Реализация семантической изотопии «еда» в событийном пространстве текста

 

Прагматические аспекты изотопии связываются с отношением между знаком, значением и говорящим или читателем, т.е. рассматриваются те объекты, которые оказывают воздействие на читателя, влияют на процесс понимания.

Понять произведение - «значит, строить систему смыслов в его рамках», используя экстралингвистическую информацию. В этом случае «совокупность смыслов, возникающих при обращении рефлексии на онтологические конструкции, образует то, что Э. Гуссерль назвал «жизненным миром», имея в виду горизонт смыслов, охватывающий все, что мы можем знать о переживаниях, мыслях и воображении людей, причем все это опредмечено в текстовых формах» (Богин 1993, с.9).

Семантическая изотопия «еда» состоит из ряда элементов (лексических единиц, сочетаний, типов текстов), входящих в состав художественного целого и репрезентирующих определенные смыслы, которые находятся во взаимодействии и позволяют достичь единого прочтения текста. Текст представляет собой сложное взаимодействие между автором и героями, при этом «автор интонирует каждую подробность своего героя» и объединяет их в «единое и единственное конкретно-воззрительное и смысловое целое» (Бахтин. 1975, с. 7). Элементы СИЕ непосредственно связаны с жизнью человека и выступают как «меняющийся момент свершающегося события переживания - мышления его, т.е. обретают заданность» (Бахтин 1994, с.7).

СИЕ является частью текста, поэтому должна быть представлена определенными языковыми единицами (лексическими единицами, типами текстов), образующими в составе высказывания соответствующие смыслы, т.е. СИЕ рассматривается как тема. Проблема определения темы находилась в центре многих работ, посвященных лингвистике текста. В работах Дж. Смита и Ф. Растье тема «отображает воплощенные содержания, т.е. претворенный в тексте участок семантического универсума» (Растье 2001, с. 286) или по аналогии - «категорию слов, встречающихся в тексте и организованных подобно тезаурусу» (Смит 1980, с. 334). Ван Дейк, А. Лорд, П. Гринцер, М.Бахтин, А. Новиков, Л. Майданова рассматривают ее и как содержательную единицу, представляющую основу анализа композиции эпического текста. Выступая предметом вербальной коммуникации, понятие темы располагается в рамках текстового прагматикона. Связь темы с предметом речи предполагает учет психической стороны явления. Ван Дейк исследуя структуру новостей, относит темы и топики к когнитивным единицам, которые «отражают понимание текста, того, что было признано важным, и то, как эта важная информация организуется в памяти. Это означает, что знания, убеждения, установки и идеологические принципы могут работать в когнитивном построении и репрезентации макроструктур. Таким образом, чтобы понять текст, нужно располагать сложными схемами или сценариями, организующими социальные и политические знания» (Дейк 1989, с.240). Другое замечание, подтверждающее все вышесказанное, касается емкости понятия: «Тема - это свернутое содержание, которое сопоставимо с замыслом» (Новиков 1983, с.23). Именно «темы, их последовательность, выстроенность определяют движение нарратива, его содержание и на отдельных участках, и полностью на всем пространстве текста. Эпический рассказ движется от темы к теме, словно по заранее расставленным вехам» (Путилов 1994, с. 176), и устанавливает связь текста с автором и читателем.

Понятие темы охватывает относительно цельный и завершенный ряд тесно связанных событий, действий, состояний, описаний. Следовательно, понятие темы тесно связано с понятием события, что находит непосредственное отражение при изучении нами СИЕ. Тема в составе события обладает интенциональностью, т.е. «направленностью рефлексии на некоторое место предмета в онтологической конструкции» (Богин 1993, с.37).

Попытки соотнесения событий с литературным текстом принадлежат В.Я. Шабесу, М.Я. Дымарскому, Н.Д. Арутюновой, В.П. Рудневу и др. Каждый из них выстраивает соотношение между частным и общим. В. Шабес - между событием и сценой: «отраженная в сознании цельная динамическая система взаимосвязанных общих и существенных параметров некоторого однородного - класса сцен, основными содержательными признаками которой являются «деятель» и «действие», рассматриваемое как «двуединство» (Шабес 1989, с. 16), причем событие выступает и как фоновое понятие, дискретно-континуальная единица фонового знания. Н.Д. Арутюнова рассматривает отношение события и факта. Событие обладает «троякой локализацией»: в пространстве, времени и некоторой человеческой сфере, причем оно обладает важным свойством - оказывает влияние на дальнейшую жизнь человека (Арутюнова 1999). М.Я. Дымарский репрезентирует сюжетное и фабульное события и придает статус событийности всему текстовому континууму, т.е. «в художественном тексте качеством событийности может наделяться любой элемент художественной ткани произведения... и качество событийности отличается его способом подачи в тексте» (Дымарский 2002, с.272).

Учитывая все вышесказанное о теме и событии, СИЕ представляет собой тему, которая является «инструментальным воплощением события в тексте. Причем события всегда имеют свои цели, реализующиеся посредством эти)! тем (Wilensky 1980, с.347). Нахождение связей между событиями приравнивается к пониманию текста, а тем самым «объяснению именно данного хода событий с точки зрения замыслов и исполнения» (Демьянков 2002, с. 130). Такой взгляд соответствует представлению о том, что понимание - это в первую очередь соотнесение, т.е. установление отношений (Franklin 1983, с.321). Сеть отношений - результат «схематизации», помещения в «рамку» «фрейм» мира текста (Fillmore 1984, с. 137); дальнейшие размышления над получаемыми схемами приводят интерпретатора к вопросу о причинных связях между событиями.

СИЕ как тема, входит в состав коммуникативного блока (речевого события), обладающего смысловой завершенностью и стилистической оформленностью. СИЕ участвует в «опредмечивании смыслов», влияющих на формирование целостности текста. Поскольку речевое событие представляет собой тип речевого взаимодействия различных ценностных сознаний, «ценностных центров жизни: себя и другого», вокруг которых «распределяются и размещаются все конкретные моменты бытия» (Бахтин 1994, с. 66), СИЕ занимает определенную позицию в каждом из них. СИЕ как тема представляет собой минимальную коммуникативную единицу с функцией установления связи и отношений между элементами события, которые необходимы для смыслообразования. С помощью СИЕ создается определенный «план речевого высказывания» (А.А. Леонтьев) в иерархической цепи других высказываний, используемых реципиентом при восприятии текста в его целостности. При активизации СИЕ в составе речевого взаимодействия в сознании читателя за счет ключевых концептов и символов тематической природы, представленных в тексте, репрезентируются соответствующие фреймы (Muske 1990, с. 434), принимающие активное участие в конструировании социальной действительности, отражающую бытовую и этическую стороны. Фреймы, планы речевого взаимодействия, темы (отличные от СИЕ) принадлежат к глобальным (глубинным) структурам дискурса. Они «являются определяющими как в процессах производства текстов, так и в процессе восприятия, накопления, запоминания и дальнейшего воспроизводства информации» (Дейк 1989, с. 130).

