21.05.2012 6553

Российский патриотизм как альтернатива культуре глобализма и космополитизма

 

После распада СССР формируется новый мир, особенности которого влияют на развитие многих процессов, в том числе и патриотизма в России, определение её места и роли в этом мире. Другими словами, мы можем рассматривать особенности российского патриотизма и с точки зрения влияния внешних условий.

Характер происшедших в мире перемен вследствие распада СССР, перспективы развития международных отношений, исторические судьбы российской цивилизации и культуры в контексте глобальных изменений в настоящее время являются дискуссионными проблемами в силу развития самих процессов, дающих возможность определить эти характеристики, их воздействие на развитие России, а также влияние на общественное сознание, в том числе и на формирование российского патриотизма. Существенное значение для последнего будут иметь характер и результаты взаимодействия России с другими государствами во всех сферах.

Современные мировые тенденции развития культуры характеризуются, прежде всего, тем, что расширение транснациональных экономических связей и коммуникаций резко ускорили превращение планеты в «глобальную деревню».

Одно из центральных мест в философском осмыслении процесса глобализации займут, видимо, вопросы, касающиеся идентичности, политического будущего и возможных траекторий развития национальных государств. Что может составить социальную и культурную базу новых направлений развития, какие перспективы коллективного будущего могут быть предложены и приняты? Как отдельная личность определяется в новую эпоху? Какие изменения привносит глобализация в культуру, в идеологию, в традиционные системы ценностей? Как, не потеряв себя, свою идентичность, самобытность, найти свою нишу в глобализирующемся мире?

Глобальная циркуляция идей демократизации, культурной образности очевидна и проявляется в форме политических институтов и идеологий, социальных подразделений, культурных ценностей. Конфликт между глобальным и локальным составляет истинную сущность жизни в начале нового века. Но что означают эти термины, какое отношение они имеют к суверенитету и развитию наций и национальных государств? К жизни отдельного человека?

Само понятие «глобализация» все более приобретает черты философской категории, обозначает всеобщие свойства и тенденции современного исторического процесса, нового взаимосвязанного единого и взаимозависимого мира.

К настоящему времени не сложилось единой теории глобализации, а есть ряд параллельных концепций с приблизительно одинаковой ориентацией. Например, Р. Робертсон сделал попытку периодизации глобализации, подразделив ее на пять этапов. Она начинается с зачаточного этапа, продолжающегося с начала XV по середину XVIII века в Европе, который характеризуется развитием национальных сообществ, признанием необходимости таких понятий, как «индивидуальный» и «человечество», зарождением современной географии и появлением Григорианского календаря. Для второго, начального, периода (с середины XVIII по конец XIX века) характерна консолидация идеи гомогенного, унитарного государства и развитие концепций формализованных международных отношений. Третий этап (с 1870 по середину 1920-х гг.) называется этапом «подъема». В этот период распространяются глобальные способы коммуникации; происходит стандартизация мирового времени; наделение законным статусом международных соревнований и премий (таких, как Олимпийские игры, Нобелевская премия) и экуменизма. Однако, этот период характеризуется и зарождением глобального антагонизма во время Первой мировой войны, кульминацией которого является создание международной системы государств Лиги Наций. Четвертый этап (с 20-х годов по середину 60-х) характеризуется борьбой за гегемонию и созданием организации Объединенных Наций, а также событиями Холокоста и использованием атомного оружия.

Пятый, современный этап, названный «этапом неопределенности», датируется, начиная с середины 60-х годов. В это время появляется «Третий мир»; распространяется ядерное оружие; создаются новые глобальные институты, прежде всего, международные организации, включая систему ООН и ее сеть неправительственных учреждений. Кульминационными пунктами этого этапа становятся следующие: появление новых гибких способов капиталистического производства; массивный рост числа и размера транснациональных корпораций, количество сотрудников в которых часто превышает численность населения многих маленьких стран, усиление влияния глобальных финансовых рынков: возрастание важности сферы обслуживания и средств массовой информации в современной экономике: завершение холодной войны и развал Советского Союза: рост сектора неправительственных учреждений ООН и подъем новых общественных движений, выходящих за пределы отдельных государств, включая те, которые касаются прав женщин, проблем окружающей среды и прав человека; и распространение новых коммуникационных и информационных технологий, таких, как спутниковая связь и Интернет.

Глобализация рассматривалась также и как логический результат процесса модернизации. Гидденс считает, что ключом к пониманию глобализации является «интенсификация мировых социальных отношений, которые связывают между собой различные географические области, так что события, происходящие в одном месте, являются откликом на то, что происходит за тысячи километров оттуда, и наоборот». Если, в соответствии с этим подходом, глобализация рассматривается как апогей современности, многие смотрят дальше, как, например, Элброу, и настаивают на том, что «век глобализации», по сути, является новым этапом развития человечества, который следует за современностью.

Глобализация представляет собой процесс, с помощью которого события, решения и действия, происходящие в одной части мира, могут иметь огромные последствия для отдельных людей и сообществ, находящихся в разных уголках земного шара. «В настоящее время товары, капитал, люди, знания, образы, средства связи, преступления, культура, загрязняющие вещества, наркотики, мода и убеждения могут легко пересекать территориальные границы. Кроме того, глобальные системы торговли, финансов и производства объединяют между собой достаточно сложным образом процветание и судьбы семей, сообществ и государств на всей Земле».

Аппадурай выделяет пять изменчивых «основ» глобального взаимодействия: «этническая основа» в лице мобильного населения, включая сообщества эмигрантов и диаспоры, переезжающих из своей страны в страну рабочих, студентов и коммерсантов; «техническая основа в форме распространения и освоения производственных и информационных технологий; «финансовая основа» в виде мирового капитала; «информационная основа», которая включает в себя глобальное распространение не только самих по себе информационных каналов, но и их репутации; «идеологическая основа» в форме политических обсуждений, например, в отношении демократии и прав.

