15.08.2012 90540

Лингвистические особенности: типология дискурсов

 

Дискурс как «центральный момент человеческой жизни в языке», как «языковое существование» (Гаспаров Б.М., 1996, 10) охватывает все сферы человеческой деятельности. «Всякий акт употребления языка - будь то произведение высокой ценности или мимолетная реплика в диалоге - представляет собой частицу непрерывно движущегося потока человеческого опыта. В этом своем качестве он вбирает в себя и отражает в себе уникальное стечение обстоятельств, при которых и для которых он был создан» (Карасик В.И. Этнокультурные..., 2000, 39). Как отмечает В.И.Карасик (Карасик В.И. Этнокультурные..., 2000, 39), к этим обстоятельствам относятся коммуникативные намерения автора; взаимоотношения автора и адресатов; всевозможные «обстоятельства», значимые и случайные; общие идеологические черты и стилистический климат эпохи в целом и той конкретной среды и конкретных личностей, которым сообщение прямо или косвенно адресовано, в частности; жанровые и стилевые черты как самого общения, так и той коммуникативной ситуации, в которую оно включается; множество ассоциаций с предыдущим опытом, так или иначе попавших в орбиту данного языкового действия. Различные толкования дискурса влекут за собой соответствующие его типологии. Рассмотрим некоторые из них, получившие широкое освещение в научной литературе.

В социолингвистике дискурс - это общение людей, рассматриваемое с точки зрения их принадлежности к той или иной социальной группе или применительно к той или иной типичной Рече поведенческой ситуации, например, институциональное общение. Таким образом, социолингвистический подход к исследованию дискурса предполагает анализ участников общения как представителей той или иной социальной группы и анализ обстоятельств общения в широком социокультурном контексте. С позиций социолингвистики В.И.Карасик предлагает выделять два основных типа дискурса: персональный (личностно-ориентированный) и институциональный (Карасик В.И. О типах..., 2000, 5). В первом случае говорящий выступает как личность во всем богатстве своего внутреннего мира, во втором случае - как представитель определенного социального института. Персональный дискурс представлен двумя основными разновидностями - бытовой (обиходный) и бытийный дискурс.

Бытовое общение происходит между хорошо знакомыми людьми, оно сводится к поддержанию контакта и решению обиходных проблем. Его особенность состоит в том, что это общение диалогично по своей сути, протекает пунктирно, участники общения хорошо знают друг друга и поэтому общаются на сокращенной дистанции, не проговаривая детально того, о чем идет речь. Это разговор об очевидном и легко понимаемом. Именно для этого типа дискурса справедливо замечание И.Н.Горелова о том, что вербальное общение лишь дополняет невербальное, а основная информация передается мимикой, жестикуляцией, сопровождающими речь действиями и т.д.1 Специфика бытового общения детально отражена в исследованиях разговорной речи. Бытовое общение является естественным исходным типом дискурса, органически усваиваемым с детства. Этот тип дискурса характеризуется спонтанностью, сильной ситуативной зависимостью, ярко выраженной субъективностью, нарушением логики и структурной оформленности высказываний. Фонетически здесь является нормой нечеткое беглое произношение. Общаясь на бытовом уровне, люди прибегают к сниженной и жаргонной лексике, хотя статистически разговорные слова составляют не более 10% лексического фонда высказываний в разговорной речи. Важнейшей характеристикой единиц разговорной речи является их конкретная денотативная направленность, эти слова указательны по своему назначению (именно потому они и легко заменяются невербальными знаками), кроме того, в узком кругу хорошо знакомых людей реализуется лимитивная (ограничивающая, парольная) функция общения, коммуниканты используют те знаки, которые подчеркивают их принадлежность к соответствующему коллективу (семейные, групповые слова) и непонятны посторонним (Карасик В.И. О типах..., 2000, 6). Нечеткость произношения коррелирует с семантической нечеткостью единиц: значения слов весьма подвижны, слова легко заменяются на приблизительные субституты, это речь, в которой главенствуют местоимения и междометия: «Ну, ты что?» - «Да я вот, тут...» - «А, ну ладно».

Бытовой дискурс отличается тем, что адресат должен понимать говорящего с полуслова. Активная роль адресата в этом типе дискурса предоставляет отправителю речи большие возможности для оперативного переключения тематики, а также для легкого перевода информации в подтекст (ирония, языковая игра, намеки и т.д.).

В отличие от бытового в бытийном дискурсе предпринимаются попытки раскрыть свой внутренний мир во всем его богатстве, общение носит развернутый, предельно насыщенный смыслами характер, используются все формы речи на базе литературного языка; бытийное общение преимущественно монологично и представлено произведениями художественной литературы и философскими и психологическими интроспективными текстами.

