Лексико-семантическая характеристика философского дискурса П.А. Флоренского

Тематическое наполнение произведений П.А.Флоренского, составляющих философский дискурс, широко и разнообразно. Основной круг вопросов, занимающих автора, может быть сведен к следующему: 1) религиозная проблематика: теодицея (от греч. Твод - Бог и 51кг. - справедливость - «оправдание Бога») и антроподицея (от греч. - человек и 5(кг. - справедливость - «оправдание человека»), любовь, дружба, культ; 2) собственно философская проблематика: соотношение мира чувственного (феноменального) и интеллектуального (ноуменального), символическое описание действительности, онтология и антропология, формы знания, познания, метафизика пространства и времени; 3) проблемы психологии: личность, творчество и творческий потенциал человека, процессы и формы мышления, связь мышления с языком, познавательные способности (слух и зрение); 4) вопросы искусства: музыка, изобразительное и словесное искусства (в религиозном и философском контекстах); 5) проблемы языкознания: язык, его сущность и происхождение, слово и его строение, термин, ономатология (в религиозном и историческом контекстах). Данные вопросы не рассматриваются П.А.Флоренским изолированно - от одной работы к другой они могут повторяться, конкретизироваться, дополняться. Религиозная проблематика пронизывает все творчество ученого, через православное мировоззрение и мировосприятие освещается любой вопрос.

П.А.Флоренский строит свои исследования по принципу дополнительности, таким образом, что доминирующая тема отдельного произведения является микро темой в общем дискурсе философа, в едином процессе изучения человеческого знания, мира, Бога, взаимоотношения человека с Богом. В этом проявляется многоуровневость философского дискурса Павла.

Центральным понятием конкретной метафизики П.А.Флоренского является, как мы уже отмечали, символ, антропологические связи которого проявляются в его коммуникативных и познавательных функциях (реальность строится из символов и познается через них же). Классифицируются символы по способу восприятия: зрительные, слуховые, осязательные и т.д. Исходя из данной посылки строится философский дискурс П.А.Флоренского как развернутый анализ каждого из обозначенных видов.

Цикл «У водоразделов мысли (черты конкретной метафизики)» посвящен, главным образом, разработке зрительных и слуховых символов. Но этим не ограничивается тематическое наполнение работы: мысль в ее развитии, познавательная деятельность человека, обратная перспектива в иконописи, язык, его происхождение и употребление, слово, его строение и способность влиять на внешний мир, термин, имя, Имя Божие, наука и философия, научные тенденции ближайшего будущего - вот примерный, далеко не полный перечень вопросов, интересующих автора. В его собственной интерпретации, содержание книги сводится к следующему: «...вся современная мысль, как общая, так и специальная - в психологии, биологии, физике и математике, не говоря уж о науках словесных и исторических, явно устанавливается в направлении к форме, как творческому началу реальности... Около этой категории формы, как средоточия, и обращается изложение настоящей книги; но эта категория рассматривается здесь не в ее готовом и завершено-отчетливом отложении, а как испарение, подымающееся из областей весьма различных, но, однако, рассматриваемых вниманием, ищущим себе пищи определенного состава. Творчество - в языке, технике или органостроительстве живых существ; целое как вид творчески воплощенного; личность и имя как ее образующий лик и т.д. и т.д. - все эти средоточия настоящей книги - разное, но все - об одном, и одно это есть та твердая почва, без которой ни шагу не сделает мысль ближайшего за нами будущего.

В этой книге не предлагается какого-либо определенного миропонимания; но общею почвою различных течений мысли, просачивающихся и которым предстоит еще просочиться на поверхность исторического сознания, неминуемо будут мысленные ходы, близкие к намеченным здесь.

От этих водоразделов, идеи целого, формы, творчества, жизни, - потечет мысль в новый эон истории» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998,30-31).

