Рождение «житийного» портрета: очерк «В.И.Ленин» М.Горького

Другой текст ленинианы, который, по нашему мнению, можно назвать коммунистическим житием, - очерк Максима Горького «В.И.Ленин».

М.Горький, в отличие от В.Маяковского, был лично знаком с вождем мирового пролетариата, еще с 1905 года имел с ним обширную переписку, ссорился, дискутировал по многим философским, политическим и жизненно насущным вопросам. При создании очерка «В.И.Ленин» М.Горький имел вполне реалистические, полученные путем собственных наблюдений, представления равно как о положительных, так и отрицательных сторонах личности Ленина.

Что интересно, эти представления не воспретили, а может, даже позволили ему в серии публицистических заметок, озаглавленных в последующем как «Несвоевременные мысли» (1917-1918), делать резкие высказывания по поводу беспощадной диктаторской политики, проводимой Лениным и большевиками в стране: «Реформаторам из Смольного нет дела до России, они хладнокровно обрекают ее в жертву своей грезе о всемирной или европейской революции»; протестовать против карательных санкций, одобренных Лениным и правительством народных комиссаров: «Поголовное истребление инакомыслящих, - старый, испытанный прием внутренней политики российских правительств. От Ивана Грозного до Николая И-го этим простым и удобным приемом борьбы с крамолой свободно и широко пользовались все наши политические вожди - почему же Владимиру Ленину отказываться от такого упрощенного приема?»; и иронично писать о самом Ленине: «Если б междоусобная война заключалась в том, что Ленин вцепился в мелкобуржуазные волосы Милюкова, а Милюков трепал бы пышные кудри Ленина.

- Пожалуйста! Деритесь, паны!»

Но к моменту создания очерка «В.И.Ленин» М.Горький отказывается - вследствие экстралитературных причин, связанных, с эволюцией идеологической составляющей мировоззрения - от какой-либо критики всенародного вождя. В интересующем нас очерке Ленин предстает в идеализированном виде.

Немалую роль в идеализации Ленина сыграл выбранный прозаиком жанр литературного портрета. «Главную художественную задачу, которую решал Горький в жанре литературного портрета, можно определить как задачу создания образа положительного героя русской исторической действительности», - отмечает Е.Тагер. Тридцать портретов различных деятелей искусства, науки, политики (Л.Толстого, А.Чехова, Н.Гарина- Михайловского, Л.Андреева, С.Есенина, академика Н.Павлова, М.Вилонова, Л.Красина, С.Тер-Петросяна и др.), написанные М.Горьким в период от 1904 по 1936 годы, дают конкретные примеры того, каким должен быть этот положительный герой. «Свои литературные портреты он стремится, как правило, возвести к тому обобщающему плану, в котором «великое» утверждается как некая норма, как общеобязательный идеал человека», - пишет Е.Тагер.

Каждый портрет этой серии представляет определенный типаж человека, модель поведения в мире. Каждый же портрет, при всей индивидуальной неповторимости рисуемого в нем типажа, восходит к единому образу Человека с большой буквы. М.Горький-портретист, исходя из предельно общего представления об идеальном Человеке, придает идеальные черты выбранному им в герои писателю, революционеру, деятелю науки. Иными словами, М.Горький создает миф о конкретном человеке, выполняет мифотворческую функцию.

Тем же дедуктивным путем происходила идеализация образа Ленина. М.Горький, выбрав Ленина в герои очередного портрета, делает акцент только на тех чертах вождя, которые соответствуют его представлениям об идеальном человеке. При этом он, в сущности, не рассказывает о вожде ничего нового: ленинский миф, повторимся, к моменту написания очерка уже существовал в общественном сознании эпохи и содержал определенные характерологические моменты. М.Горький, почти не внося изменений в основной костяк ленинского мифа, в блестящей художественной манере добавляет к нему лишь полулегендарные-полуанекдотические иллюстрации.

