31.08.2012 3562

Соотношение между понятиями «метатекст» и «метамодальность текста»

 

Для определения лингвопрагматической специфики фразовой номинации (ФН) как метатекстового средства раскрытия идиостилевых особенностей языковой личности автора (ЯЛА) художественного текста представляется очень важным понятие метамодальности текста. Мы вводим его с целью адекватного восприятия метаструктуры ЯЛА в каждом данном тексте и в каждом конкретном случае употребления ФН.

До сих пор, насколько нам известно, еще окончательно не определен статус и не выявлен лингвопрагматический контекст анализа проблемы модальности. Отдельные интересные замечания мы находим в этой связи в работах краснодарской научно-исследовательской школы проф. Г.П. Немца (см., в частности: Немец, 1999). Антропоцентрический подход к лингвистической сущности модальности как выражения отношения говорящего к действительности в тексте, шире - в дискурсе, неизбежно соотносится не только с традиционным лингвоцентрическим подходом, но и с таким подходом, который предлагается называть «социоцентрическим» (Мещеряков, 2001: 99).

Принятое в логической семантике и теории референции понимание пропозиции как смысла высказывания вне истинностной оценки, как инварианта значений модальной и коммуникативной парадигм предложений и производных номинализаций позволяет разграничить в значении высказывания объективную константу и субъективную переменную, то есть выделить пропозицию и пропозициональное отношение, установку, модальную рамку (Кронгауз, 2001: 223).

Модальность - это очень сложное понятие, интересующее исследователей на протяжении уже не одного столетия. Объективная модальность, формируя высказывание, обязательна для него, поскольку выражает отношение сообщаемого к действительности в категориях наклонения, времени с помощью синтаксических форм глаголов и частиц. Субъективная модальность, не являясь обязательной, выражает отношение уже говорящего к сообщаемому, образуя «второй слой модальных оценок и квалификаций» (Ляпон, 1997: 240). Это находит выражение в употреблении вводных оценочных средств различного типа, модальных частиц, междометий, интонационных оттенков, порядка слов, специализированных фразеологизированных конструкций и др.

Сам термин «модус», введенный в научный обиход Ш. Балли, характеризует проявление диктума: его отношение к действительности заключает в себе некоторую модальность (Балли, 1955). Она имплицирована в само сообщение и носит объективный характер модальных реакций на диктум (Н.Д. Арутюнова). Развитие учения Ш. Балли о модусе и диктуме осуществляется, в частности, в плане функционально - семантической дифференциации модусов. Так, говорят о коммуникативной (инвариант) и субъективно-оценочной (варианты) модальности (Алисова, 1971; Михальчук, 1989; Сергеева, 1996). Выделяют и такой особый тип субъективной модальности, как диалогическая модальность (Шведова, 1960; Пенина, 2003). Модальный компонент высказывания может связываться с иллокуцией, когда говорящий выражает определенную позицию, линию поведения (Сусов, 1988).

Сложность модальной организации высказывания очевидна. Думается, весьма важным фактором регулирования отношений в триаде «говорящий (1) - текст высказывания (2) - оцениваемая ситуация действительности (3)» выступает говорящий как ЯЛ (ЯЛА). Вместе с тем, совершенно очевидно, что любое проявление модуса носит как личностный, так и социальный характер. Предлагая противопоставлять лингвоцентрический (традиционный, идущий от Ш. Балли, В.В. Виноградова, О. Есперсена) и социоцентрический контексты анализа проблемы модальности, некоторые исследователи, исследующие последний контекст, считают необходимым выведение проблемы «за рамки предложения - в текст, и шире - речевую ситуацию - и отнесение категории модальности к категориям, имеющим семиотическую природу» (Мещеряков, 2001: 99).

Текст художественной литературы, оказывающийся предметом анализа, представляет собой семиотический феномен. Однако отсюда далеко не обязательно следует то, что категория модальности, рассматриваемая на уровне текста, «легко и естественно включается в ряд прагматических категорий, для которых безразличен характер средств реализации» (там же). Думается, дело здесь обстоит значительно сложнее - тоньше и субъективнее. Выделяя «сегментную» модальность, о которой говорит исследователь и которая, по его мнению, «характеризует процесс развертывания текста на отдельных его участках» (там же: 100), мы забываем не только о возможности фиксации модальной энергии на «отдельных участках», но и о выражении присутствия автора - комментатора собственного текста, его отношения к тексту.