Бытийный дискурс может быть прямым и опосредованным. Прямой бытийный дискурс представлен двумя противоположными видами: смысловой переход и смысловой прорыв. Композиционно-речевой формой смыслового перехода является рассуждение, т.е. вербальное выражение мыслей и чувств, назначением которого является определение неочевидных явлений, имеющих отношение к внешнему или внутреннему миру человека. Смысловой прорыв - это озарение, внезапное понимание сути дела, душевного состояния, положения вещей. Композиционно-речевой формой смыслового прорыва является текстовый поток образов, своеобразная магма смыслов, разорванных со своими ближайшими ментальными образованиями, это может быть координативное перечисление разноплановых и несочетаемых сущностей или явлений, либо катахреза как сочетание несовместимых признаков, либо намеренный алогизм. Континуальное состояние сознания перестраивается и структурируется по новым ориентирам, подсказанным определенными образными опорами. Эта реструктурация сопровождается сильным эмоциональным потрясением и обладает фасцинативным притяжением, т.е. подобные тексты требуют неоднократного повторения, и каждое повторение осознается адресатом как ценный опыт.

Опосредованный бытийный дискурс - это аналогическое (переносное) и аллегорическое (символическое) развитие идеи через повествование и описание. Повествование представляет собой изложение событий в их последовательности, для художественного повествования существенным является противопоставление сюжета и фабулы как глубинного развития и поверхностного перечисления событий. Описание - это статическая характеристика очевидных, наблюдаемых явлений. Повествовательная и описательная аналогия базируется на устойчивых социально закрепленных ближайших смысловых связях, притча же требует более широкого культурного контекста и опирается на активную поддержку получателя речи.

Прямой бытийный дискурс в виде смыслового перехода представлен в любых видах логических умозаключений. Эти формы дискурса достаточно хорошо освещены в лингвистической литературе. Менее изучены виды смыслового прорыва. Следует отметить, что если смысловой переход с большой степенью вероятности приводит адресата к тому результату, который был запланирован автором, то успешный смысловой прорыв имеет место гораздо реже. В случае коммуникативной неудачи при смысловом переходе можно обнаружить те или иные логические ошибки либо намеренные софизмы, а неудачный смысловой прорыв превращается в белый шум, совершенно непонятное словесное нагромождение.

Бытийный дискурс во многих отношениях диаметрально противоположен бытовому, но сходен с ним в одном важном качестве: в опоре на активное осмысление содержания речи со стороны адресата. Личностно - ориентированное общение строится на широком смысловом поле в сознании адресата, хотя природа расширения смыслов в бытовом и бытийном общении различна. В первом случае осознание смысла зависит от конкретной ситуации общения, во втором - от формы знака и личностной концептосферы адресата.

Институциональный дискурс представляет собой общение в заданных рамках статусно-ролевых отношений. В.И.Карасик находит возможным применительно к современному социуму выделить следующие виды институционального дискурса: политический, дипломатический, административный, юридический, военный, педагогический, религиозный, мистический, медицинский, деловой, рекламный, спортивный, научный, сценический и массово-информационный. При этом ученый признает, что приведенный список может быть дополнен или видоизменен, «поскольку общественные институты существенно отличаются друг от друга и не могут рассматриваться как однородные явления, кроме того, они исторически изменчивы, могут сливаться друг с другом и возникать в качестве разновидностей в рамках того или другого типа» (карасик В.И. О типах..., 2000, 10). Термин «институциональный дискурс» автор поясняет следующим образом: «Институциональный дискурс есть специализированная клишированная разновидность общения между людьми, которые могут не знать друг друга, но должны общаться в соответствии с нормами данного социума. Разумеется, любое общение носит многомерный, партитурный характер, и его типы выделяются с известной степенью условности. Полное устранение личностного начала превращает участников институционального общения в манекенов, вместе с тем существует интуитивно ощущаемая участниками общения граница, выход за которую подрывает основы существования того или иного общественного института» (Карасик В.И. Этнокультурные..., 2000, 45-46). В.И.Карасик предлагает выделять институциональный дискурс на основании двух системообразующих признаков: цели и участники общения. К примеру, цель политического дискурса - завоевание и удержание власти, педагогического дискурса - социализация нового члена общества, медицинского дискурса - оказание квалифицированной помощи больному и т.д. Основными участниками институционального дискурса являются представители института (агенты) и люди, обращающиеся к ним (клиенты) (Карасик В.И. О типах..., 2000, 10): учитель и ученик, врач и пациент, политик и избиратель, священник и прихожанин. Участники институционального дискурса отличаются по своим качествам и предписаниям поведения: отношения между солдатом и офицером имеют множество принципиальных отличий, например, от отношений между потребителем и отправителем рекламы. В.И.Карасик говорит также о разной степени открытости дискурса. Например, клиенты в рамках научного, делового и дипломатического дискурса не отличаются от агентов, в то время как клиенты политического, юридического, медицинского, религиозного дискурса обнаруживают резкое отличие от агентов соответствующего дискурса. «Следует заметить, - пишет ученый, - что противопоставление персонального и институционального дискурса - это исследовательский прием. В действительности мы достаточно редко сталкиваемся с абсолютно безличным общением. Вместе с тем для каждого вида институционального дискурса характерна своя мера соотношения между статусным и личностным компонентами. В педагогическом дискурсе доля личностного компонента достаточно велика (она различается и в лингвокультурном отношении, например, в российских и американских школах приняты разные режимы общения учителя и ученика, в нашей стране традиционно отношения между школьниками и учителями являются более близкими, чем в США, но, с другой стороны, там менее формализованы отношения между студентами и преподавателями университетов, чем в России). В научном и деловом дискурсе личностный компонент выражен значительно меньше, хотя, например, последнее время традиционные безличные обороты реже употребляются в жанрах научных статей и монографий на русском языке» (Карасик В.И. О типах..., 2000, 10).

