История летописания XIII-XVII веков (курсовая)
ОГЛАВЛЕНИЕ
1. История летописания XIII-XVII веков
2.1. Исторические условия возникновения источника
2.2. Проблема авторства источника
2.3. Обстоятельства создания источника
2.4. Авторский текст, произведение и его функционирование в социокультурной общности
2.5. Функционирование произведения в культуре
2.6. Интерпретация источника
2.7. Анализ содержания
2.8. Источниковедческий синтез
Летописи по праву считаются одним из важнейших источников изучения древней Руси. Именно в них ученые находят основной фактический материал для исторического построения. Вся нарративная часть исследований по истории русских земель и княжеств Х-ХVII вв. почерпнута из летописей и в большей или меньшей степени является их переложением.
В настоящее время известно более двухсот списков летописей. Большинство из них опубликовано (полностью или в виде разночтений к другим спискам) в продолжающемся уже на протяжении более полутора столетий Полном собрании русских летописей. Некоторые летописные своды (Новгородская I летопись, псковские летописи, Устюжская летопись) публиковались отдельно.
Каждый летописный список имеет свое условное название. Чаще всего оно давалось по месту хранения (Ипатьевский, Кёнигсбергский, Академический, Синодальный, Археографический списки и т. п.), либо по фамилии прежнего владельца (Радзивиловский список, список Оболенского, Хрущевский список и др.). Иногда летописи называются по имени их заказчика, составителя, редактора или переписчика (Лаврентьевский список, Никоновская летопись), либо по летописному центру, в котором они были созданы (Новгородская летопись, Московский свод 1486 г.). Однако последние наименования обычно даются не отдельным спискам, а целым редакциям, в которые объединяется ряд епископ. Если же несколько летописей носят одинаковые названия, то к названию добавляется условный номер. Так, выделяются Псковские I, II и III летописи, Новгородские I, II, III, IV и V летописи. Причем эта нумерация никак не связана с последовательностью их создания.
В связи с неупорядоченностью номенклатуры летописей некоторые списки могут иметь несколько названий. Например, Радзивиловский список (летопись) может также называться Кёнигсбергским, а Устюжская летопись часто упоминается как Архангелогородский летописец. Неизданные списки летописей принято называть по архивохранилищу, в котором они находятся, и шифру, под которым они там числятся. Предпринимавшиеся неоднократные попытки систематизировать названия летописных списков и редакций не дали положительных результатов, это вело лишь к появлению дополнительных названий, связанных с каждой рукописью, что серьезно затрудняло понимание ссылки на конкретную летопись и усложняло ее поиск.
Определение летописания как особого вида исторических источников вызывает довольно серьезные трудности. Прежде всего это связано со сложным составом летописей. Являясь сводами предшествующих текстов, они могут включать хроникальные записи событий за год (так называемые погодные записи), документы (международные договоры, частные и публичные акты), самостоятельные литературные произведения (различные «повести», «слова», агиографические материалы, сказания) или их фрагменты, записи фольклорного материала. В то же время, начиная с работ А.А. Шахматова, заложившего основы современного летописеведения, каждый летописный свод принято рассматривать как самостоятельное цельное литературное произведение, имеющее свой замысел, структуру, идейную направленность.
Актуальность выбранной нами темы состоит в том, что русские средневековые летописи представляют собой крупнейшие памятники духовной культуры. Неправильно ограничивать их значение только как источников наших сведений о событиях прошлого. Летописи - это не просто перечисление исторических фактов. В них воплотился широкий круг представлений и понятий средневекового общества. Летописи являются памятниками и общественной мысли, и литературы, и даже зачатков научных знаний. Они представляют собой как бы синтетический памятник средневековой культуры, и не случайно уже более двух столетий к ним приковано внимание исследователей самых разнообразных сторон исторического прошлого нашей страны. Можно сказать без преувеличения, что у нас нет более ценных и вместе с тем интересных памятников духовной культуры прошлого, чем наши летописи - от знаменитой «Повести временных лет» киевского монаха Нестора до последних летописных сводов XVII в. То, что таким синтетическим произведением культуры оказались именно летописи, явилось закономерным проявлением характерных особенностей средневекового общественного сознания.
При этом изучение летописей как исторический источников имеет ряд трудностей. Прежде всего это связано со сложным составом летописей. Являясь сводами предшествующих текстов, они могут включать хроникальные записи событий за год, документы, самостоятельные литературные произведения (различные «повести», «слова», агиографические материалы, сказания) или их фрагменты, записи фольклорного материала.
Одним из самых сложных в летописеведении является понятие авторства. Ведь почти все известные летописи - результат работы нескольких поколений летописцев. Уже поэтому само представление об авторе (или составителе, или редакторе) летописного текста оказывается в значительной степени условным.
Еще одна проблема, стоящая перед источниковедом, - проблема перевода летописей. Ведь дословные переводы, выполненные профессиональными лингвистами с соблюдением всех норм «русского средневекового языка», в результате дают мало понятный текст, ибо смысл той исторической, жизненной ситуации, которая обрисована в источнике, от них ускользает.
Таким образом, изучение летописей – сложное и кропотливое занятие.
Степень изученности темы. Наиболее изученными на сегодняшний день являются летописания периода X-XII веков. К сожалению, период XIII-XVII веков не так глубоко охвачен научными работами по древнерусской литературе и культуре. Значимые труды по этой теме принадлежат таким исследователям как И.П. Еремин, Д.С. Лихачев, Я.С. Лурье, М.Д. Приселков, А.А. Шахматов. Работы эти датируются 50-70-ми годами прошлого века. Новых исследований по летописанию нет.