Глобальные структуры состоят из ряда элементарных динамичных (взаимодействуют друг с другом) компонентов, которые обозначаются как семы и активизируются в памяти индивида в процессе понимания и интерпретации XT. Мельчайшие единицы репрезентируются на основе имеющегося лексического материала и знаний воспринимающего субъекта.

Поскольку текст является продуктом речевой деятельности, который носит «двусторонний характер: речевая деятельность адресанта предполагает более или менее адекватное восприятие ее адресатом текста» (Аспекты 1980, с. 11), коммуникативное взаимодействие находится в прямой зависимости от замысла автора и выбора им определенной области человеческой деятельности. В каждой области вырабатываются относительно устойчивые типы высказываний, которые называются речевыми жанрами (РЖ). «Эти высказывания отражают специфические условия и цели каждой такой области не только своим содержанием и языковым стилем, т.е. отбором словарных, фразеологических и грамматических средств языка, но прежде всего своим композиционным построением. Все эти три момента - тематическое содержание, стиль и композиционное построение - неразрывно связаны в целом высказывания и одинаково определяются спецификой данной сферы общения» (Бахтин 1997, с. 159). Речевой жанр, являясь частью пространства текста, видоизменяется, подвергается переакцентуации в результате взаимодействия «чужого» и «своего» слова, при взаимодействии действительности и авторского замысла.

Интенциональная деятельность автора, эксплицирующаяся в замысле, определяет рамки коммуникативного взаимодействия и особенности РЖ. Рамки взаимодействия включают следующие составляющие: 1) участники общения; 2) структура речевых форм; 3) тема; 4) тональность.

Тематика РЖ различна, т.к. различны области применения СИЕ, так же как состав участников, поскольку пища имеет свойство во время употребления изменять состояние героя, этим объясняется особая тональность бесед. Особенности РЖ проявляются в смысловой структуре текста, когда тематика РЖ способствует образованию минимальных смысловых единиц, участвующих в смыслопостроении, в то время как жанровое своеобразие позволяет установить за текстовые связи между читателем и автором, ввести тематическое единство жанра в череду подобных жанровых образований в художественной литературе изучаемого периода.

РЖ образуется на границе двух сознаний, между которыми устанавливаются диалогические отношения. Диалогические отношения возникают также между речью героя и повествователя, между внутренней и внешней речью героев т.д., создавая, таким образом, многослойную структуру текста, когда одно и то же событие текста получает отражение в различных сознаниях и формирует определенную цепь смысловых характеристик.

В XT реальной единицей речи является взаимодействие авторской (содержание XT) и чужой речи. «В формах передачи чужой речи выражено активное отношение одного высказывания к другому, причем выражено не в тематическом плане, а в устойчивых формах самого языка», в то же время чужое высказывание «является темой авторской речи, входит в тематическое единство, именно как чужое высказывание, его же самостоятельная тема входит как тема темы чужой речи» (Бахтин 1991, с. 77). В чужой речи эксплицируются «когнитивные представления о ситуативном контексте», которые участвуют в создании фона в авторской речи. Взаимодействие чужой и авторской речи предусматривает наличие третьего - читателя. «Эта ориентация на третьего особенно важна: она усиливает влияние организованных социальных сил на речевое восприятие», поскольку «в живом диалогическом общении, в самый момент передачи воспринятых слов собеседника, слова, на которые мы отвечаем, обычно отсутствуют» (Бахтин, 1991, с. 78).

СИЕ, выступая частью действия, события и целого текста стремится к объединению чужой и авторской речи, т.к. «литература превосходно приспособлен для того, чтобы писатель мог глубоко вторгаться своим творчеством в окружающий его мир, в его проблемы» (Барт 1994, с. 238). Выполняя интегрирующую функцию, СИЕ позволяет «в семиотических понятиях описать тот момент, когда система соединяется с социально-исторической практикой» (Барт 2003, с. 462), результате чего предстает как зеркало, отражающее поведение человека: любая знаковая система, как только ее наполняет внешний мир, неизбежно перегружается, перерождается, чтобы понимать мир, нужно испытать отчуждение, нужно от него отдалиться» (Барт 2003, с. 323), вследствие чего можно ощутить двусмысленность мира: СИЕ как составная часть технологии изготовления или роскошного зрелища и в то же время как отражение поведения. Т.е. можно говорить о том, что СИЕ стремится к событийности.

Подобная двусмысленность проявляется в композиционной структуре произведения: 1) с помощью СИЕ обрамляется сюжетное событие текста, создается необходимая тональность, при этом элементы СИЕ (например, РЖ словесного натюрморта или кулинарного рецепта) приобретает роль детали в текстовом пространстве; 2) СИЕ включается в состав сюжетного события (поступка):j участвует в определении его смысловых характеристик, СИЕ выступает в качестве мотива поступка. При изменении позиции СИЕ в композиционной структуре изменяются функции еды (эйфорическая, жизнеобеспечивающая, этическая) и наоборот.

СИЕ может отражать особенности поведения человека, т.е. выступать как ценностная составляющая и входить в состав этической системы. Это объясняется и тем, что во второй половине XX века преобладала моралистическая тематика в литературе и философии, «предъявивших повседневному сознанию упрек в криводушном самообмане», который именуется «спокойной совестью» (Зенкин 2003, с. 7).

СИЕ включается в события и вступает в определенные отношения с его составляющими. По отношению к герою она выступает изнутри его - как его «кругозор», как «кругозор его действующего, поступающего сознания». В этом случае поступок необходимо взять изнутри, в его ответственности. «Эта ответственность поступка есть учет в нем всех факторов: и смысловой значимости, и фактического свершения во всей его конкретной историчности и индивидуальности; ответственность поступка знает единый план, единый контекст, где этот учет возможен, где и теоретическая значимость, и историческая фактичность, и эмоционально-волевой тон фигурируют как моменты единого решения» (Бахтин 1994, с. 32). Именно в поступке СИЕ приобретает интенциональную заданность, участвует в коммуникативном взаимодействии. Поскольку переживать «чистую данность нельзя  предмет становится меняющимся моментом свершающегося события, т.е. обретает заданность, точнее, дан в некотором событийном единстве» (Бахтин 1994, с. 35). Высказывание, согласно М.М. Бахтину, - поступок, то есть занятие говорящим единственного и неповторимого места в событии бытия. Элементы СИЕ же выступают в коммуникативном взаимодействии мотивом поступка, строящим социальную и нравственную систему.

