23.05.2012 6145

Проблема интеллигентности в российской философской мысли

 

Все многообразие понимания интеллигентности в современной российской философской мысли может быть условно сведено к трем основным моментам, во-первых, как идеальной умопостигаемой универсальной сущности высшего познания, свойственного высшему разуму. В таком значении оно появляется в рамках античной философии. Впоследствии под воздействием немецкой классической философии интеллигентность стала рассматриваться как специфический параметр человека: как «способность иметь знания посредством разума», то есть под ней стали разуметь самостоятельное сущее, означающее соединение высшей культуры понимания и сознания человека.

Во-вторых, интеллигентность может пониматься как некое организующее объединяющее общественное начало, состоящее в реализации определенной идеи: служения народу (К. Маркс, К. Каутский, П. Лафарг, А.В. Луначарский), общечеловеческому благоденствию (А.Ф. Лосев, Н.А. Бердяев) или становлению сферы труда и разума цивилизационного человечества - ноосферы.

В-третьих, как свойство вполне конкретного социального слоя - русской интеллигенции. Интеллигенция - это «умный, знающий, мыслящий общественный слой людей, профессионально занимающихся творческим трудом, развитием и распространением культуры». «Интеллигенция» - категория социальная, но в то же время она предполагает «интеллигентность» как свое духовно-этическое свойство».

Подобное многообразие пониманий затрудняет саму возможность выведения единого смыслового содержания интеллигентности. Ситуация осложняется тем, что понятия «интеллигентность» и «интеллигенция» выступают и как взаимозаменяемые, и как взаимодополняемые понятия. Так, если в первом и втором случаях мы имеем дело с философско-этическим подходом, в рамках которого интеллигентность и интеллигенция обозначают индивидуальную или общественную самостоятельную сущность, и могут с определенной долей допущения выступать как взаимозаменяемые понятия, в чем мы убедились, рассматривая становление феномена интеллигентности в истории философии, то в третьем значении речь идет о взаимодополнямости. Философско-этический подход дополняется социологическим, в результате чего понимание интеллигентности как реальности общественного сознания дополняется ее осмыслением как реальности социально-объективных отношений. Поэтому интеллигентность, как подчеркивает А.А. Труфанов, зачастую рассматривается как элемент маркировки определенной социальной группы - интеллигенции, а сами понятия «интеллигенция» и «интеллигентность» мыслятся чаще всего неразрывно. «Когда говорят «интеллигент», то подразумевают и интеллигенцию как социальную группу, и интеллигентность как этическое свойство интеллигента». Но подобное понимание имплицирует возможность неоднозначного определения интеллигенции: интеллигенция как социальная реальность - особая общественная группа, профессионально занимающаяся квалифицированным умственным трудом, и интеллигенция - как духовная элита общества. И, хотя, как подчеркивает Г.С. Смирнов, именно эта множественность смыслов обеспечивает столь большую устойчивость термина «интеллигенция», «не сдающегося перед наскоками терминов «интеллектуалы», «образованцы», следует признать, что эта же множественность смыслов интеллигенции приводит к неопределенности интеллигентности, усиливая либо этическое, либо социальное начало в ее понимании, что, в свою очередь ведет к воспроизводству множественности пониманий и интеллигенции. Именно поэтому для российских философов вопрос об определении интеллигентности и интеллигенции мыслится неразрывно и, как правило, дискуссионно.

Не разделяя отождествления понятий «интеллигентность» и «интеллигенция», следует отметить, что интеллигентность не существует сама по себе, изолированно, поскольку не может существовать признак без предмета, поэтому социально-этическое значение интеллигенции, существовавшее в России, вне зависимости от «исторических грехов» русской интеллигенции содержит в себе большой методологический потенциал.

Подчеркивая значимость социальной составляющей в определении интеллигентности, С.С. Садина указывает на ту закономерность, что чем явственнее интеллигенция выделялась в особый социальный слой, тем более четко оформлялись не только ее функции научно-технического и экономического обеспечения материального производства, но и функции осмысления и трансляции знаний, развития культурных и моральных ценностей, что инициировало вопрос о собственной нравственной природе. В таком контексте интеллигенцию можно определить как специализированный субъект духовного производства, социальная природа которого зависит от роли в общественной организации труда. А следовательно, вопрос об осмыслении интеллигентности с необходимостью требует обращения к опыту осмысления явления российской интеллигенции, сопрягающему в себе нравственно - этический и социальный смыслы, если не в актуальном, то потенциальном виде.

Этим и объясняется необходимость обращения к материалам российской философской дискуссии о русской интеллигенции, которые позволят дополнить этическое начало интеллигентности социальным началом, что, в свою очередь, позволит интерпретировать интеллигентность не только как умозрительную систематизацию категорий, а как реально и конкретно существующий параметр человека.

Обращение к опыту осмысления российской интеллигенции необходимо и потому, что традиционно считается, что проблема собственно «интеллигенции» была впервые поставлена в 60-х гг. XIX века в царской России, а слово «intelligentsia», попав в Россию благодаря калькированию латинской формы, обретает тот новый смысл, который впоследствии из русского языка переходит в языки других народов для обозначения русского интеллектуала. Подтверждение этому можно найти в Британской энциклопедии, в котором словарная глава на понятие «интеллектуал» имеет специальный раздел - «русский интеллигент». В немецком языке тоже есть термин «intelligenzija», который определяется как русское обозначение слоя образованных людей. Да и сами российские мыслители неоднократно подчеркивали, что российская интеллигенция представляет собой «нечто единственное в современной европейской культуре», «совсем особое, лишь в России существующее духовно-социальное образование», не имеющее аналогов на Западе в силу того, что «у них нет вещи, которая могла бы быть названа этим именем».