В этом ряду стоит упомянуть и монографии по отдельным летописям, в частности по Галицко-Волынской - И.П. Еремин «Волынская летопись 1289-1290 гг.», Л.В. Черепнин «Летописец Даниила Галицкого».
Целью данной работы является источниковедческое исследование летописания XIII-XVII веков.
Задачи:
1) рассмотреть процесс развития русского летописания в период XIII-XVII веков;
2) проанализировать один из исторических источников этого времени – Галицко-Волынскую летопись.
Структура работы:
1) во введении рассматривается актуальность выбранной темы, анализируется степень ее изученности различными исследованиями, формируются цель и задачи работы;
2) в первой главе раскрывается общая информация об истории развития русского летописания в период XIII-XVII веков;
3) во второй главе более подробно рассмотрен конкретный исторический источник – Галицко-Волынская летопись XIII века;
4) в заключении даются общие выводы по оценке такого явления как летописание XIII-XVII веков.
1. ИСТОРИЯ ЛЕТОПИСАНИЯ XIII-XVII ВЕКОВ
Период XIII-XVII вв. в истории русского летописания полностью соответствует общеполитическим процессам (татаро-монгольское нашествие и феодальная раздробленность).
Феодальное дробление Руси, особенно усилившееся в годы монголо-татарского ига, способствовало дроблению общерусского летописания и развитию летописания местного, областного. Это приводило к двум последствиям. С одной стороны, кругозор летописцев в известной мере сужался. С другой - возникновение областного летописания способствовало включению в летопись местных материалов. Вместе с тем в русском летописании на много веков (с XI по XVI) прочно закрепляется традиция начинать повествование с «Повести временных лет». Этим поддерживалось сознание единства Руси. Летописи ведут свой рассказ о всей истории всей Русской земли. Тем самым они напоминали о единстве всех русских княжеств, будили воспоминания о славном прошлом и былом могуществе Руси.
Развитие местного летописания не привело к самоограничению летописей интересами только данной области, данной земли, не превратило летописи в узкообластные произведения. Местные летописцы постоянно пользовались в своей работе материалом летописей других княжеств. Далеко не всегда можно проследить и объяснить пути и характер взаимодействия летописания различных княжеств, даже враждующих между собой, но наличие такого взаимодействия бесспорно.
Нашествие кочевников затормозило развитие летописания. Но даже в самые тяжелые годы монголо-татарского ига оно продолжает существовать. Из разрушенных городов летописание переносится в другие, хотя и не столь интенсивно ведется в уцелевших от разгрома княжествах.
После разгрома ордами Батыя Владимира Залесского в 1237 г. великокняжеское летописание переходит из Владимира в Ростов. В истории ростовского летописания, как предполагает Д. С. Лихачев, большую роль сыграла княгиня Марья, жена ростовского князя Василька, убитого во время нашествия Батыя в 1238 г., дочь черниговского князя Михаила Всеволодовича, убитого в Орде в 1246 г. В 1262 г. по ростовским городам прокатилась волна восстаний против Орды. Созданный после этих событий летописный свод, определяемый Д. С. Лихачевым как летописный свод Марьи, «весь проникнут идеей необходимости крепко стоять за веру и независимость родины. Именно эта идея определила собой и содержание, и форму летописи. Летопись Марьи соединяет в своем составе ряд рассказов о мученической кончине русских князей, отказавшихся от всяких компромиссов со своими завоевателями» (Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. - М.-Л., 1947. - С. 285.).
Наиболее интересной в литературном отношении летописи рассматриваемого времени является Галицко-Волынская летопись. История Галицко-Волынского княжества была насыщена событиями внутрифеодальных войн, отличалась особо острой борьбой князей с местными боярами, представлявшими большую политическую силу. В XIII в. внутренние неурядицы осложнялись непрерывными столкновениями с внешними врагами (Венгрией, Польшей). Внутрифеодальные войны и борьба с иноземными захватчиками сопровождались массовыми выступлениями горожан и смердов как против непрошеных пришельцев, так и против местного боярства. Все эти события нашли отражение в Галицко-Волынской летописи. Галицко-Волынская летопись, созданная в XIII в., дошла до нас в составе Ипатьевской летописи, где она читается непосредственно вслед за Киевской летописью (начиная с 1200 г.). Галицко-Волынская летопись в Ипатьевской летописи делится на две части: первая (до 1260 г.) посвящена описанию жизни и деяний галицкого князя Даниила Романовича и истории Галицкого княжества, вторая повествует о судьбах Владимиро-Волынского княжества и его князей (брата Даниила- Василька Романовича и сына последнего - Владимира Васильковича), охватывая период времени с 1261 по 1290 г. Как первая, так и вторая часть Галицко-Волынской летописи представляют собой самостоятельные тексты, отличающиеся друг от друга идейной направленностью и стилистически (Еремин И.П. Литература Древней Руси. М.-Л., 1966. - С. 164-184.).
Летописные своды, созданные в годы монголо-татарского нашествия, летописные повести и сказания этого времени являются источниками наших сведений о событиях тех лет. Но не в меньшей мере они ценны и как памятники общественной мысли эпохи, как произведения литературы. Перед нами не только описание того или иного события, не холодная констатация факта, но и его оценка, летописец высказывает свое отношение к описываемому. Областные летописи отличаются местными чертами, в одних случаях продолжая более древние традиции общерусского (киевского) и местного летописания, в других - внося что-то новое. Но всем летописям в большей или меньшей степени присуще стремление осветить события, которые имеют отношение не только к данной области, данному княжеству, но и ко всей Русской земле.
