Отличительные черты метафоризации гендера
Что такое культура модерна? С этим понятием связаны такие ассоциации как «современная культура», «культура Нового времени», «культура постмодерна» и т.д.
Современная культура - это, прежде всего, культура современного общества, где прошлого больше, чем нового. Когда-то А.А. Блок дал точную и емкую формулировку миропонимания наступившего века: «На раздельность и не слиянность всего». Художественные поиски этого времени синтезировали элегантный стиль, который в разных странах имел сходное название: «Арт Нуво», «модерн». Собственно сам термин «модерн» родился от названия издаваемого в Брюселе журнала «LArt Modern» («Современное искусство»). На его страницах появился и термин «L'Art Nouveau» («Арт Нуво» - новое искусство).
Особый смысл модерн приобрел в России, где удивительно точно совместился с литературным символизмом и новой философией, соединив новаторство и традиции, вдохновение и расчет. Он начал свое возвращение в европейскую культуру примерно в 50-60-е гг., а в России - в последние десятилетия XX века.
Параллельно с модерном возникло и понятие «постмодерн». На наш взгляд, понятие культуры постмодерна нуждается в уточнении.
Уже несколько лет на страницах многочисленных изданий ведутся бурные дискуссии о постмодернизме - о сути этого феномена, о времени и месте его появления, о причинах, его породивших, о его соотнесении с модернизмом. По многим этим вопросам среди участников дискуссий отсутствует единство мнений. Тем не менее, сложились в некоторой степени устойчивые характеристики этого явления, выделился некий ряд влиятельных теоретиков постмодернизма, накопился соответствующий багаж, в которых анализируется постмодернистская ситуация. Понятия «постмодернизм», «постмодерн», «постмодернистский» многозначны, они используются и для обозначения своеобразного направления в современном искусстве, и для характеристики определенных тенденций в политике, религии, этике, образе жизни, мировосприятия, но так же и для периодизации культуры и обозначения соответствующей концепции, которая вызвана необходимостью корреляции появляющихся новаций в культуре, порождаемых изменениями в общественной жизни и экономических структурах, - всем тем, что часто называется модернизацией, постиндустриальным, пост техногенным или потребительским обществом. Сегодня, понятие «постмодернизм» является понятийно-тождественным таким определениям, как «массовое общество», «информационная цивилизация», «экранная культура» и т.д. И дело тут не только в его обширности, многогранности и эклектичности данного понятия, а в отсутствии более-менее четкого представления о сущности постмодернизма, о том, что скрывается за этим броским и чем-то завораживающим словом, которое так часто можно услышать по телевидению, в кино, столкнуться с ним в журналах и художественной литературе.
Описывая сложившуюся ситуацию, О.Б. Вайнштейн с долей иронии отметил: «Под вывеской постмодернизма можно не только ставить спектакли и писать стихи, но и печь блины, носить экстравагантные костюмы, заниматься любовью и ссориться, а также зачислять себе в предшественники любых понравившихся авторов из пантеона мировой культуры».
В наше время постмодернизм стал моден: модно не только быть его сторонником или приверженцем, но и его критиком и даже ярым противником. В свое время Жан Поль Сартр столкнулся с подобной ситуацией в случае с экзистенциализмом, когда под его именем «мог подписаться кто угодно» слово приобрело такой широкий и пространный смысл, что в сущности, уже ничего не означает».
Определение понятий «постмодернизм», «постмодерн», как утверждают большинство теоретиков и исследователей, может быть осуществлено в соотнесении с тем, что понимается под модернизмом. В социально-историческом контексте предлагается рассматривать «постмодерн» в качестве коррелята «модерна» - эпохи протирающейся приблизительно от начала Нового времени до середины XX столетия; в эстетическом контексте «постмодернизм», - контрагент «модернизма» как этапа в развитии истории искусства.
Раскрытие понятия «постмодернизм» невозможно без точного понимания того, что представляет собой модерн или модернизм. Прежде всего, следует отметить, что слово «модерн», переводящееся как «современный» имеет два смысловых значения: первое соответствует современному как «отвечающему требованию времени», а второе - модерну как таковому, то есть модернизму.
На наш взгляд, модерн - это не только конкретная историческая эпоха, - это определенная мировоззренческая позиция. Таким образом, можно сказать, что модерн - это эпоха, отличительной чертой которой является ориентация на новое, которое должно стать фундаментом для будущего развития.
В современных исследованиях, посвященных рассмотрению смыслового значения термина «модерн», не существует единого понимания данного явления, остающегося предметом непрекращающихся споров и дискуссий.
Так, ведущий теоретик Ж.-Ф. Лиотар в своей работе «Ответ на вопрос: что такое постмодернизм?», где он полемизирует с Ю. Хабермасом поясняет, что проект модерна не был забыт, он был разрушен, «ликвидирован», уничтожен. Позже в своем докладе «Редактируемый модерн», философ устраняет возможность рассматривать постмодерн как историческую антитезу модерну. Напротив, считает он, что постмодернизм уже имплицитно присутствует в модерне. Поэтому постмодернизм это не конец модернизма, не новая эпоха, а модернизм в стадии очередного обновления. Модерн продолжает основательно развиваться вместе со своим постмодерном. Антитезой модерна является не постмодерн, а классика.
Воззрения Лиотара разделяют многие западные философы, в частности В. Страда, который рассматривает постмодернизм как фазу модерного мира конца XX в. и подчеркивает, что «пост» следует понимать не столько исторически, как нечто, что идет после модерности.
