Литература и историческая реальность в Восточной Германии: эволюция эстетики и проблематики. Кристоф Хайн в контексте литературы ГДР и ФРГ
После Второй мировой войны Германию переделила граница двух миров, расколовшихся и долгими десятилетиями пребывавших в противостоянии. Восточная часть страны оказалась в зоне апокалипсических предчувствий, а её историческая столица, жителем которой являлся К.Хайн, превратилась в пограничный, неустанно с самим собой воюющий город. Вольфганг Хильбиг, автор романа «Я» осведомителя Штази» констатирует: «Очевидно, в республике этой... все разговоры были лишь поводом затронуть главную тему: намерен ли некто покинуть страну... Такой вопрос давно уже превратился в парафраз гамлетовского монолога... Им задавались повсюду: от общественных туалетов до парламента, и он давал абсурдные ростки: тот, кто утверждал, что намерен здесь оставаться, выглядел особенно подозрительным».
В произведениях Хайна мы находим подтверждение его немалого интереса к тому, какую роль сыграли культурные и социальные корни его происхождения (воспоминания о детстве, юности). Детство писатель провел в небольшом саксонском городке Бад Дюбен под Лейпцигом. Как сын пастора он не был принят в среднюю школу и для того, чтобы получить среднее школьное образование, был вынужден учиться в классической гимназии в Западном Берлине. Хайн так говорил об этом периоде своей жизни: «В первую очередь это было связано с моим происхождением, с родом деятельности моего отца, но также и с его желанием направить сына по своим стопам». Несмотря на возможность продолжить учёбу на Западе, Хайн предпочёл вернуться в Восточную часть Берлина. В одном из интервью с писателем, которое так и озаглавлено: «Почему я остался в ГДР», Хайн говорит, что чувствовал призвание до конца оставаться со своей страной, своим народом по эту сторону баррикады... где мальчишки росли на пустырях рядом с казармами советских войск и с детства впитывали запах танковой смазки (такими детскими впечатлениями делился недавно во время литературного диспута в Институте им. Гёте молодой немецкий писатель Инго Шульце), а в школах их ждал «новый» доктор Фогельзанг, теперь уже заметно «покрасневший», но ещё в 1933 году жестоко прививавший ученикам «любовь к Германии» на страницах романа Л.Фейхтвангера «Семья Опперманн» «Die Geschwiester Oppermann», (1933).
Подхватывая предыдущую мысль, позволим себе риторический вопрос. А много ли могут художники или даже мыслители, хоть их некогда и прозвали «властителями дум», тем более, что времена, когда их так называли, кажется минули безвозвратно? Вроде бы нужна благодатная почва. Именно этот Великий Раскол Германии и взрыхлил её, ведь после Второй мировой войны мир недвусмысленно и безоглядно разделился на два враждующих лагеря - «капиталистический» и «социалистический», причём различия в сфере экономики не очень-то сказывались на политике, и даже на идеологии, а тем более на толковании духовных ценностей.
Думается, что некоторое сходство с ситуацией Великого Раскола можно найти и во времена поздней античности. Здесь мы имеем ввиду Державный Рим и варваров, именно их противостояние. Но если Рим и правда являл собой организованный и монолитный «лагерь», то варвары оставались разрозненными, оттого и становились лёгкой добычей - физической и духовной. Но, как ни странно, именно эта их слабость Рим в конце концов и погубила: в сущности, он был уничтожен изнутри, этими им же самим выпестованными варварами, которые повели против него нечто вроде «гражданской войны».
В 40-е - 60-е гг. ХХ века, напротив, оба враждующих лагеря были предельно организованы, вооружены и, главное, обеспечены идеологически: чужого «инакомыслия», в котором в конце концов растворялись как варвар, так и римлянин (конечно. совершенно по-разному) им всерьез опасаться было нечего. Так что же это было за время - время ГДР? Не для страны, разумеется, а для искусства, причём даже вне зависимости от того, пребывал ли тот или иной художник внутри или вне страны. Мы имеем, конечно, ввиду не внешнюю ситуацию, а внутреннее состояние тогдашнего искусства ГДР. Ведь мы настолько привыкли «ситуацию» и «состояние» никак не разграничивать, что подобный вопрос пока вроде бы и не возникал. Но если он будет поставлен, то не нельзя будет не признать наличия разрыва, и возможно, фатального, - ибо искусство давили и угнетали, а оно набирало удивительную внутреннюю силу. Думается, многого в ГДР стоила лишь та культура, которая противопоставила себя социальной системе, но почему именно она достигала истинных художественных высот? Впрочем, марксизм и сам это давным-давно растолковал: потому что она противостояла, не была ангажирована феодальной, буржуазной и социалистической реакцией.
Поэтому, начиная краткий, ретроспективный обзор литературы ГДР, призванный определить историко-культурные условия формирования творческой личности К.Хайна как писателя, мыслителя и гражданина, прежде всего, необходимо назвать 50-е годы, представлявшие собой особый период, определивший дальнейшее почти 40-летнее существование страны. Напряженная политическая обстановка, характеризующаяся противоречивыми тенденциями: с одной стороны - политическое потепление, с другой - возобновление репрессий, привела к тому, что в среде творческой интеллигенции начался процесс размежевания. Идеология искусства тогда определялась на пленумах ЦК СЕПГ и напрямую зависела от внутри- и внешнеполитической стратегии партии. Таковы процессы над инакомыслящими литераторами, которые приняли массовый характер (преследование «группы Хариха» в 1957 году, «лейпцигской группы» в 1958 году). Большинство писателей, в том числе и живые классики И.Р.Бехер и А. Зегерс заняли выжидательную позицию.
На современном этапе истории Германии вносятся коррективы в историю литературы, связанные с определением места и значения писателей. Вот почему так важны ответы на вопросы, которые Хайн поднимал еще в сентябре 1989 года: «Мы должны будем однажды ответить на вопрос: «Где вы были тогда? В чём проявлялась ваша позиция? Где было ваше слово, пусть и бессильное?
Сегодня в Германии отношение к писателям ГДР зачастую находится в прямой зависимости от общественной позиции, которую они занимали в эпоху тоталитарного режима. Так, подавленное молчание А.Зегерс, В.Бределя, Б.Узе, Э.Клаудиуса на показательном процессе против В.Янки оценивается некоторыми критиками как конформизм. Это молчание особенно непонятно и удручающе, когда писатель имеет определенный вес, имя, влияние. Вспомним западногерманского писателя Генриха Белля, который в 70-е гг., будучи председателем немецкого PEN-клуба и лауреатом Нобелевской премии, даже находясь на своей родине, боролся, и небезуспешно, за многих писателей СССР, преследуемых за свои убеждения (Даниэль, Синявский, Горбаневская).