Являясь частью речевого события, СИЕ участвует в формировании ценностных позиций говорящих, т.к. «упорядочивать предметный состав события возможно в познавательных, этических и практико-технических категория (добра, истины, практической целесообразности), этим обусловливается его эмоционально-волевая тональность, ценность и значение» (Бахтин 1994, с.87). Поэтому СИЕ должна находиться в каком-нибудь событийном отношении к конкретно утвержденной ценности, чтобы стать моментом действительного сознания, хотя бы теоретического» (Бахтин 1994, с. 65) в рамках развертывающихся сюжетных событий: совместное употребление пищи, праздничное застолье, обед в ресторане, судебное разбирательство, разговор сына с отцом после возвращения первого из тюрьмы, еда во время войны, забота о военных во время войны, осуществление незаконной торговли.

Проблемы ценности могут быть разрешены с помощью рассмотрения категории оценки. Оценка выступает неотъемлемой частью структурной организации текста. По мнению Ван Дейка, событие в совокупности с оценкой организуют эпизод. Но макроструктура текста есть сложный, сплетенный с типом оценки конструкт, который контролирует понимание общей нарративной темы. Диллон указывает, что оценка обязательна для любых конструкции. (Helen Dry 1985, с. 489). Оценочность в тексте связана со многими прагматическими импликациями, такими как: культурные особенности адресатов и адресанта, социальная обусловленность эпохи, в которой происходят события, социально - психологические особенности участников общения. Выделяются следующие типы оценок: этические, эстетические, сенсорные (гедонистические), эмоциональные.

«Оценка представляет Человека как цель, на которую обращен мир, оценивается только то, что нужно человеку и Человечеству. Из этого вытекают все частные свойства оценочных значений: субъективная варьируемость, связь с множеством иллокутивных слов, зависимость от конкретных обстоятельств и т.п. Оценка целеориентирована в широком и узком смысле. Она применима ко всему, что устремлено к облагороженной модели малого и большого мира, т.е. к тому, что человек считает добром» (Арутюнова 1999, с. 181).

Процессы смыслопостроения тесно связаны с процессами «оценивания по качественно-категориальным признакам и отнесением оцененной таким образом группы к одному из типов смысла» (Колодина 2001, с. 73). Процессы оценивания тесно связаны с активизацией смыслов в макро поле «человек», которые распределяются по ценностным основаниям и позволяют установить ценностную и социальную структуру времени 60-80-х годов. Интерпретация производится исходя из презумпции изотопии согласно установленным в данном обществе, в данный период моделям ситуаций социального и этического плана.

Модели ситуации представляют собой ментальную структуру, которая актуализирует уже имеющиеся в сознании человека знания о типичных ситуациях. Такие модели «образуют репрезентации общего характера и используются для интерпретации поступающей информации» (Дейк 1989, с. 141). Диалог может возникать не только между действующими лицами в составе произведения, но и за его пределами - между авторской и чужой речью. Чужая речь включает в свой состав ментальные модели ситуаций и отношение к ним различных сознаний

Оценочные смыслы представляют собой «логические формы мысли» (Колодина 2001, с. 82), активизирующиеся в высказываниях (в сознании героя или повествователя), выражающих отношения к событию, состоянию внешней среды (словесный натюрморт), психологическому состоянию персонажа. Соответственно производится оценка речи повествователя и героя самими же героями и читателем.

Оценка внутри произведения производится при помощи прямой речи с наличием 1) субъекта и объекта оценки, 2) оценочного предиката; 3) соответствующего набора РЖ. Такая оценка участвует в построении концептуального смысла текста так же как и сконструированный в сознании читателя смысл.

Диапазон оценок варьируется между положительной и отрицательной. Каждая из них получает этический контекст, находящийся в соответствии с чужой речью, или этическими предписаниями. Такое разграничение позволит показать различия, возникающие в смыслопостроении и установить коммуникативную природу оценок: монологическую - для положительной оценки и диалогическую - для отрицательной.

Положительная оценка эксплицируется в речевых жанрах похвалы, одобрения, которые имплицируют рекомендацию, совет, репрезентируют положительный образ современника для читателя с доминирующими оценочными признаками «трудолюбие», «мастерство». СИЕ участвует в изображении мира своих героев в событиях, раскрывающих трудовую деятельность человека: А его родителя, Родиона Евстафьича, не застал в живых? Не застал, видать! Старшие-то, кто жив, Родиона за хлеб в деревне почитали. Не пек он, сеял удачливо, урожай чуял. И в печеном тоже толк ведал! (П. Родичев. Теплый хлеб).

Положительная оценка репрезентируется посредством взаимодействия субъекта и объекта высказывания, а именно, перцептивных модусов: запаха и вкуса, которые являются не только стимуляторами воспоминаний, но и отношения человека к человеку: А как увидал тебя, опять горячим хлебом запахло! Вот, понимаешь - слышу? Плывет от тебя хлебный дух! (Г.Немченко. Запах горячего хлеба).

«Все существенное в оценивающем восприятии чужого высказывания, все могущее иметь какое-либо идеологическое значение, выражено в материале внутренней речи. Ведь воспринимает чужое высказывание не немое бессловесное существо, а человек, полный внутренних слов. Все его переживания - так называемый апперцептивный фон - даны на языке его внутренней речи и лишь постольку соприкасаются с воспринимаемою внешней речью. В контексте этой внутренней речи и совершается восприятие чужого высказывания, его понимание и оценка, т.е. активная ориентация говорящего» (Бахтин 1991, с. 78). Положительная оценка выявляется во внутренней речи героя, которая играет роль «комментирующего контекста», реализующегося «во внутреннем реплицировании» персонажа: Милая, милая крестная! Было отрадно от мысли, что в домике за Канн-перевозом меня всегда ждут. Я видел счастливое лицо Ненилы Андреевны, суету ее движений (В. Шалагинов. Овсяные блины). Она же подтверждается соответствующей репликой героини: Все Гошеньку сыночка мечтаю попотчевать. Ох и любил же он овсяные блиночки. Ест, ест, бывалыча, сердешный, да так и заснет за столом. А я возьму его на руки, иду, баюкаю, баюкаю, и так мне хорошо. С помощью положительной оценки выделяется «языковой кодекс морали» (Карасик 2002), позволяющий установить взаимодействие СИЕ и трудовой деятельности и репрезентировать признаки «трудолюбие», «забота», «тепло», которые относятся к числу тех признаков, которые Дж. Мур использовал для определения добра (Мур 1980). СИЕ являясь частью события, описывающим трудовую деятельность человека, и с их помощью идентифицируются макроструктуры - этические темы трудолюбия, заботы.

