26.05.2012 1900

Минимизация и медиокризация образования: пусть не панацея - лекарство действенное

 

Здесь целесообразно ограничить вводную часть... содержание в термин «минимизация» в отличие от «минимализации». Предлагая его как рабочий - то есть такой, который, не исчерпывая суть обнаруживаемого явления, тем не менее, обозначает его, - автор подчеркивает, что это содержание термина соотнесено не с культурой, а с требованиями к культурному (и образовательному) уровню, минимально допустимому при том или ином социальном статусе и образовательном цензе. Автор настаивает, однако, на том, что структурировать по уровням современное образование - неизбежно означает минимизировать требования к образовательному стандарту. По мысли автора, минимизация образования (и, прежде всего, высшего) в современном мире и в России происходит неизбежно, представляя собой объективный процесс - составную часть комплекса сложных общесоциальных феноменов, обозначаемых ныне термином «глобализация». Рискуя афористической формой огрубить позицию и неправомерно сгладить важные нюансы, можно было бы сказать: минимизация культуры - сторона и проявление процессов глобализации.

Выдвинув на первый план исследование понятия «минимизация культурного стандарта», мы полагаем, что наступил исторический момент, когда в условиях все большего социального расслоения и переструктурирования социума невозможно более мириться с социальным лицемерием, той самой политикой страуса, при которой государство делает вид, будто обеспечивает условия получения высшего и среднего образования, а массы выпускников средних и высших учебных заведений убеждены, что их знания отвечают единому государственному (а то и мировому!) стандарту и, таким образом, вполне всерьез принимают ничего не обеспечивающие бумажки, гордо именуемые дипломами о среднем специальном, высшем образовании и проч. Сохранение такого положения вещей, пытаемся мы показать, подводит социум к опасному пределу, и именно осознание этой опасности заставляет заново проанализировать все социокультурные реалии современного общества.

С этих позиций автор оценивает все своеобразие нынешнего кризиса в системе трансляции культуры, и одновременно раскрывает пути реализации таких культурно-образовательных мер, которые позволили бы с минимальными потерями выйти из критической для всей культурной жизни ситуации, внушающей справедливые опасения как ученым, так и практикам в области разработки социальных стратегий. Всю совокупность таких мер автор называет довольно условным термином «минимизация культуры» или синонимичным ему термином «минимизация образования», поскольку различия системы культуры и системы образования в данном контексте не существенны.

На этой основе может быть предложен ряд мер по типу требований экзаменов «кандидатского минимума», которые позволят дифференцировать требования к высшему и среднему специальному образованию в соответствии с рекомендуемой культурными программами ЮНЕСКО децентрализацией культуры и которые одновременно дадут возможность осмыслить реалии современных образовательных процессов с позиций социальной философии. Социальная стратегия минимизации и медиокризации образования и культуры - один из главных путей, на которых только и можно преодолеть как ограниченности зависимого развития, так и следствия вековой культурной отсталости. Таков второй тезис, отстаиваемый в этом тексте. Однако доводы, которые выдвигаются в защиту того и другого тезисов частично совпадают, в силу чего можно частично объединить и демонстрационные процедуры.

Первое, что надлежит иметь в виду при рассмотрении столь важной и актуальной темы - двоякий расклад культурологической проблематики применительно к социальной сфере. Первый аспект связан с тем, что культура - часть социальной сферы и испытывает потому на себе все беды от социально-экономических преобразований, и в первую очередь, от глобализации, модернизации, вестернизации в мире.

Второй аспект состоит в том, что культура оказывает воздействие на социум вообще и на так называемую социальную сферу, в частности. Отсюда - аналогии в развитии культуры. Хороший пример – аналогичная нашей роль интеллигенции в современном мире. Не следует ни на минуту забывать также при этом, что мы будем исходить из экспериентного понимания культуры и его ценности для исследования социальной сферы - следствия положения о двоякой детерминированности социума. Конечно, зависимость культуры от экономики - основа рассмотрения социальной роли культуры. Российский опыт учит: неисчислим вред завышенных ожиданий от сферы культуры.

Тем не менее некоторые ожидания были не беспочвенны. Ныне можно сказать, что Россия опоздала с модернизацией. Вступление России на путь зависимого развития и стабилизация на этом пути стало совершившимся фактом. Политические реалии породили очевидные культурные следствия. Демократическая культура умерла, а в политическом спектре крайне опасно отсутствие «крайне левых».

Что делать? Где выход? Сгусток - культура, религия, идеология - становится клубком неразрешимых на первый взгляд противоречий. Российское сознание опутывают специфические идеологические иллюзии, социальные символы и мифы (их обычно изучали безотносительно к реальности политики в сфере культуры - и зря: то и другое имеет решающее значение в идеологической сфере. Один из таких мифов - «Умом Россию не понять...».

Россия - лишь один фрагмент мирового культурного сообщества, и она подчиняется всеобщим законам. Нужно лишь их раскрыть. Дело за малым. В том-то и беда, что общие законы можно установить, лишь отвлекаясь от единичной культурной почвы, сколь бы значимой она ни была.

Обратимся поэтому к мировым и международным культурным материалам, представленным в докладах ЮНЕСКО: именно они претендуют (и справедливо!) на создание абриса мирового культурного развития в его решающих чертах.

Основной особенностью данного доклада по сравнению с предыдущими и последующими можно было бы, по-видимому, считать гораздо более высокую ступень теоретичности: в предшествующих (да и в недавних последующих) годичных докладах явственно преобладает эмпиризм и непосредственно элементарная интерпретация статистических данных.

Вторая существенная черта - наличие большего пространства для маневра: в данном докладе, хотя и с рядом вполне объяснимых оговорок, допускаются не вполне согласованные, частные мнения, а потому оригинальные, смелые обобщения, а не пресные результаты долгих согласований. Мнения от этого не становятся менее взвешенными, но свобода их высказывания, безусловно, выгодно отличает данный выпуск годичного доклада, поскольку этот доклад способен вызвать у компетентного и заинтересованного читателя желание продумывать самостоятельно представленный материал. Не все рекомендации экспертов можно здесь принять, но все они заслуживают пристального внимания как сколок с современного состояния теоретической мысли, касающейся этой проблематики. В наших условиях особенно трудно не согласиться с тем, что от финансовых вливаний «в культуру» зависит ее состояние и уровень. Возражая, однако, обыденному представлению о том, что уровень развития культуры той или иной страны строго однозначно определяется уровнем ее экономического развития, количеством инвестиций в учреждения культуры и степенью развития культурной инфраструктуры, экономист из Массачусетского университета Дж. Мохен Рео (Rao) признает, конечно, что политико-экономические воздействия на культуру непосредственно ощутимы, но в то же время подчеркивает, что «связь между экономикой и культурой - это не улица с односторонним движением»: ведь культурные различия неизбежно приводят к положению, при котором одни культуры будут влиять на другие, а результатом, несомненно, будут процессы локальных и глобальных экономических изменений.