Однако, по нашему мнению, нельзя безоговорочно осуждать писателей ГДР той трудной поры, нельзя все проблемы того сложного времени сводить лишь к нескольким личностям. Молчание Бехера и Зегерс можно объяснить исходя из политической ситуации того времени, когда решалась судьба страны, быть или не быть провозглашенному социализму в ГДР. Бехер, подчиняясь партийной дисциплине, признал необходимость судебных процессов над литераторами в столь опасный для страны период. Т.Мотылева, оценивая последние годы жизни Йоханнеса Бехера, с 1954 года министра культуры ГДР, бывшего убеждённым приверженцем социалистического реализма, как время горестных самокритических размышлений, видит суть духовной драмы поэта в разрыве между идеалом, к которому он стремился всю жизнь, и действительностью ГДР, какой она оказалась после долгих десятилетий борьбы. Зегерс, делая непростой выбор между политикой и моралью, также не видела в этой ситуации иного выхода, кроме молчания. Ее позицию, внутренние сомнения может объяснить найденный в ее архиве незаконченный рассказ «Справедливый судья» («Der gerechte Richter»), (1957-58), который является литературным свидетельством размышлений, сомнений, страхов и тревог писательницы, попыткой разобраться в ситуации и дать ей оценку. Рассказ характеризует писательницу в большей степени как человека, чем как художника, показывает ее внутреннюю трагедию.
Таким образом, различное отношение к социализму и государственной политике обусловило в 50-е годы начало размежевания в среде творческой интеллигенции. Писатели ГДР по сути заняли противоположные гражданские позиции: одни стремились «демократизировать» социализм и критически относились к действительности, а другие ориентировались на политическую линию правящей партии.
Но если в сфере общественной жизни происходило размежевание, то в сфере литературного творчества, напротив, преобладала тенденция к консолидации. Так, 50-е годы ознаменовались бурными дебатами по вопросам литературы и эстетики, среди них - дискуссии об отношении к культурному наследию, характере современного реализма, полемике против модернизма и формализма. Эти дискуссии постепенно переросли в обсуждение проблем социалистического реализма и привели к разработке общих идейных и эстетических позиций. В многочисленных дебатах происходит процесс формирования литературы ГДР, ориентирующейся преимущественно на традиции реализма Х1Х столетия и демократической литературы ХХ века. Оценивая литературу 50-х годов следует отметить, что ее характерными чертами стало преобладание крупных прозаических форм, эпических произведений с актуальной антифашистской проблематикой. Литература ГДР обратилась прежде всего к подведению исторических итогов, осмыслению прошлого, переоценке ценностей. Так, например, роман А.Зегерс «Мертвые остаются молодыми» (1949) дает масштабную, многогранную картину нескольких десятилетий, обозревая жизнь нации с 1919 по 1945 год. В этом и других произведениях ведущей темой становится тема расчета с прошлым, преодоления вины, которая связана, прежде всего, с выбором нового пути. На рубеже 50-60-х годов появились и жизне-описательные, в определенной мере автобиографические произведения, как «Чудодей» Э.Штриттматтера (1957), «Приключения Вернера Хольта» Д.Нолля (1960), где преобладает тенденция к широкому охвату явлений и повествование перерастает в большое эпическое произведение, выходящее за рамки истории одной жизни.
В 60-е годы имело место размежевание позиций интеллигенции в общественной жизни, которое привело и к дифференциации в сфере художественного творчества. Формирование оппозиционно-критического направления в литературе ГДР было обусловлено прогрессирующим в конце 60-х годов пониманием несовместимости развития литературы с авторитарной политикой, стремлением к освобождению от регламентации творчества. В этой связи следует остановиться на вопросе идеологизации литературы, который стал одним из самых актуальных в творчестве и в эстетической позиции писателей, а также в немецкой литературной критике начала 90-х годов. Безусловно, литература ГДР была сильно идеологизирована, этого мнения единодушно придерживаются все исследователи. Однако мнения в оценке идеологизации, причин ее возникновения расходятся. Так, некоторые критики, рассматривающие всю литературу ГДР как продукт культурной политики партии, литературу «по заказу партии», недооценивают личность писателя, художественные достижения его произведений, принижают национальную значимость литературного наследия страны, причисляя ее к разряду второстепенных.
Как отмечает восточногерманская исследовательница литературы К. Хирдина, в начале ХХ века художественный авангард, одержимый идеей объединения искусства и жизни, политики и эстетики, развивает новую демократическую эстетику, основанную в свою очередь на новой концепции - активности масс. Литература ГДР, продолжающая и развивающая традиции демократической литературы, также воспринимала искусство в тесной связи с политикой, придерживаясь концепции политической ответственности искусства. Потому творчество таких писателей, как К.Хайн, К. Вольф, Г. де Бройн, Х. Мюллер и других отличает стремление воздействовать на читателя, побудить его к диалогу, если не к активным действиям, то к размышлениям над реальностью. Литература рассматривалась писателями как представительство, как некий общественный орган. Важнейшей особенностью творческой концепции К.Хайна становится как раз повышенный интерес к социальной функции литературы. По мнению писателя, тихий голос литературы может пробить «оболочку защиты, равнодушия, примирения, терпения» и попасть в «нерв разума и чувства» и этим вызвать желание изменения действительности. Для Хайна становится характерной вера в действенность литературы, в ее преобразующую и изменяющую и личность, и общество силу. Размышляя в эссе «О чем нельзя говорить вслух, о том искусство может спеть песню» о роли литературы, К.Хайн развивает мысль, высказанную Б.Брехтом - «знакомое явление, общественное событие повернуть такой стороной, так описать, чтобы вызвать возглас удивления, радости или ужаса».
С этой точки зрения, не случайным представляется то, что важнейшие изменения, происходившие в литературе, поразительно точно совпадают по времени с политическими событиями. Так, в 1968 году, который из-за событий в Праге многие писатели пережили как личную трагедию, в ГДР был опубликован целый ряд крупных произведений, посвященных проблеме взаимоотношений личности и общества, социально-психологическому конфликту, что для эстетики Хайна впоследствии становится очень важным. Например, к проблеме личности, ее самоценности обращаются Г. Бройн в «Буридановом осле», А.Вельм в «Паузе для Ваннцки»; в романе К.Вольф «Размышления о Кристе Т.» впервые была подвергнута литературному анализу и сомнению гуманность построения социализма в ГДР. К.Хайн говорил, что последняя возможность реформ во всех социалистических странах была потеряна после пражских событий 1968 года: «Последний консенсус между населением и антикапиталистической моделью был разрушен именно во время «пражской весны», отмечал писатель в начале 90-х гг.