Представляется весьма важной оценка прагматических свойств модальности, определенных еще A.M. Пешковским как отражение сложных взаимодействий между четырьмя факторами коммуникации: говорящим, собеседником, содержанием высказывания и действительностью (Пешковский, 1956). Однако оценка эта должна быть дана с учетом не только социолингвистики, но и прагмалингвистики.

В.Н. Мещеряков, рассматривая четыре корреляционных контекста «социолингвистической» интерпретации модальности текста: а) отношение автора к отображаемой действительности (модальность жанра текста, модальный фон текста); б) отношение автора к своим коммуникациям, возможность контакта с ними (в целом тексте или в его фрагменте); в) отношение автора к своему высказыванию (уточнение смысла высказывания или позиции говорящего); г) отношение самого высказывания к отображаемой действительности, - учитывает только два интересующих нас аспекта модального пространства текста. Это включение средств «уточнения» смысла высказывания или позиции говорящего, так сказать - прямое адресование коммуниканту авторской позиции, а также авторская позиция, закладываемая в текст косвенно (модальные контексты, например, автора-демиурга, автора-интерпретатора или комментатора).

В.Н. Мещеряков, в частности, пишет: «В модальное пространство текста в виде отдельных сегментных включений входят и средства, отражающие отношение автора к своему высказыванию. Здесь слово «отношение» следует понимать как «уточнение» (существенное для адекватного понимания коммуникантом) смысла высказывания или позиции говорящего. Оговорки типа «вероятно», «может быть (случится)», «к сожалению», «к счастью», во-первых», «во-вторых», «хочу подчеркнуть», «не могу не отметить», «скорее всего» и подобные фокусируют смысл высказывания и ориентируют читателя или слушателя относительно действий и намерений говорящего.

В тексте отношение автора к собственным высказываниям может получить вид авторских отступлений, отражающих скепсис, иронию, удивление, сопереживание и т.д.

Обсуждаемый вид модальности относится к сегментному типу и, представляя собой «самохарактеристику» автора текста, обращен, тем не менее, к коммуниканту. Но, в отличие от средств, напрямую адресуемых в текст коммуниканту, характеризуемый вид модальности адресуется коммуниканту косвенно» (Мещеряков, 2001: 103).

И - далее: существует «зависимость характера и формы высказывания от ракурса восприятия и выбора формы (жанра) изображения, когда, например, рассказ об одном и том же событии от имени разных действующих лиц реализуется в разных модальных контекстах» (там же: 104).

Думается, в приведенных нами цитатах содержится информация для анализа модальности прежде всего в личностном (авторском аспекте), в плане лингвопрагматики ЯЛА.

Как же мы соотносим понятия «метатекст» и «модальность»?

Анализ метатекстовых характеристик приводит нас к необходимости дать оценку метатекстовости с точки зрения традиционной теории модальности. Различая план отношения говорящего к действительности (субъективная модальность) и план отношения высказывания к действительности (объективная модальность) (см.: Виноградов, 1975; Ляпон, 1980, 1997; Лопатин, 1989; Немец, 1999; Диброва, 2001 и др.), мы видим, что в плане отношения говорящего к высказыванию этой категорией не учитывается тот компонент, который фиксирует авторскую оценку самого высказывания, тех ее отрезков, что позволяют соотнести, с одной стороны, отношение говорящего к высказыванию о действительности, а следовательно, опосредованно, к самой действительности, и, с другой стороны, оценку этого отношения, которую даст говорящий как ЯЛА, оперирующая лексинтактиконом. Здесь мы имеем дело уже с особым уровнем личностно-субъективного оценочного плана проявления «модальности в модальности». Метамодальность, таким образом, может быть закреплена за средствами синтаксического словаря - субъективно ощущаемой, индивидуальной сферы номинации, и одним из важнейших метамодальных средств выступает ФН.

Следует подчеркнуть: метамодальность пересекается, прежде всего, с субъективной модальностью, но оперирует категориями метатекста, по сути дела, и формируя его. Главное в метамодальности - ее личностный характер, субъективная ощущаемость, а потому и непосредственный выход в идиостилевую организацию текста. По-видимому, как метатекстовость, так и метамодальность - категориальная прерогатива непосредственно авторского текста, текстовая функция ЯЛА. Формируя художественное пространство, ЯЛА полностью концентрирует свою субъективно - модальную энергетику на виртуальном мире текста. Отсюда - функционально-маскарадная насыщенность ФН, ее способность выразить тончайшие нюансы речевой игры ЯЛА как Homo Ludens, подавляющей в данном случае и Homo Loquens, а зачастую - и Homo Sapiens. Благодаря употреблению ФН в художественном тексте ЯЛА обретает выход не просто в идиономинатику, но и в особый мир имени, природа и специфика которого прекрасно охарактеризованы в трудах П.А. Флоренского, А.Ф. Лосева, В.И. Вернадского, П. Тейяра де Шардена и других мыслителей, исследовавших область философии языковых категорий.