Ю. Хабермас, Э. Гидденс, А. Турэн, пытаясь переосмыслить феномен модерна, предлагают рассматривать современность не как постмодерн, а как продолжение и радикализацию модерна и, тем самым, задают новый горизонт для построения общей теории социальной жизни. Философы данной точки зрения считают постмодернистскую критику по существу некорректной, поскольку ее представители находятся во власти тех же унаследованных от Просвещения предрассудков, что и прежние модернисты. Отсюда следует, что основные постмодернистские констатации представляют собой лишь превратное выражение нового образа модерна, корректное построение которого требует пересмотра ряда идейных иллюзий Просвещения при сохранении его рационалистического духа.
Итак, мы видим, насколько разноплановы представления исследователей о явлении, которое называется «модерн». Тем не менее, попытаемся обозначить свою позицию в этом вопросе. Мы склонны рассматривать модерн не как отдельный исторических период, а как некий исторический проект и бесконечный процесс. Все новое в культуре, те новые явления, которые происходят в наши дни, являются модерном. Разумеется, модерн XX в., с которым соотносится постмодерн, означает в свою очередь, разрыв с модерном в смысле Нового времени. И впервые это произошло в области научной рациональности. Таким образом, один модерн отделяется от другого, модерн XX века от модерна вкупе с модерном Нового времени. Постмодернизм в этом ключе - составляющая модерна, негативно-конструктивное движение, своеобразный антитезис, инициирующий модерн как синтез. Поэтому понятия «модерн» и «постмодерн» в данной работе часто используются как синонимы.
Постмодернизм - это даже не учение, не направление, а глобальная ситуация, в которой находится большая часть современного человечества. Представители различных областей человеческой деятельности, пуская даже самых консервативных, оказались затронуты этой ситуацией независимо от их желания. Можно не принадлежать к числу деятельных «постмодернистов», однако, невозможно не быть «пост модерным человеком».
Следует отметить, что то, что имеется в виду под словом «постмодернизм», значительно разнится в зависимости от контекста, однако в самых общих чертах постмодернистское мышление можно рассматривать как незавершенный и непостоянный набор положений, который складывался под влиянием множества разнообразнейших интеллектуальных и культурных течений: от прагматизма, экзистенциализма и психоанализа до феминизма, герменевтики, постэмпирической философии науки.
Главной отличительной чертой постмодернизма считается исходная установка на невозможность описывания мира как некого целого с помощью каких-либо общих теорий, претендующих на истинное, единственно верное знание о действительности.
Характерным для постмоденисткой мысли является и преобладание куновского понимания «парадигм» в современном дискурсе, что отражает признание изначально толковательной природы разума. Это оказало влияние не только на подход постмодернизма к культурным мировоззрениям прошлого и к истории сменявших друг друга научных теорий, но и на его собственное мировоззрение, что сказалось и на сочувственном отношении к притеснявшимся ортодоксальным воззрениям и более самокритичном взгляде на воззрения, ныне принятые.
В начале 1970-х гг. американский теолог Ф. Кокс ввел понятие «постмодернистская теология». Однако в общенаучный обиход термин вошел через посредство теории архитектуры: в 1977 г. англичанин Ч. Дженкс назвал постмодернизмом частичное возвращение от неоавангарда к традиции.
Как художественное течение постмодернизм возник в США в архитектуре, живописи и поп-культуре, а его теоретическое обоснование появилось позднее и имело своим «центром» Западную Европу. В настоящее время многие исследователи склоняются к пониманию термина «постмодернизм» не в искусствоведческом, но в широком, культурологическом и историческом плане - как то, что отличает современную культуру от модернизма. Модернизмом при этом называют тип мышления Нового времени, возникший в XVII в. и основанный на вере в безграничные возможности разума и прогресса.
Термин «постмодернизм» этимологически закрепляет не только последовательное отношение новейшей культуры и философии к философии модерна, но и рефлексию, по большей части критическую, по отношению к предшествующему способу существования в культуре и философии.
Постмодернизм сегодня - это даже не философская школа, а адекватное современному состоянию общества самоидентификация культуры, в том числе философской, распространяющаяся на все сферы человеческой деятельности.
В нашем исследовании мы будем придерживаться следующего определения смысла понятия «постмодернизм». Постмодернизм - это специфическое мировоззрение, получившее распространение в конце XX века, главной отличительной чертой которого является плюрализм, то есть возможность одновременного существования разнообразных точек зрения. Однако, это совокупное и плывущее название дает обозначить новую парадигму, в которой стали работать философы и культурологи в разных «пространствах», стремясь уловить и отрефлексировать новые явления в культуре, отсылающие, по их убеждению, к ее первоначалам. Именно из принципа плюрализма, по нашему мнению, вытекают такие производные характеристики постмодернизма, как фрагментарность, децентрация, изменчивость, контекстуальность, неопределенность, ирония, симуляция.
У современных постмодернистов наблюдается тенденция стремительного ухода от всякой ценностной и стилевой определенности, что нередко проявляется в сознательной неразличимости содержательного и интонационного аспекта, серьезного и притворного, высокого и широкого, прекрасного и безобразного. Прослеживается принцип создания и функционирования произведения, когда у художника проявляется свобода каждый раз устанавливать новые правила игры, жонглировать различными формами, назначать и прихотливо изменять оценки и значения, разрывать старые логические правила и устанавливать новые.
