Баллада «Авдотья-рязаночка», ее жанровые особенности

Балладный жанр образует смежные формы. Образование смежных форм является показательным признаком творческой продуктивности жанра, способности его к дальнейшему развитию. Баллада взаимодействует с другими развитыми жанрами фольклора, создает переходные формы и показывает перспективу развития определенных художественных элементов жанровой системы. Такое взаимодействие может происходить при попытке сопоставления разных решений общей проблемы. Только «длительное сосуществование жанров и их взаимодействие приводит к переходу одного жанра в другой или переходу произведений из одной группы в другую». В XV - XVI вв. развитие русского героического эпоса и балладного жанра привело их к сближению и созданию смежных форм. Первым образцом такого рода произведений является «Авдотья-рязаночка».

Жанровая основа «Авдотьи-рязаночки» до сих пор не определена. Д. Балашов принимает ее за балладу, В. Жирмунский, ориентируясь на сборники А. Гильфердинга и R. Trautmann, относит ее к былинам. Б. Путилов определяет «Авдотью-рязаночку» как историческую балладу, в учебной литературе принято относить ее к разряду исторических песен. «Авдотья-рязаночка» традиционно датируется XIII веком, поскольку содержание песни отражает, как предполагается, историческое событие: разорение Рязани Батыем в 1237 г. По данному произведению Б. Путилов восстанавливает так называемый «рязанский цикл» не дошедших до нас исторических или историко-балладных песен. В вариантах город Рязань чаще называется Казанью, ученый объясняет этот факт условностью топонимии позднего северного происхождения. По новым исследованиям специалистов исторической школы текст «Авдотьи-рязаночки» может восходить к XVI века как отклик на разгром посольства Михаила Кляпика в Казани в 1505 г. Также учитывается сравнительно недавнее разорение Рязани ханом Ахметом в 1472 г. (иноземный царь в нашей песне называется Бахмет турецкий), позднее Казани в 1552 г.

«Авдотья-рязаночка» известна только в трех записях. Аналогии в славянских регионах данной песни исследователями не найдены. Песни рязанского цикла, о Евпатии Коловрате восстанавливаются только гипотетически. Нужно определить жанровую специфику песни, чтобы ответить на вопрос, почему из обширного цикла до нас дошло только одно произведение, не образующее ни одного варианта, за исключением позднейшей балладной версии «Омельфа Тимофеевна выручает родных».

XIII век явился для Европы переходным периодом, когда героический эпос сменялся рыцарским романом и балладой. Предпосылки для подобного развития уже начинали проявляться в России, если бы не начало культурной изоляции, связанной с нашествием в это время татаро-монгольских войск. В результате мы видим новый подъем героического эпоса XIII - XV вв., создание былин с принципиально новым типом историзма. Русский героический эпос отбирает значительную часть европейских балладных сюжетов себе (подобный процесс наблюдается у южнославянских народов). Русская баллада, таким образом, сталкивается с ограничением содержательной структуры и вырабатывает особое трагическое видение мира.

Время татаро-монгольского нашествия требовало создания героических персонажей, и балладный жанр по-особому решает поставленные задачи. Эпический богатырь, защитник русской государственности, в балладном жанре находит свои параллели - это тип девушки-полонянки из древней баллады «Красная девушка из полону бежит». Приемы создания такого типажа имеют корни в эпической традиции полениц, женщин-богатырей. По замыслу народных певцов, так проявляется вся трагичность ситуации: богатырей в жизни нет. Выбор образа героя на раннем этапе сужается и получает особую трагическую завершенность в типе беззащитной, но активно борющейся за независимость женщины. В былинах под воздействием эстетики балладного жанра появляется трагический тип богатырей: Дунай, позднее Сухман и Данило-Ловчанин. Таким образом, первое достижение в жанровом отношении русской баллады является создание женского образа, на раннем этапе развития носящего героический характер. Это влияние героического эпоса, героических былин, влияние, которое будет испытывать жанр баллады на протяжении всего этапа становления.