В начале XIV – третьей четверти XIV века в характере летописания каких-либо существенных изменений или новых явлений, по сравнению с предшествующим, не происходит. Началом XIV в. датируется Синодальный список Новгородской первой летописи - свод нескольких более ранних летописей Новгорода, пополненный записями до времени составления Синодального списка (это древнейший из сохранившихся списков русских летописей; второй по древности список - Лаврентьевская летопись 1377 г.). В конце XIII - первой половине XIV в. возникают новые летописные центры. С конца XIII в. начинают вестись летописные записи в Твери и Пскове, а в 20-х гг. XIV в. зарождается летописание в Москве.
В это время зарождается летописание в Твери, что связано с постройкой здесь в 1285 г. патронального храма - белокаменного собора Спаса-Преображения. В годы политического расцвета Твери тверское летописание велось интенсивно, в годы политических неурядиц оно замирало или прекращалось совсем. Летописание Твери отразилось в так называемом Тверском сборнике и Рогожском летописце (Лурье Я.С. Общерусские летописи XIV-XV вв. - Л., 1976. - С. 34.).
В основе реально дошедших до нас Тверского сборника и Рогожского летописца лежит Тверской свод, составленный в 1375 г. Своду 1375 г. предшествовали ранее создававшиеся в Твери летописные своды, первоначальным источником которых был Свод, составленный в 1305 г., когда тверской князь Михаил Ярославич, первый из князей, носивших титул «великого князя всея Руси», получил великокняжеский стол во Владимире. Для памятников тверского летописания характерен особый интерес к темам борьбы с чужеземным насилием.
В истории русского летописания особо важное место занимает свод 1305 г., в котором соединились летописные своды и южной и Северо-Восточной Руси (Переяславля Русского, Владимира, Ростова, Твери).
Псковское летописание, дошедшее до нас, относится ко времени не ранее конца XV в. Летописание Пскова носило светский и официальный характер, хотя центром летописной работы был патрональный храм города - Троицкая церковь, велось летописание в посадничьей избе, хранилась летопись в так называемом ларе - церковном архиве (Насонов А. Н. Из истории псковского летописания // Исторические записки. - М., 1946. - № 18. - С. 255-294.) . Но это было не столько церковное, сколько гражданское учреждение древнего Пскова: в ларе хранились документы города и частных лиц, всевозможные донесения и т. п. Все эти материалы привлекались при составлении летописных записей. Это придавало псковской летописи деловой, практический характер. В ее содержании и стиле церковно-религиозные мотивы занимают мало места.
В это же период зарождается и летописание Москвы, что связано с именами князя Ивана Даниловича Калиты и митрополита Петра. Составление первого Московского летописного свода предположительно датируется 1340 г. В его основу легли записи семейного «Летописца» Ивана Калиты и «Летописца» митрополита Петра, переехавшего в Москву из Владимира (Приселков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. - Л., 1940.). Привезенный Петром «Летописец» продолжал вестись при Успенском соборе, который был заложен Петром в 1326 г. и в котором он по собственному завещанию был погребен. Таков начальный этап московского летописания. Общерусский характер московское летописание начнет приобретать в конце XIV - первой половине XV в.
В конце XIV - первой половине XV в. летописание развивается очень сильно. В это время создаются многочисленные летописные своды. Составители сводов собирают, перерабатывают и редактируют местные летописи в зависимости от тех политических интересов, которым призван был отвечать тот или иной, составляемый летописный свод.
Принципиально важное идеологическое значение имела сохранявшаяся традиция летописания включать в начальную часть свода, рассказы об истории Киевской Руси - «Повесть временных лет» или выборки из нее. Благодаря этому история каждого княжества становилась продолжением истории всей Русской земли, а великие князья этих княжеств выступали наследниками киевских князей. Составители летописных сводов используют летописи разных княжеств, включают в летопись нелетописные по происхождению повести, жития, публицистические памятники и документы. Центром русского летописания становится Москва, и, что особенно важно, московское летописание приобретает общерусский характер.
Большую известность получила Лаврентьевская летопись, названная так по имени монаха Лаврентия, переписавшего ее с помощниками в 1377 г. в Суздальско-Нижегородском княжестве, о чем в летописи имеется соответствующая запись. Таким образом, это реально дошедший до нас список летописи конца XIV в. Но события, описанные в ней, доведены лишь до 1305 г. Лаврентьевская летопись - копия свода 1305 г., о котором уже говорилось выше. Создание такой копии в 1377 г. имело важное идеологическое и политическое значение, носило злободневный характер.
Конец 70-х гг. XIV в., когда писалась Лаврентьевская летопись, - канун Куликовской битвы, период обострения отношений между Москвой и Ордой. Предназначалась летопись для суздальско-нижегородского князя, союзника великого князя московского. Таким образом, делавшаяся в 1377 г. копия со свода 1305 г. имела целью поднять патриотизм, побудить русских князей к активной борьбе с татарами.