Проблема авторской модальности

Таким образом, категория модальности переосмысляется в плане ее уточнения, что справедливо связывается с глобальной переориентацией лингвистики на носителя языка (лингвоантропоцентризм) и выдвижением на один из передних планов исследования коммуникантов. Поэтому вряд ли справедливо утверждение, согласно которому категория модальности уже давно получила практически исчерпывающее «освещение» даже на уровне предложения, исследуемого в «лингвоцентрическом направлении» (Мещеряков, 2001: 99). Многие аспекты этой действительно сложной и даже загадочной категории, выходя за пределы анализа конкретной синтаксической модели, имеют «точкой приложения» именно синтаксический контекст, где, собственно, и реализуются, находят свой выход авторские интенции говорящего, связанные с выражением отношения к миру в пространстве языка. В частности, далеко еще не исследован круг средств, регулирующих отношение говорящего не только к отражаемой в тексте действительности, но и к тому речевому пространству, которое не просто отражает образы действительности, но и формирует ее благодаря ЯЛ (ЯЛА) (см.: Немец, 1999 и др.). В свете концепции метатекста А. Вежбицкой можно предположить существование особого типа субъективной модальности, который характеризует метамодальные связи (отношение) говорящего к действительности текста, к тому, что создано самой ЯЛ (ЯЛА).

В целом соглашаясь с мнением В.Н. Мещерякова об отнесенности средств субъективной модальности к динамическому аспекту образования высказывания в акте коммуникации, мы считаем, однако, что выносить за пределы синтаксических отношений (предложение или последовательность предложений) модальные категории неправомерно, даже с «социолингвистической точки зрения». Думается, творимый автором текст дает возможность выразить в определенных моделях отношение автора к этому тексту. Однако авторская модальность, о которой идет речь, далеко не обязательно может трактоваться так, как это наблюдается в большинстве современных работ (Н.А. Николина, Н.С. Валгина и др.).

Авторская модальность в понимании Н.А. Николиной - это авторская позиция, авторское отношение к избранному. Соответственно, по мнению исследователя, данное отношение, а следовательно и модальность, обычно находит свое выражение не в «прямых оценках», а в таких уровневых проявлениях системы текста, как его заглавие, ключевые слова (семантические доминанты), имена собственные, ремарки (Николина, 2003: 167).

Н.С. Валгина под авторской модальностью подразумевает «модальность текста» как «выражение в тексте отношения автора к сообщаемому, его точки зрения, позиции, его ценностных ориентаций, сформулированных ради сообщения их читателю...» (Валгина, 2003: 96-97).

Авторская оценка изображаемого всегда связана с поиском адекватных способов выражения, и эта мысль нуждается в лингвистической конкретизации. Думается, одним из этих «адекватных способов» и выступает ФН как производное идиостилевой речевой деятельности ЯЛА.

Языковая личность автора в метамодальном интерьере текста

Попытаемся охарактеризовать специфику проявления ЯЛА в метамодальном «интерьере» текста посредством ФН. Будем учитывать при этом тот очевидный факт, что при употреблении данных средств номинации происходит соотнесение двух типов модальности - предложенческой и текстовой.

Рассмотрим следующий контекст:

Было кое-что, что представлялось еще более необъяснимым, чем неизвестно зачем выдуманный клеветнический рассказ о похождениях в Пушкине, и это что-то было изменением во внешности и в манерах администратора (Булгаков. Мастер и Маргарита).

Употребляемое здесь ФН, выраженное сочетанием коррелята с неопределенной семантикой (кое-что) и местоименно-соотносительного придаточного, вводимого релятивным местоимением (что), предваряет собственно номинацию обозначаемого, также синтаксически оформленную, но уже непредикативным способом - финальным словосочетанием контекста (изменением...). Помимо участия в формировании связности текста - пространственности его дискурса, ФН решает в данном случае еще одну очень важную функционально-прагматическую задачу. Это выражение метамодального аспекта высказывания.