«Авдотья-рязаночка» не может быть безоговорочно причислена к балладному жанру. Внимание повествователя уделяется не конфликту песни, не различным вариантам его полного раскрытия, а эпической цели - созданию нового типа героического персонажа - женщины, не обладающей статусом богатыря, но побеждающей грозного врага. Это эпический тип героя, Авдотья-рязаночка идет навстречу опасности - и побеждает непобедимого врага. Это эпический подвиг, единственное - совершает его необычный персонаж - не поленица, а обычная женщина. Поэтому царь Бахмет не является равноправным героем, он лишь подчеркивает, является средством раскрытия героизма обычной женщины - Авдотьи-рязаночки. Таким образом, в образе героя сочетаются былинная и балладная эстетика. Но есть еще жанровая традиция, оказавшая влияние на данную песню.

В «Авдотье-рязаночке» преобладает бес формульный стих. По отношению к эпическому наследию такой художественный прием явно воспринимается как неудачный. Былинный стих складывается из нескольких традиционных поэтических сочетаний - формул. Задача былинного певца заключается в искусном построении стиха к заданному окончанию строки. Поэтому «мастерство сказителя состоит не в том, чтобы запомнить наизусть тысячи кем- то до него сложенных былинных стихов, а в том, чтобы научиться воссоздавать их в ходе сказывания былины». Бесформульный стих «Авдотьи-рязаночки» выражается в серии прозаизмов. Часто используются подчинительные конструкции, тогда как поэтический язык фольклора стремится к максимальному упрощению своей структуры.

«Во темных лесах напустил лютых зверей,

Чтобы никому не пройти, ни проехати»;

Когда ты разорял старую Казань-город подлесную,

Полонил ты народа сорок тысячей...»;

«Когда ты умела пройти путем да дорогою, Так умей-ка попросить и головушки Из трех единыя...»

Использование бес формульного стиха в данном тексте настолько устойчиво, что последующие сказители, перерабатывая сюжет и внося дополнительные мотивировки в его объяснение, используют тот же принцип построения текста:

Когда я разорял вашу сторону, Казань-город подлесную, Тогда у меня убили милого-то братца родимого...»

Прозаизации текста способствует форма деепричастия, употребление которой в фольклорной речи означает ступенчатость перехода от одного действия к другому:

«Царь Бахмет турецкий, Идучи от Казани от города, Напустил все реки-озера глубокие...»

Также наличие пояснительных конструкций усложняет текст, делает стиль изложения громоздким и неповоротливым.

«Чистые поля - разбойников о полночь прошла (О полночь разбойники опочин держат), Темные леса - лютых зверей - о полден прошла (О полден люты звери да опочин держат)».

Грамотное распределение строк по принципу синтаксического параллелизма, повтор таких неудобных в художественной речи предложений предохраняет текст от превращения в прозаический. Использование приема повтора обычно подчеркивает всю значимость эпизода, поэтому иногда используется повтор с нарастанием. Как писал Ю. Лотман, поскольку в основе фольклора лежит эстетика тождества, повторение будет абсолютным и безусловным, а не диалектически сложным. Основные функции повтора в эпосе подчиняются этому закону.

В «Авдотье-рязаночке» повтор несет дополнительную функцию: он служит ритмической организации текста. Повтор выступает в роли формульного стиха, благодаря которому певец запоминает текст. Таким образом, прозаический язык «Авдотьи-рязаночки» неожиданно выявляет свои поэтические достоинства: стилистически громоздкие конструкции поэтизируются при помощи синтаксического параллелизма и многократного повтора таких частей текста. Такой прием был новаторским для создания нового типа песни.