Первый Московский летописный свод, о котором мы можем составить конкретное представление, это свод московского митрополита Киприана 1408 г. Списком этого свода была Троицкая пергаменная летопись, погибшая в московском пожаре 1812 г. (Лихачев Д.С. Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого. - М.-Л., 1962. - С. 116.) Летописный свод Киприана - первый в полном смысле этого слова общерусский летописный свод. Киприан, митрополит всея Руси, для составления летописного свода имел возможность потребовать летописи из всех подчиненных ему в церковном отношении русских княжеств, в том числе и тех, которые в это время входили в состав великого княжества Литовского. В своде Киприана были использованы летописи Твери, Нижнего Новгорода, Новгорода Великого, Ростова, Рязани, Смоленска и, конечно, все предшествующее летописание Москвы. Кроме того, были включены сведения по истории Литвы. Привлеченные для составления свода источники перерабатывались незначительно. Но все же свод Киприана имел промосковскую тенденцию; для него характерен учительный, публицистический тон.
Изучая дошедшие до нас тексты Новгородской IV и Софийской 1 летописей, исследователи русского летописания пришли к выводу, что в их основе лежит обширный свод, условно называемый «Сводом 1448 г.». До последнего времени большинство ученых, занимающихся историей русского летописания, вслед за А. А. Шахматовым определяли свод 1448 г. как свод новгородский. Я.С. Лурье, развивая гипотезу М. Д. Приселкова, пришел к заключению, что свод 1448 г. не новгородский, а общерусский, составленный при митрополичьем дворе в Москве в конце 40-х гг. Этот свод представлял из себя переработку свода Киприана (Лурье Я.С. Общерусские летописи XIV-XV вв. - Л., 1976. - С. 67-121.) .
Летописание Тверского княжества временно прерывается. В 1382 г. тверское летописание возобновляется и не прекращается до потери Тверью своей самостоятельности. Тверская летопись стремится показать, что руководящую роль в русской истории играет Тверь, что Тверь является оплотом борьбы с монголо-татарским игом, а тверские великие князья, опытные военачальники и мудрые государственные деятели, достойны стать самодержцами Русской земли.
В рассматриваемый период летописание Новгорода теряет свою былую демократичность, свой местный характер и начинает претендовать на общерусское значение. Как и в московском летописании, в Новгородскую летопись включаются внелетописные памятники повествовательного, историко-политического характера, призванные подтвердить особую роль Новгорода в истории Русской земли, противопоставить Новгород, новгородскую древность Москве. Эта тенденция новгородского летописания объясняется обострением политической и идеологической борьбы Москвы с Новгородской боярской республикой в конце XIV - первой половине XV в.
В XV в., как и в предшествующий период, летописи были основными памятниками исторического повествования. Но в отличие от летописных сводов предшествующих годов своды XV в. дошли до нас не только в поздних списках, но часто в своем подлинном составе или в близких по времени редакциях.
Наиболее замечательным памятником русского летописания XV в., оказавшим влияние на все последующее общерусское и новгородское летописание, был свод, лежащий в основе двух летописей (Софийской I и Новгородской IV) и условно называемый в научной литературе сводом 1448 г. Через все рассказы свода 1448 г., заимствованные из других сводов или впервые введенные в летописание, проходила одна мысль - о необходимости отказа от «братоненавидения» и об объединении против внешнего врага. В обстановке феодальной войны середины XV в. все это имело острый политический смысл..
К 70-м годам XV в. относятся первые доступные нам летописные своды великих князей Московских. Наиболее ранний из них - свод начала 70-х годов, дошедший в составе Никаноровской и Вологодско-Пермской летописей. В 1479 г. был составлен новый великокняжеский Московский свод.
Кроме московского великокняжеского летописания во второй половине XVI в., продолжало существовать местное (до 70-х гг. - новгородское, до 80-х гг. - тверское и до XVI в. включительно - псковское) летописание, также независимые от великокняжеской власти летописи, ведшиеся, вероятие всего, в каких-либо монастырях. Наиболее яркая из этих летописей - Ермолинская летопись. В основе Ермолинской летописи и сходных с нею летописец (Сокращенных сводов конца XV в.), очевидно, лежал свод, составленный Кирилло-Белозерском монастыре в 1472 г. Свод этот не был враждебен объединению Русского государства московскими князьями, - напротив, он считал московского князя «великим осподарем (государем) по всей подсолнечной (вселенной)», но он резко осуждал жестокости князя и злоупотребления его воевод.
Еще один независимый летописный свод, составленный в конце 80-х годов XV в., дошел до нас в составе Софийской II и Львовской летописей. Этот свод резко критиковал великого князя Ивана III, в частности за его попытки удалить с митрополичьего престола главу церкви - митрополита Геронтия. В свод был включен ряд литературных памятников, в том числе «Хожение за три моря» Афанасия Никитина.
В конце 80-х годов XV в. независимое летописание в Русском государстве (кроме Пскова) прекратилось; все общерусские летописи с этого времени стали исходить от московской великокняжеской власти (Лурье Я.С. Общерусские летописи XIV-XV вв.- Л., 1976.).
XVI век стал временем окончательного складывания и укрепления Русского централизованного государства. В этот период продолжает развиваться русская архитектура, живопись, возникает книгопечатание. Вместе с тем XVI век был временем жесткой централизации культуры и литературы - разнообразные летописные своды сменяет единая общерусская великокняжеская (потом царская) летопись, создается единый свод церковной и частично светской литературы - «Великие Минеи Четий» (т. е. месячные тома для чтения - материал для чтения, расположенный по месяцам). Разгромленное
В 1547 г. произошло важное событие в истории Русского государства: молодой великий князь Иван IV был коронован «шапкой Мономаха» и объявлен «царем всея Руси». В связи с этим был составлен специальный «Чин венчания», во вступлении к которому было использовано «Сказание о князьях Владимирских». Идеи «Сказания» излагались в дипломатических памятниках, отражались в летописях и «Степенной книге» XVI в. и в «Государевом родословце».