Как известно, ФН характеризуется уникальным динамическим равновесием номинации (денотативная соотнесенность семантики) и предикации (участие в обозначении квазипредложения, обладающего модально-временными характеристиками), выступая грамматикализованным средством названия, когда «... описательное обозначение осуществляется через предицирование признака наименования сказуемым придаточной части и соотнесение этого признака с соответствующим признаком главной части...» (Буров, 1999, III: 89). Проявляется динамическое взаимодействие предикативной структуры и номинационной семантики тогда, когда в тексте наблюдаются функционально-прагматические оттенки употребления, насыщенные ассоциациями, которые ощущаются глубоко индивидуально, не менее субъективно программируясь автором текста и формируя метатекстовость. Сравните еще пример: Как истомлена она этой мечтой - зачем? почему? - мечтой оставить в мире до скончания веков себя, свои чувства, видения, желания, одолеть то, что называется моей смертью, то, что непреложно настанет для меня в свой срок и во что я все-таки не верю, не хочу и не могу верить (Бунин. Ночь).

Мы видим, как само лексическое и синтаксическое пространство ФН, организуемое в дальнейшем ЯЛА, участвует в создании субъективно ощущаемого образа называемого, определяя тот фонд знаний, который закреплен за ним в идиосознании, т.е. фреймируя его. Автор - номинация - фрейм – метатекст - вот цепочка компонентов, определяющих модальные характеристики текста, который включает ФН.

Высказывание о предмете переплетается «нитями высказываний о самом высказывании...» Наблюдается своеобразное «скрытое двухголосье», причем оно совершенно не обязательно способствует связности текста, проявляя гетерогенный характер (Вежбицка, 1978: 404 и след.).

Заметим: наиболее ярко метатекстовые нити обнаруживаются в художественном тексте, что вполне объяснимо: именно этот полистилевой пласт дискурса наиболее маркирован субъективно, и ЯЛА определяет идиостилистически прежде всего модальные характеристики и оценки высказывания (сравните мысль Ж. Делёза о «складчатости» фактуры, ее «слоистости»).

Разграничивая на вербальном уровне текста собственно текстовый и метатекстовый слои, мы должны определить наиболее показательные средства выражения метамодальности, характеризующей выход ЯЛА в метаслой текста, а следовательно, и проявление метаязыковой личности автора нарратива.

Совершенно очевидно, что все средства, выделяемые А. Вежбицкой как метатекстовые, нуждаются в уточнении и систематизации. Более того, их круг может быть, на наш взгляд, расширен, к примеру, за счет, вставных конструкций, как это предлагает сделать Г.П. Немец. Главное же заключается в том, что требуется уточнить отношения между такими категориями как «метатекст», «модальность», «номинация» и «языковая личность». Думается, анализ функций ФН в художественном тексте позволит нам частично решить эти вопросы.

Признавая объективность существования метаязыка и метаречи как проявлений своеобразной субъективной «внутренней формы» текста, «языка в языке» и «речи в речи», имеющих ярко выраженный авторский характер, логично предположить, что метаязыковая личность автора текста - это явление столь же естественное и распространенное, как и собственно ЯЛА. Метаплан здесь создается прежде всего за счет метамодальности, которая, в свою очередь, соотносится с той категорией, которую принято называть субъективно-модальной. Именно в области субъективной модальности мы выделяем особый метамодальный план, который позволяет выразить отношение говорящего к текстовому корреляту действительности (отношение к отношению, оценка оценки). Метаязыковое участие ЯЛА текста, таким образом, проявляется прежде всего благодаря метамодальности.

ФН примечательна тем, что характеризуется предикативным оформлением номинационной семантики. Дескрипционно-дефиниционный способ номинации позволяет зафиксировать двойную связь говорящего с текстом: во-первых, фреймировать определенный фонд знаний о называемом в его атрибуционном «пространстве»; во-вторых, выразить метамодальную оценку со стороны ЯЛА того, что обозначено посредством ФН.

Функции как дефиниционного, так и дескрипционного плана, куда мы отнесем и прямую описательную номинацию, и перифразирование, и полемическую организацию дискурса, и аппроксимацию как особый способ номинации, и эвфемизацию, носят метамодальный характер, поскольку определяются прагматикой ФН - предикативной части, позволяющей ЯЛА включать в свое пространство именно те маркеры, которые представляются ему важными в плане метаоценки обозначаемого описательно, перифрастически.

