Философские истоки учения школы «Анналов» и проблема преодоления односторонности предшествующих представлений о философии истории
Проблема мышления рядового человека в историческом прошлом долгое время была не востребована ни философами, ни историками. И те, и другие предпочитали изучать творческое наследие людей, оставивших заметный след в истории и выразивших свои мысли в философских, религиозных, политических и других сочинениях.
Однако философия, так или иначе, ставила вопрос о духовном мире человека на протяжении всего своего существования.
Каждое из философских направлений, занимающееся этой проблемой и предлагающее собственный взгляд на философию истории, отстаивало истинность только своих взглядов, что не приводило к решению проблемы более полного и глубокого изучения духовной жизни человека.
На этой основе возникает тенденция к синтезу достижений гуманитарных наук. Первая попытка была предпринята со стороны социологии. На рубеже 19-20 веков ее представители выступили с идеей объединения всех наук, изучающих человека, вокруг философии. Однако эта попытка, как и в свое время, предложение О. Конта сделать мир более гармоничным с помощью социологических знаний, оказалась безуспешной.
Но идея синтеза была подхвачена историками. Сначала не совсем удачно А. Бером, а затем Л. Февром и М. Блоком, которые со страниц журнала «Анналы» выступили с идеей обновления исторической науки на основе новых методологических принципов и методов исследования, что, в конечном счете, привело к формированию новой исторической науки.
Практическая деятельность в сочетании со стремлением не исказить обобщение эмпирических результатов подгонкой под абстрактные схемы привели к формированию у представителей «Анналов» своеобразного отношения к философской теории. Если эмпирические исследования подтверждали философские выводы, то французские ученые активно использовали соответствующую теорию для теоретического подтверждения собственных результатов. Однако если обнаруживалось несоответствие между результатами исследований и теорией, на основе которой строились, предполагаемы выводы, то выбор окончательного решения осуществлялся в пользу полученных результатов. Теория либо корректировалась, либо заменялась другой.
Школа «Анналов» сумела вобрать и органически соединить в свою концепцию исторического развития, подтвержденные эмпирическими исследованиями элементы философских теорий, которые на взгляд философа являются абсолютно противоположными. Это, в конечном счете, привело к формированию у представителей «Анналов» методологического плюрализма.
Как уже отмечалось представители школы «Анналов» сумели воспринять идея позитивизма в его различных вариантах, и деятельность не была чужда и марксизму, который подвергался некоторой корректировке. Опираясь на герменевтику, французские ученые смогли более глубоко проникнуть в мысли и чувства людей прошлых эпох.
В результате идея синтеза, озвученная «Анналами» в качестве объединения усилий гуманитарных наук при изучении человека и его исторического прошлого, идея проведения исследований на стыке наук, превратилась в идею синтеза методологий.
Методологический синтез не являлся изначальной целью «Анналов». Однако использование достижений других наук, каждая из которых имела свои методологические основания, несомненно, должно было привести к формированию в школе «Анналов» некой оригинальной синтетической концепции исторического процесса, к формированию синтетической методологии исторического познания.
Выявление методологических оснований у различных представителей школы «Анналов» исходит из того тонкого гегелевского замечания о том, что метод есть форма движения некоторого содержания (вне всякого сомнения, содержание подразумевалось философским). Соответственно: если метод всегда вытекает из некоторой философской теории, то эту теорию можно восстановить. Даже тогда, когда историк, пользующийся определенным методом, упорно не желает распространяться об его философских основаниях из опасения прослыть метафизиком или из высокомерного притязания стать выше «пустых» философских споров. Ни то, ни другое, к счастью, не может быть отнесено к школе «Анналов»: высочайшая гуманитарная культура ее представителей не позволяет им с полным нигилизмом относиться к философии. Время от времени в текстах прямо или косвенно они говорят о влиянии некоторых философских учений. Однако их общее отношение к философии напоминает подход Николая Гартмана, который утверждал, что создатели всех философских учений делают какое-то действительное открытие, но впоследствии пытаются придать ему универсальное содержание, превратить во все объясняющий принцип, ключ, универсальную отмычку ко всем проблемам. Такая ситуация складывается, по мнению Н. Гартмана, в силу определенных способов мышления: «Один способ мышления идет от «системы», пытается осуществить ее построение любой ценой; для него важно не постижение, не проникновение в проблемы, а «одноголосие», однозначное согласование. При этом он не может не насиловать проблем; он заставляет признавать вынужденные их решения. Или же, если проблемы не желают включаться в систему, он склоняется к тому, чтобы отказаться от них, объявить ложно поставленными вопросами». Ему противостоит другой тип мышления, идущий от проблемы. Он не стремится заранее представить определенную картину мира, он ищет ее, двигаясь вглубь изучения поставленного вопроса, куда бы это изучение не привело, поэтому такое мышление зачастую непоследовательно, не системно.
Это противостояние можно интерпретировать следующим образом: «Совершив деятельное открытие, вскрыв реальную проблему, философ возводит вокруг этого открытия, так сказать, «крепость» системы, чтобы защитить свою позицию от атак оппонентов. Учитывая неизбежную критику, он всегда «перегибает палку», идет в построении системных конструкций значительно дальше, чем это позволяет действительное открытие, распространяет его за те пределы, в которых оно верно. Предвидя полемические сражения, он строит свои оборонительные рубежи с запасом, чтобы отступать с боями на главную позицию и с гарантией удержать ее полностью. Он как бы следует, бессознательно или сознательно, древней восточной мудрости: «Умелый стрелок из лука всегда метит выше цели, чтобы попасть в нее». Однако именно «крепость», «оборонительные сооружения» системы как раз и оказываются косным, отягощающим, мертвым в философском учении. Жизнь же ему сообщает только решение проблем».
Так К. Маркс совершил действительное открытие, указав на важную роль экономики в жизни общества, но впал в заблуждение, заявив, что экономикой объясняется в обществе абсолютно все. Правы были и те философы, которые указали на роль биологических факторов, проявлявшихся в жизнедеятельности человека. Однако ошибкой было создание ими биологизма, то есть объяснения всего в человеческой жизни и культуре только биологическими факторами. Как подчеркивает Н. Гартман, заблуждения начинаются везде, где создается какой-либо «изм», представляющий собой результат необоснованного обобщения.
Представители школы «Анналов» произвели освобождение действительных достижений рационализма, иррационализма от тех «измов», в которые они затем неоправданно были превращены философами. Во многом эта деспекуляризация, разметафизичивание философских доктрин произошла благодаря высочайшей гуманитарной культуре представителей школы «Анналов», которая всегда внушает чувство меры: ничего не должно быть слишком. Однако не последнюю роль здесь сыграло и стремление историков строго придерживаться фактов, эмпирического материала, который, как обычно, не желал вписываться без остатка ни в какие абстрактно-спекулятивные схемы «измов».