Летописание, хотя и централизованное, велось с большой тщательностью вплоть до середины 60-х гг. XVI в.
2.1. Исторические условия возникновения источника
Галицко-Волынское летописание отличается светской направленностью при описании событий, литературным изяществом и в какой-то степени духом рыцарства, присущего некоторым его летописцам. Находясь на юго-западе Древнерусского государства, имея границы и связи с государствами Венгрия, Польша, Чехия, германскими княжествами, оно постепенно становилось частью этого западного мира, усваивая многие культурные веяния того времени.
Самый значительный период в развитии галицко-волынского летописания приходится на XIII в., когда отдельные записи оформляются в летописи, дошедшие до нас в виде летописных сводов. Этот период представлен последней частью Ипатьевской летописи, поэтому третью часть памятника иногда называют Галицко-Волынской летописью. На основе анализа данного текста, который осложняется отсутствием параллельных текстов; исследователи в общих чертах восстановили историю летописания этого периода. Летопись охватывает события XIII в. (с самого начала столетия до 1292 г.).
2.2. Проблема авторства источника
Авторы Галицко-Волынской летописи неизвестны (возможно, дружинники). Они были идейными выразителями интересов тех социальных сил, на которые опиралась княжеская власть в борьбе против крупного боярства. Основной текст летописи пронизывает идея единства Руси, оборона ее от внешних врагов
Исследователи «Волынской летописи» высказывали разные предположения об авторе ее. Но все отождествления предполагаемых авторов с различными лицами из окружения Владимира Васильковича, упоминаемыми в летописи (писец Федорец, писавший по поручению князя его предсмертные грамоты, владимиро-волынский епископ Евстигней), носят слишком гипотетичный характер. Поэтому наиболее убедительно высказывание по этому вопросу И. П. Еремина: «Об авторе «Волынской летописи» уверенно сказать можно только то, что он был горячим сторонником князя Владимира Васильковича, был в курсе всех событий его княжения и лично его знал, что человек он был начитанный, хорошо усвоивший практику и традиции летописного дела, - видимо, местный монах или священник» (Еремин И.П. Волынская летопись 1289-1290 гг. С. 183.) .
2.3. Обстоятельства создания источника
Галицко-Волынская летопись, охватывающая события 1201-1292 гг., создавалась в несколько этапов. В литературе существуют разные варианты объяснения ее создания. Некоторые исследователи делят текст летописи на две части (первая - галицкая летопись с 1201 г. по 1265 г., вторая - волынская летопись с 1266 г. по 1282 г.). А. И. Генсьорский предполагает пять этапов ее создания (до 1234 г., до 1265/66 г., до 1285 г., до 1289 г., до 1292 г.). Не все этапы истории летописания XIII в. имеют равную степень обоснованности. Бесспорными, основанными на проверенных приемах анализа текста, являются два этапа летописной работы. Первый приходится на 1265-1266 г., где, согласно наблюдению А.С. Орлова, прекращается заимствование из дополнительных источников (хроника Малалы, Александрия, хроника Амартола). Другой этап летописной работы был завершен в 6793 (1285) г., летописная статья здесь имеет традиционное для древнерусской письменности указание на окончание работы в виде слова «агиос», которое тождественно в данном случае более часто встречающемуся слову «аминь».
Галицко-Волынская летопись, что видно из ее названия, содержит в себе галицкую летопись (1201-1265 гг.) и волынскую (1266-1292 гг.). Перенос центра летописания из одной части княжества в другую связан с общеполитическими событиями того времени.
2.4. Авторский текст, произведение и его функционирование в социокультурной общности
Культура Галицко-Волынской Руси соединила в себе различные компоненты, ведь здесь пересекались и тесно взаимодействовали традиции разных народов и конфессий. Галицко-Волынская летопись и представляет оригинальную литературу это области Руси. Другие произведения, созданные здесь, утрачены. Да и сама летопись дошла до нас в неполном виде. Правда, отдельные юго-западные вкрапления обнаруживаются в предшествующих киевских сводах (в том числе в «Повести временных лет» и в большей мере в Киевской летописи 1198 г.).
Исследователи и комментаторы «Слова о полку Игореве» не раз упоминали Галицкую летопись в числе памятников, близких по звучанию рассказу о походе Игоря Святославича на половцев. Два эти произведения обладают сходством между собой на уровне отдельных образов, устойчивых оборотов и мотивов, близки они и тематически. Нельзя однозначно утверждать, что галицкий летописец знал «Слово» (хотя это и не исключено), ведь в данном случае нет буквальных текстовых совпадений, какие обнаруживаются в позднейших псковских текстах (например, приписка в Апостоле-апракос 1307 г.; повесть о битве под Оршей 1514 г. в Псковской летописи). Характер подобия «Слова» и Галицкой летописи, конечно, иной, чем у «Слова» и «Задонщины». Тем не менее, черты близости между собой двух уникальных в поэтическом и жанровом отношении произведений, выпадающих из привычных классификаций, говорят о том, что факты художественного «взлета» были не единичны в конце XII-середине XIII вв. Можно говорить о существовании южнорусской повествовательной традиции, лишь отрывочно представленной дошедшими до нас памятниками; о взаимодействии литературных центров юга Руси, и возможно, о Галицко-Волынской «школе» героического повествования, которая отразилась и в «Слове».