Отрицательная оценка служит для воспроизведения некоторых социальных явлений изучаемого периода, возникающих в результате столкновения двух сознаний в рамках авторской речи и их соотношение с элементами чужой речи. «Анализ дискурса направлен на выявление сталкивающихся в тексте мировоззренческих позиций, определение идеологического содержания речевого поведения коммуникантов» (Данилов 2001). Особый аспект речевого взаимодействия находится в рамках работ М.М. Бахтина, в которых высказывание рассматривается как арена столкновения живых социальных интересов, и взаимодействие «чуткой жизненной идеологии» с идеологией господствующей. СИЕ занимает определенную ценностную позицию по отношению к каждому сознанию.

Необходимым аспектом является мотивация поступков героев, которые находятся в соответствии с этическими предписаниями и социальными явлениями той или иной эпохи, образующие модель ситуации в сознании читателя и событие в составе ХП. СИЕ выступает в событии средством для приобретения материальных благ или «индикатором» социального благосостояния (например, появляются представления о еде дорогой и недоступной для покупки). В 60-80-е годы самой распространенной моделью являлись ситуации, связанные с торговлей, неучтенными доходами и растратой. Поэтому сталкиваются два сознания: одно, находящееся в рамках господствующей идеологии, другое - противоречащее ей. В одном из них активизируется РЖ рассказа, предложения, участвующий в мотивации оценки и получающий иллокутивную функцию, т.е. направлен на реакцию: 1) собеседников, 2) повествователя, 3) читателя.

Соответственно репрезентируются с одной стороны, РЖ предложения, использующий грамматическую форму ирреальной модальности: Л тебе что говорю? Этого добра, - указал он на мед, - довольно у меня: не расточитель - сберег... Медовухи знаешь сколько выйдет? Не знаешь? А я подсчитал. Сюда водку-то редко привозят. Стало быть выручка верная от свойской-то... Понял? (К.Абатуров. Липовый мед). С другой стороны, РЖ отказа с побуждение к действию, с элементами приказа, имеющий интенцию воспрепятствования возникновению ситуации в реальности: Нет, с меня хватит! Хватит! И тебе не дам, слышишь! Не дам барышничать! (К. Абатуров. Липовый мед). Меня не радуют ваши условия. Л считаю коммерцию не состоявшейся (Г. Комраков. Запах антоновских яблок). В этом сознании воспроизводятся названия этого события - коммерция, барышничанье - которые выступают в качестве частной оценки, поскольку отражают злободневное социальное явление периода 70-х - начала 80-х годов. Актуализованные номинации выступают синонимами к слову спекуляция, которое имело следующее определение: «скупка и продажа имущества, ценностей, товаров с целью наживы» или «умышленное использование чего-нибудь в своих целях» (Ожегов 1994, с. 743) и имеет неодобрительный оттенок. Актуализация этого слова несет в себе иллокутивную функцию и направлена на ответную реакцию со стороны обоих сознаний.

В рассказе К.И. Абатурова «Липовый мед» (цитаты из которого были приведены выше) главный герой возвращается из заключения, в котором он оказался из-за спекулятивной деятельности. После приезда сына домой, отец предлагает новое «дельце», связанное с перепродажей, но сын наотрез отказывается, он решает начать новую жизнь. Эта будущая жизнь, эксплицированная во внутренней речи, получает смысл-оценку психологического состояния героя «смелость», «желание жить честным трудом» и отражает позицию автора, которая коррелирует с чужой речью и с общественным сознанием периода 70-80-х годов: Нет, шалишь, батя! - вдруг крикнул он. - Теперь по-твоему не будет... И стал думать, как вечером пойдет на собрание, как попросит назначить его на любое дело. Его теперь ничуточки не пугало возможное недоверие. Только бы приняли в бригаду, остальное от него самого зависит. Врозь с колхозом ему никак не с руки. Надо заново делать жизнь. СИЕ, взаимодействуя со структурами, идентифицирующими явления социальной действительности, реализует оппозицию, относящуюся к темам труд и материальные блага: «накопительство», «нажива» / «честный труд».

Ценностная позиция СИЕ наиболее рельефно отражается в событиях, ограниченных временными рамками и социальными условиями, когда еда становится жизнеобеспечивающей ценностью, и СИЕ выполняет этическую функцию. В центре внимания оказываются события войны, голода, разрухи, когда выявляется дилемма между долгом и жизнью. В таких текстах важным является поступок, эксплицируемый как высказывание повествователя или героя, получающее иллокутивную функцию, резонанс в ценностных сознаниях других персонажей, устанавливающих этическую позицию.

В рассказе И. Шарова «Печенка» повествуется о том, как глава многодетной семьи во время послевоенного голода украл тельную корову у своей знакомой, которая, по его мнению, его плохо привечала. Пригнав телку домой, он вместе со своими детьми съели полусырое мясо животного, во чреве которого зарождалась новая жизнь. Событие, воспроизводимое в сознании повествователя, перемежается с авторским, активизирующимся посредством сознания животного (маркируется оценочными лексемами): Он вывел корову наружу, прикрыл старательно дверь хлева и зло натянул поводок, так как животное упор~ но выворачивало в последней надежде голову к окну хаты, где в предательском сне забылась ее дорогая, несравненная хозяйка. Будь у Пустошина топор, порешил бы брызгаловскую корову еще по дороге. Она замучила вора вконец, чувствуя, что поводырь слаб телом, духом, голосом... Интенциональность авторской деятельности направлена на осуждение поступка, что отражается: 1) в речи другого героя: в виде пейоративов, сопровождающих жанр осуждения и совета, в репликах его жены: Ты в своем уме, ирод проклятый! Щас же выгоняй эту корову, пехай она слоняется, куда бог ее пошлет, чтоб не было ее тут. Ты што, душа твоя потрошеная?; 2) в речи повествователя, выполняющего комментирующую функцию, сквозь эту речь просвечивается сознание автора (с помощью стилистически сниженной лексики) и активизацией смысла-оценки процесса употребления «невежество»: ...там давилась пустошинская поросль во главе с отцом-добытчиком. Это был ночной, жуткий пир, скорее, тризна. Вторая форма речи используется как реально комментирующая с объединением смысла-оценки процесса употребления и оценки черт характера героев «трусость», «осторожность»: он ел долго и жадно, стараясь скрести ложкой по тише, хлеб кусал широко, торопливо, но осторожно, как бы с оглядкой, и все же тело его во время еды было шумным, как большая работающая машина. Каждое его движение, каждый его взгляд над ложкой входили в нее тоской и растерянностью, и растерянность эта, наслаиваясь и уплотняясь в душе, обращалась в печаль. Не зря говорят - человека можно разглядеть по тому, как он ест.