Благодаря воздействию феминизма существенное место в идеологии постмодернизма занимают вопросы пола. Пол и возраст - те существенные категории, на которых базируется экзистенциальный статус личности. Так, согласно идее Ж. Дерриды, система ценностей и взгляд на мир формируются с позиции «европейских белых мужчин» (вспомним, что Платон связывал мужское начало с Солнцем). Иными словами, все сознание современного человека, независимо от его пола, насквозь пропитано идеями и ценностями мужской идеологии с ее приоритетом мужского начала, логики, рациональности и объективности женщины. Женское начало вытеснено на периферию, оно не включено в то многоголосье, которое эту культуру отличает. Распространению этой идеи способствовала выше упомянутая книга С. де Бовуар «Второй пол», а также «Воля к знанию» М. Фуко, задуманная как первый том «Истории сексуальности» и показавшая, как происходит социальное доминирование над биологическим даже в такой «природно обусловленной» сфере, как отношение полов. Вслед за де Бовуар Фуко показал, что уже в древности сексуальная мораль - это мораль мужчин: «Мораль продуманная, написанная и преподаваемая мужчинами и к мужчинам обращенная». Феминисты выдвинули тезис о господстве в обществе патриархата и о том, что все тексты и дискурсивные практики навязывают индивидам именно патриархатные, то есть мужские, ценности.
Исходным понятием концепции Деррида является деконструкция. Понятие «деконструкция» было выдвинуто философом при его работе с метафизикой, чтобы определить исследовательскую установку, которая, не разрушая тексты, помогала бы смыслостроительству.
По мнению философа, именно этот метод должен расширить горизонты философской мысли с помощью глубинного анализа языка, что сделает возможным свободное мышление, в котором нет предписанных схем, а обретение смысла происходит в процессе философствования. Таким образом, деконструкция направлена на уничтожение «привнесенного», связанного с исторической и культурной традицией. Она нацелена против историзма, линейности, прогрессивизма.
Заслугой деконструктивизма и постмодернизма, пожалуй, следует считать пристальное внимание к обыденному языку как важнейшему объекту философской рефлексии, потому что главной особенностью философии является то, что она выступает как мировоззрение, а поэтому не может быть оторвана от индивида, являющегося носителем конкретного мировоззрения.
В зарубежной философии и лингвистике оформились гендерологические подходы: первый подход изучает зафиксированные в языке стереотипы феминности и маскулинности, а также тендерные ассиметрии и особенности речевого поведения мужчин и женщин, второй, рассматривает гендер как культурную метафору. По мысли сторонников данных подходов уже в мифологических картинах мира присутствует ряд бинарных оппозиций: верх-низ, свет-тьма, правое-левое и т.д. Во многих философских системах также имеет место ряд полярных категорий: природа-культура; активность-пассивность; рациональность-иррациональность; логика-эмоции; дух-материя; власть-подчинение. Левая категория каждой из оппозиции является атрибутом мужественности, а правая - женственности. При этом каждая пара признаков составляет самостоятельную оппозицию, не имеющую причинно-следственной связи с принадлежностью людей к тому или иному полу. Однако половой диморфизм, имеющий место в реальности человеческого существования, все же рассматривается сквозь призму женственности/мужественности. Каждому из полов приписывается набор соответствующих качеств, играющих важную роль в создании прототипа мужского и женского в общественном и индивидуальном сознании. Эти категории отражают классифицирующую деятельность человеческого сознания, выводимую из сферы опыта. Наличие двух типов людей - мужчин и женщин - мотивировало название философских категорий женственность (фемининность) и мужественность (маскулинность), составив базу сравнения метафоры.
Некоторые российские лингвисты вполне обоснованно отмечают необходимость принимать во внимание при изучении тендерных особенностей речевого поведения также характерологические свойства языка, используемого в рассматриваемом коммуникативном процессе.
По мнению А. Кирилиной, характерологические особенности языка могут, также рассматриваться в аспекте тендерной метафоры: «мужественные» и «женственные» языки. Однако это вызывает возражение из-за категориальной нерасчлененности. «Маскулинность» и «мужественность» далеко не равнозначные термины. «Маскулинность» - категория исключительно гендерная, «мужественность» - понятие нравственности. Не каждый, даже очень маскулинный мужчина, может проявить мужественность. И в тоже время, феминная женщина может обладать мужественной душой, о чем свидетельствуют психологи. Именно поэтому невозможно согласиться с высказыванием О. Рябова о том, что гендер осмысляется в терминах «мужественность» (олицетворяющем, якобы, мужское начало), и «женственность» (женское начало). У И. Кона также находим: «Маскулинность» - не столько «мужественность», сколько «мужчинность», «мужеподобие». При всей многозначности научных терминов, они точнее, чем обыденное словоупотребление».
Особенности русского языка соотносимы с метафорами феминности. То есть им свойственны (в противоположность маскулинности): эмоциональность (а не рациональность), отсутствие активности, страдательность (а не действенность) и т.д. А. Вежбицкая в исследовании, посвященном анализу характерологических особенностей русского языка, отмечает следующие его черты: 1) «эмоциональность» - ярко выраженный акцент на чувствах и на их свободном изъявлении, высокий эмоциональный накал русской речи, богатство языковых средств для выражения эмоций и эмоциональных оттенков; 2) «иррациональность» (или «нерациональность» - в противоположность так называемому научному мнению подчеркивание ограниченности логического мышления, человеческого знания и понимания, непостижимости и непредсказуемости жизни; 3) «неагентивность» - ощущение того, что людям неподвластна их собственная жизнь, что их способность контролировать жизненные события ограничена; склонность русского человека к фатализму, смирению и покорности; недостаточная выделенность индивида как автономного агента, как лица стремящегося к своей цели и пытающегося достичь ее; как контролера событий; 4) любовь к морали - абсолютизация моральных измерений человеческой жизни, акцент на борьбе добра и зла (и в других, и в себе), любовь к крайним и категоричным суждениям. В процессе многочисленных исследований были получены данные относительно и невербальных дифференциаций тендерных субкультур. Это позволило сделать следующие выводы.
