Черты экзистенциальной проблематики в романе Э. Хемингуэя «Острова в океане»
Но есть и иной план романа «Острова в океане». Искушенный читатель с первых же страниц этого произведения чувствует недостаточность его трактовки только как антифашистского. На данном этапе изучения творчества Э. Хемингуэя следует учитывать изменения, происшедшие в читательской рецепции произведений писателя под влиянием новых исторических и политических условий, сложившихся в стране. С учетом этого возникает очевидная необходимость исследования тех смысловых уровней романа «Острова в океане», которые современным читателем опознаются как экзистенциальные.
В творчестве Э. Хемингуэя 40-50-х годов, во многом вследствие мировоззренческого кризиса писателя усиливаются пессимистические черты экзистенциального восприятия мира. В романах «Острова в океане» и «За рекой в тени деревьев» более заметны переклички с мироощущением героя Хемингуэя не 30-х, а пессимистически окрашенных 20-х годов. Американский критик Ихаб Хасан, говоря об «Островах в океане», отмечает, что Хемингуэй оставался «все таким же воинственным романтиком в 60-е годы, каким он был и в 20-е». Несмотря на негативную окраску этого отзыва (в приверженности писателя традициям 20-х гг. критик видит лишь ограниченность Хемингуэя), в целом Ихаб Хасан верно отмечает тенденции в развитии мировоззрения Хемингуэя от 20-х к 50-м годам.
«Атмосфера «холодной войны» и «потребительской цивилизации» оказалась неблагоприятной для развития американского реализма. В 40-50-е гг. исчезло характерное для 30-х годов стремление к совместному творчеству, к выработке общих политических и эстетических позиций писателей. Разобщенность стала подлинной бедой творческой интеллигенции США, ФРГ, Англии. Литература «заболела» мелкотемьем, писатели предпочитали эмпирический опыт, побаивались дефиниций и теоретических обобщений... Многие реалисты не устояли перед искушениями фрейдизма, экзистенциализма, с особым интересом приглядывались к Джойсу и Прусту, попробовали возможности «антиромана». По словам Г. Пьовене, реалисты того времени «напоминают мало знакомых друг с другом людей, которые пришли в малоизвестную местность по различным тропинкам».
В США ситуация усугублялась тем, что в этой стране не было того богатого опыта жизни при оккупационном режиме и антифашистской борьбы, который был в европейских странах. Вторая мировая война коснулась США в меньшей степени. Американцы принимали участие в этой войне добровольцами, исходя из различных побуждений: патриотических, демократических, авантюристических. Для некоторых из них война предоставляла возможность забыть о неудачах, преследующих в мирной жизни. С этой точки зрения команда Томаса Хадсона - яркий тому пример: «наполовину святые, а наполовину оголтелые». Во время написания романов «Острова в океане» и «За рекой в тени деревьев» (вторая половина 40-х годов) идеалы и принципы, завоеванные во время антифашистской борьбы, становятся непригодными в условиях послевоенного американского общества, забывшего о горестных уроках и второй мировой войны. Поэтому перелом, происшедший в творчестве и мировоззрении Хемингуэя во второй половине 30-х - начале 40-х годов, оказался не окончательным.
Все это определило эмоциональный настрой названных произведений Хемингуэя. В них усиливается ощущение трагичности, абсурдности бытия, обреченности человека в этом мире. На этом, экзистенциальном, уровне романа «Острова в океане» социальная проблематика отступает перед этической. Противодействие и взаимовлияние этих двух типов проблематики отмечают исследователи произведений других писателей - экзистенциалистов. Например, В. Ерофеев в статье «Мысли о Камю» говорит о том, что «социальная несправедливость, с точки зрения абсурдизма, оказывалась несущественной проблемой, но столь же несущественной проблемой оказывался, в свою очередь, абсурд, с точки зрения вопиющей нищеты, голода и социального унижения».