Вопрос об идеологизации, конечно же, ни в коем случае не сводится лишь к оценке степени воздействия государственной политики на литературу, хотя именно эта тенденция наиболее распространена в критических работах, как восточногерманских, так и западногерманских литературоведов. Вместе с тем, нельзя не отметить огромного влияния ограничительных мер, регулирующий литературный процесс, которые осуществлялись посредством государственной цензуры и при помощи теории социалистического реализма, способствовавшей в определенной мере регламентации художественного творчества. Об этом говорит писатель ГДР Х. Шедлих в своей статье в западногерманской газете «Франкфуртер Альгемайне» «Frankfurter Allgemeine» в 1990 г. Метод социалистического реализма, официально признанный, одобренный и провозглашенный как главенствующий, тем не менее, не был единственным творческим методом, охватывавшим искусство и литературу ГДР. Период, когда в литературе доминировал соцреализм, по мнению восточногерманской исследовательницы литературы А.Грюненберг, был сравнительно недолгим и охватывал 50-е и начало 60-х годов. В 1959 году состоялась Первая Биттерфельдская конференция писателей, на которой был, выдвинут следующий лозунг: «Берись за перо, товарищ, немецкая социалистическая национальная литература нуждается в тебе!». Данный лозунг явился призывом к рабочим и крестьянам «участвовать» в создании «новой» литературы ГДР. Направление, предписанное Биттерфельдской конференцией, и соответственно получившее название «биттерфельдского пути» - сближение литературы и литераторов с производством, с жизнью, с повседневными проблемами, очень скоро привели к противоположному результату, к своеобразному бунту против литературы «отчета», «репортажа». В 60-е годы целая группа молодых поэтов: А.Эндлер, К.Микель, Ф.Браун, Х.Цеховски, Р.Кунце, Г.Барч, Г.Кунерт отстаивала в своем творчестве независимое личностное начало - лирическое «я». Поэтов объединяло тогда общее для них признание лирики, ориентированное не на идеологические, а исключительно на эстетические нормы. Какова же была эстетическая позиция Хайна к характерным явлениям литературы того времени? Примечательно, что когда в одном интервью в начале 90-х гг. Хайну был задан вопрос, чувствует ли он в себе традицию «биттерфельдского пути», писатель по существу ответил отрицательно, утверждая истоки своей творческой позиции следующим образом: «Традиция, которой я придерживаюсь, начинается с моего любимого Ленца. Такую драматургию я всегда очень ценил. Но в Германии она все время прерывалась. Для меня - на первом месте Ленц, затем великий Бюхнер... В 20-30 х гг. многие пытались сделать то же - Флейсер, Брехт. Это - уже большая немецкая традиция».
Эстетические изменения, проявившиеся первоначально в поэзии, затронули также и прозу, что в немецком литературоведении связывается с выходом в свет романа К.Вольф «Размышления о Кристе Т.» (1968). Роман, повествующий о жизни и судьбе женщины, далекой от политики, замкнувшейся в своем личном мире, вызвал тогда ожесточенную реакцию официальной критики. Тем не менее, этот роман как бы ознаменовал начало нового периода в литературной истории страны. Именно с этого времени появляются романы, в центре которых находится проблема личности и ее взаимоотношений с обществом - как раз то, что позднее актуализируется в романах К.Хайна. В 70-х же примером тому служили романы У.Пленцдорфа «Новые страдания юного В.» (1972), Г. Бройна «Присуждение премии» (1972) и многие другие. При этом следует отметить, что эта тенденция, проявившаяся в обостренном интересе к отдельной личности и получившая в немецком литературоведении название «субъективация прозы», характерна не только для творчества оппозиционно-критических писателей, но и для всей литературы ГДР в целом. Однако кардинальный поворот, совершенный в литературе конца 60-х-начала 70-х годов, состоял не столько в смещении акцентов с социально-политических вопросов на нравственные проблемы личности, сколько в изменении мировоззренческих позиций - новом подходе к реальности, в попытке рассматривать общество сквозь призму личности, через субъективное отношение героя. Новые мировоззренческие позиции большинства писателей привели к значительным эстетическим изменениям в литературе ГДР 70-80 годов. «Начало процесса эстетической модернизации», так характеризует конец 60-х западногерманский исследователь В.Эммерих.
Именно в это время Кристоф Хайн находится в самом начале своего творческого поиска, на этапе осознания своего пути в литературе, поэтому описанные выше факторы, конечно, очень важны для анализа зарождающейся эстетической концепции писателя, совокупности его взглядов на творчество и реальность.
В 70-80-е годы в ГДР было провозглашено, что для литературы и искусства вообще нет никаких запретных тем и ограничений. Были опубликованы многие ранее запрещенные произведения. Это являлось попыткой преодолеть отчуждение, возникшее между партией и литераторами. Однако такая политика продолжалась недолго, и уже с середины 70-х годов вновь последовала череда репрессий против писателей. Так в 1976 году за свою творческую и общественную деятельность был лишен гражданства поэт и певец В.Бирманн. Многие писатели исключались из партии, подвергались тюремному заключению, как например, С.Хейм, чьи произведения были вообще запрещены к публикации. Наиболее распространенным методом наказания критически настроенных писателей в 80-е годы были запрещение и отсрочка публикации их произведений. Долгий путь по различным инстанциям цензуры прошли в 80- е годы «Неоконченные истории» «Unbeendete Geschichten» и «Хинце-Кунце- роман» «Hinze-Kunze-Roman» Ф.Брауна, «Новая благодать» «Neue Herrlichkeit» Г.де Бройна, «Все иначе, или Пребывание на чужбине» «Alles anders oder Aufenthalt in der Fremde» Б.Бурмайстера, «Вина речей» «Schuld der Naechte» Г.Ноймана, «Кассандра» «Kassandra» и «Авария» «Stoerfall» К.Вольф. Многие драматические произведения К.Хайна так и не были поставлены на сцене, а такие значительные, ключевые произведения писателя, как новелла «Чужой друг» «Der fremde Freund», роман «Смерть Хорна».
Открытое гражданское неповиновение большинства писателей стало характерным явлением 70-х, до предела обострив и обнажив противоречия между декларируемыми идеалами и реальными действиями, подлинным положением дел. К.Хайн, оценивая в предисловии к книге Г.Юста «Свидетель в собственном деле» вначале 80-х гг. происшедшие в ГДР изменения, пишет: «Инакомыслящим угрожают не палачи, а тюрьма, закрытая психиатрическая клиника, лишение гражданства и высылка из страны. Наряду с этим есть и другие изменения: возрос протест против террора, возросла солидарность по отношению к «недисциплинированным» писателям, ничто уже не воспринимается молчаливо, как прежде».
