Эмоциональные функции порядка следования синтаксических сегментов в современном русском языке

При исследовании особенностей словорасположения наблюдается большое количество выражений, клише, фразеологизмов, которые воспроизводятся механически и служат упрощению речевого поведения человека [Земская 1981: 6]. Порядок следования сегментов в речевых клише приобрел уже традиционный характер, такие реплики сравнительно независимы от конкретного содержания высказывания. Этим объясняется их легкая воспроизводимость и широкое употребление. Как правило, речевые клише употребляются для оценки самого акта коммуникации с разных позиций:

- Никакого понятия (И.Шмелев. Лето Господне)

- Да как же можно... (там же)

- Кто вас, женщин разберет! (А.Иванов. Повесть о несбывшейся любви).

- Да какой уж тут смех! (В.Астафьев. Царь - рыба)

- Черт знает что! (А.Толстой. Хождение по мукам)

Как правило, такие конструкции обладают экспрессией. В речи они выделяются особой интонацией и смысловым ударением, а на письме - восклицательным знаком.

А.П. Сковородников выделяет наиболее типичные экспрессивные конструкции: сегментированные конструкции (прежде всего именительный представления, или темы), парцеллированные, вопросо-ответные конструкции в монологической речи, лексический повтор с синтаксическим распространением, инверсивное словорасположение, восклицательные конструкции в авторской речи, конструкции усечения (недоговоренности), эллипсиса и антиэллипсиса [Сковородников 1981]. Все экспрессивные конструкции, по мнению автора, основаны на принципе противопоставления экономных и избыточных структур.

Экспрессивность подавляющего большинства новых синтаксических построений подтверждает следующее высказывание: «Интенсивное значение синтаксических конструкций, специальное назначение которых - не просто передать адресату ту или иную информацию, а задержать его внимание на ней, максимально акцентировать ее и тем усилить ее действенность, - заметная черта языкового развития нашей эпохи... Строение экспрессивных конструкций подчинено коммуникативному заданию, которое они призваны выполнять: общим структурным качеством всех рассматриваемых здесь экспрессивных конструкций является их расчлененность» [Русский язык 1968: 239].

Основополагающим фактором прозы является использование добавочной актуализации в целях эмфазы, когда каждый элемент информации становится материалом для отдельного предложения при помощи разделения синтагматически связанного ряда и интонационного обособления каждого отрезка. Такая эмфаза стала основой создания «рубленого» синтаксиса:

- ...Люди бегут... Черные против огня... Бегут и падают... (Е.Носов. Шумит луговая овсяница).

Я возненавидела отца... Потому что он во всем виноват... (А.Толстой. Хождение по мукам).

Согласно мнению ряда исследователей, синтаксические новации на уровне предложения являются результатом проникновения разговорных конструкций в письменную речь. В частности, Г.Н. Акимова выделяет три ступени вхождения устных синтаксических конструкций в систему литературного языка. На первой ступени они копируются в речи персонажей художественных произведений для имитации разговорной речи. Вторая ступень - это их употребление в авторской речи, художественной и публицистической. Именно здесь они приобретают экспрессивность и выполняют функцию воздействия на читателя. Возможны и их структурные изменения. На третьей ступени их экспрессивность нейтрализуется, чему способствует их распространение в научно-популярном, научном и публицистическом стиле [Акимова 1990: 93-105].

Одним из новых явлений в синтаксисе языка XX века, широко распространившихся в наше время, является парцелляция. Это явление строится на нарушении синтаксических связей и определяется как «речевая презентация предложения в виде нескольких коммуникативно самостоятельных сегментов одного высказывания» [Ванников 1979: 58]:

А при этом какая-то само съедающая неудовлетворенность. И нечеловеческая работоспособность (А.Демидова. Владимир Высоцкий).

Всегда и во всем стремительность и полная самоотдача. Вечная напряженность, страсть, порыв. Крик (там же).

При ней муж, розовый колобок ей по грудь. С лицом приветливым и веселым (Л.Улицкая. Сквозная линия).

Повышенную экспрессивность таких конструкций можно объяснить нарушением сильных подчиненных связей, приковывающих внимание адресата к каждому парцелляту. В основе парцелляции лежит эффект обманутого ожидания: читатель ждет единого предложения с единым интонационным рисунком. Следовательно, чем сильнее связь, тем более обмануто ожидание читателя, что способствует усилению экспрессивности таких высказываний:

Ласковым движением рыжая сунула ей стакан, и та взяла его в обе руки. С интересом (Л.Улицкая. Сквозная линия).

Долгое время слышалась разноголосая перекличка, говорили кто о чем. Бессвязно (С.Залыгин. Соленая Падь).

Но я ушел. Навсегда. Чтоб не быть громоотводом... (В. Астафьев. Царь-рыба).