Комментирующую функцию может выполнять и само событие, воспроизведенное в речи персонажа, когда читатель самостоятельно оценивает эту ситуацию, учитывая контекстуальную сему «обман»: А на следующий день была твоя очередь кормить, так договаривались. У вас в чулане гороховый суп стоял, со свининой. Ты пока у меня ел, обещал дать, а потом - зажилил... (С. Лacкин. Гороховый суп с корейкой). СИЕ отражает черты характера героя «лживость», «подлость» посредством репрезентации поступка, в котором еда выступает в качестве мотива.

В рассказе С. Ласкина «Гороховый суп» (цитаты выше) встречаются в больнице друзья детства, один из них - врач Евгений Данилович, другой - работник крайкома Петр. Через некоторое время после выхода из больницы Петр вызывает своего друга и просит оказать помощь. Событие встречи двух старых друзей воспроизводится путем взаимодействия РЖ просьбы и отказа после неудачных РЖ расспросов и советов, что противоречит этическим предписаниям, которые предусматривают взаимопомощь.

- Значит, все так? - осторожно спросил Петр. - Пять месяцев (беременности)?

- Евгений Данилович кивнул.

- И сделать уже ничего нельзя?

- Можно сделать, - не сразу сказал Евгений Данилович.

- Козлов подался вперед.

- Сюся, дорогой! Такое не забывается!

- Не так сделать, как ты думаешь, - сказал он. - В этом я - пас. Поговори с парнем, с его отцом...

- Сюся! Помоги, Христом-богом прошу, есть всего один только выход...

- Нет, - резко сказал Евгений Данилович, делаясь, как бывало в клинике, холодно-непреступным.

Мотивом РЖ отказа служит этическая установка сознания героя, связанная с ценностью человеческой жизни, что не может поколебать даже дружба. Посредством репрезентации тематики РЖ формируется смысл-оценка характера Евгения Даниловича - «заботливость», «доброта». Оценка характера, активизированная автором в начале рассказа, отображается автором и через много лет. Подтверждением служит внутренняя речь Евгения Даниловича, передающая психологическое состояние и выполняющая комментирующую функцию. Психологическое состояние объединяет смысл-оценку поступка и психологического состояния и активизирует признак «растерянность»: Евгений Данилович был ошарашен. И хотя глупо было это приглашение на дачу, мелка и отвратительна хитрость Козлова, но требовать логики в подобной ситуации было, наверное, жестоко... Что-то тяжелое навалилось на него и Евгений Данилович ощутил себя мальчиком, которого глупо и болезненно обидели. Старая обида заныла с новой, удвоенной силой, и Евгению Даниловичу стало казаться, что с того военного времени прошло не тридцать пять лет, а было это недавно, только что, вчера (С. Ласкин. Гороховый суп с корейкой). Поскольку еда выполняет жизнеобеспечивающую функцию и выступает частью ситуации, то с ее помощью активизируется этическая тематика, связанная с нравственным поведением человека и осуществляющееся в пределах оппозиции: «долг» / «дружба», «забота» / «эгоизм», «лживость» / «честность».

Таким образом, коммуникативное взаимодействие между героями репрезентирует авторскую интенцию, которая всегда находится в соответствии с этическими установками. Но сознание автора может вступать в диалогические отношения с чужим сознанием, с этическими установками в ситуациях, когда еда выступает ценностью и намечается оппозиция между ответственностью перед ближним и долгом, долгом и пристрастиями.

Возникает диалог между двумя ценностными позициями, эксплицирующимися в поступке героя (внутренняя речь самого героя или речь повествователя) и в характеристике героя (речь повествователя). Главный герой рассказа В.Егорова «Маринованное мясо «хе» Витюня за бутылку водки готов был отдать на шашлык своего друга - собаку Дружка, что эксплицируется в речи повествователя, но вскоре он опомнился, и в его словах зазвучала беспощадная оценка самому себе, которая эксплицируется в РЖ осуждения: Нет мне прощения! Судить меня, гада, надо! Судить судом беспощадным! Характеризуя героя посредством описания других поступков, эксплицируется оценка поступка героя с помощью сем «трудолюбие», «забота»: Прошлым летом поехал он помогать сибирякам благоустраивать целинные совхозы. В прошлом году заработка хватило на паевой взнос в кооператив для Светланы с сыном - не вечно же им с сыном ютиться. А нынче надумал он купить Эдику пианино - пусть развивает свои музыкальные способности, ну и Светлане из барахла что-нибудь. Оценка психологического состояния с помощью признака «сострадание»; Поднял Витюня голову и увидел в глазах толсторожего начальника такую злость, слезой подернутую, что аж сердце зашлось от жалости. Что же получается? И чин человек имеет большой, и каждый уважить его старается, и здоровьем бог не обидел - вон сколько коньяку выхлебал, а нет у него покоя па душе. Чужой совсем Витюне человек этот начальник, а все равно тошно стало от его речей, хоть вой. За таким контрастом кроется более глубокое понимание героя, стремление разглядеть его истинную суть, которая вступает в диалогические отношения с устоявшимися представлениями о нем. Проявляется стремление авторского сознания выйти на диалог с читателем.

Противоречия могут концентрироваться и в одном сознании повествователя, обобщающего и чужую и собственную оценку героя, когда объединяются отрицательный поступок и трудолюбие, забота, сострадание о ближнем: Он из тех людей, которые едят до икоты, пьют до дна, дерутся до последнего вздоха. И работать умеют каторжно, если выгода есть. Но чтобы он стал жаловаться... скорее я мог ожидать внезапного самоубийства Кожина (В.Ткаченко. Икра).

