Предпосылки возникновения замысла романа Достоевского «Бесы»
В начале 40-х годов XIX века Федор Михайлович Достоевский после выхода в свет романа «Бедные люди» был принят в круг литераторов «натуральной школы», идейным руководителем которой Виссарион Григорьевич Белинский (1811 - 1848), а организатором изданий - Николай Алексеевич Некрасов (1821 - 1877). Туда входили и другие видные литераторы того времени: И.И. Панаев, И.С. Тургенев, В.И. Даль, А.И. Герцен.
Л.П. Гроссман считает, что замысел романа «Атеизм» зарождается именно в этот период жизни писателя; он пишет: «Замысел такого произведения восходил к чтениям эпохи молодости Достоевского. В кружке Белинского еще в начале 40-х годов зачитывались оригинальной и увлекательной книгой - романом Жорж Санд «Спиридион». Роман Жорж Санд был написан ею в сотрудничестве с Пьером Леру и ставил кардинальную тему эпохи: социализм или христианство? Эта тема волновала Достоевского уже в годы молодости, и она же, но под другим углом, легла в основу его романов». В годы творческого становления писатель по своему мировоззрению стал «почвенником», но его общественные интересы менялись постепенно. Путь к православному мировоззрению был сложен и даже трагичен. Достоевский, разойдясь в воззрениях с «натуральной школой», принимал участие в «пятницах» «Общества пропаганды» Буташевича - Петрашевского, где его увлекли социалистические идеи. Отбывая за это наказание в Сибири, он коренным образом меняет свои убеждения и становится окончательно на путь «почвенничества» и славянофильства. Позже, в статье «О подписке на журнал «Время» на 1861 год», которая звучит как манифест - программа «почвенничества», он заявит: «Мы убедились наконец, что мы тоже отдельная национальность, в высшей степени самобытная, и что наша задача - создать себе новую форму, нашу собственную, родную, взятую из почвы, взятую из народного духа и народных начал». Поэтому уже к началу 60-х годов XIX века русское освободительное движение в XIX веке преломлялось в сознании писателя как нечто наносное, искусственно занесенное с Запада. «Мы знаем теперь, что мы и не можем быть европейцами, что мы не в состоянии втиснуть себя в одну из западных форм жизни, выжитых и выработанных Европою из собственных своих национальных начал, нам чуждых и противоположных, - точно так, как мы не могли бы носить чужое платье, сшитое не по нашей мерке», - пишет Достоевский в этой же статье. Совершенно чуждыми русскому народу Достоевский считал атеистические и социалистические воззрения, идеи создания нового общественного строя «без Бога, на началах науки и разума исключительно». В противовес этим, на его взгляд, разрушительным веяниям, идущим с Запада, Достоевский в свете идей «почвенничества» желает опереться на самобытные устои русского общества, русской жизни, понимаемой им в духе славянофильства. Подобные воззрения, вероятно, и позволили исследователю середины ХХ века Г.М. Фридлендеру утверждать, что «в 60-е и 70-е годы... Достоевский испытал на своем мировоззрении воздействие социальной утопии славянофилов». В романе «Бесы» утверждается: «Бог есть синтетическая личность всего народа, взятого с начала его и до конца». Главным из этих устоев было в глазах писателя христианское учение, которое в основе своих моральных ценностей проповедует кротость, смирение, отсутствие гордыни, покаяние в отступлении от морально-этических норм православия. Советский литературовед
В.Я. Кирпотин в свое время писал об этом следующее: «Все это вздор не только с точки зрения истории социализма, но и с точки зрения истории религии. Но необузданная и в то же время испуганная фантазия Достоевского уже не могла остановиться. Объединяющим моментом для всех ненавистных ему «сил» он считал безбожие, деспотизм, приверженность к низменным интересам, к похотям и эгоистическим страстям, к жажде наживы и денег». Кирпотина также возмущало, что у Достоевского «не только предавший заветы Христа католицизм, не только собственники всех вероисповеданий, но и политический, революционный социализм выступает в роли проводника капитализма и что наиболее восприимчивый к социализму класс - пролетариат - несет миру ту же самую проказу, что и буржуазия: стяжание, обособление, индивидуализм, всеобщее распадение, цинизм, насилие». Время доказало, что исследователь заблуждался, а писатель оказался провидчески прав.
