Понятия язык и речь в литературоведении
М. Бахтин в 20-е годы видел принципиальное значение в разграничении единиц языка и речи, в их функционировании, в их отношении к диалогу. Это убеждение было сформировано под воздействием трудов Ф. Соссюра, который рассматривал язык и речь как единство и борьбу противоположностей. Вопрос о разграничении филологических наук представлял интерес для многих исследователей. В. Григорьев, анализируя спор между Ю. Тыняновым и М. Бахтиным по этому поводу, дал ему следующую оценку: «В работах Ю. Тынянова поражает то, как рано он оценил общее философское значение идей лингвиста Ф. Соссюра и как творчески применил их в исследовании художественной речи. Напротив, М. Бахтину, опасавшемуся сближению литературоведения с лингвистикой, эти идеи остались чуждыми, почему его взгляды на поэтический язык так быстро устарели». Отметим, что сам В. Григорьев видит в интенсивном взаимодействии лингвистики и транслингвистики необходимость единства филологии как научного принципа.
Изучая проблему отношения к филологии ряда учёных, изучая труды Ю. Тынянова и М. Бахтина, В. Новиков не видит в споре учёных такую оппозицию, как В. Григорьев. Проблему считает неакадемической и отмечает во взглядах Ю. Тынянова и М. Бахтина больше сходства, чем различия.
Дело в том, что М. Бахтин в 20-е годы считал язык материалом литературы. В своей книге «Формальные методы в литературоведении» (1928), он критиковал «опоязовцев» за то, что свойство литературы выявляются ими путём сопоставления с языком-материалом. Позже, в 30-е годы, он пересмотрел свои взгляды и склонился к тому, что язык является материалом, организующим другие материалы. В ранних взглядах М. Бахтина единицы языка представлены как нейтральные, не имеющие непосредственного контакта с действительностью и непосредственного отношения к чужим высказываниям. В «зрелых» взглядах М. Бахтина просматривается другое направление: он убеждает, что в тексте идёт разрушение изолированности слова, его индивидуальности, отдельности. В его концепции показано, что авторский дискурс и личный растворяются в общей полифонии языка, носителем которого является народ. М. Бахтин ставит знак равенства между языком и литературой, между литературой и жизнью, где всё подчинено поиску смысла.
А. Потебня утверждал: «История литературы должна всё более и более сближаться с историей языка, без которой она так же ненаучна, как физиология без химии». Ткань любого произведения сопряжена с устной речью. Речь первична, возникая, она претворяется в письменные формы, предстаёт перед читателем как знаковая система.
Б. Томашевский справедливо указывал, что «слово не является внешним и безразличным знаком мысли. Замысел писателя и его словесное выражение представляют собой неразложимое единство». Далее он отмечал, что автор произведения неравнодушен к формам языка: только через него он может выразить мысль и отношение к действительности, передать свой замысел читателю и воздействовать на его воображение. В литературном произведении мысль является доминантой текста, но «познание литературы будет неполным, а следовательно, и неверным, если мы не уделим должного внимания словесному выражению этой мысли».
Взгляды Ю. Тынянова, М. Бахтина, А. Потебни, Б. Томашевского дали толчок к развитию мысли в отношении к филологическим наукам многим учёным.
Ю. Лотман, опираясь на теоретические разработки предшественников, отмечал, что «разделение филологической науки на лингвистику и литературоведение является фактом истории и культуры», но «цель филологии в раскрытии смысла текста, его дешифровке. Этими понятиями занимается как литературоведение, так и лингвистика, дешифруя разные уровни смысла. Понимание текста предполагает включение его в языковой, культурный, общественный, исторический опыт народа». В таком подходе видится необходимость комплексного анализа текста.
Воспринимаемая сторона литературного произведения - это словесный строй. Поскольку вербальный текст (речь) есть «язык в действии», то обязательным его свойством и признаком будет наличие кода. Ю. Лотман писал о двойной закодированности текста. Одинарно закодированная информация, следовательно, текстом не является - это может быть последовательность ничем не связанных знаков. Первый код участвует в создании самого знака - это порядок закрепления за субстанцией (будущим означаемым) некого значения, второй код обеспечивает смысл объединения знаков - тексту.