В этом плане чрезвычайно важно, что формирующаяся в 1920-е гг. лениниана активно перерабатывала христианские архетипы. М.Горький здесь оказался не исключением: образ вождя мирового пролетариата в его портрете во многом мифологичен и агиографичен (в отличие от персонажей других портретов, которые даны, хоть и мифологически, но без тех явных агиографических аллюзий). И агиографическое в образе Ленина, вполне возможно, намеренно оказывается заостренным: М.Горький отлично знал памятники русской религиозной литературы и особенности ее художественного канона. Так, например, судьбу Н.Чернышевского, не смущаясь его статусом предшественника и вдохновителя русски:- революционеров, писатель прямо называл «житийной» и полагал, что «можно писать «Житие преподобного Николая Чернышевского»«. Ко всему прочему, М.Горький не всегда был однозначным атеистом и, как известно, пытался даже создать текст в жанре жития - вспомним историю появления повести «Исповедь» (1908). Даже такое его произведение, как «Мать» (1906), по мнению исследователей, содержит архетипические моменты религиозного канона, которые, по всей видимости, были сознательно имплицированы автором в структуру романа. Факты сознательного использования М.Горьким образов и приемов религиозной литературы лишний раз доказывают обоснованность поиска в горьковском «В.И.Ленине» черт, присущих религиозной литературе.

Интересна история создания очерка. Еще при жизни вождя в честь его пятидесятилетнего юбилея в 1920 году М.Горький пишет о Ленине панегирическую статью, которую последний в силу своей скромности принимает критически. После смерти Ленина на базе статьи создается первый вариант очерка-портрета, называвшийся в рукописи «Человек», вошедший в двадцатитомник писателя 1928 года под своим классическим названием «В.И.Ленин» (весьма показательным с агиографической точки зрения). Наконец, в 1930 году, М.Горький, недовольный первым вариантом очерка, перерабатывает и дополняет его. Во всех последующих изданиях текст приводится именно в последнем дополненном варианте. Для нас, без сомнения, важны обе версии очерка, хотя в первом его варианте нас более интересуют детали, которых нет во втором и которые могли бы каким-либо образом проиллюстрировать нашу концепцию.

Образ Ленина, нарисованный М.Горьким в обоих вариантах очерка, примерно одинаков. Он создается за счет привлечения нескольких архетипов. Ленин в очерке М.Горького - и здесь мы расходимся во взгляде на героя портрета с В.Бараховым, Е.Тагером и другими советскими литературоведами - предстает как подвижник, культурный герой и идеальный правитель.

Ленин в очерке призван воплотить в жизнь идею социальной справедливости. Для этого он вынужден вести определенный образ жизни. Писатель напрямую характеризует героя как подвижника-аскета: «...его героизм - его нередкое в России скромное, аскетическое подвижничество честного русского интеллигента-революционера, непоколебимо убежденного в возможности на земле социальной справедливости, героизм человека, который отказался от всех радостей мира ради тяжелой работы для счастья людей».

Но Ленин здесь не просто интеллигент. «Воссоздавая облик Ленина, М.Горький как бы проверял возможности русского национального характера», - подмечает Е.Скороспелова. И Ленин оказывается классическим примером идеального русского человека с его приверженным различного рода крайностям характером. Его «самой резкой» чертой в очерке М.Горького становится внешняя простота при необычайно глубокой, важной для общественности мыслительной деятельности. Недаром сормовский рабочий скажет о нем: «Прост, как правда». Правда, при ее универсальном и сложном внутреннем содержании, внешне всегда неинтеллигентна: проста, даже груба.

Отсюда очевидный в очерке авторский акцент на заурядной внешности Ильича (отсюда и сама номинация вождя по отчеству, просто Ильичом, как внешне непритязательного, приятного всем человека в годах). М.Горький постоянно подчеркивает неприглядную внешность этого «лысоватого, картавого» человека, который, как правило, остается незаметным на фоне других действующих лиц. Даже его легендарная «светлая голова» в подобном контексте оказывается лишь блестящей лысиной.