Почти вся жизнь писателя была трагической и полной лишений, что и обусловило глубокие, мрачные тени в колорите и романа «Бесы». Но без жестоких ударов судьбы, по собственному признанию Федора Михайловича, не было бы и его великих художественных открытий. «В несчастье яснеет истина», - эти слова Достоевского могут служить ключом ко всей философии его творчества. Истину он познал в процессе мучительных жизненных перипетий. С каторги он писал об этом Надежде Фонвизиной, жене русского декабриста: «В несчастье яснеет истина. Я скажу Вам про себя, что я - дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных. И, однако же, Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие-то минуты я сложил в себе символ веры, в котором все для меня ясно и свято.
Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовию говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной». Правда Христа как единственно верная, правда - нравственная и идеологическая основа романа «Бесы».
Современный богослов, профессор Московской Духовной академии, А.И. Осипов пишет о мировоззрении Достоевского этого времени: ««Маленькая книга» - Евангелие - открыла ему тайну человека, открыла, что человек - не обезьяна и не ангел святой, но образ Божий, который по своей изначальной, богозданной природе добр, чист и прекрасен, однако в силу греха глубоко исказился, и земля сердца его стала произращать «терние и волчцы». Поэтому- то состояние человека, которое называется теперь естественным, в действительности - больное, искаженное, в нем одновременно присутствуют и перемешаны между собой семена добра и плевелы зла».
В прошлом веке вышла интересная работа по этому направлению в серии «Современная западная русистика» американского исследователя творчества Достоевского Роберта Бэлкнепа «Генезис романа «Братья Карамазовы»«, где автор изучает вопрос влияния западной литературы на творчество Достоевского. Это интересная и кропотливая работа, но создается впечатление, что она лишена глубины анализа духовного формирования писателя; причем, круг чтения писателя автор ограничивает западной, классической и «низкопробной» литературой. Более интересным является то, что читать Достоевский учился по «Священной истории Ветхого и Нового завета», о чем свидетельствуют пометки Анны Григорьевны на записных тетрадях к «Братьям Карамазовым», а также то, что после «горнила сомнений», на каторге, Достоевский снова читает Евангелие. Известно также, что в первом письме к брату после выхода с каторги он просит выслать ему труды святых отцов и историков церкви. Будучи зрелым писателем, Достоевский, руководя кругом чтения знакомых молодых людей, помечал: «Но над всем, конечно, Евангелие, Новый Завет в переводе. Если же можете читать и в оригинале (то есть на церковнославянском), то всего бы лучше, Евангелие и Деяния Апостольские - непременное условие». В личной библиотеке Достоевского, по исследованию Л.П. Гроссмана, насчитывалось более двух десятков религиозных книг: разные издания Библии, Псалтыри, толкования Евангелия, Часослов, жития святых, «Жизнеописание старца Леонида из Оптиной Пустыни», Коран, труды Симеона Нового Богослова, Исаака Сирина, афонского монаха Парфения, Жан-Батиста Масийона, Хомякова и Соловьева. В своих черновиках Достоевский часто цитирует А.С. Хомякова и К.С. Аксакова, заимствуя у них идеи, связанные с русским Православием. Исследователь В.А. Котельников нашел в работах Достоевского и немногочисленные ссылки на И.В. Киреевского; ученый полагает, что Достоевский и Киреевский нашли общие корни в западном романтизме и русском Православии. Религиозное образование Достоевского подробно исследовала В.Е. Ветловская. При всем уважении к этому труду вызывает сомнение правильность заключения специалиста, что прототипом старца Зосимы является Франциск Ассизкий, ведь в письмах и сочинениях Достоевского встречаются имена таких выдающихся деятелей православной церкви, как Григорий Палама, Тихон Задонский, Сергий Радонежский, Стефан Яворский, архимандрит Фотий и митрополит Макарий. Известно, что Достоевский читал произведения религиозных писателей своего времени. Об этом писали: Н.Я. Оглоблин, А.Н. Муравьев, А.Ф. Гусев, П.