Подобный формульный стих не обладает устойчивостью в композиционном плане при создании версии. Можно сравнить данный вариант с его позднейшей версией, обнаруженной А. Григорьевым спустя 40 лет, в 1900 г., на Пинеге, «Омельфа Тимофеевна выручает родных». Позднейшая редакция изменяет текст, делает его более сюжетным. Повтор как ведущий поэтический прием исчезает вместе с прозаизмами, диалог приобретает яркую драматическую окраску. Версия вследствие сжатости формы и акцентирования внимания повествователя на конфликтную ситуацию представляется балладной, здесь образ героини не несет общенационального героизма. Омельфа Тимофеевна предстает как частный типичный человек, конфликт переводится в семейную сферу. Однако балладных трактовок сюжета быть не может. Слишком явное влияние предыдущего образца, художественные средства которого подчинены созданию героического образа Авдотьи-рязаночки, данную версию с балладной точки зрения обесценивает. Омельфа Тимофеевна совершает частный подвиг; балладная эстетика, если и описывает подвиг частного человека, то обязательно показывает его трагический разрыв с окружающим миром, превосходство сил внешнего зла.

Мы наблюдаем нарушение композиционного строя песни. Балладный конфликт, развязка даны в первой части, вторая часть раскрывает героический образ Омельфы Тимофеевны. Такое продолжение логично только с сюжетной точки зрения.

«Говорит Омельфы да Тимофеевны, Говорит-то ей да все православный царь: « Уж ты как же шла да все темны леса? Как же шла да реки быстрые? Еще кто у тебя да и товарищ был? Еще кто у тебя да перевозчики?» Отвечает Омельфа да Тимофеевна: « У меня товарищи да горючи слезы, Перевозчики да рыболовщики». Как пошла Омельфа-та, похвастала: «Ужя шла одна, да пошла пятеро».

В жанровом отношении двусоставность, двучастность баллады недопустима. Конфликт теряет свое значение, он повторяет модель конфликта в «Авдотье-рязаночке», обесценивая балладное звучание версии. Формульное значение повтора в песне «Омельфа Тимофеевна выручает родных» исчезает, баллада воспринимается сюжетно, выступает в качестве сюжетной версии древнего образца. С развитием балладного жанра мы не встретим произведений, где прием повтора будет иметь формульное значение. Имеются все основания для предположения, что формульность повтора является единичной в песне «Авдотья-рязаночка» и неустойчивой в плане развития жанра. Такая неустойчивость, одномоментность свидетельствует о том, что данные поэтические сочетания основаны не на былинной эстетике, а на эстетике сказки.

Действительно, элементы построения стиха могут браться из образцов героического эпоса, однако в данном случае мышление сказителя восходит не к былине, а к сказке. Сказитель перерабатывает материал, взятый из былинного наследия, и преподносит его по-сказочному. В идейном плане задачей певца является попытка создать новый героический образ, решение этого вопроса достигается при помощи сказочной поэтики. Новый тип героя должен доказать правомерность своих притязаний. Певец и слушатели должны убедиться, что героиня является истинно героическим образом, по праву сменяющим богатыря русских былин. Задача осложняется еще и тем, что в параллельно развивающемся эпосе появляются новые богатыри: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович - и они особенно популярны в это время: русский героический эпос проходит новую плодотворную стадию своего развития. Поэтому песня вводит различные испытания героя с целью проверки подлинности его статуса. Преодоление препятствий, особое подчеркивание сложности данных испытаний при помощи троекратного повтора, введение особых прозаизированных объяснительных конструкций восходят к сказочной поэтике. Сказочный герой также преодолевает препятствия для достижения намеченной цели. Да и сам характер препятствий в песне является сказочным.

«Ты Авдотья женка Рязаночка! Как ты прошла путем да дорогою? У меня напущены были все реки-озера глубокие, И по дорогам были поставлены разбойники, А во темных лесах были напущены люты звери, Чтобы никому ни пройти да ни проехати».