Как видно, намечая тематику, философ выделяет основные разделы: форма, творчество, целое, личность, имя. Кроме того, в цикле изучаются, два вида человеческой деятельности: зрительной (глава «Обратная перспектива») и слуховой (глава «Мысль и язык»), - а следовательно, познавательной деятельности вообще: «Рассмотрением в предыдущем этих двух высших деятельностей заработано право подвести некоторый итог о познавательной деятельности вообще. Она строит символы, - символы нашего отношения к реальности. Предпосылка деятельности, все равно, будет ли это искусство изобразительное или искусство словесное, есть реальность. Мы должны ощущать подлинное существование того, с чем соприкасаемся, чтобы стала возможной культурная деятельность... без этой предпосылки реализма наша деятельность представляется либо внешне-полезной либо внешне-развлекательной... Иллюзионизмом, как деятельностью, не считающейся с реальностью, по существу своему отрицается человеческое достоинство: отдельный человек замыкается в субъективное и тем самым перерезывает свою связь с человечеством, а потому и с человечностью. Когда нет ощущения мировой реальности, тогда распадается и единство вселенского сознания, а затем - и единство самосознающей личности... Перспектива в изобразительности и схематизм в словесности - последствия этого отрыва от реальности... «Точка зрения» в перспективе и есть попытка индивидуального сознания оторваться от реальности даже от собственной своей реальности - от тела, от второго глаза, даже от первого... поскольку и он не есть математическая точка, математическое мгновение. Ведь смысл этой, перспективной, точки зрения... в исключительности, в единственности: точки зрения в перспективе есть полная бессмыслица... Ирреализм и перспективизм не случайно - исторически оказались попутчиками, а суть одна и та же установка культуры, первый по внутреннему смыслу, а второй - по способу выражения: общее же имя тому и другому - иллюзионизм...

Иллюзионизму противополагается реализм. Реальность не дается уединенному в здесь и теперь точечному сознанию... Реальность дается лишь жизни, жизненному отношению к бытию... То, что называется обратною перспективою, вполне соответствует диалектике. Одно - в области зрения, другое - в области слуха; но по существу и то и другое есть синтез, осуществляемый движением, жизнью. Отвлеченной неподвижности иллюзионизма противополагается жизненное отношение к реальности... изобрести - стремление иллюзионизма; обрести - реализма, - обрести как вечное в бытии» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 330-333).

Темы «Водоразделов» продолжаются в работах «Иконостас» и «Имена». «Иконостас» развивает исследование зрительной деятельности в ее совершенном виде - иконописном творчестве, в «Именах» раскрывается более подробно идея имени как орудия вербального (слухового) познания реальности.

Тема существования и сосуществования двух миров: видимого и невидимого, чувственного и умозрительного, внешнего и внутреннего, физического и духовного, дольнего и горнего - проходит лейтмотивом через весь философский дискурс П.А.Флоренского. Так начинается «Иконостас»: «По первым словам летописи бытия, Бог «сотворил небо и землю» (Быт. 1, 1), и это деление всего сотворенного надвое всегда признавалось основным. Так и в исповедании веры мы именуем Бога «Творцом видимых и невидимых», Творцом как видимого, так, равно, и невидимого. Но эти два мира - мир видимый и мир невидимый - соприкасаются. Однако их взаимное различие так велико, что не может не встать вопрос о границе их соприкосновения. Она их разделяет, но она же их и соединяет» (Флоренский П.А., 2001,3).

В работе «Имена» философ пишет: «... Итак, имеем четыре начала, два во внешнем мире и два - во внутреннем: количество и качество, усия и ипостась. Они возглавляются попарно еще двумя началами - верховными началами соответственных миров: это - число и имя. И наконец, эти последние иерархически подчинены верховному онтологическому началу - идее» (Флоренский П.А., 2000, 63-64).

Двойственное мировосприятие обусловлено религиозным сознанием о.Павла. из двойственности миров следует антиномичность - основной и единственно верный способ познания Истины: «Истина потому и есть истина, что не боится никаких оспариваний; а не боится их потому, что сама говорит против себя более, чем может сказать какое угодно отрицание; но это само-отрицание свое истина сочетает с утверждением. Для рассудка истина есть противоречие, и это противоречие делается явным, лишь только истина получает словесную формулировку. Каждое из противоречащих предложений содержится в суждении истины и потому наличность каждого из них доказуема с одинаковою степенью убедительности, - с необходимостью. Тезис и антитезис вместе образуют выражение истины. Другими словами, истина есть антиномия, и не может не быть таковою.