Начало дискуссии об интеллигенции, как считается, положили письма А.И. Герцена И.С. Тургеневу, опубликованные в журнале «Колокол» в 18621863 гг. под общим названием «Концы и начала». Идею Герцена о том, что бездуховная «Пустота» нигилирует творческие порывы, стирает красоту природы», русская общественная мысль приняла в качестве исходного ориентира в переосмыслении мировоззренческих установок способствующих развитию социума. Поскольку прогресс человечества требует беспрерывного, интеллектуального творчества, выражающегося в критическом осмыслении существующих общественных форм, с целью привнесения в них истины и справедливости, постольку требуется и определенный тип человека, который сосредоточивал бы в себе всю силу связи разумно - научного начала с высшей степенью человеческого миросозерцания (Г.Н. Ткачев).

Подобный тип человека, сопрягающего в себе научное знание с высокой нравственностью, П.Л. Лавров называет «критически мыслящей личностью». Смысл выражаемого этим термином явления заключается в том, что личность, достигшая высшей ступени своего развития, вырабатывает в себе идеал человеческого достоинства, воплощение которого в действительность становится ее жизненной целью. Поэтому такая личность по уровню самосознания и по критическому отношению к существующим общественным формам представляет собой вершину человеческой индивидуальности. «Критически мыслящая личность» - это часть коллективного целого; сознательная единица, осознающая свой исторический долг и формулирующая новые идеи, которые представляют собой «семена прогресса».

В этом смысле «критически мыслящая личность» перекликается с «всесторонне развитой личностью» Н.К. Михайловского, под которой он понимал личность, которая многое знает, о многом размышляет, занимается наукой, искусством, публицистикой, то есть представляет собой торжество личного начала при посредстве начала общинного. Подобное понимание личности стало своеобразной «отправной точкой» определения интеллигентной личности.

Классическим воплощением данного подхода, плодом обобщения идей А.И. Герцена, П.Л. Лаврова и Н.К. Михайловского стало определение интеллигенции Р.В. Иванова-Разумника, данное в статье «Что такое интеллигенция?». По его мнению, «интеллигенция есть этически анти мещанская, социологически-внесословная, внеклассовая, преемственная группа, характеризуемая творчеством новых форм и идеалов и активным проведением их в жизнь в направлении к физическому и умственному, общественному и личному освобождению личности».

Примечательно, что, рассматривая социальные и этические параметры в качестве основного признака интеллигенции, Р.В. Иванов-Разумник не только отличает интеллигенцию от других социальных групп, существующих в привычных схемах общественной стратификации (вне - сословий, вне - классов), хотя отдельно взятый интеллигент может принадлежать к какому-нибудь сословию или классу по социальному происхождению, но и проводит своеобразное различение внутри интеллигенции. Людей, отвечающих «социологической» части определения интеллигенции, но с отсутствием яркой индивидуальности, с «узким и плоским» мировоззрением Иванов-Разумник относит не к интеллигенции, а к «мещанам».

Различение внутри интеллигенции мы находим и у Н.А. Бердяева. Образованных людей, характеризующихся «внутренней казенщиной», он называет «интеллигентщиной». «Интеллигентщина» - это та часть интеллигенции, которая руководствуется узко-сектантскими, «кружковыми» интересами, стремлением к утилитарным оценкам мира: она готова принять на веру философские теории только в том случае, если они «санкционируют» ее социальные идеалы и социальные действия. Миссию же интеллигенции Н. Бердяев видит в стремлении к объективным целям и к универсальным принципам. В статье «Философская истина и интеллигентская правда» он проводит мысль о том, что «истина» и «правда» - понятия далеко не всегда равнозначные, а поклонение русской интеллигенции интересам народа или пролетариата является подменой конкретно - частного универсально - всеобщим.

Выделив культурно-личностные черты в качестве доминантной характеристики интеллигентного человека, и Р.В. Иванов-Разумник, и Н.А. Бердяев тем самым подчеркнули, что к собственно интеллигенции относятся не все, а лишь те представители образованного слоя России, которым чужда не только внешняя, но и внутренняя «казенщина», проявляющаяся в полной зависимости от «системы», от идеологической догмы, в инертности мысли и консервативности чувств.

С позиции признания теоретического и практического первенства духовной жизни над внешними формами общежития выступали также М.И. Туган-Барановский, Г.Г. Шпет, авторы сборника «Вехи»: А.С. Изгоев, П.И. Новгородцев, И.А. Покровский, П.Б. Струве, С.Л. Франк и др.

В предисловии к первому изданию сборника «Вехи» М.О. Гершензон писал, что всех авторов объединяет единый мотив: убежденность в том, «что внутренняя жизнь личности есть единственная творческая сила человеческого бытия и что она, а не самодовлеющие начала политического порядка являются единственно прочным базисом для всякого общественного строительства». При этом большинство авторов «Вех» связывали спасение интеллигенции с обращением к религии. Такова «религиозная философия» Н.А. Бердяева, «христианское подвижничество» С.Н. Булгакова, «религиозный гуманизм» С.Л. Франк.

Традиция рассмотрения нравственных начал укорененных в глубинах религиозного сознания находит свое дальнейшее развитие в сборнике «Из глубины», подготовленном к печати виднейшими религиозными гуманистами С.А. Аскольдовым, Н.А. Бердяевым, С.А. Булгаковым и др.

Главная заслуга авторов «Вех», несмотря на непрекращающиеся до сих пор споры вокруг их идей и оценок интеллигенции, состоит в том, что они обосновали необходимость пересмотра интеллигентского мировоззрения и творческого овладения иерархией ценностей, ориентированных на внутреннее устроение личности, осознание ею своего долга и обязанностей.

Выражением данной методологической установки стала статья А.Ф. Лосева «Об интеллигентности». И хотя основные принципы и методы своей теории он также выводит преимущественно из основоположения религиозных начал, его понимание интеллигентности включает систему этических качеств, принципов и методов, далеко выходящих за пределы собственно религии. Интеллигентское сознание А.Ф. Лосев рассматривает как совокупный результат исторического обобщения идей российских мыслителей и писателей при всем огромном разнообразии и часто даже полной несовместимости фактически проповедуемых ими мировоззрений.

