17.05.2012 2364

Информационный генезис естественных и искусственных языков как кодовых форм и сигнальных отношений

 

Аналитическая философия, принявшая язык в качестве основного предмета своего исследования, считает его конвенциональной «игрой», где любой конкретный язык не верифицируется другими языками и «играми». При этом язык полагается ментальным явлением, что немедленно инициирует проблему его генезиса. Конфликты, коллизии взаимопонимания тоже непосредственно связаны с языком, в частности с проблемой перевода.

Язык - тот же код. Следовательно, он подчиняется принципам кодирования. Язык - это отношение. Следовательно, он подчиняется принципам связи как отношения между передатчиком и приемником. Язык - это сложная структура с динамическим разнообразием. Следовательно, он подчиняется информационным принципам и законам поведения разнообразия и управления этим разнообразием.

Сказанного достаточно, чтобы сделать предположение о глобальном подчинении языка принципам и законам информационного подхода, о генетической связи аналитико-философской проблемы языка с философской проблемой информации.

Начнем с генезиса языка. На этот счет издавна существует широкий спектр мнений - от божественного происхождения языка [Библия. Ветхий Завет, Бытие, 11] до материального, между ними - ментальный генезис языка.

С позиций информационного монизма полагаем, что язык - высшая форма существования внешней информации, циркулирующей между открытыми системами в рамках механизмов информационного метаболизма. Информационные процессы и сопутствующие им кодово-сигнальные системы существовали задолго до семиотических систем связи. И даже сейчас «общественные животные могут иметь активные, разумные (курсив В.Г.), гибкие средства связи задолго до появления языка». На длительном пути своего развития язык как один из артефактов символической деятельности человека прошел путь от примитивного чувственно - образного копирования реальности с генерацией ее ассоциативных образов к комбинационным связям между копиями (корреляционный анализ и отбор «сильных» связей) и, наконец, к абстрактно-логической грамматике языковых инвариантов - классов образов. Что это, как не все та же комбинаторно-иерархическая информационная структура, которая состоит из информационных блоков, укрупняющихся по мере повышения уровня иерархии и подчиняющихся принципу роста разнообразия?

Единообразная субстратность этого принципа по отношению к языку и знанию не случайна - оба они эволюционировали совместно, ибо знание проявляется в форме языка, а язык мертв без знания. Если последнюю метафору принять за априорную установку, то, следовательно, жизнь языку дает знание, или, еще конкретнее, знание порождает язык. И так же, как свойства детей генетически наследуют свойства родителей, так и неоднозначность языка наследует онтологическую относительность знания. Чего, например, стоит приведенная выше пропозиция: «знание порождает язык»?! Здесь по синтаксическим правилам русского языка каждое существительное может быть подлежащим или дополнением с соответствующей инверсией смысла. И только рефлексивно-контекстная исходная установка позволяет нам выбрать одну из альтернатив.

Отношения между знанием и языком, как и между классами кур и яиц, родителей и детей, не столь тривиальны, как они были в самом начале. Как только линейная списковая структура |знание |язык| превратилась в кольцевую |знание| |язык|, а это произошло, вероятно, достаточно быстро, возник тезаурус, элементы которого содержали информационные и адресные поля. Наполнение этих полей, возможно, только в языковой форме, пусть разной и необычной. Отметим еще одно важное обстоятельство. Переход от примитивных сигнальных ассоциаций правополушарного мышления к комбинированию и отбору связей между ассоциативными образами означал переход от реликтового долингвистического континуального языка понимания к первичному дискретному языку объяснения, венец которого - язык логических абстракций как продукт левополушарного мышления. Не в этом ли генетическая дискретность языков объяснения со всеми их достоинствами и недостатками?

Итак, согласно нашим представлениям природа языка - информационная и все языковые проблемы и коллизии - чисто информационного свойства. В этом плане проблема лингвистического «авторства» Бога, человеческого духа или материального труда становится вторичной, философски менее значимой, чем проблема отношения языка и информации.

Практически все принципы и законы информационного подхода участвуют в «работе» языка. Мы уже проанализировали роль принципа роста разнообразия в структуризации языка. Другому информационному аспекту лингвистики - языковой избыточности посвящено немало исследований. Обратим внимание лишь на один аспект лингвистического приложения принципа объективности помех.