Феминным людям свойственна, в целом, более яркая эмоциональность, заботливость, общительность. Американские социопсихологи И. Бонагуро и Дж. Пирсон установили, что феминные индивиды гораздо оживленнее, чем маскулинные или недифференцированные личности, для них также более характерна непринужденность по сравнению с андрогинными и маскулинными индивидами. Установлено, что феминные женщины гораздо откровеннее, весьма охотно делятся личной информацией по сравнению с андрогинными женщинами; маскулинные мужчины менее откровенны, чем андрогинные мужчины. Хотя во многих исследованиях принято считать женщин более склонными к улыбке, чем мужчин, психологи пришли к выводу о том, что это невербальное проявление поведения также связано с тендерной идентификацией. Именно высокой степенью феминности личности, проявлением дружелюбия, а также вежливости и теплоты души объясняется склонность улыбаться. Маскулинные индивиды, наоборот, более деятельны и властны, склонны к спорам, их отличает более высокая уверенность в себе, независимость, решительность и, кроме того, целеустремленность. В то же время, как показали результаты недавних исследований некоторых ученых, несмотря на то, что обычно маскулинность ассоциируется с высокой самодостаточностью, сдержанностью личности, эту субкультуру характеризует также ряд менее привлекательных качеств, в том числе и агрессивность. На современном этапе развития цивилизации ролевые функции женщин и мужчин в обществе испытывают весьма серьезные изменения. Однако, люди не учитывают их во взаимоотношениях друг с другом, что ведет к возникновению проблем, обостряющих гендерно-коммуникативную взаимосвязь.
Употребление метафоры в качестве номинации актуализирует в сознании два класса объектов - тот, с которым сравнивают, и тот, который сравнивает. Базой сравнения является в этом случае некоторая общая черта сравниваемых объектов. Механизм метафоризации обнаруживает закономерность, обусловленные действием принципа антропоморфизма, то есть культурного и телесного опыта человека: 1) база сравнения метафоры отсылает реципиента к реальным мужчинам и женщинам, которым также начинают приписывать данные природой черты: активность/ пассивность, интеллект/эмоции и т.д. Как отмечал А. Белый, «не женщина вовсе определяет женственное, наоборот, женственностью определима она сама»; 2) образность метафоры позволяет использовать ее в применении к объектам разного рода, не связанным непосредственно с полом. Так, мы говорим о мужественных поступках, о вечной женственности; в ряде историко-философских работ выдвигается идея о мужественности немецкого национального характера и женственности русского. Совершенно очевидно, что в таких случаях не производится прямого соотнесения с мужчинами и женщинами. Речь идет о комплексе признаков, объединенных под терминами мужественность/женственность.
Метафоричность этих номинаций не всегда осознается носителями языка, что ведет к отождествлению качеств, приписываемых мужественности и женственности, с качествами реальных мужчин и женщин.
Итак, тендерные метафоры социальны: мужское и женское начала конструируются в связи с культурным и социальным контекстом, становясь порой заложниками социальных идеалов и норм. То, что мы включаем в такие понятия, как «деловая женщина» или «свободная любовь», «культура унисекс», является совокупностью образцов поведения, навыков, обычаев, отражает весь тот фон социокультурных практик, ориентирующих нас в обращении с людьми, понятиями и предметами, что позволяет ставить задачи и достигать определенные цели. На фоне этих общих для той или иной культуры практических навыков развиваются идеологии и ценности профессиональных и иных сообществ.
Речь идет о социальном конструировании неравенства путем оформления и закрепления образцов социальной структуры в репрезентативной культуре общества. Эти образцы воспринимаются как должное, не подлежащее сомнению, и все последующие возможные вариации сравниваются, подравниваются, нормируются в соответствии с закрепленным каноном. Поэтому так трудно бывает осознать, что биологическая сексуальность - всего лишь набор возможностей, которые никогда не осуществляются без влияния человеческой социальности. Понятия феминности, маскулинности культурно специфичны и порой очень сильно отличаются от ролей, предписанных им другими культурами, и уж конечно, не являются чисто биологическими производными.
Каждый исторический этап формирует свои метафоры пола, которые характеризует его с точки зрения феминности и маскулинности. Следовательно, гендер как культурная метафора выполняет роль культурного символа и, следовательно, выступает как культурно-формирующий фактор.
В своей работе О.В. Рябов «Национальная идентичность: тендерный аспект» пишет о том, что тендерные исследования позволяют выделить культурно-символическую (наряду с биологической и социальной) составляющую пола, с помощью которой, многие не связанные с полом феномены и понятия отождествляются с «мужским» и «женским».
В этом плане уместно говорить о «тендерной культуре мира». В выше упомянутой работе, О.В. Рябов предполагает, что в каждой культуре присутствует своеобразная «гендерная картина мира» - совокупность представлений, составляющих такое видение человеком окружающей среды, где вещи, свойства и отношения осмысливаются при помощи бинарных оппозиций, стороны которых ассоциируются с мужским и женским началами.
Гендерная метафора, используемая в картине мира и берущая начало в мифологическом мышлении, - это не только образ. Картина мира запечетливает облик вещей в единстве с миром значений, с тем смысловым полем, которое сложилось в данной культуре и которое А.Н. Леонтьев назвал «пятое квазиизмерение». Природа значений заключена не в самих вещах, а в отношениях человека к вещам, обусловленных общественной практикой. Так, что маркировка тех или иных фрагментов картины мира как феминных или маскулинных означает перенос на них всей суммы смыслов, которые закреплены за мужским и женским в данной культуре.