Своеобразие политической ситуации 80-х годов состоит в том, что она в некоторой мере аналогична ситуации 50-х. Мы видим здесь некоторую идентичность процессов: те же надежды интеллигенции на демократизацию после заявлений М.С. Горбачева в отношении ГДР, тот же догматизм и стремление оградить ГДР от критического анализа жизни, отчаянные попытки закрыть глаза на противоречия, которые, однако, уже привели к необратимым последствиям. Но гражданская позиция многих писателей стала уже кардинально другой. Долгое время накапливавшийся протест вылился, наконец, в открытые выступления. Одно из первых выступлений Хайна против подавления гласности и призыв отменить цензуру прозвучали в его речи в 1983 году на заседании Берлинского отделения Союза писателей, когда о демократизации немецкого общества можно было только мечтать. Писатель взял на себя смелость выступить с речью за отмену цензуры и на 10 съезде Союза писателей ГДР, проходившем 24-26 ноября 1987 года. Эта речь вызвала большой резонанс. «Цензура отжила свое, - подчеркивал Хайн, - стала бесполезным и парадоксальным пережитком, враждебным человеку и народу, незаконным и наказуемым». К.Хайн выступил также с критикой находящихся в упадке средств массовой информации, говорил о недостатках литературной критики, работы издательств, указывая на разрушительные последствия государственной цензуры для издателей и авторов, затронул также вопрос о репертуаре театров. «Время, когда у писателя на письменном столе между пепельницей и чашкой кофе всегда располагалась «карманная гильотина» (цензура - прим. авт.) уже позади, должно быть позади», - говорит Хайн в одной из литературных бесед того времени. Цензура породила «язык рабов», который был присущ некоторым представителям литературы ГДР. Хайн подразумевал под этим понятием именно умение многих авторов писать между строк, скрывая таким образом отношение к теме. «Эти нелитературные приёмы и стремление использовать этот «язык рабов» стал, распространен благодаря нажиму публики, и, быть может, был тогда оправдан, но с литературой он не имеет ничего общего». Так оценивал Хайн сложившуюся ситуацию в литературе ГДР. И действительно, для настоящего искусства, в отличие от политической журналистики, такой «язык рабов» представляется абсолютно неадекватным средством. Ведь такие произведения становятся малопонятными для читателей других стран, не обладающих навыком «декодировать» этот язык. Многие произведения, написанные авторами ГДР, именно по этой причине не воспринимались читателями Западной Германии и диалог между автором и читателем оказывался несостоявшимся. С иронией Хайн говорит об этом: «Определенные восточногерманские авторы и в ГДР действительно имели сложности с публикой. Не с цензурой напрямую и не с государством. Я помню Бобровского, который был, ценим и почитаем небольшой частью публики. Большая часть читателей не принимала его всерьез, так как в его текстах не обязательно шла речь об убийстве Вальтера Ульбрихта».
На 10-ом съезде Союза писателей ГДР выступил также Г. Бройн, зачитавший письмо К.Вольф о необоснованном, несправедливом исключении из Союза писателей литераторов, подписавших петицию против лишения гражданства В.Бирманна. К.Вольф призвала к нормализации отношений с эмигрировавшими писателями, к исследованию конфликтных ситуаций. Новелла К.Вольф «Нет места. Нигде» («Kein Ort. Nirgends») также рассматривалась в контексте лишения Бирманна гражданства, отсутствия реакции на петицию писателей и дальнейшего культурно-политического развития ГДР. Знаменательно, что Хайн, говоря об этой новелле, подобной ситуации вообще, отмечал: «Конечно, литература располагает возможностью, посредством творчества, обработать ту или иную тему. Это перекликается с пониманием литературы как терапии... Я же, осознавая себя в роли хроникера, не могу воспринимать литературу как терапию, для меня это барьер...». Таким образом Хайну претит спекулятивное использование «преобразующей функции» литературы в качестве инструмента, который в умелых руках придает предметам и событиям необходимые автору и зачастую недостоверные черты.
Обобщая ретроспективный обзор литературной жизни ГДР последних десятилетий, необходимо отметить, что именно в это время произошла резкая дифференциация литературного процесса, которая и привела к формированию двух направлений: официально признанной и оппозиционно-критической литератур. Как раз, начиная с 70-х годов, когда Хайн вступил в большую литературу, можно говорить о сосуществовании двух литератур, которые все более отдаляются друг от друга в 80-е годы, перед кризисом ГДР.
Очень важно подчеркнуть, что официально-признанная и оппозиционно - критическая литературы противоположны по своим эстетическим позициям, за которыми стоит различное мировоззрение, различное восприятие общественных проблем и настроений. Так, официально-признанная литература придерживалась реалистического метода, менее чем другое направление, была подвержена эстетическим изменениям и, по сути, продолжала и развивала традиции литературы ГДР ранних этапов развития. Представители оппозиционно-критической литературы, напротив стремились освободится от идеологических пут litterature angage. Такая литература была необычайно разнообразна и отражала изменившееся мироощущение и мировоззрение современника, новое эстетическое самосознание, новый взгляд на действительность, и такая литература, несомненно, более подготовлена к кардинальным политическим переменам в Германии 90-х годов, сама отчасти готовила эти перемены, являясь составной частью передового авангарда общества.
Писатели оппозиционно-критического направления исследовали, в основном, «негативную» сторону современной действительности, для них характерно отсутствие «положительных» героев, общая критическая направленность и стремление побудить читателей к размышлениям, к сотворчеству, стимулировать процесс само осмысления. Критичность, безусловно, свойственна и произведениям писателей официально признанной литературы, но, как отмечают литературоведы, это критика другого уровня, более мягкая, направленная лишь на недостатки, ошибки планирования, человеческие слабости, а не на политическую систему. При всем тематическом сходстве, произведения двух направлений значительно различаются по художественному решению поставленных проблем. По степени критичности, общему пафосу и тональности. Если произведения официальной литературы носят в целом оптимистический, жизнеутверждающий характер, то в оппозиционно-критической литературе, хотя и преобладает необыкновенно трагическая или саркастическая тональность, все же не угасает надежда на положительные изменения в жизни человека. Это тонкое, но определяющее различие выявляется при сопоставлении романа Э.Нойча «Когда гаснут огни» «Wenn die Lichter erloeschen» (1985), где при всем драматизме положения героя, главным является мотив непотерянной надежды, возможности начать все сначала и «Хинце-Кунце-романа» (1985) Ф.Брауна, повествующего об актуальных проблемах общественной жизни ГДР и проникнутого горькой иронией, сарказмом и глубоким разочарованием автора в действительности. И, если воспользоваться словами Вальтера Беньямина перед нашими глазами «не ад, а лишь эта вот жизнь». Но в произведениях оппозиционно-критических авторов весьма возросло ощущение неимоверной абсурдности, какой-то бессмысленной фарсовости «этой вот жизни».