В качестве структурообразующего принципа интеллигентности А.Ф. Лосев отталкивается от термина идеология, которая в его интерпретации представляет собой совокупность моральных свойств, отражающих то общее, что составляет культуру межчеловеческих взаимоотношений, а потому имеющих социально-всеобщее значение. Идеологию интеллигентности, по мнению А.Ф. Лосева определяют такие свойства как обостренное чувство социальной справедливости, совестливость (больная совесть), нравственный идеализм, сострадание, религиозно-ценностное отношение к миру (антимещанство), осознание сверхличной ценности служения своей стране и своему народу.

Следует отметить, что, во-первых, интеллигентность в «идеологии интеллигентности» фактически впервые была представлена как такая система свойств, в рамках которой каждое отдельное свойство приобретает свой специфический смысл и выражает специфику феномена интеллигентности только в плане целого данной системы. Действительно, можно ли четко отграничить справедливость и правду, тем более что они связаны этимологически; справедливость и сострадательность, сострадательность и совестливость? Моральная жизнь личности целостна и потому моральные категории могут рассматриваться как микрокосм, выражающий все содержание макрокосма - моральной жизни.

Во-вторых, по своей сути «идеология интеллигентности» по А.Ф. Лосеву представляет системообразующий конструкт интеллигентной личности, в рамках которого ярко выражена специфика интеллигентности. Именно этот подход позволил автору с определенной степенью достоверности провести границы между интеллигенцией и интеллигентностью. Интеллигентность понималась А.Ф. Лосевым как некая идеалистическая конструкция, сопрягающая в себе мысли и принципы возможного идеального варианта человеческого развития, основанного на интересах общечеловеческого благоденствия, естественном чувстве жизненных несовершенств и инстинктивного к ним отвращения. Существенным является и то, что «идеология интеллигентности» у А.Ф. Лосева ориентирована на принципиально активную жизненную позицию как в отношении социальности, так и в отношении собственной личности.

Подобное понимание позволяло «разомкнуть» духовно-религиозное понимание интеллигентности и дополнить его в рамках идеологии практическими правилами этики, являющихся результатом осознания людьми собственного отношения к действительности и существа социальных проблем. Тем самым А.Ф. Лосев предопределил возможность переноса центра тяжести в осмыслении интеллигентности из чисто внутренней духовной сферы в сферу теоретического анализа внешних форм бытия.

Термин идеология был подхвачен сторонниками марксистско-ленинской парадигмы, но переосмыслен по-своему. Философские идеи, содержащиеся в «идеологии интеллигентности» А.Ф. Лосева, были фактически замещены политико-идеологическими максимами «передового рабочего класса». Обоснование нового понимания идеологии инициировало усиление внимания к интеллигентской мысли, поскольку именно «интеллигенция всегда была увлечена какими-либо идеями, преимущественно социальными, и отдавалась им беззаветно». При этом, представители марксистско-ленинского направления видели главную проблему русской интеллигенции в ее идеологической аморфности, истоки и смысл которой «вскрыл» В.И. Ленин. По его мнению, интеллигент - это человек, имеющий свои убеждения, свою позицию. Но, признавая право интеллигенции на наличие собственной позиции, В.И. Ленин в то же время подчеркивал, что интеллигенция с одной стороны, характеризуется склонностью менять свои взгляды под воздействием обстоятельств, с другой - приверженностью к догматизму, шаблону в мышлении. Вследствие этой парадоксальности сознания интеллигенция может, как многократно менять свои принципы, то есть может быть оппортунистической, так и держаться за обветшалые догмы, отказываясь понять и принять, казалось бы, очевидные истины, то есть быть реакционной, что в любом случае ведет к абстрактности, надуманности и нежизненности ее концепций и программ, а, следовательно, не исключает возможности превращения ее знаний «в орудие защиты привилегий денежного мешка и господства капитала над народом».

Взяв за основу крайние проявления интеллигентского сознания, и доведя их до логического предела, В.И. Ленин, тем самым фактически отказал ей в самой возможности существования и собственных убеждений, и собственной позиции. Поэтому и сам В.И. Ленин, и его сторонники призывали интеллигенцию слиться с передовым классом своего времени и стать его идеологами.

Существовала и еще одна точка зрения, которая основывалась на рассмотрении интеллигенции, как особого «привилегированного, паразитического, эксплуататорского класса» (В. Михайский, А.С. Изгоев (Ланде), Е. Лозинский). Представители данного подхода считали, что субъективный критерий «любви к народу» и объективный критерий грамотности еще не дают основания для выделения из людской массы особой группы, именуемой «интеллигенцией». В ходе политической борьбы интеллигенция превращается в бюрократию - группу лиц, обладающих властью, основанной на праве, формально исходящем от верховной власти, то есть силу, тормозящую общественное развитие, как бы прекрасны не были первоначальные реформаторские планы. Интеллигенция - особый господствующий класс, все более усиливающийся и подчиняющий себе все сферы жизнедеятельности общества.

Таким образом, в конце XIX - начале XX века в философской дискуссии об интеллигенции преобладал подход, в соответствии с которым интеллигенция рассматривалась преимущественно через призму ее этико-нравственной составляющей, границы которой расстилались от признания за ней права на «создание и распространение общечеловеческих духовных ценностей» до характеристики интеллигенции как сектантской, нигилистической идейной общности, объединяющей «людей с лоскутным миросозерцанием, сшитым из обрезков газетных и журнальных, сектантов с затверженными заповедями, без образа мыслей и даже без способности к мышлению с одними словами и аппетитами».

После Октябрьской революции 1917 г. во взглядах на интеллигенцию начинает превалировать марксистко-ленинский подход, который не только доминировал в общефилософских дефинициях, но и служил методологической основой исследований, в результате чего «идеология интеллигентности» была фактически заменена концептуальными рамками «идеологии рабочего класса», а осмысление интеллигенции постепенно ограничивается преимущественно социально-экономическими критериями. Под интеллигенцией стал пониматься социальный слой, «состоящий из лиц, профессионально занимающихся высококвалифицированным умственным трудом, требующим специального среднего или высшего образования». Правда имели место и попытки соединения определения интеллигенции и как социального слоя, и как «умственно квалифицированной» общности.