М. Цайдлер. Не раз обращался Достоевский и к раскольнику протопопу Аввакуму и историкам религии, изучавшим процесс раскола: В.И. Кельсиеву, П. Прусскому, В.И. Калатырову, П.И. Мельникову. С некоторыми из них он даже переписывался. Сегодня исследователи сходятся в том мнении, что религиозная тема, сформировавшаяся таким образом, в позднем творчестве Достоевского стала играть ведущую роль. Поэтому, излагая в художественном преломлении «нечаевскую» историю, Достоевский, будучи уже мыслителем со сложившимися убеждениями, альтернативой бесовскому нигилизму выдвигает православное христианство. Определенное влияние на мировоззрение писателя (а, следовательно, и на его творчество) оказало общение с духовником Амвросием (Гренковым), чьей жизнью и личностью он интересовался в свете проблемы старчества, которую он освещал в своем творчестве. Встретиться лично им удалось только в 1873 году, после смерти сына Ф.М. Достоевского. А.Г. Достоевская вспоминала: «Я упросила Вл. С. Соловьева уговорить Федора Михайловича поехать с ним в Оптину пустынь, куда Соловьев собирался ехать этим летом. Посещение Оптиной пустыни было давнишнею мечтою Федора Михайловича... Вернулся Ф.М. из Оптиной пустыни как бы умиротворенный и значительно успокоившийся и много рассказывал мне про обычаи Пустыни, где ему привелось пробыть двое суток. С тогдашним знаменитым «старцем» о. Амвросием Федор Михайлович виделся три раза: раз в толпе при народе и два раза наедине - и вынес из его бесед глубокое и проникновенное впечатление». Александр Михайлович Гренков, будущий старец о. Амвросий (Оптинский) был весьма начитанным и образованным человеком своего времени. По свидетельству Якушина Н.И., он «многие годы он был ближайшим помощником крупного деятеля духовной культуры старца Макария (в миру Михаил Николаевич Иванов), помогая ему в издании трудов древних пустынножителей и в переписке». Образ отца Амвросия частично отразился на характере старца Зосимы из «Братьев Карамазовых».
Православный исследователь М.М. Дунаев справедливо утверждает: «Достоевский сознал яснее ясного: красота Христова невозможна и вне православного осмысления бытия» «Убеждение, что в Православии именно осуществлена полнота красоты (то есть истины) Христовой, стало непоколебимой убежденностью Достоевского; об этом он говорил и писал бессчетно». Это убеждение Достоевский и проводит через систему образов романа «Бесы».
В конце жизни, когда сформировалось полностью нравственное мировоззрение писателя и семейная жизнь пришла к полному благополучию, Ф.М. Достоевский создает ряд романов, которые вместе с написанным ранее романом «Преступление и наказание» (1866) теперь называют «Пятикнижием». Помимо «Преступления и наказания» в «Пятикнижие» входят романы «Идиот» (1868), «Бесы» (1872), «Подросток» (1875) и «Братья Карамазовы» (1879-1880).
Внешним толчком к замыслу романа «Атеизм» многие исследователи считают сенсационный выход в свет романа Л.Н. Толстого «Война и мир» (1868). Л.П. Гроссман, в частности, пишет: «У Достоевского возникает потребность использовать себя в таком «гомерическом» жанре и выразить в огромном эпическом творении свой заветный замысел о современном человеке». Исследователь ссылается на письмо 1870 года Достоевского Н.Н. Страхову: «Вся идея потребует большого размера, объемом, по крайней мере, такого же, как роман Толстого». Для реализации замысла Достоевский в эти годы возвращается в Россию из-за границы и при подготовке к таможенному осмотру сжигает рукописи романа «Идиот», повести «Вечный муж» и первые части романа «Бесы». В воспоминаниях А.Г. Достоевской об этом сказано: «Федор Михайлович напомнил мне, что на русской границе его, несомненно, будут обыскивать и бумаги от него отберут, а затем они пропадут, как пропали все его бумаги при его аресте в 1849 году. Возможно было предполагать, что до просмотра бумаг нас могут задержать в Вержболове. Как не жалко было мне расставаться с рукописями, но пришлось покориться с настойчивыми доводами Федора Михайловича. Мы растопили камин и сожгли бумаги». Жене писателя удалось спасти записные книжки к романам, они «были переданы Анной Григорьевной ее матери, которая должна была вернуться в Россию значительно позже. Эти тетради были спасены. Записи к «Идиоту» были изданы в 1931 году, а к «Бесам» - в 1935».