Представители школы «Анналов», исследуя историю прошлого, стремятся не подтвердить признанные ими правильными историко-философские концепции. Они идут от исторических фактов, открывающихся им в процессе исследования, и уже в зависимости от этого принимают или отказываются от предлагаемых историкам философских концепций. В результате представители школы «Анналов» выработали собственные философско-методологические основания истории, которые и представляют значительный интерес и для историков, и для философов. Конечно, для философа главный интерес будет представлять не тематика исследований представителей «Анналов», а общие представления о философии истории, которые лишь реализуются в конкретных исследованиях конкретных проблем. Можно решиться на утверждение о том, что обширнейший конкретный материал выступает главным образом как доказательство правильности избранной методологии, как весомейший аргумент в ее пользу.
Но главной ценностью остается методология, именно общий подход к философии истории. Вырабатывая его, историк выходит за пределы своей науки и превращается в философа, как и любой ученый, ставящий вопрос о смысле существования своей науки и ее месте во всем космосе культуры. Необходимо учитывать, что поскольку философия истории опосредуется через историческую науку, постольку историческая наука опосредуется через философию истории.
Методология первых руководителей «Анналов» складывалась на рубеже 19-20 веков, когда социологи активно включились в дискуссии по поводу место и роли различных гуманитарных дисциплин в познании человека и общества. Поэтому не случайно влияние социологии на процесс формирования новой исторической науки.
С целью преобразования истории в подлинную науку социологи Ш. Ланиуа и Ш. Сеньобос предлагали усовершенствовать методы исследования. А именно: использовать метод непосредственного наблюдения в прошлом. Для этого необходимо было отказаться от преклонения перед историческим текстом, характерного для традиционной историографии, освободить его от искажений, допущенных автором текста. Затем выстроить факты в хронологической последовательности, что при обнаружении повторов должно привести к выявлению закономерностей.
Ф. Симиан (ученик Э. Дюркгейма) дополнил идеи Ш. Ланпуа и Ш. Сеньобоса следующими предложениями, которые были освоены основателями «Анналов»: «...приоритет проблемно-ориентированной истории, особое внимание к предмету исследования, требование измерения и сравнения, использование моделей и превыше всего - решимость унифицировать науки о человеке».
Под влиянием позитивизма сложился главный принцип и девиз научной деятельности, сформулированный М. Блоком, которому новая историческая наука Франции остается верна до сих пор, раскрывая все новые горизонты для исторических исследований: «Мыслить проблемами!». Л. Февр в свою очередь, выступая перед молодыми исследователями, говорил: «Постановка проблемы - это и есть начало и конец всякого исторического исследования, где нет проблем - там нет и истории, только пустые разглагольствования и компиляции».
М. Блок настаивал на том, чтобы историческая наука выдвигала актуальные проблемы. Актуальность означала, что только современность и может дать верный взгляд на прошлое. Не в том, конечно, смысле, что историк как бы притягивает события прошлого к своему времени и модернизирует их, а в том смысле, что современность ставит перед историком проблемы подлежащие изучению. Выделение двух постулатов в изучении истории «Понять прошлое с помощью настоящего» и «Понять настоящее с помощью прошлого» М. Блок объяснял инертностью в развитии многих социальных явлений. Тем самым М. Блок порывал с традиционным представлением о том, что «история имеет дело исключительно с прошлым».
Изучение прошлого с опорой на настоящее позволяет истории быть наукой не только прагматически полезной, но и интеллектуально востребованной. М. Блок писал: «Проблему пользы истории - в узком, прагматическом смысле этого слова «полезный» - не надо смешивать с проблемой ее чисто интеллектуальной оправданности. Ведь проблема пользы может здесь возникнуть только во вторую очередь: чтобы поступать разумно, разве не надо сперва понять».
Четкая постановка главного вопроса исследования решала проблему факта. Факт, выхваченный из контекста событий, не связанный с окружающими явлениями, сам по себе ничего не значит и не объясняет. Постановка проблемы упорядочивала факты, позволяла отобрать среди огромного множества необходимое. «Когда не знаешь, что ищешь, не понимаешь, что находишь».
Но если позитивисты предлагали в центр наук о человеке поставить социологию, объединив вокруг нее все остальные гуманитарные дисциплины, то Л. Февр и М. Блок, создавая журнал, полагали, что такой объединяющей дисциплиной должна стать история, поскольку очень четко определили главный предмет ее исследования - Человек и его сознание.
Естественные науки, на которые социологи призывали равняться историкам, уже использовали междисциплинарные исследования. М. Блок и Л. Февр так же призывали к ломке междисциплинарных барьеров, которые отделяли историков от других ученых, посвятивших себя изучению общества и человека. Они предложили «эмпирически («примером и фактом») унифицировать не только область исторического исследования, страдавшую от переизбытка изолированных друг от друга под специальностей, но и социальные науки в целом». Основой такой трансформации стала широко распространенная в те годы идея о многообразии подходов к проблеме социального. Поскольку под социальным понималось все, что связано с человеком, который объявлялся главным предметом исторических исследований, то история должна изучать человека во всех его жизненных проявлениях и взаимосвязях «Все, связанное с человеком, социально», - отмечал Ф. Бродель.
Междисциплинарный метод способствовал формированию идеи «тотальной истории». Ее признаком был не обязательно масштаб, охват множества событий, а всесторонний подход. Тотальная история может быть локальной, но жизнь людей будет изучаться с максимально возможных точек зрения. «Коль скоро социальные явления могли быть поняты только в глобальной перспективе, ни один из подходов не может исключаться или получать приоритет над остальными. Чем многообразнее ракурс, тем основательнее анализ».
Социологизация истории, осуществленная в полном объеме, могла бы привести к чрезмерному абстрагированию, схематизму. Однако Л. Февр и М. Блок, расширив предметную область за счет изучения ментальности, смогли избежать этого недостатка. Ментальность, включая в себя сознательные и бессознательные элементы в поведении и деятельности человека, стягивала в единый комплекс междисциплинарные исследования, позволяла изучать человека в целостном измерении без деления на многочисленные «homo religosus, homo oeconomicus» и другие.
В довоенный период работы представителей «Анналов» встречали у исторического сообщества достаточно прохладный, если не враждебный прием. Ф. Бродель говорит об этом периоде так: «...враждебность цвела пышным цветом». Тем не менее, сотрудники журнала и его авторы, возглавляемые Л. Февром (М. Блок был расстрелян гитлеровцами как участник движения Сопротивления), продолжили работу в избранном направлении и в послевоенный период. Хотя, надо заметить, что и во время войны научная деятельность не прекращалась - свидетельство тому - работы самого М. Блока.
Послевоенный период был связан с интересом «Анналов» к экономической истории, что, по мнению Ж. Ревеля, вполне объяснимо в сложившейся в те годы во Франции общей обстановке, которую можно охарактеризовать как эру «массовой политики и социального прогресса, опиравшегося на прогресс экономический, чьи перспективы казались безграничными. Этот период связан с именем Ф. Броделя, благодаря трудам которого «Анналы» приобретают авторитет и завоевывают популярность не только во Франции, но и за ее пределами.
