06.06.2012 8534

Концептуализация образов мужского и женского в процессе социокультурного смыслообразования

 

Н.В. Хамитов в своей книге «Философия человека: от метафизики к метаантропологии» пишет: «Раздвоенность человеческого бытия на мужское и женское - одна из самых глубинных его тайн... Вся наша жизнь рождается из взаимодействия мужского и женского». Попытаемся показать воплощение «мужского» и «женского» в философии культуры.

Многочисленные упоминания и описания этих начал мы находим в мифах, легендах, сказаниях разных культур. Примером может служить хотя бы Богиня-мать - главное женское божество большинства языческих религий. У нее были три основные функции, первая - созидательная, порождение заселяющих землю существ: богов, людей, и даже, чудовищ. Вторая - покровительство культуре, законам и тайным знаниям. А третья - необычная для современного сознания, в котором женщина считается существом миролюбивым, - связь с дикостью, необузданностью, войной.

Обитающая в природе первозданная сущность известна под многими именами и, как мы уже сказали, встречается у всех народов на протяжении веков. Вот несколько старых имен: Мать Дней - это Мать-Создательница - Богиня всех существ и свершений, в том числе Неба и Земли; Мать Нике - повелительница всего темного и грязного; Дурга - госпожа небес и ветров, а также людских мыслей, из которых возникает вся реальность; Коатликуэ, которая рождает новую вселенную, коварную и неуправляемую; Гегата - старая провидица, от которой веет запахом перегноя и дыхания Бога. И таких имен великое множество.

Тридцать тысяч лет назад родилась также особая мифология, относящаяся к метафизике смерти, которая органически связана с мистерией рождения. В загадочных знаках пещерной живописи исследователи зафиксировали мужские и женские символы в сочетании с зооморфными композициями, причем постоянно повторяется один и тот же мотив двух животных обоего пола, в основном зубра и коня, а также третьего животного обоего пола, зачастую козерога. При этом просматривается четкая связь между зубром и женщиной, конем и мужчиной, иногда даже полное выразительности уравнение: зубр - женщина - рана и конь - мужчина - стрела, причем рана отождествляется с женскими половыми органами, а стрела с мужскими органами, с фаллосом.

Отождествление в пещерной живописи нижнего палеолита изображения смертельной раны с женским лоном и смертоносного острия стрелы, проникающего в рану, с фаллосом выявляет символико-мифологическое содержание убеждения о взаимосвязи тайны смерти с мистерией рождения, обусловленности жизни смертью.

Из вышеизложенного мы можем сделать вывод о том, что палеолитическая пещера ассоциируется в сознании первобытного человека как с лоном женщины, рождающей живые существа, так и с областью смерти, представляющей подземный мир, где гибнут умершие.

На смену эпохе палеолита двенадцать тысяч лет назад пришла эпоха мезолита, а затем - земледельческого неолита. В это время происходил процесс формирования нового общества, основанного на земледелии и домашнем скотоводстве, что привело к радикальным изменениям в истории человечества, в образе жизни общества и человека. Получает дальнейшее развитие культ плодородия и размножения. Женщина рождает детей, как земля рождает плоды. Как женщина оплодотворяется мужчиной, так Земля оплодотворяется Солнцем. Рождающая функция, которая лишь современным людям кажется обычной, потому что она естественна, позволила соединить два феномена, столь чуждых друг другу и столь имманентных между собой, как женщина и природа. Вобрав в себя многое из древних тотемистических представлений, он как бы слил воедино плодородные земли, размножение домашнего скота и плодовитость женщины - матери. Обряды и ритуалы при этом красочно обрамлялись фаллическими эмблемами и символами, что должно было подчеркнуть значимость мужского оплодотворяющего и женского плодоносящего начала, а также великие творческие потенции их соединения.

Из вышеизложенного видно, что в мифопоэтическом сознании преобладает культ материнства и рождения. «Мать предшествует сыну, как женское предшествует мужскому, - пишет И. Баховен. - Женское первично, в то время как мужская созидательность появляется лишь впоследствии в качестве вторичного явления. Вначале появляется женщина, а мужчина «рождается». В этом - корень той вековой концепции бессмертной матери, которая соединяется со смертным отцом. Она остается вечно неизменной, в то время как от мужчины до бесконечности множатся поколения. Всегда неизменная Великая Мать соединяется с каждым новым мужчиной. Она существует прежде творения, возникает как причина, как первичная дарительница жизни. Женщина в первую очередь мать, а мужчина - сын».

Знакомство со всеми этими символами, образами, на наш взгляд, необходимо, так как именно они являются «живой памятью» народов и помогают нам понять сущность культуры, в которой мы живем, более адекватно реагировать на все ее проявления и рефлексии.