В качестве другой диалогической структуры выступает исповедальный рассказ, где самообъективация героя осуществляется в РЖ исповеди, где производится последовательное воспроизведение действия-поступка с обобщенным семантическим блоком, раскрывающим мотивацию поступка: Это были мучительные дни и часы, яростный поединок между отвращением честного человека и материнской жалостью и мать победила с самым скромным перевесом баллов (М. Усцелемова. Картошка). В качестве антиномии выступает мотивация поступка, воспроизведенная в совмещенной речи повествователя и внутренней речи героини и эксплицирующая признак «забота»: Еще в декабре сорок первого года, ей принесли бумажку, уже успевшую за половину военного года получить краткое название «похоронка». Володе, старшему, было одиннадцать. Двойняшки Сережка с Игорем ровно на год младше. Ниночке, самой младшей, - семь. У всех прекрасный аппетит. Она работала в две, в три смены. К ним, в поселок на Урале эвакуировалась одна из московских школ. И все равно одной учительской зарплаты хватало на одну буханку хлеба... Смотреть на тоненькие как стебельки, фигурки ребятишек, в их глаза, всегда выжидающе распахнутые, было нестерпимо. И только на сонных мать смотрела до ломоты в висках, до отчаянного беззвучного крика в груди» (М. Усцелемова. Картошка). В фабульном событии эти герои наказываются, они осуждаются судом, но в сознании читателя оправдываются.

Смыслы-оценки устанавливают диалогические отношения в тексте по поводу того или иного события. СИЕ выступает мотивом в событии (поступке) и отражает черты характера героев и особенности социальной действительности. При этом наблюдается различная позиция автора на репрезентацию концептуального смысла текста, касающаяся и героев и действительности: 1) СИЕ является частью сюжетного события, где автор самостоятельно формулирует смысл посредством речи героев: а) в прямой речи героев (мелиоративы, пейоративы); б) в речи повествователя (смысловая значимость процесса употребления); в) в сознании животного; 2) СИЕ является частью сюжетного события, где диалогическое взаимодействие между сознаниями выносится за пределы произведения и вступает в диалог с читателем, целостность текстового пространства при этом не нарушается, но заставляет читателя занять активную позицию по отношению к поступку героя, поскольку «субъект противостоит нам в событии бытия совершающим свой поступок, который мы не должны ни воспроизводить, ни художественно созерцать, но на который должны реагировать своим ответным поступком» (Бахтин 1986, с.130). В первом случае тексты носят дидактический характер, а во втором - эмпирико-аксиологический.

Идентификация оценки была предпринята нами для того, чтобы показать стремление идеологии 60-80-х годов XX века к построению ориентиров, идеалов, поэтому весьма условна. В то же время посредством отрицательной оценки устанавливаются социальные пороки времени, которые необходимо было преодолевать. Идеальные черты личности проявляются: а) в РЖ похвалы, осуждения (поступка), приказа; б) в речи повествователя, характеризующих перцептивные характеристики приготовленных блюд; в) во внутренней речи, связанной с передачей переживаний героя с активизацией смыслов - оценок: «трудолюбие», «мастерство», «верность», «совесть», «долг», «внутренняя духовная красота деревенского человека», «жалость», «сострадание», «милосердие». Это те качества, о которых писал Ф.Абрамов в статье «О хлебе насущном и хлебе духовном»: «Время властно требует другого человека, человека-хозяина, человека с развитым самосознанием, обостренной гражданской совестью, с широким историческим кругозором, способного не только мыслить не государственному, по-хозяйски, но и отвечать за все происходящее в стране, т.е. поступать по-хозяйски» (Абрамов 1988, с. 123).

Отрицательная оценка идентифицирует пороки общества с помощью характеристики отрицательных качеств человека: «обман», «предательство», «безразличие», «обвинение», «черствость», «духовная пустота», «труд ради выгоды», «дружба с целью приобретения социальных связей», реализующихся во внешней речи одного из героев и связано с прошлым или будущим в жизни героев, в форме РЖ предложения, рассказа, б) в речи повествователя и представляет действие в настоящий момент речевого события.

Таким образом, СИЕ, выступая мотивом поступка, с помощью оценок - смыслов поступков, переживаний, перцептивных характеристик блюд отражает нравственные и социальные особенности эпохи и выполняет этическую функцию.

Структурная организация смысла семантической изотопии «еда»

Художественный текст представляет собой словесно-художественную структуру, которая характеризуется наличием смыслов. Осмысление лексических единиц СИЕ производится благодаря контекстуальному использованию в определенной ситуации. «Это предполагает «подбор» необходимых для передачи смыслов, идей, слов не в полном объеме их составляющей полисемии, но так, чтобы использование слова ограничивалось лишь частью его семантического поля, а именно тем спектром значений, который устанавливает его предметную отнесенность к окружающему миру вещей и объекту, тематизируемому в тексте» (Колодина 2001, с. 111). Смыслы в XT организованы таким образом, что сохраняясь в памяти читателя, способствуют пониманию текста как единой структуры. «К средствам смыслопостроения относятся все импликационные средства (внутренняя смысловая сторона), которые усматриваются в процессе понимания» (Колодина 2001, с. 10).

СИЕ входит в состав высказывания, при этом слово отражает позиции разных субъектов, между которыми устанавливаются диалогические отношения. Основными являются «динамические, напряженнейшие связи между высказываниями, между самостоятельными и полноправными речевыми и смысловыми центрами, не подчиненные словесно-смысловой диктатуре монологического единого стиля» (Бахтин 1979, с. 126). Функционирование единиц СИЕ связано с опредмечиванием смыслов и мета смыслов в тексте за счет взаимодействия различных ценностных сознаний. Структурная организация смыслов обеспечивается содержательной формой XT, поскольку «художественно значимая форма, действительно, к чему-то относится, на что-то ценностно направлена помимо материала, к которому она прикреплена и с которым все же неразрывно связана» (Бахтин 1975, с. 15). Структурно смыслы могут быть построены так, что в них содержатся как тождественные, так и нетождественные компоненты. Выделяются: наращивание смысла и смысловая рамка.