Если внимательно присмотреться к роману «По ком звонит колокол», то можно проследить не противостояние, а преемственность двух периодов в творчестве Э. Хемингуэя - 20-х и 40-50-х годов. Несмотря на антифашистскую проблематику, в этом романе просматриваются связи с более ранними произведениями Хемингуэя с ярко выраженным экзистенциальным началом. «Центральная тема романа, по Хемингуэю, - считает В. М. Толмачев, - познание человеком самого себя вопреки обществу, которое предлагает лишь видимость решения проблемы свободы». Мы считаем эту точку зрения верной. Роберт Джордан, ведущий в коллективе испанских партизан антифашистскую борьбу, конечно же, антифашист, однако немаловажен тот факт, что эту борьбу он воспринимает и как испытание своей личности. В ходе борьбы он познает самого себя, отвечает за свои поступки, прежде всего перед своей совестью. И с этой точки зрения акт разрушения моста, нецелесообразный с точки зрения военной, становится, с одной стороны, символом бессмысленности жизни в целом, с другой, - превращается в акт самоутверждения героя, раз и навсегда избравшего свой жизненный путь. Можно провести в этой связи аналогии с творчеством других писателей-экзистенциалистов. В драме Сартра «Грязные руки» герой по кличке Раскольников должен ликвидировать одного из партийных деятелей. «Политический конфликт, грязный и беспринципный, осложняется проблемами самоутверждения личности. Гуго рвется реализовать себя в «непосредственном действии», в акте террора...».
Интересные мысли по поводу связи творчества Хемингуэя в 30-е гг. с мировоззрением экзистенциализма высказывает М. Гайсмар в статье «Э. Хемингуэй. Вернуться назад никогда не поздно». Анализируя проблему «Ничто» в творчестве писателя, автор статьи акцентирует внимание на рассказе Хемингуэя «Там, где чисто, светло»: «Главное, конечно, свет, но нужно, чтобы и чисто было и опрятно. Музыка ни к чему... У стойки бара с достоинством не постоишь, а в такое время больше пойти некуда. А чего ему бояться. Да и не в страхе дело, не в боязни! Ничто - оно ему и так знакомо. Все - ничто, да и сам человек - ничто. Вот в чем дело, и ничего, кроме света, не надо, да еще чистоты и порядка. Некоторые живут и никогда этого не чувствуют, а он - это знает, что все это - nada у pues nada у pues nada. Отче ничто, да святится ничто твое, яко в ничто и в ничто. Дай нам это ничто, наше насущное ничто, и ничто нас, не в ничто, но избавь нас от ничто; pues nada. Славь ничто, будь полон ничто, ничто да пребудет с тобой».
В романе «По ком звонит колокол», по мнению М. Гайсмара, это ощущение тщетности бытия, отрицание всякого смысла жизни сохраняется. В нем, с точки зрения Гайсмара, «заметна попытка конструктивного утверждения человеческой жизни. И в то же время подспудное чувство неотвратимости разрушения, присущее Хемингуэю, часто вступает в противоречие с этим намерением. По мере развития повествования давние хемингуэевские ноты тщеты всего сущего усиливаются. «Да» Роберта Джордана постепенно сводится на нет глубоко затаенным «nada» его создателя. С позиции рациональной утверждение им человека и его жизни стало отчетливым, но эмоции не полностью подчинились велению разума. Принципы негативной веры, которые выкристаллизовывались у Хемингуэя в течение долгого периода одиночества, не так просто изменить... Как видно из романа Хемингуэя, давно похороненные чувства могут, несмотря на благие побуждения, использовать интеллектуальный переворот в своих прежних целях. Такова будет последняя и самая главная дилемма будущего Хемингуэя...» (Гайсмар пишет эти строки еще до опубликования поздних произведений писателя - М. Б.) Прогноз Гайсмара не был беспочвенным. Пессимистические настроения, как будто бы преодоленные героем Хемингуэя второй половины 30-х годов, вновь проявляются в романах «За рекой в тени деревьев» и «Острова в океане».
