Возможность метапоэтической интерпретации изотопии концепта «судьба» в сологубовском тексте

Художественный текст вызывает катартическое состояние, приводя нас в область эмоционального возбуждения тем своим «началом», которое недоступно ни для герменевтики, ни для интерпретации, - это неуловимое, «скрытое состояние» (Шкловский 1990: 53). В языковой форме неизбежно должно выразиться чувство, определяемое как «темное первоощущение мира, - весь океан подсознательного и сверхсознательного, колышущийся за тонкою корою разума» (Флоренский 1990: 166).

В поэтическом тексте, как и в любом тексте, есть лингвистический код, коррелирующий как с референциальной и с антиреференциальной, так и с ареференциальной областями: когда происходит либо утверждение или отрицание конвенциональности языкового знака (Соссюр), либо отрицание арбитрарности этого знака (Ораич Толич 1991: 62).

Поэтический дискурс Ф.Сологуба представляется нам лингвистическим кодом, который коррелирует в основном с референциальной (денотативной) и ареференциальной (символической) областями действительности. Их диалектическое взаимодействие выводит сологубовский код из семиотической в семиосимволическую сферу.

Смеем предположить, что данная перекодировка возможна благодаря именно мета текстовому характеру проявления языковой личности автора в тексте. Авторский мета комментарий призван установить связь между мифологизированным и демифологизированным началами дискурса и установить природу символического в сологубовском тексте. Структурировав изотопию концепта «судьба» мы сумеем прочесть и авторский текст, и подтекст, которые вступают в диалог благодаря мета текстовым комментирующим связям.

Таким образом, языковая личность автора участвует а) в формировании (воспроизведении) текста; б) в декодировании с помощью мета комментирования.

Изотопия, реализующаяся в пространстве поля посредством синтаксической номинации, и формирует мета комментарий в текстовом пространстве Сологуба.

Рассмотрим следующие контексты из поэзии Ф. Сологуба:

Различными стремленьями, Растерзана душа, И жизнь с ее томленьями Темна и хороша.

Измученный порывами, Я словно вижу сон, Надеждами пугливыми Взволнован и смущен.

Отравленный тревогою, Я все кого-то жду. Какою же дорогою, Куда же я пойду?

Различными стремленьями. Что моя судьбина, Счастье иль беда? Движется машина Общего труда.

Винтик очень малый - Я в машине той. К вечеру усталый, Сижу босой.

Скучные тетрадки Надо поправлять, На судьбу оглядки Надо забывать.

«Что моя судьбина...» В приведенных примерах просматриваются а) глубинные смыслы мифологемы концепта «судьба»; б) поверхностные смыслы (производные демифологизации, фиксируемые единицами языка, различными по структуре и семантике).

Примечательно то, что подобное поле концепта «судьба» характеризуется проявлениями:

а) области абсолютно поверхностных смыслов; б) области абсолютно скрытых смыслов; в) области контаминированного характера.

Метапоэтическая рефлексия Сологуба связана с формированием в его дискурсе нового поэтического измерения, которое достигается приведением текста в особое художественное состояние, когда обычные слова с обычным денотативным значением приходят во внутреннее движение, «прорастают внутренними смыслами» (К. Э. Штайн) и облекаются (в этом внутреннем движении) в особую звуковую плоть, становясь «телом мысли для текста»; лишаясь отдельной денотативной соотнесенности, они прорастают коннотативными связями.

Поэтическая речь понимается в таком случае как непрерывное целое, «отдельные элементы которого рождаются на этом лоне и, следовательно, подчиняются ритмической закономерности целого, но не образуют, напротив, целого своею суммою» (Флоренский 1990: 177). Вспомним труды представителей ономатопоэтического направления (Гумбольдт, Потебня, Шпет, Веселовский) и их понимание внутренней и внешней формы слова и текста, которое весьма отчетливо коррелирует с поэтикой символизма и, соответственно, с сологубовской эстетикой.

Как известно, основным критерием в определении приоритетов теории ономатопоэтического направления в филологии является то, что оно непосредственно связано с языком и искусством (художественным творчеством), вытекает из него и, в свою очередь, является платформой для разработки новых форм искусства, частью их. В таком случае учение должно быть признанным самими художниками, и вооружение их именно этим знанием может реализоваться не только в творчестве, но и в создании ими собственной теории творчества (области мета поэтики). «Наука - язык, - считает П.А. Флоренский, - объяснительное же в Науке - особый чекан языка, особое его строение, степень его плотности. Гений есть внимание. Впрочем, уж давно понятно, что суть объяснения - в широте его охвата и его связности. «Раз какой-нибудь факт известен со всех своих сторон, то именно тем самым он объяснен, и задача науки завершена», отрезал злосчастный основатель термодинамики Юлий Роберт Майер. Но если так, то «объяснить» в точном смысле слова - это значит дать описание всестороннее, то есть исчерпывающе полное или предельное».

Феномен русской ономатопоэтической школы заключается как раз в такой диалектике: она плоть от плоти и языка и искусства, явлена в работах, связанных со всесторонним описанием языка и художественного творчества в их изоморфизме и единстве, эта теория пользовалась необычайной для научного исследования популярностью у русских поэтов и писателей, лежит в основе их теории творчества и художественной практики. Здесь имеется в виду теория А.А. Потебни и его учеников и продолжателей: Д.Н. Овсянико-Куликовского, А.Г. Горнфельда, П.А. Флоренского, А.Ф. Лосева, С.Н. Булгакова.

Теория символизма и общая теория словесного творчества, которую задались целью создать символисты, имела твердую платформу - исследования А.А. Потебни, так как именно они были в определенной степени адекватными и изоморфными словесному творчеству, были как бы продолжением его. А. Белый об этой особенности теории Потебни говорит очень четко: ученый рассматривает искания науки - «деятельность языка» - «произведение поэзии» как «продукты единого творчества». В этом единстве обнаруживается та живая диалектика, которая присуща и языку, и произведению искусства, и научному творчеству.

В этом двусторонняя детерминированность языка и искусства: язык дает импульс для создания произведения художественного творчества, результаты которого, в свою очередь, обогащают язык. Язык и искусство детерминировали появление теории Потебни, а она, в свою очередь, стала основой для теорий творчества символизма, теорий авангарда, а также множества других мета поэтических (автометадискриптивных) теорий.

Внутренняя форма языка и внутренняя поэтическая форма художественного текста оказываются коррелирующими, изоморфными по структуре. При этом «первичная» внутренняя форма языка является основой для «вторичной» - поэтической, и вообще художественной, но последняя качественно отличается от нее. Гумбольдтом впервые был намечен ход, впоследствии углубленный А.А. Потебней и развитый в русской ономатопоэтической традиции Д.Н. Овсянико-Куликовским: речь идет о соотношении обыденного языка и художественного произведения, и наоборот - художественного произведения и обыденного языка.

Концепт «судьба», таким образом, как носитель мифа и демифологизирующихся рефлексий получает в сологубовском тексте семиосимволическую проекцию, в которой просматривается мета комментирующее «начало». Более того, мы предполагаем, что рассматриваемый концепт выступает базовым «мета комментатором» в поэтическом тексте Сологуба.

АВТОР: Погосян Р.Г.