Ф. Бродель привнес в «Анналы» новую форму позитивизма - структурализм. Структуралисты, концентрируя внимание на анализе систем, не исключали диахронного подхода к социальным явлениям. Фактор времени органически вписывался в структуралистскую методологию.
Структуралистский метод был использован Ф. Броделем в его работе «Материальная цивилизация, экономика и капитализм» и теоретически раскрыт в статье «История и общественные науки».
Главными категориями, которые использует Ф. Бродель для создания своей концепции трех уровней исторической действительности, являются категории времени и структуры, объединенные в их взаимодействии.
Ф. Бродель подчеркивает, что у социолога и историка разное отношение ко времени. Социолог может отвлечься от времени, не принимать его в расчет. Время для социолога абстрактно, поскольку он дает фотографический снимок действительности. Историк же не может и не должен абстрагироваться от времени, для него время - это процесс создания материальных богатств человеком, процесс жизнедеятельности человека. «Всякое событие пронизано временем, так как оно связано с другими событиями, которые имели место раньше. При исследовании социального времени следует иметь в виду, что всякая разновидность времени носит социальный характер, поскольку все, что происходит в обществе, социально. Поэтому время, изучаемое всеми общественными дисциплинами (политической экономией, историей, социологией и т.д.), есть социальное время».
Время дискретно. В зависимости от избранного масштаба времени Ф. Бродель выделяет три уровня структур исторической действительности.
Первый уровень - микроистория, вписывающаяся в рамки коротких промежутков времени и соразмеренная с «ритмом повседневной жизни индивида».
Второй уровень - это более продолжительные циклы, характерные для ритма экономической жизни: кривые цен, заработной платы, товарного обращения, демографии и т.д. Ф. Бродель при их характеристике ссылается на теорию экономических волн Н. Кондратьева и историю цен Э. Лабрусса.
Третий уровень - «большая протяженность» (longue duree). Это такие проявления исторической реальности как технология, политические институты, многие явления духовной жизни, методы познания, цивилизации. Это история человека вместе с окружающей его средой, довольно часто состоящая из упорных повторов, их беспрестанно повторяющихся циклов, почти вневременная история, соприкасающаяся с неодушевленными предметами, история, которая изменяется медленно, и потому эти изменения с трудом могут быть отмечены наблюдателем.
Главными персонажами этой истории являются «структуры». Ф. Бродель дает следующую характеристику структуры: «Для историков структура - это ансамбль, архитектура социальных явлений, но, прежде всего, она - историческая реальность, устойчивая и медленно меняющаяся во времени. Некоторые долговременные структуры становятся устойчивым элементом жизни целого ряда поколений. Иные структуры менее устойчивы. Но все они являются опорой и препятствием исторического движения. Так, определяя границы действия опыта человека, они оказываются препятствиями («огибающими» в математической терминологии)».
Традиционная история обращает свой исследовательский интерес к короткому времени, к времени биографий и отдельных событий. Для Ф. Броделя главным является уровень «большой длительности», хотя бы потому что «кратковременность наиболее капризная, наиболее обманчивая из всех форм длительности». Изучение событий кратковременных по своему характеру, по мнению Ф. Броделя, не позволяет раскрыть их глубинную сущность, и, по сути, лишено «подлинной историчности», «исследование теряет свой смысл». Для Ф. Броделя «отдельные биографии, отдельные судьбы, преставшие быть эпизодом в быстром течении времени, обретают жизнь в бесконечности «longue duree» - они принадлежат истории».
Изучение микроистории приводит к изучению случайно замеченных или лежащих на поверхности фактов, наиболее важное остается в тени, и «тьма побеждает».
Ф. Бродель сторонник изучения исторической реальности большой длительности, поскольку именно там «можно выявить действительный фундамент исторических событий. И тогда все этажи общей истории, все множество этих этажей, все взрывы исторического времени предстанут перед нами вырастающими из этой неподвижной глубины, центра притяжения, вокруг которого вращается все».
Выявление трех уровней исторической действительности можно обозначить в качестве «вертикального среза исторической реальности». Рассмотрение этого среза позволяет понять, что события, происходящие на поверхности, могут не оказать совершенно никакого влияния на истинно исторические, то есть глубинные процессы. С другой стороны, то, что происходит на глубине, не всегда проявляет себя в немедленных конкретных событиях. Глубинная толща океана истории протекает автономно и, лишь накопив необходимый запас сил, прорывается на поверхность и свидетельствует о возникновении новых тенденций в развитии исторического процесса.
Ф. Бродель как сторонник номотетического подхода привносит новый характерный признак в концепцию глобальной истории. Тотальная история приобретает объемное изображение. Если в понимании Л. Февра и М. Блока тотальная история возникала в результате исследования всех сторон жизни человека, то есть имел место плоскостной разворот характеристик, то выявление процессов разной временной длительности помещало событие во взаимосвязи с разными осями координат, образующих уже не плоскость, а объем: кратковременность, конъюнктура и большая длительность.
Однако схема трех временных протяженностей есть упрощение исторической действительности. В «Материальной цивилизации» стремление описать материальную основу человеческого бытия во всем его многообразии и целостности приводит Ф. Броделя к выводу о существовании огромного множества уровней, которое способно повергнуть исследователей в уныние: «Разве это не безбрежный поток, без начала и конца? И такое сравнение еще не адекватно: история мира - не один, но множество потоков. К счастью историки уже имеют опыт того, как противостоять избыточности. Они упрощают ее, расчленяя историю на секторы (исторический, политический, экономический, социальный, культурный). Главное же они научились у экономистов тому, что время можно расчленить на базе разнообразных временных характеристик и таким образом, приручить его, сделав в общем поддающимся изучению: существуют временные характеристики длительной, очень длительной протяженности, изменения конъюнктуры замедленные и менее замедленные, сдвиги быстрые, а иные - мгновенные, причем самые кратковременные обнаруживаются легче всего». Поэтому выделенные Ф. Броделем три уровня структур могут быть названы полиструктурными как включающие в себя несколько, а в данном случае множество структур. Схема же, предложенная Ф. Броделем есть упрощение исторической действительности, которое служит интересам научного познания.
Возникает проблема взаимодействия этого множества структур. Если задать масштаб времени, то легко просчитать определенные циклы, как это сделал Н. Кондратьев в сфере экономики.
Однако не все так просто, поскольку обнаруженные Ф. Броделем структуры разнохарактерны. Структура может быть обусловлена безличными силами (географией, климатом, биосферой, плодородием почв). Под структурой также понимается духовный склад, глубоко укоренившийся обычай, привычный образ мысли, этнические предрассудки. Структура - это, конечно, и глубинные явления в экономике.