Простота характеризует горьковского Ленина и в поведении. Поставивший служение идее всечеловеческого счастья выше собственного благополучия, Ильич скромен и непритязателен в быту. Он мало ест: яичницу из двух-трех яиц, небольшой кусок ветчины. Выпивает кружку темного пива. Зато, «неприхотливый, чуждый привычки к вину, табаку», герой занят «с утра до вечера сложной, тяжелой работой». Во имя общественно важного дела он всячески ограничивает себя. «Человек изумительной воли, Ленин в высшей степени обладал качествами, свойственными лучшей революционной интеллигенции, - самоограничением, часто восходящим до самоистязания, самоуродования, рахметовских гвоздей...» - пишет М.Горький. Подобные характеристики приближают образ героя очерка не только к легендарным образам героев-революционеров, но и к образам христианских святых и подвижников из древнерусских текстов.

Так, Ильич, подобно многим подвижникам (обладающим соборным сознанием), посильно участвует в мирских делах. Например, зорко следит за жизнью товарищей, проявляет заботу об их здоровье и комфортном существовании. Показателен в этом плане эпизод, в котором Ленин, зайдя в перерыве между заседаниями V съезда партии в Лондоне к М.Горькому в гостиницу, сразу же начинает щупать простыни: не сырые ли они? Ибо сырые простыни, предостерегает он, опасны для здоровья (М.Горький - заметим в скобках, потому что этого нет в очерке, - был склонен к легочным заболеваниям, и сырые простыни могли сыграть в его жизни роковую роль).

Не менее, а то и более зорко герой следит и за нуждами простых, незнакомых ему людей, пролетариев, находится в курсе их дел. В том же Лондоне 1907 года свободные от заседаний съезда часы и минуты Ильич проводит среди рабочих, расспрашивая их о «самых мизерных мелочах быта». Или, приехав уже в 1908 году на Капри, требует у местного населения справки: насколько часто крестьяне отдают своих детей в семинарии. По силе любви к партийным собратьям и пролетариату он, безусловно, выше всех прочих героев очерка и приближается к образу Христа и подвижников.

М.Горький подчеркивает не только человеческую простоту вождя, но вводит в текст не совсем обычный для ленинианы тех лет мотив чудаковатости и детскости героя. Например, описывает «странную и немножко комическую», даже «петушиную» позу Ленина: как тот «закинет голову назад и, наклонив ее к плечу, сунет пальцы рук куда-то подмышки за жилет». Или рассказывает о прозвище «синьор Дринь-дринь», данном герою каприйскими рыбаками. Или останавливает внимание на способности Ильича смеяться по любому незначительному поводу, а также по-детски сердиться и унывать из-за проигрыша в шахматы, и тут же добавляет, что «даже и это детское уныние, так же как его удивительный смех, - не нарушали целостной слитности его характера». Данный мотив детскости, равно как и чудаковатости вождя, в контексте агиографии соотносимы с мотивом доброго юродства (юродства в духе Франциска Ассизского).

Ленин-подвижник в очерке М.Горького, хоть и не уподобляется мессии, но архетипически воплощает те инвариантные модели, которые стали сакральны в христианстве благодаря примеру Христа. В очерке М.Горького герой одновременно:

- Учитель-проповедник;

- Чудотворец;

- Мученик.

Ленин М.Горького - умнейший из умнейших, и (также как в поэме В.Маяковского) является Учителем и проповедником. Учителем - именно с большой буквы. Ведь в качестве примера учителя с маленькой буквы в тексте выступает Г.В.Плеханов, личность авторитарная и в повседневном общении мало приятная: «Когда меня подводили к Г.В.Плеханову, он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел строго, скучновато, как смотрит утомленный своими обязанностями учитель еще на одного нового ученика».

В.И.Ленин же, демократичный в общении, оказывается много мудрее Г.Плеханова: уча, он не перестает быть товарищем, «заботливым другом».

В качестве проповедника В.И.Ленин проявляет себя на лондонском съезде партии в 1907 году. С церковной кафедры герой дает мощный словесный отпор лидерам меньшевистской оппозиции: Плеханову, Дану, Мартову. Именно его речь оказывается коммуникативно успешной: присутствующая на съезде рабочая масса (потенциальный электорат) верит именно Ленину. «Горький почти не воспроизводит содержания речей, он лишь рисует четыре жеста, четыре ораторские позы. Но на внешнем рисунке с самоочевидной наглядностью обнажаются четыре разные идейные позиции, четыре типа воздействия на воли и мысли массы. Попытки воздействовать давлением непререкаемого авторитета (Плеханов), высокомерно - пренебрежительной демагогией (Дан), нервическими заклинаниями (Мартов) свидетельствуют о несостоятельности меньшевистских лидеров. И этой мнимой силе противостоит единственно подлинная - неотразимая власть ленинской мысли, опирающейся на волю и логику самой истории», - пишет Е.Тагер. Такое ленинское умение убеждать силой слова собеседника либо группу слушателей воспринимается М.Горьким чуть ли не как мистическая одаренность героя: «Иногда казалось, что неукротимая энергия его духа брызжет из глаз искрами и слова, насыщенные ею, блестят в воздухе. Речь его всегда вызывала физическое ощущение неотразимой правды».