Наращивание смысла - это процесс построения какого-либо смысла на основе выделения нетождественных признаков на протяжении всего текста. Лексические и синтаксические единицы СИЕ, участвующие в наращивании смысла, тесно взаимодействуют с ценностным восприятием героями и повествователем поступков, ибо «поступок является диалогической точкой соприкосновения или схождения двух или более сознаний, с позиции, с которой СИЕ начинает взаимоопределяться и взаимодействовать с другими изотопиями.

Оценка поступков героя

Привередливость» - повествователь - «современные девушки Валерику не по душе - слишком свободно себя держат. Товарищей у него мало: школьные все разбрелись, кто в шоферы, кто в институте».

Подлость» - героиня - «Она дрожащей рукой взяла счет, тупо вгляделась. С кем же он это был, кому заказывал, как и она, бифштекс? Она хорошо знала, что не ходили никогда в такой ресторан, все их встречи наперечет знала».

«Предательство» - герой - «А любовь? Вы же сами понимаете, товарищи судьи, настоящей любви тут не могло быть, увлечение... все-таки, все- таки... - Он мельком, бегло взглянул на скамью подсудимых, где, съежившись, сидела Нюся. - Все-таки мне только 27, а она... одним словом, все это уже увядшие цветы»

«Привередливость» - герой: «Меня интересует другой культурный уровень».

Состояние личности «лицемерие» - повествователь - «И вот он стоит. Стоит прямо, смотрит».

Оценка поступков:

- «Смелость» - героиня: «Нет и нет, я виновата, я и отвечу. Что же, выходит, я покупала любовь за деньги? Он честный, он такой наивный, и не наводите вы на него тень

- «Заботливость» - повествователь - «была самостоятельная, варила щи и укладывала спать подвыпившего отца».

- «Трудолюбие» - руководитель ателье - «тихая всегда была, исполнительная... Бригадиром ее еще до меня назначили, потом уже при мне стала старшей по смене. - Справлялась, это точно. - Ну мы и выдвинули ее заведующей

Состояние личности Совестливость - повествователь: «Нюся сидела одна в почти пустой, тускло окрашенной комнате, она бессильно свесила руки. Стыд, боль, отчаяние, ревность и снова стыд с такой силой жгли ее, что казалось, все выгорит в душе, останутся только пепел и угли»

Внимание автора концентрируется на оценке личностных качеств и психологического состояния героев, причем личностные качества идентифицируются с помощью самоопределения собственных поступков и оценки со стороны окружающих. Анализ интегральных компонентов, позволяет установить антонимичность ценностных сознаний героев. Теперь необходимо рассмотреть, как отражает эти ценностные сознания элемент СИ!» - бифштекс по-деревенски, который воспроизведен в заглавии, следовательно, выполняет доминирующую роль, занимает сильную позицию в тексте. Это сочетание функционирует в обоих событиях и актуализирует денотативное и коннотативное значения. Бифштекс получает свое денотативное значение - «мясное» и «блюдо» и перцептивную характеристику, эксплицированную в сознании Нюси Козловой (главной героини): Перед Нюсей оказалась большая тарелка с огромным куском жареного мяса, обложенного салатом и ломтиками румяного картофеля, поверх мяса золотисто переливался и шипел только что вынутый из масла лук. Этот коммуникативный фрагмент, представленный в форме РЖ словесного натюрморта, создает особую тональность - эмоционально-приподнятого настроения (состояние счастья, радости) главной героини. Выступая частью события, посвященного празднованию дня рождения в ресторане, лексема бифштекс по-деревенски получает коннотативные признаки «дорогостоящее», «праздничное», «редкое». Свое ценностное значение она приобретает во втором событии, на суде, где лексическая единица становится тождественной ценностным качествам личности. Через причастность героини бытию в единственном месте лексема бифштекс по-деревенски уплотняется для нее в знак человеческого предательства и подлости: Нюся снова видела безвольную улыбку Валерика, вспомнила готовность, с которой он предал ее, высмеял их отношения. И все ужасное, что с ней произошло, - то, что она брала из кассы деньги и не могла их выплатить, то, что запустила отчетность и теперь уже сама не знала, какие ошибки допустила по халатности, а какие сознательно, - все соединилось для нее в одном этом названии из ресторанного счета «бифштекс по-деревенски». Слова эти как молоточки, стучали у нее в мозгу. «Один и тот же с точки зрения содержательно-смысловой предмет» становится различным «как событийный момент различных ценностных контекстов»: «теплота», «любовь» и одновременно, «страшное обвинение в растрате», «подлость» и «предательство любимого человека» - совмещаются в сознании одной героини, т.е. «продуктивность смыслопостроения «состоит в обогащении позиции каждого из участников точками зрения, лежащими в кругозоре других участников» (Байрамуков 2003, с. 44). В этом же смысле особенности смыслопостроения состоят «в особом авторском избытке видения, в зависимости от которого находятся все моменты завершенного целого» (Бахтин 1986, с. 14). Такое положение дает возможность каждому герою на протяжении текста быть открытым, и одновременно стремиться к завершению в едином концептуальном смысле, единицам СИЕ отражать моменты эстетического события.

Соотнесение психологического состояния личности и обычного предмета выражается только через символический аппарат. План современного анализа символов, по выражению М.К. Мамардашвили, элементарен. В тексте вычленяются физические объекты, факты, события, предметы, ситуации и т.д. ...материя символа нам является в результате психической проработки и языкового описания фактов сознания... У вещи, именуемой символом, есть сторона, которую мы видим от психики, но сама эта вещь не меняется, будучи иначе видимой сознанием, со стороны сознания символ ведет нас к содержательный структурным образованиям сознания» (Мамардашвили 1999, с. 129). Осуществив анализ функций символического аппарата, М.К. Мамардашвили пришел к выводу, что «мир символов служит тем местом, где возможно одновременное аналитическое изучение самых различных идеологических элементов данной культуры» (Мамардашвили 1999, с. 129). «Символизируемые вещи - это не вещи, а мнимости ментальной и сознательной жизни. Вещи - это сами символы, а не то, что они символизируют» (Мамардашвили 1999, с. 129). Символы в ХП образуются на основе уплотнения сознания, совмещения речевых характеристик в одном сознании героя (например, бифштекс по-деревенски как символ).