В серии «Русские мемуары, дневники, письма и материалы» издательство «Academia» (Москва - Ленинград) в 1935 году выпустило «Записные тетради Ф.М. Достоевского, публикуемые центральным архивным управлением СССР и публичной библиотекой СССР», подготовленные к печати Е.Н. Коншиной и Н.И. Игнатовой. Документы, публикуемые в этой книге, раскрывают многие подробности о замысле и процессе работы над романом «Бесы». В статье Е.Н. Коншиной «От редакции» сказано о творческих исканиях писателя в период с 1868 по 1871 годы: «Период творчества Достоевского, отраженный в публикуемых материалах, был одним из труднейших во всей его литературной деятельности. В результате его был написан роман «Бесы». Однако, говоря об истории создания этого произведения, надо помнить, что идея, нашедшая свое выражение в заглавии и в эпиграфе романа, не исчерпывала всего его содержания. Стержнем его, образом, который был особенно волнующ и дорог для автора, являлся не Петр Верховенский, главный «бес» нигилизма, не либерал 40-х годов Степан Трофимович, а Ставрогин. Роман о нем или, по крайней мере, о подобном, типе первым возник в творческом воображении Достоевского, когда он еще кончал «Идиота». Это первое ядро получило название «Атеизм». Оно слабо отражено в заметках записных тетрадей, нигде не обозначенных этим заглавием».
В подготовительных материалах к «Подпольной идее «Русского вестника»«, позже обозначенных как «Житие великого грешника» писатель помечает: «Но и владычествующая идея жития чтоб видна была - т. е. хотя и не объяснять словами, но чтоб читатель всегда видел, что идея эта благочестива, что житие - вещь до того важная, что стоило начать даже с ребяческих лет. Тоже - подбором того, об чем пойдет рассказ и беспрерывно постановляется на вид и на пьедестал будущий человек». Будущее человека и человечества писатель видел в искуплении грехов и становлении на путь горячей веры, пусть даже это будет путь от самого непримиримого богоотрицания, атеизма и нигилизма. Далее помечается: «Чтоб в каждой строчке было слышно: я знаю, что я пишу и не напрасно пишу». В это же время Достоевский интересуется книгой Станкевича о Грановском, так как набрасывает характеристику «своего Т.Н. Грановского» - Степана Трофимовича Верховенского. Редактор «Записных тетрадей к роману «Бесы»« помечает: «Некоторое время романы «Житие великого грешника» и «Бесы» существовали параллельно, но это длилось непродолжительно, они слились в одно русло и стали втягивать в себя и другие побочные темы, как, например, повесть о Картузове. Тогда наступил период чрезвычайной затруднительности в работе вместо первоначальной легкости, на которую Достоевский ссылался сам. Долгое время он не мог уравновесить противоположные тяготения своих двух сюжетов. Он писал и уничтожал большие части, один герой перерастал у него в другого, он писал разбросанными частями, иногда с конца, задерживая высылку рукописи, изворачивался перед всеми издателями, обманывал их поневоле и горячо жаловался Н.Н. Страхову в письмах, что «никогда никакая вещь не стоила мне большего труда»«. В результате творческих мук Ставрогин, оставаясь для автора центром романа, отодвинулся с первого плана фабулы в глубину, в прошлое. На поверхности оказывались «бесы» - нигилисты и их прямые предшественники, - западники 40-х годов. Интерес к этим политическим группам был вызван антинациональностью обеих, на которой настаивает автор романа. Еще в 1867 году в письмах к А.Н. Майкову Достоевский высказывает мысли, которые легли в основу идеологии «Бесов».