В древнекитайской философии мы находим утверждение, что в живой и неживой природе происходят вечные изменения, и вызываются они действием противоположных сил, двух полярных космических начал - универсального дуализма мира: янь - носителя всего светлого, мужского, твердого, горячего, активного, положительного и инь - носителя пассивного, темного, женского, мягкого, холодного, отрицательного. Даже отмечается, что каждое из этих начал содержит в себе потенцию другого, они бинарные оппозиции, которые противоположны, но, тем не менее, они воздействуют друг на друга, обусловливают друг друга и на определенной фазе развития взаимопревращаются. Из этого же мифа о двух первоначалах следует, что янь впоследствии служит символом Неба, а инь - символом Земли. Борьба и смена различных начал (мужского и женского) в природе вызывали большой интерес у философов. Колебания в природе как результат этой борьбы и смены различных начал выражают закономерность Дао, постоянную жизнь вселенной, круговорот материи. В главах древнекитайского сочинения «Гуань-цзы» (философский и политико-экономический трактат IV-III вв. до н.э.) этот круговорот связывается также с процессами общественной жизни, в частности с появлением урожайных и неурожайных лет.

Иначе выглядят представления о мужском и женском началах в западной культурной традиции. Здесь мы прослеживаем зарождение уже не бинарной оппозиции двух начал, а их дихотомию. С началом развития философской мысли на Западе прочно коренится образ Человека Разумного. Рациональность становится высшей ценностью и привилегией мужского начала, женское символически ассоциировалось с тем, что противоположно разуму. Греческая мифология представляет собой наглядную картину замены женских богинь, символизирующих связь с землей и природой, мужскими богами, утверждающими власть закона, установленных человеком. Преобладание рационального мышления приводит к стремлению овладения природой, а не подчинению ей.

Так, в греческой философии символическая ассоциация мужского с рациональным и женского с эмоциональным прочно утвердилось. Например, в пифагорейской таблице основных противоположностей мира (VI в до н.э.), женское эксплицитно связывается с бесформенным, неупорядоченным, неограниченным. Последователи Пифагора оценивали мир как смесь принципов, ассоциируемых либо с определенной оформленностью и упорядоченностью, либо с беспорядочностью и хаосом. Произошли десять пар контрастов - оформленное и бесформенное, четное и нечетное, правое и левое, мужское и женское, свет и тьма, добро и зло и так далее, составленные пифагорейцами таким образом, что левый контраст символизировал мужское начало, а правый - женское.

Дихотомию активной творческой формы и пассивной инертной материи рассматривал и Аристотель. В его работах мужское начало отождествлялось с познанием и рациональностью, женское - с хаотической материей, являющейся низшей субстанцией.

Данные установки продолжают свое существование в Средневековой христианской философии, подтверждением этому служат труды философов и богословов Фомы Аквинского, Августина Аврелия, Филона Александрийского, Исаака Сирианина и др.

Так, по мнению Филона Александрийского, мужское начало несет в себе сознательное, рациональное, божественное; женское начало и сама женщина - это образ грязного телесного мира. Женское у него символизирует мир как таковой (земной мир) и является противоположностью трансцендентной сфере Разума. Следует отметить, что Средневековье характеризуется двояким отношением к женщине - с одной стороны, женщина и женское начало рассматривается и отождествляется с греховным, с другой стороны обоготворяется, появляются образы Девы-Марии, Богоматери, Матери-Церкви.

Хорошим примером видения женского начала и женщин грешными являются слова Св. Исаака Сирианина: «Если принужден говорить с женщинами, отврати лице от зрения их, и так беседуй с ними...Лучше тебе принять смертоносный яд, нежели есть вместе с женщинами, хотя это будет матерь или сестра твоя». Или слова Филона Александрийского, который писал: «Прогресс - это не что иное, как продвижение от женского к мужскому, так как женский пол, феминное, есть материальное, пассивное, телесное и чувственное, в то время как мужское - это активное, рациональное и более схоже с духовностью и мыслью. Мужское - более доминантное, чем женское; женское - это неполное, подчиненное, пассивное; рациональное, разумное, духовное - мужское; иррациональное - женское». Здесь можно вспомнить и о дискуссии на Македонском Соборе (585 г.), на котором был поставлен вопрос о том, можно ли считать женщину человеком.

Монахами Я. Шпренгером и Г. Инститорисом была создана теория о изначальной «греховности» женщин, которая гласила, что женщины маловерны - и доказывалось это самой этимологией слова (fides - вера по латыни) minus (менее), а значит женщины чаще попадают под козни дьявола и являются носителями и причиной зла на земле. С этой теорией связаны события называемые как «охота на ведьм», которые стоили жизни тысячи женщинам.

Широко известен христианской церкви образ грешницы Марии Магдалины. Прообразом греха также считаются Ева и Лилит.

Противоположный образ Марии Магдалины - образ Девы Марии. Данный культ Девы Марии, Богоматери занимал в народном христианском сознании прочное место. Как Ветхий, так и Новый завет были почти неизменно патриархальны в своем единобожии; когда же в пост-константиновской империи в христианство обратилось великое множество язычников, они привнесли в него глубоко укоренившуюся традицию поклонения Великой Богине Матери (наряду с рядом мифологических параллелей, трактующих предания о богинях-девах и непорочных зачатиях божественных героев), в результате чего христианское благочестие значительно расширилось культом Марии поддержанным церковью. Однако основным отличием Марии от языческих богинь было то, что она явилась единственной в своем роде человеческой Матерью Сына Божьего, стержневой исторической фигурой в неповторимом акте вочеловечения Христа, а отнюдь не богиней природных стихий, повелевающей циклами смерти и возрождения. Мария была признана верующими девственной Матерью Божьей, а богословы видели в ней сосуд воплощения божественного Логоса, и вскоре церковь стала почитать ее как посредницу между родом человеческим и Христом. В Марии осуществилось слияние Божественного с человеческим. Мария оказалась высшим идеалом всех тех добродетелей, что составляли суть христианского склада характера: чистоты и целомудрия, сострадания и скромности, простоты, красоты, непорочного блаженства, внутренней красоты, нравственной не запятноности, самоотверженной преданности и терпения, покорности Божьей воле.