Таким образом, связь между модальностью и номинацией, уже бывшая объектом анализа исследователей (В.В. Виноградов, В.Г. Гак, Т.М. Николаева, В.Н. Телия, Г.П. Немец, У. Куайн и др.), обретает новое «звучание» и осмысление в контексте концепции синтаксической номинации. Пересекаясь в условиях речевой реализации, номинация и модальность выходят на уровень «модализации имен», когда либо употребляются собственно модальные средства (слова и словосочетания), либо привлекаются средства модальной интонации на паралингвистическом уровне, либо «вместо имени данного используется имя другое с комментариями по этому поводу» (Немец, 1999: 537).

Мы видим основное назначение метамодальных отношений в регулировании намерений говорящего осуществить номинацию некоторого объекта. Думается, именно метамодальность является тем модальным аспектом, который имеет непосредственный выход на номинацию - прежде всего в реализации иллокутивных интенций говорящего как ЯЛ не просто в выборе, а в плане того или иного непосредственного вступления в номинационно-синтаксические отношения, осуществления акта номинационного семиозиса. Это прямо относится к рассматриваемым нами речевым единицам - ФН. Думается, немаловажным оказывается и тот факт, что синтаксический тип номинации весьма показателен именно для русского языка, который, в сравнении, например, с английским или французским, имеет богатейший потенциал как синтетических, так и очевидно прогрессирующих в последние столетия аналитических языковых ресурсов, характеризуясь особым типом ЯКМ. Для нее свойственны эмоциональность, приблизительность, наивность, идеализация действительности, субъективно-индивидуальный характер восприятия, а потому и богатейший полифонизм идиостилевых проявлений ЯЛА (Караулов, 2001).

Метаязыковая личность автора, организующая и пространство дискурса в целом, и формирование метамаркеров типа ФН, может быть рассмотрена в качестве «внутренней формы» ЯЛА.

Металичностная «внутренняя форма» есть речевая (текстовая) реализация прагматики, связанной с авторской оценкой конкретного текста, созданного ЯЛА. Можно предположить, что именно метаязыковая личность автора маркирует идиостиль, а метамодальность выступает при этом важнейшей его характеристикой. СН является тем неизбежным способом вхождения в миры метаоценок, вне которого трудно осмыслить текст, тем более - художественный, на современном уровне.

Можно предположить, что ФН, наиболее яркое и прагматически богатое СН, показательно как вербальное средство выражения метамодальных характеристик и оценок именно благодаря потенциально открытому пространству семантики, наполняющей придаточную часть. Интенции ЯЛА проявляются прежде всего в предицировании атрибутики называемого описательно и в выражении отношения со стороны говорящего - ЯЛА к называемому в дескрипционно-дефиниционной форме.

Метамодальный характер ФН проявляется в неодинаковой степени, поэтому можно говорить об известной аксиологической шкале метаоценок, выражаемых данными СН в тексте. Мы предполагаем, что менее ярко их выражают ФН-дефиниции, осуществляющие прямую характеристику денотата (Тот, кто смел, тот и умел. Ср.: Смелый и есть умелый). Косвенно характеризующие ФН обладают более высокой метамодальной характеристикой: Тот, к кому мы подошли, оказался интересным собеседником.

ФН-дескрипции, совмещающие собственно описательное обозначение с авторской оценкой-характеристикой, обладают наиболее яркой метаоценочностью. Сравните перифрастические ФН: В середине грудной клетки Григория словно одубело то, что до атаки суетливо гоняло кровь (Шолохов. Тихий Дон). Видно, смерть мою почуял // Тот, кто реет в вышине (Есенин). И под.

Когда же мы имеем дело с аппроксимационным или полемическим функционально-прагматическим пространством ФН, речь идет уже о сложных метахарактеристиках, требующих опоры на широкий текст. Сопоставьте: 1). Похоже на то, что я трушу, но это не трусость, что-то другое, чего я не в состоянии ни назвать, ни описать (Чехов. Скучная история); 2). Вот так, с трудом пытаясь размотать // Клубок какой-то сложной пряжи, // Вдруг и увидишь то, что должно называть // Бессмертием... (Заболоцкий). И др.

Таким образом, можно предположить, что ФН выступает одним из средств внутри текстового «двухголосья», свидетельствующего о проявлении модального диалога «автор - текст». Однако ФН тяготеет к монологической интерпретации данного диалога.

 

АВТОР: Фрикке Я.А.