Многие «почвеннические» мысли были вызваны столкновениями с Тургеневым, который был неприемлем для него и персонально, и как представитель группы «умников», потерявших чутье к России. Разница между этими «отпрысками Белинского» и новейшими «последователями Чернышевского» ему представлялась лишь в том, что последние «просто ругают Россию и откровенно желают ей провалиться, (преимущественно провалиться), а первые к тому же лицемерят и уверяют, «что они любят Россию»«. Как программу идеологии романа «Бесы» можно привести отрывок из письма к Майкову от 1868 года, где он сводит счеты со своими прежними единомышленниками. Он писал по поводу Н. Данилевского, бывшего петрашевца: «Из фурьериста обратиться к России, стать опять русским и возлюбить свою почву и сущность! Вот почему узнается широкий человек! Тургенев сделался немцем из русского писателя, - вот почему узнается дрянной человек. Равномерно, никогда не поверю словам покойного Аполлона Григорьева, что Белинский кончил бы славянофильством. Не Белинскому кончить было этим. Это был только паршивик и больше ничего. Большой поэт в свое время, но развиваться далее не мог».
Воззрения, изложенные в «Бесах», не только сложились у писателя к концу жизни, но и в творческом плане накапливались постепенно. Уже с 18611862 годов выпады против «нигилистов» занимают виднейшее место в сочинениях и записных тетрадях Достоевского. Роман «Бесы» - целенаправленно анти атеистическое, антинигилистическое, анти бесовское произведение. Свой взгляд на вне духовную, бесовскую по существу, ипостась нигилизма автор, несомненно, выразил и романах, написанных ранее «Бесов»: в «Преступлении и наказании» (1866) и «Идиоте» (1868). Но в них, все-таки, ведущей темой являлась социальная, тема «бедных людей», вышедших «из гоголевской «Шинели»«, которая составляет главную силу Достоевского - психолога. Эта тема почти целиком отсутствует в «Бесах», в произведении, направленном против радикально-бесовских и атеистических взглядов.
Из-за бьющей в глаза тенденциозной антинигилистической, анти бесовской направленности, сгущенности красок, карикатурности, пародийности на реальные исторические лица роман «Бесы» Достоевского долгое время зачисляли в один ряд антинигилистических произведений, довольно многочисленных в русской литературе 1860-80-х годов. Это «Взбаламученное море» А.Ф. Писемского, «Некуда» и «На ножах» Н.С. Лескова, «Марево» И.П. Клюшникова, «Кровавый пуф» В.В. Крестовского, «Бездна» Б.М. Маркевича и многие другие. Впервые эта параллель была проведена в журнале «Дело», где сразу после завершения выхода в свет всех частей романа была напечатана рецензия Д.Д. Минаева, в которой роман «Бесы» был записан в «антинигилистические» произведения, как у В.П. Клюшникова, Лескова и Писемского. Защитники монархического строя в России, люди, заинтересованные в сохранении крепкой Родины, до последних лет использовали эти романы, а особенно роман «Бесы», как книгу предвидений, в борьбе с так называемым «красным освободительным движением». Сейчас совершенно очевидно, что другие вышеперечисленные романы не стали популярны у широкого круга читателей. Может быть, в советский период нашей Родины они были «забыты» умышленно, а может быть, в отличие от романа Достоевского «Бесы», они не имели высокой художественной ценности. Сразу же, в первых критических высказываниях о романе «Бесы», указывалось на различие их в художественной ценности. Так, например, критик Н. Н. Михайловский указывал, что Достоевским из предшествующей литературы взяты лишь «шаблонные образы, играющие в романе на последнюю роль взяты на прокат у господ Скребицких и Клюшниковых». Вероятно, имеются в виду фигуры «мелких бесов». Главные же персонажи романа составляют, по мнению критика, «исключительную собственность Достоевского в русской литературе». Многие другие произведения такой же, как у Достоевского, морально-нравственной и политической направленности описывают «благородных предводителей дворянства»; благодушных, всем и без революций довольных мужичков с одной стороны - и недовольных извергов, негодяев и чудовищ революционеров с другой. В художественности отказывали Достоевскому многие критики разных периодов развития литературоведения. Но, видимо, самое «свежее» мнение критика Страхова, наиболее верное. Он писал Достоевскому в период периодического выхода романа в свет: «Во второй части чудесные вещи, стоящие наряду с лучшими, что Вы писали. Нигилист Кириллов удивительно глубок и ярок. Рассказ с сумасшедшей, сцена в церкви, и даже маленькая сцена с Кармазиновым - все это самые верхи художества. Очевидно - по содержанию, по обилию и разнообразию идей Вы у нас первый человек и сам Толстой сравнительно с Вами однообразен».
АВТОР: Гогина Л.П.