На формирование смысла в тексте оказывает влияние внутренняя форма слова. Как ни вспомнить при этом слова С. Эйзенштейна: «Сталкиваясь с определением какого-либо понятия, мы напрасно пренебрегаем методом чисто лингвистического анализа самого обозначения. Произносимые нами слова подчас значительно умнее нас» (Эйзенштейн 1964, с. 36). Проблемой внутренней формы слова занимались Потебня, Шпет, Г.В. Степанова, A.M. Шрам, Шанский ц другие ученые. «Внутренняя форма направляет развитие мысли. И в художественной литературе, и в науке (особенно в философии языка) восстановление внутренней формы часто стимулирует новые решения» (Демьянков 2002, с.115).

Значения, извлекаемые из внутренней формы, могут осуществлять имплицитную связь в тексте. Они могут создавать в тексте смысловую рамку, которая служит фоном для происходящих событий. Рассмотрим рассказ Р. Погодина «Черника». Шла война. Деревня была оккупирована немецкими захватчиками. В это время домой возвращается солдат, дезертировавший из армии. Жена принимает его, кормит, укладывает спать в сарае. На рассвете в дом врывается фашист и издевается над женщиной, муж в это время находится за дверью и не оказывает никакой помощи. После этого Клавдия заставляет уйти мужа из дому, но тот сопротивляется, она выводит его под прицелом пистолета вглубь леса, где случайно смертельно ранит. Построение смысла лексической единицы СИЕ производится на глубинном уровне в два этапа: 1) репрезентация этимологического значения лексемы, 2) отражение в значении слова пресечения различных точек зрения, различных сознаний.

Слово черника ассоциируется со словом черный, имеет с ним один и тот же корень. Проблеме цветообозначения посвящено много работ. Так, Вежбицкая пишет: «Я бы предложила, что семантическая структура белого и черного отражает и их статус «основного цветообозначения, которое усваивается интенсивно» и их связь с понятием темный и светлый (ср. замечание Леонардо да Винчи, которое он сделал в «Трактате о живописи»: «Мы пользуемся белым цветом как представителем света, без которого не виден ни один из цветов; и черным - для изображения кромешной тьмы», и далее она пишет о том, что «черный» имеет в качестве прототипа «кромешно-черную» (очень темную; ночь» (Вежбицкая 1996, с.250). Черный также ассоциируется с трауром, со смертью, покойником, т.е. она связывается со всеми негативными сторонами жизни человека. Такие коннотации распространяются на ценностные сознания героев и повествователя. В начале рассказа, когда основное событие еще не произошло в не собственно-прямой речи героя репрезентируются вышеуказанные компоненты:

Самоопределение героя «Трусость» - герой: - Сука, сказал он уныло. - Родного мужа прогоняешь. Немцы же, Клавдя, немцы кругом. Как я пойду? - Лицо его исказилось, стало таким же как в тех лесах и болотах, которые он прошел по дороге к дому, - черным и воспаленным, и в глазах его нагноилось слепое отчаяние.

Оценка события:

- «смерть» - повествователь + герой: Петр провел электричество и ввинтил лампочку, а когда полез на столб провода от избы подцеплять, старик повесился. Отцовские ноги с разбитыми на длинных дорогах ступнями Петр видел сейчас в призрачном полумраке двора;

- «опасность» - повествователь + герой: Вертушка крутилась над избой, поскрипывала-попискивала в ночи - в шуме ее слышалась ржавая скулящая нота, «Перво надо вертушку смазать, ишь воет, будто к покойнику;

- «опасность» - героиня (внутренняя речь): Каждое его движение, каждый его взгляд над ложкой входили в нее тоской и растерянностью, и растерянность эта, наслаиваясь и уплотняясь в ее душе, превращалась в печаль.

Оценка состояния:

- «настороженность» - героиня (внутренняя речь): Мысли мучили ее до рассвета, их галочий крик нестерпимый постепенно переходил в ровный унылый голос, смирный и убедительный;

- «боль» эксплицируется в описании природы: Ночные лесные травы путали ему ноги, ночные лесные ветви хлестали его, драли в кровь его череп.

Как видно, репрезентация признаков производится на основе внутренней речи героев и речи повествователя, что создает особый эмоционально - оценочный фон, на котором развернутся дальнейшие трагические события. Повествователь как бы подготавливает их, а затем комментирует. После того как событие произошло, герой самоопределяет себя в прямой речи как труса. В анализируемом тексте нужно упомянуть о взаимоопределении речи героя и речи повествователя, они дополняют друг друга, содержат общий компонент и участвуют в конструировании целостного образа героя. «Субъект повествования отмечает особенности интонирования высказывания говорящим, его манеру поведения и паралингвистической деятельности, что говорит о психологическом состоянии говорящего, детализирует его интенцию».

Итоговым моментом в текстовом событии выступает внутренняя речь героини, где совмещаются все три сознания: героя, героини, повествователя и все текстовые субъекты: природа, герои, таким образом, уплотняется сознание и репрезентируются имплицитные смыслы, касающиеся определения черт характера главного героя, в составе одной лексемы черника: «трусость», «предательство»: Она ждала - он собирал чернику горстями и запихивал ее в рот. И лицо и руки у него были синими, губы черными, только в глазах не было цвета... Черника в сыром лесу была серой. И зелень черничная была серой. И сам лес был серым... Лес за багрянился, потом почернел - ночь упала, будто закрылись перед Клавдей все двери. Итак, лексема черника иррадиирует свою этимологию на сознание героев, определяя, таким образом, последовательность смыслов, находящихся в связи с этической оценкой поступка героя. Такое совмещение переводит лексическую единицу в разряд символических, когда еда становится эквивалентна психическому состоянию человека. В интерпретирующем описании эти состояния «являются негативными психическими состояниями, которые приписывают универсальную значимость, так же как и их вещность - символике, т.е. вся симвология, начиная с прошлого столетия и до конца нашего, есть уяснение того, как отрицательные психические состояния человека обозначаются в тексте символами. Этот психологический негативизм неотделим от аналитического направления европейской культуры. Скажем, не случайно здесь, почти универсальна двойственность психической болезни как необходимости и относительности блага, где сами отрицательные состояния, продолжая называться дефектными, могут рассматриваться как условия духовной жизни» (Мамардашвили 1999, с. 128). Все символы, которые связываются с психологическими состояниями, призваны репрезентировать только отрицательные черты характера человека и воспроизводить нравственную тематику в различных ситуациях и событиях жизни.

Таким образом, смысловые характеристики лексических и синтаксических единиц СИЕ связаны со взаимодействием различных сознаний в структуре XT. Совмещение различных оценочных смыслов в рамках одной единицы СИЕ позволяет признать символический характер многих единиц СИЕ в составе XT.

 

АВТОР: Филиппова Е.В.