Либеральный прагматический постмодернизм
Тезис неопрагматизма о случайности свободы и демократии выводится, из положения о взаимно соотнесенности всех явлений социальной жизни и культуры. Принятие историцизма в традиции, идущей от Гегеля, означает отсутствие «строгих» оснований даже у самого стабильного и благополучного строя. Критики такого допущения, в том числе и среди убежденных либералов, обвиняют прагматистов в «релятивизме». В связи с этим Рорти обозначает собственные взгляды: «Позицию гегельянцев, пытающихся избежать обращения к кантианским догмам в обосновании преимуществ либеральных практик и институтов современных североатлантических демократий, я назову «постмодернистским буржуазным либерализмом».
«Заявления гегельянцев о том, что современная либеральная демократия для ее успешного функционирования не нуждается в такого рода теоретических обоснованиях, что апелляции к принципам солидарности и взаимной помощи вполне достаточно для того, чтобы продуктивно действовать, кантианцы признают «безответственными» и «релятивистскими». Предполагается, что либерально-демократические институты и практики потерпят крушение (и никогда не смогут быть восстановлены в прежнем виде), если усугубляющаяся болезнь современной культуры - философская деконструкция - коснется традиционных кантианских ценностей, если, в частности, будет отвергнуто положение о «рациональности» и «морали» как транскультурных и внеисторических феноменах, о моральном законе как абсолютной инстанции». Разрабатывая тезис о приоритете демократии над философией, Рорти формулирует ряд вопросов, которые он считает ключевыми для современного прагматизма. Актуализация философии происходит через понятие «интерсубъективности» (intersubjectivity), или солидарности, которая отменяет прежние попытки познать и описать реальность независимо от процессов мышления, коммуникации и языка. Эти попытки в духе прежней «допостмодерной» традиции заменяются вопросами нового плана. Например: «Где проходят границы нашего сообщества?»; «Достаточно ли мы открыты и свободны?»; «Достаточно ли мы восприимчивы к страданиям и инновациям, исходящим от тех групп, которые находятся вовне нашего сообщества?» Рорти видит этот процесс не как отказ от существующих словарей, не как их замену, а как континуум дискурсивного обмена, игру социальным и языковых практик. И это, как подчеркивает Рорти, не революционный, а эволюционный процесс.
Данный поворот в общественной мысли Рорти связывает с обозначившейся на Западе более широкой тенденцией к «релятивизации» философии. Эта тенденция совпадает на культурно - историческом уровне с либерализацией общественной мысли, которая, в свою очередь, является, так сказать, частным случаем «прагматизации» западного мировоззрения.
«Массовая демократия как успешная практическая реализация идеи, что все, подвергающееся воздействию политических решений, должно иметь силу влиять на эти решения,- противоречит платоновскому различию между рациональным поиском истины, свойственным мудрецам, и потоком страстей, характерным для большинства. Соединившись с дарвиновским преодолением разрыва между человеком и животными, практика массовой демократии поставила под вопрос целый ряд других различий: между когнитивным и не-когнитивным, разумом и страстью, логикой и риторикой, истиной и полезностью, философией и софистикой. Благодаря появлению демократии масс, у философов появилась задача переформулировать эти различия в терминах политической разницы между свободным и вынужденным согласием, а не в терминах метафизического различения условного и безусловного».
Этот процесс (эволюция, а не революция) решительно противостоит старой идее о том, что общество должно перейти в некую новую формацию. Рорти отрицает возможность «выскочить» из существующей парадигмы с тем, чтобы, как он говорит, взглянуть со стороны на наше существование. Этот процесс дискурсивного обмена, переклички языковых практик Рорти называет использованием «старых шумов и меток», подразумевая метафорический обмен значениями разных семиотических кодов, используемых в рамках разных практик. Эта мысль подробнее описана Рорти в статье «Незнакомые шумы: Гессе и Дэвидсон о метафоре». Идея полифонии у Рорти в чем-то перекликается с изобретенным Роланом Бартом понятием «эхокамеры», своего рода ансамблем предшествующих текстов, образующих интертекстуальность. Плюрализм Рорти становится возможным именно в обществе-эхокамере», в котором различные смыслы и метки находятся в состоянии перманентной переклички и обмена. Понятие интертекстуальности и образ языковой игры разрабатывались такими современными философами, как М. Риффатер, Р.-А. Богранд и В. У. Дрессер и др.
Говоря о постмодернистской критике либерализма и либеральной демократии, Рорти отмечает: «Атаки на либеральную социальную мысль в традиции Милля, Дьюи и Ролза направлены на идеологическую структуру, которая якобы... подавляет попытки изменить существующую ситуацию. Но в самой либеральной демократии нет ничего неправильного. Проблема возникает, когда их творчеству пытаются приписать те цели, которые они перед собой не ставили, а именно демонстрация превосходства нашего образа жизни над всеми другими альтернативами».