Поэтому не представляется возможным, как это сделано в рамках исторического материализма, где экономика выступает причиной и движущей силой в жизни людей, выявить причины и следствия в движении этого множества структур и таким образом упорядочить исторический процесс в рамках рациональности. «Причины и следствия в них, как всегда бывает, переплетены друг с другом и связаны определенной системой feed back (обратной связи), которая превращает их поочередно то в причины, то в движущие силы, то в следствия. Всякий затяжной упадок, всякий вековой подъем уровня жизни, всякая экономическая депрессия, не преодолимая в короткие сроки, безусловно, предполагают взаимодействие множества факторов, в число которых может входить что угодно - политика, общественная жизнь, культура, развитие техники, войны и т.д. Это целостность, прекратившая полезное действие и ставшая вредоносной, либо вновь становящаяся полезной и подготавливающая подъем. Короче, мы наблюдаем общий упадок или оживление, но почти никогда не можем определить их истинные причины».
Таким образом, Ф. Бродель выступает как противник детерминизма в историческом процессе Взаимодействие материальных и духовных структур не представляется свести к одному знаменателю и выстроить прямую линию эволюционного процесса даже в рамках мир-экономик, выявленных Ф. Броделем в «Материальной цивилизации».
Такой подход обнаруживается и в понимании Ф. Броделем цивилизации, которая, в отличие от идей А.Тойнби и О.Шпенглера, прочно «опирается на землю». Цивилизация - это культурная площадка, определенное пространство. Внутри этой материально обусловленной площадки царит непредсказуемое взаимодействие множества ее элементов. «Каждая площадка наполнена массами людей с их привычками, верованиями, суевериями и громадным количеством разнообразных предметов, с которыми люди непрерывно контактируют в течение своей жизни; все здесь находится в постоянном движении, перемещении, напоминающем Броуново движение молекул. Внутри этого более или менее обширного поселения (оно никогда не бывает слишком ограничено) представьте себе массу самого разнообразного «добра», самых различных черт культуры, - таких как форма и материал, из которого сделаны дома, их крыши, украшенные флагштоками, диалекты или группы диалектов, кулинарные вкусы, свою особую технику, свои верования, свою манеру любить. Если угодно прибавьте еще компас, бумагу, печатный станок... Все ценности - микроэлементы цивилизации - находятся в непрерывном перемещении... И эта обширная циркуляция никогда не прекращается.
Ф. Бродель в своих исторических трудах отображает картину материальной стороны жизни человека. На страницах его работ не найти человека, отдельную личность. Однако ощущение присутствия человека в истории определятся теми бесконечными, многообразными, порой наполненными рутины, соприкосновениями человека с окружающей средой. Отпечатки этого взаимодействия и отображает Ф. Бродель в своих трудах.
Ф. Бродель фиксирует «историю беспрерывно повторяющегося диалога человека с природой... столь упорного, как если бы он был вне досягаемости для ущерба и ударов, наносимых временем».
Говоря словами А. Бергсона, эволюция очень медленная, незаметная, но тем не менее существующая, происходит в результате напряженного взаимодействия двух сил - жизненного порыва, заключенного в сознании человека, и материи. Жизненный порыв проявляется в постоянном стремлении Человека изменить окружающую среду согласно его требованиям. В описываемых Ф. Броделем «структурах повседневности» и отражена вечная борьба между человеком и материей, которая противостоит человеку своими далеко не идеальными условиями. «В действительности жизнь есть движение, материальность есть обратное движение, и каждое из этих движений является простым; материя, формирующая мир, есть неделимый поток, неделима также жизнь, которая пронизывает материю, вырезая в ней живые существа. Второй их этих потоков идет против первого, но первый все же получает нечто от второго: поэтому между ними возникает modus vivendi, который и есть организация».
«Организация» А. Бергсона и есть броделевская цивилизация, которая возникла в результате определенных «отложений» жизненного порыва в том или ином месте земного шара. Разнообразие цивилизаций является следствием столкновения жизни и материи, человека и природной среды. Жизнь, сама по себе существующая как единое целое, имеет «безграничность возможностей, которые при столкновении с материей себя проявляют». Там, где человеку пришлось слишком много потратить сил для простого выживания, движение жизненного порыва замедлилось. «Интенсивное стало экстенсивным».
Эту мысль Ф. Бродель подтверждает тем, что обнаруживает в истории прискорбный факт: наличие рутины и инерции. «Эта материальная жизнь, повсюду присутствующая, повторяющаяся, все заполняющая, протекает под знаком рутины». На огромном множестве примеров Ф. Бродель демонстрирует мысль о том, что одни и те же вещи, существующие у разных народов, имеют свою особенность, что свидетельствует не о заимствовании, а о изобретении этих вещей каждым народом. « Это факт, что каждый мир с густым населением выработал ряд простейших ответов (ответы и есть вещи - О. С.) на свои потребности и обнаруживает прискорбную тенденцию держаться за свои ответы в силу инерции, одной из великих работниц истории».
Эволюция, «осуществляющая себя спонтанно, непредвиденно, неопределенно» и приводящая к результатам случайным, тупиковым, повторяющимся, проявляет себя в том Броуновском движении внутри цивилизации, которое отметил Ф. Бродель.
Целью написания «Материальной цивилизации» было «увидеть и показать, сохраняя за увиденным его объемность и сложность, его многообразие, которые суть отличительные черты самой жизни». Ф. Бродель использует схематизацию - выделение трех уровней исторической реальности - в целях познания. Такое, по мнению А. Бергсона, вполне возможно, поскольку изучается мир материальный, а интеллект человека, в том числе и ученого, создан в процессе эволюции для воздействия на твердую материю, на неорганические тела. «Человеческий интеллект, - пишет А. Бергсон, - чувствует себя привольно, пока имеет дело с неподвижными предметами, в частности, с твердыми телами, в которых наши действия находят себе точку опоры, а наш труд - свои орудия; наши понятия сформировались по их образу, и наша логика есть, по преимуществу, логика твердых тел».
Для описания живого, то есть Человека, нужны понятия «гибкие, текучие, способные принять «форму жизни». Таким понятием, выработанным школой «Анналов» является ментальность.
Однако, несмотря на то, что предметом изучения Ф. Броделя является история материальная, экономическая, его видение исторического процесса, содержащего, как можно констатировать, черты позитивизма и иррационализма, стало для других представителей «Анналов» определенной методологической основой для изучения ментальности. Жак Ле Гофф, чьим научным пристрастием является изучение ментальности, заключенной в хронологические рамки большой длительности, пишет так: «Она (проблематика долго - временности - О. С.) возникла под влиянием трех источников: марксизма, Фернана Броделя и этнологии».