Основной проблемой романа «Острова в океане» становится проблема поиска цели жизни и обретения героем себя в таких жизненных условиях, которые препятствуют этому. И это сближает Хемингуэя с экзистенциалистами. Согласно философии экзистенциализма, любому человеку в условиях абсурдного мира необходимо обрести свой смысл жизни. В связи с этим Хайдеггер различает страх житейский (Furcht), который есть боязнь потерять жизнь или определенные жизненные блага и страх онтологический (Angst) - боязнь не найти такое предназначение, ради которого можно было бы пожертвовать своей жизнью и благами. Изначальность онтологического страха (согласно Хайдеггеру) - единственная гарантия того, чтобы люди не подпали под власть историко-социологических суеверий. Тот метафизический голод, который испытывают герои романа «Райский сад» и книги мемуаров «Праздник, который всегда с тобой», тесно связан с поиском такого предназначения, которое оказывается выше жизни. Герои этих произведений Хемингуэя находят это предназначение и утоляют свой метафизический голод благодаря творчеству и готовы ради самореализации на многие жертвы.
Человек в экзистенциализме, прежде всего, - существо, способное принести свою жизнь в жертву своему предназначению. Отличие экзистенциализма в данном вопросе от других философских концепций (просветительской, позитивистской, марксизма и т. д.) состоит в том что это не готовность к жертве в поисках исторической или социальной правды. Человек, в представлении экзистенциалистов, просто не в состоянии жить, не посвящая чему-то свою жизнь, и ищет себе достойное бремя. Именно это и происходит с Томасом Хадсоном.
С этой точки зрения, Томас Хадсон, в отличие от полковника Кантуэлла, является личностью подлинной. Если Ричард Кантуэлл представляет собой тип самоотчуждающегося героя, то Хадсон является героем познающим. Попытавшись, так же, как и полковник, уйти от действительности в размеренную жизнь на острове, Томас Хадсон вследствие пережитой им «пограничной» ситуации (гибель сыновей), испытывает возвращение к своему истинному «Я».
В романе «Острова в океане» усиливается мотив абсурдности жизни и потерянности человека. На экзистенциальном уровне проблематики романа «Острова в океане» война воспринимается героем совершенно в иной ипостаси, нежели в плане конкретно-социальном. (Необходимо отметить, что выделение в романе двух смысловых уровней условно и предназначено лишь для удобства анализа. Естественно, что в контексте художественного произведения они существуют). И Томас Хадсон, и Ричард Кантуэлл - герои «потерянного» поколения, для которого ощущение трагизма бытия является неизменной составляющей жизни. Если, забегая вперед, сравнить жизненные пути Ричарда Кантуэлла и Томаса Хадсона, то можно проследить их противоположную направленность. Полковник Кантуэлл разочаровывается в военной службе, ищет себя в любви к женщине и искусству. Хадсон, напротив, испытав любовь, славу, творческое вдохновение, отказывается от них и обращается к войне. Герой потерянного поколения всегда не удовлетворен настоящим, иногда он даже сам не понимает, что является причиной его неустроенности.
Герой «потерянного» поколения, герой экзистенциальный, опираясь на теорию «пограничных ситуаций», наиболее полно ощущает свое существование в минуты горестных переживаний и подсознательно стремится к ним. «...горю никакие соглашения не помогут, - считает Томас Хадсон. - Излечить его может только смерть, а все остальное лишь притупляет и обезболивает. Говорят, будто излечивает его и время. Но если излечение приносит тебе нечто иное, чем смерть, тогда горе твое, скорее всего, не настоящее». Если герой романа «Острова в океане» и пытается настроиться позитивно, например, во время общения со своими сыновьями (первая часть романа), он, тем не менее, опять- таки рассуждает о счастье в сопоставлении с печалью. «Он верил, что счастье - самая замечательная вещь на свете, и для тех, кто умеет быть счастливым, оно может быть таким же глубоким, как печаль». С этой точки зрения ни одно дело, ни одно состояние души не могут удовлетворить героя «потерянного» поколения, в том числе и война.