Эта центральная для всей объемистой книги идея получает буквально тысячи подтверждений на ее страницах. «Наиболее важный вывод, вытекающий из всех этих исследований, - подчеркивает тот же автор, - состоит не в том, что экономические силы не имеют значения, а в том, что преобразующая мощь экономических сил может быть в большей или меньшей мере ограничена специфическими факторами каждого контекста, то есть культурно-историческими факторами, которые определены верованиями, нормами и другими поведенческими характеристиками». В век глобализации, считает Дж. Мохем Рео, вопросы развития культуры оказывают не меньшее воздействие, чем другие жизненно важные вопросы нашего общего будущего. Однако этого признания мало: необходимо еще объяснить, почему это так. И при этом ограничиться простой констатацией на социологическом материале заведомо не удастся: потребуется ответ на теоретическом, теоретико-культурном уровне. К числу первых приходящих в голову ответов - признание большой креативной роли культуры, то есть одновременно роли культуры в творческой деятельности и роли творчества в культуре.

Большую роль в формировании в социологии нового теоретического взгляда на общественную жизнь сыграла деятельность главы современной социологической мысли Франции Алена Турена (Touraine) - одного из сторонников теории социальных изменений, соавтора известной социально - философской концепции постиндустриального общества. Поскольку и все разновидности теории социальных изменений приобрели в последнее время значительное влияние, а взгляды самого А.Турена - широкую известность не только во Франции, но и далеко за ее пределами, будет небезынтересно сравнить эту концепцию с теми, которые ранее уже фигурировали на этих страницах и были оценены как пост марксистские или транс марксистские. Реконструкцию представлений об общественной жизни А. Турен доводит до стадии, на которой «стали смотреть на общественную жизнь с точки зрения культуры, независимо от того, идет ли речь о науке или о нравах»

Свой взгляд на глобальные социокультурные процессы А. Турен выразил через ряд апорий, антиномий, диалектических противоречий. Такой подход, по мнению А. Турена, обусловлен самими переменами в социокультурной реальности, которые носят именно антиномичный характер. Новая индустрия создает языки, образы, представления, меняющие взгляд людей на мир и на самих себя, и происходят эти перемены с небывалой скоростью. С одной стороны, человек перестает создавать свою культурную среду, поскольку это задача особого рода культурной индустрии - в частности, в образовании, здравоохранении, обеспечении информационных процессов. С другой стороны, оказывается, что обновление культуры осуществляется в результате появления не только новых вещей, но и новых культурных ролей у старых традиционных представлений - культурных ресурсов каждой страны, способных войти в глобальную экономическую систему. Разрешение контроверз личного и коллективного опыта невозможно без обращения к политической воле, силе государства, обеспечивающего одновременно универсальность человеческих прав и частных человеческих интересов и ценностей. Но в том-то и дело, что без теоретического анализа эти противоречия решаются лишь с помощью средств, находящихся на службе политической воли, что связано с неизбежными злоупотреблениями со стороны носителей этой воли. Как минимизировать вредные для социума последствия этого? Реальное содержание утверждению универсальных прав  можно придать тремя путями. Во-первых, «во имя Бога, Разума или Истории», что связано с риском укрепления социального неравенства и культурными репрессиями. Во-вторых, с помощью утверждения универсальной ценности отдельной частной культуры, что связано с отказом от культурного плюрализма. В-третьих, путем расширения идеи гражданских прав до идеи социальных и культурных прав. Именно этим третьим путем, разумеется, советует идти А. Турен, одновременно предлагая варианты стратегии для движения по этому пути.

Подобно тому, как в XIX веке центральной проблемой было угнетение рабочего класса, в наши дни главная проблема, считает А. Турен, - сочетание культурного плюрализма с причастностью каждого - соответственно, всех стран - технико-экономическому миру. Может быть предложено три ответа на этот вызов. Первый - эстетический, основанный на художественном интересе, расширившемся на все страны после преобладания художественного интереса к античности, древнему Египту, Востоку и т.д. Второй ответ сводится к поиску универсально применимых принципов во всех культурах - то, что представлено во всех экуменических движениях. Третий ответ предполагает обращение к модернизации третьего мира по капиталистическому образцу с учетом постмодернистской позиции с ее радикальной деконструкцией всех универсалистских принципов. Ответ самого Турена неоднозначен и сложен, но его общий смысл состоит в поиске разрешения контроверзы технического мира и мира «культурных идентичностей» на почве достижения индивидом личностной «когеренции», поскольку именно индивид-личность - место встречи самоидентичности и причастности технико-экономическому миру.

Подробно разбирая проблемы культурной идентичности, выбора и препятствий к его осуществлению, А.Турен подводит читателя к рассмотрению культурных возможностей личности в современном мире. Этой теме посвящен доклад Роберта Бонофски (Bonofsky) из Гавайского университета, для которого культура - творческая сила для усвоения индивидом социальных перемен и приспособления к ним. Здесь, следовательно, реализуется позитивный заряд, на самом деле существующий в креативистской концепции культуры.

В докладе, посвященном остро актуальной проблеме культурных прав бедных стран, Хенрик Магга (Magga) подчеркивает решительный и важный для современного мира вывод, направленный также и против культурного изоляционизма: «право на самоопределение - отнюдь не синоним права на отделение» (р. 76 ff.), - вывод, с которым солидаризируются также в своем докладе Генриетта Расмуссен (Rassmussen) и Ингер Сьорслеф (Sjoerslev).

Значительную часть докладов составляет культурно-экологическая - инвайронментальная - проблематика, что одновременно связывается с культурными проблемами городов и процессами глобализации. Так, на повестку дня ставится осмысление современного мира как глобальной системы городов, и именно такой вид принимает ныне идея «единого мира».

Наконец, нельзя обойти вниманием новые подходы, с точностью электронных весов обозначенные Докладом, к традиционной международной теме культурной демократии и проблем толерантности в странах, регионах и у отдельных народов и/или этнических групп. Здесь особенно выделяется доклад «Культура и демократия» польского политолога и социолога Адама Пжеворского (Przeworski), проиллюстрированный наводящей на многие размышления диаграммой со «шкалой толерантности».

Вообще наглядное представление результатов исследований, сопряженное с классически продуманной методологией составления индикаторов культурного развития и культурных индексов - наиболее сильная сторона документов Всемирной комиссии по культуре и развитию. Многочисленные диаграммы рисуют культурную ситуацию в мире лучше всяких вербальных изложений. На этот раз в докладе к каждой главе добавлены «желтые страницы» - развороты с краткими сообщениями pendant основному тексту главы.

К числу явных пробелов в работе группы экспертов в целом можно отнести недостаточное внимание к проблеме мультикультурализма, тем более, что здесь встречаются мысли об универсальной значимости мультикультурализма в современной реальности, как он понимался до сих пор в западной культурологической мысли. Если учесть, что именно ЮНЕСКО стояла у истоков идей мультикультурализма, то подобные заявления не могут не восприниматься как убийственная самокритика самого концептуального ядра идеологии этой авторитетнейшей международной организации.

Легче всего было бы отделаться в описании такого издания случайно вырванными цитатами и общими фразами. Однако настало, по-видимому, время, когда богатство представленного докладом культурного облика планеты должно получить освещение в переводе полного текста на главные языки мира и в серии последующих аналитических публикаций, которыми будет провоцирована культурная работа мирового сообщества, поскольку сознание государственных деятелей наших дней в своей основе характеризуется не только низким уровнем политической культуры, но и низкой культурой вообще - общей культурой, - в силу чего неоценима чисто просветительская роль таких годичных докладов ЮНЕСКО, с тактом и деликатностью бьющих в одну точку, из которой в результате культурного взрыва разбегаются «расширяющиеся вселенные».