Галицко-волынская летопись – важный этап в вызревании и развитии средневекового историзма древнерусской литературы. Здесь с особой силой проявилась документальность как неотъемлемое свойство летописания, обусловленное самой его природой.
2.5. Функционирование произведения в культуре
Летописание южной Руси в целом, и Галицко-0Волынская летопись в частности, оказали большое влияние на дальнейшее освоение различных тем в древнерусской литературе. Жизнеописание Даниила Романовича во многом определило судьбу воинской темы, жанра княжеского жития, в частности жития Александра Невского. Отзвуки образности Галицкой летописи слышатся, например, в произведениях о Куликовской битве. От героического повествования летописи тянется живая нить традиции к литературе позднейшей поры, когда были созданы известные древнерусские памятники военно-исторического содержания. Особый вклад в развитие принципов запечатления человека внесли создатели Волынской летописи второй пол. XIII в. Поэтическая система южнорусского летописания была воспринята как ценность последующей литературой. Ее совершенство подкупало русских поэтов, многое усвоила и наша современная культура.
2.6. Интерпретация источника
Как явствует из принятого в научной литературе названия, памятник состоит из двух частей, написанных в одноименных княжествах. Граница двух летописей незаметна для непосвященного читателя. Она определяется на основании изменений в манере изложения и политических симпатиях древнерусских книжников. Считается, что волынское повествование открывается сведениями, помещенными под 1261 г.
Галицко-Волынское княжество, объединенное Даниилом Романовичем, занимало обширные пространства к востоку от Карпатских гор. Географическое положение, близость к западной Европе определили особенности культурно-исторического развития этих земель. Многие князья, правившие здесь, оказывали влияние не только на русские дела, но и на жизнь соседних европейских государств. В период раздробленности владетели этих земель вели самостоятельную политику, подчас расходившуюся с устремлениями киевских князей
В зависимости от действий местных князей враг с запада мог пройти на Киев, а мог быть остановлен еще в Карпатах. Но не только военными преимуществами обладали владетели этого края. Они могли диктовать свою волю, используя и экономические рычаги. Через город Галич, от которого и происходило название княжества, пролегали торговые пути в центральную и западную Европу. Из этих мест, и прежде всего из Перемышля, в Киев поступали многие товары, в том числе и соль.
История региона была достаточно драматичной. Юго-западной Руси приходилось переживать многочисленные войны, нашествия кочевников, венгерских и польских рыцарей. На севере сложными были отношения с Литвой. Не обошло стороной Галицко-Волынские земли и татарское разорение. Правда, здесь волна нашествия уже несколько потеряла прежнюю сокрушительную силу.
Но не только с иноземными врагами приходилось сталкиваться владетелям этих земель. В отличие от других территорий Древней Руси, здесь огромным влиянием обладало боярство. Князья вынуждены были вести ожесточенную борьбу с этим сословием. Особенно преуспел в этом потомок Мономаха Даниил Романович (1202-1264). Он продолжал объединительную политику своего отца, грозного Романа Мстиславича, павшего на берегу Вислы в битве с поляками в 1205 г. Даже враги высоко ценили доблесть Романа. Свидетельства тому можно найти в польских и византийских хрониках (напр., в Великопольской хронике конца XIII-нач.XIVв., в хронике Я. Длугоша, относящейся к XV столетию, или в сочинении М.Бельского, писавшего в XVI в. Из византийцев следует упомянуть историка Никиту Хониата). Неслучайно поэтому Галицкая летопись открывается поэтической похвалой Роману Мстиславичу.
После гибели Романа нелегкая судьба ждала его малолетних сыновей Даниила и Василька, вступивших в длительную борьбу за обладание отчиной. Сначала княжичи вынуждены были скитаться вместе с матерью по городам Руси, Венгрии и Польши. В это время заметную роль в делах юго-западной Руси играл Мстислав Удалой – будущий тесть Даниила. На долю братьев выпало много испытаний. Восемнадцатилетнему Даниилу пришлось участвовать в трагической битве на Калке (1223 г.). Только к концу 30-х гг. XIII в. усилия братьев увенчались успехом.
Галицким княжеством стал править Даниил, а Василько сел во Владимире Волынском.
Таким образом, по содержанию и языково-стилистическими особенностями Галицко-Волынская летопись делится на две части:
1) Галицкая летопись (1201-1261), составленная в Галиции, в основу которого положено летописание времен князя Даниила Романовича Галицкого;
2) Волынская летопись (1262-1291), составленная на Волыни, где больше отображаются события на волынских землях в княжение Василька Романовича и его сына Владимира.
Галицкую летопись вслед за историком Л.В. Черепниным нередко называют «летописцем Даниила Галицкого» (Черепнин, Л.В. Летописец Даниила Галицкого / Л.В. Черепнин // Исторические записки. - -1941. - Т. 12.).
Другой исследователь, М.Д. Приселков предположил, что на последнем этапе истории Галицко-Волынской летописи ее составитель имел одну цель - обоснование прав преемственности галицкого князя Юрия Львовича на пребывание митрополичьей кафедры в его княжестве, а не в Суздальской Руси.