Таким образом, концепция понимания истории Ф. Броделя как в гносеологическом, так и в онтологическом плане носит синтетический характер. В ней органично присутствуют элементы структурализма и иррационализма, в конечном счете, обеспечивающие более полное понимание ученым исторических процессов. Идея длительности как неотъемлемой внутренней сути бытия и сознания, высказанная Анри Бергсоном, в научном творчестве Фернана Броделя нашла свое историческое подтверждение.
Структуралистский позитивизм с изначально заложенным в нем вниманием к точности, цифровой систематизации в третьем поколении «Анналов» нашел свое продолжение в новой форме клиометрического позитивизма.
Клиометрические методы были задействованы во всех направлениях исторических исследований и позволили не только вовлечь в анализ огромное количество источников и их систематизировать, но и прийти к пересмотру ряда общепринятых в историографии точек зрения. Э. Лe Руа Ладюри, один из методологов клиометризма и руководитель редакции «Анналов», отмечал необходимость использования историками количественных методов: «Историк завтрашнего дня будет программистом, либо его не будет вовсе».
Проблема анализа, интерпретации накопленных и систематизированных исторических материалов, остро возникшая в среде анналистов в 60-70-е годы, получила свое разрешение в синтезе исторических, демографических и психологических исследований, что позволило «выдвинуть ряд интересных положений социально-психологического характера».
Идеи позитивизма были восприняты школой «Анналов» в его трех формах: социологизма, структурализма, клиометризма. Однако представители «Анналов» всегда учитывали, что позитивистские схемы, выстраиваемые на основе множества фактов, являются лишь внешней частью человеческой деятельности и не позволяют постичь главного - внутреннего мира Человека в истории.
Параллельно с влиянием позитивизма на разработку «Анналами» концепции исторического развития существовало влияние марксизма, отношение к которому у представителей «Анналов» было неоднозначно.
Следует отметить, что «распространение марксистской истории и Annales истории произошло примерно одновременно, несмотря на хронологическую разницу в возникновении». Но французские историки не были знакомы с наиболее весомыми научными работами, созданными на основе марксизма, поскольку они были изданы на языках, на которых западные историки не читали (голландский, норвежский, русский).
Однако следует подчеркнуть, что марксизм представители школы «Анналов» видят совершенно иными глазами, чем его видели философы и идеологи «общества развитого социализма». Произведения К. Маркса рассматриваются здесь не как догма, а как результат поисков ответа на вполне конкретные вопросы социального познания. Некоторые из этих ответов оказались неверными, однако, бесспорной заслугой марксизма является обнаружение им влияния экономики, практического образа жизни народа на содержание его сознания.
В свою очередь представители «Анналов» отмечают, что марксизм не сводится к упрощенному географическому и экономическому детерминизму в духе Ш. Монтескье, что марксизм есть сложная диалектическая теория.
Л. Февр и М. Блок настороженно относились к марксизму, прежде всего потому, что это была пришедшая из Германии философия, а враждебные отношения между Францией и Германией, немецкий национал-социализм заставляли негативно относится ко всему немецкому. Но это не помешало Л. Февру призвать историков к изучению наследия К. Маркса: «Читайте Маркса охотно сказал бы я кое-кому, кто обладает качествами, знанием и подготовкой, необходимыми для этого, для достижения его сложной мысли. Читайте также Ленина и тех, кто продолжили усилия Маркса в разрешении трудных и решающих проблем. По своему усмотрению собирайте мед со всех этих цветов. Ваш мед, но не наш. И дайте вкусить его нам - историкам, нам, которые не созданы для этого труда, иначе мы занимались бы философскими, а не историческими исследованиями. Мы не историки философии. Мы не догматики и не доктринеры. Мы труженики, находящиеся непосредственно на рабочем месте, наши материалы перед нами, нам надо строить. Но зачем, как, с какого конца начинать? Вы утверждаете, что знаете методы, лучше старых.
Раскройте их нам. Объясните их нам ясно, просто, без философских формул, без непременных ссылок на Гегеля, Маркса, Энгельса. Говорите конкретно с конкретными тружениками».
Однако следует заметить, что М. Блок, не говоря уже о Ф. Броделе, считали необходимым изучать экономическую и социальную историю, на которую традиционная историография 19-начала 20 веков не обращала внимания. Именно К. Марксу принадлежит заслуга в привлечении внимания историков к социально-экономической стороне жизни общества. Кроме того, исследуя становление законодательной системы во второй период средневековья, М. Блок, вразрез с господствующей историографической традицией не видит в ней «самостоятельной и саморазвивающейся стихии». Он (М. Блок - О.С.) фиксирует, в частности, что право отражает изменяющуюся социально- экономическую практику того времени. Следовательно, «предмет исследования должен быть перенесен из области юридических схем в социальный и человеческий план», - утверждает Марк Блок. Мы видим признание влияния социально-экономической сферы на право. Иначе говоря, и марксизм и «Анналы» нарушали «монополию политической истории и предоставляли экономической и социальной истории место под солнцем». Но, следует признать, что первенство в изучении экономики и социальной сферы принадлежит марксизму.
Ю.Н. Афанасьев, говоря о влиянии марксизма на определение предмета исследования французскими историками, констатирует: «Сказалось оно, прежде всего в том, что предмет преимущественного внимания истории, которая строится по этой концепции, - история народных масс. Сам факт переориентации от истории героев и разрозненных событий к истории масс и длительным процессам является знаменательным. Именно повышенный интерес к народным массам побуждает обратить внимание на материальные условия их существования, ведет к исследованию социально-экономической истории».
К.А. Агирре Рохас отмечает еще более глубокое сходство между «Анналами» и марксизмом - сходство методологических парадигм. Он пишет, что идея тотальной истории совпадает с известным методологическим требованием К. Маркса: «Маркс действительно не только заявлял, что мы знаем только одну науку, науку истории («Немецкая идеология»), - но и постоянно критиковал искусственное дробление социальности и абстрактно-позитивистскую «специализацию» различных «социальных наук» (См. Письма Ф. Энгельса К. Шмидту от 27 октября 1890 года и Ф. Мерингу от 14 июля 1893 года - О. С.), требуя, подобно первым «Анналам», изучать социальные явления, исходя из органического единства, Маркс во всех своих работах показал умение четко обозначать проблему, никогда не теряя из виду то «органическое единство», в которое она вписывается».
Помимо методологического сходства исследователи эволюции «Анналов» отмечают единство в некоторых методах исследования. М. Блок считал, что если необходимо узнать, как возникло то или иное явление, то вначале нужно вскрыть его природу, что возможно лишь при знакомстве с ним в его зрелом, наиболее завершенном виде. «Можно по праву спросить, не лучше ли было бы, прежде чем погружаться в тайны происхождения, определить черты законченной картины». Нужно учитывать тот факт, что более отдаленные от нас явления значительно менее обеспечены источниками, чем близкие по времени. Поэтому для истолкования далекого прошлого необходимо обратиться к более близким временам и «бросить на предмет общий взгляд, который один только способен подсказать главные линии исследования». В своих трудах М. Блок зачастую использует этот «ретроспективный» или «регрессивный» метод. Однако А. Я. Гуревич справедливо замечает: «Задолго до Блока был сформулирован научный принцип: для того чтобы понять сущность социально-исторического явления, необходимо исследовать его на той стадии развития, на которой с максимальной полнотой развернулись его основные признаки. Плодотворность этого принципа была продемонстрирована в «Капитале» при анализе капиталистического способа производства».