Помехи по сравнению с сигналом обладают большей энтропией, т.к. они априори слабо предсказуемы, неопределенны в силу своей стохастичности и практической независимости от сигнала. Сигнал же переносит информацию - это его предназначение, и именно поэтому в канале связи предприняты все возможные меры для сохранения в сигнале исходного (до передачи) количества информации. Помехи, аддитивно или мультипликативно взаимодействуя с сигналом, превращают часть переносимой им информации в энтропию, и, чем разрушительней это превращение, тем больше сигнал на входе приемника похож на помеху, тем более он стохастичен, вероятностен. В языковой практике, помимо естественных помех, внешних по отношению к языку (внесистемных помех), присутствуют внутрисистемные помехи, создаваемые самим языком. Так, командные языки управления (в армии, программировании, автоматизированных системах управления и др.), научно-технические языки, языки математики и логики, нацеленные на однозначные информационные понятия, суждения и умозаключения, не всегда, а вернее, часто не достигают цели, ибо подвергаются неосознанному, объективному мешающему воздействию неоднозначных, энтропийных языков (обыденного, литературного, публицистического), привычных и неизбежных для любой языковой среды.

Эти языки-помехи создают т.н. языковый шум, не позволяющий даже самому организованному языку - искусственному языку программирования - добиться нуль-энтропии. Начиная с определенного порога сложности, ни одна программа не работает без ошибок, многократно редактируется, и все равно «самая грубая ошибка будет выявлена, лишь когда программа пробудет в производстве по крайней мере полгода». Тщательный анализ причин алгоритмических (наиболее опасных) ошибок в программировании (в грамматике это синтаксические ошибки) показывает, что у неопытных программистов в большей, у опытных в меньшей степени проявляется влияние языкового шума, выражающееся в неосознанных попытках навязать командному языку программирования логические структуры обыденного языка.

Особенно опасен языковый шум на этапе постановки задач. Решение неоднозначно поставленной или неверно понятой задачи может нанести больший вред, чем просто отсутствие решения: «Ежегодно расходуются миллионы долларов, чтобы получить изящные и хитроумные ответы на некорректно поставленные вопросы»).

Полагаем, что энтропия языкового шума слишком высока, чтобы ее игнорировать даже в частных случаях решения т.е. «точных» (нульэнтропийных) задач, где каждый потерянный или отвоеванный бит информации имеет очень высокую цену. Поэтому проблема языкового шума заслуживает, по нашему мнению, отдельного исследования в рамках когнитивной психологии и математической лингвистики.

С другой стороны, нуль-энтропия любого языка согласно закону сохранения информации означает информационный предел развития от полной неопределенности, недосказанности к полному порядку и без альтернативности выбора смысла, отсутствию каких бы то ни было степеней свободы у потребителя информации. Подобное языкотворчество чуждо энтропийному менталитету человеческого духа: «там, где обнаружена соизмеримость вещи с пересказом, там простыни не смяты поэзия не ночевала» (О. Мандельштам). Филология - любовь к слову - закончилась бы немедленно, как только это слово достигло бы максимально возможной информативности и, следовательно, нуль-энтропии своего смысла. Живопись, музыка потускнели бы в своих неповторимых красках, будучи бесстрастно разложенными на мазки и ноты, однозначно упорядоченные и объясненные искусствоведами: «Звуки умертвив, музыку я разъял, как труп. Поверил я алгеброй гармонию» (А.С. Пушкин. Моцарт и Сальери). Гносеологическая форма закона сохранения информации, определяя энтропию тезауруса в качестве верхней границы количества потребляемой внешней информации, одновременно утверждает, что эта информация, заполнив тезаурус, не оставляет в нем ни одного бита для новой внешней информации, постижения иного смысла «языковых игр», для творческого мышления. К счастью, закон конечной информации исключает такую печальную возможность, делая ее чисто гипотетической.