Для Аппадурая ни одна из этих основ не превосходит другие, и ключевая проблема современного глобального взаимодействия состоит в конфликте между склонностью к гомогенизации культуры и склонностью к ее гетерогенизации.

Точка рения Р. Робертсона, в большей степени сосредоточена на всеобщем осознании процесса глобализации. Автор ощущает мир как «единое пространство» и разделяет идею им интенсификации мирового сознания как целостного и идею распространения идеологии и культуры глобального масштаба.

В свою современную фазу дискуссия о глобализации вступила в самом начале 90-х гг., свидетельством чему явился выход в свет бестселлера японца Кеничи Омае «Мир без границ». Автор отстаивал идею превращения глобального рынка в доминанту мировой культуры и политики: глобализация втягивает человечество в новую эпоху, когда «традиционные нации - государства теряют свою естественность и становятся несостоятельными как партнеры по бизнесу». Тем самым в догматический фундамент концепции глобализации был заложен краеугольный камень. Дальнейшее ее развитие было связано с трудами интеллектуальных представителей стран, которые выступили патронами глобализации на двух ее стадиях, прежней и нынешней, - Великобритании и США (С.Хантингтон, Ф.Фукуяма, Т.Фридман, Э.Гидденс, Дж. Розенау, П.Кеннеди, Р.Робертсон, З.Бауман и др.).

«Идеальный тип» современной глобализации, разрабатываемый современными исследователями (Арчер, Элброу, Гидденсом, Тирикьяном, Робертсоном и многими другими), обобщенно может включать следующие принципиальные компоненты:

- всеохватность и комплексность изменений при переходе к глобальной стадии, когда меняются все параметры социальных структур и сама изменчивость, «пластичность» становится главной позитивной ценностью;

- все глобальные ценности и ориентиры получают априорное доминирование по отношению к местным (локальным) ценностям, включая и этнический фактор, который элиминируется; гибридизация культуры, т.е. процесс быстрого составления (часто искусственного) культурных феноменов из прежде несовместимых составных частей, особенно в сфере поп-культуры; акцентирование «глубинных» феноменов (до культурных, до цивилизационных, архаичных), которые получают раскрепощение; решительное изменение ориентации рациональности от «модерна» к «постмодерну» с его акцентом на мозаичность и внутреннюю не связанность восприятия и конструирования социальной реальности; признание гражданского общества единственной формой социальной упорядоченности глобального социума.

Американизация, по сути, представляет собой конкретизацию глобализации с включенными элементами американской национальной культуры. Причем особенности американизации в области культуры состоят в иррационализации рациональных матриц (доведение до абсурда рациональных элементов культуры), приоритете количественных характеристик (коммерциализации), готовности к употреблению (оперантности), полностью гарантированном качестве на определенном уровне, упакованности в яркие символические формы, виртуализации культурных образов (создании виртуальной реальности, в которой разворачивается культурный феномен).

Дж. Ритцер формулирует рационалистическую модель американизации в лапидарной схеме:

- Efficiency - эффективность, прежде всего экономическая;

- Calculability - про считываемость в рамках простых или сложных количественных моделей;

- Predictability - предсказуемость, «ожидаемость»;

- Control through Nonhuman Technologies - контроль за поведением со стороны дегуманизированных технологий и технологических процессов.

Данная модель разработана Ритцером с опорой на методические принципы М. Вебера и К. Маннгейма. При этом создается новая рациональная система, выступающая антиподом старой системы рациональности, связанной с традиционной культурой. Наверное, нет смысла уподоблять принципы «макдональдизации», предложенные Ритцером, классической веберовской модели протестантской этики. И, тем не менее, аналогии неизбежно возникают.

Вебер фактически «открыл» (наряду с Марксом) капитализм, показал смысл и логику всего происходившего в обществе. Нечто подобное осуществляет и современный американский ученый, «расколдовывая» загадочную сложность американизированной цивилизации, осуществляющей поступательную экспансию. Оказывался, что вся эта сложность в большей или меньшей степени укладывается в четыре принципа (как и у Вебера).

Мир XXI в. рисовался многим философам и журналистам таинственным и неизведанным, дарующим перспективы, которых был лишен век уходящий. По сути, новое столетие, эпоха «посткапитализма» предстает обыденной и даже вульгарной, но внутренне целостной, что и показывает Ритцер. И в этой исторической целостности включается ее неизбежность. Постмодернистский хаос фрагментарных осколков смыслов и логических схем обретает несколько примитивную упорядоченность, навязывающую себя всем современным обществам под именем глобализации. Каковы же общие свойства большинства представленных выше глобалистских концепций?

- Всеохватность и комплексность изменений. Прежде всего, теория глобализации подчеркивает, что главный акцент должен быть сделан не на рассмотрение отдельных «траекторий» социокультурных изменений в тех или иных сферах, а на взаимодействие этих изменений друг с другом, их переплетение и взаимополагание.

- Противопоставление глобального и локального в области культуры. Другой аспект глобализации основывается на рассмотрении тесной связи макро - и микроуровней происходящих изменений. Важной особенностью глобализации становится то, что она проникает в самые глубины социальных структур, превращая их в носителей новых смыслов. Это касается таких «локальных» ценностей, как традиции, обычаи, привычки, местные сообщества и др. Короче говоря, новые глобальные реалии радикально видоизменяют даже наиболее консервативные и устойчивые структуры социального сознания и поведения. При этом процесс «отказа» от «старого» идет быстро, решительно, зримо. Причем, всякое «новое» обладает, по мнению сторонников этой теории, заведомым преимуществом, поскольку оно «глобальное». Из этого следует, что это «глобальное» приобретает статус высшей нормативной ценности. Социальным институтам локального уровня отныне уже нет необходимости проходить всю вертикальную иерархию, дабы выйти на общемировой уровень. Семья, малые группы, этносы, местные организации, локальные движения и институты глобализируются прямым и непосредственным образом именно на своем уровне, демонстрируя новые формы участия в глобальных феноменах.