Впрочем, она и не должна быть иною, ибо загодя можно утверждать, что познание истины требует духовной жизни и, следовательно, есть подвиг. А подвиг рассудка есть вера, т.е. само-отрешение. Акт самоотрешения рассудка и есть высказывание антиномии. Да и в самом деле, только антиномии и можно верить; всякое же суждение не антиномичное просто признается или просто отвергается рассудком, ибо не превышает рубежа эгоистической обособленности его...

Антиномия есть такое предложение, которое, будучи истинным, содержит в себе совместно тезис и антитезис, так что недоступно никакому возражению» (Флоренский П.А., 2003, 137-141).

Павел Александрович Флоренский отмечает наличие идеи антиномизма также и в специальных научных дисциплинах. В частности, в лингвистике он ссылается на работы А.А.Потебни «Мысль и язык», В. Фон Гумбольдта «О различии организмов человеческого языка и о влиянии этого различия на умственное развитие человеческого рода», Х.Штейнталя «Der Ursprung d.Sprache», чьи теории, как известно, он поддерживал и развивал в своем творчестве.

Антиномичность для о. Павла закон, по которому или даже благодаря которому развивается все живое, во всех явлениях видимого мира присутствует двойственность. Подобное мировоззрение, легко объяснимое с религиозной точки зрения, было присуще, по свидетельству П.А. Флоренского, ему с раннего детства, когда Церковь еще не вошла в его жизнь: «Итак, мое отношение к миру было таково: физическое в мире, физико-механическое, есть лишь одна из сторон мира, но отнюдь не все - нечто сопутственное и вторичное, возникающее скорее как мысль по поводу явления, взятого отвлеченно, нежели чем прямо воспринимаемая действительность. В глубине же физического лежит тайна, физическим полуприкрывающаяся, но совсем - не физическая, и физическое тайны - тайны не только не упраздняет, но само, в некий час, может быть всецело упразднено тайною. Да, в любую минуту, думалось мне, тайна может встать во весь рост и далеко отбросить личину физического» (Флоренский П.А. Детям моим..., 1998, 812-813). Маленький Флоренский интуитивно чувствовал антиномию вещей, мысль о которой подтвердилась и устоялась для него во взрослой жизни. Здесь следует пояснить, что, вопреки научному мировоззрению, противоречивость явлений действительности никогда не отождествлялась у философа с разобщенностью. Напротив, П.А. Флоренский всегда отстаивал принципы целокупного бытия, единосущия. Это подтверждают следующие строки: «Объяснить - для научного мировоззрения значит в моих глазах уничтожить конкретную целостность явления, доказать его иллюзорность. То же, что искалось мною, это было утверждение конкретной целостности и подтверждение, что явление действительно индивидуально и ни к чему другому не сводимо. В моем мирочувствии... форма была реальностью...» (Флоренский П.А. Детям моим..., 1998, 821).