Изложенное приводит к постановке экстремальной задачи, а именно: между внешней и внутренней информацией языка, между количеством информации и энтропией языка существует некий подвижный оптимум. Полагаем, что этот оптимум может определяться «золотым сечением» - одним из основополагающих принципов гармонии мира. Принцип золотого сечения устанавливает такое количественное отношение между двумя однородными частями целого, что само целое психологически воспринимается «гармонично», т.е. пропорционально, соразмерно, красиво, консонансно, согласованно, эстетично и т.п. Количественно это отношение отдает одной части примерно 60% целого, другой, соответственно, 40%, и в этих границах допустимы флуктуации, не нарушающие гармонии. Согласно золотое сечение является оптимальным (наиболее эффективным) в том смысле, что доставляет наблюдателю максимум информации при наименьшей затрате ресурсов, т.е. максимум эстетического удовольствия.

Человеческий язык имеет самое прямое отношение к психологии и эстетике. Поэтому есть достаточные основания полагать, что его восприятие в высшей степени эффективно, если отношение воспринятой через него информации к энтропии соответствует золотому сечению. При этом можно предположить, что в разных языках и в разных предложениях одного и того же языка отношение «информация/энтропия» изменяется от «трех к двум» до «двух к трем» (первое - в абстрактно-логических языках и предложениях, второе - в целостно-образных языках и предложениях).

В этом смысле свойственная аналитической философии проблема неоднозначности языка перестает быть актуальной. Язык имеет право на неоднозначность. Более того, он должен быть неоднозначным. Отсюда становится понятным гадамеровское определение философии как «постоянной муки нехватки языка».

Рассмотрим проблему перевода. Если рассуждать о переводе с одного естественного (человеческого) языка на другой, то объективная неоднозначность первого даже при абсолютно точном переводе воспроизведется во втором языке. На эту исходную неоднозначность языка оригинала налагается неоднозначность языка перевода и неточность самого перевода, обусловленная разным пониманием смысла предложений их автором и переводчиком при одинаковом понимании значения предложений. Неточность перевода в указанном смысле заставляет утверждать: хочешь до конца понять автора, читай его в оригинале, зная для этого в совершенстве язык оригинала и культурно-историческую ауру этого языка. Иначе неизбежна проблема – непереведенность переведенного.

С позиций информационного подхода перевод (трансляция) есть процесс и результат перекодирования принятых сообщений. Перекодирование - специфическая форма декодирования сообщений, когда на выходе декодера знаки, понятные потребителю информации, не совпадают со знаками, сгенерированными источником сообщений, при совпадении смыслов исходного и декодированного сообщений. Декодер-транслятор использует систему кодирования (алфавит, морфологию, синтаксис, семантику), не совпадающую с системой кодирования кодера. Только в этом отличие информационного процесса с трансляцией от традиционного информационного процесса. Перекодирование встречается в лингвистике не только естественного языка, но и искусственных языков кибернетических систем (трансляция языков программирования, эмуляция программ, конвертирование форматов файлов и др.), белкового «языка» биосистем.

По-видимому, трансляция, столь широко используемая в системах различной природы, телеологически обоснована. Действительно, если сопоставить цели (в широком смысле) переводчика текстов, компьютерного и белкового трансляторов, то обнаруживается общая цель - жизнь. Белок - вещество жизни, компьютерный транслятор дает жизнь программе в виде загрузочного двоичного модуля, конвертор реплицирует файлы в новую программную «среду обитания», переводчик - тот же репликатор текста и речи в новую языковую среду. В свою очередь, каждая новая или реплицированная жизнь белковых тел, программ, файлов, текста и речи - это генерация новой информации или ее репликация как непременные атрибуты развития.

Телеологически одинаковые трансляторы естественного, искусственного и белкового языков, тем не менее, существенно отличаются друг от друга по точности трансляции смысла. И если мы обосновали объективную неточность трансляции естественных языков, то аналогично констатируем более высокую точность трансляторов искусственных языков и, наконец, наивысшую точность белковой трансляции. Любой технологический успех требует ресурсов, прежде всего, времени. У биосистем технология аминокислотной трансляции нуклеотидов ДНК в белок отрабатывалась настолько дольше по сравнению с антропными технологиями перевода, насколько длительней эволюция жизни по сравнению с периодом существования человеческой цивилизации. Этим во многом объясняется, по нашему мнению, сравнительная эффективность белкового транслятора по отношению к другим.

Трансляционный процесс синтеза «ДНК белок» типично информационный, подчиняющийся, соответственно, принципам и законам информационного подхода. Рассмотрим этот процесс более подробно.