Культура формирует способ нашего видения мира. Поэтому она способна и призвана привести к изменениям установок, необходимых для того, чтобы укрепить мир и поддержать развитие, которое, как мы знаем, единственно возможный способ существования жизни на планете Земля. Сегодня эта цель остается по-прежнему актуальной. Глобальный кризис, охвативший человечество в канун XXI века и лишь углубившийся с началом нового столетия, отмечен ростом насилия, разрушением окружающей среды, близорукостью принимаемых политических решений. Культура - одно из важнейших средств для выхода из этого кризиса.

Когда мы говорим о культуре в глобальном аспекте, мы рассматриваем ее как жизненность (средство существования) как индивидов, так и всех людей вообще. «Живая культура» - всегда по определению такое взаимодействие с другими, которое включает создание, смешение, заимствование и воссоздание людьми значений, дающих им возможность самоидентификации. ЮНЕСКО способствует и преумножает то, что в ее уставе названо «животворным различием культур».

Что же такое исследования различных мировых культур в необыкновенно увеличивающем взаимозависимости мире, подвергающемся чрезвычайно быстрым переменам? Ведь именно однообразие форм рассматривается обычно как неизбежный результат процессов глобализации, которыми так жестко характеризуется конец столетия. Но мы фиксируем также и тенденцию к фрагментаризации, расщеплению, которая также свойственна народам, - тенденция, которая отъединяет народы друг от друга. Очевидно, что мы не можем позволить себе лишиться какого бы то ни было множества культурных миров, и что их выживание зависит от их мирного и творческого сосуществования.

Сложные системы, как известно, черпают свою силу в разнообразии: генетическом разнообразии биологических видов, биологическом разнообразии видов в экологических системах, культурном разнообразии в человеческих сообществах. Каждая культура устанавливает единый способ истолкования мира или отношения к миру - столь сложные, что единственная надежда познать его или вообще иметь с ней дело состоит в том, чтобы подходить к ней с учетом сколь только возможно большего количества перспектив - то есть по возможности всесторонности рассмотрения. Задача состоит в том, чтобы обеспечить условия, при которых народы будут пользоваться свободой самовыражения в своей собственной культуре, а также иметь возможность познавать и понимать другие культуры. В обоих случаях это может быть осуществлено только благодаря действенному и позитивному отношению - уважению к различиям между всеми культурами, ценности которых признаны и терпимы другими. Именно эти цели мы все разделяем - начиная с индивидуального и кончая правительственным или международным уровнем. Но успех такого предприятия зависит от характера нашего общего будущего, которое мы создаем - прежде всего процессами воспитания, образования - в конечном счете просвещения в самом общем значении слова.

Никогда не было и не будет другого способа для того, чтобы способствовать процветанию группового или личностного самоопределения, чем поощрение (в самом широком смысле) взаимного уважения. По намерениям тех, кто задумал и подписал Устав ЮНЕСКО 1945 года, довод в пользу развития средств коммуникации состоял в том, чтобы способствовать «взаимопознанию и взаимопониманию народов». Обеспечивая «свободный поток идей, выраженных в словах и образах», ЮНЕСКО надеется уничтожить «подозрительность и недоверие между народами мира, из-за чего их различия столь часто ввергали их в войны», положив тем самым еще один камень в основание пути к миру. Дальнейшее развитие покажет, насколько реальны планы ЮНЕСКО, в этом отношении сходные с уже рассматривавшимися здесь планами Римского клуба, и сколь велик в них момент утопизма. Так или иначе приходится считаться с тем, что здесь налицо сложная диалектика общественного развития, и средствами рассмотрения и понимания ее должны быть диалектические познавательные процедуры и диалектическая методология вообще.

Особое значение рассматриваемого Доклада обусловлено тем, что он по своей генеральной идее междисциплинарен: правительства и общественность постоянно подчеркивают необходимость исходить из точек зрения различных специализированных дисциплинарных полей. Поскольку существует именно новое гибридное поле, впервые очерченное в «Нашем творческом разнообразии», обзор состояния искусства, как это можно было бы представить, в настоящее время все-таки невозможен, ибо не разработаны в достаточной мере инструменты сравнения. Как мы вскоре убедимся, таково же и положение в системе образования, что, собственно, и подвигло на попытки создать системы оценок уровня причастности культуре - конкретное воплощение идеи минимизации и медиокризации культуры.

В частности, количественные индикаторы и показатели культуры и развития должны сочетаться с более точными статистическими категориями и методологиями так, чтобы дать возможность правительствам располагать необходимыми данными в этой области. Данные из многих сфер все-таки должны быть объединены и, что особенно важно, - должны быть отмечены и поименованы - должны получить имена - новые феномены.

К началу прошлого столетия большинство населения жило в деревнях, что решающим образом влияло на культуру, поскольку люди могли не встретиться с «чужаками» ни разу за всю свою жизнь. Сегодня, в течение нашего столетия люди сталкиваются с представителями других культур каждый день. Образами «других культур» или «культур других» полны телевизионные и киноэкраны, на рабочих местах, на улицах и в магазинах люди встречают продавцов, мигрантов, рабочих и беженцев постоянно, обычно в городах. На протяжении столетия культурные взаимодействия усиливались, складываясь драматично.

Культура менялась как континуум, в котором отдельные культуры или аспекты отдельных культур смешивались или дифференцировались в различные моменты. В ходе их длительной эволюции многие культуры создавали различные ограничения для «чужаков» и правила поведения во взаимоотношении с ними и по отношению к ним. Но сегодня с соседями в типичном двадцатиэтажном доме, пользуясь различными языками и исповедуя различные религии, их дети, тем не менее, ходят в одни и те же школы; однако, когда деятельность продолжается среди мультикультурных партнеров, традиционные кодексы, своды правил взаимоотношения с «другими» оказываются сломанными, и должны быть созданы новые.

Существуют различные выходы из такой ситуации, которая ежедневно воспроизводится в мире. Некоторые ищут защиты в «традиционных» культурах, чувствуя, что культурный контакт - средство существования образцов и способов жизни. Но не существует, однако, способа, при помощи которого культурные образцы могли бы быть «сохранены», когда происходит динамический процесс перемен. Некоторые люди могут выражать страх и озабоченность «утратой» или преобразованием традиционной культуры; и действительно, беспокойство об этом постоянно высказывается на всех международных встречах и собраниях, но особенно у нас, в России.