В 70-е годы отчетливо обозначилось стремление литературы к само осмыслению, определению роли и места искусства в современных условиях. Восприятие литературы как важной формы самосознания общества, понимание несовместимости саморазвития литературы с авторитарной политикой в области культуры вызвало пересмотр существовавших концепций, ориентированных на тенденциозно трактуемый «веймарский классицизм» Гете и Шиллера, на так называемый критический реализм Х1Х века, отрицавший немецкий экспрессионизм, ранний философский романтизм и модернистские течения.
В поисках новых эстетических основ писатели ГДР обращаются к культурному наследию, к проблемам традиции. В 70-е годы значительно возрос творческий интерес к наследию немецкого романтизма. В этом отношении важное значение имеют сборники рассказов А.Зегерс «Странные встречи» (1972) и К.Вольф «Унтер-ден-Линден. Три невероятные истории» (1974), ознаменовавшие своим появлением возникновение романтической волны в литературе ГДР. Связь с романтической традицией проявляется в этих сборниках как на внутреннем, идейном уровне, так и на внешнем, формальном - в применении фантастически-гротескных, сказочных элементов. К.Вольф отмечала в своей книге «От первого лица», что используя в своих невероятных рассказах сатиру, гротеск, утопию, перенесение конфликта в сон, она добивалась создания эффекта отчуждения по отношению к привычным стереотипам. Однако широкое обращение к романтизму происходит лишь в середине 70-х годов. Размышляя о причинах этого явления, К.Вольф характеризует 70-е годы как переломное время, когда деятели искусства разделились на разные лагери, когда появилось ощущение краха, катастрофы. Именно тогда возникла потребность вернуться к истокам, к подобному периоду в истории литературы, который по ее мнению, несмотря на трагичность судеб романтиков, тем не менее, вселял надежду.
Продуктивное освоение наследия романтиков в литературе ГДР происходило уровне художественной переработки идей, моделей, структур, мотивов, образов, а также интерпретации произведений. В художественной прозе можно выделить произведения, где используются художественные принципы романтизма, а именно - фантастические и сказочно-утопические элементы и произведения, где исследуется романтическая позиция, проблема личности, т.е. прозу о художниках-романтиках.
Характерно, что исследование опыта художников прошлого составляет значительную часть прозы романтической волны. При этом писатели ГДР обращаются к жизни и творчеству малоизвестных немецких художников - современников Гете - Беттины фон Арним, К. фон Гюндероде, Гельдерлина, а также Клейста, Гофмана - творческих личностей, находившихся в конфликте с обществом, страдавших от чувства раздвоенности, несовпадения представлений о жизни и реальности. Так, Где Бройн пишет романизированную биографию «Жизнь Жан Поля Фридриха Рихтера» (1975), К.Вольф - повесть о Гюндероде, Клейсте «Нет места. Нигде» (1979), Ф.Фюман - книгу о Гофмане «Фройлайн Вероника Паульман из Пирнаского предместья, или Нечто о страшном у Э. Т. А.Гофмана» (1979).
Конечно, необходимо отметить, что активизация интереса как к эпохе романтизма, так и к личности художника, его индивидуальному человеческому и творческому опыту была связана не только с изменением отношения к культурному наследию, но и с общим поворотом литературы ГДР к художественному исследованию личностной проблематики, ростом субъективного начала, и, кроме того, с усилением тенденции эстетического само осмысления литературы. Поэтому центральное место в произведениях о художниках занимают вопросы об идентичности, т.е. адекватности самому себе, взаимоотношении художника и общества, размышлении о роли и задачах литературы, различных эстетических проблемах.
Интерес к трагическим судьбам и конфликтам воспринимается как всестороннее исследование исторической модели, способствующее выявлению собственных конфликтов, целого комплекса проблем современного человека, таких, как одиночество, раздвоенность, разочарование в себе и окружающем мире, отчуждение, нарастание влияния прагматизма. И вместе с тем, это погружение в исторический материал выявило родство отдаленной эпохи с современностью и позволило вынести на обсуждение целый ряд современных конфликтов и противоречий - соотношение морали и государственной власти, идеала и действительности, разрыв между социальным и экономическим прогрессом, процесс общественно обусловленного отчуждения человека и многие другие.
Освоение романтического опыта в произведениях о художниках происходит на тематическом, структурном и эстетическом уровнях. В данном вопросе мы без сомнений придерживаемся формулы А.Н. Веселовского: «Новая форма является для того, чтобы выразить новое содержание». В произведениях, основанных на достоверных данных, на биографическом материале, достаточно широко используется художественный вымысел, фантастические элементы, как например, в рассказе А. Зегерс о Гофмане «Странные встречи»(«Sonderbare Begegnungen», 1973). Как и романтики, современные писатели ГДР на этом этапе тяготеют к прозаическому фрагменту. Их произведения отличаются сложным построением, являя собой особое смешение документальных и вымышленных фрагментов и размышлений самого автора. Пример тому - повесть К. Вольф «Нет места. Нигде» («Kein Ort. Nirgends.», 1979).
Исследование опыта художников-романтиков нашло отражение, прежде всего, в различных жанрах художественной прозы и, кроме того, вызвало возрождение жанра эссе. Почти все писатели, обратившиеся в своем творчестве к романтическому наследию, не обошли вниманием этот литературный жанр. Так, одним из первых к эпохе романтизма обратился Г.Вольф в эссе «Бедный Гельдерлин» (1972). Сборники эссе выпустили Ф.Фюман и Г.де Бройн.
Влияние романтической поэтики на художественную прозу особенно наглядно проявилось в широком использовании художественных приемов романтизма, фантастических, сказочно-утопических элементов, в отказе от нормативности. Включение в произведения элементов сказки и утопии связано не столько с критическим анализом, сколько с исследованием различных, может быть более совершенных, моделей общественного устройства, мечтами о лучшей жизни. Наряду с новыми оригинальными, необычайно поэтичными литературными сказками, подобных «Волшебной лошадке» (1973) Э.Келера, создавались также произведения, которые в значительной степени основывались на использовании сказочных мотивов. При этом достаточно часто встречается переосмысление и пародирование хорошо известных сказочных мотивов, например, мотива спящей красавицы в «Жизни и приключениях тробадоры Беатрис» (1974) И.Моргнер.