Моделируя институциональный дискурс, В.И.Карасик выделяет четыре группы признаков (Карасик В.И. О типах..., 2000, 11): 1) конститутивные признаки дискурса; 2) признаки институциональности; 3) признаки типа институционального дискурса; 4) нейтральные признаки. Конститутивные признаки включают участников, условия, организацию, способы и материалы общения, т.е. людей в их статусно-ролевых и ситуационно - коммуникативных амплуа, сферу общения и коммуникативную среду, мотивы, цели, стратегии, канал, режим, тональность, стиль и жанр общения и, наконец, знаковое тело общения (тексты и/ или невербальные знаки). Признаки институциональное фиксируют ролевые характеристики агентов и клиентов институтов, типичные хронотопы, символические действия, трафаретные жанры и речевые клише. Институциональное общение - это коммуникация в своеобразных масках. Именно трафаретность общения принципиально отличает институциональный дискурс от персонального. Специфика институционального дискурса раскрывается в его типе, т.е. в типе общественного института, который в коллективном языковом сознании обозначен особым именем, обобщен в ключевом концепте этого института (политический дискурс - власть, педагогический - обучение, религиозный - вера, юридический - закон, медицинский - здоровье и т.д.), связывается с определенными функциями людей, сооружениями, построенными для выполнения данных функций, общественными ритуалами и поведенческими стереотипами, мифологемами, а также текстами, производимыми в этом социальном образовании. Нейтральные признаки институционального дискурса включают обще дискурсивные характеристики, типичные для любого общения, личностно-ориентированные признаки, а также признаки других типов дискурса, проявляющиеся «на чужой территории», т.е. транспонированные признаки (например, элементы проповеди как части религиозного дискурса в политическом, рекламы - в медицинском, научной дискуссии - в педагогическом) (Карасик В.И. О типах..., 2000).

Для описания конкретного типа институционального дискурса В.И.Карасик предлагает рассматривать следующие компоненты: 1) участники; 2) хронотоп; 3) цели; 4) ценности (в том числе и ключевой концепт); 5) стратегии; 6) материал (тематика); 7) разновидности и жанры; 8) прецедентные (культурогенные) тексты; 9) дискурсивные формулы (Карасик В.И. О типах..., 2000, 11). Проследим, как освещаются ученым данные компоненты при характеристике научного дискурса. В статье «О типах дискурса» В.И.Карасик пишет: «Участниками научного дискурса являются исследователи как представители научной общественности, при этом характерной особенностью данного дискурса является принципиальное равенство всех участников научного общения в том смысле, что никто из исследователей не обладает монополией на истину, а бесконечность познания заставляет каждого ученого критически относиться как к чужим, так и к своим изысканиям. В научном сообществе принято уважительное обращение «коллега», нейтрализующее все статусные признаки... Диада «агент - клиент», удобная для описания участников других видов институционального дискурса, в научном дискурсе нуждается в модификации. Дело в том, что задача ученого - не только добыть знания, оценить их и сообщить о них общественности, но и подготовить новых ученых. Поэтому ученые выступают в нескольких ипостасях, обнаруживая при этом различные статусно-ролевые характеристики: ученый-исследователь, ученый-педагог, ученый-эксперт, ученый-популяризатор. Клиенты научного дискурса четко очерчены только на его периферии, это широкая публика, которая читает научно-популярные журналы и смотрит соответствующие телепередачи, с одной стороны, и начинающие исследователи, которые проходят обучение на кафедрах и в лабораториях, с другой стороны.

Хронотопом научного дискурса является обстановка, типичная для научного диалога. Диалог этот может быть устным и письменным, поэтому для устного дискурса подходят зал заседаний, лаборатория, кафедра, кабинет ученого, а для письменного прототипным местом является библиотека» (Карасик В.И. О типах..., 2000, 11-12).

Целью научного дискурса В.И.Карасик называет «процесс вывода нового знания о предмете, явлении, их свойствах и качествах, представленный в вербальной форме и обусловленный коммуникативными канонами научного общения - логичностью изложения, доказательством истинности и ложности тех или иных положений, предельной абстракцией предмета речи» (Карасик В.И. О типах..., 2000, 12).