Образ Ленина в очерке М.Горького позволяет рассматривать его также как образ Чудотворца. Так, в первом варианте текста прозаик делится с читателем опасением, что «любовь к Ленину у многих только темная вера измученных и отчаявшихся в чудотворца, та любовь, которая ждет чуда, но ничего не делает, чтобы воплотить свою силу в тело жизни...». Писатель подчеркивает некоторые тавматургические способности вождя, объясняя умение вообще творить чудеса материалистически («Мы - материалисты; беспочвенные, отвлеченные фантазии нам чужды и даже враждебны, но тем не менее многое, творимое нами, не назовешь иначе, как сказочным, фантастическим», - как бы постфактум скажет М.Горький). В подобном контексте главным чудом, совершенным Лениным, являются, конечно, его революционные преобразования в России: «Владимир Ленин разбудил Россию, и теперь она не заснет». Помимо этого герой очерка оказывается обладателем чуть ли не магических «острых» глаз, способных проникать тайное тайных человеческих помыслов. Герою приписывается дар предвидения. «Далеко вперед видел он и, размышляя, разговаривая о людях в 19-21 годах, нередко и безошибочно предугадывал, каковы они будут через несколько лет. Не всегда хотелось верить в его предвидения, и нередко они были обидны, но, к сожалению, немало людей оправдало его скептические характеристики», - пишет М.Горький. Предвидение здесь - лишнее доказательство некоей мистической одаренности вождя, которая является также источником его огромной мудрости.

Наконец В.И.Ленин в очерке выступает в качестве Мученика. Надо сказать, что М.Горький опускает многие эффектные с мартирологической точки зрения моменты ленинской биографии: аресты, ссылки. Очевидно, что В.И.Ленин не хочет позиционировать себя в качестве Мученика, эта роль ему приписана сочувствующими товарищами. Сам М.Горький с нескрываемой жалостью к участи героя напишет: «...великое дитя окаянного мира сего, прекрасный человек, которому нужно было принести себя в жертву вражды и ненависти ради осуществления дела любви».

Три архетипические составляющие в образе Ленина (Учитель - проповедник, Чудотворец и Мученик), косвенным образом сближающие его с Христом, позволяют рассматривать очерк М.Горького как «житие».

В этом плане важно, что Ленин в очерке М.Горького предстает не только как идеальный русский человек, коммунистический святой, но и как культурный герой и земной правитель. Доминантой горьковского образа Ленина становится его роль и статус вождя мирового пролетариата.

Ленин, по мнению автора, вождь по призванию. Он сочетает в себе многие необходимые для лидера качества: железную волю, харизму «магнетизм», умение убеждать и вести за собой массы. При этом его образ включает в себя демиургические черты. Так, Ленин характеризуется как «человек, который всесторонне и глубоко ощущает свою связь с миром и до конца понял свою роль в хаосе мира, - роль врага хаоса». И он как вождь должен победить мировой хаос.

Потому в роли вождя Ленин являет собой образец идеального макиавелливского государя, правителя, который не чурается любых средств для достижения намеченной цели, в том числе - весьма жестоких. Так, вождь, проникнувшись после прослушивания бетховенской «Аппассионаты» желанием «говорить милые глупости и гладить людей по головкам», замечает: «А сегодня гладить по головке никого нельзя - руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми». И сам М.Горький, оправдывая экстремизм ленинской революционной политики, в первом варианте очерка напишет: «Невозможен вождь, который - в той или иной степени - не был бы тираном. Вероятно, при Ленине перебито людей больше, чем при Уот Тайлоре, Фоме Мюнцере, Гарибальди. Но ведь сопротивление революции, возглавляемой Лениным, было организовано шире и мощнее. К тому же надо принять во внимание, что с развитием «цивилизации» ценность человеческой жизни явно понижается, о чем неоспоримо свидетельствуют развитие в современной Европе техники истребления людей и вкуса к этому делу».