Освоение романтической традиции продолжается и в 80-е - 90-е годы. Обращение к творческому наследию романтиков привело к пересмотру отношения к романтизму, к обогащению арсенала художественных средств, к изучению малоизвестных писателей.
Наряду с изменением отношения к романтизму происходит пересмотр отношения к культурному наследию в целом. Реабилитируются и возобновляются традиции немецкого экспрессионизма и различных течений модернизма. К исследованию экспрессионизма, взаимосвязи художественного метода и действительности обращается Ф.Фюман в автобиографической книге «Перед огненными безднами. Раздумья о поэзии Г.Тракля» (1982). Преломление опыта экспрессионизма в творчестве писателей ГДР сказывается как в обращении к художественным достижениям экспрессионизма - в использовании художественных приемов, в напряженности ритма и тревожной тональности, так и в стремлении активного воздействия на читателя и современность, что актуализируется в романе К.Хайна «Чужой друг», о котором будет подробно сказано ниже.
Начиная с 70-х годов, в произведениях писателей ГДР постепенно возрастает критика современного общества, достижений и недугов цивилизации, и здесь мы можем назвать имена К.Вольф, Г.де Бройна, и конечно, К.Хайна. Именно мотив критики цивилизации, топкого болота современного немецкого общества преобладает в хайновской пьесе «Новый Меноза». Это в определенной степени свидетельствует о влиянии модернизма, которое, однако более наглядно проявляется в художественной организации, в использовании потока сознания, внутреннего монолога героев, ассоциативного монтажа. В творчестве К.Хайна, К.Вольф, И.Моргнер происходит переход от нормативной к экспериментальной поэтике, во многом обусловленный традициями модернизма.
В связи с новой проблематикой и новым подходом к художественному изображению действительности меняются и черты романа, его жанровая специфика. Об этих важных переменах в развитии романа вообще свидетельствует, например, «Смерть Хорна» К.Хайна. Произведение К.Хайна отличается художественным лаконизмом, сложной структурой, основанной на многоуровневом монтаже повествований пяти рассказчиков, стремлением в новой форме симбиоза социально-психологического романа и оригинальной исторической хроники.
Освоение культурного наследия, тенденция к субъективизации, возрождение субъективной манеры письма способствовали значительным эстетическим изменениям в литературе ГДР - возникновению «эстетического плюрализма», эстетической многослойности, идейного, мировоззренческого многообразия литературного мира. В литературе также значительно расширился арсенал изобразительных средств и обогатилась жанровая система в целом. Особое развитие получил жанр новеллы (А.Зегерс, Г.Кант, К.Хайн), возникла интересная и разнообразная эссеистика: в свободной форме писатели рассуждают о проблемах творчества, литературы, современного мира (К.Вольф, К.Хайн). В беседе с литературоведом Клаусом Хаммером в 1990 году Хайн, например, говорит: «Я пишу только о том, что отвечает моему опыту. Если я получаю новый опыт, то пишу о нем. Роль писателя теперь изменилась, ведь раньше литература и литературные произведения выполняли так называемую «запасную» функцию, писатели за кого-то вступались, защищали от произвола. Теперь для этого есть суд».
Наиболее интенсивно в 80-х гг. в ГДР развивается жанр романа, особенно такие его разновидности, как исторический (Где Бройн, К.Вольф) и социально-психологический (К.Хайн, К.Вольф). Разумеется, каждое произведение, выходящее за рамки посредственности, в чём-то обогащает жанровую форму, и эти результаты выходят за пределы индивидуального стиля, «отчуждаются», становятся достоянием коллективного творчества. Думается, жанры подобны языку: они не разъединяют, а объединяют художников, говорящих на особом, исторически сложившемся, развивающемся и обновляющемся «языке жанра» Эстетическому «плюрализму» 80-х, разнообразию способов изображения действительности соответствует тематическое разнообразие произведений: значительно расширился тематический и проблемный диапазон произведений, возрос интерес как к национальной, так и к всемирной истории, к мифологическим сюжетам, к античности. В этой связи достаточно вспомнить «Кассандру»(1983) К. Вольф.
Пристальное внимание к прошлому отражает рост исторического самосознания, стремление осмыслить многие явления национальной и мировой истории и культуры, взаимосвязи прошлого и настоящего, увидеть современные процессы в историческом контексте, дать им оценку, понять собственное место в историческом процессе. Поэтому, отмечая как характерную черту углубление историзма и понимание сути исторических процессов, следует отметить и то, что в литературе 70-80 годов доминирующей тенденцией становится тяготение к историческому осмыслению экзистенциальных вопросов, проявляющееся не только в исторических романах, но и в романах и новеллах о современности, как, например новелла К.Хайна «Чужой друг» (1982).
Для литературы ГДР последних десятилетий, (причем для 80-х гг. в большей степени), показательно обращение к истории своей страны. Так, историческое осмысление развития ГДР лежит в основе романов «Выходные данные», «Das Impressum» (1972) Г.Канта. «Шкура шута», (1982) Б.Вогацки. В разработке этой темы, так же, как и темы антифашистской, произошли определенные изменения. Если, например, в 60-е годы, на первом плане стояло стремление отразить успехи и достижения, как это происходит в романе Г.Канта «Актовый зал», «Die Aula», (1965), то в 80-е годы для большинства писателей характерно критическое отношение к действительности, сомнение в возможности быстрой смены убеждений, стремление развенчать ложные иллюзии, показать сложность и противоречивость современных событий. Обращение литературы 80-х к проблематике 50-60-х годов, к самым важным решениям и конфликтам, определившим дальнейшее развитие страны, отражает настоятельную потребность в осмыслении противоречий, трудностей, ошибок. При этом тема истории трактуется как необходимость преодоления собственного прошлого. В этом отношении наиболее показательно творчество К.Хайна, романы которого не только представляют ретроспективный обзор истории ГДР, но и изображают кризисные периоды в истории социализма, их влияние на судьбы людей. Данный авторский замысел успешно объективируется в художественной прозе Хайна разных лет: в новелле «Чужой друг» (1982), рассказе «Аккомпаниатор» (1989), романах «Смерть Хорна» (1985), «Игра в Наполеона» (1994), «С самого начала» (1998) и «Вилленброк» (2000).