Ценности научного дискурса, по мнению ученого, сконцентрированы в его ключевых концептах (истина, знание, исследование) и сводятся к признанию познаваемости мира, необходимости умножать знания и доказывать их объективность, к уважению к фактам и беспристрастности в поисках истины, к высокой оценке точности формулировок и ясности мышления. Эти ценности, как отмечает автор, сформулированы в изречениях мыслителей, но не выражены в специальных кодексах, они вытекают из этикета, принятого в научной среде, и могут быть сформулированы в виде определенных оценочных суждений: «Изучать мир необходимо, интересно и полезно; Следует стремиться к раскрытию тайн природы; Следует систематизировать знания; Следует фиксировать результаты исследований (отрицательный результат тоже важен); Следует подвергать всё» сомнению; Интересы науки следует ставить выше личных интересов; Следует принимать во внимание все факты; Следует учитывать достижения предшественников «Мы стоим на плечах гигантов» и т.д. (Карасик В.И. О типах..., 2000, 13).

Что касается стратегий научного дискурса, то они определяются его частными целями: «1) определить проблемную ситуацию и выделить предмет изучения, 2) проанализировать историю вопроса, 3) сформулировать гипотезу и цель исследования, 4) обосновать выбор методов и материала исследования, 5) построить теоретическую модель предмета изучения, 6) изложить результаты наблюдений и эксперимента, 7) прокомментировать и обсудить результаты исследования, 8) дать экспертную оценку проведенному исследованию, 9) определить область практического приложения полученных результатов, 10) изложить полученные результаты в форме, приемлемой для специалистов и неспециалистов (студентов и широкой публики). Эти стратегии можно сгруппировать в следующие классы: выполнение, экспертиза и внедрение исследования в практику» (Карасик В.И. О типах..., 2000, 13).

В.И.Карасик называет следующие жанры научного дискурса: научная статья, монография, диссертация, научный доклад, выступление на конференции, стендовый доклад, научно-технический отчет, рецензия, реферат, аннотация, тезисы. «Следует отметить, что стратегии дискурса являются ориентирами для формирования текстовых типов, но жанры речи кристаллизуются не только в рамках дедуктивно выделяемых коммуникативных институциональных стратегий, но и в соответствии со сложившейся традицией. Чисто традиционным является, например, жанр диссертаций, поскольку для определения уровня научной квалификации автора вполне достаточно было бы обсудить совокупность его публикаций. Но в качестве ритуала, фиксирующего инициацию нового члена научного сообщества, защита диссертации в ее нынешнем виде молчаливо признается необходимой» (Карасик В.И. О типах..., 2000, 14).

Тематика научного дискурса отличается охватом широкого круга проблем; в этом вопросе принципиально важным является выделение естественнонаучных и гуманитарных областей знания. Гуманитарные науки менее формализованы и обнаруживают сильную зависимость объекта познания от познающего субъекта.

Поскольку научный дискурс характеризуется выраженной высокой степенью интертекстуальности, опора на прецедентные тексты и их концепты для рассматриваемого дискурса является одним из системообразующих признаков. «Интертекстуальные связи применительно к тексту научной статьи представлены в виде цитат и ссылок и выполняют референционную, оценочную, этикетную и декоративную функции (Михайлова Е.В., 3). Прецедентными текстами для научного дискурса являются работы классиков науки, известные многим цитаты, названия монографий и статей, прецедентными становятся и иллюстрации, например, лингвистам хорошо известны фразы «Colourless green ideas sleep furiously» и «Flying planes can be dangerous», используемые в работах по генеративной грамматике» (Карасик В.И. О типах..., 2000, 14).

Последнюю составляющую любого типа институционального дискурса В.И.Карасик поясняет следующим образом: «Под дискурсивными формулами понимаются своеобразные обороты речи, свойственные общению в соответствующем социальном институте» (Карасик В.И. О типах..., 2000, 15). Эти формулы объединяют всех представителей научной (политической, педагогической и др.) общественности. Для научного дискурса свойственно стремление к максимальной точности формулировок, что иногда приводит к чрезмерной семантической (терминологической) и синтаксической усложненности текста. Но в то же время «научное общение предполагает спокойную, неторопливую беседу и вдумчивое чтение, и поэтому усложненный текст в данном случае оптимально выполняет основные дискурсивные функции: на максимально точном уровне раскрывает содержание проблемы, делает это содержание недоступным для недостаточно подготовленных читателей (защита текста) и организует адекватный для обсуждения данной проблемы темп речи. Дискурсивные формулы конкретизируются в клише, например, в жанре рецензий: «Высказанные замечания, разумеется, не ставят под сомнение высокую оценку выполненной работы». Коммуникативные клише в рамках институционального дискурса являются своеобразными ключами для понимания всей системы отношений в соответствующем институте» (Карасик В.И. О типах..., 2000, 15).