Множественность культурных гибридов в области культуры. Теория глобализации радикально изменяет наше представление о культуре, которая прежде рассматривалась по преимуществу как нечто либо наследуемое, либо спускаемое «сверху» и «распространяемое». В новых условиях культура становится результирующей бурного процесса «конфликтности» (politicized contestation), что приводит к возникновению разнообразных глобальных и локальных «социокультурных гибридов» с присущим им весьма коротким периодом полураспада, нестабильностью, несоответствием традиционному контексту.

Упразднение национально-государственного фактора. Теория глобализации последовательно выступает против социетализма, одной стороны, и национализма - с другой. Что касается последнего, то в понятие «национализм» отныне включаются такие феномены, как национальные государства-страны, национальные культурные традиции, национальные типы сознания и т.д.

Примордиальные феномены и гражданское общество. Своеобразный поворот получает тема «гражданское общество» в связи с приложением к ней теории глобализации. Процесс интернализации ценностей и ценностных ориентации приводит к тому, что регулятивно-нормативная функция общества существенно видоизменяется, а прежде подавлявшиеся гражданским обществом и не социализировавшиеся «Примордиальные» (primordial) феномены, проявляющие себя в контексте этнического начала, расы, пола, занимают все более важное положение в глобализируемых процессах и институтах.

Новая концепция рациональности. Рациональность в глобальном смысле понимается, прежде всего, как свобода самовыражения многообразия, что и находит свое частное проявление в «теории мультикультурализма», т.е. в признании доминирования принципа полной мозаичности культурной «карты» той или иной региональной или профессиональной группы.

Укрепление сетевой структуры современных обществ. Традиционные вертикальные связи уступают место сетевым горизонтальным структурам.

Глобализация, приводящая к возникновению многочисленных сообществ на локальном уровне, стимулирует всемирные связи этих сообществ по горизонтали. Такие сообщества, строящиеся по единству и близости интересов их участников, связываются друг с другом подобно ячейкам сети. Сетевые связи становятся самодостаточными, причем «сети» возникают на всех уровнях, что приводит к резкому снижению вертикальных процессов в политике, экономике и культуре.

Россия включилась дискуссию о глобализации на несколько лет, позже, потому что именно проигрыш Советским Союзом холодной войны с Западом и его последующий распад создали тот идеологический вакуум, который и была призвана восполнить концепция глобализации в ее идеологической версии. Г. Эрлер в книге «Global Monopoly» заявлял: «Закат СССР был эпохальным событием. После крушения Восточного Рима отсутствует духовно-политическая альтернатива. Под лозунгом «глобализации» ничем не скованный капитализм аранжирует знамения времени».

Необходимо подчеркнуть еще один важный момент. Глобализация как идеология нового космополитизма заостряет против национального государства права человека: «Глобализация предполагает существование правил и обязательств, предусматривающих подчинение им суверенных стран. По мере глобализации рынков и культуры неолиберальная теория, объясняющая глобализацию, предполагает увядание суверенности отдельных стран, формирование нового типа «гражданина мира», чья лояльность обращена уже не к отдельным правительствам, а к внегосударственным структурам». Идеологи глобализма предлагают сфокусировать всю проблематику прав человека на этом новом «гражданине мира».

Мирогражданство - большая тема, обсуждавшаяся в течение двух тысячелетий, начиная со стоиков, и получившая новый резонанс в последние годы. Но на этом основании противопоставление суверенности стран и прав человека вряд ли оправдано. Полнота жизни человека во многом проистекает из его одновременной принадлежности национальному государству в качестве подданного и гражданскому обществу в качестве частного лица. В силу этого актуален для исследователей ряд вопросов, касающихся глобализации культуры и ее влияния на национальную культуру и самобытность.

В таких метафорах, как американизация, «макдональдизация», просвечивает беспокойство о распространении массовой культуры, защите интересов потребителя и путях решения проблем, с которыми сталкиваются традиционные культурные модели. Современная культурная озабоченность по поводу глобальной гомогенизации была порождена полемикой о способности «Американской империи» манипулировать общественным мнением. Существует неоспоримое эмпирическое свидетельство вертикальной и горизонтальной интеграции «электронных империй» Мердока, Берлускони и Блэка; а информационная власть компаний Рейтер, СиЭнЭн и Микрософт позволяет их считать одними из крупнейших транснациональных компаний в мире.

Реакция на культурную гомогенизацию приняла различные формы, включая разные попытки урегулирования информационного мира: например, наложить запрет на использование спутниковых тарелок в части Среднего Востока, включая Исламскую Республику Иран, или европейское законодательство о контроле за трансляцией ряда зарубежных телевизионных программ. Есть, однако, свидетельства того, что местная культурная продукция предпочитается транснациональной в тех случаях, если она доступна, и что внутреннее производство - лучшее средство против глобального потребления.

Исследователи культуры уделяют все больше и больше времени поиску форм гибридизации, очевидно проявляющейся в новых местах культурного производства, в популярных культурных жанрах (Азиатская поп-музыка, Латиноамериканские сериалы: кино Третьего мира), в личных впечатлениях и народных сказках разного культурного и диаспорного происхождения. Постоянный конфликт между гомогенизацией и гетерогенизацией делает формирование культурной самобытности и одной из ключевых проблем глобализации.

При первом взгляде на глобализацию она предстает как усиление взаимосвязей между людьми разных стран, этносов и культур, ведущее к формированию из населения земного шара единого человечества. Однако в который раз подтверждается, что реальное осуществление некогда желанных целей часто проблем порождает больше, чем решает. Превращение человечества в целое амбивалентно для его блага. Если для производства, экономики, техники соединение разрозненных усилий дает эффект эмерджентности, способствует росту, то сферы жизни, где самоценны различия - деградируют. На начальном этапе усиление взаимодействия может происходить при сохранении качества составляющих систему частей. Это феномен комплексности, предполагающий функциональное единство компонентов при их субстратной гетерогенности. На содержательном языке об этом говорили как об интернационализации. В дальнейшем, при отсутствии противонаправленных усилий процессы обычно идут в сторону стирания различий между частями. Компоненты становятся одинаковыми и вся система - гомогенной. Именно такой характер приобретает сейчас взаимодействие людей на планете, заставляющее говорить о глобализме. Мир давно, по крайней мере, с Нового времени был единым, но как комплекс, теперь он переходит в органическое состояние.