Отрицая общенаучные способы объяснения реальности, П.А. Флоренский тем не менее пользуется багажом научных знаний для выражения собственных мыслей в философском дискурсе. Сохраняя постоянную установку на мир как целое, отец Павел не остается в рамках какой-либо отдельной науки, разрабатывая ту или иную проблему; добытые им результаты направлены на глобальные задания строительства нового мировоззрения. Рассуждая на философские темы, он привлекает достижения других наук: физики, химии, биологии. П.А.Флоренский уже к пятнадцати - шестнадцати годам обладал окрепшим научным мировоззрением. В детстве родители ограждали его от всякого рода «мистического»: от религии, равно как и от сказок, преданий и мифов. Зато оставался широкий простор для занятий естественными науками. В итоге Флоренский получил способность мыслить научными (в частности, естественнонаучными) категориями. В этой связи вполне закономерен факт использования им в цикле «У водоразделов мысли» биологических, химических и физических терминов в процессе ассоциативного объяснения явлений духовного и психического планов. Терминологический аппарат, которым пользуется ученый, полностью отвечает принципу целостного знания, поскольку философ не ставит непреодолимых преград между сферами научного знания, он употребляет известные термины, так сказать, меж дисциплинарно, не ограничиваясь узкоспециальными рамками. Так, в главе «Магичность слова» он называет слово «амфибией, живущею и там и тут» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 244), применительно к его функции посредника между миром внутренним и внешним, с другой стороны, «как сигнал, слово есть некоторая минимальная энергия физического порядка, - звуковая энергия, и вообще-то наименее действенная... настолько малая, что с нею, как с силою во внешнем мире, по-видимому, не стоит и считаться» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 247). Далее слово уподобляется «конденсатору»: «Слово - конденсатор воли, конденсатор внимания, конденсатор всей душевной жизни: оно уплотняет ее как губчатая платина уплотняет в своих порах кислород...» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 255). Флоренский отождествляет слово с физическим процессом: «... слово есть индивидуально отчлененный от прочей природы звуковой процесс, имеющий тончайшую гистологическую, воздушно-гистологическую структуру, которую, говоря принципиально, можно видеть и глазом, подобно тому, как видим мы глазом звуковые волны методом смещения, изобретенным Теплером и разработанным Дворжаком, Махом и другими...» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 253). Будучи «сплетением звуковых энергий», слово «по необходимости развивает в себе процессы самые разнообразные: электрические, магнитные, тепловые, химические и различные молекулярные и ультра-молекулярные изменения» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 253). В результате слова, по мнению ученого, подвергаются процессу, «который трудно не назвать кариокинезисом, клеточным дроблением слова как первичной клетки личности, ибо и самая личность есть не что иное, как агрегат слов, синтезированных в слово слов - имя» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 263). Соприкасаясь с целостной реальностью, ученый воспроизводит целостную картину мира, поэтому он не разводит отрасли науки, а, наоборот, синтезирует их, поэтому «... слово «наговаривается», как наигрывается скрипка, и подобится капле меду, слившей в себя разнообразнейшие соки разнообразнейших растений» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 262), поэтому слово «...делается чрезвычайно уплотненным и тонко дифференцированным одическим сгустком, соблюдающим свою оккультную индивидуальность в течение веков чрезвычайно устойчиво и, вообще говоря, растущим в раз принятом направлении, хотя в отдельных случаях и разрушающимся, и гибнущим от причин внутренних или внешних» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 262).

Итак, предмет исследования - словесное искусство - П.А. Флоренский сопоставляет (и уподобляет) с объектом исследования других наук. Но делает он это не как ученый-позитивист, а как художник, ищущий в окружающем мире красоту, обладающий тонким чутьем бытия, повышенной остротой чувствования. Дискурс Флоренского вообще характеризуется художественностью, поэтичностью, в нем огромное количество лирических отступлений, метафорических сравнений, ярких эмоциональных образов. Особенно показательна в этом смысле глава «На Маковце», почти целиком представляющая лиричное вступление к основной части работы. В ней автор раскрывает свои личностные ощущения, переживания, вспоминает прошлое, мысля не объективными образами, фактами истории, а субъективными впечатлениями, разбуженными теми или иными событиями. Вот как описывает он свое восприятие ночи: «Выйдешь безлунной ночью в сад. Потянутся в душу щупальцы деревьев: трогают лицо, нет преград ничему, во все поры существа всасывается тайна мира. Мягкая, почти липкая тьма мажется по телу, по рукам, по лицу, по глазам и огустевает, словно осаждается на тебе, и ты - уже почти не ты, мир - почти не мир, но всё - ты, и ты - всё...» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 17). Разделы, посвященные исследованию образа зримого и образа слухового, т.е. главы третья и четвертая, антиномично обусловлены, как и работа в целом, язык их не настолько богат эмоциональными образами, но также художественен. Например, в главе «Мысль и язык», ученый, рассматривая тот или иной термин или категорию, ведет свои рассуждения от общего к частному, от абстрактных понятий к конкретным, но заключающим в себе более содержания и смысла, нежели первые. Так воплощается в жизнь основной постулат конкретной метафизики - оперировать синтетическими категориями, несущими в себе сгустки бытийственной энергии, отпечаток мироздания. Рассмотрим содержательное наполнение части «Магичность слова» в главе «Мысль и язык». Основная проблематика части: рассмотрение возможности слова влиять на внешний мир и субъективный мир, т.е. его магическое и мистическое воздействие. Условно, исходя из тематических посылок, текст можно разделить на несколько сегментов:

- Потенции магичности и мистичности слова (главки I-III).

- Сущность и смысл слова (главки IV-IX).

- Гомотипия слова и семени (главка X).