Приведенная краткая характеристика научного дискурса может послужить нам в дальнейшем в качестве схемы для описания философского дискурса.

Для французского философа Мишеля Фуко критерием разграничения типов, видов, жанров дискурса является система дискурсивных формаций.

Относительно данных терминов философ пишет в своей работе «Археология знания»: «...под дискурсом можно понимать то, что было произведено (возможно, все, что было произведено) совокупностью знаков. Но таким же образом можно понимать и совокупность актов формулировки, ряд фраз или пропозиций. И, наконец, - этот смысл данного термина привилегированней, нежели первый, служащий ему горизонтом, - дискурс является общностью очередностей знаков постольку, поскольку они являются высказываниями, то есть поскольку им можно назначить модальности частных существований. И если мне удастся показать - а это я сейчас и пытался сделать, - что явление, которое я прежде называл дискурсивной формацией, представляет собой закон подобного ряда, если мне удастся показать, что оно является принципом рассеивания и распределения не формулировок, не фраз, не пропозиций, а высказываний (в том смысле, который я придаю этому слову), то в таком случае термин дискурс может быть определен окончательно как совокупность высказываний, принадлежащих к одной и той же системе формаций. Именно таким образом я смогу говорить о климатическом дискурсе, дискурсе экономическом, дискурсе естественной истории и дискурсе психиатрии» (Фуко М. Археология..., 1996, 108). Здесь следует отметить, что высказыванием Фуко называет «разновидность существования, присущего данной совокупности знаков - модальность, которая позволяет ему не быть ни последовательностью следов или меток на материале, ни каким-либо объектом, изготовленным человеческим существом, модальность, которая позволяет ему вступать в отношения с областью объектов... быть расположенным среди других словесных перформансов, быть, наконец, наделенным повторяющейся материальностью» (Фуко М. Археология..., 1996, 108).

Дискурс, определяемый в самом общем смысле как «совокупность высказываний, принадлежащих одной и той же системе формаций», оказывается составным элементом дискурсивной формации. Чтобы лучше понять, о чем идет речь, обратимся к тексту М.Фуко: «...вместо того, чтобы восстанавливать цепь заключений (как это часто случается с историей науки или философии), вместо того, чтобы устанавливать таблицу различий (как это делают лингвисты), наш анализ описывает систему рассеиваний.

Если между определенным количеством высказываний мы можем описать подобную систему рассеиваний, то между субъектами, типами высказываний, концептами, тематическим выбором, мы можем выделить закономерности (порядок, соотношения, позиции, функционирование и трансформации). Можно сказать, что мы имеем дело с дискурсивными формациями, чтобы не прибегать к таким словам, как наука, идеология, теория или область объективности (впрочем, они неадекватно указывают на эти рассеивания). Условия, которыми обусловливаются элементы подобного перераспределения (объекты, модальность высказываний, концепты и тематические выборы), назовем правилами формации - правилами применения (но вместе с тем и существования, удержания, изменения и исчезновения) в перераспределении дискурсивных данных» (Фуко М. Археология..., 1996, 39-40). Другими словами, дискурсивную формацию можно назвать совокупностью знаний, вербализованных закономерным образом и необходимых для образования какой-либо отдельной науки. Таким образом, дискурсы, являясь одновременно средством и результатом формирования знания, будут различаться в зависимости от спецификации данного знания. Философом выделяются, поэтому такие дискурсы, как экономический, естественно-исторический, медицинский, философский, религиозный и т.д., но с важной оговоркой: наука (и вообще знание), в рамках которой развивается дискурс, должна быть состоявшейся и зрелой: «... так, «литература» и «политика» - категории относительно недавние, и применительно к средневековой культуре или даже классической эпохе мы можем использовать их только как ретроспективную гипотезу, допущение игры формальных аналогий или семантического подобия; но ни литература, ни политика, ни философия и наука не присутствуют в поле дискурса XVII и XVIII вв. так, как они присутствуют в XIX в. Во всяком случае, эти различения (когда речь идет о тех из них, что мы допускаем, или о тех, что современны изучаемому дискурсу) сами по себе являются рефлексивными категориями, принципами классификации, правилами нормативного толка, типами институализации; эти факты дискурса, разумеется, требуют анализа наряду с остальными, но, вместе с тем, они со своими достаточно сложными взаимосвязями, не являются характерными, исконными и общепризнанными» (Фуко М. Археология..., 1996, 39-40). Сводя деятельность людей к их речевым (т.е. дискурсивным) практикам, ученый приходит к выводу, что каждая научная дисциплина обладает своим дискурсом, который выступает в виде специфической для данной науки «формы знания» - понятийного аппарата с тезаурусными взаимосвязями. В этой связи критерий, предложенный Мишелем Фуко для типологии дискурсов, в общем смысле можно назвать тематическим.