Других могут стимулировать эти новые перемены и толкать их вперед, к переменам и приспособлению, так же, как и убеждать остальных людей в необходимости измениться и приспособиться к новым путям. Что же нового в этих образцах культурных контактов и изменений? Глобализация всемирного рынка очень быстро изменила мир в последние десятилетия века. Финансовые рынки, экономические и информационные обмены вышли за пределы и границы. Некоторые авторы даже рассматривают глобализацию как процесс, который ведет к постепенному уничтожению границ и институтов, включая государства-территории. В действительности на этом пути взаимодействует множество сложных процессов. Поскольку на финансовых рынках существуют тенденции к снятию национальных уз и к появлению решительных деятелей, которые преодолевают узкую практику защиты и воспитания (насаждения) идеологии преданности нации или государству, то многое из того, что происходит, направлено к процессу «интернационализации», то есть к открытию границ между национальными государствами, которые до сих пор продолжают вести автономное существование, хотя и с растущим моментом взаимодействия.

Итак, признание существования множества измерений у глобализации и интернационализации - либо границы растворяются, становятся более проницаемыми, хотя и продолжают существовать, либо страны оказываются включенными в широкие объединения (например, региональные блоки), или же, наконец, децентрализованы в гораздо меньших с огромной мерой автономии - это жестокая необходимость для понимания культурных процессов и рассуждений о культурных различиях. И это само по себе уже ведет к амбициозному выводу о важности и одновременно трудности выдвижения единых критериев в оценке достижений культуры и образования, в оценке культурного уровня. Собственно, именно эта цель преследуется при разработке проблем минимизации и медиокризации культуры и образования: варианты усреднения и выстраивания для каждого общества культурной вертикали - один из инструментов последующей выработки культурной политики, если последняя имеет претензию на строго научную и рациональную обоснованность.

А для этого неизбежно приходится основываться на общей имплицитной предпосылке - представлении о культуре как однородном, интегральном и внутренне согласованном единстве. Такие единства могут существовать только время от времени, если вообще могут существовать в общем историческом контексте эволюции культур. Культуры не могут реализоваться только так, как если бы они были островами в архипелаге культур. Эта последняя мысль, пронизывающая многие материалы Доклада, глубоко симптоматична: она реально фиксирует гибель изоляционизма в понимании культур, развенчивает целлюлярность в оценке культурного своеобразия и полагает конец методологии «цивилизационного подхода». Современная глобализация экономической, политической и социальной жизни приводит ко все большему взаимопроникновению культур и их частичному совпадению, к существованию в данном социальном пространстве одновременно нескольких культурных традиций и к более живой интерпретации культурного опыта и практики. Современные масс - медиа, средства массовой информации и транспортные технологии, путешествия и туризм способствуют ускорению процессов, которые могут стать движением исторически значимым - движением через и сквозь исторические эпохи, реальным воплощением культурной вертикали.

Для того чтобы обозначить текучий характер отношений между культурами и реализацией этих культурных потоков, которые не связаны территориально, в словаре современной социальной науки появляются такие понятия, как «креолизация», «гибридизация» и «культурная комплексность».

Несмотря на то, что классическое видение единых культурных образцов-паттернов неоспоримо имеет некоторые заслуги, следует серьезно отнестись к его ограниченности. Самая важная его слабость состоит в том, что оно придает особое значение частичным образцам в отношении процессов изменения, а также в логических непоследовательностях, внутренних конфликтах и противоречиях. В противоположность этой классической точке зрения, которая рассматривает культуру как самодостаточное целое, создающее соответственные образцы, культура теперь понимается как масса взаимодействующих стимулов к действию на основе опыта.

Конечно, нельзя не видеть, что культурные контакты и обмены не всегда гармоничны и уравновешены. Налицо, конечно, различия в силе, - глобальной или локальной - мы все-таки живем в многополюсном мире. Существует, конечно, культурный взаимообмен как противоположность едино направленному потоку, хотя процесс взаимопроникновения может со временем стать неравнозначным. Глобальное усматривается, брезжит в локальном, но каждая локальность по-своему усваивает глобальные влияния. Их можно рассматривать в специфически локальных пространствах и условиях, и искать способы, которыми эти пространства могут творчески адаптировать, отразить, противиться или преобразовывать черты и случайные явления, которые проистекают извне. Таким образом, существует ясно различимое разнообразие локальных образцов в осуществлении глобализации, то есть то, что можно было бы определить как разнообразие локального в глобальном. В самом общем смысле, следовательно, поставленный вопрос звучит так: «Как добиться сосуществования множества культур в интерактивном мире?» Множество различных групп людей, включая правительства, политических лидеров и исследователей, пытались ответить на этот вопрос. В коммуникативно и информационно насыщенную эпоху в социуме все индивиды и сообщества должны сделать свой выбор. И всегда такой выбор становится все шире и по общему кругозору, и по содержанию, особенно в городской среде. Однако способность осуществлять культурный выбор предполагает некоторые предварительные требования - быть свободными от страха физического насилия и от реального физического насилия, быть способным осуществлять свой собственный выбор - и мы отнюдь не можем сказать, что все это действительно реализуемо и осуществляется во всех частях мира.

Тем не менее, индивиды и сообщества могут иметь выбор, пусть и в пределах их локальной культурной идентичности, поскольку их выбор связан с более широкими группами, обеспечивающими согласие: национальное государство, микро - и макрорегиональные культуры, языковые группы или духовные сообщества. Такие образом, культурные идентичности сегодня преодолевают многие языковые, религиозные географические и политические различия. Человеческие реалии создают множество узаконений на рабочем месте и за прилавком, точно так же, как это делают картинки и тексты на телевидении, фильмы и бесчисленная информация с сайтов Интернет, которыми опутаны эти человеческие реалии. Такое преодоление - гарант неизбежности выстраивания единой культурной вертикали как воплощения культурного единства в многообразии.

Вопреки этой широкой картине многообразия, страх перед иностранцами - унаследованный и современный - это реальное чувство, которое приводило к конфликтам, войнам и геноциду еще в недавнем прошлом. В основе страха - тот факт, что конфликт часто бывает результатом попыток одной группы господствовать над другой или подчинить другую. Значит, недостаточно тогда читать проповеди правительствам и сообществам о необходимости быть терпимыми и уважать «других». Новые социальные и государственные устроения должны быть способны и готовы следовать выражению культурного разнообразия для того, чтобы сохранять общую цель и давать возможность людям жить вместе и сотрудничать. Переносимый на образование этот конфликт общего и специфического приводит к выстраиванию не дипломатических, а «дипломных» перегородок, когда, скажем, элитарное образование, полученное - чтобы далеко не ходить за примером – где - нибудь в Казахстане или Туркмении, оказывается самым заурядным или даже плохоньким в Москве или Санкт-Петербурге.

Конфликт часто рассматривается как деструктивная сила в социальном порядке. Но конфликт, или, по крайней мере, некоторые формы его, можно рассматривать как опоры - столпы демократического общества, как клей, который соединяет их вместе. Некоторые авторы начинают анализ с различения деструктивных и конструктивных конфликтов. Можно различать конфликты по принципу «более или менее» - таких, как распределение по доходам, или по принципу «либо - либо» - таких, как конфликт вокруг проблемы абортов. Конфликт неизбежно появляется с изменением. Глобализация и технический прогресс помогают некоторым странам, некоторым регионам, некоторым группам и приносит вред - другим. В свободных обществах те индивиды и группы, у кого достаточно воли, самоорганизуются и пытаются отстоять свою позицию. Их поддерживают те, кто согласен с ними относительно смысла социальной справедливости или симпатии. Одна группа мотивирована собственным интересом, другая - солидарностью или чувством прекрасного или братским чувством. Сила демократических обществ может проистекать из сочетания этих чувств и из конфликтов, которые от этого происходят.