Так С.Я. Вольфсон в работе «Интеллигенция как социально- экономическая категория» (1926г.) определял интеллигенцию как межклассовую, промежуточную - между пролетариатом и мелкой буржуазией - группировку, образуемую лицами, существующими путем продажи своей умственной (интеллектуальной) энергии. При этом, наряду с интеллигенцией, как особой социальной группой, по его мнению, в каждом классе существуют свои «интеллигентские прослойки», состоящие из «интеллектуальных членов данного класса». Иными словами С.Я. Вольфсон допускал сосуществование интеллигенции как социального слоя и интеллигенции как «умственно - квалифицированной» прослойки, существующей в каждом классе. Но сам термин «интеллигентская прослойка» был использован им для того, чтобы «разомкнуть» границы интеллигенции (как социального слоя) на монопольное права интеллектуальной деятельности, то есть носил не столько социологический, сколько общефилософский смысл.

Однако, начиная с 30-х годов XX столетия, термин «прослойка» стал использоваться лишь в социальном значении, в результате чего понимание социального слоя интеллигенции оказалось «замкнуто» границами социальной прослойки общества: интеллигенция стала рассматриваться только как социальная прослойка, члены которой заняты умственным трудом.

Автором идеи об интеллигенции как социальной прослойке считается И.В. Сталин, который в 1936 году в докладе «О проекте Конституции Союза ССР» объявил о том, что советский народ представляют два дружественных класса - рабочих и крестьян, и рекрутируемая из них прослойка трудовой интеллигенции (синоним специалистов и служащих), причем «расстояние между этими социальными группами сокращается», поскольку «падают и стираются экономические и политические противоречия между ними».

В связи с этим утверждалось, что интеллигенция приобретает черты особой социальной группы. Она близка к рабочему классу и к колхозным специалистам, так как занята в производстве, базирующемся на общенародной (государственной) собственности, но не имеет особого места в общественном разделении труда и в распределении материальных благ, выступающими основными классообразующими признаками. По этой причине интеллигенцию лишали статуса самостоятельного класса, но, вместе с тем, подчеркивалось ее идейное единство со всеми классами социалистического общества.

Таким образом, интеллигенция стала трактоваться в двух относительно самостоятельных значениях: социологическом и обще гуманистическом. В первом значении интеллигенция объединяла всех занятых умственным трудом. Во втором – обще гуманистическом, интеллигенция рассматривалась как носитель и производитель знания. Но и в первом, и во втором случаях она выделялась через призму социально-экономического критерия, в результате чего «интеллигенция» окончательно превратилась в наименование конкретной социальной группы. Интеллигенция определялась как общественная прослойка, состоящая из людей умственного труда, к которым были отнесены инженеры, техники и другие представители технического персонала, врачи, адвокаты, артисты, учителя и работники науки, большая часть служащих, то есть интеллигенция фактически объединяла всех не занятых физическим трудом.

Подобная трактовка интеллигенции в силу ее достаточно широкого определения в 60-е годы XX века была подвергнута критике. Внутри этой социальной группы стали выделяться многочисленные профессионально- ориентированные подгруппы: гуманитарная интеллигенция, творческая, техническая и др. Выделялись также различия между работниками, занятыми интеллектуальным трудом высокой квалификации, и канцелярскими работниками, чей труд не требовал больших интеллектуальных затрат и представлял в большинстве случаев вычленение из умственного труда, а потому был классифицирован B.C. Семеновым «трудом по обслуживанию». В то время как к интеллигенции, по его мнению, следовало относить только тех, кто имеет соответствующую образовательную и профессиональную подготовку и занимается подлинно умственным, интеллектуальным трудом, духовной деятельностью в ее истинном значении.

Подобное понимание отражало реалии действительности, но противоречило партийно-государственным документам, где интеллигенция по-прежнему рассматривалась как совокупность всех работников умственного труда. Для преодоления сложившегося противоречия М.Н. Руткевичем была предложена в определенном смысле компромиссная трактовка понятия интеллигенции в широком и узком смысле слова. В широком смысле слова интеллигенция в основном совпадала со служащими как слоем, характеризуемым с точки зрения социального положения. В более узком смысле интеллигенция - это специалисты, занятые умственным трудом.

Предпринимались попытки дать и другие трактовки интеллигенции. Так, О.И. Шкаратан, С.А. Кугель и ряд других исследователей, исходя из того, что между людьми умственного и физического труда в условиях социализма нет различий по отношению собственности, являющейся основным классообразующим и социально дифференцирующим признаком, рассматривали интеллигенцию как внутриклассовый слой в рамках либо рабочего класса, либо крестьянства. С.П. Стадухин рассматривал интеллигенцию как «социальную группу людей, труд которых, являясь умственным по содержанию и творческим по характеру, в целом направлен на преобразование природы, социально-политического устройства общества и духовно-нравственного облика личности».

Но наиболее широкое распространение получило определение интеллигенции, данное М.Н. Руткевичем. Интеллигенция - это «большая социальная группа трудящихся, профессионально занятых умственным трудом высокой квалификации, требующим, как правило, для своего выполнения среднего специального или высшего образования». Несмотря на отмечавшиеся исследователями недостатки этого определения: отсутствие указания на связь интеллигенции как социального слоя с классовым делением общества, использование профессиональных характеристик для определения социальных различий, применение в качестве критерия определения интеллигенции соответствующего образования, интеллигенция и в последующие годы в большинстве случаев характеризовалась как социальный слой, для которого квалифицированный умственный труд является основным видом профессиональной деятельности и главным источником существования, как «социальная группа трудящихся, отличительная особенность которой заключается в том, что ее лица профессионально занимаются высококвалифицированным умственным трудом.