В результате продолжительного, практически бесконечно шагового процесса эволюции (если теория эволюции права!) созданы многочисленные системы с высокой степенью сложности. Однако мы уже знаем, что сложность может быть чисто внешней, впрочем, как и простота в антропном понимании. На этот счет Г. Саймон заметил: «человек, рассматриваемый как поведенческая система, весьма прост. Кажущаяся сложность его поведения во времени в основном отражает сложность окружающей его среды»; «чтобы предсказывать это поведение, нужно лишь самое приближенное знание системы переработки информации человеком». Можно не соглашаться с мнением известного специалиста в области искусственного интеллекта, но «что-то в этом есть». Во всяком случае, даже высшие формы развития систем в виде тезауруса, знаний, разума, сознания, мышления, творчества появились в результате длительных процессов самоорганизации и самообучения, которые, немыслимы вне среды обитания и непосредственно или опосредованно связаны с этой средой. И даже самые изощренные формы поведения человека, обусловленные его сознанием и мышлением, уходят своими корнями в настоящее или прошлое взаимодействие со средой, в которой человек и развился как высокоорганизованная биологическая система.

Преломим поведенческий принцип Саймона на структурные основы биологических систем, т.е. предположим, что их сложность кажущаяся и является лишь отражением сложности среды и эволюции в ней. Если это предположение окажется справедливым, то тем более его можно принять для менее сложных технических и физических систем. В противном случае мы на ложном пути. Заметим также, что скрытая простота систем в понимании Саймона соседствует со сложностью среды, вызывающей внешнюю сложность поведения систем. Такое взаимовлияние, приводящее к некоему подобию симметрии как сочетанию комплементарных сущностей - простоты и сложности - не противоречит метафилософским законам. Поэтому предъявляемые Саймону и его единомышленникам обвинения в бихевиоризме представляются, по меньшей мере, сомнительными. Саймон не отрицает роли сознания, он только подчеркивает, что наши знания и поведение «говорят лишь о том, чему научились люди, развиваясь в определенной социальной среде».

Анализ показывает, что в основе сложности биологических систем, как и рассмотренных ранее физических, действительно, лежат простые закономерности, в частности, информационная комбинаторная мера.

Так, перекодировка нуклеотидов ДНК в полипептидные белковые структуры осуществляется с помощью нуклеотидных триплетов (кодонов), разнообразие которых объясняется свойствами информационной комбинаторной меры. Исключительно богатое разнообразие белков описывается этой же мерой. Сам информационный процесс синтеза «нуклеотиды ДНК - информационная РНК (и-РНК) - аминокислоты-полипептиды-белок» подчиняется принципу роста разнообразия:

Проведенные оценки дают разнообразие белковых структур порядка. Даже если малая толика этих структур действительно ценна для жизни, их разнообразия хватит, чтобы каждая биологическая особь (в том числе человек телесный) в пределах своего вида была так же неповторима, как неповторимы мелодии, слагаемые композиторами всего из 7 тонов и 5 полутонов нотного стана, как неповторимы литературные произведения, слагаемые из конечных буквенных алфавитов.

Кажущаяся сложность человека телесного, как и любой биосистемы, наследуема через заданную генетическую программу. Однажды изучив результаты работы этой программы (а еще лучше, ее саму), можно с большой степенью уверенности предсказать структуру и функциональные возможности любого грядущего человека телесного. Следовательно, человек телесный информационно несложен, его внутренняя информация тиражирована в ему подобных, и по мере ее познания в отдельных под опытных особях мы узнаем ее опосредованно во всех остальных. В этом смысле человек телесный объективен.

Совсем другое дело - человек духовный. Он само программируется своей (и ничьей больше!) программой генерирования информации в присутствии среды. Поэтому само программирование (самоорганизация и самообучение) уникально, не тиражируемо, непредсказуемо - в этом суть уникальности личности и неработоспособности метода аналогий применительно к человеку духовному. Степень совершенства программы генерирования информации, развитость тезауруса и его базы знаний, степень активности знания зависят, в первую очередь, от интенсивности информационного метаболизма и информативности среды как источника питания усилителя интеллекта. В несравнимо меньшей степени оказывает влияние генетическая программа. Иными словами, сложность человека духовного обусловлена, главным образом, информационной сложностью среды (в информационном смысле) и субъективной программы генерирования информации. Поэтому полагаем, что человек духовный субъективен.