Размышляя о поле как культурной метафоре Э. Фи отмечает, что она «...передает отношение между духом и природой. Дух - мужчина, природа женщина, а познание возникло как некий агрессивный акт обладания; пассивная природа подвергает вопрошанию, раскрытию, человек проникает в ее глубины и подчиняет себе.
Приравнивание человека к познающему духу в его мужском воплощении, а природы - к женщине с ее подчиненным положением было и остается непрерывной темой западной культуры».
Так, примером тендерной метафоры может служить историософема «Матушка Русь». Этот термин хорошо известен как в нашей культуре, так и на Западе, где стал своеобразным литературным штампом.
Прежде чем начать анализ данной метафоры зафиксируем ее основные идеи: первая - русские относятся к Росси как к матери; вторая - сама Россия обладает качествами, скорее, женственными, в то время как противопоставляемый ей Запад - мужественными. Если первая идея характеризует динамический компонент национальной идентичности русских (механизм идентификации с нацией), то вторая - статический (собственно образ нации).
Россия воспринимается как мать, а русская нация как объединение не сограждан, а родственников, как одна большая семья. Преобладанием материнского начала обычно объясняют специфические черты «русской души», ее достоинства и недостатки. В. Шубарт одним из свойств русского типа культуры считал «доверие к бытию» и связывал его с тем, что для русского родная земля не противник, у которого он вырывает плоды своего труда, а мать, которая и милостива, и щедра.
Для характеристики статического компонента типична оценка России С. Грэхемом - «страна-женщина», «жена западного человека-мужчины». Чтобы выразить свое восприятие нашей страны, английский автор использует традиционные феминные образы, называя Россию сердцем, церковью, ночью. Обосновывая подобные мысли, зарубежные авторы обращаются к анализу элементов структуры национальной идентичности России. Одним из аргументов является то, что женщины в нашей стране играют решающую роль: «Россия сильна женщинами». Женщина объявляется своеобразным воплощением «русскости», так как разные народы дали разные образцы человеческих идеалов. «У китайцев это мудрец, у индусов - аскет, у римлян - властитель, у англичан и испанцев - аристократ, у пруссаков - солдат, а Россия предстает идеалом своей женщины». Нередко женщина становится символом национального спасения. Среди качеств, которые включены в ее идеализированный образ входят: забота, жалость, верность, целомудрие. Женщина в России - это, прежде всего, женщина-мать.
Говоря о тендерных характеристиках той или иной нации, мыслители обращают внимание и на специфику ее религиозности. В связи с этим высказывается убежденность в мистической связи России и мирового женственного начала («Россия - Дом Богородицы»), во-вторых, акцентируется внимание на различных формах сакрализации материнства на Руси (исключительное место Богородицы в русском православии, поклонении Матери-сырой-земле, культ премудрости Божией).
Н. Данилевский видел в славянстве особый культурно-исторический тип, наделенный возвышенными, истинно христианскими чертами. Он подчеркивал: «Самый характер русских и вообще славян, чуждый насильственности, исполненный мягкости, покорности, почтительности имеет наибольшую соотнесенность с христианским идеалом».
Совокупность обозначенных предикатов «русскости» в западных текстах получает название женственности. Подобное восприятие России западными мыслителями получает отражение в суждениях об уникальности нашей страны. О. Шпенглер в работе «Прусская идея и социализм» пишет: «Россия - это не другой народ, а другой мир... Разница между русским и западным духом необходимо подчеркивать самым решительным образом. Как бы глубоко ни было душевное и, следовательно, религиозное, политическое и хозяйственное противоречие между англичанами, немцами, американцами и французами, но пред русским началом они немедленно смыкаются в один замкнутый мир... Настоящий русский нам внутренне... чужд... Он сам это все время сознавал, проводя разграничительную черту между «Матушкой Россией» и Европой».
Итак, женственная Россия вызывает симпатию благодаря своей близости к природе, открытости, душевности, приоритету любви над законом, братству, преодолевающему западный эгоизм.
Причина симпатии к женственной России заключается также и в мифе о русской женщине, которой прочно вписан в культуру не только России, но и Запада. Приведем некоторые суждения: «Никакая другая женщина, по сравнению с русской, не может быть одновременно возлюбленной, матерью и спутницей жизни»; она «объединяет в себе все преимущества своих западных сестер», не имея их недостатков; она разделяет все интересы любимого мужчины, но при этом сохраняет свою женственность и не оставляет дом; она ни в коем случае не «синий чулок».
Проанализировав гендереную метафору «Матушка Русь», мы видим, что Россия как культурный символ несет в себе феминные черты. Рассмотрение тендерного аспекта образа России намного расширяет круг источников анализа стереотипов маскулинности и феминности, и поэтому позволяет открыть новые грани в исследовании такой сферы человеческого бытия, как национальной.
Отождествление женского с природным мы находим в книге доктора философии Клариссы Пинкола Эстес «Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказания». Данная работа примечательна тем, что на всем ее протяжении автором используется удачная метафора «Первозданная Дикая Женщина». Слово «дикая» используется здесь отнюдь не в современном уничижительном значении «неподконтрольная», но в исходном смысле, то есть как указание на естественный образ жизни, при котором существо, обладает врожденной целостностью и здравыми рамками. Слово «дикость» и «женщина» заставляют, по мысли К. Эстес, женщину вспомнить, кто она и чем занята. Они представляют собой метафору для описания той силы, которая переполняет всех женщин. «К какой бы культуре ни принадлежала женщина, сочетание слов «первозданная, дикая» и «женщина» ей интуитивно понятно».