В 70-е годы XX века основным слоеобразующим признаком был объявлен характер труда, в связи, с чем отечественные обществоведы, предложили классифицировать интеллигенцию на специалистов и служащих - неспециалистов. При этом к специалистам относились и лица, занятые организаторским трудом. Интеллигенция по-прежнему рассматривалась как «промежуточный слой», то есть фактически - «прослойка». Сохранялось и представление об интеллигенции как о социальной группе, не имеющей собственных интересов, а выражающей интересы классов, служащей классам. Не случайно советскую интеллигенцию называли «техниками социальной организации», обслуживающими «классовое общество путем доставления ему необходимых идеологических и культурных ценностей». В связи с этим B.C. Волков писал, что советская интеллигенция трактовалась как новый социально-исторический тип интеллигенции, который «сознательно направляет свою профессиональную и общественную деятельность на служение коренным интересам рабочего класса, руководствуясь при этом идеями марксизма - ленинизма».

Что касается вопросов нравственной характеристики интеллигенции, то они рассматривались преимущественно в декларативном плане: как частное проявление коммунистической морали. Качество «интеллигентности», рассматриваемое до советского периода как свойство присущее интеллигенции, как необходимый признак причисления человека к интеллигентам, практически не упоминалось.

Ситуация начинает меняться с появлением работы В.Ф. Кормера «Двойное сознание интеллигенции и псевдо культура» (1969). По его мнению, интеллигент 60-х годов: во-первых, не является больше экстремистом, преданной одной, но «пламенной страсти» - свободе. Он хочет быть гармоничным и всесторонне развитым. Его волнует не чужое страдание, а эстетическое наслаждение культурой. Во-вторых, он больше не атеист - фанатик, так как притеснения со стороны власти как бы сняли эту проблему. Но он и не индифферентен в вопросах веры. Прослеживается тенденция отхода от атеизма. В-третьих, сохраняется двойственность сознания. Интеллигент не принимает власти, отталкивается от нее и в то же время сотрудничает с ней, питает ее и питается от нее сам. Результат - отказ от свободы, прежде всего собственного интеллигентского, а значит нравственного выбора. Духовная свобода была отодвинута на периферию общественного сознания, уступив место правде - справедливости. Истина раздвоилась на «полезную» и «вредную». Правдоискательство завершилось построением системы, в соответствии с которой человек мыслился свободным лишь при освобождении от внешних форм рабства: политического и экономического гнета.

Поставив вопрос о раздвоенности интеллигентского сознания, В.Ф. Кормер, способствовал возрождению веховской традиции в осмыслении интеллигенции, чем во многом предопределил направленность последующих исследований. Социально-функциональная сторона жизнедеятельности интеллигенции стала активно дополняться культурно-личностной стороной, совокупность которых объявлялась родовой сущностью интеллигенции. При этом подчеркивалось, что интеллигенции свойственны, во-первых, те же нравственные черты, что и всему советскому народу, частью которого она являлась: совестливость, добропорядочность, тактичность, честность, скромность, душевность, уважительность.

Во-вторых, кроме «простых норм нравственности», ей свойственны нравственные качества высшего порядка, отражающие особенности ее социального положения. К таковым причислялись осознание самоценности интеллектуального труда во имя народа, служение общественным идеалам, требовательность к себе и другим, бескомпромиссность в борьбе за правду, демократизм мышления, чувство собственного достоинства свободной личности». Подобный подход мы находим в работах В.И. Толстых, П.П. Амелина, А.В. Квакина, В.Р. Лейкиной-Свирской, Л.Я. Смолякова, А.И. Солженицина, А.В. Ушакова и ряда других авторов.

В целом, следует отметить, что, хотя в советский период проблема нравственно-этической составляющей рассматривалась, как правило, лишь в связи с культурно-просветительской деятельностью, советская интеллигенция характеризовалась, как следует из словаря «Советская интеллигенция», вышедшего в 1987 году, такими свойствами как гражданская активность, чувство общественного долга, самокритичность, коллективизм, интернационализм, патриотизм, исторический оптимизм и гуманизм. Как представляется, относить подобное утверждение только к сфере идеологически заданного советского стереотипа, неправомерно по той причине, что указанные свойства (гражданственность, и чувство общественного долга и т.д.) сформировались не только на основе марксистско-ленинского мировоззрения, но и на основе особенностей российской ментальное. Не случайно названные свойства во многом напоминают системообразующий конструкт «идеологии интеллигентности» А.Ф. Лосева. В этой связи мы разделяем позицию В.Г. Чуфарова о том, что, хотя в советское время и имел место процесс девальвации тех достоинств, интеллигенции, которыми она всегда гордилась, было бы необъективно замалчивать или игнорировать все то положительное, что было достигнуто ею, не замечать того, что она имела такие качества как стремление служить Родине и своему народу, целеустремленность, организованность трудолюбие. И если по поводу каждого из этих качеств можно поспорить, то бесспорным остается тот факт, что интеллигенция в советский период не только утрачивала некоторые качества дореволюционной интеллигенции но и сохранила ряд позитивных черт.

Новый этап в философском осмыслении проблемы интеллигентности начинается в девяностые годы XX века, что во многом было предопределено сложными процессами, происходящими в политической, экономической и духовной жизни России, приведшими к «почти полному развалу всей той среды обитания, где всегда жила и действовала наша интеллигенция». Демократические реформы, с которыми либеральная советская интеллигенция связывала воплощение идеи социального равенства, рикошетом ударили по ней самой. Произошло резкое снижение уровня жизни бывшей советской интеллигенции. Интеллигенция попала в разряд так называемых «новых бедных», в своеобразную альтернативу «новым русским», разрыв в доходах между которыми сегодня составляет двадцать три - двадцать четыре раза. При этом сорок процентов работников получают зарплату ниже прожиточного минимума. Российская интеллигенция, по-прежнему представляя собой самый образованный слой общества, теперь представляет и самый бедный слой. Ценность умственной деятельности в общественном сознании упала до самого низкого уровня. Творческие люди стали заложниками коммерциализации. Духовная жизнь затоплена единообразным потоком ранее «запретных плодов». Наука в разорении. Философы вытеснены хиромантами и астрологами.