Если власть охватывает гораздо больше измерений, чем те, которые связаны с недостаточностью доходов и средств, и включает отсутствие возможностей получения образования, и службы здравоохранения, социальное исключение, недостаток занятости, дискриминацию по отношению к женщинам, нанесение ущерба окружающей среде (почве, воде, лесам, климату), безопасности, насилие и нарушение прав человека, отсутствие представленности в местном самоуправлении, отсутствие средств культурного самовыражения, - то шансы обострения конфликта по поводу их устранения и полного искоренения в огромной степени увеличиваются. Доходы могут быть распределены в различных пропорциях, и, следовательно, легче вести переговоры и искать компромиссы, чем решать по принципу или-или. Этнические, языковые, религиозные и гендерные разногласия и споры по поводу избирательного права приводят к неразрешимым конфликтам. К несчастью, похоже, что такого типа конфликты, которые не поддаются разрешению с помощью переговоров и урегулирований, занимают в общественной жизни все большее место. А это создает угрозу для реализации даже самых рационально обоснованных образовательных стратегий, приводит к «утопизации» самые прагматичные схемы культурного планирования.

Глобализация уничтожает конфронтации между капиталом, менеджментом и высоким искусством, с одной стороны, и между капиталом и трудом - с другой, давая первому возможность выхода вовне. «Дух сообщества, в котором обычно нуждается демократическое рыночное общество, имеет тенденцию к тому, чтобы быть спонтанно обобщаемым посредством опыта разрешения конфликтов, которые типичны для этого общества», - писал Альберт Хиршман А Дэни Родрик вопрошал: «А что, если глобализация уничтожит стимулы к «улаживанию» этих конфликтов? Что если, редуцируя гражданские предприятия международных мобильных групп, глобализация потеряла социальный клей, который связывает общества вместе, удерживая их друг подле друга и тем усиливает социальную раздробленность, фрагментацию? Следовательно, глобализация наносит двойной удар социальным связям: во-первых, обостряя конфликты между фундаментальными верованиями, относящимися к социальной организации, и, во-вторых, ослабляя силы, которые обычно должны бороться за разрешение этих конфликтов посредством национальных дебатов и обсуждений».

Некоторые исследователи решительно высказываются в пользу уничтожения культурных различий - и чем быстрее, тем лучше. Поскольку индивиды взаимодействуют и координируют свои действия через культуру, культурные различия могут негативно воздействовать на объективно необходимые процессы глобализации, рассуждают эти авторы, считая усилия по сохранению культурных различий ощутимой потерей времени и материальных ресурсов. Однако помимо этого практического аргумента против сохранения культурных различий, существует несколько серьезных доводов и в их пользу.

Прежде всего, культурные различия - реальность, с которой приходится считаться - они сохраняются и существуют необходимо. Но помимо их неизбежности, различия еще и желательны - и по целому ряду причин. Во-первых, различия ценны сами по себе как проявление творческих возможностей человеческого духа. Во-вторых, принципиально необходимо равновесие человеческих прав и самоопределения. В-третьих, по аналогии с биологическими различиями, культурные («суперорганические», как сказал бы Лесли Уайт) различия могут помочь человечеству адаптироваться, приспособиться к ограниченным ресурсам среды в мире. В этом контексте культурное разнообразие необходимо для социальной устойчивости, стабильности. В-четвертых, нельзя игнорировать довод тех, кто считает, что необходимо не смешивать, а, скорее, противопоставлять политическую и экономическую зависимость («зависимое развитие»), с одной стороны, и угнетение, с другой, - они сходны, но не тождественны. В-пятых, наличие различных культур - разнообразие культур - само по себе доставляет эстетическое удовольствие. В-шестых, культурное разнообразие «стимулирует дух», способствует духовному обогащению человечества. И, наконец, в-седьмых, культурное разнообразие может мобилизовать резервы знания и опыта относительно цели и пользы создания вещей.

По меньшей мере, неразумно, однако, было бы только и делать, что прославлять культурное разнообразие. Мы можем видеть воочию, как большинство людей, оказывается, вынуждено отвечать на вызов межкультуральности, то есть искать способы, с помощью которых различные группы могут и должны жить вместе в разделенном мире. Мы можем наблюдать постоянный рост в области культурных обменов и увеличении числа гибридных культурных форм; можно констатировать и «победы» какой-либо одной особенной культуры - победы, выражающиеся в повышенных внимании и оценке, которые получило в последнее десятилетие разнообразное культурное наследие в новых творческих формах. Так, настенная живопись «чикано» в Соединенных Штатах и опыт индийского театра - примеры творческого использования элементов традиционных культур в стилистике новых значений, примеры образцов, которые становятся общими, особенно в некоторых городских районах огромных городских поселений. Появляются новые языки при том, что и старые меняются. Это справедливо для музыки, но равно справедливо и относительно живописи, скульптуры, театра и, особенно (и прежде всего) для кино, видео и новых мультимедиа.

Тем не менее, несмотря на эти творческие возможности межкультуральности, сцена современного мира свидетельствует также и о многочисленных случаях борьбы за контроль над ресурсами, которые часто представляют как культурный, так и этнический конфликт. Задача здесь состоит в том, чтобы терпеливо искать и находить пути, на которых можно направлять, канализировать и нивелировать культурные конфликты и создавать пространства и институты культурного «сожительства». На деле же такое сожительство оказывается чаще всего тем самым зависимым развитием, которое есть лишь скрытая форма эксплуатации.

Главный результат, достигнутый средствами науки о культуре в наши дни, состоит в том, что то, что должно быть описано как тенденция к производству единичной однородной глобальной культуры, чаще всего описывается как усиливающаяся экономическая глобализация. Но существует, конечно, и противоположное, то есть растущее культурное разнообразие и рост творческих способностей, креативности. «Когда единообразие ведет к притуплению творческих сил, «остроты лезвий» культуры, - это, бесспорно, негативно, и предполагает невосполнимые утраты человечества и культурное обеднение». Однако когда единообразие имеет результатом, так сказать, установление интернациональных (и рациональных!) стандартов культурной деятельности, - видов культурной деятельности, ранжированных по значимости от признания основных прав меньшинств и туземных групп до соглашений об авторских правах или памятниках мирового культурного значения наследия под охраной ЮНЕСКО, - и демократически включает множество групп и голосов в процесс принятия решения, - это, несомненно, становится позитивным.

Для разрешения вопроса о возможностях модернизации культуры в условиях глобализации и зависимого развития, прежде всего, необходимо быть в курсе тех дискуссий, которыми пронизана вся ткань рассуждений на эту тему. Начинать следует с дискуссии о взаимосвязи между экономической и финансовой политикой, с одной стороны, и культурным разнообразием и единообразием в одних странах и регионах по отношению к другим - с другой. Остается ли место для различий на этих путях экономического и социального развития перед лицом грозных сил глобализации? Надо ли принимать в расчет культурные и институциональные факторы в выработке стратегий экономического развития? Условием обоснованного ответа на этот вопрос оказывается опять-таки углубление в диалектически противоречивые процессы воздействия глобализации на культуру.