По мнению К.П. Эстес, сфера деятельности современной женщины огромна и расплывчата: ей приходится быть кем угодно и для кого угодно. А древнее знание так и остается невостребованным. С развитием НТП, техники связи, новых технологий, гонкой за материальными благами и связанной с этим переоценкой ценностей, женщина теряет связь с первозданной силой души. Появляются те признаки мышления, чувств и действий, которые указывают на серьезные нарушения, которые чаще всего женщины характеризуют как истощение, утомляемость, неустойчивость, подавление, растерянность, загнанность, бесчувственность, хрупкость, слабость, отсутствие вдохновение и воодушевления, смысла.
Цивилизация и современная культура заставляют женщину приспосабливаться, ломать себя. Недаром данная работа начинается со слов: «Первозданная природа и Первозданная женщина - два вида, которым угрожает полное исчезновение». Автор уверена, что утрачивая связь с инстинктивной душой, мы живем только наполовину, и образы и силы, естественные для женщины, не получают полного развития. Отрезанная от своего главного источника, женщина приобретает стерильную благопристойность, но утрачивает свои инстинкты и природные жизненные циклы, попадает под власть общества, интеллекта и эго - собственных и чужих.
Здесь, на наш взгляд, будет уместно вспомнить слова являющиеся своеобразным протестом, криком против устоявшихся в обществе норм и стереотипов, которые в уста женщины вложил В. Брюсов: «Я хочу свободы и любви, той свободы, о которой вы все говорите и которой не даете никому. Я хочу любить или не любить, или разлюбить по своей воле, или пусть по своей прихоти, а не по вашей. Все, всем я готова предоставить то же право, какое спрашиваю себе.
Или я безнадежно глупа, или сошла с ума, или это - величайшая несправедливость в мире, проходящая сквозь века. Все мужчины тянут руки к женщине и кричат ей: хочу тебя, но ты должна быть только моей и ничьей больше, иначе ты преступница. И каждый уверен, что у него все права на каждую женщину, а у той нет никаких прав на самое себя...». Выход из данной ситуации К.П. Эстес видит в том, что нам следует внимательнее всего отнестись к тем мыслям, чувствам и свершениям, которые придают женщинам силы, а также правильно учесть ослабляющие женщину внутренние и культурные факторы.
Если классическая европейская наука четко разграничивала в человеке духовность и телесность, то пост структуралисты постулируют неразрывность чувственности и интеллекта. Мыслительный акт невозможен в отрыве от чувств, связывающих субъекта с окружающим миром. Р. Барт рассматривал тело человека как текст; Ж. Делез говорит о человеке как о «социальном теле». Фуко важнейшей характеристикой телесности и чувственности считал сексуальность; это представление стало общим для всего постструктурализма. По Фуко, социальность и сексуальность взаимно обуславливают друг друга. Сексуальность не есть некая природная данность, но - продукт дискурса эпохи.
Итак, постмодернизм преподает некий урок осмысления действительности, человека, его места в мире, сделан первый шаг в направлении смены системообразующего центра современной культуры - от Слова к Телу, от интеллектуальности и духовности к телесности, от вербальности к зрительному образу, от рациональности к «новой архаике», когда в центре ментальности и дискурса оказывается тело, плоть.
Признанными зачинателями этого направления исследовательской мысли стали французские философы Ж. Бодрийяр, Ж. Батай, Ж. Деррида, Ф. Тваттари, Ж. Делез, Ж. Лиотар. На место Слова стало Тело, культура перестала быть логоцентричной и оказалась телоцентричной.
Л. Морева отмечает, что: «В постмодернистическом опыте телесность и ментальность как бы меняются местами. Тело становится внутренним, а ментальность - внешним планом «считываемого» содержания. Телесность во всем спектре пространственно визуализированных метафор становится доминантной подлинности происходящего, спасением от «симулякризованных пустот»
Именно с этих позиций ведет свою критику рационализма («логоцентризма») европейской философии и культуры Ж. Деррида, по мысли которого в основе европейского рационализма лежит агрессия, сексуально окрашенная установка, восходящая к эротическому насилию и обладанию: познать, как понять, обладать истиной, открытие как срывание покрова. В этой связи Ж. Деррида также говорит о «фал-лого-центризме» европейского рационализма. В своих трудах Ж. Деррида разрабатывает понятие «децентрация». Как отмечает Т.К. Костиков, свою задачу французский философ видел, прежде всего, в том, «чтобы оспорить непререкаемость одного из основополагающих принципов европейского культурного сознания - принципа «центрации». Действительно, нетрудно заметить, что имея дело с любыми оппозициями (белое/черное, мужчина/женщина, душа/тело, содержание/форма, озночаемое/означающее и т.п.), мы невольно стремимся поставить в привилегированное положение один из членов этих оппозиций, сделать на нем ценностный акцент. Принцип центрации пронизывает буквально все сферы умственной деятельности европейского человека: в философии и психологии он приводит к рациоцентризму, утверждающему примат дискурсивно-логического сознания над всеми прочими его формами.
Можно предположить, что данные утверждения явились своеобразным толчком для появления выше упомянутой моды «унисекс», в которой также стирается четкая оппозиция мужского/женского.
Невербальный гаио, осязательность и эротизм, sexus и сексизм как источники и исходные метафоры философствования, переход в базовых познавательных чувствах зрения и слуха к осязанию, тактильности, возрождение на этой основе интереса к научным и вне научным формам осмысления действительности - такой подход, по мнению постмодернистов, дает импульс интуиции, научному поиску, аргументации.
На смену «окулярной» метафоре приходит «осязательная» метафора, сторонником которой выступает Р. Рорти в своей работе «Философия и зеркало природы». По мнению философа, причины существования данной метафоры существуют в телесности человека.