Через образ Марии в христианство проникли идущие от языческой Великой Богини-Матери черты воспитующей женственности, а также о божественной связи с природой, что способствовало некому смягчению сурового в своей трансцендентности и мужественности культа Бога.

Итак, мы видим, насколько разные женские образы породило Средневековье - с одной стороны, образ Марии Магдалины, с другой - Девы Марии. Надо отметить, что эти образы глубоко укоренились в сознании людей на протяжении многих веков. Сегодня эти образы, становясь метафоричными, используются при описании характера, поведения женщин.

Начало XII века характеризуется новыми преобразованиями в культуре, начинается пробуждение человека, поиски собственного «я». На Западе предпринимаются попытки установить отнятое церковью равновесие между земными и чувственными радостями и спасением души на небесах. В искусстве, поэзии и философии провозглашаются новые духовные ценности. Как соборы, как живопись и поэзия вырастают из хаоса войн и варварства, являя собой сублимацию духовности, так одновременно из среды вознесшегося благодаря грабежам и насилию высшего феодального слоя вырастает новое сословие, которое становится носителем этического идеала - рыцарство. Это особый, замкнутый в себе мир. Здесь глубже, чем где бы то ни было, пустил корни христианский мистицизм. Ирреальное, идеальное врывается в жизнь; принцип любви к человеку, окольными путями, через церковь, воспринятый из Библии, придает рыцарскому сословию свой стиль жизни, одновременно освобождая его от церковной опеки. У рыцарства своя мистика, принадлежать к нему можно только пройдя определенные ритуалы посвящения, его заповеди - моральная чистота и верность до гроба, его важнейшие задачи великодушие, сохранение чести, учтивость, защита слабого, защита женщин -рыцарские добродетели, которые пережили свое сословие и не потеряли значимость и тогда, когда давно уже исчезли последние рыцари.

Возникает рыцарский культ Прекрасной Дамы. В эту эпоху женщина поднялась на более высокую ступень. Она ведет мужчину, придает его жизни направление, содержание, ценность. Чтобы завоевать Прекрасную даму недостаточно грубой силы, нужно еще образование, знания, обходительность, учтивость, победы на турнирах, изысканный уклад жизни и т.д. Никогда еще женщину так не идеализировали, никогда не существовало подобного культа любви, никогда воздействие женщины так не облагораживало мужчину, никогда не боролись и не служили, чтобы снискать благосклонность женщины. Надо отметить, что «Прекрасная Дама» - никогда не была женой, признанной институтом семьи.

В это же время возникает понятие «куртуазная любовь», легенда о Тристане и Изольде, любовь Данте к Беатриче, являющая собой чудесный факт мировой жизни, прообраз новой любви. Красота любимой женщины воспевается в нежных метафорах. Поэт Ибн Аммар говорит даже, что только рабы любви являются свободными мужчинами.

Здесь мы видим, что женское и мужское начала вновь становятся бинарными, они дополняют друг друга. Подтверждением этих слов являются слова Н.А. Бердяева, смысл которых в том, что мистический смысл половой любви повелевает не механистически уравнивать и уподоблять мужчину и женщину, а наоборот, высвобождать и утверждать начало мужественности и начало женственности, искать личность в слиянии и взаимном дополнении этих полярных начал, тяготеющих друг к другу.

Также для нас представляет интерес противоречивый образ Лилит. Об этом женском образе известно мало, хотя упоминание этого имени мы встречаем как в трудах философов, теологов, так и в художественной и классической литературе.

Обращаясь к этимологии слова, мы узнаем, что Лилит представляет собой злой дух (евр. «ночь»), обычно женского пола, хотя может быть и в мужском облике. Больше всего о ней упоминается в Каббале. Согласно одному преданию, Лилит была первой женой Адама: Бог, сотворив Адама, сделал ему из глины жену и назвал ее Лилит. У Адама и Лилит сразу же возник спор. Лилит утверждала, что они равны, так как оба сделаны из глины; не сумев убедить Адама, она улетела и стала известна как вредительница деторождения. В каббалистической книге «Разиэл» (XIII в.) Лилит выступает как Первая Ева.

Упоминание о Лилит мы видим и в размышлениях философа-теолога С. Булгакова в его труде «Свет невечерний: Созерцание и умозрения», где автор, размышляя о назначении пола в человеке пишет: «Почему существует разделение на полы? К нам возвращается знакомое сомнение: зачем Ева? Откуда жена? Не есть ли она и впрямь порождение греховной чувственности? А за этим следует и другой вопрос: человек ли женщина? Не есть ли она лишь обольстительная похоть, пленительная лживость, злая отрава? Выступающее под разными личинами женоненавистичество хочет совершенно извергнуть женщину из мира, как создание Люцифера, дочь Лилит».