Большой массив острых проблем глобализации и зависимого развития вырисовывается в свете этих основных мировых тенденций и процессов, включающих логику уравнивания и различения, как на абстрактном уровне, так и в конкретных межкультурных столкновениях. Это относится по большей части к состоянию туземных культур и популяций, касается различного понимания окружающих условий, культурного разнообразия и столкновения лицом к лицу с урбанистическим взрывом и связью между культурами и демократией. Очевидной представляется в связи с этим необходимость подчеркнуть напряженность между тенденциями к гомогенизации на макроуровне и локальным культурным опытом народов и этническим разнообразием на микроуровне.

При рассмотрении проблем модернизации культуры и системы образования необходимо обратить внимание на вклад глобального рынка в культуру и подчеркнуть роль культурной политики в выборе направления экономических и культурных перемен. Мы обрисовали ряд тупиковых ситуаций, связанных с воздействием рыночных отношений на культурную ситуацию в мире и в отдельных его частях. Может ли, однако, глобальный рынок способствовать появлению новых благоприятных условий для творчества - не только в искусствах, но также в экономических менеджменте, инновациях и технологии? Нельзя однозначно ответить на этот вопрос, исходя из принципиальной общей характеристики отношений культуры и рынка. Особая роль здесь отводится культурной политике в формировании культурной индустрии в условиях растущей интернационализации, в связи с заботой об охране культурного наследия и обеспечением новых форм защиты норм авторского права в эпоху киберкультуры.

Острейшую проблему, связанную с минимизацией и медиокризацией культуры, представляет собой комплекс этических параметров образования. Попросту говоря, решение проблем модернизации культуры и образования связано с ответом на вопрос: где те нравственные весы, на которых можно было бы установить баланс между образованием в развитых странах и в странах зависимого развития? На современном этапе осмысления этой этической проблемы ответ рассчитывают получить, применив процедуры перевода абстрактного понятия глобальной этики в измеримые параметры посредством использования данных общественного мнения многих стран. Так многие специалисты предполагают прояснить некоторые аспекты сложных взаимосвязей между культурой и этикой.

Современные этические требования внутренне связаны с текущими процессами глобализации в культуре, коммуникации и экономике. Сложность понятия этики требует идентификации числа стандартов, некоторые из которых более настоятельны, чем другие, которые необходимо соблюдать в обществах и государствах. Главный камень преткновения здесь - путаница между правами и ценностями, с одной стороны, и моралью и этикой - с другой. Эффективность человеческих прав - проблема, поднимаемая этикой в контексте глобализации, и, дело здесь в том, что логика прав должна неизбежно вести к логике ответственности.

При решении перечисленных выше задач нельзя не включиться в дискуссию по методологическим проблемам, которые появляются при обращении к культурным индикаторам. Построение культурных индикаторов «хорошей жизни» - и в самом деле огромной важности концептуальная и эмпирическая задача. В рамках чистой теории налицо спор с аргументами за и против построения составного индекса культурных достижений. Разнородность и богатство культурных проявлений едва ли позволяет легко применить по отношению к себе обозначение простым единственным составным индексом. На другом - более низком - уровне эта проблема предстает как попытка предложить один-единственный показатель степени общеобразовательной подготовки индивида. Такой показатель неизбежно будет усреднением некой абстрактной нормы, с предварительным выдвижением для каждой локальной культурной общности минимумов и максимумов возможного культурного развития.

Культура взывает к принятию в расчет, как успехов, так и неудач развития. Такие утверждения требуют углубленного анализа связей между культурой и степенью экономической развитости, а также выяснения роли культурного разнообразия в экономических успехах, социальных достижениях, политической стабильности и разрешении конфликтов. Очевидность свидетельствует о необходимости демократических институтов для более представительной (включающей большее количество приобщенных к ней) культуры и более демократичных политических структур, открытых различным проявлениям интересов в рамках национального государства. Политические планы и проекты должны включать в себя экспериментальные формы творческих контактов для осмысленного приятия национальных и локальных культурных ценностей в экономическом предпринимательстве - в идеале с полным участием в этом процессе всех социальных деятелей посредством установления партнерских отношений на всех уровнях.

До сих пор речь шла о необходимости получения и анализа статистических и других социологических данных. Но нельзя упускать из виду вопрос о собирании и хранении статистических данных о культуре и образовании. Без соответствующей формализации возможность использования полученных результатов представляется проблематичной. Подчеркивая сложность культурных индикаторов, надлежит акцентировать внимание на необходимости расширения сферы измерения и подлежащих обобщению аспектов мировой культуры, - а не всего лишь производства и потребления, культурных благ в пределах рыночной экономики. В этой части налицо ограничения в применении величин, обозначающих индекс однородного, монолитного культурного развития, которое имеет целью усилить тесные связи между развитыми и развивающимися странами без ущерба для культурного разнообразия. Ныне достижению таких целей аналитическая работа над статистическими данными способствует слабо. В итоге серия статистических таблиц демонстрирует трудность применения основных культурных индикаторов во многих странах, что затрудняет сравнение данных.

Инструменты анализа дают сбой тогда, когда представляют глобализирующееся мировое культурное пространство как однородное - индикаторы-то одни. Между тем глобализация и гомогенизация - это не синонимы, они не неизбежны и даже не желательны. Многие локальные культурные и художественные формы скорее стимулируются межкультурными контактами и глобальным рынком, чем подавляются ими. За этим также стоит больше проблем, чем может решить в настоящий момент весь корпус ученых аналитиков ЮНЕСКО. Можем ли мы сказать, что ряд моделей развития последовательно преодолевает время и что повышением уровня интернационализации и глобализации пространство для маневра даже еще больше уменьшается? Существует ли сегодня пространство для различных подходов к развитию, и если да, то какова в этом роль культуры?

Поначалу мы определяли социологически понятую культуру широко - как способ совместной жизни. В этом понимании она включает ценности, которых придерживаются люди, терпимость к другим (расам или полу), внешние (в противоположность внутренним) ориентации и склонности и т.д. Конечно, культура в ближайшем смысле может быть определена как художественное выражение, искусство, музыка, литература и пр. Но в основе социально - философского понимания культуры лежит, как мы уже подчеркивали, одно из наиболее трудно определимых понятий - понятие социально значимого опыта. И если до сих пор можно было, рассматривая культуру теоретически, абстрагироваться от процессов ее развития, то теперь - при рассмотрении конкретных процессов ее модернизации - надлежит затронуть конкретную основу культурных трансформаций и разные варианты того, что на этой основе вырастает.

Западный этноцентризм обычно принимался в качестве скрытой основы мышления о развитии. Парадигма, приравнивающая развитие к модернизации, а модернизацию к вестернизации, долгое время была и еще остается для многих безусловным выражением социальной и политической мудрости, хотя и было признано, что существует несколько альтернативных стратегий развития. Один из многих парадоксов, которые сопровождают интернационализацию и глобализацию, состоит в том, что теперь местные особенности выступают на первый план ярче, чем прежде. Глобализация, ясное дело, стимулирует локализацию. Или, иначе говоря, глобализация ведет к культурному взаимопроникновению, которое, в свою очередь, приводит к умножению преобразований, «пермутаций», и к усиленному росту новых «локальных» культур. Культурный плюрализм во все большей мере становится всепроникающей, пронизывающей всё чертой социума, общества, и этническая идентификация становится часто обычным, нормальным и здоровым ответом на давление со стороны глобализации. Впечатление глобального роста униформности, единообразия может быть, следовательно, понято как все большее и большее обращение к культуре в качестве средства самоопределения и мобилизации.