Теперь проследим развитие мысли П.А.Флоренского по данным сегментам. На первом этапе он рассматривает - он рассматривает положение слова относительно бытия внешнего и бытия внутреннего (индивидуального), выделяя ему роль посредника, проводника, способного влиять на оба мира; причем взаимодействие с внешним миром определяется как магичность слова, а взаимодействие с внутренней сферой личности - как его мистичность.

На второй ступени рассуждений автор обращается уже не к возможностям слова, а к его природе, его сущности, выясняя также функцию смысла слова, который определяется, в свою очередь, семемой. В главке IV П.А.Флоренский даёт собственное определение слова: «это... есть членораздельный звук, произносимый живым и разумно-сознательным существом» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 252). В главках V-VIII выясняется внутренний состав слова и определяется его смысл: «... Слово высоко заряжено оккультными энергиями нашего существа, в слове запасаемыми и отлагающимися вместе с каждым случаем его употребления. В прослойках семемы слова хранятся неисчерпаемые залежи энергий... обогащение смысла слова имеет другою своею стороною повышение оккультного уровня семемы слова и обогащение оккультного многообразия слова, целого» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 262). Главка IX делает выводы внутри второй микро темы текста: «...слово... есть действительно отображение человека, и если основу слова образует отображение сущности народной и, более того, сущности всего человечества, то... именно это самое отображение моей именно индивидуальности... А через меня - слово отображает и несет с собою влияния, стекшиеся в меня от тех, кто образовал мою личность... Можно сказать, что в слово исходят из меня гены моей личности... и самая личность есть не что иное, как агрегат слов, синтезированных в слово слов - имя» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 262-263).

На третьем этапе рассуждений Флоренского акцентуируется информационный заряд слова, проводится параллель между словом и семенем, устанавливается генеалогическая связность слова и человеческой усии (стихийной, родовой первоосновы человека, «бытийственной бездны»): «Таким образом, слово мы сопоставляем с семенем, словесность с полом, говорение с мужским половым началом, а слушание - с женским, действие на личность - с процессом оплодотворения... и как зачатие может не требовать личностно-сознательного участия, так и оплодотворение словом не предполагает непременно ясности сознания, раз слово уже родилось в общественную среду от слово-творца или, точнее, слово-культиватора, бывшего ранее. Вот почему магически мощное слово не требует, по крайней мере на низших ступенях магии, непременно индивидуально-личного напряжения воли, или даже ясного сознания его смысла. Оно само концентрирует идею духа, как бы напивается ею, раз только есть произволение его произнести... и набравшись тут силы или, точнее, развернув свои потенции прикосновением к духу, допустившему его к себе своим изволением, своею интенциею, оно направляется далее туда, куда направлено оно самым актом интенции» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 263265).

Как видно из приведенного анализа, итоговое сопоставление слова с семенем свидетельствует о метафоричности языка П.А.Флоренского. Максимальной концентрации мысль ученого достигает в заключительных главках. Отсюда следует, что когда автором делаются важные, итоговые выводы, язык насыщается различными видами сравнений и метафор. Структурно, как правило, подобные выводы приходятся на заключительную часть главы (или главки). Если мы посмотрим на работу в целом, обнаружится та же языковая закономерность. Глава «Итоги» - общий вывод рассуждений Флоренского. Здесь его мысль достигает наибольшей «сгущенности», и именно здесь обилие метафорических сплетений, особенно во второй части. Проиллюстрируем сказанное конкретными примерами:

«Так созидаемые символы реальности непрестанно искрятся многообразием жизненных отношений: они по существу соборны» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 333).

«Именно потому, что нас окружают не призрачные мечты, которые перестраивались бы по нашей прихоти, бессильные и бескровные, а реальность, имеющая свою жизнь и свои отношения к прочим реальностям, именно поэтому она вязка и требует с нашей стороны усилия, чтобы были завязаны с нею новые связи, чтобы были прорыты в ней новые протоки. Это - символы. Они суть органы нашего общения с реальностью... символы - это отверстия, пробитые в нашей субъективности» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 333).

«Культура есть среда, растящая и питающая личность; но если личность в этой среде голодает и задыхается, то не свидетельствует ли такое положение вещей о каком-то коренном «не так» культурной жизни? Культура есть язык, объединяющий человечество; но разве не находимся мы в Вавилонском смешении языков, когда никто никого не понимает и каждая речь только, чтобы окончательно удостоверить и закрепить взаимное отчуждение?» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 335).