X. Ортега-и-Гассет замечает, что первичным чувством было осязание, от него впоследствии отпочковались все прочие. «Осязание - основная форма нашего общения с внешним миром, осязание и соприкосновение являются решающими факторами определяющими строение нашего мира», - заключает X. Ортега-и-Гассет. «В отличие от чистого видения, это не похоже на отношение между нами и неким призраком; Это отношение двух тел: нашего и чужого». «При соприкосновении мы ощущаем вещи изнутри нас, из нашего тела, а не вне нас, как это происходит со слухом и зрением».
Философы-постмодернисты утверждают, что мы пленники телесности, сопряженной с телесностью мира, но эта телесность открывает и в нас, и в мире невидимые горизонты свободы, порождает формы, обретает цели, вскрывает причины. Природа и материя говорят в нашем теле и через тело достигают собственного Бытия. Продолжая эту тему, Д.В. Михель отмечает, что тело - это то, в чем индивид обретает мир, и то, в чем мир обретает индивида. «...Человек вписывается в тело, воплощается, чтобы соотносить себя с другими воплощениями: вещами или людьми. В телесном обличье он противопоставляет себя им или обнаруживает сходства с ними... Только в теле и через тело человек оказывается тем, кто он есть». И здесь вырисовывается две возможности: 1) возможность противопоставления человека вещам и людям; 2) возможность обнаружения сходства между ними. Итак, именно эти возможности и являются причинами появления новых тендерных метафор.
Итак, в центре осмысления человеческого бытия оказывается тело, что приводит к самой логике осмысления телесного существования. Возникают вопросы: Что есть жизнь? Что является контекстом жизни? Окончание человеческого существования есть окончание телесного бытия, смерть. Но что тогда есть смерть? Неслучайно в постмодернистском философствовании присутствует своеобразная апокалиптическая традиция осмысления феномена смерти, дискурса о ней. Очевидно, что в этом случае на первом плане - тело, плоть, многообразные игры в культуре с мертвым телом, телом как таковым.
Тульчинский Г.Л. отмечает, что телоцентризм обладает всеми признаками стрессогенной лиминальной ментальности, характерной для ситуаций перехода (социальных ломок, реформ, катастроф и т.д.) ...повышенным вниманием к смерти, катастрофизмом, сюжетом конца света, сексуальной свободе, гомосексуальности, трансексуальности, отрицанием научной рациональности, мистицизмом, эзотерикой и т.д. На фоне постмодернизма в обществе происходят такие изменения как: преобладание массовой культуры, поддерживающей ее СМИ (масс-медия); отмена запрета на описание и изображение секса как наиболее полного и сильного выражения человеческой природы и природы личностного Я, большая свобода поведения, ограничение зоны стыда. Широко пропагандируются и закрепляются социальной практикой рекламы с существенно психоаналитической подоплекой (женское тело), телесная тайна вхождения одного тела или предмета в другой, технология формирования и продвижения привлекательного имиджа и т.д.
Следствием этих процессов в искусстве стало вытеснение литературы на периферию художественного опыта и перемещение в ядро художественной культуры визуального (прежде всего - экранного: кино, видео, ТВ, мультимедия) искусства, в основе которого - показ человеческого тела и зрительные метафоры, апелляция к тем частям тела, которые служат сексуальной символикой.
Игра со словом заменяется игрой с телом - своим собственным или чужим, большое внимание уделяется телесности вообще, что нередко приводит в обыденном опыте и искусстве к вседозволенности.
Здесь также уместно будет вспомнить еще одно достижение современности - это реклама. Сегодня жизнь современного человека немыслима без рекламного фона, который становится более очевидным и более активным. Реклама, проникающая во все сферы общества, в настоящее время активно воздействует на его социальные институты и оказывает активное влияние на социальное поведение живущих в нем людей. Рекламу даже начали называть новым видом искусства, обсуждая ее этические качества, оригинальные режиссерские ходы, яркость красок и остроумие высказываний.
Реклама передает не только информацию о товарах, изделиях, услугах, рынках, но и об общественных, политических и других типах отношений в обществе, в том числе и межличностных взаимоотношениях мужчин и женщин, в которых последние, как правило, не только стереотипизированы, идио и видиоадаптированы, но и упрощены, сведены до уровня «ритуальных идиом». Иными словами, непосредственные предложения о товарах и услугах, обычно представляются в рекламе в контексте других образов, рассказывающих об устройстве общества, его культурных конструкциях и о взаимоотношениях в нем (мужчин и женщин).
Нам, потребителям, «продают» общепризнанную версию социального /социогендерного мира взаимоотношений в нем, «впечатывают» в личностное сознание людей образы, стереотипы, правила поведения, идеалы, которые со временем институализируются механизмами социальной жизни, брачно-семейных, профессиональных, и других институтов, посредством которых общество регулирует и легитимирует взаимоотношения людей.
Наиболее распространенным вариантом современной рекламы является символическое воспроизведение «мужественности» и «женственности». Объяснением этого явления может служить то, что наиболее глубокой, внутри положенной чертой человека является его принадлежность к определенному полу. Женственность и мужественность в определенном смысле суть предшественники и изначальные способы выражения сущности, то есть чего-то такого, что может быть одновременно передано в любой социальной ситуации и даже попадает в самую цель при характеристике человека.
Реклама порождает тендерные метафоры, которые осуществляют перенос социального статуса или индивидуального чувства на определенный продукт. Мы покупаем не мороженое, колготки, шампунь, бытовую технику, а свое положение в обществе, на работе, в семье, на вечеринке, в школе, свое отношение к другим людям, свой образ или, по меткому выражению Ю. Вильямсон, мы покупаем благодаря рекламе «самих себя».