Важнейшую тенденцию литературы ГДР 70-х годов - стремление к самоосмыслению, определению роли искусства и художника в современном мире - иллюстрирует глубокий интерес к проблематике искусства. Всестороннее исследование проблем современного искусства, в первую очередь литературного творчества, нашло отражение в «Присуждении премии» (1972) Г.де Бройна, «Чудодее» (1980) Э.Штриттматтера.
Произведения, основанные на современном материале, как правило, отражают сферу повседневной, обыденной жизни. Эта тема, как и прежде занимающая важное место в литературе ГДР, в последние десятилетия получает новое развитие. Начиная с «Размышлений о Кристе Т.» К.Вольф и «Новых страданий юного Вертера» У.Пленцдорфа, характерной особенностью литературы 70-х годов становится художественное исследование противоречивых, конфликтных взаимоотношений между общественными условиями и субъективными возможностями, между индивидом и обществом. Усиление этой тенденции - рост критичности в осмыслении проблем современника и современной действительности является доминантной чертой литературы ГДР в 80-е годы. Многие произведения обращают внимание на самые злободневные проблемы человека и общества и носят отчетливый социально-критический характер. Так, например, К.Хайн в уже упомянутой новелле «Аккомпаниатор» обращается к критике правосудия, к теме насилия над личностью и незащищенности человека перед страшным давлением государственной системы и идеологии. «Похоже, у нас вся страна живет одной ногой в тюрьме», восклицает главный герой новеллы Даллов. Он, даже выйдя из тюрьмы, уже неосознанно испытывает тоску по тюремной камере, по упорядоченной жизни. «Сев в машину, он рассмеялся. Он смеялся долго, громко, горько. Смеялся над самим собой». За этими словами угадываются чувства самого Хайна. Его тоже, как и Даллова, тревожит потерянность, современного человека, стремящегося к самопознанию.
Положение индивида в современном обществе, его «невостребованность», никчемность его жизни стоят в центре романа, где Бройна «Новая благодать» (1984) и других произведений. При этом переоценка жизненных ценностей, утрата веры в значимость идей и убеждений, стремление опираться в жизни лишь на себя связывается в литературе чаще всего с пограничными ситуациями, экзистенциальными кризисами «Чужой друг», К.Хайна.
Обращение литературы ГДР к экзистенциальным проблемам отражает еще одну характерную черту литературного процесса 80-х годов - переход от исследования общенациональных вопросов к вопросам общечеловеческой значимости, в том числе и к глобальным проблемам современности. При всем тематическом разнообразии литературы ведущей темой в 80-е годы, которая переходит в годы 90-е становится все-таки фундаментальная критика современной цивилизации и многих сопутствующих явлений, в значительной мере обуславливающих человеческие судьбы. Уже в 70-е годы в литературе находило отражение недоверие к существующей модели научно-технической цивилизации. Но в те годы критике подвергалось преимущественно общество «потребления», в последующее время критика приобретает всеобъемлющий характер, обостряются вопросы, доминирует апокалипсическая тональность, возрастает скепсис, исчезает безоговорочная вера в прогресс как таковой, появляется, наконец, осознание непоправимости многих сопутствующих явлений цивилизации. Писатели склоняются к мысли, что нельзя полагать прогрессивным тот или иной социальный эксперимент, если он вреден и мучителен для «подопытных кроликов». Позднее, в 1997 году на страницах немецкого журнала «Шпигель» французский писатель Э.М.Циоран очень определенно (ибо не был связан никакими идеологическими догмами) высказался по этому поводу: «Несомненно, мы движемся вперед, но не прогрессируем. Любой новый шаг неизменно оказывается источником последующих сожалений, ибо все достижения, в конечном счёте оборачиваются против нас».
Такой ретроспективный обзор истории литературы ГДР несомненно необходим нам для определения этапов творчества К.Хайна, поисков его эстетической концепции, его идейно-нравственной позиции, гражданских убеждений. Но по другую сторону берлинской стены существовала и развивалась литература ФРГ, которая также влияет на становление К.Хайна как художника и личности.
Что же застал К.Хайн по другую сторону Берлинской стены - в ФРГ? Рассмотрение литературной ситуации в ФРГ в 80-90-хх гг. позволяет сделать ряд очень интересных наблюдений. Осенью 1990 года на своих мюнхенских чтениях австрийская писательница Барбара Фришмут говорила о «наслаждении литературой» (опубликовано в 1991 г. под названием «Мечта литературы - литература мечты»): «Если исходить из понятия «наслаждение» как испытание радости, то с одной стороны, это может означать наслаждение при чтении, а также и удовольствие, которое автор испытывает в процессе творчества или радость, которую доставляет сама литература». В литературе Западной Германии удовольствие и литература соотносятся, прежде всего, в контексте признанного существования серьезной литературы (E-Literatur) и литературы развлекательной (U-Literatur), в литературоведческих кругах обсуждается вопрос, может ли серьезная литература нести в себе элемент развлечения? Здесь возникает основная проблема герменевтики - проблема понимания. Должна ли так называемая серьезная или, иначе говоря, набирающая серьёзности литература быть всегда глубокомысленной, да и непонятной без литературно-исторической интерпретации? Нигде разделение данных понятий не проявляется с такой силой как в немецкоязычной литературе. Это свидетельствует о высоком самосознании писателей, этим самосознанием и стремлением к самопознанию пропитана каждая строчка и хайновского текста. Думается, что в отличие от немецкоязычной литературы, во франко - и англоязычной литературах от серьезного писателя (если он хочет быть читаем) ожидается вместе с тем и увлекательная (а может, развлекательная?) манера письма. Не исключение, например, Джеймс Джойс.
Можно констатировать, что в немецкой литературе 80-90-хх гг. уже не видно тех выдающихся писателей, которые определяли литературу 50-х и 60-х гг.: нет больше выдающихся романистов - Генриха Бёлля и Уве Джонсона, правда, Гюнтер Грасс публикует большой роман об итогах и перспективах воссоединении Германии «Путь этот долог» («Ет weites Feld», 1995, перевод назв. автора. - И.Г.). Культовыми писателями по воле историков литературы и критиков становятся австрийский писатель Петер Хандке, носитель и выразитель нарождающегося постмодернистского мировоззрения, и западногерманский - Бото Штраус: оба одинаково элитарны, оба - в башне из слоновой кости (Elfenbeinturm). Например, известный западногерманский критик Фолькер Хаге в своей книге «Пробы пера» («Schriftproben», 1990), в которой он перечисляет и обсуждает важнейшие события литературной жизни между 1980 и 1990 гг., упоминает Хандке 24 раза и 36 раз Штрауса. Хандке и Штраус, оба писатели-романисты и драматурги, пишут постоянно. Среди литературных критиков того времени поднимается волна ностальгии по большим романам, таким, как написали Бёлль, Грасс и многие другие из их поколения. Авторы молодого поколения пишут в основном рассказы, повести, очерки. Писатели же старой формации часто посвящают себя эссе, литературно - и культурно-историческим произведениям. Больших романов мало, но они все-же есть: молодой австрийский писатель Кристоф Рансмайер публикует роман «Последний мир»(«Die letzte Welt», 1988), Мартин Вальзер - романы «Защищая детство»(«Die Verteidigung der Kindheit», 1991, «Друг без друга» («Ohne einander», 1993), «Война Финка» (Тт Krieg», 1996).