Так справедлив ли тезис Саймона? Мы склонны ответить положительно на уровне телесных кодов человека и отрицательно на уровне его духовных кодов.

Простота телесного языка проявляется, в частности, в информационной природе генетического кода. Четверичный генетический код лаконичнее двоичного компьютерного по длине кодовых комбинаций, хотя и сложнее в реализации. Он практически оптимален для «смертных» информационных систем, борющихся за существование. Исследования показали, что при всех своих достоинствах этот код, не предусматривающий разделительных знаков между своими кодовыми комбинациями (триплетами), должен быть крайне уязвимым к воздействию помех, производных от генных (ферментных) ошибок управления транскрипцией молекул ДНК в молекулы и-РНК. При декодировании хотя бы одного ошибочного триплета возникает обвальный «эффект домино», приводящий к треку ошибки, охватывающему все сообщение (молекулу и-РНК). Природа (или Бог!) пошла на это ради быстродействия процесса синтеза белка. Ведь каждый разделительный символ требует энергии и времени на свою передачу. Если представить, что между двумя соседними триплетами стоит один знак препинания - разделитель, то общая длина молекулы и-РНК (при том же количестве триплетов) и, соответственно, время ее синтеза возрастет на треть. А с учетом последующей трансляции и-РНК в цепочку аминокислот общее время синтеза белка увеличится на две трети. Соответственно увеличится и время развития зародышей и молодых клеток, время регенерации клеток и органов. Также на 2/3 должны возрасти энергетические затраты биосистем на синтез белка. Плюс к этому материальные затраты на постройку разделителей. Словом, природа (или Создатель) оказалась перед выбором, и выбор был сделан в пользу экономичности кода (принцип экономного кодирования) даже в ущерб его надежности - природе в ходе эволюции пришлось отказаться от знаков препинания между триплетами (кодонами). Не в этом ли причина ненадежности всех прочих кодов-языков, наследующих генетический код?

«Выбор», «отказ» эволюционисты не рассматривают как проявление Воли и Разума. Согласно теории эволюции здесь действуют фундаментальные (возможно, еще не познанные) синергетические законы природы. Это, в частности, может быть один из информационных законов самоорганизации открытых неравновесных систем.

Направленность эволюции (или творения) на быстродействие алгоритма синтеза белка подтверждается и тем, что одну молекулу и-РНК обрабатывают параллельно несколько рибосом (полисома), синтезирующих одинаковые полипептидные цепи. Более того, вне полисомы одиночная рибосома неактивна. Кодоны-синонимы согласно могут обеспечивать разную быстроту сборки полипептидной цепи. Наконец, целевая функция тысяч ферментов, управляемых генами, - каталитическое ускорение химических реакций. Есть и другие более тонкие доказательства.

Итак, дилемма «или срочно, или точно» разрешилась в ущерб точности декодирования генетического кода. Как же природа (или Логос) охраняет его от повреждений, обеспечивая помехоустойчивость и эксплуатационную надежность всей системы биосинтеза белка? Для решения этой проблемы используются, во-первых, высокоточные «схемные решения», минимизирующие влияние шумов и «программно-аппаратных сбоев» на генетический канал связи. Это, прежде всего высокая термохимическая энергетика генетических сигналов, что позволяет выставить достаточно высокие энергетические пороги их приема (связной принцип порога), минимизирующие срабатывания от помех («ложные тревоги»). Не этим ли отчасти объясняются большие энергетические затраты молодого растущего организма, в котором интенсивно синтезируется белок? Во-вторых, сотни ферментов среди прочих задач управления обеспечивают высокоточную синхронизацию под процессов приема-передачи генетических сигналов, что минимизирует сдвиговые ошибки считывания триплетов. В- третьих, согласно принципу надежного кодирования используется избыточность (резервирование) кодов и кодовых сообщений. Последнее проявляется в парности нуклеотидов в молекуле ДНК (двойная спираль), в множественной транскрипции молекул и-РНК, в полисомной трансляции и-РНК в полипептид, в информационной избыточности последнего (третьего) нуклеотида в большинстве триплетов, в наличии синонимов кодонов и синонимов транспортных РНК.