В глобально целостной системе этносы не обогащают друг друга, а взаимопоглощаются, культуры не получают импульс для самораскрытия, а нивелируются, страны не коэволюционируют, сотрудничая, а унифицируются. Своеобразие народов уходит в прошлое, в традицию, в фольклор и существует как пережиток прошлого. Если бы в городах не было старых кварталов и музеев, то путешествовать было бы совершено бессмысленно - человек неизбежно попадает в окружение изощренно одинаковых автомобилей, дизайн-зданий, его преследуют вездесущие рекламы транснациональных корпораций. Многоразличное, до противоположности, пестрое, географически разбросанное и растянувшееся по историческим эпохам человечество стоит на пороге трансформации в раздираемое противоречиями, но структурно однородное пространственно-временное образование.

Формирующийся одинаковый образ жизни - это не равновесное смешение всех существующих форм. Это не сплав этносов, культур с заимствованием в каждом лучшего и включением его в общую целостность. С точки зрения содержания в глобализме выражается победа западной, в особенности американской культуры над всеми остальными. Экономика, государственное устройство, наука, первоначально возникшие в Европе, сейчас захватывают в свою орбиту другие народы. Так называемые общечеловеческие ценности фактически рождаются западной, либерально-рыночной демократией. «Новый мировой порядок» результат ее развития и несогласные с ним рассматриваются как консерваторы, стоящие на обочине цивилизационного процесса, его «изгои». Становление монокультуры означает сужение базиса развития человечества.

И все-таки трактовка глобализации как потери культурного разнообразия недостаточно глубокая. Трагичность положения культуры в глобальном мире заключается в том, что она вытесняется другим способом воздействия на духовную и социальную жизнь. Несмотря на споры по поводу определений, культура немыслима без табу, норм и регламентации, общего представления о долге, чести и совести, без опоры на моральные, религиозные и эстетические регуляторы. Это ценностно-рациональное отношение к миру. Оно ограничивает свободу человека, его личные интересы, требуя «служения» чему-то внешнему, высшему, социуму или Богу, что несовместимо с идеалом открытого гражданского общества. Принципы служения обще понимаемому благу закрывают его, делая традиционным, тоталитарным. Открытость общества предполагает, что люди в нем действуют, руководствуясь принципом полезности и личной выгоды, опираясь на расчет. Все его члены - разумные эгоисты, механизм их взаимосвязи - эквивалентный обмен услугами. Это целерациональное регулирование жизни. Не случайно Запад в настоящее время характеризует себя в терминах не культуры, а цивилизации. В пределе, если исключить «пережитки культуры» и брать рациональность в действии, это ситуация, когда все вопросы решаются технологически (социо - и психотехника, сексуальные технологии, техника общения и т.п.). Такое общество лучше называть технологическим. Глобализм - это универсальный технологизм. Глобальный технологизм ведет к превращению человека из социально-культурной личности в человеческий фактор развития технологий. Человеческий фактор, бурно протестуя против ограничения своей свободы культурными регуляторами, довольно легко смиряется, если они будут техническими. Открытое гражданское общество закрыто и регламентировано не меньше, чем традиционное, разница в том, что закрытость здесь «усовершенствованная», технологическая.

Замену хотя и стандартных, одномерных, но культурных отношений между людьми на технологические можно считать рубежом превращения глобализации в глобализм. Этот «изм» - выражение перехода к жизни без оценки поступков с точки добра и зла, прекрасного и безобразного. Образуется общество, которое предсказывали фантасты-утописты начала XX века. Рассматривая оба подхода с временной дистанции практического становления «мирового государства», Дж. Оруэлл писал о складывающемся механизме его пост культурного развития: «...Будущее представляется все более ускоряющимся маршем технического прогресса: машины, избавляющие от физического труда, машины, избавляющие от размышлений, машины, избавляющие от боли, гигиена, высокая производительность труда, четкая организация производства, больше гигиены, рост производительности труда, лучшая организация производства - пока вы не окажетесь в знакомой уэллсовской утопии, тонко спародированной в «О прекрасном новом мире», рае маленьких толстяков».

Утверждениям о глобализме как стирании культурных различий и движении к посткультурной технической цивилизации противоречат широко распространенные представления о плюралистическом характере нашего времени и наступлении эры мультикультурализма, апофеозом которого считают возникновение «индивидуальной культуры». Думается, что это

противоречие поверхностное.

В безудержной плюрализации, раздроблении культуры на дисперсные частицы как раз и выражается ее распад, превращение в материал «для другого». Индивидуальная культура, когда у каждого собственные понятия о добром или должном, персональная совесть, которая, естественно, всегда оправдает свою персону, обессмысливает ее социальные функции, ведя тем самым, к исчезновению, что невольно признают сторонники мультикультурализма. «Дорогой, но необходимой ценой за рост культурного разнообразия становятся, во-первых, ограничение разнообразия живой природы, а во-вторых, гомогенизация глубинных смысловых пластов этнических, рациональных, религиозных и прочих макрогрупповых культур. Следовательно, экологам придется примириться с неизбежным сокращением видового состава природной среды... Культурологам же стоит обратить внимание на то, что сохранение исторической самобытности каждой культуры - задача, по-видимому, благородная, но нереалистическая и, будучи понята буквально, чреватая опасными последствиями...».