Кроме того, хорошо известно, что «Анналы» поставили во главу изучения истории прошлого проблемный подход, который успешно дополнялся искусством постановки многочисленных вопросов к историческим источникам с целью обнаружить в них скрытую, а не только явную информацию. «Когда не знаешь, что ищешь, не понимаешь того, что находишь», - писал Л. Февр. «Требование проблемности в истории перекликается с критикой Марксом того «якобы объективного рода» историографии, который дает лишь «груду мертвых фактов, как бывает у эмпириков». Вспомним и его предостережение против некритического восприятия тех представлений, которые каждая эпоха создает себе устами современников. Говоря об этом, Маркс настаивает на необходимости различать, что думают и говорят люди прошлого (разные «формы социального сознания») и что они действительно делают и вынуждены делать (втянутые, по его словом, в хитросплетения «необходимых и независимых от их воли отношений», в процессы, подобные процессам естественной истории. Эта критика и демистификация разных искажений, связанных с историческим фактом и его интерпретациями, также привела Маркса, за несколько десятилетий до «Анналов», к отказу от ограничения внешней событийной историей».
Но это все лишь косвенные свидетельства, мнения исследователей о связях «Анналов» с марксизмом. Однако на примере Ф. Броделя можно обнаружить и прямые доказательства использования марксизма в исторических исследованиях и признания заслуг К. Маркса перед исторической наукой.
В работе Ф. Броделя «Материальная цивилизация, экономика и капитализм» довольно много ссылок на К. Маркса, и, как отмечает Ю.Н. Афанасьев, «...Бродель, как правило, выражает согласие с ним». В примечаниях (пропечатанных мелким шрифтом и потому малозаметным) Ю. Н. Афанасьев выносит цитату из письма Ф. Броделя советскому историку В. М. Далину, в которой ясно и недвусмысленно Ф. Бродель высказывается по поводу своего отношения к К. Марксу и марксизму: «После 50-х годов во время продолжительной и без конца возобновляющейся работы по редактированию «Материальной цивилизации», после моих бесконечных размышлений, которые привели меня к ее публикации, я со всей серьезностью и вниманием прочел Маркса. Если я и сохранил свою независимость по отношению к нему, то могу сказать, что постоянно сопоставлял мои взгляды с его взглядами. Например, Вы знаете, я не согласен, что «биография капитала начинается в 16 веке! Я избрал, со своей стороны, 13 век, а корни капитализма я усматриваю в невероятной продолжительности. Но и сам Маркс сильно колебался между 13 веком итальянских городов и расширением мира в 16 веке. Я колебался, как и он, но заключил иначе. Разве это значит не признавать?.. Так я пересек океан «Капитала», так я пытался, пересекая его, выверить мои интерпретации, или же достоверность фактов, которые я без какого бы то ни было пристрастия собирал. Это мой способ почитать Маркса и, в конце концов, быть ему верным».
В этой связи достаточно важным представляется вспомнить замечание К. Маркса о том, что «Капитал» написан им на английском эмпирическом материале, и, следовательно, его выводы верны преимущественно для Англии. Ф. Бродель использовал данные, «описывающие экономику всего мира (от Европы до Японии), отсюда и разница в выводах: не 16, а 13 век. Так же четко звучат слова Ф. Броделя, приводимые В.М. Далиным в его книге «Историки Франции 19-20 веков»: «Пренебрежение к Марксу... какое же это ребячество». К. Маркс, по мнению Ф. Броделя, был создателем «самого проникновенного социального анализа предшествующего столетия».
Уважением к марксистскому наследию проникнуты и слова Л. Февра, который, как уже указывалось, критически относился к К. Марксу: «Любой историк, даже если он считает себя яростным «антимарксистом» во всех областях, кроме научной, неизбежно проникнут марксистской манерой мыслить, постигать факты и примеры; многие идеи, которые Маркс выразил с таким мастерством, давно вошли в общий фонд, образующий интеллектуальную сокровищницу нашего поколения».
Таким образом, о полном отрицании марксистского наследия представителями «Анналов» не может быть и речи. Неслучайно среди авторов журнала мы можем найти и тех, кто открыто выстраивает свои работы в рамках марксистской теоретической перспективы. Например, Пьер Вилар и его труд «Каталония».
Однако вышесказанное не означает, что представители «Анналов» полностью согласились с исторической концепцией К. Маркса. Несомненно, что существуют такие моменты в человеческой истории, в понимании и оценке которых французские историки расходятся с К. Марксом.
Изучение экономической истории, приведшее к формированию Ф. Броделем трех уровней исторической действительности и, прежде всего, уровня «longue duree» - длительной временной протяженности и способствовавшее во многом сближению позиций «Анналов» и марксизма, одновременно и разводило их в понимании процессов исторического развития в целом.
Как известно, марксизм (в том числе и поздний) детерминирует исторический процесс с позиций экономики. Ф. Энгельс пишет в последних письмах, что экономика «в конечном счете» определяет все. Кроме того, марксизм, выделяя этапы в развитии человечества, выдвигает концепцию существования пяти общественно-экономических формаций, характеризующихся определенным способом производства и соответствующими ему производственными отношениями.
Для «Анналов» такой подход неприемлем. В творчестве представителей движения «Анналов» можно условно выделить три направления при изучении эпохи средневековья: аграрная история, начатая М. Блоком и продолженная Ж Дюби; городская история, ведущая свои истоки от А. Пиренна и развитая Ф. Броделем, Ж. Ле Гоффом; ментальная история. Исследование всех трех направлений показало их разработчикам, что обнаруженные ими характеристики городской, аграрной и ментальной истории не укладываются в хронологические рамки теории формаций К. Маркса и даже современной классификации этапов развития европейской истории.
Современная периодизация истории, в частности, определяет, что эпоха средневековья завершается концом 15 века. Вот только один пример из истории крестьянских верований, описанный Ж.-К. Шмиттом, учеником Ж. Ле Гоффа. В 13 веке монах Этьен де Бурбон столкнулся в сельской местности близ Лиона со следующим суеверием: крестьянки поклонялись святому Гинефору, якобы дарующему выздоровление новорожденным. При выяснении личности Гинефора оказалось, что это - борзая собака, с которой связывали легенду о спасении ею ребенка. Монах строжайше запретил культ поклонения собаке. Каково же было изумление исследователей, которые спустя пять веков в 70-е годы 19 века обнаружили, что жители той же местности по- прежнему поклонялись святому Гинефору.