Между тем, автор портрета весьма предусмотрительно (М.Горький искренне верил, что в некогда преосуществленном «светлом будущем», для обитателей которого создавался очерк, не будет места насилию) не приводит сцен непосредственного проявления жестокости вождя. Ленин здесь не столько жесток, сколько справедлив: М.Горький-герой ни по одному своему ходатайству (а, как правило, в них поставлена на кон жизнь человека) не получает от него отказа. Более того, в кровавом споре с врагами революции, как бы олицетворяющими собой мировой хаос, Ленин принимает позицию не столько атакующего, сколько обороняющегося: «Мне часто приходилось говорить с Лениным о жестокости революционной тактики и быта.

- Чего вы хотите? - удивленно и гневно спрашивал он. - Возможна ли гуманность в такой небывало свирепой драке? Где тут место мягкосердечию и великодушию? Нас блокирует Европа, мы лишены ожидавшейся помощи европейского пролетариата, на нас, со всех сторон, медведем лезет контрреволюция, а мы - что же? Не должны, не в праве бороться, сопротивляться? Ну, извините, мы не дурачки». (Заметим, что сравнение контрреволюции с медведем призвано как раз подчеркнуть ее бестиарную сущность, принадлежность к изначальному мировому хаосу, который должен укротить герой очерка.)

Итак, в роли вождя Ленин также оказывается архетипичен: он в равной степени сочетает качества демиурга и идеального (справедливого) политического деятеля. Эти составляющие в образе героя сближают очерк М.Горького с мифом, а также с жанром жития политического деятеля.

Говоря о сюжетном устройстве очерка М.Горького, стоит отметить, что «В.И.Ленин» демонстрирует сюжетные особенности, свойственные, в первую очередь, жанру литературного портрета: «Первой и самой общей отличительной чертой литературного портрета является его «бессюжетность». Точнее говоря, литературному портрету свойственен специфический сюжет, который строится не на динамическом развитии вытекающих одно из другого событий, а на сложной связи чисто характеристических моментов», - отмечает Е.Тагер. И мы видим, что, характеризуя В.И.Ленина, как подвижника и политического деятеля, М.Горький не приводит моменты духовного роста этого уникального человека.

Тем не менее, в портрете наличествует некая эволюция социального положения героя. Если на лондонском съезде партии Ленин является всего лишь предводителем большевиков (то есть, уравнен в своих политических правах, например, с лидером меньшевиков Г.Плехановым), то после революции он оказывается фактически полноправным вождем огромной страны, потенциально - вождем трудящихся всего мира. Этот эволюционный момент в судьбе Ленина - лишь с учетом выявленных ранее архетипических составляющих в образе героя - можно трактовать как некий элемент классического житийного сюжета.

Как агиографический элемент сюжета в очерке - с той же оговоркой - можно истолковать и осмысление факта смерти героя. М.Горький, в отличие, например, от В.Маяковского, не приводит сцен похорон и всенародной скорби по поводу смерти вождя. Однако смерть В.И.Ленина в очерке становится ключевым эпизодом событийной канвы. Об этом свидетельствует местоположение этого эпизода. Он расположен в ключевых для любого произведения смысловых позициях - в начале и в финале. Читатель понимает, что именно реальная смерть Ленина дала творческий импульс создателю очерка. Что немаловажно, текст М.Горького имеет и посмертное чудо, произошедшее благодаря как бы неким эманациям духа героя в земной мир. Писатель дарует Ленину духовное бессмертие: «Вот он не существует физически, а голос его все громче, победоноснее звучит для трудящихся земли, и уже нет такого угла на ней, где бы этот голос не возбуждал волю рабочего народа к революции, к новой жизни, к строительству мира людей равных. Все более уверенно, крепче, успешней делают великое дело ученики Ленина, наследники его силы».