В своих работах Рорти стремится к синтезу прагматизма, социального утопизма и либеральной традиции. Под либеральной утопией Рорти имеет в виду обычное понятие равенства возможностей, то есть идею общества, в котором единственным оправданием неравенств служит то, что было бы еще хуже, если бы их не существовало. Если рассуждать об обществе в терминах либеральной утопии и равенства возможностей и не искать поддержки в таких философских доктринах, как законы истории, упадок западной цивилизации, век нигилизма, то это будет рассуждение с позиции, которую Рорти называет иронической. Герой плюралистического неопрагматизма - либеральный ироник - это тот, для которого либеральная утопия не выражает сущности человеческой природы, конца истории или воли Бога. Для него это просто наилучшее выражение той цели, к которой стремятся люди. В этом контексте ирония означает нечто, близкое к антифундаментализму. Ирония, о которой говорит Рорти, просто определенная позиция, способ само восприятия, форма жизни.
Сегодня идея культурного плюрализма и дискуссии о возможности его совмещения с либеральной демократией находят свое отражение в спорах об идее «мультикультурного общества». Сторонники мультикультурализма задают актуальные и важные вопросы о будущем социального устройства и возможности поддержания межкультурного мира и разнообразия в условиях либеральной демократии. При том, что в современных дискуссиях мультикультурализм чаще всего предстает как некое монотонное течение, представляется правильным рассмотреть серьезные противоречия внутри данной концепции.
В частности, для таких авторов радикального направления, как Лани Гунье, мультикультурализм является революционной теорией, фактически нацеленной на избавление от либеральной демократии. На наш взгляд, для многих леворадикальных теоретиков феминизма, экорадикализма, крайнего мультикультурализма и т. д. «негативная» часть их программы, направленная на борьбу с «буржуазной» системой, намного превосходит по значимости «позитивную» программу культурного сосуществования, гармонии с природой или эмансипации женщин. Отдельно стоит крайне противоречивая концепция «групповых» прав, используемая многими мультикультуралистами.
Авторы умеренного, либерального направления, прежде всего, Уил Кимлика, напротив, готовы искать компромисс между традиционной системой либеральной демократии и принципом культурного плюрализма. Мультикультурализм и либеральная демократия вовсе не обязательно вступают в конфликт. Дополненные современным анализом понятий этноса, расы, национализма и культурной самоидентификации (Элли Кедури, Эрнест Геллнер) они могут взаимоукрепить друг друга. Мультикультурное общество может развиваться не вопреки либеральной демократии, а, так сказать, в ее рамках.
Рассуждая о возможной роли философов в либеральном постмодернистском сообществе, Рорти отводит философскому «коммьюнити» ограниченную, но важную роль в эгалитаризации различных культур и социальных групп: «Если эта утопия когда-либо осуществится, мы, философы, будем играть пусть и не главную, но все же полезную роль в ее создании. Ведь точно так же, как Фома
Аквинский должен был посредничать между Ветхим Заветом и Аристотелем, как Кант должен был посредничать между Новым Заветом и Ньютоном, как Бергсон и Дьюи должны были посредничать между Платоном и Дарвином, как Ганди и Неру должны были посредничать между языком Локка и Милля и языком Бхагаватгиты, так же кто-то должен будет посредничать между эгалитарным языком политики и явственно неэгалитарными языками многих различных культурных традиций. Кто-то должен будет осторожно и терпеливо внедрять идею политического равенства в язык традиций, утверждающих разницу между разумным или вдохновенным мудрецом и неорганизованным, мятущимся большинством. Кто-то должен будет убедить нас отказаться от привычки основывать политические решения на различии между теми, кто подобен нам, образцовым человеческим существам, и такими сомнительными примерами проявлений человеческой природы, как иностранцы, иноверцы, неприкасаемые, женщины, гомосексуалисты, полукровки, люди, имеющие отклонения или калеки. Эти различия встроены в наши культурные традиции и, таким образом, - в наш словарь моральных рассуждений, но утопия не наступит до тех пор, пока люди мира не убедятся, что эти различия не имеют большого значения».
Рорти убежден в том, что синтез плюралистического мультикультурализма и либеральной демократии возможен, несмотря на скепсис со стороны более радикального направления в среде мультикультуралистов, а также вопреки этноцентризму и различиям наших культурных традиций. «Эти различия встроены в наши культурные традиции и, таким образом, - в наш словарь моральных рассуждений, но утопия не наступит до тех пор, пока люди мира не убедятся, что эти различия не имеют большого значения... Это мягкое и постепенное убеждение возможно, ибо, если даже массовая демократия является специфически европейским изобретением, идея демократического космополитизма находит повсеместный резонанс... В каждой культуре при всей ее ограниченности есть материал, пригодный для включения в утопию всепланетного политическо-демократического сообщества».
Несмотря на разность культурных кодов, на этно-центризм каждой группы и нации, либеральное общество возможно в не западных культурах. Рорти убежден, что единственный способ распространения «культуры» демократии - это убеждение без навязывания, а единственный способ приобщения к ней - добровольное присоединение.
АВТОР: Казначеев П.Ф.