Семиотическое понимание термина «дискурс» предполагает иную (ее можно назвать структурной) классификацию типов дискурса. Альгирдас Ж. Греймас и Жозеф Курте в своем «Объяснительном словаре теории языка» интерпретируют дискурс, с одной стороны, как «семиотический процесс», который, в свою очередь, следует понимать как «все многообразие способов дискурсивной практики, включая языковую практику (способы словесного поведения) и практику неязыковую (значимое поведение, манифестирующееся в доступных чувственному восприятию формах, - жесты и т.п.) (Греймас А.Ж., Курте Ж., 488). С другой стороны, принимая во внимание «только собственно языковую практику», ученые рассматривают дискурс в качестве объекта научной дисциплины «лингвистики дискурса или дискурсивной лингвистики (linguistique discursive), отмечая, что в данном смысле дискурс будет являться синонимом текста: «...В самом деле, в некоторых европейских языках, не имеющих термина, эквивалентного франко-английскому «дискурс», его вынуждены были заменить термином текст и, соответственно, говорить о лингвистике текста (linguistique textuelle). Кроме того, путем экстраполяции, в качестве полезной гипотезы, термины «дискурс» и «текст» стали употреблять также для обозначения неязыковых семиотических процессов (ритуал, кинофильм, рисованный комикс рассматриваются в таком случае как дискурсы или тексты)» (Греймас А.Ж., Курте Ж., 488-489). В третьем значении, однако не противоречащем предыдущим, дискурс отождествляется авторами «Объяснительного словаря теории языка» с высказыванием-результатом (ёпопсё). Применительно к последнему значению А.Ж.Греймас и Ж.Курте вводят понятие «дискурс-высказывание»: «Способ, каким более или менее имплицитно понимается высказывание (как то, что высказано), определяет два теоретических подхода и два различных типа анализа. Для фразовой лингвистики (linguistique phrastique) базовой единицей высказывания является фраза, а дискурс рассматривается как результат (или операция) связывания (конкатенации) фраз. Дискурсивная лингвистика (linguistique discursive), как мы ее понимаем, напротив, принимает за исходную единицу дискурс, рассматриваемый как значимое целое: в таком случае фразы будут только сегментами (или фрагментами) дискурса-высказывания (это, разумеется, не исключает того, что дискурс может иногда, в силу конденсации, принимать размеры одной фразы)» (Греймас А.Ж., Курте Ж., 489).

Типология дискурса в семиотическом понимании термина представляется возможной в нескольких направлениях. Во-первых, она может быть коннотативной, «характеризующей данный культурный ареал, очерченный географически и исторически» (Греймас А.Ж., Курте Ж., 489), поскольку дискурсом называют определенную «область семиотических фактов» уже в силу ее социальной коннотации, относящейся к данному контексту культуры. Недостатком упомянутой классификации является то, что она не проводит четкой границы между синтаксическим и семантическим анализом или даже вовсе его не учитывает. В рамках этой типологии, например, литературный дискурс выделяется на основании своей принадлежности к литературе (а философский - к философии), т.е. критерием классификации здесь является семантический (содержательный) признак. С другой стороны, А.Ж.Греймас и Ж.Курте пишут: «... «женское повествование» (recit feminin) (термин, введенный К.Шабролем), если его рассматривать как минимальное членение содержания, способно принимать самые различные формы дискурса. Поскольку все возможные содержания могут быть «фактами литературы» (litteraires), постольку специфика литературного дискурса может быть основана, вероятно, только синтаксическими формами, которые он использует» (Греймас А.Ж., Курте Ж., 492). Далее авторы утверждают, что если в «женское повествование» включить такие семантические области, как «политический дискурс» или «религиозный дискурс» и др., «то можно сказать, что существуют глубинные организации содержания, поддающиеся формулировке в виде систем ценностей или «эпистемэ» (т.е. как иерархии на принципах комбинаторики), - эти аксиологии способны манифестироваться в самых разных дискурсах» (Греймас А.Ж., Курте Ж., 493). Итак, синтаксическая сторона (или формальный признак) также может являться определяющей при разграничении отдельных классов дискурсов. Причем, синтаксическая типология в случае ее более подробной разработки, по мнению ученых, окажется «весьма далекой от существующей в настоящее время коннотативной типологии жанров дискурса» (Греймас А.Ж., Курте Ж., 493).