Ощутимый урон интеллигенция понесла и в реализации своей традиционной просветительской миссии. Функция формирования общественного мнения перешла к независимым, в том числе и от интеллигенции, средствам массовой информации. В результате интеллигенция лишилась привилегированного положения эксклюзивного доступа к банкам информационных данных. В советское время именно позиция знающего компенсировала социальное унижение, выраженное в пренебрежительном определении интеллигенции как «прослойки».

Становление гражданских свобод, правовых норм и прочих «демократических институтов», защиту и контроль за которыми взялось осуществлять не только государство, но и различного рода общественные комитеты и независимые эксперты, выбивает почву из-под притязаний интеллигенции на то, чтобы быть единоличным носителем «европейского» («правового», «гуманистического») сознания. Эти изменения в конечном итоге поставили вопрос об онтологичности самой постсоветской интеллигенции как явления, о чем свидетельствуют заголовки статей, встречающихся на страницах газет и журналов с характерными названиями: «Русский интеллигент уходит» (Д. Гранин), «Закат советской интеллигенции» (Б. Кагарлицкий), «Прощай, интеллигенция» (Н. Покровский) и другие.

Однако особенность данного этапа состоит не просто в переоценки и переосмысления места и роли интеллигенции в обществе. Так было во все переломные периоды истории России, не случайно в конце XIX века в среде интеллигенции, пытающейся переосознать себя, родился образ витязя на перепутье. Особенность состоит в том, что возрастание интереса к проблемам российской интеллигенции сопровождается сегодня мировоззренческим кризисом, обусловленным отходом от марксизма-ленинизма, который изначально задавал определенную идеологическую ориентацию в философских исследованиях.

Понимание того, что идеология не может быть научной, поскольку она выражает и защищает интересы определенных социальных общностей, а наука исповедует внесоциальный интерес - служение истине - позволило не только «увидеть» новые проблемы, но и по новому «взглянуть» на старые проблемы интеллигенции, поскольку всякий анализ общественных явлений, по меткому замечанию М. Хайдеггера, «берет на вооружение господствующий в современности образ мысли и делает его путеводной нитью, по которой исследуется и вновь открывается прошлое».

Мощный поток неизвестных и конъюнктурно замалчиваемых событий и фактов, явившийся результатом снятия запретов со «спецхранных» архивных фондов значительно расширил эмпирическую базу научного поиска, что, в свою очередь инициировало интенсивный поиск новых теоретико - методологических подходов к осмыслению явления интеллигенции.

В обилии публикаций 90-х годов, по мнению А.Н. Сахарова, прослеживается наличие двух потоков: «потока идей, которые ярко проявлялись в публицистике, и потока научных публикаций, который медленно, но верно набирает силу на новой основе. Эти потоки, - считает он, - не только враждебно противостояли друг другу как «профессионализм» и «дилетантство», но и подпитывали друг друга, создавая общее широкое поле исследования интеллигенции.

Публицистические очерки, несмотря на то, что в них преобладал дух разоблачительства, а не доказательства, несмотря на их «чрезмерную насыщенность политической борьбой и коммерциональными заботами» сыграли положительную роль в формировании нового общественного сознания уже тем, что своей излишней эмоциональностью помогли привлечь внимание общественности к важнейшим «проблемным вопросам», чем подготовили не только необходимость их научного осмысления, но и подвели под него необходимую эмпирическую базу.

В качестве примера достаточно сослаться на статьи Д.С. Лихачева «О русской интеллигенции: Письма в редакцию», опубликованную в журнале «Новый мир» (1993. № 2. - С. 3-9) и «Основной инстинкт интеллигента», опубликованной в газете «Российские вести» 27 сентября - 3 октября 2000 года (№ 38-39), а также на статьи Н.Н. Моисеева «Наш шанс и ответственность интеллигенции» («Российские вести» 6 мая 1992.), «Об интеллигенции, ее судьбе и ответственности» (Поиск. - 1993. - № 47-48, 51). В названных публикациях авторы подняли и осветили многие вопросы из числа тех, которые впоследствии стали предметов серьезных научных дискуссий.

«Профессиональный поток» был представлен, прежде всего, научно - практическими и научно-методологическими конференциями, проходившими в Кемерово, Иваново, Екатеринбурге, Омске, Улан-Удэ, Новосибирске, Москве, Санкт-Петербурге, Краснодаре, Ставрополе. Всего, начиная с 90-х годов, было проведено более сорока региональных республиканских и международных конференций, поднявших и рассмотревших широкий спектр разнообразных проблем, вопросов, связанных с теорией, методологией, историографией отечественной интеллигенции.

Представляя собой наиболее оперативную форму научной информации, конференции значительно расширили географию эмпирического и теоретического срезов изучения российской интеллигенции, что позволило, критически переосмыслив накопленный в общественной мысли опыт исследования интеллигенции, выйти за пределы традиционной модели, рассматривающей интеллигенцию преимущественно с позиций истории и перейти к междисциплинарной модели, объединяющей идеи самого широкого круга специалистов смежных общественных и гуманитарных наук.

Большую роль в формировании междисциплинарного подхода к осмыслению интеллигентности сыграли и конгрессы интеллигенции, участники которых подчеркнули необходимость преодоления существующих в рамках каждой дисциплины теоретических и методологических ограничений «видения» проблемы, а, следовательно, необходимость «расширения», господствовавшего в советский период понимания интеллигенции за счет возрождения нравственно-этической составляющей, осмысленной через призму новой мировоззренческой парадигмы. Именно таким подходом отличаются и позиции большинства авторов межвузовских сборников научных трудов опубликованных по материалам названных конференций, а также аналитические сборники «Интеллигенция и перестройка», изданные в 1991 году Институтом социологии Академии наук СССР, «Интеллигенция и нравственность (Социологические очерки)» (М.: НИИВО, 1993).

Благодаря объединению сил академической и вузовской науки, включающих не только представителей научных и культурных центров России, но стран ближнего и дальнего зарубежья, сегодня удалось воссоздать в рамках России единое интеллектуальное пространство, что не только подтверждает актуальность самой проблемы, но и позволяет преодолеть замкнутость прежней официальной науки, свести воедино накопленный в истории мировой и российской мысли большой опыт в рассмотрении проблемы с позиций исторического, экономического, социального и философского анализа, что дало основание ряду исследователей говорить о становлении новой отрасли научного знания – интеллигентоведения.