Кроме того, особой экспрессией обладают конструкции, в которых явление парцелляции сопровождается выделением парцеллята в отдельный абзац:

- Больше она ничего не спрашивала.

- Думала.

Вспоминала (В.Астафьев. Пастух и пастушка).

В данном фрагменте автор подчеркивает переживания своей героини, используя парцелляцию в целях актуализации ее внутреннего состояния.

При актуализации наиболее важного компонента информации, который в формальном отношении может занимать весьма незначительное место часто возникает несоответствие между структурно-грамматическим и актуальным членением предложения. В таких случаях на первый план выходит тот компонент, который несет незначительную структурную роль, а главный член предложения остается в тени, вплоть до того, что он может и опускаться в неполном предложении. Нередко могут отсутствовать главные в структурном отношении компоненты - подлежащее и (или) сказуемое, и это привлекает особое внимание к вербализованным компонентам. Несмотря на то, что эти компоненты в структурном отношении являются лишь второстепенными членами, они несут основную информацию и приобретают особую коммуникативную значимость. В подобных высказываниях главные члены коммуникативно мало значимы, поскольку их смысл предполагается самим фактом существования прямой речи. Таким образом, создается несоответствие структурной и коммуникативной нагруженности:

- А он меня за руку так спокойно: - Пойдемте... Там очень много народу... (И.Шмелев. Человек из ресторана).

- А Кирилл Саверьяныч опять тихо и внятно: - Погодите посуду бить...

В этих высказываниях представлено значимое отсутствие ремы. Автору важно показать, как говорил его герой, и эллипсис подлежащего или сказуемого актуализирует коммуникативно значимые обстоятельства. Кроме того, такие явления могут сопровождаться инверсией, и это усиливает экспрессивность:

Почтительно и громко - уже понял, что отец плохо слышит, - предложил: - Идемте, я вас проведу в свою комнату... (В.Семин. Плотина).

Интересное рассмотрение явления эллипсиса в синтаксисе языка XX века находим в монографии Е.А. Покровской. Она проводит интересную аналогию между искусством авангарда с частым нарушением и отказом от естественных связей, отношений, и происходящим в синтаксисе русского языка процессом ослабления и распадения связей, разрушения естественного совпадения грамматических и интонационных границ предложения. Исследователь сравнивает явление эллипсиса со скульптурой Эрнста Неизвестного «Слух Парижа» - «голова яйцевидной формы, лежащая на боку, и к уху приставлена кисть руки - все обратилось в слух... Структурно необходимые части (тело, лицо, конечности) вовсе не нужны для данного художественного замысла, как не нужны подлежащее и сказуемое неполному предложению в определенной - коммуникативной ситуации. Отсутствие остального, даже структурно значимого, подчеркивает ситуативную, художественную, коммуникативную значимость эксплицитно выраженной части. И в языке, и в искусстве» [Покровская 2001: 85].

В настоящее время широкое распространение получило также неграмматическое обособление второстепенных членов предложения, когда один из грамматически связанных членов предложения пунктуационно и интонационно выделяется в предложении. Эта выразительная конструкция проникла в литературу из разговорной речи, для которой характерно интонационное выделение коммуникативно значимого компонента. Неграмматическое обособление не изменяет порядок следования элементов высказывания, коммуникативно обособленный компонент входит в состав ремы, особо актуализируясь в речи повествователя:

Он молитвенно складывал руки перед ее - новым - ликом, падал перед ним на колени и ласкал словами (И.Шмелев. Неупиваемая Чаша).

А через два дня - поразило его как громом: барыня скончалась.

А еще - все и каждый - говорили: если нынче не будет боя, тогда будет суд над Власихиным Яковом Никитичем (С.Залыгин. Соленая Падь).

Особой экспрессией обладают высказывания, в которых синтаксическая неполнота предложения, в данном случае эллипсис сказуемого, сопровождается коммуникативным обособлением:

И вдруг - Крынкин...- Го-споди!.. (И.Шмелев. Лето Господне).

Среди конструкций, разрушающих гладкость русской прозы, выделяются и вставные конструкции. Посредством вставки создается линейный разрыв формально и семантически связанных компонентов, внимание адресата переключается в иную плоскость. В частности, О.А.Лаптева утверждает, что в основе этих конструкций «лежит способность устно-разговорного высказывания включать в свой состав элементы, отсутствующие в его первоначальных коммуникативных установках из-за стремления словесно оформить в первую очередь наиболее важное сообщение и вводимые в него в ходе его осуществления, преимущественно в его заключительную часть» [Лаптева 1976: 264]. Эта способность устно-разговорного высказывания ведет к появлению разного рода слабо оформленных пояснительных построений.