Благодаря большому интересу к каббале в Европе эпохи Возрождения предание о Лилит как первой жены Адама стало известно европейской литературе, где она обрела облик прекрасной, соблазнительной женщины. Такое представление о Лилит появляется и в Средневековой еврейской литературе (хотя в еврейской литературе внешность Лилит связана с ее способностью менять свой облик). Образ Лилит лежит в основе рассказа А. Франке «Дочь Лилит», романа Дж. Макдональда «Лилит», поэмы А. Исаакяна «Лилит», где прекрасная, «неземная», сделанная из огня Лилит противопоставляется «простой», обыденной Еве. Такое же противопоставление Лилит Еве выступает в стихотворении М. Цветаевой «Попытка ревности». Упоминание о Лилит мы встречаем и у современный авторов: в историческом романе И. Ефремова «Таис афинская», монографии В. Курбатова «Женская логика».

В эпоху Просвещения женское начало продолжает отождествляться с земным, природным, телесным, чувственным. В трудах философов провозглашается культ Разума, то есть доминирующую роль занимает мужское начало. Ж.Ж. Руссо в своем произведении «Эмиль» размышляет, что мужчина, не имеющий столь тесной связи с природой посредством своего Разума, совершает некий интеллектуальный путь усиления в себе истинной человеческой природы, что только и делает его по-настоящему моральным существом.

И. Кант в своем «Эссе о возвышенном и прекрасном», сравнивая мужское и женское начала, отмечал, что они играют взаимодополняющую роль. «Мужчина и женщина взаимно дополняют друг друга; в браке они образуют как бы одну нравственную личность, движимую рассудком мужа и вкусом жены».

Интересный подход к культуре, в частности к женскому и мужскому мы встречаем у Ф. Ницше в его работе «Рождение трагедии из духа музыки». В данной работе философ связывает развитие искусства с существованием и влиянием аполоновского и дионисийского начал. Названия и характеристики этих начал происходят от имен и свойств греческих богов Аполлона и Диониса, в которых Ф. Ницше видит «живых и образных представителей двух миров искусства, различных в их глубочайшем существе и в их высших целях».

Мир Диониса - это стихийный, неуправляемый, хаотический мир эмоций, выражающийся через стихию звуков, обращенный исключительно к слуху, не имеющий строгих форм самовоплощения. Дионисийское начало в философии связано с неконтролируемыми первичными реакциями человек на проявление действительности, а, следовательно, является первичной формой культуры. Этому началу также присуща радость, но это радость от прикосновения в суть вещей, от истинного познания, и искать эту радость, по мнению Ф. Ницше, мы должны не в явлениях, а за явлениями. В дионисийском искусстве и его трагической символике... природа говорит нам... «В непристанной смене явлений я - вечно творческая, вечно побуждающая к существованию, - вечно находящая себе удовлетворение в этой смене явлений Праматерь!». Апполоновское начало обладает такими чертами, как чувство меры, самоограничения, свобода от диких порывов, красота, рефлексия в познании, радость от сознания существования явлений.

Соединяясь и растворяясь друг в друге, аполлонийское и дионисийское начала должны, по мысли Ницше, восстановить некогда растерзанное единство природы и человека.

В. Халипов считает, что у Ф. Ницше была окончательно оформлена «концепция двух типов культур и двух начал бытия. Согласно данной теории, оппозиция «аполлоновское» (светлое, рациональное) - «дионисийское» («темное», иррациональное, хаотическое, страстное) позволяет описать весь спектр проявлений человеческой культуры «жизни вообще».

В этой поляризации характеристик для нас важно отметить бинарную оппозицию рационального-иррационального, символизирующих мужское и женское начала и являющихся фундаментальной метафорой в культурфилософии.

В истории русской философии, не столь артикулярно - в сравнении с западноевропейской - выражены черты андроцентричности. Представления о мужском начале как разделяющем, рациональном, анализирующем и о женском как соединяющем, интуитивном, синтезирующем как бы уравновешивали друг друга: о Вечной Женственности, значении пола, влиянии любви на творческое развитие людей, гармоническом взаимодействии мужского и женского начал писали русские философы Серебряного века - В. Соловьев, В. Розанов, Н. Бердяев, С. Булгаков, а также представители эзотерического направления Н. и Е. Рерих, Е. Блаватская.

В. Соловьев писал о влиянии любви на творчество человека, на стремление к совершенствованию, определяя любовь как «процесс богочеловеческий». В. Соловьев считал, что три абсолютные ценности - благо, истина и красота - соответствуют трем ипостасям Святой Троицы.

В отношениях между мужчиной и женщиной В. Соловьев обращал внимание на духовную сторону любви, способствующую их обращению в «цельного человека».

Подобием Божьим может быть только единство «мужского и женского начал - истинный андрогинизм - без высшего смешения форм - что есть уродство, и без внутреннего разделения личности и жизни - что, есть несовершенство и начало смерти».

