мнимыми успехами, благодаря которому снижается недовольство экономическими злоупотреблениями, нейтрализует элемент возмущения. Не будучи в состоянии оценить характер, средства достижения цели, рядовой гражданин довольствуется внешними приметами успеха (строительство шахматного городка, хурулов, морского порта и т.д.). Заманчивая внешняя форма вызывает иллюзию полноценного содержания. Современные руководители регионов заложили иные принципы социальной взаимосвязи. Они видят эту связь в такой форме, которая максимально отвечает ее интересам, позволяет ей получать экономические выгоды. Тем самым нарушена логика образования общественной взаимосвязи, которая в определенной степени должна отвечать интересам всех участников общественного производства.

Неустойчивость, кризисность положения российского общества в последнее десятилетие, неопределенность перспектив вызвали активизацию защитных механизмов этнического существования. В такой ситуации, наравне с этнической идентификацией в категорию объективных черт этнического сознания входят гражданская, религиозная и субкультурная характеристики.

Наличие национально-территориальной государственности является не только важным фактором для этнического самосознания калмыков, но и выступает своеобразным защитным механизмом от неконтролируемых процессов. Такое отношение к наличию статуса у республики подтверждают важность этого фактора в этническом сознании народа. Процесс дальнейшего размывания этнических границ продолжается, что указывает на распад основополагающих элементов традиционной этнической идентичности. Идентичные утраченным традициям культурные образцы создаются сегодня внешними усилиями. Примером могут служить введение в учебную программу обязательного экзамена по родному языку, курсов «Ясного письма», «Основ буддизма». Такая практика имеет целью сохранение этнической культуры, но, по сути, происходит редукция этой культуры к набору символических образцов, усваиваемых опосредованно и сознательно как нечто, что должно отличать представителей калмыцкого этноса от других. Это один из примеров того, как может быть искусственно сконструирована новая этническая идентичность, а также детерминированы образцы поведения и культуры этноса.

Незнание своей истории и культуры приводит к непониманию глубинных установок тех процессов, которые наблюдаются в современности. Истинная этничность заключается в способности понимать и принимать свой народ таким, каким он есть в своей повседневности, а не в выражениях крайних форм этничности, вызванных бурными социальными потрясениями. Возникшие в конце 1980-х гг. многочисленные общественно-политические движения были далеки от понимания этого фактора. Время показало, что ни одна из партий и общественно-политических организаций не сумела стать общенациональным объединяющим движением.

Этническая консолидация не привела к открытым межэтническим конфликтам, и регион остается стабильно устойчивым в политическом отношении, что в основе своей определяется менталитетом взаимодействующих здесь калмыцкого и русского этносов, а не какими-то активными профилактическими действиями властей республики. По данным опроса, в 1999 г. желание выехать из республики из-за ухудшения межнациональных отношений высказало 3,3 % жителей в городе и 1,2 % сельских жителей. Межнациональные отношения среди других ценностей образа жизни заняли только третье место (31,3 %) после таких ценностей, как «мой дом, моя работа» (59,5 %); «родственники, друзья, близкие по духу люди» (37,9).

В ментальном основании современных калмыков лежит обращенность к недавнему историческому прошлому, суженному до рамок ликвидации Калмыцкого ханства, депортации в Сибирь и сопряженных с ними лишений и унижений. Актуальная доминанта современности, как правило, не исключает воздействия прошлого, осуществляющегося через этнические стереотипы. Но если общество полностью детерминируется лишь ближайшим предшествующим периодом, то оно, по мнению М. Блока, « обладая самой гибкой структурой, при таком резком изменении лишилось бы своего костяка». Продолжается процесс дальнейшего размывания родового сознания. По данным исследователей, показатель знания своей родословной оказался крайне низким. Из 500 респондентов в возрасте от 18 до 40 лет только один смог назвать свою родовую принадлежность и предков до седьмого колена. Вместе с тем на фоне процессов размывания родового сознания наблюдается углубление внутренней этнической дифференциации по родовой принадлежности. Обострение внутренних противоречий и скрытая борьба в вопросах завоевания и удержания властных позиций основана на формальной принадлежности к тому или иному роду, на общих экономических интересах определенных групп индивидов. При этом следует указать, что инициаторами подобных процессов выступают, как правило, представители профессиональной интеллигенции, в основе своей являющиеся этническими маргиналами.