Отметим, что текст - большой сложный знак, единство неизменного, стабильного означающего и «плавающего» означаемого. В художественном тексте означаемое почти совпадает с означаемым. Означаемым можно считать ту часть смысла, которая в интерпретации не нуждается, а значением - то, что рождается в процессе интерпретации. В художественном произведении значение и смысл текста меняются в зависимости от контекста. Процесс организации материала (языка) в тексте носит художественный характер.
Синтагматическая и парадигматическая оси языка или отношения смежности и сходства порождают различные литературные приёмы, одни из которых тяготеют к научному дискурсу, и тогда происходит описание, документирование предмета, другие - к художественному. В произведении художественном метафора может быть основана на различном сходстве разнородных предметов.
Во всех случаях акт коммуникации или процесс построения текста осуществляется как селекция и комбинация коммуникативных единиц.
Вербальная коммуникация предполагает отбор лексических единиц и выстраивание их в предложения и высказывания согласно синтаксической конструкции данного языка. «С помощью различных значений слов и их интонационно-синтаксических связей писатели выражают своё идейно-эмоциональное отношение к существенным особенностям изображаемой ими жизни». Конструкции, ориентированные на уже существующие, следует рассматривать как заимствованные, как «чужую» речь. В художественном тексте отступление от правил порождает смысл с оттенком, который нужен автору. Приём инверсии является яркой демонстрацией сказанного.
Важно отметить, что для осуществления коммуникации участники диалога должны использовать общий код и в равной степени владеть лексическим запасом, пользоваться одной и той же «картотекой» высказывания». В художественном произведении коммуникация осуществляется следующим образом: автор, создавая текст, производит отбор коммуникативных единиц, исходя из значимости темы и соответствующего словесного строя. Когда произведение строится на денотативном уровне, затруднений в процессе работы над текстом не возникает. Если же автор строит диалог на коннотациях, то учёт культурного опыта адресата необходим.
Как в прозаическом, так и в поэтическом тексте слова многозначны, они приобретают значение только в контексте.
Поэзия Самойлова рождена внутренним духом, возникшим на основе отличного знания русской литературы и «чутье» языка.
Известно, что мировоззрение художника выражается через язык. Поэт, пользуясь системой языка, чаще всего не задумывается над чисто лингвистической его стороной при подборе слов, так как чаще всего слова являются следствием интуиции, которая создаётся от желания глубоко выразить внутреннее состояние поэта и сделать его доступным для читателя.
В трудах А. Потебни находим подтверждение нашей мысли: «Поэт для выражения своей мысли будет хвататься за первое попавшееся средство: кто разыскивает слово не с тем, чтобы возможно точнее выразить мысль, а чтобы сказать покрасивее, тот не придаёт значения мысли для себя». Часто «первым попавшимся средством» для поэта являются уже готовые «чужие» конструкции, на их существование обращал внимание учёный: «...весьма часто поэты берут готовые формы для своих произведений» и «влагают в «чужие формы» новое содержание и тем самым принимают эти формы».
Итак, мы остановились на том положении, что в созданном индивидуальным сознанием тексте следует различать семантические свойства. Этому способствуют как изобразительные средства и выразительные значения слов, подобранных писателем, так и интонационно-синтаксические конструкции. Исходя из этого положения, мы рассматриваем лексические и синтаксические конструкции в лирических текстах Самойлова, сближая тем самым литературоведческий и лингвистический анализ текста.
Мы отмечаем, что многие поэтические приёмы, воспроизведённые на лексическом и синтаксическом уровне, являются заимствованными, «чужими». Это заимствование обосновывается нами в результате их анализа.
Мы обращаемся к различным единицам интертекста и определяем их как разновидность «чужой» речи. Интерпретируем смысл, полученный в результате их взаимодействия, как с литературоведческой, так и с лингвистической точек зрения.
АВТОР: Трепачко А. Н.