Олицетворением женского начала у В. Соловьева является София Вечная Женственность - это та часть единого Бога, которая выступает Вечной Женственностью, открывающей бесконечные горизонты для божественной Действительности. В любви каждого мужчины происходит соединение с Вечной Женственностью, существующей как объективное идеальное начало в каждой женщине. В таком соединении мужчина и женщина преображаются и приобретают - богочеловеческие черты.

София рассматривается философом в космологическом и антропологическом аспектах.

В.В. Зеньковский выделяет еще один аспект понятия Софии у В. Соловьева - богословский, где указывает на то, что София сближается у философа с Божьей Матерью.

Остановимся подробнее на учении о Софии С.Н. Булгакова. В своей книге «Свет невечерний» С. Булгаков дает Софии несколько определений: София имеет космологический аспект, но он связан с «вечной женственностью» мира: «В Женственности тайна мира. Мир в своем женственном «начале» уже зарожден ранее того, как сотворен... Зарождение мира в Софии есть действие всей Св. Троицы в каждой из Ее Ипостасей, простирающееся на восприемлющее существо Вечную Женственность, которая через это становится началом мира...» Сначала Булгаков называл Софию «четвертой ипостасью», что с точки зрения православия являлось ересью. Впоследствии философ связывал Софию с существом Св. Троицы, то есть всех ее трех ипостасей.

В своем труде С. Булгаков задает вопрос, и сам же на него отвечает: «Что же есть эта Вечная Женственность в своей метафизической сущности? Тварь ли? Нет не тварь, ибо она не сотворена. Начало тварности есть ничто, небытие, пустота. Но в Софии нет никакого не, а есть только да всему, нет небытия, которое есть грань обособляющегося, своенравного, индивидуального бытия, разрывающего положительное всеединство... Занимая место между Богом и миром, София пребывает и между бытием, и сверх бытием, не будучи ни тем, ни другим или же являясь обоими зараз».

В.В. Зеньковский отмечает, что здесь понятие София раздваивается создается два центра - «неба и земли», происходит параллелизм двух Софий - Земной и Божественной.

Интересны также размышления С. Булгакова в работе «Пол в человеке», где большое внимание уделяется эпизоду сотворения и грехопадения Адама и Евы. Звучит идея о изначальной двуполости человека - андрогинизме.

Пол человека не связан только с физиологией: пол отражается в духовной жизни человека, влияет на его мировоззрение. В.В. Розанов прославился тем, что критиковал христианство за то, что оно всегда с подозрением относилось к полу, видело в нем знак греховности человеческого рода. Иными словами, христианство считало греховным половой акт и благославляло его поледствия - деторождение. В этом философ увидел лицемерие христианской морали и подверг его резкой критике.

Вопросы любви и пола получили отражение в его книгах: «Уединенное», «Опавшие листья», «Мимолетное». В «Уединенном» мы встречаем следующие слова: «... орган - только придаточное к полу, а не есть весь пол, и даже не есть суть пола... Пол - весь организм, и душа, и - тело».

Аналогичные мысли мы встречаем и у Н. Бердяева: «Пол - источник бытия...». Чувство бытия, его интенсивность и окраска имеют свой корень в поле». Категория пола - мужское и женское у Н. Бердяева являются категориями космическими, не только антропологическими.

Взаимосвязь мужского и женского начал он подтверждает мыслью о том, что не только в человеке, но и в космосе есть половое разделение мужского и женского и половое их соединение. Душа мира - земля - женственная по отношению к Логосу-светоносному Мужу жаждет соединения с Логосом, принятие его внутрь себя. Н. Бердяев использует такие метафоры как «Земля невеста», «жених Христос» и т.д. По мысли философа, мужчина-человек через женщину связан с природой, с Космосом, вне женского он был бы отрезан от души мира, от матери-земли. Женщина вне связи с мужским не была бы вполне человеком, в ней слишком сильная темная природная стихия, безличная и бессознательная».

Значительным в русской философии и объединяющим всех философов данной эпохи является образ андрогина - символа мужского и женского, символа целостности и единства. Надо отметить, что все исторические типы мировоззрения: мифологическое, религиозное, философское рассматривают идею андрогинности. Когда мы хотим в обыденном сознании подчеркнуть гармонию между супругами, мужчиной и женщиной, мы употребляем понятия «андрогин», «андрогинные отношения» и т.д. Его появление в культуре основывается на представлениях о первичной целостности мира - целостности, которая была нарушена/разрушена появлением полярностей, амбивалентности, разделенности. Слияние в андрогине мужского и женского в состоянии быть метафорой полноты и именно в силу базового характера и глубины дихотомии «мужское - женское». Идея первичного единства человека может быть найдена в изображении Адама андрогином или Христа, который искупив человеческий грех, вернул человеку его изначальную форму, так как он сам был зачат Богом.

