Карнавальный характер эпохи 1920-х годов в России
Характеризуя эпохи Ивана Грозного и Петра I, Бахтин заметил: «даже большие экономические и социально-политические перевороты тех эпох не могли не подвергаться известному карнавальному осознанию и оформлению». Кроме того, основой карнавализации является праздничность, так как карнавальный смех - «прежде всего праздничный смех». Празднества «на всех этапах своего исторического развития были связаны с кризисными, переломными моментами в жизни природы, общества и человека». Поэтому и в 1920-е годы, когда жизнь в России характеризуется переломом, сменой общественного строя, мировоззрения, незавершённостью этого процесса, происходит, по мнению О. Журчевой, «возрождение народного праздничного мировоззрения». Неустоявшаяся ситуация в общественной и политической жизни, постоянная смена старого новым, нового - старым (пришли к власти большевики, но ещё остались представители «недобитой буржуазии», новая власть ещё не признана народом единственно устоявшейся, но сама себя так осознаёт и позиционирует, в то же время военный коммунизм сменяется нэпом). Жизнь представляет собой самое настоящее карнавальное «колесо». В результате происходит реанимация карнавала как социокультурного явления, возродилось карнавальное мироощущение. Карнавальный переворот в жизни рождает карнавал в сознании, в искусстве.
Карнавальный характер эпохи 1920-х годов и культуры того времени изучен основательно. Е. Меньшикова, в упомянутой диссертационной работе 2004 года называет 1920-е «годами кризиса и ломки, временем, когда следует прыжок в массовое «бессознательное»«, когда «бытие становилось: оно было подобно карнавальному телу - двойственное, голосистое, травестирующее, перерождающееся».
В уже упоминавшейся работе Н. Гуськова обосновывается карнавальный характер советских комедий 1920-х годов. Исследователь опирается на Бахтина, так как «рассмотрение советской драматургии методами современной ей науки не только уместно, но и должно обеспечить особенно полное понимание своеобразия предмета и его места в культуре эпохи».
Эстетические предпосылки карнавализации культуры в 1920-е годы учёный видит в том, что «культурные деятели 20-х годов принадлежали главным образом к модернистским и авангардным школам или к воспитанному ими молодому поколению», то есть к тем школам, что «способствовали возрождению в России традиций средневековой смеховой культуры». Социальные и психологические предпосылки карнавализации - прежде всего «праздничное мироощущение, которое переживала тогда значительная часть населения страны», «чувство освобождения от будничных норм», которое «связывалось с социальными преобразованиями и казалось опьяняющим, независимо от того, понималось ли оно как анархия или достижимость немыслимого». Н. Гуськов особо оговаривает тот момент, что «не следует считать настроение людей 20 - х годов только радужно-праздничным, оно имело много мрачных сторон», но в итоге «противоречивость жизни рассматриваемого периода делает праздничность 20-х годов подлинно карнавальной». В эти годы «в общественных явлениях праздничность всё чаще проявляется именно как карнавальность. Особенно показательна в этом отношении ситуация нэпа: и её объективный характер, и отношение к ней современников можно обозначить как карнавальные». В этот период «в стране сосуществуют старый и новый социальный уклад, прежняя и формирующаяся культура, которые дополняют друг друга, спорят между собой, борются и взаимодействуют».
Прежде всего, расцвету карнавализации в 1920-е годы способствовал «характер взаимоотношений искусства и быта»: ««экспериментальный» подход к действительности приводил к разрушению границы между искусством и жизнью». «Творческое преображение реальности, активно проводившееся в послереволюционные годы», включало в себя, прежде всего, «попытку преобразования пространства и времени и создания в Советском Союзе своеобразного хронотопа», который исследователь оценивает как карнавальный. Н. Гуськов отмечает также «попытку создать новый язык» и «театрализацию поведения» или, по другому, его «карнавализацию». Основой карнавальности русской культуры 1920-х годов Гуськов считает «комплекс явлений, стоящих на границе искусства и жизни, подчинённых законам праздника, игры». Это «празднества, шествия, митинги, публичные театрализованные действа», «декоративное оформление бытового пространства», «публичные диспуты, состязания, обсуждения» всех «заметных современных явлений искусства, науки, политики, морали, быта», «агитационные суды», например, «Суд над неграмотным», «движение «синеблузников», «возникновение артистических обществ, основанных на законах игры», «распространение артистических кафе и кабаре» - «Кривого зеркала», «Бродячей собаки», «расцвет эстрады» и «рост популярности цирка».
Закономерно, что теория, разворачиваемая на материале средневековья и Возрождения, была создана именно в годы так называемого «нового Ренессанса» в России. Действительно, Бахтин пишет исследование о Рабле в 1930-40-е годы, эпоху монологизма (в переработанном виде это исследование было защищено в 1946 году в Московском институте мировой литературы - теперь ИМЛИ - в качестве кандидатской диссертации). Тем не менее, положения, высказываемые в этой работе, как нельзя более применимы к 1920-м годам, так как родились и были сформированы в «диалогические» двадцатые. Об этом говорит, например, Н. Паньков: «Можно предположить, что уже в период работы над «Проблемами творчества Достоевского» Бахтин впервые обратил пристальное внимание на фигуру Рабле и впервые замыслил книгу о нём».
Карнавальный характер эпохи сказался и на характере карнавализации литературы в 1920-е годы. Очень важен вопрос - испытала ли литература того времени влияние карнавализованной литературы (т.е. опосредованную карнавализацию) или же она напрямую восприняла карнавальное мироощущение эпохи (непосредственную карнавализацию)?
Отметим, что к 1920-м годам исключительно точно подходит описание эпохи Возрождения, данное Бахтиным: «Смех прорвался из народных глубин вместе с народными («вульгарными») языками в большую литературу и высокую идеологию... Грани между официальной и неофициальной литературой в эту эпоху неизбежно должны были пасть... Народная культура смеха, веками слагавшаяся и отстаивавшаяся в неофициальных формах народного творчества - зрелищных и словесных - и в неофициальном быту, смогла подняться до самых верхов литературы и идеологии, чтобы оплодотворить их».
В 1920-е годы произошла революция не только политическая, но и культурная, героем произведений стал человек из низов, языком многих произведений стало просторечие. Мы полагаем, что карнавализация литературы этих лет происходила не только опосредованно - через литературную традицию, но и непосредственно: её источник - сама жизнь.
АВТОР: Баринова К.В.