Подобный компромисс между экономичностью кода и его надежностью используется и в информационной технике. В целом достигнутая в результате эволюции надежность генетического кода обеспечивает вероятности ошибок трансляции по разным данным на уровне 10 10. Отметим, что описанные биотехнические «решения» имеют физико- химическую природу. На уровне генетики выявить механизмы этих решений не удастся. Здесь нужны биохимики и биофизики.

Если энергетическо-временная экономичность генетического кода оказалась первостепенно значимой, то эту проблему природа (или Творец) должна была решать еще на этапе выбора структуры кода. Почему, собственно, основание кода оказалось равным четырем, а не двум или пяти? Есть ли в этом выборе закономерность или это игра случая? До настоящего времени этот факт, как правило, просто констатируется наукой как некая данность, аксиома биологии. Теология, естественно, считает этот феномен проявлением божьей воли. Принцип выбора кода позволяет исследовать и объяснить этот факт на примере технических информационных систем. Ведь вопрос о выборе кода ставится всякий раз при проектировании новой информационной системы - компьютерной, связной, диагностической, библиотечной и т.п.

Не менее важным доводом в пользу четверичного кода как четного является необходимость в однозначном (непересекающемся) «комплементарном инструктировании» при транскрипции и трансляции. С этих позиций двоичный и четверичный коды предпочтительней троичного, который оказался бы вообще непригодным для однозначных комплементарных (обязательно парных) связей между нуклеотидами. Так что по совокупности причин выходит, что четверичный код, действительно, оптимален для биосистем.

Следующий вопрос - почему генетический код равномерный, т.е. его кодовые комбинации имеют одинаковую длину - 3 символа? Ответ дает принцип экономного кодирования, согласно которому экономный неравномерный код вырождается в равномерный при равно вероятности использования (появления) символов в кодовых комбинациях.

Символы генетического кода - нуклеотиды молекулы ДНК. Следовательно, равномерность или неравномерность этого кода может зависеть от распределения вероятностей нуклеотидов в молекулах ДНК. Исследования показали, что нуклеотиды в спиралях ДНК следуют друг за другом в порядке, произвольном для популяции, но специфичном для каждого организма. При этом у каждого вида организмов (и даже отдельного организма) количественное соотношение нуклеотидов специфично, хотя и колеблется для каждого нуклеотида около 25% (18 31%%), что делает правдоподобным предположение об их межвидовой равновероятности. При этом экспериментальный разброс частостей большинства аминокислот в белках (0,03 0,1) вокруг среднего значения 0,05 косвенно тоже свидетельствует в пользу межвидового равновероятного включения нуклеотидов в молекулы ДНК. Учитывая изобилие видов, межвидовую универсальность кода, жесткую статистическую зависимость комплементарных нуклеотидов и экспериментальные результаты статистических исследований состава ДНК разных организмов, можно принять, что средневзвешенное по всем видам организмов распределение нуклеотидов в молекулах ДНК близко к равновероятному. Поэтому экономный генетический код объективно должен быть равномерным.

Наконец, еще один вопрос следует из полемики креационизма с эволюционизмом. Известно, что при адаптации, скрещивании и мутациях новый генетический материал не образуется, используется все тот же генетический код в своей неизменной форме. Отсюда креационисты делают вывод об одноразовом творении генетического кода Творцом, незыблемости кода на все времена и отсутствии видового мутагенеза (Б. Хобринк). Данные науки и практики говорят об обратном. Мы не будем на них останавливаться, т.к. это не соответствует тематике данной работы. Обратим внимание лишь на информационную избыточность генетического кода, т.к. именно она, а не гипотетический Творец является гарантом стабильности кода в прошлом, настоящем и обозримом будущем. При этом генезис кодовой избыточности имеет достаточно обоснованные естественно-эволюционные корни и не нуждается в креационной идее.