Вторая перспектива типологии дискурса обусловлена нарративностью (повествовательностью) - свойством, характеризующим определенный класс дискурса, «исходя из которого отличают нарративные виды дискурса (нарративные дискурсы) от видов не нарративного дискурса» (Греймас А.Ж., Курте Ж., 502). При этом нарративный дискурс находит воплощение в форме повествования, а не нарративный дискурс осуществляется в форме диалога, но эти две формы, как утверждают А.Ж.Греймас и Ж.Курте, почти никогда не встречаются в чистом виде: «любой разговор почти автоматически переходит в повествование о чем-либо (en recit)», а «повествование в любой момент может развиться в диалог» (Греймас А.Ж., Курте Ж., 502). В самом деле, выполняя свою основную функцию - коммуникативную, - язык прежде всего служит для обмена информацией между людьми, поэтому любой дискурс в той или иной мере будет обладать и повествовательностью, и диалогичностью. К тому же, если, вслед за семиотиками, понимать под последним термином процесс непрерывного порождения новых идей на основе изложения готовых мыслей, мы неизбежно придем к выводу о противоречивости и несостоятельности данного понятия или, по крайней мере, о некой его идеализации. С другой стороны, нарративность, понимаемая как процесс перечисления фактов, повествование о чем-либо, присуща любому типу дискурса, так как и в живой разговорной речи (монологе, диалоге или полилоге) новые мысли не появляются на пустом месте, им обязательно предшествует нечто известное коммуникантам. Это «нечто» и будет общим свойством всех дискурсов (даже если подходить к выделению «жанров», или «классов» дискурса интуитивно). Таким образом, авторы «Объяснительного словаря теории языка» утверждают, что нарративность обнаруживается скорее как «самый принцип организации любого, как собственно нарративного дискурса (вначале отождествленного с фигуративным), так и ненарративного» (Греймас А.Ж., Курте Ж., 503); далее они продолжают: «В предлагаемом нами семиотическом подходе (projet) широко понимаемая нарративность, освобожденная от своего узкого толкования, связывавшего ее только с фигуративными формами повествования, рассматривается как организующий принцип любого дискурса. Поскольку всякую семиотику можно трактовать либо как систему, либо как процесс, нарративные структуры определяются как конституирующие глубинный уровень семиотического процесса» (Греймас А.Ж., Курте Ж., 505). Итак, типология дискурса, основанная на таком его свойстве, как нарративность, оказывается, мягко говоря, условной.

Следующая перспектива, в которой, с точки зрения семиотики, возможна классификация дискурсов, опирается на процедуру фигуративизации. В результате дискурсы подразделяются на фигуративные и не фигуративные (или абстрактные): «Когда совокупность дискурсов пытаются расклассифицировать на два больших класса: дискурсы фигуративные и не фигуративные (или абстрактные), замечают, что почти все тексты, называемые литературными и историческими, принадлежат к классу фигуративных дискурсов. Понятно, разумеется, что такое разделение является в каком-то смысле «идеальным». Но это всего лишь классификация форм (фигуративных и не фигуративных), а не конкретных дискурсов, которые практически никогда не представляют формы в «чистом виде». Семиотику важно понять, из чего складывется та составная часть дискурсивной семантики, которая является фигуративизацией дискурсов и текстов, и какие процедуры говорящий использует для того, чтобы сделать высказывание фигуративным» (Греймас А.Ж., Курте Ж., 547). А.Ж.Греймас и Ж.Курте разъясняют сущность фигуративного дискурса следующим образом: «Предположим, что в начале дискурса-высказывания субъект отделен от объекта, который для него является пока лишь некоторым замыслом, целью: S U О

Этот объект, являющийся не чем иным, как синтаксической позицией, оказывается наделенным некоторой значимостью-ценностью, например, «могущество», то есть некоторой формой модальности мочь «делать»/ «быть»:

S U О v «могущество» Условимся, что дискурс становится фигуративным в тот момент, когда синтаксический объект О получает семантическое вложение, позволяющее слушающему узнать в нем некоторую фигуру, например, «автомобиль»:

S U О «автомобиль» v «могущество» Дискурс, который будет повествовать о поисках автомобиля, его использовании и, в конце концов, о признании другими возможностей, манифестируемых в автомобиле, является дискурсом фигуративным... Введение фигуры «автомобиль» затрагивает всю совокупность процессов, преобразуя их в действия, придает фигуративные очертания субъекту, который становится действующим лицом, подвергается пространственно- временному прикреплению» (Греймас А.Ж., Курте Ж., 547-548). Таким образом, пока в дискурсе нет действующих лиц, не обозначено конкретное пространство и время, он считается абстрактным. Но, по мнению семиотиков, любой абстрактный дискурс («так как он предстает в его глубинных структурах» (Греймас А.Ж., Курте Ж., 549)) можно подвергнуть процессам акториализации (введение действующих лиц), спациализации и темпорализации (установление пространства и времени соответственно), используя при этом как родовые наименования (король, лес, зима и др.), так и индивидуальные (собственные имена, пространственно-временные указатели, датировка и т.д.), и в этом случае мы получим фигуративный дискурс, воспроизводящий действительность (или, по крайней мере, производящий иллюзию референции к миру).