Для этого уровня романа характерен совершенно иной тип конфликта, нежели в романе «Райский сад» или в книге мемуаров «Праздник, который всегда с тобой». В его основе лежат «устойчивые конфликтные состояния (положения)», в которых находятся герои романов «Острова в океане» и «За рекой в тени деревьев», и служат они, прежде всего, «выявлению не локальных и преходящих, окказиональных конфликтов, а устойчивых конфликтных положений, которые мыслятся и воссоздаются неразрешенными в принципе. У конфликтов такого рода (их правомерно назвать субстанциональными) нет сколько-нибудь четко выраженных начал и концов, они неизменно и постоянно окрашивают жизнь героев, составляя некий фон и своего рода аккомпанемент изображаемого действия». Таким образом, В. Е. Хализев трактует подобные конфликты как трагические.
Основной конфликт романа «Острова в океане», который можно проследить на его экзистенциальном уровне - война против всего мира, бессмысленно и жестоко калечащего жизни людей. «Скажи мне, Том, - спрашивает Томаса Хадсона Умница Лил. - Что тебя так огорчает? - «Еmundo entero» («весь мир»), - отвечает ей Томас Хадсон.
Война воспринимается Томасом Хадсоном на этом уровне романа как один из элементов абсурдной жизни в целом. Первоначально война привлекает героя тем, что убийство во время ведения военных действий ограничено некой системой правил, противостоящей жестокой абсурдности жизни, убивающей людей безо всяких правил. Но он недолго остается в плену этой иллюзии. Война, уносящая жизнь старшего сына Томаса Хадсона, приводит его к мысли о том, что в жизни отдельного человека она подобна любой другой жестокой случайности, например, автомобильной аварии, которая уносит жизни двух его младших сыновей.
В этой абсурдной жизни, понимание сути которой лежит в основе данного смыслового пласта романа, формируется совершенно иной образ врага. Если на конкретно-историческом уровне Томас Хадсон мог четко определить, с кем и за что он борется, то в контексте экзистенциальной проблематики романа две воюющие стороны, как ему представляется, объединяет общность человеческой природы, подверженной злому началу: «Борьба со злом не делает человека поборником добра, - считает Томас Хадсон. - Сегодня я боролся с ним, а потом сам поддался злу». «Так почему же тебе это вроде ни к чему», - спрашивает Томас Хадсон себя, размышляя о преследовании фашистов. - Почему ты не видишь в них убийц и не испытываешь тех праведных чувств, которые должен испытывать? Почему просто скачешь и скачешь вперед, точно лошадь, потерявшая наездника, но не сошедшая с круга? Потому что все мы убийцы, сказал он себе. Все, и на этой стороне и на той, если только мы исправно делаем свое дело, и ни к чему хорошему это не приведет...».
Кроме того, своих и врагов в любой войне, считает герой Хемингуэя, объединяет сам мир, диктующий людям свои жестокие и абсурдные правила. «Это мой долг», - размышляет герой «Островов в океане» о преследовании подлодки, - «и я хочу их поймать и поймаю. Но не могу отделаться от чувства какой-то общности с ними. Как у заключенных в камере смертников. Бывает ли, чтобы люди в камере смертников ненавидели друг друга? Думаю, что нет, если они не душевнобольные». Ощущению такого единения с противником, пониманию общей человеческой природы своих и врагов способствуют гуманистические взгляды Э. Хемингуэя, восходящие к основам христианской религии.
Несмотря на то, что главный герой романа «Острова в океане» практически не размышляет о Боге как таковом, его волнуют вопросы религии. Конец XIX - первая половина XX века - эпоха, которую можно кратко охарактеризовать словами Ницше: «Бог умер». Экзистенциальную личность пугает и страшит не столько отсутствие Бога, сколько сам отсутствующий Бог, взывающий к человеку своим отсутствием. Мы согласны с точкой зрения В. В. Лазарева, который считает, что «признание «смерти бога» еще не делает человека атеистом... бог безмолвствует, но все в человеке взывает к нему. Тоска по богу - вот что становится в человеке пламенем его религиозности».
Без Бога (под которым можно теперь понимать высший смысл, прогресс и т. д.) человек остается один на один с собой, без ясных, данных свыше целей и задач, боясь не найти смысла своего существования. Этим можно объяснить те постоянные поиски смысла жизни, своего предназначения, которые ведет герой «Островов в океане». И не случайно по поводу раннего творчества Э. Хемингуэя Дж. Джойс заметил: «Застрелит меня Хемингуэй или нет, но рискну сказать, что я всегда считал его глубоко религиозным человеком».