В современном калмыцком обществе слабость такого фактора этнической идентичности, как языковой показатель, компенсируется конфессиональной идентификацией. Даже годы всеобщего атеизма не смогли полностью подавить такие феномены этнической культуры, как дни народно-религиозных празднований, чтение молитв, соблюдение поста. В 1980 г. уровень религиозности населения в республике составил 8 % среди городских жителей и 15 % среди сельских; число колеблющихся составило 13% в городе, 17% в селе. Если в 1980-е гг. религия существовала «незримо», то теперь, когда секуляризация общества достаточно высока, существенно увеличилось количество лиц, которые заявляют в социологических опросах о своей формальной принадлежности к буддизму, однако не считают себя при этом людьми религиозными. Здесь этническая идентичность выражается в общей религиозной принадлежности при существующей дифференциации по видам религиозности, арелигиозности и атеистичности внутри полиэтнического российского общества. Но при этом возросли и условия для многообразных конструкций нравственной практики. Размножилось число общественных организаций, политических партий, религиозных сект, пытающихся предложить новые нравственные принципы бытия. Вслед за всплеском внешнего интереса начинают озвучиваться различные призывы к так называемой «калмыцкой» форме буддизма, что по сути своей представляет определенную форму «неоязычества». Наблюдается необоснованное деление на различные «школы» и «центры», которые приглашают для чтения лекций и проведения специфичных буддийских ритуальных практик священнослужителей различного уровня и нетрадиционных для калмыков направлений буддизма.

Этносоциальные процессы в условиях начавшихся в 1990-х гг. бессистемных и слабо регулируемых российских трансформаций протекают в республике противоречиво и, несмотря на наличие некоторых позитивных тенденций, в целом носят деструктивный характер. Это проявляется в реальной депопуляции калмыцкого этноса, высокой смертности населения, низком уровне рождаемости, ухудшении физического и психологического состояния этноса. На фоне воздействия сложного комплекса неблагоприятных факторов, таких как состояние окружающей среды, социальные проблемы, качество пищи и воды, состояние здоровья населения республики продолжает ухудшаться. В структуре причин смерти за последнее десятилетие очень высок показатель суицида.

Деградация традиционных и промышленных отраслей, низкая оплата труда влекут падение ценности производительного труда. У подрастающего поколения вырабатывается стойкое нежелание регулярно трудиться. Высоким остается уровень незанятости населения и как следствие - крайней бедности. При этой ситуации одним из наиболее массовых способов «ухода» от жизненных трудностей стали пьянство, алкоголизм и наркомания, которые превратились в острую социальную проблему.

Новое поколение пополняет свою культуру не из духовных ценностей своих предков, а из средств массовой коммуникации. Разрыв культурной традиции восполняется всецелым обращением к настоящему, вызывающему постоянный интерес и мнимое чувство сопричастности к нему. Такая модель поведения, в которой преобладает ориентация на современность, лишается устойчивой связи с прежними ценностными ориентирами. Отсутствует психологическая привязанность к чему-то определенному, устойчивому, а потому происходит быстрый отказ от приобретенных установок и переключение на другие, исходя из потребностей современного информационного поля. Мнимое чувство сопричастности к современным событиям, порождает причудливое понятие «этнопланетарного мышления». Быстро растущие возможности манипулирования человеческой психикой позволяют переходить от «естественных» к «интенциональным» способам социального конструирования. Если «естественный» способ социального конструирования реальности стремится описывать социальный мир значений таким, каков он есть и не предполагает, что это значение можно переформировать преднамеренно, то «интенциональный» способ есть сложная смесь технологических возможностей направленного вмешательства, которое сориентировано на достижение необычных идей. В современном калмыцком обществе преобладают люди, состоящие лишь из желания и рассудка, которые проявляются в виде всепроникающей экономизации (деньги решают все) и желания быть признанным если не лучшим, то хотя бы равным другим. Как правило, такое желание, основанное на раздутой самооценке, есть наиболее политическая часть современной личности. Она заставляет людей стремится к самоутверждению над другими, и тем самым - к кантовскому состоянию «асоциальной социабельности». Таким образом, негативным реалиям, имеющим неблагоприятное воздействие на этносоциальный потенциал калмыцкого народа, следует отнести следующие тенденции:

- непонимание руководством роли традиционной формы хозяйствования как основного источника дохода основной части калмыцкого населения;

- деградация села вследствие массовой, неконтролируемой миграции сельского населения в города и крупные районные центры;

- падение ценности производительного труда; маргинализация, рост раздвоенности массового сознания относительно фундаментальных основ будущего своего этноса;

- обострение внутренних противоречий, вызванных углублением внутри этнической дифференциации по родовой принадлежности и скрытой борьбой в вопросах завоевания властных позиций.

По итогам проделанного анализа можно сделать следующие выводы.

Во-первых, основу калмыцкой этничности, или психологического фактора единомыслия составляет присущее им общеэтническое мировоззрение и историческая традиция. Внутренняя сплоченность этноса заключалась в общности религиозного и политического идеала. Мечты, связанные с памятью о прошлом включали установку на осуществление идеи о своей политической автономии.

Во-вторых, изменение жизнедеятельности калмыцкого общества привело к изменению этнического сознания, к модификации системы мироощущения и миропонимания у тех представителей этноса, которые в силу сложившихся обстоятельств оказались носителями маргинального сознания. Но этнокультурную целостность народа явилась гарантом сохранения культурной особенности народа, его суверенного права на особое видение мира, особую память своего общества.

В-третьих, изменение жизнедеятельности калмыцкого общества привело к модификации системы мироощущения и миропонимания. При этом быстро возможности манипулирования человеческой психикой позволяют переходить от «естественных» к «интенциональным» способам социального конструирования.

 

АВТОР: Бичеев Б.А.