Идеальной моделью пост культурного состояния мира является Интернет. Виртуальное пространство и в самом деле не делится на свое и чужое, здесь не важна ни государственная, ни этническая, ни половая, ни социальная, ни возрастная, вообще - «никакая» принадлежность пользователя, кроме содержания коммуникации, обозначаемого условным адресом. Наконец-то отбрасываются «заскорузлые» категории старого мышления, всякое почвенничество, патриотизм, конфессионализм, сексизм и др. И что получается? Человек-кочевник, номад, не принадлежащий ни к одной культурной группе, кроме, может быть, какой-либо профессиональной корпорации. Наш идеал, пишет известный постмодернистский философ Р. Рорти, - «безродные космополиты». «Человек без свойств» - вот результат глобализации, доведенной до своего логического завершения. А разве бывают вещи и тела без свойств»?

По отношению к глобализму культура находится в том же положении, что и природа. Но если в необходимости защиты природы отдают отчет и что-то предпринимается, то об экологии культуры говорят в самом неопределенном или узко эмпирическом смысле как бережном обращении с памятниками и артефактами. Нет ясности, от чего ее надо защищать, какие процессы угрожают культурному разнообразию мира. Под влиянием начинающей господствовать глобалистской культуры «стираются», подавляются даже его контуры, которые в таком случае надо подчеркивать и пропагандировать.

В идеологическом плане позитивной альтернативой глобализму является идея многополярного мира. Ее разделяет большинство государств планеты, и предотвратить нарастающую опасность «столкновения цивилизаций» в ближайшей перспективе способен именно этот подход. Собственно культурная политика должна быть направлена на защиту традиционных, специфических для данного общества форм искусства, образа жизни, быта - «различий», того, что делает их интересными друг для друга, создает основу для взаимного диалогического и дружеского существования.

Поддержание культурной идентичности наций служит не только их сохранению самих по себе, но «человека со свойствами», человека как такового. Политические образования, нации и культуры интенсивно взаимодействуют, сознательной целью при этом должно быть культивирование ими своей тождественности - «выживание». Аналогичная цель встает перед человечеством в целом. Эти проблемы взаимообусловлены.

Немногие народы отказались от своих национальных культур настолько, чтобы их можно было считать глобалистами, не имеющими национальности. Глобальная культура сталкивается с ограничениями, обусловленными тем, что люди идентифицируют себя с местами своего проживания, и тем, что ее отвергают.

Столетие назад Дюркгейм подметил значение отчуждения и разобщенности в урбанистических обществах. Фундаментализм, по крайней мере, отчасти, представляет собой реакцию на ощущение бесцельности и бессмысленности, испытываемое многими людьми в современном обществе.

Фундаментализм отвергает релятивизм глобальных тенденций. Следовательно, он отвергает идею, согласно которой люди должны обладать способностью быть тем, чем они желают быть, и делать то, что они хотят делать. Фундаментализм утверждает определенные нормы правильного и ложного, которые кодифицированы в формализованных нормах религии и традиционной культуры.

Глобальная культура ограничена еще и потому, что она попросту не достигает всех, по крайней мере, в полную силу. Распространение глобальной культуры обеспечивается спутниковым телевидением, электронной почтой и межконтинентальными путешествиями. Люди, у которых нет перечисленных возможностей, оказываются вне сферы действия глобальной культуры - и не потому, что они выбрали положение на этой периферии, но потому что влияние глобальной культуры достигает их медленнее и слабее. Вот всего лишь пример действия того же явления в пределах любой страны: местности, имеющие плохой доступ к линиям связи и транспортным магистралям, в меньшей мере вовлечены в национальную культуру.

Проникновение глобальной культуры также ограничено там, где предпринимаются согласованные усилия, направленные на торможение глобальных воздействий ради защиты местных или этнических культур. Такие попытки могут принимать мягкие формы вроде введения местных правил, определяющих содержание развлекательных программ.

Можно согласиться с мнением Э. Смита о том, глобальная культура будет гибридной по природе, включающей ряд амбивалентных, даже противоречивых, компонентов: попурри традиционных локальных, народных и национальных мотивов и стилей; современного научного количественного дискурса; культуры массового потребления, состоящего из стандартизованных массовых товаров, образов, практики и лозунгов; взаимозависимости всех этих элементов во всемирном масштабе, основанной на объединяющем давлении глобальных телекоммуникаций. Согласно этой концепции для гибридной глобальной культуры характерны три черты, определяющие ее подлинную новизну: она универсальна, она технична и она вне временна. Она более универсальна, чем «космополитическая» культура даже самых великих империй. Ни китайская, ни римская, ни буддистская, ни исламская цивилизации никогда не могли претендовать на такую универсальность, за их пределами всегда были другие империи и другие отличавшиеся культуры. Они всегда сохраняли свойства конкретных народов в определенные периоды их истории, и сколь бы ни обогащались, всегда оставались привязанными к конкретному месту и времени и распространялись обычно путем завоеваний. Даже в таких великих цивилизациях, как ислам или христианство отражается специфика их места рождения или авторитетного центра. Однако сегодняшнюю или завтрашнюю глобальную культуру, невзирая на то, что она наиболее развита в Америке и Западной Европе, трудно связать с определенным временем и местом. В конгломерате составляющих ее элементов она потеряла многое из своей пространственной и временной специфики и наверняка потеряет еще больше. Она будет истинно планетарной.

Сегодняшняя глобальная культура - это первая сугубо техническая цивилизация. Использование ею этнических или национальных элементов эмоционально нейтрально. Ее вариации нарочиты и продуманны, они лишают страсти самые фундаментальные вопросы и сводят их к техническим головоломкам с чисто техническими решениями. Космополитизм отражает ее единую технологическую базу с многочисленными системами коммуникаций, образующими взаимозависимые социальные сети с характерным для них идентичным стандартизованным, техническим и часто количественным дискурсом. Именно поэтому техническая интеллигенция стала играть главную роль на новейшей стадии современности и заменяет предшествовавших ей гуманистических и часто националистических интеллектуалов. Не кто иной, как техники заполняют и управляют глобальными системами массовых коммуникаций, и именно их техническая культура критического дискурса определяет специфический характер нарождающейся глобальной культуры.