Проблема Бога является одной из центральных в философии экзистенциализма. Мировосприятию Томаса Хадсона в определенной мере соответствует взгляд на эту проблему Ж.П. Сартра. В атеистическом варианте экзистенциализма Сартра судьей человека является не Бог, а так называемый «другой». Понятие «другого» у Сартра определяется не как другой человек, человечество или какая-то общность. «Другой» лучше всего ощутим, когда человек находится в одиночестве и совершенно не думает о чужих мнениях и оценках. «Другой», - говорит Сартр, - есть просто направленный на меня взгляд, пронзающий и вездесущий. «В концепции «радикального атеиста» Сартра «другой» появляется как упаднический, парадоксалистский образ бога... Бог стал полностью несубстанциальным, лишенным способности к чуду, к внутри мирскому содействию и помощи, считает Ж.П. Сартр. От него уцелела лишь способность испепеляющего все видения, олицетворенная когда-то в библейском символе грозного «божьего ока»... Субъект философии Сартра ориентирован на внутренний «страшный суд». Именно таким судом и склонен судить себя Томас Хадсон.
Если рассматривать роман «Острова в океане» в контексте экзистенциальной проблематики, то главный герой этого произведения остался во многом изверившимся индивидуалистом, не нашедшим смысла своей жизни. С этой точки зрения финал романа оставляет возможность другого истолкования исхода судьбы Томаса Хадсона.
Акцент смещается со слов самого главного героя на фразу Вилли, хорошо понявшего суть своего капитана:
«Я, кажется, понимаю, Вилли», - сказал Томас Хадсон. « Черта с два, - сказал Вилли. - Не умеешь ты понимать тех, кто по-настоящему тебя любит». Вследствие незавершенности романа «Острова в океане» трудно судить о том, каким изначально был авторский замысел произведения и о том, какой пласт романа был определяющим для понимания мировоззрения писателя 40-50-х годов. Данная редакция книги оставляет возможность двойственного ее истолкования.
С одной стороны, есть возможность проследить эволюционную связь этого романа с прогрессивными тенденциями в произведениях писателя второй половины 30-х годов («Иметь и не иметь», «По ком звонит колокол»). С другой стороны, философский контекст позднего романа Хемингуэя роднит его с книгами писателя, посвященными первой мировой войне, герой которых не находит тех нравственных принципов, которые могли бы объединить людей.
Обращаясь к автобиографическому началу в этом романе, можно отметить, что существовало в некотором смысле «два Хемингуэя». Один из них - популярный писатель, охотник, участник войн и сафари, удачливый человек, чья жизнь протекала на виду у всего мира, освещалась в прессе. Этот Хемингуэй не имел права на горестные переживания, рефлексию, неудачи, болезни. Другой Хемингуэй - глубоко чувствующий, ранимый человек, который вобрал в свою душу трагизм эпохи и воплотил его в образах своих героев. Этот Хемингуэй никогда не показывался на глаза любопытствующей публики, но был доминирующим в личности писателя. Подтверждением тому служат слова самого Хемингуэя, которые мы находим в его африканских дневниках первой половины 50-х годов («Лев мисс Мэри»): «За последнее время я с отвращением прочел различные книги о самом себе, написанные людьми, которые все-то знают о моем скрытом «я», стремлениях и мотивах... Авторы подобных книг, писавшие о моей жизни, исходили из твердого убеждения, что я никогда ничего не чувствовал». М. Гайсмар дает следующий комментарий к этому высказыванию Хемингуэя: «Хемингуэй - натура глубокая и сложная, подчиненная непреклонной воле, железной выдержке, но истинные движения души время от времени вырываются из-под контроля и проявляют себя - от этого и идет художественное напряжение лучших его книг».
Для того чтобы верно отразить характерные черты своего времени и его типичного представителя, Хемингуэй стремился прочувствовать все те трагические переживания, которые испытал его герой. В этом смысле можно говорить уже не столько о влиянии мировоззрения самого Хемингуэя на жизненную философию его героя, сколько о влиянии личности героя на судьбу самого писателя.