«Но человек не может быть порабощаем окончательно. Настанет день, и он свергнет иго возрожденской цивилизации, даже со всеми выгодами, ею доставляемыми. Близок час глубочайшего переворота в самых основах культурного строительства» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 336).

«Здание культуры духовно опустело. Можно продолжать строить его, и оно ещё будет строиться. История претерпевает величайшие сдвиги не под ударами многопудовых снарядов, а от иронической улыбки» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 336).

«Цивилизация нашего нового времени есть... такой дом, поглощающий все силы и заставляющий жить для себя, вместо того, чтобы облегчать жизнь» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 337).

Чем ближе к концу, тем количество подобных примеров увеличивается. Более того, постепенно изложение мысли П.А.Флоренского превращается в сплошную философскую метафору, когда бытийственные, исторические, научные категории преподносятся иносказательно, образно. Следовательно, для отца Павла метафора является приёмом рассуждения и описания (ср. в первой главе описание внутренних переживаний ночи), а так как его рассуждения онтологичны по сути, то метафора обретает философский характер.

Ключевыми понятиями дискурса П.А.Флоренского являются язык, творчество, слово, фонема, морфема, семема, форма слова (внешняя и внутренняя), смысл слова, термин, имя, символ. Данные термины - «смыслоносные узлы» работы «У водоразделов мысли». Рассматриваемые совокупно, они образуют концентрическую дискретную цельность. Единой сферой для этих понятий является язык как деятельность, как творчество, внутри располагается слово с его внешней и внутренней формой, образованной градуально фонемой, морфемой, семемой; «сгущенное» слово - термин будет находиться внутри слова, и имя, «слово слов», содержащее в себе информацию обо всех этих понятиях, расположено в самом центре полученной сферы, как концентрат внешних оболочек. Символ - связующая нить, «проток» между составными компонентами данной структуры - может находиться в каждом из них.

Употребляя вышеназванные термины, П.А.Флоренский вкладывает в них иной смысл, чем это было принято в науке до него. Так, он сочетает язык с творчеством. Полученное языковое творчество - самовыражение Я во включенности его во вселенский Логос, поскольку индивидуальная языковая деятельность опустошает этот самый язык, если она оторвана от народной, вселенской деятельности. Термины «фонема», «морфема», «семема» также имеют иное значение в отличие от общепринятого в языкознании. Семема отождествляется Флоренским с душой слова, морфема и фонема - с внешними тканями; семема носит глубоко индивидуальный характер, это поле деятельности личностного языкового творчества, это основная цель речи человеческой. Таким образом, внешняя форма слова двупланова, в целом же, строение слова «трихотомично». Термин - «слово созревшее», одна из стадий движения мысли, «устроение терминов» - цель науки. Имя - «слово слов», это синтезированная в слово личность. Символы - «органы нашего общения с реальностью» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 333), они выполняют функцию налаживания связи между миром ноуменальным и феноменальным, «это отверстия, пробитые в нашей субъективности» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 333).

Другие встречающиеся в работе термины переосмысляются П.А. Флоренским, означая то, какой смысл он в них вкладывал, наполняя иным содержанием.

Принципиально новый подход П.А.Флоренского к осмыслению реальности обусловливает терминологизацию. В «Водоразделах» ученый использует собственные термины наряду с уже устоявшимися. Создаются они разными способами. Один из них - посредством морфемного инвентаря русского языка и интернациональных элементов. Например:

- «безмысленность»: «...непосредственность языка неминуемо превращается в безмысленность и бессмысленность» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998,193);

- «концентрические скорлуповатости»: «Слои же семемы, её последовательные оболочки, её концентрические скорлуповатости образуются особыми творческими актами, каждым из которых полагается завершение некоторого духовного роста... переживаемого целым народом» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 254);

- «ультрафизическое», «инфрапсихическое»: «... в порядке магичности морфема слова соединяет в себе ультрафизическое воздействие фонемы и иинфра-психическое воздействие семемы...» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998,259);