По всей видимости, диалог в данной песне не может восходить к балладной эстетике. Подчеркнутый драматизм ситуаций облекается в форму сказочной вопросно-ответной системы, служащей цели испытания статуса героини: достойна ли Авдотья быть новым типом героя или нет. По своему генезису это система мудреных загадок и мудрых ответов. На этом основании можно предположить, что образ Авдотьи-рязаночки находит свои параллели в поэтике создания образов сказочных мудрых дев. Однако цели совершенно различные: если в сказке важна сюжетная занимательность, то в данной песне все сказочные приемы используются в целях испытания статуса героини, проверки дееспособности героического типа героя. Поэтому и в художественном плане Авдотья-рязаночка сближается с типом богатырей героического эпоса: постоянное употребление в тексте устойчивых эпитетов - приложений: «Авдотья женка Рязаночка» находит свои параллели в былинах. Это эпитет «богатырь святорусский». В разбираемой песне тем самым еще раз подчеркивается основная мысль: былина и баллада на определенной ступени развития сближаются и создают новые в жанровом отношении образцы.

Таким образом, сказочная поэтика также определяет художественную организацию текста. Образ главной героини имеет параллели в образной системе сказочных мудрых дев. Троекратно повторяется весь текст, описывающий сказочные испытания героини. Мудрый ответ Авдотьи-рязаночки на предложенную загадку, которая несет в себе функции героического боя в былине:

«А не умеешь ты попросить головушки, Так я срублю тебе по плеч буйну голову» - приводит к счастливому концу, и другого конца быть не может. Даже самое произаизированное начало песни, использование союза «и» в сложносочинительных конструкциях, правда художественно смягченное синтаксическим параллелизмом, напоминает сказочное начало.

«Поступал тута царь Бахмет турецкий, И разорял он старую Казань-город подлесную, И полонил он народу во полон сорок тысячей,

Увел весь полон во свою землю.»

Более явно такая линия прослеживается в смежной форме «Князь Роман и Марья Юрьевна». Можно сравнить начало и конец данного текста и определить использование сказочной жанровой эстетики.

«Жил-был князь Роман Митриевич,

С женкой спал, и ей прищавилось ночью...»

«И вывезли ту колоду белодубову На святую Русь, И вырезали на мелки кресты, И на чудны образы,

И вызолотили червонным красным золотом, И разослали по всем церквам».

«Авдотья-рязаночка» является новой жанровой формой (мы назовем ее смежной, так как она отражает эстетику разных жанров, разных форм видения мира, подчиненных одной доминирующей цели). Ее сюжетность восходит не к балладной эстетике, а к сказочной; драматический конфликт не выражен, поскольку подчинен идее создания нового героического женского образа, способного победить силы внешнего зла. Задачей певцов является не отражение конфликта во всех его возможных последствиях, а создание героического образа новой эпохи. Это задача эпическая по существу и отражает эстетику героического эпоса. Поэтому счастливый конец смежных форм «Авдотья-рязаночка», «Князь Роман и Марья Юрьевна», «Козарин» не подлежит варьированию: нужно изменить художественную цель, чтобы создать балладу. В собственно балладном жанре такая цель уже существует: это создание не героического, а трагического женского образа. В качестве образца можно указать на балладу «Сестра и братья-разбойники».

«Сестра и братья-разбойники» - баллада по внешней логике событий об инцесте, и здесь все внимание сфокусировано на конфликте совершившегося инцеста. Такой мотив даже при отсутствии сходных сюжетов у соседей между народен. Тем более что связи со славянскими балладами этого текста можно установить не только по наличию темы инцеста, но и по решению более древнего мотива: нарушения запрета возврата домой. Баллада как позднее историческое жанровое образование не может прямо отражать действие такого мотива, он передается опосредованно, через эпический подтекст. Конфликт в древней балладе не может строиться на случайности, неузнанная встреча братьев и сестры должна была произойти. Даже в поздних вариантах постоянно упоминается мотив тоски, подвигающий героиню к возвращению на родину, домой. Встреча с братьями должна быть мотивирована. И такая мотивация есть: героиня возвращается домой из чужой стороны, сестра хочет увидеть свою семью. Именно нарушение запрета, а также новое трагическое мироощущение в вопросах личной и семейной жизни ведут к развязке, не подразумевающей возможности счастливого конца. Однако гораздо ранее мы находим песню с подобным разрешением конфликта. Речь идет об «Авдотье-рязаночке» и традиции создания женских образов в балладе. Мотив тоски по родным, по своей родине, заставляет героическую женщину-победительницу идти в чужую землю и совершить подвиг. Наоборот, трагическая женщина в балладе о разбойниках живет в чужой стране, живет счастливо, не конфликтуя, - и уже это одно может свидетельствовать, что на родине ее счастье будет разрушено. В период национальной терпимости к татарам возникает другая сюжетная версия: женщина, выданная замуж на чужбину, на чужбине и остается, живя счастливо. Этот цикл баллад «Теща в плену у зятя» или «Татарский полон». В балладе «Сестра и братья-разбойники» в одном из вариантов героиня прямо называется «женочкой-рязаночкой»:

«Меньший разбойничек не спит, не лежит,

Не спит, не лежит, думу думает,

У женочки-рязаночки выспрашивает: «Скажи, женочка-рязаночка, с коей орды...»

Такое название косвенно подтверждает мысль о статусе женщины не как сестры, а как чужеземки, которой нельзя возвращаться домой. Поэтому первоначальный вариант баллады занимает не тема совершившегося инцеста, разрушенной семьи, это позднейшая интерпретация песни исполнителями, а образ героини, возвращающейся с чужбины. По этой причине баллада не образовала обширного цикла: такой персонаж должен нести либо отрицательное отношение, либо отрицательное значение. Становление образа «женочки-рязаночки» позволяет реконструировать балладу «Сестра и братья-разбойники» и отнести к концу XV века. Однако наличие дополнительных признаков, как-то: отсутствие активной народной оценки в действии, удачная попытка сместить конфликт в область семейных переживаний по поводу совершившегося инцеста, введение мотивов раскаяния и коллективного прощения у матери - относит активное бытование песни к XVI - XVII вв.

«Авдотья-рязаночка» не является исключительно откликом на историческое событие. В этой песне задачей повествователя ставилось создание нового образа героической женщины-победительницы, и спасение города, мыслимое в позднейшей версии как спасение семьи, является актом проявления героизма. Песня не могла быть создана позднее XV - XVI вв., так как в этот период характер героического начала женского образа меняется: это не пассивность XVI века, но отсутствие национального героизма времени татаро-монгольского ига и сведение его в личностный план любовного или семейного содержания.

«Авдотья-рязаночка» формирует в балладном жанре традицию смежных форм. Как прямое продолжение ее следует рассматривать песню «Князь Роман и Марья Юрьевна», которая контаминирует обе драматические ситуации и, несомненно, является поздней по времени происхождения. Оба произведения предположительно датируются XV - началом XVI вв., так как время бытования обоих песен фактически совпадает.

При создании героического образа Марьи Юрьевны нельзя недооценивать роль балладного цикла о девушках-полонянках. Былинная установка на создание героического образа осложняется балладной: певцов интересует конфликт героической борьбы девушки с чужеземцами. Личная свобода отражает национальную, поэтому Марья Юрьевна - общенациональный образ героической русской женщины. Героическое начало женского образа должно подвергнуться, как в «Ставре» и «Авдотье-рязаночке» испытаниям. В данном случае это испытание права героини на бегство, и снова на помощь приходит сказка как жанр, имеющий опыт разрешения поставленных задач. Героиня отстаивает свое право на бегство, и это получает народную оценку, сходную по характеру с «Чудесным спасением».

В смежной форме «Князь Роман и Марья Юрьевна»« память певца ориентируется на внешнюю логику сюжета, поэтому повтора как ведущего поэтического приема мы уже не встретим. В балладном жанре формальная сюжетная логика текста закладывается с XVI века. Такой принцип повествования восходит к сказочной поэтике и подчиняется целям занимательности. Он органически ляжет в основу создаваемых в XVI - XVII вв. новеллистических былин, поэтому есть все основания предполагать, что былина о Ставре, «Авдотья-рязаночка» и «Князь Роман и Марья Юрьевна» были предшественниками в развитии в русском фольклоре традиции создания новеллистических былин, основная функция которых восходила к занимательности рыцарского романа на Западе.

АВТОР: Ковылин А.В.