За этим верованием кроется своеобразная картина мира, в которой у крестьян как 13, так и 19 веков, безусловно, верующих обнаруживаются элементы верований дохристианского периода, элементы языческого поклонения животным. Сам же Ж. Ле Гофф считает, что «само понятие средневековья» распространяется на европейскую историю с 3 по 18-начало 19 века». Очевидно несоответствие с общепринятыми хронологическими рамками и делением истории общества на формации.
Ф. Бродель так же выступает против последовательного существования способов производства, для него это скорее «сосуществование». Во-первых, во втором томе «Материальной цивилизации» - «Игры обмена», опираясь на исследования Ж. Гурвича, он делает вывод о «множественности обществ» одновременно существовавших: «Итак, в целом - несколько обществ, которые существовали, которые худо ли, хорошо ли опирались друг на друга. То была не одна система, но несколько систем, не одна иерархия, но несколько иерархий, не одно сословие, но сословия, не один способ производства, но несколько, не одна культура, но несколько культур, (само) сознаний, языков, образов жизни. Все слова надлежит поставить во множественном числе».
Всего Ф. Бродель выделяет пять сообществ: 1) общество сеньориальное, группирующее ячейку из сеньора и ближайших к нему крестьян; 2) теократическое общество, выстраиваемое католической церковью; 3) феодальный строй в точном значении этого слова; 4) общество вокруг централизованного государства; 5) городское общество.
Во-вторых, Ф. Бродель делает вывод о взаимозависимости способов производства, что совершенно не соответствует марксистской концепции, отстаивающей их последовательное формирование. «История, - пишет Ф. Бродель, - есть кортеж, шествие, сосуществование способов производства, которые мы слишком склонны рассматривать в последовательности веков истории. Фактически же эти способы производства тесно связаны друг с другом. Самые передовые зависят от самых слабых, и наоборот: развитие - оборотная сторона отставания».
В связи с этим Ю. Н. Афанасьев, критикуя указанную позицию Ф. Броделя, ставит вопрос: «Как же согласуются все эти времена, что является для них общим знаменателем?»
Прямого ответа на этот вопрос нет. Хотя, возможно, он скрыт в следующих рассуждениях Ф. Броделя. Характеризуя экономическую историю, Ф. Бродель подразделяет ее на три уровня. Первый уровень - материальная жизнь, характеризующаяся лишь количеством, которое может колебаться, но фактически устойчиво, - она соответствует традиционному обществу, в том числе и средневековому. Второй уровень - экономика, экономическая жизнь, которая характеризуется наличием местных, открытых, прямых рынков, где сделки совершаются напрямую между продавцом и покупателем без участия посредников, и является переходным этапом. Третий уровень - это капитализм, характеризующийся стойким наличием товарно-денежных отношений, развитием производства товаров и услуг и т.д.
Все три уровня существуют одновременно. Как же действует человек в этих условиях? Ф. Бродель пишет: «Все что осталось за пределами рынка имеет лишь потребительскую стоимость (то есть в традиционном обществе - O.C), все, что сумело пройти через его тесные врата, приобретает обменную стоимость (то есть, характерную для рыночных отношений - О. С.). В зависимости от того, с какой стороны элементарного рынка находится индивид, он будет или не будет участником обмена, того, что я называю экономической жизнью, в отличие от материальной жизни, но также и в отличие от капитализма... Странствующий ремесленник, предлагающий то в одном, то в другом городке свои услуги плетельщика соломенных стульев или трубочиста, будучи весьма скромным потребителем благ, все же принадлежит миру рынка - именно к нему он обращается за ежедневным пропитанием. Если у него сохранились связи с родной деревней, и на время сбора винограда он возвращается к крестьянскому труду, то значит, он пересекает границу рынка, только в обратном направлении. Крестьянин, который регулярно сам реализует часть своего урожая и регулярно покупает орудия труда и одежду, уже принадлежит рыночной экономике».
Таким образом, сосуществование времен, способов производства происходит в самом человеке, в его деятельности, присущей человеку мобильности, способности в различных ситуациях выступать в различных ролях: верующего, гражданина государства, подданного своего сеньора. Пересечение границ обществ, согласно Ф. Броделю, возможно.
Другой аспект в адрес «Анналов» критики со стороны марксизма звучит так: «Общий взгляд на историю у представителей этого направления лишен монизма; в истории, по их мнению, действует множество сил, факторов, которые способны переливаться друг в друга, и каждый может стать определяющим». Этот же вопрос об иерархии сил задает А. Я. Гуревич. Он ссылается на, используемую М. Блоком, цитату из А. Фосильона (французский историк искусства и эстетики, 1881-1943гг.): «...в один и тот же период политика, экономика и искусство не находятся в точках равной высоты на соответственных кривых» и приписку самого М. Блока - «никогда не находятся». «Но, - пишет А. Я. Гуревич, - ведь и сами структуры в высшей степени неоднородны; они охватывают по сути дела все: от экономики и социального строя до тончайших процессов духовной жизни. Кроме того, между разными сторонами общественной действительности нет полного соответствия... Ритм социальной жизни складывается из множества ритмов ее компонентов. Что здесь следует выделить как определяющее начало? Не сводится ли все к простому взаимодействию структур?»
Эти замечания свидетельствуют о неприятии марксистской исторической наукой тезиса, который на протяжении всего своего существования защищали «Анналы» - тезиса о взаимодействии, взаимовлиянии, взаимосвязи различных сторон человеческой жизнедеятельности и принципиального непризнания главенствующего положения одной из них. Практика научных исследований французских историков, поставивших перед собой задачу изучения Человека в истории с как можно большего количества ракурсов, в решении которой они добились признанных успехов, не позволяла им признать главенствующего положения какой-либо из структур. Как практические исследователи они чужды догматизму, не признают схем, под которые философы стремятся подогнать живую жизнь.
Но, тем не менее, А. Я. Гуревич пытается найти ту ось, тот стержень исследований у М. Блока, вокруг которого бы объединялись все структуры. А. Я. Гуревич находит ответ на этот вопрос в понимании М. Блоком предмета истории, который пишет: «...ее предмет, в точном и последнем смысле, - сознание людей. Отношения, развивающиеся между людьми, взаимовлияния и даже путаница, возникающая в их сознании, - они-то и составляют для истории подлинную действительность». Для А. Я. Гуревича этот вывод звучит «как возрождение субъективистских взглядов на историю», с которыми он, естественно, согласиться не может.
По сути, позиция «Анналов» и марксизма схожа в том, что представители обоих направлений при изучении исторических процессов выявляют структуры. Для марксистов - это способы производства, классовая борьба, для «Анналов» - уровни исторической действительности. Но «в пределах марксизма историки... не сумели развить убедительный анализ отношений между инфраструктурой и супер структурой. Экономическое зеркало, которое они поднесли к обществу, показало только бледное отражение абстрактных теорий: не было никаких лиц, никаких живущих людей. Не хлебом единым жив человек. Но в этой истории не было хлеба вообще, только скелеты, повторяющие один и тот же жуткий танец. Эти тощие механизмы нуждались в новом измерении, которое обеспечивалось менталитетами».