Наконец, глобальная культура стоит вне времени. Вечно преследуя неуловимое настоящее, искусственная и стандартизованная универсальная культура не имеет исторического фона, ритма развития, ощущения времени и последовательности. Вне контекстная и вневременная, эта искусственная глобальная культура может раскапывать прошлое в иллюстративных целях или цинично использовать мотивы конкретного прошлого для эклектичного каприза, но она отказывается локализовать себя в истории. Лишенная всякого ощущения развития вне происходящего настоящего и чуждая всяким представлениям о «корнях», подлинная глобальная культура переменчива, повсеместна, бесформенна и исторически неглубока. Наступление американской массовой культуры, английского языка, поп-культуры, визуальных СМИ и компьютеризованной информационной технологии явно отражает культурные глобальные тенденции. Но что они дают в общей сложности? Могут ли массы мужчин и женщин жить ими, а также с ними? Составляют ли они вместе новую культуру, новый стиль жизни, способные вдохновить и утешить людей перед лицом горя и смерти? Какие воспоминания, какие мифы и символы, ценности и идентичности может предложить такая глобальная культура?

Ведь, в конечном счете, именно это всегда стремились дать человеку культуры прошлого. В отличие от глобальной культуры, культуры прошлого строились вокруг общих воспоминаний, традиций, мифов и символов, следовавших друг за другом поколений культурных или политических объединений населения, классов, регионов, государств, этнических или религиозных общностей, которые они стремились кристаллизовать и выразить. В отличие от демифологизированной и амбивалентной глобальной культуры, формирующейся вокруг принципа «здесь и теперь», культуры прошлого основывались на архитипических мифах и символах, ценностях и воспоминаниях, которые рассказывались, пересказывались и воспроизводились поколениями каждой культурной общности. В отличие от ценностно нейтральной и лишенной традиций будущей культуры планеты многочисленные конкретные культуры прошлого и настоящего всегда стремились сохранить и то, что М. Вебер называл «незаменимыми культурными ценностями», и особые символы, ритуалы, идеалы и традиции тех, кто их создавал и участвовал в них.

Но, возможно, глобальную культуру будущего нельзя измерять мерками более ранних культур с присущими им ограничениями, партикуляризмом и временной привязанностью. Но есть ли признаки того, что можно создать подлинно универсальную культуру, которая могла бы стать привлекательной, удовлетворяющей потребности людей во всем мире в той же мере, что и культуры прошлого? Разве использование будущей глобальной культурой мотивов и образов из многих этнических и национальных наследств не наводит на мысль, что эти культуры продолжают отвечать человеческой восприимчивости и пронизывать социальные структуры? Можем ли мы представить себе, что достаточно отрываемся от нашего всепроникающего и живого прошлого с его верованиями и ожиданиями и приступаем с чистого листа строить вневременную, техническую универсальную глобальную культуру? И не предполагает ли это, что глобальная культура все-таки не станет радикальным разрывом с националистическим прошлым, как этого хотели бы ее вещатели, и лучшее, на что можно надеяться в XXI в., будет достижение национального «многообразия в единстве»?

Остается фактом, что культуры исторически специфичны, и таковы же их образы. Образы, создаваемые глобальной культурой, или тривиальны и неглубоки (создание рекламы массовых товаров), или же должны иметь корни в существующих исторических культурах, черпая из них любые возможные значения и силу. Культуры прошлого и настоящего выражают опыт конкретных социальных групп, существующих непосредственно под поверхностью расфасованного образа производной и гибридизированной культуры массового потребления. Чтобы мифы и традиции прижились, они должны вызвать резонанс среди многих людей в течение жизни нескольких поколений, а это означает, что они должны быть частью коллективного опыта конкретных социальных групп.

Вневременная глобальная культура не отвечает живым потребностям человека и не создает воспоминаний. Если память имеет центральное значение для идентичности, то сегодня нельзя увидеть никакой становящейся глобальной идентичности, стремления к ней или коллективной амнезии, побуждающей к замене «глубоких» культур космополитической «плоской» культурой. Последняя остается мечтой узкого круга отдельных интеллектуалов. Она не находит отклика в широкой массе народов, разделенных на привычные общности класса, пола, региона, религии и культуры.

В ходе глобализации космополитизм все глубже проникает в культуру и идеологию государств, в ряде случаев, сталкиваясь с патриотизмом. Глобализация разрушает национальное государство, а космополитизм объектом имеет все человечество, которое любить и сопереживать которому гораздо сложнее, чем народу или этносу. Космополитизм как идеология мирового гражданства имеет давнюю историю. В философии стоицизма все люди являются гражданами единого мирового государства Космополиса. В эпоху Возрождения и Просвещения идеал мирового гражданства был направлен против феодальной раздробленности, выражал идеи освобождения индивида от феодальных оков. В современных условиях космополитизм выступает в виде различных социокультурных ориентаций от взаимодействия и сближения народов и государств до нигилистического отношения к национальной культуре и традициям. Таким образом, космополитизм - идеология «мирового гражданства», ставящая интересы граждан выше интересов отдельной нации. Космополитизм - теория, которая призывает к отказу от патриотических чувств, в отношении страны, но заменяет их аналогичными по отношению к миру, планете Земля.

«Единство человеческого рода» - вот главная его идея. Космополитизм противоречит патриотизму. Очевидно, что современное общество вступило в процесс формирования единой планетарной цивилизации, в которой отдельные страны действительно потеряют статус автономных самодостаточных единиц. И вместе с тем современное человечество находится лишь в начале этого процесса, в той его фазе, когда понятия «национальная культура», «национальная политика» еще не стали фиктивными, а отдельные страны все еще являются обществами, не потерявшими принципиальную способность выживать в режиме автономного существования.

Космополиты не ассоциируют понятие «родина» с политическим режимом или общественным строем, ставят права и интересы личности выше прав и интересов государства, считают, что государство было в свое время создано для защиты прав своих граждан и должно отстаивать их интересы, а не граждане должны жертвовать всем и вся ради неведомых им интересов государства. Коренное отличие космополитизма от патриотизма в том, что целью космополитизма является освобождение человека от националистических догм и «державных» представлений, а целью патриотизма является, наоборот, экспорт « державности».