Должно ли, следовательно, быть так, что глобализация отмечает подлинное начало поиска ранга тех моделей развития, которые основываются на локальных различиях? Мы говорим «локальные» вместо «национальные» потому, что почти все общества поликультурны по своему составу, и ошибочно, поэтому приравнивать культурную идентичность к национальной идентичности. Культурная свобода - и это подчеркнуто в «юнесковском» «Докладе о культурном разнообразии» - «делает нас вправе удовлетворить одну из самых основных потребностей - потребность определить наши собственные основные потребности». Но, несмотря на это, определение своих собственных базовых потребностей - это одно дело, а путь обеспечения их - через экономическую и социальную политику - дело совсем другое. Легко представить себе ситуацию, при которой узел основных потребностей определяется совсем иначе при переходе от одной культуры к другой, в которой модель, то есть политика, посредством которой стягиваются эти различные узлы, отличается несущественно при переходе от одной культуры к другой.

Все культурные споры по этой проблематике можно суммировать в следующих пунктах:

- западная культура должна опираться на мощную поддержку развития мышления и практики;

- это влияние имеет тенденцию к возрастанию на протяжении последних двадцати или более лет посредством силы мирового, особенно финансового рынка;

- существуют модели альтернативного развития, основанные на различных культурных, институциональных и исторических началах;

- такие альтернативы умножаются в эпоху глобализации, вопреки видимости, которая свидетельствует более о различиях, чем о единообразии.

Действительная ортодоксия - так называемая модель униформы - придерживается плюралистической представительной или парламентской демократией на политическом фронте и неоклассической рыночной экономикой на экономическом фронте. Многие ведущие экономисты склонны применять эту универсальную модель односторонне ко всем странам, пренебрегая историческими, институциональными и культурными основами стран, о которых идет речь. Но здесь всегда возникают сомнения относительно того, почему признается множество экономических систем, институтов и культур и делается упор на взаимодействиях между ними. Для них ключевое понятие - скорее уж не единообразие, а различие и взаимодействие. В этом отношении Япония и даже восточно-азиатские страны отличны от других в том, что они модернизировали и индустриализировали свои системы так, что в то же время сохранили свои собственные традиции и культуру.

Многие экономисты это представили так, что «отказ от правил», отказ от стратегии «управления культурой», дерегуляция должны быть понимаемы как действующие интенсивно, стимулирующе и возможно более быстро во многих отношениях. Но такой подход скрыто предполагает, что англо-американские институты и дополнения социальной среды к этим институтам уже имеют место или могут быть очень быстро установлены просвещенными реформаторами с помощью консультантов и международных организаций.

Пренебрежение ценностью различных культур и эволюционным процессом истории должно вести скорее к растворению или и коллапсу существующего порядка, чем к реформированию. Альтернативой может, по-видимому, быть стратегия дерегуляции некоторых избранных секторов при том, что сохраняется контроль над другими секторами, по крайней мере, поначалу. Россия, как ни горько это сознавать, в этом отношении - необъятное поле для весьма болезненных экспериментов. Как может быть проводима макроэкономическая политика, если, собственно, не существует такой необходимой инфраструктуры, как, скажем, реальная (то есть, реально регулирующая финансовые потоки) центральная банковская система и система эффективно управляемых предприятий? Форсирование распространения униформной модели на различные страны и культурные ситуации может подвергнуть опасности экономическое будущее этих стран и, шире, всего мира. Мы, похоже, находимся теперь на других, новых перекрестках, где должны быть преследуемы другие альтернативные подходы, и где должно выбирать скорее разнообразие, чем унылую униформность.

Российский опыт, в который раз с непреложностью показал, что экономическое развитие имеет общие законы, и создавший более высокую производительность труда капитализм уже тем самым необходим и неизбежен. Разговоры о построении социализма «в одной, отдельно взятой стране» - в лучшем случае полезная утопия, в худшем - форма социального обмана. Взгляд же, защищаемый здесь, состоит в том, что каждый регион в лице представителей его реального руководства должен отдавать отчет, должен быть хорошо осведомлен об установлении своей собственной специфической модели капитализма и демократии. Действительно, каждый регион должен суметь добиться того, чтобы принимали общую идею способа зависимости, то есть иметь понятие о том, что будущее жестко зависит от прошлого. Мы не живем вне времени, во внеисторическом мире. Мир должен скорее вырабатываться из систематического различения, чем страдать от беспорядка и возможных катастроф, причиняемых усиленным применением универсальных моделей. Единообразие лишь, в конечном счете, есть улучшение.

Совершенно необходимо, однако, предостережение о недопустимости - реальной угрозе со стороны всех крайних форм культурного релятивизма. Крайний релятивизм может очень легко перерасти, скатиться, дегенерировать в бесплодный нигилизм или опасный анархизм. Важно здесь охватить, усвоить представление о новой тотальности - возможности всеобщей системы с разнообразными элементами, иначе говоря, глобализацию с локальными различиями. А это уже вызов со стороны методологии социокультурного познания - ее забвение со ссылкой на «трудности и непонятность» методологических изысков - опасно, если не преступно. Глупость, согласно известной максиме, - дар божий, которым не следует злоупотреблять.

Мы должны стремиться к будущему с системой глобальных взаимосвязей, охватывающей, соединяющей все регионы или страны мира, до поры, до времени относясь с уважением к их различным культурам и их собственным социально-экономическим системам. Это вовсе не обязательно означает то, что мы призываем к признанию равноправия всех разнящихся в столь широком диапазоне моделей развития; это означает всего лишь, что мы не обязаны следовать единообразной модели, которая теперь оказывает давление на развивающиеся страны и страны с переходной экономикой.

Специфический исторический опыт Африки или Латинской Америки показывает, что системы должны дифференцироваться в некоторых важных отношениях от англо-американской модели точно так же, как французская, итальянская или испанская конфигурации отличаются от германской модели. Все больше и больше развивающиеся - по модели зависимого развития - страны понимают, что общества различаются в их особых путях развития; что каждое общество имеет свои собственные политические и социальные структуры и культурные ценности; что роль государства и основы национальной политики меняются сообразно с потребностями и нуждами каждой общественно-политической и социальной структуры и культурных ценностей; что, следовательно, высоко ценимое в одном обществе может оцениваться иначе в другом.

