03.12.2012 6596

Социальный состав армии белых на Северном Кавказе, принципы её формирования и материального обеспечения

 

Основной силой, противостоящей большевикам, и альтернативной формой организации власти было белое движение. В отдельные периоды Гражданской войны оно контролировало значительную часть территории страны. К середине 1918 г. белое движение распространилось на значительной территории страны - в Крыму, на Дону, Северном Кавказе, на Урале, в Поволжье, Сибири, Северо-Западном регионе и др. В этих регионах действовали разные армии «белых»: А. Деникина, Н. Юденича, А. Колчака, П. Врангеля. Несмотря на отсутствие у белого движения единого центра, их объединяла задача уничтожения большевизма.

На Юге России под его властью осенью 1919 г., в период наибольших успехов антибольшевистского движения, находилось 16 губерний и областей с населением свыше 40 млн. человек. Наличие у белого движения организованной системы власти, права, экономики, армии, внешней политики, социальных и культурных преобразований позволяет расценивать его, как институционально организованное. Оно было сориентировано на возрождение традиций Российской империи в сочетании с западноевропейскими демократическими институтами. По мнению исследователя белого движения В.Д. Зиминой, для большинства из них («добровольцев») было характерно «переплетение авторитарных и демократических принципов с ориентацией на сохранение и поддержание исторически традиционных, сформировавшихся форм общественной и государственной жизни России». Несмотря на военные форму и содержание белого движения, «государственное предназначение» его очевидно.

Корни и питательная среда белого движения закладывались в после- февральский период усиления кризиса российской государственности. Офицерство Русской армии, недовольное мерами Временного правительства в области государственной и военной политики, начинало консолидироваться с целью формирования оппозиции. Многие представители генералитета поддержали Л.Г. Корнилова в августе 1917 г. при подготовке антиправительственного военного мятежа. Главной его целью тогда была борьба за сохранение целостности страны, выведение ее из институционального кризиса. Поначалу борьба с большевиками считалась составной частью войны с немцами, поскольку политическая элита общества считала большевиков немецкими агентами. Позже, когда большевики создали государственную машину и армию, главным в белом движении стала антибольшевистская направленность. Начало формирования Добровольческой армии в декабре 1917 г. было связано с негативной реакцией на большевизм и зарождающуюся новую государственность.

После прекращения войны с Германией белое движение из национального стало политическим, направленным на уничтожение большевизма. При этом оно теряло весомый аргумент в свою поддержку, т.к. война с большевиками не могла носить национального характера. Лидеры белого движения этого не понимали и продолжали нести знамя национальной борьбы. В этом плане они идеологически проигрывали большевикам, выдвинувшим классово-патриотический лозунг защиты социалистического Отечества. Он был более конкретен для слоев населения, ставших социальной опорой большевиков. Расплывчатые формулировки белых о национальных интересах были менее конкретными и мобилизующими.

Создание противовеса утверждающемуся новому политическому режиму было не просто судорожной реакцией высших сословий в борьбе за господство и собственность, как утверждала советская историография. А. Деникин так оценивает начало добровольчества: «Если бы в этот трагический момент нашей истории не нашлось среди русского народа людей, готовых восстать против безумия и преступления большевистской власти и принести свою кровь и жизнь за разрушаемую Родину, - это был бы не народ, а навоз для удобрения беспредельных полей старого континента». Это был патриотический порыв лучших представителей военной элиты.

На юге страны рождение белого движения связывается с организацией Добровольческой армии. Ее задачи были сформулированы и оглашены в Воззвании Добровольческой армии. Она создавалась как военная сила, которая могла быть противопоставлена «надвигавшейся анархии и немецко- большевистскому нашествию». Добровольческая армия объявляла себя защитницей Гражданской свободы, прав народа через Учредительное собрание и конституцию выражать свою волю.

К моменту завершения организационного оформления белого движения оно приобретает еще и антисоветскую направленность, что к весне 1918 г., означает одно и то же. По мере завоевания Добровольческой армией новых населенных пунктов там уничтожалась советская власть.