Неумеренное возвеличение космополитизма в период перестройки способствовало принижению, всемерному подавлению не только советских и социалистических по своему содержанию, но и традиционных духовно- нравственных и историко-культурных ценностей. Многие из них, в том числе патриотизм, подверглись почти официальной обструкции, разрушительному воздействию со стороны средств массовой информации.

Космополитизм антинационален по своей сути и предполагает освобождение от ощущения национального в себе, от национальной гордости и, естественно, от патриотизма. С точки зрения космополитизма «Всякий патриот своей нации есть уже националист - эгоист, предпочитающий свою нацию любой другой; национальная гордость - не что иное, как скользкая дорожка в национальную кичливость, ура-патриотизм, ксенофобию».

Выдвигая привлекательный и компромиссный на первый взгляд лозунг о совмещении любви к своему отечеству с любовью ко всему миру, представители космополитизма предлагают реабилитировать киренаиков с их формулой «где хорошо, там и отечество». Обратившись в космополитическую веру, часть наших соотечественников поспешили как можно быстрее отправиться в открытое еще в V веке до нашей эры киренаиками место, где всегда лучше, чем на родине, где дым отечества не раздражает и не беспокоит Оценивая в целом «вклад» сторонников космополитизма в дело «перестройки» и последующего реформирования российского общества на идеологическом поприще, в сфере культуры вообще, можно констатировать, что, безусловно, одним из самых негативных последствий воздействия этого направления явилась депатриотизация значительной части населения, особенно молодежи. Агрессивность и тотальность космополитизации общественного сознания явилась одной из главных причин подавления патриотизма, низведения его до крайне ограниченного и урезанного состояния. В глазах космополита патриотизм представляется весьма незначительным, почти ничем не напоминающим о себе, склоняющимся и теряющимся в сравнении с величием и масштабностью идеи любви к Человечеству, мировой цивилизации, ее достижениями и т.д. Такого рода не утраченное до конца чувство любви к своему Отечеству, несравнимо более слабое и низкое, чем общечеловеческие устремления, может быть названо «мизерным» патриотизмом.

Этот вариант псевдо патриотизма, таящийся в глубине человеческого сознания, имеет своим субъектом отдельную личность и выступает как ее индивидуальное, частное проявление, а не общественный и тем более - социально значимый феномен. «Мизерный» патриотизм - явление главным образом символическое. Он призван уберечь нас от окончательной маргинализации, но не способен представлять собой фактор консолидации соотечественников, их мобилизации на достижение интересов общества и государства. Тем самым утрачивается действенная сила патриотизма, который выполнял свою незаменимую роль в переломные моменты отечественной истории.

Губительность космополитизма заключается и в разрушении духовно- нравственных основ патриотизма. Поскольку «... нравственность есть также понятие национально обусловленное, космополитизм - последовательный космополитизм - является синонимом не только бескультурья, но и безнравственности».

Таким образом, космополитические идеи, по мере их все большей институализации и развития, выступают по отношению к патриотизму как общее, глобальное, высшее и, безусловно, доминирующее, предоставляющее ему статус частного, вторичного, низшего, незначительного и даже случайного, проявляющегося, как правило, на личностном, обыденном уровне. Низведенный до подобного состояния, патриотизм не может быть приемлемым для общества, испытывающего на современном этапе развития острую потребность в консолидирующей и подвижнической идее.

По мнению сторонников космополитизма, на пути к глобальной вестернизации, представляющейся для них магистральным направлением развития человечества, «... одни страны якобы уже преуспели, а другие, пока еще «нецивилизованные», отстают в силу «шовинизма», «имперских амбиций» и не приобщенности к «общечеловеческим ценностям».

Процесс космополитизации зашел в настоящее время настолько далеко, что «...всякое проявление русского национального самосознания - резко осуждается и даже поспешно примежуется к «фашизму», которого, по глубокому убеждению А. Солженицына «...в России не бывало никогда и который вообще невозможен без расовой основы, одно расового государства».

В обстановке геополитического доминирования США, человек на постсоветском пространстве испытывает культурный и мировоззренческий шок. Во многом это связано с тем, что ментальные структуры русской души входят в явные противоречия с проводимыми в стране реформами и с культурой глобализма. Ядро русской духовности, сформированное православной верой и классической литературой, обозначило русскому человеку нормативность - каким он должен быть; призывало к трудной работе над собственным совершенствованием, нацеливало человека на экзистенциальные переживания и поиск ответов на традиционно-русские вопросы (как жить? для чего жить? как жить по совести? и т.п.). Соборность, социальная справедливость, совестливость, патриотизм, анти буржуазность - главные составляющие русского духа. Они позволяют человеку остро чувствовать границу добра и зла, истины и лжи, добродетели и безразличия.

В противоположность этому, культура глобализма предлагает русскому человеку отказаться от традиционной для него нормативности нравственного самосовершенствования, как чего-то отжившего, устаревшего, мешающего человеку жить в удовольствии. Глобальная культура превращает человека из социокультурной личности в «человеческий фактор» развития технологии. Ему предлагается иная цель: улучшать не себя, а лишь условия своего существования; стать на путь бесконечного удовлетворения своих гедонистических стремлений и желаний. Согласно такому подходу, экзистенциальные вопросы подменяются и ограничиваются понятием «качество жизни». В этом случае тотальный гедонизм не призывает «стать духовнее», «нравственнее», «гуманнее», а изначально объявляет человека самодостаточным и свободным от любых внутренних ограничений.

Таким образом, можно констатировать, что положение человека русской культуры остается сложным и противоречивым. Если он откажется от духовной нормативности, которая органична русскому духу, то возникает опасность превратить русский культурный ландшафт в худшие образцы массовой культуры, а русского человека в маргинала в своей собственной стране.