На уровне композиционной организации очерка-портрета для нас важна произведенная М.Горьким для второго варианта текста «замена тематического принципа изображения хронологическим»; принципом, по нашему мнению, знаковым с точки зрения агиографии. Будем беспристрастны: вряд ли М.Горький, свершая подобную замену, руководствовался требованиями житийного канона: к 1930 году, если верить его публицистике, он окончательно порвал с попытками богостроительства и стал атеистом. Вероятнее всего, производя подобную замену, писатель преследовал художественную цель: создать четкую сюжетно - композиционную структуру, которая была бы удобовнятна для читающего очерк. Хронологический принцип расположения материала оказался наиболее подходящим для решения поставленной задачи. Тем не менее, хронологический принцип построения сюжетно-композиционного устройства очерка становится еще одним доводом в пользу агиографичности данного текста.

Субъектно-объектный уровень организации очерка и внутри текстовые авторские репрезентации также могут быть представлены как агиографические. Авторская линия в очерке содержит характерные для данной литературы моменты.

Очевидно, что М.Горький сознательно строит определенный образ автора текста. В очерке он мало самостоятелен, его лицо определяется в первую очередь этикетным отношением к главному герою. Так, он полностью разделяет метафизические убеждения своего героя («... в мире есть только одна сила, способная освободить ее из плена хищников, - сила правды Ленина»); подчеркивает, что имеет меньший, чем у героя, «революционный сан» - статус в сложившейся социальной и «конфессиональной» иерархии; к герою относится благоговейно (использует прием панегирика и похвалы), к себе - самоуничижительно (например, кается в идеологической близорукости и признается в совершенных политических просчетах).

Мы можем говорить об этикетном контуре лица автора очерка и о наличии пиететной дистанцированности между героем очерка и автором. Это еще один агиографический момент очерка М.Горького.

Остается сказать несколько слов по поводу бытования очерка в советской литературе и действительности. «В.И.Ленин» в силу политического рейтинга М.Горького в конце 1920 - начале 1930-х годов тотчас же после своего появления из печати приобрел статус классического произведения советской литературы, а позднее был зачислен в ряд канонических текстов социалистического реализма. В советской действительности данный очерк М.Горького бытовал не только в качестве мемуарной литературы, но и, что для нас важно, - воспитательной: входил в школьную программу. Эта особенность бытования очерка свидетельствует о его нахождении в той социокультурной нише, которую прежде занимала религиозная литература.

Очевидно, что первые художественные памятники коммунистической агиографии появились в искусстве 1920-х годов среди литературы о В.И.Ленине. Разумеется, поэма В.Маяковского «Владимир Ильич Ленин» и очерк М.Горького «В.И.Ленин» - не единственные «житийные» тексты в лениниане 1920-1930-х годов (так, весьма агиографична детская ветвь ленинианы - например, рассказы М.Зощенко, М.Шагинян или работа Л.Лилиной «Жизнь В.И.Ленина. Биография для пионеров и комсомольцев»), тем не менее, именно поэма В.Маяковского «Владимир Ильич Ленин» и очерк М.Горького «В.И.Ленин» представляются нам наиболее показательными образцами «ленинской» разновидности коммунистической агиографии и памятниками коммунистической агиографии вообще.

Рождение и становление коммунистической агиографии именно в сакральной для советской культуры лениниане свидетельствует о «центростремительной» значимости метажанра.

Рассматривать дальнейшую лениниану для нас не совсем целесообразно, так как рамки этой литературной системы замыкаются еще в 1920-х годах: в ней не происходит качественных изменений агиографической составляющей и не создаются более памятники коммунистической агиографии. Культ В.И.Ленина, как пишет Н.Тумаркин, заканчивается в 1933 году: он вытесняется культом Сталина. Однако не стоит, по нашему мнению, рассматривать и сталиниану, поскольку единственной ее новацией по отношению к коммунистической агиографии оказывается смена объекта повествования: Ленин заменяется Сталиным. Сталиниана также не являет качественного «смещения» коммунистической агиографии. Коммунистическая агиография, на наш взгляд, уже в 1930-х годах перемещается в иную художественную систему.

АВТОР: Подлубнова Ю.С.