Эта особенность поэтики Хемингуэя отмечается некоторыми исследователями на основании ранних произведений писателя. Н. Мейер пишет по этому поводу: «...Хемингуэй - это не то же самое, что Джейк Барнс: в Джейке писатель создал судью более мудрого, сухого и чистого, более классического и искушенного, чем был сам. В Джейке не было той наивности в постижении своего времени, которая была в самом Хемингуэе... Хемингуэй поставил себе целью дорасти до Джейка Барнса и втиснул себя в рамки этого персонажа, воплощавшего дух времени, - что и хорошо, и плохо, потому что это принесло колоссальную славу, но в конце концов и погубило его».
Стремясь как можно теснее слиться со своими героями, передать духовную драму «потерянного» поколения, Хемингуэй, во многом неосознанно, воспринял их обостренное экзистенциальное мироощущение, которое оставалось характерным для них и в 40-е годы, что мешало адекватному восприятию ими современности.
В контексте духовной жизни писателя 40-50-х годов более адекватным отражением душевного состояния Хемингуэя этого периода может являться второй, экзистенциальный пласт романа «Острова в океане», в котором нашли воплощение те стороны его личности, которые писатель тщательно скрывал даже от самого себя. На этом уровне романа становится очевидным тот факт, что под влиянием духовного кризиса 40-50-х годов бесследно исчезло благое влияние на самого Хемингуэя опыта антифашистской борьбы. Подтверждением тому, что мировосприятие Хемингуэя этого периода времени достаточно близко жизненной философии Томаса Хадсона, каким оно является читателю на втором смысловом уровне романа, - творческий кризис писателя последнего десятилетия жизни и его самоубийство.
«Внезапный уход Хемингуэя из жизни, - считает М. О. Мендельсон, - заставляет задуматься над трагическим началом, присущим не только его книгам, но и писательскому пути. Было бы неверно умолчать об этом. Напротив, поняв, что содействовало и что мешало труду Эрнеста Хемингуэя на том или ином этапе его творческого развития, - и особенно в 40-е и 50-е годы, - мы получим возможность яснее представить себе масштабы дарования этого художника слова, лучше поймем, в какой момент его сложной духовной жизни смерть грубо заявила свои права». На данном этапе изучения позднего творчества Хемингуэя, когда увидели свет многие незавершенные произведения писателя, нам предоставляется такая возможность.
Что касается самого героя романа «Острова в океане», то его смерть на боевом посту, с оружием в руках, говорит о том, что он остается достойным представителем «потерянного» поколения в лучших его проявлениях, в отличие от полковника Кантуэлла. Томас Хадсон живет по принципу Экзюпери: «Вы представления не имеете о разгроме, если думаете, что он порождает отчаяние». В отличие от философии Сартра, Хемингуэй не останавливается на фиксации чувства тошноты, возникающего при столкновении с абсурдностью жизни. В этом отношении мировосприятие Томаса Хадсона ближе к позиции Камю, который строил свою философию, исходя из абсурдности бытия, но приходя при этом к выводу о ценности жизни. Томас Хадсон борется со своей «злой судьбой» до конца, не покушаясь на самоубийство, что было бы логичным для совершенно разочарованного в своей судьбе человека.
Таким образом, главные герои романов «Острова в океане» и «За рекой в тени деревьев» Томас Хадсон и Ричард Кантуэлл являются завершающим этапом в эволюции героя «потерянного поколения» в творчестве Э. Хемингуэя. Герои этих произведений содержат в себе ярко выраженный элемент автобиографичности, что позволяет проследить изменения в мироощущении самого автора в последние десятилетия его жизни. Мировоззрение Ричарда Кантуэлла и Томаса Хадсона развивается во многом в рамках философии экзистенциализма. Эти герои проходят испытания в социальных и исторических конфликтах своего времени, в отличие от героев романа «Райский сад» и книги мемуаров «Праздник, который всегда с тобой». Структура, тип героя и характер конфликта, в свою очередь, обусловливают разницу поэтики этих произведений.
АВТОР: Балонова М.Г.