Потенциальное разнообразие кодонов (триплетов) равно 64, реально же используются только 20 кодонов - по числу аминокислот. 44 кодона (70%) избыточны. Любая кодовая избыточность реализует принцип надежного кодирования. В рамках этого принципа избыточные 44 кодона могут использоваться двояко. Во-первых, как показано в, большинство аминокислот кодируются не одним, а двумя - четырьмя кодонами-синонимами. Во-вторых, некоторые кодоны запрещены - это обнаруживается по неудачным попыткам синтеза белка с их помощью (в экспериментах генерировался стоп-сигнал и синтез белка блокировался). Бессмысленные кодоны, генерирующие стоп-сигналы, могут быть использованы для знаков пунктуации в алгоритмах синтеза белка, в частности для надежного обозначения начала и конца синтеза.

Можно также предположить (и это, на наш взгляд, философски наиболее значимо), что часть пока бессмысленных кодонов законсервирована природой для последующих ступеней эволюции, когда нынешние формы жизни под напором резко изменившейся среды обитания частично вымрут, частично видоизменятся на основе видоизмененного генетического кода. Подобное резервирование «на будущее» часто практикуется в искусственных (технических) системах, в частности, в информационных. Так, в современных персональных компьютерах, как правило, предусмотрены пустые посадочные места для т.н. плат (карт) расширения, дополнительных элементов памяти, сопроцессоров, дисководов, портов и т.д. Информационные коды в каналах связи любой природы очень часто избыточны (по количеству символов) для защиты от возможных помех. Простейший пример такой избыточности - повтор символов и сообщений. Эта избыточность может быть и излишней в не шумящем канале. Но канал в любой момент может быть зашумлен, тогда обработка избыточных разрядов кода позволит защитить информацию от помехи.

Помехи, воздействующие на систему со стороны среды обитания, могут быть случайными и преднамеренными, кратковременными и долговременными. Можно предположить, что перестройка генетического кода биосистем с использованием резервных (сейчас) кодонов потребуется природе, если помехи будут носить катастрофически подавляющий и длительный характер. В этом плане представляет интерес анализ нуклеотидных кодов аминокислот в органических остатках древнейших геологических периодов, когда такие помехи биосистемам имели место. При кратковременном возмущении канал связи системы «ДНК-белок» может защищаться более щадящими средствами, хотя и здесь понадобится некоторая информационная избыточность.

Упомянутое видоизменение генетического кода, однако, не будет фатальным для его нынешней структуры. Ведь, в худшем случае потребуется лишь изменение (дополнение) словаря транслятора, не затрагивающее нуклеотидов ДНК и РНК. Однако даже это непринципиальное для кода изменение потребуется лишь в том случае, если такие структурные реформы как изменение длины молекул ДНК и белка, порядка следования нуклеотидов и аминокислот соответственно в молекулах ДНК и белка не обеспечат создание новых форм жизни вместо нынешних.

В этом плане, действительно, следует подтвердить вслед за Б. Хобринком, что для мутантов - новых видов растений и животных - не потребуется новый генетический материал. Имеющийся материал существует в настолько совершенной и одновременно простой форме, что все будущие самые немыслимые сейчас формы жизни смогут им успешно пользоваться. Так, элементарный компьютерный двоичный код позволяет реализовывать все новые виды аппаратно-программных средств вычислительной техники (компьютеров самой замысловатой архитектуры и элементного состава, операционных систем, систем (языков) программирования, прикладных программ, структур данных). Сам же двоичный код - генетический материал компьютеров, сложившийся в результате эволюции информатики и искусственного отбора, еще долго останется неизменным. И здесь информатика и креационизм неожиданно (для креационизма) приходят к общей точке зрения на проблемы развития естественных и искусственных био - и кибернетических систем.

Даже если со временем двоичный компьютерный код уступит место более оптимальному троичному коду, от этого компьютер как вид техники не превратится в автомобиль или другой вид. Эволюционная мимикрия старых форм под новое содержание и старого содержания под новые формы встречается не только в искусственных системах. Поэтому не стоит, на наш взгляд, однозначно отождествлять смену генетического материала с межвидовой мутацией - это не столь очевидно.

Что касается контраргумента, что за совершенством генетического кода (в том числе, за его избыточностью) стоит все тот же Творец и никто (ничто) более, то это требует прямых самодостаточных доказательств и, прежде всего, доказательств существования Творца, без которого не было бы и Творения.

 

АВТОР: Гухман В.Б.