2.7. Анализ содержания
Повествование в летописи отличается внутренним единством, оно практически лишено сухих отрывочных записей. Традиционное летописное повествование всецело подчинено прямому однонаправленному и непрерывному ходу времени. По-иному строит свой рассказ о княжении Данила галицкий автор. Он может «овогда же писати впредняя, овогда же возступати в задняя, чьтый мудрый разумееть» (то забегать вперед, то возвращаться памятью к давно минувшему). Благодаря этому, фрагментарность, свойственная летописям, сглаживается, возникает определенная связь между событиями и сообщениями о них. Книжник располагает исторический материал не только в привычной летописной последовательности, Группируя необходимые сведения, он чувствует себя свободнее, нежели его предшественники и современники. Летописец может упомянуть о том, чему суждено произойти спустя многие годы, кратко остановиться на каком-либо явлении, пообещав описать его подробно в дальнейшем («потом спишем»). Такая непринужденность в обращении с фактами, способность автора «заглянуть в будущее», дает основание думать, что составление «летописца», обработка источников, их систематизация, написание новых фрагментов осуществлялось уже в период, когда Даниил воплотил в жизнь свои планы, достиг апогея могущества в середине XIII в.
Характерной особенностью Галицко-Волынской летописи является отсутствие в тексте погодной сетки, традиционной для всех остальных русских летописей. Галицкий летописец принципиально отказался от погодного описания событий, о чем он посчитал необходимым сообщить читателям. Под 6762 (1254) г. в небольшом отступлении он пишет: «Хронографу же нужа есть писати все, и вся бывшая, овогда же писати в передняя, овогда же воступати в задняя. Чьтый мудрый разумъеть. Число же лвтомъ здъ не писахомъ, в задняя впишемь по Антивохыйскымь соромъ, алумъпиядамъ грьцкы-ми же численицами, римьскы же висикостомь, якоже Евьсьвий и Памьфилъво иннии хронографи списаша от Адама до Хръстоса. Вся же лъта спишемь, рощетъше во задьнья». Учитывая специфику данного отступления и его несколько тяжеловатый слог, можно привести следующий его перевод на современный русский язык: «Хронографу приходится описывать всех и все происходящее, иногда забегать вперед, иногда отступать назад. Мудрый, читая, поймет. Число годов мы здесь не писали, потом впишем - по антиохийскому счету сирийцев, по олимпиадам - греческим исчислениям, по римским високосам, как Евсевий Памфил и другие летописцы написали, от Адама до Христа. А года все напишем после, рассчитав» (Памятники литературы Древней Руси. XIII век. - М., 1981. - С. 324-325.). Это рассуждение о всемирной хронологии галицкий летописец заимствовал из Хроники Иоанна Малалы, которая, как об этом уже упоминалось, была одним из его дополнительных источников. Таким образом, в своем протографе галицкая летопись не имела погодной сетки, так как она мешала автору вести свободный рассказ, требующий при описании иногда забегать вперед или обращаться к давно прошедшим событиям.
Необычность подобного изложения событий была столь очевидной для русского человека, что когда эта летопись оказалась на севере Руси, то один из новгородских летописцев решил исправить этот, по его мнению, недостаток и вставить погодную сетку в летопись. Сделал он это крайне неудачно, внеся путаницу в хронологию описываемых событий, с которой исследователи пробовали неоднократно разобраться и не всегда при этом результативно. О том, что даты новгородским летописцем были расставлены приблизительно, говорит следующий факт. Киевская летопись, предшествующая галицкой, оканчивалась на 1200 г., поэтому новгородский летописец первое известие галицкой летописи обозначил 1201 г., что оказалось явно ошибочным. 1201 г. Он датировал смерть князя Романа Галицкого, но дата смерти князя по другим источникам известна точно - 1 июня 1205 г. Вопрос о том, какими соображениями руководствовался новгородский летописец при расстановке дат в галицкой летописи, является спорным. Один из последних и наиболее удачных вариантов объяснения был дан выпускницей исторического факультета Петербургского университета О.В. Романовой. По ее достаточно аргументированному предположению, большинство дат в летописи расставлялось приблизительно на основе формального признака, а именно - и соответствии с киноварными буквами текста.
Другим ярким отличием Галицко-Волынской летописи от других памятников раннего русского летописания является cветский характер. Традиционно авторами русских летописей выступали представители черного и белого духовенства, а галицкие летописцы были светскими людьми. Одним из них был дружинник из окружения князя Даниила. Светский летописец видит мир в несколько ином ракурсе, чем летописец монах, его интересуют другие детали быта. Отсюда в галицкой летописи такие яркие описания внешнего облика князей и воинов, особое внимание автор обращает на вооружение, на доспехи, на воинскую упряжь боевых коней. Вот как описывает летописец дружинник встречу князя Даниила с венгерским королем под 6760 (1252) г.: «Самъ (Даниил) же ъха подлъ короля, по обычаю руску. Бъ бо конь под нимь дивлению подобенъ, и съдло от злата жьжена, и стрълы и сабля златомъ украшена иными хитростьми, якоже дивитися, кожюхъ же оловира гръцького и круживы златыми плоскоми ошитъ, и сапози зеленого хъза шити золотомъ. Немцем же зрящимъ, много дивящимся» (Памятники литературы Древней Руси. XIII век. - М., 1981. - С. 320.).
Галицко-Волынские летописцы довели до совершенства жанр литературного портрета, возникший в древнерусской литературе в XI в., у истоков которого стоял Нестор. Вот один из созданных ими портретов князя Владимира Васильковича: «Сий же благоверный князь Володимърь возрастомь бъ высокь, плечима великь, лицемь красенъ, волосы имъя желты кудрявы, бороду стригый, рукы же имъя красны и ногы, ръчь же бяшеть в немь толъста, и устна исподняя добела. Гла-голаше ясно от книгь, зане бысть философъ великъ. И ловечь хитръ хороборъ. Кротокъ, смиренъ, незлобивъ, правдивъ, не Мьздоимъць, не лживъ, татьбы ненавидяще, питья же не пи от возраста своего...» (Памятники литературы Древней Руси. XIII век. - М., 1981. - С. 320.).