Большую роль в координации исследований, выработке новых подходов к проблеме интеллигенции играют Межвузовский центр Российской Федерации «Политическая культура интеллигенции, ее место и роль в истории Отечества», Проблемный совет «Интеллигенция, культура, власть», созданные профессором B.C. Меметовым при кафедре истории и культуры России Ивановского государственного университета, и исследовательский Центр «XX век в судьбах интеллигенции» созданный на базе Уральского университета (Екатеринбург) под руководством М.Е. Главацкого.

Существенный вклад в осмысление нравственно-этической составляющей российской интеллигенции привнесли научные труды, проецирующие на современность взгляды авторитетных зарубежных исследователей. Снятие идеологических запретов позволило значительно расширить и углубить понимание места и роли интеллигенции в общественном развитии за счет привлечения публикаций тех авторов, чьи взгляды и концепции в советское время изначально рассматривались как «вредные» и антинаучные. В то время как сами «буржуазные» авторы, отдавая дань особым душевным качествам русской интеллигенции, подчеркивали, что мерилом определения интеллигенции является не образовательный, не классовый уровень а «приверженность общественному благу: интеллигент тот, кто не поглощен целиком и полностью своим собственным благополучием, а хотя бы в равной, но предпочтительно в большей степени печется о процветании всего общества и готов в меру своих сил потрудиться на его благо» (Р. Пайпс), тот, кто открыто и четко выражает свою «ненависть к несправедливости, невежеству, цензуре, доносу и всему тому, что нравственно унижает и возмущает человека» (А. Макконнел). В то же время именно в чрезмерной идеалистичности российской интеллигенции, состоящей в уверенности в том, что окружающая действительность, в силу самой природы вещей имеет преходящий характер и являет собой ступень на пути к некоему высшему состоянию Ричард Пайпс видел и основную проблему русской интеллигенции.

Кроме того, многие обществоведы констатировали, что проблематика, парадигмы, а также язык общественных деятелей XIX - начала XX века во многом идентичны современным. Не случайно, с начала девяностых годов XX столетия предпринимаются попытки посмотреть на «Вехи» глазами современника.

Итак, начиная с 90-х годов XX века, во взглядах на интеллигенцию и в подходах к ее изучению произошли существенные изменения. Безусловно, небольшая временная удаленность не позволяет пока глубоко и всесторонне осмыслить эти изменения, для этого понадобятся коллективные усилия и возможно не одного поколения. Но уже сегодня можно, а главное нужно говорить о тех «нововведениях», которые наметились в осмыслении «интеллигенции» и «интеллигентности», поскольку именно сегодня закладывается фундамент будущих исследований.

Анализ публицистической и научной литературы позволяет сделать ряд выводов, имеющих для нас принципиальное значение. Во-первых, констатировав факт усиления роли интеллигенции в перестроечном и постперестроечном российском обществе, авторы прямо или косвенно особо выделили тот факт, что причина и условия эффективности подобного процесса состоят в постепенном обретении ею особых нравственных черт, совокупность которых отражается понятием «интеллигентность».

Во-вторых, в современных материалах наметилась тенденция разграничения понятий «интеллигенция» и «интеллигентность». Рассматривая интеллигенцию как социальный слой, отличающийся характером труда, местом в общественном производстве, уровнем специального образования, профессионализмом, многие авторы подчеркивают, что в этом смысле она может рассматриваться как синоним слова «специалисты», или как «образованный слой» общества. Интеллигентность же представляет собой оценочную категорию, характеризующую качественные особенности личности, определенный тип мышления и поведения, то есть особый социально - нравственный феномен. Так, по мнению Ю.Ф. Абрамова и Г.В. Акименко, интеллигентность является особым видом социальности. «Природа интеллигенции заключена в интеллигентности - таком виде социальности, который присущ только ей. По сути, интеллигенция - мозаичный синтез специальностей, ядром которого выступает мировоззрение». При этом указывается на то, что носителем этих качеств выступает отдельные индивиды - интеллигенты.

В-третьих, рядом авторов подчеркивается, что интеллигентность «можно рассматривать как особый идеал, который вполне сопоставим с «идеалом образованного класса» других стран, который обладал не только своими интересами и целями, но и собственными идеалами и устремлениями». К числу которых, по мнению В.Г. Рыженко и В.Ш. Назимовой относятся несомненная приоритетность в выборе ценностных жизненных ориентиров социально должного, убежденность в неоспоримом праве на свободу личного творчества, восприятие своей профессиональной деятельности как общественно значимой и безусловно полезной. Отсюда, возрождая известное изречение

Д.М. Достоевского «интеллигентом можно только «выделяться» в результате постоянного упорного труда по самообразованию и самовоспитанию», делается вывод о том, что к интеллигенции может быть отнесен не каждый человек профессионально занятый умственным трудом.

В-четвертых, подчеркивается, что интеллигенция как живой общественный организм, прошла все этапы человеческой цивилизации, а потому в рамках каждой эпохи имеет как общие связующие признаки, так и специфические черты.

В-пятых, обосновывается вывод о том, что изменение картины реального мира в конце XX века протекают «не столько под влиянием междисциплинарных факторов, сколько путем «парадигмальной прививки» идей, транслируемых из других наук». При этом выход за рамки прежней модели изучения интеллигентности означает появление дополнительных измерений в сложившемся проблемном поле, а не отказ от уже имеющихся версий, поскольку интеллигентность - «это многослойное явление».

В-шестых, в осмыслении проблемы интеллигентности наметился отход от сложившегося в советское время режима оппонирования, рассматривающего интеллигенцию либо как духовно-нравственную элиту общества, либо как массовую социально-профессиональную группу (прослойку) общества, имеющую определенный и четкий социальный статус, к режиму диалога.