Именно в 80-90-хх пересекаются два поколения (что прежде в немецкой литературе бывало не часто) - старое, состоявшееся в 50-х и молодое, завоевавшее заслуженное признание и поднявшееся на олимп литературной славы в 80-х. К последнему относили Эриха Хакля, Кристофа Рансмайера и, что знаменательно, и Кристофа Хайна.
Писатели старого поколения ФРГ пережили время нацизма и Вторую Мировую войну - им близко то время и они воссоздают эти события, исходя из собственного восприятия. Представители молодого поколения (большей частью родившиеся в 40-х) начинают задавать вопросы: старинный литературный мотив, характеризующий взаимоотношения «отец-сын» возобновляется в конфликте преодоления прошлого, прежде всего в годовщину - в 1988 году (1933 г. - приход к власти нацистов, 1938 - «присоединение» Австрии). С кем ты был, отец? Участвовал ли ты в этом? Стал ли ты тогда тоже убийцей или был только приспособленцем? Почему ты не оказал сопротивления? Молодые авторы рассматривают прошлое с критических позиций, это объясняется, на наш взгляд, фактором «неприсутствия» «Nicht-dabei-gewesen-Sein», субъективным взглядом в прошлое, на тот период, когда они, по их мнению, сделали бы все по-другому.
Очень часто в литературе Западной Германии и Австрии 80-х - 90-х гг. писатель - главное действующее лицо. Публикуется много автобиографических произведений, авторы часто рассказывают о себе, о трудностях литературного творчества. Писателя интересует профессия и призвание художника слова «Послеобеденное время писателя» («Nachmittag eines Schriftstellers», 1987) П.Хандке, «Сириус» (тш», 1990) Вальтера Кемповски), а также профессия вообще художника (Зигфрид Ленц «Проба звука» («Klangprobe», 1990). Этот факт свидетельствует о самоидентификации писателя как творческой личности, о процессе самопознания художника слова, который ищет собственное «я» в противоречивой реальности сегодняшнего дня. Как пишет Б.Фришмут, в настоящее время уже не важно, кто рассказывает, и какую историю, или рассказывается ли вообще о чём - либо. А.Роб-Грийе, влиятельнейший идеолог «нового романа», признаётся: «Мне нечего сказать. У меня потребность только в создании форм». Важным оказывается только обращение с языком, манера письма, «оперирование языком». И в творчестве Хайна дали себя знать характерные явления в современной западноевропейской литературе, связанные с особым вниманием к слову, к тексту. Литературные критики, говоря о Хайне, неизменно акцентируют его виртуозное обращение с языком, это, безусловно относится к сильным сторонам прозы Хайна.
Краткий экскурс в литературу Западной Германии и Австрии 80-х гг. ХХ века вплотную подводит нас к 1989 и 1990 гг., когда литература ГДР перестала существовать в своем прежнем виде. Вначале 90-х писатели ГДР стоят перед проблемой, суть которой с иронией сформулировал ещё Генрих Гейне после своей эмиграции в Париж: «Как может человек писать, не опасаясь цензуры, если он всю жизнь прожил под её гнетом... я чувствую себя растерянным». Трудности, которые испытывали писатели Восточной Германии при переходе литературы ГДР в литературу объединенной Германии проявляются в ставшей знаменитой общенемецкой литературной дискуссии (её анализ и материалы собраны в книге «Общенемецкая литературная дискуссия» или «Как тяжело изъясняться скованным языком («Der deutsch-deutsche Literaturschtreit», «Es spricht sich schlecht mit gebundener Zunge»), изданной Карлом Дейрицем и Ханнесом Крауссом в октябре 1991 г. Особенно много тогда дискутировали о Кристе Вольф. До воссоединения Криста Вольф считалась на Западе представительницей той части писателей ГДР, которая остро критиковала не только власть имущих, но и концепцию Биттерфельдского пути, а также говорила о различных уродливых явлениях современной реальности ГДР. Закономерно, что такие произведения К. Вольф, как «Образы детства» («Kindheitsmuster»,1976), «Кассандра» («Kassandra»,1983), «Авария» («Stoe rfall»,1987), «Нет места. Нигде» Ort. Nirgends»,1979) нашли заслуженное признание в читательских кругах Западной Германии. Но с крушением ГДР К.Вольф неожиданно превращается критиками в писательницу, которая не оставила антидемократическое государство, приспособилась к новым условиям, даже принадлежала к привилегированной элите ГДР, которая ещё в 1990, как и Кристоф Хайн, верила в возможность реформирования социалистического государства.
В этой связи важно отметить, что в последние годы номинального существования литературы ГДР характерной её чертой становится обострение социальной тематики, изучение конфликтных взаимоотношений между индивидом и обществом. Происходит постепенный переход от исследования общенациональных вопросов к проблемам общечеловеческой значимости, среди которых первое место занимает критика современной цивилизации, что является лейтмотивом в произведениях многих авторов. Критическое осмысление современности подтолкнуло писателей к обращению к культурным традициям, к истокам, что существенно повлияло, прежде всего, на художественную ценность произведений, независимо от того, принадлежал ли его автор к так называемой «официально признанной» или к критической литературе. Именно с точки зрения художественных ценностей и необходимо рассматривать сегодня творчество знаменитых писателей того времени - Германа Канта, Кристы Вольф, Эрвина Штриттматтера, Макса Вальтера Шульца и других. Кристоф Хайн занимает среди них значительное место.
Так не напрашивается ли вывод, что искусству вообще противопоказано «служить»? Неважно кому или чему: социальному ли укладу, политической ли системе, идеологической ли доктрине; главное - просто «не служить» и, не служа, руководствоваться собственным (можно бы сказать «имманентным») разумением природы вещей. Ибо нет и не может быть чего-то на все века и на все случаи жизни единственно верного - неважно «прогрессивного» или «реакционного», «рвущегося ввысь» или «упадочного».
АВТОР: Гладков И.В.