Первые упоминания об андрогинах мы встречаем в мифологии, где сказано, что древние греки чтили в числе других богов Гермафродита - сына Гермеса и Афродиты, в нем совмещались женские и мужские черты. В пантеоне богов ведийской и брахманистской Индии выделяется Адити - божественная корова-бык, мать й отец богов. Также известны: египетский бог Ра, древнегерманский бог Туисто, африканский демиург Амма и др. Черты двуполости - изображение божеств определенного пола с особенностями противоположного пола - можно встретить в иконографии многих народов. Такова, например, бородатая Афродита и Афродита с мужскими половыми органами.

В философии традиция андрогинизма берет свое основание у Платона, который с удивительной мифопоэтической силой мыслителя выразил ее в диалоге «Пир». Платон вложил в уста Аристофана миф, который стал архетипическим основанием европейского понимания любви между мужчиной и женщиной. Согласно этому мифу, были когда-то на земле «двойные» люди, имевшие четыре руки, ноги, две «срамные части», два лица, глядевшие в разные стороны. Андрогины были трех полов: мужского - от Солнца, женского - от Земли, а также «обоеполого» - от Луны, поскольку Луна совмещала в себе оба начала. Имея огромную силу и великие замыслы, они намеривались напасть на богов. Обеспокоенные боги стали совещаться, и Зевсу пришла идея: разделить каждого андрогина пополам, чтобы уменьшить их силу и буйство. С тех пор каждый ищет соответствующую ему половину. Однако найти именно свою половину нелегко, поэтому люди находят утешение хотя бы во временном соединении не со своей половиной подходящего пола. То есть если мужчина был раньше частью двуполого андрогина, его влечет к женщине, и соответственно, женщину - к мужчине.

Таким образом, миф об андрогинах объясняет любовь как жажду целостности и стремления к ней. Впоследствии этот миф получил новое истолкование у ряда философов.

Так, философ, антрополог М. Элиаде отмечает, что вследствие своей целостности андрогин свободен от чувственности, поскольку чувственность (сексуальность) есть результат ущербности, порожденной разделением. При этом подчеркивается метафорический характер андрогина: «Только ритуальный андрогин является образцом, идеалом, потому что ему было присуще не совмещение анатомических органов, но символическая целостность магически-ритуальных сил, связанных с обоими полами».

Идее и образу андрогина соответствует идея и образ Дао в древнекитайской культуре и философии. Дао выступает началом, объединяющим в целое мужское и женское - Инь и Янь, и олицетворяет собой всеобщую гармонию мира, одновременно являясь путем в ней.

В книге «В темных религиозных лучах» В. Розанов писал: позднее из Адама вышла Ева «мать жизни», то есть в существе Адама скрыта была Ева, будившая в нем грезы о «подруге жизни»... Адам, «по образу и подобию Божию сотворенный», был в скрытой полноте своей Адамо-Евою... кои разделились».

По мысли Н. Бердяева: «...мужское и женское не в силах окончательно изничтожить коренную, исконную бисексуальность, андрогиничность человека... Дифференцированный, распавшийся пол становится источником раздора в мире и мучительно-безысходной жаждой соединения».

С. Булгаков, рассуждая о природе человека, отмечал, что созданный двуполым, а потом именно и являющийся однополым существом, человек в духе своем также имеет эту двуполость, и эротическую напряженность знает как глубочайшую основу и творения и творчества.

Подобные мысли мы находим в учениях философов В. Соловьева, Я. Беме, Фр. Баадера, О. Вейнингера, К. Юнга.

Концепция К. Юнга интересна тем, что признание врожденной андрогинной природы людей он находит в архетипах Анимы и Анимуса. Анима представляет собой внутренний образ женщины в мужчине, его бессознательную женскую сторону, в то время как Анимус - внутренний образ мужчины в женщине, ее бессознательная мужская сторона. Эти архетипы основаны частично на том биологическом факте, что в организме мужчин и женщин вырабатываются и мужские и женские гормоны. Этот архетип, как считал Юнг, эволюционировал на протяжении многих веков в коллективном бессознательном как результат опыта взаимодействия с противоположным полом. Многие мужчины, по крайней мере, до некоторой степени, «феминизировались» в результате многолетней совместной жизни с женщинами, а для женщин является верным обратное. Юнг настаивал на том, что Анима и Анимус должны быть выражены гармонично, не нарушая общего баланса, чтобы не тормозить развитие личности в направлении самореализации.

Напоминание об андрогине мы встречаем и у немецких романтиков в философских размышлениях о совершенном человеке будущего (андрогин).

Идею андрогинности напоминают и социальные преобразования революционеров в целях гармонизации мира, ими была сделана попытка устранения источников и оснований любой иерархичности. Через понятия сексуального ряда был описан обыденный мир, разделенный и несовершенный. Некоторые атрибуты внешнего облика, такие как манеры, ношение мужской прически и одежды, можно также интерпретировать не только как стремление женщин к равенству через отказ от внешних атрибутов своего пола, но и как проявление духовной андрогинизации. Как правило, общественное мнение склонно негативно оценивать такое поведение, рассматривая его как социальное смешение, что сильно компрометировало идеи этого рода в глазах рядового обывателя.