- «слово-культиватор»: «Как зачатие может не требовать личностно- сознательного участия, так и оплодотворение словом не предполагает непременно ясности сознания, раз только слово уже родилось в общественную среду от слово-творца или, точнее, слово-культиватора, бывшего ранее» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 264);

- «боковое мышление» (по аналогии с боковым зрением): «... Но сущность этой энергии мыслится в имени нарицательном боковым мышлением (по аналогии с боковым зрением)» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 287);

- «ономокласт» - «сокрушитель имён»: «... Такой деятельности вполне подходит название имеборчество, наподобие иконоборчества, - что собственно значит разламывание, сокрушение икон или имён по духовной их сути: иконокласт - сокрушитель икон, ономокласт - сокрушитель имён» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 291);

- «тавтогорически» (слово, образованное в качестве антонима к «аллегорически» (иносказательно), означает «тождесказательно»): «Но эти синонимы только повторяют татвтогорически основное значение, ovofia, слегка варьируя его, но не вытесняют ни... это основное значение, ни других значений» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 308-309);

- «иллюзионизм» (по аналогии со словами «позитивизм», «экзистенционализм» и т.п., означающих систему мировоззренческих установок): «Иллюзионализмом, как деятельностью, по существу своему отрицается человеческое достоинство: отдельный человек замыкается здесь в субъективное и тем самым перерезывает свою связь с человечеством, а потому и с человечностью» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 330-331);

- «перспективизм» (по аналогии со словом «иллюзионизм), «ирреализм» (по аналогии с «иррационализм»): «Ирреализм и перспективизм не случайно-исторически оказались попутчиками, а суть одна и та же установка культуры, первый по внутреннему смыслу, а второй - по способу выражения; общее же имя тому и другому - иллюзионизм» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 331-332).

Термины 4) и 5) образованы скорее из морфологического инвентаря русского и латинского языков, но мы включили их в эту группу, т.к. они сохраняют тот же алгоритм образования, но не на уровне частей слова, а на уровне частей речи и их сочетаемости.

Второй способ создания терминов, которым пользуется П.А. Флоренский, - это перенос готового термина из одной дисциплины в другую с полным или частичным переосмысением. Например:

- «перспектива» - термин изобразительного искусства, у Флоренского становится философским, имеющим негативное значение, т.к. обозначает разорванность с реальностью, ложный способ познания действительности: «Перспектива в изобразительности и схематизм в словесности - последствия этого отрыва от реальности; впрочем, это даже не последствия, а последствие, единое последствие - рассудочность...» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998,331);

- «магия», «магичность», «магично» - термины переосмысляются ученым и применяются в отношении слова. Под магичностью слова Флоренский понимал наличие в слове ряда естественных сил и энергий, свойственных слову из самого его строения, т.е. неустранимых из него, с помощью которых человек имеет возможность воздействовать на мир тварный как на живой организм: «... магически мощное слово не требует, по крайней мере на низших ступенях магии, непременно индивидуально личного напряжения воли или даже ясного сознания его смысла. Оно само концентрирует энергию духа, как бы напивается ею. Раз только есть произволение его произнести... и, набравшись тут силы или, точнее, развернув свои потенции прикосновением к духу, допустившему его к себе своим изволением, своею интенциею, оно направляется далее туда, куда направлено оно самим актом интенции» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 264-265); в данном контексте слово «магически» означает «заряженное энергиями», а слово «магия» - действия, направленные к использованию этих энергий волею человека;

- «мистичность», «мистично», в эти термины отец Павел вкладывал значение следующее: способность слова проникать в человеческое сознание, объективно отражая, «знаменуя» собой реальность: «Рассмотреть, как именно и почему слово мистично, это значит уяснить себе, каков смысл учения, по которому слово есть знаменуемая им реальность» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 245);

- «усия» - богословский термин, начиная с IV в. используется в соотнесении с «ипостастью» - лицом, Божественная усия - общее существо трёх Ипостасей Троицы, Её доличная природа; у Флоренского - усия - стихийная, родовая под-основа человека, титанический напор воли, бытийственная бездна, с усией у ученого связаны реалии рока и трагичности бытия. Это очень емкое и важное понятие в антропологии П.А.Флоренского, оно входит в философию рода, разрабатываемую им на протяжении ряда лет; в данной работе через интуиции зримого обнаружения «незримого» рода устанавливается связь слова и семени, рода и усии: «... в семени есть и своя морфема, и своя фонема, и своя семема: это - слово, устанавливающее генеалогическую связность преимущественно со стороны человеческой усии» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 264);