Однако для представителей «Анналов» изучение, как сознания, так и бессознательного, соединенных в понятии ментальность, является важнейшим предметом исследования. Ментальность, которая так же является и инструментом исторического анализа, не позволяет французским историкам выделить какой-либо единственный определяющий фактор исторического развития. Вряд ли такой подход можно оценить как субъективный. В понимании исторического процесса здесь главную роль играют результаты эмпирических исследований, показывающие существенное участие в нем иррациональных сил.
«Я проникся необходимостью осознания того, что для европейского крестьянина 11 века, так же как и для африканского крестьянина нашего времени, мир или благодать, исходившие от незримых сил, имеют такую же реальную ценность как сев, как его собственный труд или труд домашних животных. Я увидел, что система обмена той эпохи была основана на понятиях взаимности и перераспределения и что, как говорил уже Марк Блок, не следует принимать за «арендную плату» или за «земельную ренту» те подношения, которые крестьяне несли в монастырь или замок; это были в сущности дарения, входившие в систему обмена дарами, на которой основывалось равновесие сеньории как социальной единицы. Я понял так же, что внутри тех механизмов, которые мы называем экономическими, действовали и факторы бескорыстия - в играх, жертвоприношениях; что в число потребителей входили такие весьма требовательные существа, как святые, покровители и. мертвые».
Взаимоотношения между «Анналами» и марксизмом достаточно сложны и еще не изучены. Ж. Ле. Гофф писал: «Это отдаление от марксизма, возможно, было слабостью «Annales», но, во всяком случае, оно позволили журналу сыграть роль центра сближения и сопоставления различных точек зрения, что принесло пользу, на мой взгляд, самим марксистам». Иными словами, оставаясь верными традиции свободы в использовании различных методологических подходов, существовавших в журнале, Ж. Ле Гофф утверждает, что для подлинного ученого, цель которого получение истинного знания необязательно в последней инстанции, не важны философские формулы и непременные ссылки на Гегеля, Маркса и кого-то еще; его беспокоят и интересуют в первую очередь методы исследования (как и для Марка Блока - О. С.), а не фамилии авторов и их политические ярлыки.
Таким образом, следует признать, что в трудах представителей школы «Анналов», присутствуют и гармонически сочетаются те ключевые моменты, которые в свое время легли в основу рационалистических, иррационалистических и позитивистских учений. Специфика позиции «Анналов» заключается в преодолении крайностей указанных позиций, в заимствовании всего ценного, что было добыто философами предшествующего этапа.
Общие контуры этой теории, едва ли изложенной где-либо в трудах представителей школы «Анналов» в виде отдельного труда, но имплицитно присутствующие в решении каждой конкретной исторической проблемы можно обобщить следующим образом.
Школа «Анналов» восприняла от марксизма идею о важной роли экономики в жизни общества, ее влиянии на изменение образа мысли людей. Но представители школы «Анналов» не могут согласиться с системой жесткой детерминации развития общества со стороны экономики, с марксистской унификацией народов, с четким делением человеческой истории на периоды - формации. Они считают необходимым обратиться к не отрефлектированному, словесно невыраженному народному сознанию, которое воплощается в организации народной жизни и не укладывается жесткие рамки-характеристики, описывающие производительные силы того или иного периода, поскольку являются более размытыми, переходящими из одного формально установленного отрезка времени в другой.
Школа «Анналов» строит свои исследования с использованием методов позитивизма. Среди них важное место в историческом познании занимают постановка проблемы исследования, количественные методы, на основе которых выявляются закономерности и взаимосвязи, структурирование исторического материала. Она принимает требование строго придерживаться фактов, ценит статистику и привлекает значительный эмпирический материал.
Однако школа «Анналов» не признает бездумной фактографической истории. Описание материальных остатков человеческой жизнедеятельности, сохранившихся и данных нам в наблюдении, ничего не дает, поскольку в этом случае теряется живой мыслящий человек, творивший историю. Школа «Анналов» выступает против позитивистской унификации подхода ко всем народам. Она подчеркивает уникальность жизненного мира каждого народа, его исходных культурных представлений. Школа «Анналов» не приемлет позитивизма именно потому, что считает изучение фактов не целью, а лишь средством - средством реконструкции образа мыслей человека прошлого.
«Философия жизни» привлекает представителей «Анналов» своим стремление раскрыть глубинные смыслы, которые вкладывались в слова, события, явления людьми разных эпох, привлекает осознание того факта, что миропонимание, «переживание» у людей прошлых эпох было совершенно иным, нежели у современного человека. «Анналы», как и представители «философии жизни» признают и подчеркивают важную роль народной воли в формировании культуры.
Но если «философия жизни» считает, что душу народа постичь нельзя то представители «Анналов» убеждены, что возможно исследовать ненаучное. При этом исследование будет носить основные черты научности, среди которых доказательность и объективность прежде всего.
Скептически настроенный исследователь может увидеть в «Анналах» лишь эклектическое соединение разнородных философских концепций. Исследователь, стремящийся уловить живую ткань истории, скорее будет считать, что представители «Анналов» сумели подойти ближе других историографических школ к осознанию сущности исторического процесса на основе синтетической концепции.
Все разнообразие методологических установок «Анналов» направлено на исследование единого объекта - ментальности. Вся школа, независимо от первичного профессионального интереса (аграрная история, история цивилизаций, история искусства, сословий, биографии выдающихся деятелей и т.д.) объединяется вокруг формирования понятия «ментальность» и ее эмпирических исследований.
Ментальность воспринимается французскими исследователями как объективная реальность, в которой скрыты религиозные, социальные, бытовые, культурные представления людей. Ментальность - есть специфическая народная энергия, сила, в которой сосредоточено стабилизирующее начало истории, позволяющее сохранить человечество в периоды глобальных потрясений. «Ментальность принадлежит плану содержания, а не плану выражения». Выразить ментальность на языке науки без потерь невозможно. Однако, используя различные методы исследования, следовательно, разные философские основания, можно постичь.
Позиция «Анналов» может быть охарактеризована как методологический системный плюрализм, а не эклектика, поскольку глобальной задачей исследования является познание единого объекта - ментальности. К этой ситуации применимо то требование, которое «Анналы» предъявляли в целом к историческим исследованиям: чем многообразнее ракурс, тем точнее анализ.
Ментальность для «Анналов» имеет и важное гносеологическое значение, поскольку позволяет произвести более глубокое исследование истории. Иначе говоря, является инструментом, без которого «Анналы» не мыслят изучение исторического прошлого.
АВТОР: Сарпова О.В.