В современном обществе мы также наблюдаем элементы андрогинности, которые названы культурой «унисекс». Зарождение стиля унисекс обычно связано с 70-ми годами, когда абсолютно новая и необычная панккультура остановила привычный ход истории моды, внеся хаос в отношения между одеждой мужчин и женщин. Затем гомосексуальная гей культура и феминистки развили тему, добившись того, что мужчины отступили с главенствующих позиций. Понятие «партнеры» пришло на смену традиционным «муж» и «жена». Идеал деятельной женщины 80-х гг. прошлого века - стиль «деловая женщина». Она отбирает у мужчины привычные детали «офисного стиля» пиджаки, прямые брюки. «Офисная» одежда - неотъемлемая часть стиля современной женщины 90-х годов XX в. Во многом это связано с изменениями в психологии современной женщины: актуальны новые качества - деловитость, работоспособность. В этом корни происхождения своеобразной бизнес-униформы, актуальной в последнее время. Последнее десятилетие сделало модной бесформенную и невыразительную в цветовом отношении одежду. Многое доказывает, что унисекс - это размывание границы между полами, происходит нивелировка полов по признаку фемининности и маскулинности.

Понятие «андрогин», «унисекс» в нашем обществе начинает прочно закрепляться и подпитываться статьями в журналах, в СМИ, в шоу-бизнесе. На страницах журналов, телеэкране живут и борются, отстаивая свои идеи, люди без пола - вне пола.

Было бы неправильно думать, что таково именно философское или характерное для классической античности понимание отношений между мужчиной и женщиной. Например, современник Платона Аристипп придерживался совсем другого взгляда на взаимоотношения мужчин и женщин, рассматривая их лишь как чувственное влечение. Более того, влечение к женщине, по Аристиппу, сродни «любви» к вину и рыбе.

Итак, мы видим, как поэтический миф об андрогине Платона явился источником для появления базовой метафоры женского и мужского начал. На наш взгляд, использование концепции андрогинности позволяет наметить новый ракурс рассмотрения культуры.

Как мы видим, в русской философии существовал весьма своеобразный подход к восприятию «мужского» и «женского». Во-первых, в русской теологии пола дифференциация мужского и женского начал рассматривается как духовный, а не онтологический или гносеологический принцип, что характерно для западной философии. Во-вторых, в русской философии расставлены иные культурно-символические акценты: то, что на Западе ассоциируется с мужским/маскулинным началом (божественное, духовное, истинное), в России и русской культуре ассоциируется - через категорию любви - с женским началом.

Интересна теория Л. Фробениуса, который в совей работе «Происхождение африканских культур» (1898), развивая тезис об аналогии культур и организма, подразделяет культуры на мужские и женские. В Африке он различал два типа культур в соответствии с этим положением»: «теллурическо-эфиопско-патриархальную» и «хтоническо-хамитическо-матриархальную». «Теллурическое», по его определению означает «растущий из земли вверх», «хтоническое» - «углубляющийся корнями в землю». Оба типа культур тесно связаны с растительным миром. Эти типы культур отличаются тенденциями («идеями»), заложенными в них. «Теллурическая» как бы стремится вверх, и это проявляется в особенностях материальной и духовной культуры. Для нее характерны свайные жилища, свайные амбары, кровати на ножках; душа этой культуры поднимается верх, как растение; человек здесь взбирается вверх по иерархической лестнице возрастных классов, божества обитают в высоких недоступных местах. Это патриархальная культура. «Хтоническая» матриархальная культура стремится зарыться в землю: существуют подземные жилища, зернохранилища, земляные печи, циновки, идеи о подземном мире души т.д. Впоследствии расширяя свою концепцию двух типов культуры, он заменил «хамитическую» и «эфиопскую» культуры на «Восток» и «запад». Востоку, по его мысли, присуще «пещерное» чувство, неподвижность, идея фатальной (непреодолимой) судьбы, а Западу - «чувство далекого», динамичность, идея личности и свободы.

Характеризуя специфику восприятия мира женщиной и мужчиной, зная и учитывая эти особенности, можно расширить пространство смысла, в котором живет современная цивилизация, способствовать поиску нового, более гармоничного социума.

По мнению О. Шпенглера, «...женское начало ближе к космическому. Оно глубинным образом связано с Землей и непосредственно включено в великие кругообращения природы. Мужское мировоззрение подвижнее также и в смысле ощущения и понимания, оно бодрей и напряженней».

Также, согласно С. Булгакову, мужчина деятелен, логичен, полон инициативы; женщина инстинктивна, склонна к самоотдаче, мудра нелогической и неличной мудростью простоты».

Характеризуя особенности мужского и женского восприятия, происходящих событий на языке современной концепции самоорганизации, можно сказать, что в мужском доминирует логичность, рациональность, завершенность, стремление к монологичности и редукции сложных процессов к простым, тогда как в женском присутствуют сложность, единство рационального и эмоционально-интуитивного, умение функционировать в условиях неопределенности и открытости.