- «термин» - имманентная категория языка, «слово или словосочетание, обозначающее понятие специальной области знания или деятельности» (Васильева Н.В., 508), в употреблении П.А.Флоренского означает одну из ступеней «синтетического слова», когда оно берется в свернутом виде; учитывая этимологию слова (от лат. terminus - граница, предел), ученый переосмысливает его, определял как «какие-то границы, какие-то межи мысли» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 217), «термин, в разъясненном смысле слова, есть граница, которою мышление самоопределяется, а потому само-осознается. Способ установки этого рубежа определяет и способ самопознания мысли, т.е. сознание того акта, той деятельности, которою ставится эта граница... История термина есть ряд творческих усилий мысли, наслояющей себе вокруг основного ядра всё новые препятствия, чтобы, сконцентрировав себя, приобрести новую силу и новую свободу» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 217-218); Флоренский признаёт за термином как категорией мысли постоянное движение («вокруг основного ядра») и обновление;

- «внутренняя форма слова» - для философской традиции (Плотин в нач.50-х годов III в. говорит о «внутреннем эйдосе», Дж.Бруно - о пантеистической имманентности) данное понятие есть нечто живое, пульсирующе-жизненное, органическое и притом активное; именно философская, а не лингвистическая история термина заметно повлияла на его употребление П.А.Флоренским, гумбольдтовское понятие «внутренней формы» всё- таки ближе к тому, что у Флоренского попадает в категорию «внешней формы»: к исходной, инвариантной и общезначимой смысло-образной структуре слова. Отец Павел перенес философское понимание термина на почву лингвистики, в результате чего он сравнивает внутреннюю форму слова с душою: «...внутреннюю форму правильно понимать как постоянно рождающуюся, как явление самой жизни духа» (Флоренский П.А., 1973, 349); семема как содержание внутренней формы сохраняет её признаки.

Третий способ терминологизации в работе «У водоразделов мысли» - переход общеупотребительного слова в термин. Например: 1) «имя»; основное значение слова: «личное название человека, даваемое при рождении» (Ожегов С.И., 248). У Флоренского это слово употребляется в разных значениях: как личное имя человека, как нарицательное имя, как «словесный центр», обладающий «большой духовной концентрацией», - но каковы бы они ни были, «имя» возводится автором до уровня термина, поскольку данное понятие становится философской категорией. «Но большая духовная концентрация, соответствующая бытийственному сгустку, центру пересекающихся в нем многообразий, носителю признаков и состояний... требует и от слова большей сгущенности, тоже опорного пункта словесных актов... Такой словесный центр есть имя» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 285). «Имя личное» возникает, по Флоренскому, когда «раздробленности познания отвлеченного» противопоставляется «единство, самозамкнутость и целостность познаваемого объекта...» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 287). Когда мы познаём реальность локально, выборочно, как пишет П.А.Флоренский: «Эту деятельность познания называют абстракцией, а полученное в результате имя - именем нарицательным, или отвлеченным...» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 286). Таким образом, имя трактуется по-разному, в зависимости от типа познавательной деятельности индивида, и тогда различную смысловую нагрузку несёт результат номинации реальности. Имя имён - Имя Божие, обладающее мощной магической и мистической энергией. Следовательно, в осмыслении Флоренского имя - это не просто термин, это онтологическая и гносеологическая категория; 2) «нетрудовое миропонимание» - это термин отца Павла, тождественный «иллюзионизму» как «вне жизненному, пассивному мировоззрению»: «...в нетрудовом миропонимании можно отвлекаться от чего угодно и воображать себе всё что угодно, приписывая к любой характеристике любое число нулей...» (Флоренский П.А. У водоразделов..., 1998, 338). Таким образом, «нетрудовое миропонимание» - это также термин, возведенный до гносеологической категории.

В заключение отметим, ничего своего отец Павел не привносит в употребление православных понятий, Библейских терминов, но сочетание религиозного сознания с научным приводит к инновациям в терминологии автора работы «У водоразделов мысли».

АВТОР: Лисицына Е.В.