Галицко-Волынское летописание с полным правом можно определить как княжеское летописание, где описание действий правящего князя было главной задачей летописца. Из княжеского архива летописец брал различные документы и использовал их в своей работе. Враги князя - бояре - имеют, в основном, отрицательную характеристику летописца. Например, вот как описывается один из бояр - Жирослав под 6734 (1226) г.: «Бь бо лукавый льстъць нареченъ, и всихъ стропотливее, и ложь пламянъ, всеименитый отцемь доб-рымъ. Убожьство возбраняше злобу его, лъжею питашеся языкъ его, но мудростию возложаше въру на лжюу, красяшеся лестью паче вънца, лжеименъць, зане прелщаше не токмо чюжихъ, но и своихъ возлюбленых, имея ради ложь». В переводе на современный русский язык это выглядит следующим образом: «Он слыл лукавым обманщиком, самым лживым из всех, пламенем лжи, известен был всем из-за знатности отца своего. Бедность препятствовала козням его, ложью питался его язык, но он хитростью придавал достоверность обману и радовался лжи больше, чем венцу; лицемер, он обманывал не только чужих, но и своих друзей, лживый ради добычи» (Памятники литературы Древней Руси. XIII век. - М., 1981. - С. 262-263.).
2.8. Источниковедческий синтез
Галицко-Волынская летопись единогласно признается шедевром древнерусской литературы. Многие исторические факты, сообщаемые ей, уникальны. Не только русские и украинцы, но и поляки, чехи, венгры, литовцы, белорусы находят в этой летописи разнообразную информацию об истории своих земель.
Исследователи единодушно признают высокие художественные достоинства летописи. Так, К.Н. Бестужев-Рюмин говорил о «значительном успехе в искусстве писания», которого достигли книжники этого региона. А.С. Орлов называл Галицкую летопись «наиболее поэтической». А Д.С. Лихачев отмечал, что «летописец сознательно ставит перед собой художественные задачи, вносит в свой рассказ элемент эмоциональности».
Древнерусские летописи – достояние как гражданской, так и литературной истории, свидетельство высокого уровня развития повествовательного искусства эпохи средневековья. Еще в 1852 г. исследователь новгородского летописания Д. Прозоровский писал по этому поводу: «Летописи наши составляют драгоценный материал для истории русской словесности: это неоспоримо. Можно даже сказать частнее: летописи принадлежат истории изящной словесности, ибо в них содержатся не одни голые факты, но нередко встречаются истинно одушевленные строки, отличающиеся силою и краткостью выражений, глубиною и ясностью мысли, простотою и сердечностью чувства – качествами, которые и ныне почитаются лучшими достоинствами словесных произведений».
Именно такое произведение было создано в XIII в. на юго-западе Руси. По месту написания этот памятник русской культуры называют Галицко-Волынской летописью. Оно стало объектом изучения в данной работе.
Подобные летописи служат для исследователя Древней Руси важным историческим источником, в ряде случаев – единственным. Обращаясь к летописанию, ученый неизбежно должен поставить перед собой теоретические вопросы источниковедения.
Таким образом, летопись являлась основным источником в изучении русской истории в период с возникновения летописной традиции и до настоящего времени.
Не смотря на то, что прекращение русской летописной традиции относится уже к XVII – XVIII векам современные историки не прекращают обращаться к этим прекрасным историческим и литературным памятникам.
Это заставляет нас сделать важный вывод о том, что как исторические источники летописи, оставаясь величайшими памятниками истории и словесности, нуждаются в продуманном историческом сравнительном анализе и критике.
- Еремин, И.П. Волынская летопись 1289-1290 гг. / И.П. Еремин // Литература Древней Руси. - М., Л.: Изд-во АН СССР, 1966. - С. 164–184.
- Еремин, И.П. Литература Древней Руси / И.П. Еремин. - М.-Л., 1966. – 263 с.
- Лихачев, Д.С. Культура Руси времени Андрея Рублева и Епифания Премудрого / Д.С. Лихачев. - М.-Л., 1962. – 172 с.
- Лихачев, Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. - М.-Л., 1947. – 499 с.
- Лурье, Я.С. Общерусские летописи XIV-XV вв. / Я.С. Лурье. - Л., 1976. – 286 с.
- Лурье, Я.С. Проблемы изучения русского летописания / Я.С. Лурье // Пути изучения древнерусской литературы и письменности. - Л., 1970. – С. 194-203.
- Насонов, А.Н. Из истории псковского летописания / А.Н. Насонов // Исторические записки. - М., 1946. - № 18. - С. 255-294.
- Памятники литературы Древней Руси. XIII век. - М., 1981. - С. 324-325.
- Приселков, М.Д. История русского летописания XI-XV вв. / М.Д. Приселков. - СПб.: Просвещение, 1996. – 188 с.
- Черепнин, Л.В. Летописец Даниила Галицкого / Л.В. Черепнин // Исторические записки. - 1941. - Т. 12. - С. 228-253.
- Шахматов, А.А. История русского летописания / А.А. Шахматов. - М.: Наука, 2003. – 556 с.