О. Шпенглер также осуждал жесткое противопоставление (дихотомию) мужчины и женщины. Он отмечает, что «непостижимая тайна космических перетеканий, называемых нами жизнью, - разделение ее на две. Уже в привязанных к Земле потоках существования растительного мира, как это обнаруживается в символе цветка, жизнь устремляется в две различные стороны: выделяется нечто, этим существованием и являющееся, и нечто, его поддерживающее». Тем самым философ отмечает, что двойственность укоренена в самой природе. Она - данность, с которой человек должен считаться в своей деятельности. Глубина проникновения в «непостижимую тайну» разделения мира на женщин и мужчин - один из существенных уровней постижения человеком себя и своего положения в мире. Женщина и мужчина - отдельные, самостоятельные, но не самодостаточные сущности. Они взаимодополняют и взаимоисключают друг друга. Культура - это поиск наиболее гармоничных для самопроявления женщин и мужчин форм взаимоотношений.

Происхождение, сущность, саморефлексия мужского и женского начал продолжали волновать философов и в Новейшей философии, которая представлена такими именами, как А. Камю, Ж.-П. Сартр, Э. Фромм, О. Вейнингер, 3. Фрейд, Э. Гуссерль, С. Кьеркегор, М. Бубер, К. Ясперс, Ж. Бодрийяр и др.

Так, в ряде монографий постмодернистов выделяется особая глава, посвященная феминистким и тендерным проблемам. К этим работам можно отнести эссе Юлии Кристевой «Эпоха женщины», в котором под женщиной понимается не существо женского пола, а особое женское начало, мистическое в своей ускользаемости от любого определения и любых идеологий. В одном из своих интервью Ю. Кристева сказала: «Убеждение, что некто является женщиной», почти так же абсурдно и ретроградно, как и убеждение, что «некто является мужчиной». Под «женщиной» она понимает то, что не может быть репрезентировано, то, о чем не говорится, то, что остается над и вне всяких номенклатур... Естественно, что при таком абстрактно-теоретическом и сильно мистифицированном понимании природы женского начала реальная противоположность полов деконструктивистски вытесняется.

Современная эпоха, характеризующаяся своей технократичностью, стирает все личностное в человеке, и здесь, на наш взгляд, вопрос о мужском и женском является еще более актуальным. Что будет дальше? Должна ли «мужская цивилизация» уступить место «женской» ради спасения человечества от склонности к самоуничтожению? Возможен ли переход человеческого общества от мужского начала к женскому? Эти и многие другие вопросы возникают в наше время у философов, культурологов, медиков, впрочем, он затрагивает всех.

Примером вышесказанного может служить статья «Мир - под материнской опекой?» в «Литературной газете», где диалог ведут писатель В.А. Пьецух и журналист (по первой специальности, кандидат медицинских наук) Ф. Морозова. Данная статья интересна тем, что ее участники пытаются проанализировать значение мужского и женского начал в современной культуре, опираясь на мифологию, философию, медицину. В диалоге решается вопрос о том, что сможет ли человечество спасти себя от взрывов само истребительной агрессии, если станет культивировать женское начало, в котором доминируют гармония человеческих отношений, любвеспособность, верность, терпимость. Стоит ли человечеству стать менее «мужественным» и более «женственным». Данная статья представляет интерес еще и тем, что в ней анализируются и в какой-то мере противопоставляются культурные традиции Запада (олицетворяющего мужское начало) и России, которая, по словам В.А. Пьецуха, «пришла к полному отрицанию своего мужского начала».

Похожие размышления, хотя несколько в иной плоскости, мы встречаем у Н. Хамитова. Автор рассматривает родовое бытие человека как воспроизводство и сохранение жизни реализацией женского начала с его доминантной душевностью, тогда как в цивилизационном бытии проявляется мужское начало, в котором преобладает духовность. Цивилизация как вырождение мужского начала окончательно и громогласно проявляется в огромных городах-мегаполисах, которые окружает провинция. По мысли Н. Хамитова, если род выступает первенством женского над мужским, а цивилизация - мужского над женским, то в культуре происходит их соединение.

Культура есть единство мужского и женского начал. Именно поэтому она возвышается над родом и цивилизацией как нечто более целостное.

Итак, подводя итог, можем сказать, что мужское и женское начала есть выражение единой сущности культуры. Это очевидно хотя бы потому, что они постоянно устремлены к единству. Но единую сущность мужского и женского нужно вывести из их взаимодействия для более детального их рассмотрения.

Анализ противоречия мужского и женского начал и различных способов его разрешения в философии культуры позволяет сделать следующие выводы. Биологическая половая дифференциация представлена в культуре через символику мужского и женского начал уже в мифологии. Через бинарные (двоичные) оппозиции мифологическое сознание пыталось упорядочить свой жизненный мир, разделив его свойства на положительные и отрицательные. Оппозиция мужское-женское стоит в том же ряду, что жизнь-смерть, чет-нечет, правый-левый, небо-земля, день-ночь, солнце-луна, земля-вода, свой-чужой и т.д.

Дихотомия мужского и женского выражает глубинные противоречия и взаимосвязи в окружающем человека социоприродном мире. Метафоризация мужского и женского начал является одним из смыслообразующих элементов культуры, так как связана с самим способом существования человека в мире. Каждая историческая эпоха формирует свои метафоры мужского и женского, которые выражают представления о феминности и маскулинности и выступают как культуроформирующий фактор.

 

АВТОР: Хорошильцева Н.А.