Львиная доля рекламной продукции демонстрируется на фоне красивых женщин, частей женского тела или в целом женских тел. И так как желание приносит прибыль в потребительском обществе, женское тело, исторически отождествляемое с сексуальностью и природой, «плодоносит» не только в различной рекламной продукции, но и в сфере политики, экономики, социальных отношений.
Примерами тендерных метафор в рекламе (где используется женское тело) могут быть: «дверные ручки», «штопор», «стойка для торшера», «мобильные телефоны», «телевизоры» и др. Женское тело продает автомобили, пиво, пепси, сигареты, спиртное, рецепты для похудения. Этот список товаров можно продолжить до бесконечности. Из последних реклам можно вспомнить рекламу плазменного телевизора LG, в которой присутствует красивая женщина, характеристика которой («еще стильней, еще элегантней, еще тоньше»), переносится непосредственно на товар.
Итак, подводя итог, мы можем говорить о том, что реклама формирует свои тендерные метафоры, рассчитанные на визуальное восприятие, которые на бессознательном уровне корректируют образ жизни, меняют стереотипы, фиксируют как личностную картину мира, так и общества в целом.
В. Дж. Т. Митчелл, один из теоретиков визуальных исследований, отмечает, что в последние двадцать пять лет произошел настоящий переворот в гуманитарных науках, связанный с интересом к изучению визуальной культуры в широком смысле. Речь идет об исследованиях в кино, телевидении, массовой культуры с позиции современных философских и социальных теорий (включая феминизм).
Еще одним из основных признаков современного общества является стремительное развитие компьютерных информационных технологий и систем коммуникаций. Уже сегодня с уверенностью можно констатировать то, что Интернет стал новым слоем реальности, равно как и сферой жизнедеятельности большинства людей. Различные формы виртуальной реальности, принципиально отличающиеся от имитирующих возможностей кино, фотографии и телевидения. Возникло понятие «сетевого искусства», которое не фиксировано как объект, а разбросано по электрическим сетям, движется, трансформируется, и каждый из пользователей компьютера может внести в него свою долю творчества. Также можно сделать вывод о том, что пользователи сети - люди с новыми интересами, целями, возможностями и потребностями, безусловно, отличаются от тех, кто живет в реальном пространстве.
Естественно, что новый слой реальности предполагает новый язык виртуальный дискурс отличается от каких-либо других видов дискурса большим количеством характерных особенностей, так как язык сети не похож не на какой другой. Коммуникация в виртуальном пространстве представляет собой дистантное общение в режиме реального времени, не подкрепленное визуальным контактом.
Метафорическое смыслообразование наиболее часто встречается в интернет-чатах. Как правило, сетевое имя - это метафора или псевдоним, оно является визитной карточкой коммуниканта, с помощью которого он представляется виртуальной аудитории. Здесь мужественность и женственность отражается в метафорах с ярко выраженными тендерными характеристиками.
Так как пользователи сети защищены экранами монитора, им представлена большая свобода действий в процессе выбора тех или иных языковых средств для оформления высказывания. То же можно сказать и о свободе самопрезентации личности в сети - в данном случае, свободе выбора пола. Большинство «чатеров» ради интереса меняют свой настоящий пол на противоположный, не боясь быть узнанными. В таких случаях абсолютно неосознанно меняется язык «говорящих» - стремясь «быть» существом другого пола, «чатеры» изменяют свою речь таким образом, чтобы их не заподозрили в принадлежности к противоположному полу. Многие исследователи высказывают опасение, заключающееся в том, что существует возможность стать существом «среднего» рода, ровно, как и общаться с такими.
Показательно, что одной из первых гуманитарных дисциплин, в которой была осознана необходимость осмысления нашего бытия-в мире визуальной культуры, стала философия - сфера чистого логоса и невидимых сущностей. Тем более что философский анализ предпосылок и условий процесса мышления, феномена сознания, механизмов памяти и запоминания, формирования субъективности, автоматизмов восприятия, изначально базировался на данных визуального опыта и оперировал визуальными категориями: «картина мира», «пространство», «форма», «образы сознания», «воображение», «интеллектуальное созерцание», «умозрение» и др. Эти философские метафоры кажутся «бездомными» в мире философских абстракций: чаще всего их визуальный статус не принимается во внимание, они используются как риторические обороты, имеющие иллюстративную ценность для познания «невидимой» истины. Однако к исконной визуальности западной философской традиции можно отнестись и несколько иначе: она может быть интерпретирована как свидетельство укорененности визуальной культуры в логоцентрическом дискурсе метафизики.
Итак, мы можем сделать вывод о том, что на современном этапе развития культура создает определенную систему ценностей, в центре которой находится идея свободы, личного успеха, и на этой основе рождается новый опыт, новый образ социальной реальности и новые тендерные представления, что дает возможность выбора человеку. В модернисткой культуре не прослеживается четкой дихотомии мужское/женское, наоборот, можно заметить поворот к ценностям или женского, или андрогинного. Бесспорно, культура модерна противоречива, в ней содержатся как негативные, деструктивные, так и позитивные, конструктивные тенденции. Современная культура, направленная на множественность истины и всяческое стремление преодолеть старые структуры и обоснования, формирует свои философские и тендерные метафоры, происходит переход от интеллектуальности к телесности, от вербальное к зрительному образу. Вследствие этого тендерные метафоры постмодернистской культуры ориентированы на визуальность. Также стоит отметить, что тендерные метафоры существенно различаются в зависимости от сферы культуры, где они создаются и используются (межличностная коммуникация, СМИ, реклама, Интернет-коммуникации). Сама же гендерная метафора обладает такими чертами как: историчность, коммуникативность, нормативность, трансляция.
АВТОР: Хорошильцева Н.А.