Как уже было отмечено, одним из важных элементов глобализирующегося мира является информационное пространство. В связи с этим человек русской культуры в современном обществе находится в эпицентре четырех основных информационных потоков: новационном - приобщающим потребителя к новым знаниям; ориентационном - помогающим человеку ориентироваться в системе природного и социального пространства, формирующим его экзистенциальные и ценностные ориентиры, задает критерии и приоритеты выбора; стимуляционном - воздействующим на мотивационные основания активности людей; корреляционный - уточняющим или обновляющим параметры первых трех информационных потоков.

Культурную специфику эти потоки приобретают тогда, когда они регулируют представления людей об уровне социальной приемлемости тех или иных способов осуществления любого вида деятельности, направленных на обеспечение социального взаимодействия людей. Отсюда возрастает роль информационных потоков в формировании и реализации личностных качеств современного человека. Эта ситуация, наравне с позитивными моментами, вызывает определенные опасения у исследователей культуры. Так, новые информационные технологии могут способствовать стандартизации «культурной компетентности» человека, его социализации и инкультурации. Создать новую, еще не существовавшую в истории культуры эффективную систему управления и манипулирования его сознанием, интересами, потребностями, ценностными ориентациями, поведенческими стереотипами (на сознательном и бессознательном уровнях) и т.п., что, в конечном счете, может быть сведено к проявлению общей идеологической и социальной лояльности к любому существующему порядку (режиму).

Более того, если говорить об индивидуальности как об особой ценности культуры, то она может быть утрачена или сведена к «среднему», «массовому человеку» как норме, удобной для манипулирования в интересах правящей элиты, клана, политической партии владеющих средствами информации.

Положение осложняется и тем, что современный человек, даже будучи образованным, остается узким специалистом в какой-то одной области и нуждается в целой системе посредников (трансляторов, проводников, толкователей, популяризаторов), которые будут его вести по безбрежным информационным потокам. Они будут заниматься адаптацией транслируемой информации с языка высоко специализированных областей культуры на уровень обыденного понимания неподготовленных людей.

Отсюда такая же проблема: в чьих интересах, и на каком уровне будет осуществляться адаптация (с клановых позиций, политических, общечеловеческих, национальных или интернациональных). Не приведут ли формы адаптации лишь к пассивному, развлекательному восприятию высших достижений культуры, а трудное, индивидуальное освоение элитарных культурных форм останется уделом одиночек?

Проблему вхождения, как отдельного человека, так и России в целом в глобальный мир можно сформулировать следующим образом. Объективно она в него уже вошла, а субъективно в нем еще не определилась. Вошла как страна, обладающая высокой духовной культурой, давно уже ставшей неотъемлемой частью мировой культуры, своими богатыми природными ресурсами, интеллектуальным потенциалом и ядерной мощью, то есть в качестве одного из цивилизационных и геополитических центров мира. Присутствие России в мировом социуме весьма заметно, хотя ее интеграция в глобальную экономику носит явно однобокий характер. А субъективно она пока не готова принять вызовы современности и дать на них адекватные ответы. Что это значит, и что из этого следует? Глобализацию, взятую в контексте ее созидательных возможностей, а не только рисков и угроз, которые она в себе несет, следует рассматривать в качестве важного ресурса российской трансформации.

Во множестве мнений, рекомендаций и сценариев дальнейшего развития нашего Отечества необходимо определиться, в первую очередь, с тем, по каким жизнеопределяющим направлениям предстоит осмысливать наше прошлое, настоящее и будущее. В центре внимания видятся, по крайне мере, три ключевые проблемы: выбор российского варианта глобализации, определение и утверждение места России в геополитическом балансе мировых сил, выбор ценностных ориентиров. Если кратко, то решение этих проблем может быть осуществлено, на наш взгляд, в следующих направлениях.

Выбор российского варианта глобализации может основываться на сочетании реалий мирового экономического развития и статуса России как самодостаточной в сырьевом, промышленном и интеллектуальном отношении державы. Геополитическое положение России определяется, исходя из признания многополярности мира, ее срединного «месторазвития» между Востоком и Западом, Севером и Югом на евразийском континенте и общей тенденции смещения центра противостояния на цивилизационный уровень.

Сфера культуры может формироваться, исходя из признания интересов и ценностей, как отдельного человека, так и российского суперэтноса. В идеологию возрождения России в условиях общемирового кризиса идеологий могут быть включены принципы гуманизма и патриотизма.

Остановимся на последнем направлении более подробно. Выбор ценностных ориентиров должен учитывать современную социокультурную ситуацию, которая в глобальном измерении предстает как столкновение цивилизаций, приводящее к противостоянию культур, которые включают моральные, религиозные, этнические, политические ценности. По сути дела, здесь речь идет об идеологии глобального гуманизма, т.е. идеологии, которая порождается современной социокультурной ситуацией: вся человеческая деятельность, культура во всех своих проявлениях все более ориентируется на выживание человека в окружающей среде. Постмодернистская инверсия этой идеологии, с одной стороны, сохраняет изначальную интенцию «покорения», обретая форму манипулирования сознанием массового человека, ориентированного на необузданное потребление материальных благ. Крайней формой подобного манипулирования выступает информационно-психологическая война. С другой стороны, инверсия идеологии обретает контуры идеологии глобального гуманизма, которая выстраивается на диалоге культур, на отказе от идеологии эгоцентризма и социал-дарвинизма, которая, наконец, должна ориентироваться на возрождение социокультурных ценностей, выстраданных человеческом и впервые реализовавшихся в нашей стране. В контексте глобального гуманизма любая идеология имеет национальное выражение. В России издревле таковым выражением является патриотизм - преданность и верность Отчизне, братское сотрудничество всех наций и народов, стремление к свободе, независимости, социальной справедливости. Поэтому следует утверждать, что именно на этом основании следует формировать идеологию глобального гуманизма в ее российском варианте, который соответствует российскому варианту глобализма и геополитическому статусу России.

 

АВТОР: Иванова С.Ю.