Необходимость дифференцированного подхода должна стать очевидной благодаря учету замечательных успехов опыта развития Восточной Азии - несмотря на уже полузабытую финансовую панику 1997 года. Тем не менее мы должны учитывать тот тревожный факт, что не только Россия, а многие страны, которые до нее приняли представленную ортодоксию, испытали рост неравенства от огромного снижения доходов вплоть до полной бедности при росте безработицы. Похожие явления наблюдались, конечно, и в тех странах, которые не приняли наличную ортодоксию глобализации, но, тем не менее, участвовали в процессе глобализации - в таких, как Китай. Так что пока причинные зависимости не вполне поняты, ассоциация между глобализацией и экономической ортодоксией и подчеркивание проблем неравенства и бедности - дают основания для серьезной озабоченности судьбами глобализирующихся стран.

Если один из приоритетов, согласно документу Страсбургского заседания Европейского совета «С позиций маргиналов», состоит в том, чтобы «вывести миллионы неимущих и ущемленных с обочины (in from the margins), забвения обществом и игнорирования культурной политикой и из забвения правительством», то обеспечение того и другого вместе при помощи приспособления моделей развития к потребностям, институтам, истории и культуре различных обществ абсолютно необходимо. Пространство для маневра довольно узко, но шире, чем можно было бы на первый взгляд ожидать. Это пространство включает институты, особенности потребления, право на землю, доступ к рынкам распределительные системы, экономическую демократию и т.д. Растущий интернационализм и глобализация должны обеспечить разнообразие по крайней мере так же, как они обеспечивают единообразие.

Мир сегодня испытал некоторые серьезные перемены в сфере общественных, культурных и политических процессов. Проблемы равенства и различия между людьми и народами, определение и признание «туземных» (отсталых) народов и их прав, признание различий в культурных традициях и механизмах межкультурных коммуникаций, проблем стабильности, роста урбанизации и роли городов как мест межкультурной коммуникации и творческой активности, а также распространения демократической практики и институтов демократии по всему миру.

Таковы проблемы, которые возникают, прежде всего, в отношениях между людьми - индивидами, коллективами и народами. Они вытекают из признания «жесткого факта» разнообразия, то есть того, что мужчины и женщины, люди с различными культурными основами и практикой деятельности, с различными идеями и различным образом жизни и экономическими ресурсами, разделяют общее жизненное пространство и должны находить пути для разных форм дружественного общения друг с другом.

Для рассмотрения этого материала можно предложить три уровня анализа. Первый включает способы, которыми «мы сами» и «другие» определяются в процессе взаимодействия (идентификаций и идентичностей). Второй включает взгляд на способы, с помощью которых люди разделяют мир и их более локализованные среды обитания с «другими», то есть как случаются образцы обмена, «праздника», конфликта и переговоров, пребывания вместе и взаимного обогащения - и то, что может быть изучено в терминах всеобщего горизонта вроде «праздничности». Третий касается путей, по которым люди и общества организуют себя в различной деятельности, и уроков, которые могут быть извлечены из рассмотрения потребностей построения институтов обмена и поощрения творческой деятельности в мире будущего.

Соотношение культуры и демократии - вопрос, составляющий сердцевину многих современных споров, а именно, вопрос о том, могут ли демократические институты функционировать во всякой культурной среде обитания или мы должны признать, что некоторые культуры совместимы только с различными формами авторитаризма. Вопреки строго культуралистским традициям и точкам зрения в истории политической мысли и в текущих политических дебатах, эмпирическая очевидность определенно поддерживает нонкультуралистскую точку зрения на демократию. Стабильность демократии демонстрирует прямую взаимосвязь c развитостью или богатством (прежде всего с уровнем доходов) и полное отсутствие такой взаимосвязи с культурными традициями (скажем, такими, как религиозные). В то же время исследования показывают, что нет явной взаимосвязи между стадиями освобождения от диктатуры и любыми другими факторами. Как выясняется, диктатуры точно так же, как и демократии, избегают многих рисков и умирают по самым разнообразным причинам».

Совершенная очевидность того, что действенное существование демократических институтов не коррелирует с культурно обусловленными различиями, представляет собой совершенно ясный сигнал, то есть показывает, что ни одно общество не может отказаться от демократии на том основании, что она-де несовместима с его культурой, или, говоря словами авторов Доклада, «маловероятно, чтобы что-то нас могло привести к уверенности, что культурные препятствия к демократии непреодолимы». Таким образом, культурные традиции не только многолики - они еще и не однозначный, раз навсегда данный феномен, а постоянно изобретаемый и пере изобретаемый. В действительности демократические институты скорее, чем рассматриваемые в грозовом свете «культурных столкновений» культурные приоритеты и различия, могут обеспечить верные средства для того, чтобы канализировать эти культурные приоритеты и различия и дать им выражение. Простая мысль, которая содержится в этих замечаниях о демократии и культуре, состоит в признании того, что механизм минимизации и медиокризации культуры наиболее действенен в условиях демократии и перестает отвечать своим задачам по мере перехода к тем или иным формам авторитаризма, тоталитаризма и диктатуры.

При демократии же и культурное разнообразие сохраняется, и творческая способность, вытекающая из этого разнообразия, может быть плодотворной, избегающей насилия и авторитаризма. Однако рассматриваемое представление нуждается в построении особых отдельных институциональных пространств, в которых различные голоса могут себя выражать либо в разрешении (управлении) локальных проблем окружающей среды, организации местной городской жизни, либо в операции политических институтов функционирующих демократий.

В сценарии недавней (прошлогодней) бродвейской антиглобалистской рок-оперы «We will rock you» так рисуется картина того, что нас ожидает:

Будущее. Место действия: то, что когда-то называлось планета Земля. Глобализация закончена! Везде смотрят одни и те же фильмы, одеваются в одну и ту же одежду и думают одинаковыми мыслями...

Глобализация уже на деле в ряде мест планеты - и в России - приводит к таким результатам: унылое однообразие американских кинобоевиков, господство масскульта и кич-культуры в молодежной среде и еще большее обособление элитарной культуры, теряющей связи со средой.

Превращение всемирной системы социоисторических организмов в один всемирный социально-исторический организм, которое и составляет существо глобализации, предполагает сращивание экономик всех стран в одну единую экономическую систему при ведущей роли транснациональных корпораций. Минимизация образования и культуры, выражающаяся в применении единого глобального стандарта к образовательным структурам, внешне кажется одним из выражений перехода к унылому разнообразию. В действительности только эта процедура выработки и применения единого стандарта позволит выявить и по возможности устранить неравноправие культур, одновременно сохраняя в неприкосновенности проявления культурного своеобразия. Ведь минимизация - это общий для каждого региона образовательный и культурный минимум, а культурный максимум при этом может быть каким угодно.

В то же время абстрактная опасность ограничения минимумом при этом сохраняется. И это делает минимизацию культуры и образования обоюдоострым оружием - отнюдь не панацеей в деле излечения общественного организма от культурных последствий сплошной глобализации.

Аналогичная опасность таится и в процессе медиокризации. Представляя собой нахождение и применение усредненной величины образовательных и культурных требований, медиокризация может из орудия преодоления культурного и интеллектуального отставания стать орудием глобалистической стандартизации, приводящей ad finitum к обрисованному бродвейским спектаклем ужасу51. Эту оборотную сторону понятий и явлений минимизации и глобализации нельзя упускать из виду. Но ответ на вопрос о том, как избежать этой опасности, требует перехода к более конкретному уровню анализа.

 

АВТОР: Кормилицина О.В.