Подобная типология дискурсов перекликается с актуальной в современной лингвистике проблемой субъекта дискурса. Следует отметить: вопрос о субъекте в дискурсе (прямо или косвенно) разрабатывался и продолжает разрабатываться многими учеными (М.Пешё, К.Фукс, П.Серио, Ж.Отье-Ревю, К.Арош, П.Анри, Т.А. ван Дейк, Н.Д.Арутюнова, Ю.С. Степанов, Л.П.Чахоян, О.Е.Дедикова, А.А.Пушкин, Э.Лассан и др.), и мы не будем освещать его подробно, нам важен лишь тот его аспект, который так или иначе связан с проблемой типологии дискурсов. Элеонора Лассан, исследователь из Вильнюса, в статье «Субъект дискурса как организующая структура текста» пишет следующее: «Не разразненные элементы дискурсов, являющиеся единственной реальной формой существования языка, предполагают анализ с опорой на «человеческий фактор», а целостный дискурс предстает как система, сориентированная относительно центра - «Я» говорящего, которое моделирует универсум в двух измерениях: здесь и теперь.... Время и пространство текста (автор цитируемой статьи отождествляет понятия «текст» и «дискурс» - Е.Л.) моделируются относительно говорящего, оценки, существующие в тексте, выносятся на основе его вкусовых пристрастий и моральных норм; всякое высказывание, сделанное кем-то, сделано им в определенной модальности, и одно и то же содержание высказывания может представать как достоверное или сомнительное, а фрагмент картины мира - как реальный или существующий в воображении говорящего» (Лассан Э., 1998, 121-122). Следовательно, три составляющие фигуративного (с точки зрения семиотики) дискурса: субъект, время и место - концентрируются, по мнению, Э.Лассан, в одном структурном компоненте дискурса - субъекте, от которого зависят пространственно-временные показатели. Субъект дискурса называется ученым организующим центром дискурса, обусловливающим специфику его формирования и коррелирующим взаимодействие его компонентов. Представляя собой определенную структуру \ субъект дискурса порождает соответствующие уровням своей организации элементы текста, регулятором взаимодействия которых выступает, согласно Э.Лассан, «номинация говорящего в тексте» (Лассан Э., 1998, 123). «Публицистический и научный дискурсы, - пишет исследователь, - различаются в этом плане между собой. В публицистике, где описывается личное отношение к некоторому референту, говорящий обозначает себя через такую форму выражения субъективности, как местоимение «Я». В сфере познавательных отношений дело обстоит несколько иначе» (Лассан Э., 1998, 123). Научный дискурс безличен, в крайнем случае автор в нем выступает от имени «Мы». «...В противном случае ученого упрекают, что его высказывание есть его лишь личное мнение» (Лассан Э., 1998, 123). Хотя, как отмечает Э.Лассан, подобная организация субъективности была характерна прежде всего для советской науки, в то время, как американские лингвисты, например, Ч.Филлмор, «позволяют себе в научном дискурсе употреблять местоимение «Я» (Лассан Э., 1998, 123). Таким образом, если основываться на структурном элементе «номинация говорящего в тексте», дискурсы можно разделить на личные и безличные. В личных дискурсах автор прямо выражает свое отношение к описываемым объектам и формально это проявляется в употреблении им личного местоимения «Я». В безличных дискурсах субъект завуалирован, «скрыт за некой универсальной маской Всеобщего субъекта и говорит от его лица, а не от своего собственного» (Лассан Э., 1998, 123); отсюда использование безличных конструкций типа «думается», «представляется», а также выражение говорящим себя через местоимение «Мы» или существительные «автор», «соискатель» и т.п.

Рассмотренные типологии дискурсов, конечно, не исчерпывают все существующие на настоящий момент в лингвистике. Нашей целью не является детальная разработка данной проблемы, поэтому указанные способы и варианты классификации дискурсов являются достаточным основанием для необходимых нам выводов.

Прежде всего, мы выяснили, что существует прямая и теснейшая связь между интерпретацией понятия «дискурс» и распределением дискурсов по видам. В зависимости от того, в какой области знания или отрасли лингвистики трактуется термин, выявляются соответствующие критерии типологии (будь то коммуникативные стратегии, функциональные параметры общения, модели репрезентации общения в сознании человека, коммуниканты как представители той или иной социальной группы и обстоятельства общения или система дискурсивных формаций). Среди подобного разнообразия подходов и концепций нам представляется возможным выделить два больших класса самих критериев классификации дискурсов: семантический (или тематический) и структурный. Релевантным признаком в данном случае является обращение авторов либо к содержательной, либо к формальной стороне дискурса. В этой связи немаловажно то наблюдение, что между семантической и структурной группами типологий

существуют отношения иерархии: дифференцируя дискурсы по формальному признаку, исследователи тем не менее опираются на тематическую типологию (А.Ж.Греймас, Ж.Курте, Э.Лассан находят структурные различия внутри таких дискурсов, как литературный, исторический, научный, публицистический). Из этого следует, что семантический критерий превалирует над формальным, что в свою очередь дает нам право выделить философский дискурс (как весь корпус текстов, относящихся к сфере знания «философия») в самостоятельный тип.

 

АВТОР: Лисицына Е.В.