Таким образом, вставные конструкции имитируют разговорный характер авторской речи, подчеркивая ее спонтанность, непринужденность и неподготовленность:

Михайлов пытается что-то переменить, звонит чаще или приходит к ней без звонка и внезапно («Случайно шел мимо - дай, думаю, зайду»), но тем бесцеремоннее его вытесняют (В.Маканин. Отдушина).

Он уходит, а Чурсин его нагоняет (он ведь должен Ключарева проводить!) (В.Маканин. Лаз).

Но тут уж сам Кирилл Саверьяныч стал ему объяснять: - Вы, - говорит, - еще очень молодой юноша и с порывом и еще не проникли своей глубины наук. Науки постепенно придвигают человека к настоящему благородству и дают вечный ключ от счастья! - Прямо замечательно говорил! - Вера же и религия мягчит дух (И.Шмелев. Человек из ресторана).

Постояннее, естественнее, будничнее носят свою форму простые люди (а наши полицаи, несомненно, простые люди) (В.Семин. Нагрудный знак «OST»).

В аспекте описываемой проблемы особую актуальность приобретают проблемы диалога. Это обусловлено проблемой значительных конструктивных изменений в диалоге современных художественных произведений. Как известно, диалог включает в себя два конструктивных элемента - речь автора, вводящую и комментирующую прямую речь, и речь персонажей. Если классический диалог описывался автором, то в современной литературе речь авторского ввода и комментирования резко сокращается, а иногда и вовсе отсутствует. Кроме того, диалог часто передается не автором, а включается в субъективную сферу персонажа. Включение диалога в поток сознания персонажа породил односторонний диалог - передачу реплик только одного из говорящих, а вторые реплики эллиптируются. Помимо этого, реплика может содержать не прямую речь персонажа, а лишь производимое ею впечатление. Все эти факты существенно меняют традиционную синтаксическую структуру диалога [Покровская 2001: 15]:

Вот, он же ей ясно пишет, - Николай то есть, - дорогая, ваш незабываемый облик навеки отпечатался в моем израненном сердце (не надо «израненном», а то она поймет буквально, что инвалид), но никогда, никогда нам не суждено быть рядом, так как долг перед детьми...ну и так далее, но чувство - оно согреет его холодные члены («То есть как это, Адочка?» - «Не мешайте, дураки!») путеводной звездой и всякой там пышной розой. Такое вот письмо (Т.Толстая. Соня).

Пойдем к дяде Паше! Только ты вперед. Нет, ты. Осторожно, здесь порог. В темноте не вижу. Держись за меня. А он покажет нам комнату? Покажет, только сначала надо выпить чаю (Т.Толстая. «На золотом крыльце сидели...»).

Многие исследователи, в частности, Н.А.Кожевникова [Кожевникова 1994] определяют субъективизацию, интимизацию повествования как фактор, определяющий языковые особенности современной литературы. Новое соотношение между речью автора и персонажа, субъективным планом автора и персонажа приводит к появлению «несобственно-авторского повествования». Данный фактор обусловил демократизацию языка художественной литературы. Ориентация повествования на сознание и речевые средства персонажа приводит к созданию эффекта спонтанности и разговорности повествовательного текста. Это проявляется в обращении автора к таким языковым средствам, как вставки, незаконченные предложения, самоперебивы, самоисправления. Переход от сферы сознания автора к сфере сознания персонажа происходит без какого-либо ввода, незаметно, причем такой переход может происходить несколько раз на протяжении одного предложения, что приводит к созданию сложных многокомпонентных синтаксических конструкций:

И постепенно удивление - не ушел еще! - стало переходить в некое смутное чувство, некое ожидание... Неужели не чувствует, как накапливается на нем обреченность? Или - странно! - сам на нее идет (В.Семин. Плотина).

А любимый профессор (то есть тот, у кого Стрепетов в любимцах, это точнее) говорит ему:

- Плохо выглядите, Юрий. (Нездоровы?)

- Да нет, я, в общем, здоров (В.Маканин. Отдушина).

- И, боясь, что племянник может ни с того ни с сего изменить намерение - а оно было, было, это намерение, Ивановна по глазам видела, что Митька все же решился, что приехал он неспроста, но ведь он такой шебутной, у него на недели семь пятниц - и, боясь этого, боясь, что он передумает, Павла Ивановна заторопилась: - Ой, Митя, лучше-то ведь нигде не найдешь (Л. Фролов. Сватовство).

Можно сделать вывод, что экспрессивным конструкциям свойственна способность являться средством воздействия, что делает их иллокутивные параметры уникальными благодаря эксплицированности экспрессивных средств. Это проявляется в различных синтаксических средствах, в частности, в порядке следования сегментов. Особенностью их иллокуции является также и стилистическая отмеченность экспрессивных конструкций.

АВТОР: Кудашина В.Л.