Вместе с тем, следует отметить, что в современном определении интеллигентности, несмотря на изменение аргументации, наблюдается наибольший разброс мнений, отражающий субъективные ощущения авторов.

Признавая, что любые понятия философского дискурса являются продуктом мыслительного конструирования, а потому не могут не содержать в себе субъективный «отпечаток» личности автора, следует отметить, что выбор той или иной концептуализации не в последнюю очередь зависит от того, какую роль отводит автор данному понятию. Нам представляется, что разработка данного понятия необходима не для того, чтобы ввести дополнительное измерение для зачисления в «орден» интеллигенции, а для того, чтобы переосмыслить жизненную стратегию человека с позиций самодеятельной личности, создающей свое культурное пространство и реализующей себя исключительно на принципах гуманизма, что особенно актуально сегодня в эпоху современного антропологического кризиса. При таком подходе высвечивается ряд проблем - противоречий как теоретического, так и методологического характера.

Анализируя теоретические противоречия, следует отметить следующие, во-первых, интеллигентность была выделена и как выражение сущностного содержания интеллигенции, и как качественный критерий принадлежности к ней. Интеллигенция - это «социальная группа, члены которой функционально заняты сложным умственным трудом и обладают общепризнанными развитыми культурно-нравственными качествами», совокупность которых выражается понятием «интеллигентность». Но «интеллигентность» по-прежнему употребляется в значениях обыденного сознания «как синоним вежливости, порядочности, благородства, тактичности, выдержанности, искренности, хотя может употребляться и как отрицательное качество, но с положительной моральной оценкой и означать «социально беспомощный», «неприспособленный», то есть, интеллигентен тот, кто не может постоять за себя и других, кто доверчив и простодушен, не способен к решительным действиям».

Подобное широкое поле значений, где каждый повествует о том, что для него означает интеллигентный человек, не поясняя, почему это так, а не иначе, не только значительно затрудняет возможность диалога между исследователями, призывающими видеть в интеллигенции людей обладающих «общепризнанными развитыми культурно-нравственными качествами», но не поясняющих, какими именно, делает интеллигентность практически неуловимой для ее научного определения.

Во-вторых, противоречие между общечеловеческими ценностями, заявленными в качестве основополагающих параметров интеллигентности и ценностями, реально включающимися в это качество. Духовный мир интеллигенции, по-прежнему рассматривается на основе соотношения ценностей, сформированных и функционирующих в системе эталонов не общемировой и даже не национальной культуры, а противоречащих друг другу стандартов культуры, санкционированных советской властью и духовных эталонов, попираемых властью из-за боязни утратить тотальный контроль над обществом, по крайней мере, начиная с восемнадцатого века.

В-третьих, по-прежнему сохраняются притязания российских мыслителей на презентацию качества интеллигентности как приоритета российских интеллигентов, в то время как данное качество имеет глубокие исторические корни и в рамках, прежде всего, западноевропейской философии. Отсюда заявленные ценности интеллигентского сознания, ограниченные бытийными рамками российской интеллигенции, предстают не как универсальные, а как корпоративные ценности - ценности российской интеллигенции. Задача же состоит в том, чтобы рассмотреть данное качество как качественную универсальную определенность человека.

К числу методологических противоречий следует отнести, во-первых, то, что определение любого качества приобретают четкость и определенный содержательный статус только в контексте более широкой понятийной системы, что предполагает изначальную вписанность данного качества в уже существующие концептуальные структуры качественной определенности человека; в то же время определить качество, значит отграничить его от всех других свойств человека, а, следовательно, допустить его обособленность от всех других качеств.

Во-вторых, как и любое человеческое качество, интеллигентность содержит в себе не прямое отражение действительности, а является результатом многочисленных мыслительных актов, направленных на восприятие и осмысление этой самой действительности, а потому содержательный оттенок данного качества зависит не только от расстановки сил, различных социальных, дискурсивных и исторических практик, но и мировоззренческих установок самого исследователя, опосредующего и конструирующего его смысловое теоретическое значение, что изначально предопределяет умозрительность теоретического построения и самого качества «интеллигентности», а еще Лотце отмечал, что чем более понятия общи, отвлечены, тем более может быть в них произвола. Поэтому мы, памятуя о том, что речь идет о понятии, которое «каждый представляет в силу своих возможностей, своего понимания и чувствования», в изложении своего понимания интеллигентности не претендуем на то, что нам удастся дать исчерпывающее и всестороннее определение, однако позволит, на наш взгляд, четче очертить границы исследования данного качества.

Подводя итог, следует отметить, что в рамках российской философской дискуссии интеллигентность традиционно осмысливалась как родовое понятие социального слоя - носителей интеллигентности. А поскольку границы интеллигенции варьировались в зависимости от свертывания или развертывания ее социально-политического понимания (от определения интеллигенции как класса до социального слоя и прослойки, в ленинском и сталинском вариантах марксизма), постольку в зависимости от политической конъюнктуры изменялся и объем понятия «интеллигентность», и его среднестатистическое содержание.

Вместе с тем, начиная с Р.В. Иванова-Разумника, А.Ф. Лосева, Н.И. Бердяева, в российской философской мысли наметилась тенденция рассмотрения интеллигентности как особой нравственной сути, которая присуща не всему социальному слою интеллигенции, а ее отдельным представителям. Эта тенденция активно развивается в настоящее время: «интеллигенция» как социальный слой, отличающийся характером труда, местом в общественном производстве, уровнем специального образования, профессионализмом, и «интеллигентность» как оценочная категория, характеризующая качественные особенности личности, определенный тип мышления и поведения.

Таким образом, в современной российской философской мысли сложилась достаточно противоречивая теоретико-методологическая ситуация: с одной стороны, в среде ученых сформировалось устойчивое понимание необходимости рассмотрения интеллигентности как качественного параметра человека, с другой стороны, по-прежнему существует традиция рассмотрения интеллигентности либо как умопостигаемой сущности, либо как характеристики особого духовного мира российской интеллигенции. Разрешение данного противоречия требует выявления специального методологического инструментария.

 

АВТОР: Келеман Л.А.