«Политическая программа генерала Л.Г. Корнилова», одного из основателей Добровольческой армии, « ставила ближайшей задачей сокрушение большевистского самодержавия и замену его, таким образом, правления, которое обеспечивало бы в стране порядок, восстановило бы попранные права гражданства и, запретив целесообразные завоевания революции, вывело бы Россию на светлый путь свободы и прочного почетного мира, столь необходимого для культурно-экономического прогресса государства». Программа предусматривала различные демократические свободы, созыв Учредительного собрания, которое должно было выработать конституцию и конструкцию государственного строя. В сфере военной политики предлагалось продолжение мировой войны, выполнение союзнических обязательств, сохранение государственного единства и т.д..

Белое движение было самой мощной составной частью антибольшевистского движения, включающего в себя казачество и демократическую контрреволюцию. Начало добровольческого движения связано с Доном. Этот регион был одним из самых сильных среди антиреволюционно настроенных. Корнилов говорил о тяжелой борьбе окраин с большевистским центром и верил в их победу и сплочение «возрожденной» России. Окраины не были заняты большевиками и были более консервативны. Кроме этого, организаторы Добровольческой армии рассчитывали на военные ресурсы Донского войска. В январе 1918 г. между А.И. Деникиным, тогда еще начальником Добровольческой дивизии, и атаманом Всевеликого Войска Донского П.Н. Красновым было достигнуто соглашение о создании «Вооруженных сил Юга России» (ВСЮР). Позже в состав ВСЮР вошли и другие белогвардейские вооруженные формирования. Однако этот союз на протяжении всей Гражданской войны так и не смог стать единой серьезной антибольшевистской силой. Его раздирали постоянные противоречия, идущие от нежелания каждой из сторон подчиниться единым целям и задачам. Сказывались отсутствие опыта политической консолидации в России и вечный социальный раскол российского общества.

Тяга офицерства на Юг возбуждала в казачьей среде страх неминуемого нашествия и вмешательства большевистских войск. Фронтовые казачьи части Дона считали, что «добровольцы» - главная причина наступления большевиков на Дон, а значит, и усложнения положения в регионе. Эти проблемы, как оказалось, были не нужны «донцам». Их патриотизм носил местечковый характер, был проявлением казачьего сепаратизма. Это стало одной из серьезных причин поражения антибольшевистского движения на Юге.

Для общественных движений в России характерно преобладание идеократических форм политических изменений. Любая новая власть создавала не только политические институты, но и пропагандировала те или иные идейные ценности. Белая идеология - это соглашение всех национальных сил, кроме большевиков, в развитии политического процесса в России. Эти силы не были однообразны, что осложняло выработку единой платформы. К тому же общество в то время не воспринимало идеи «общенациональных интересов», которая ассоциировалась с подобными лозунгами царского и Временного правительств в Первой мировой войне, столь непопулярной в обществе. И хотя белые оставались носителями действительных национальных ценностей, значительная часть общества их не воспринимала. В этой войне в массовом масштабе индивидуальные интересы преобладали над общенациональными. Большевики же выстраивали идею единения конкретных классов и социальных групп. Они усиливали гражданское противостояние, используя идею противопоставления «правых и виновных». В условиях кризиса государственности общественное сознание инстинктивно искало «врага», виновного в том положении, в котором оказалась страна. Поэтому большевистские идеи классового единения оказались действеннее идей белого движения об общенациональных целях.

Лидеры белого движения не сформировали единой последовательной системы целей и задач. 26 августа 1918 г. при первом посещении Ставрополя Деникин говорил о том, что армия должна быть вне политики, иначе «она не была бы русской государственной армией», что Добровольческая армия «желает опираться на все государственно мыслящие круги населения» и « не может стать орудием какой-либо политической партии или общественной организации». В своем выступлении перед Кубанской Радой он обосновывал всероссийских характер задач, стоящих перед белым движением: «От нас требуют партийного флага, но разве трехцветный Российский флаг не выше всех партийных флагов?» Полагая, что стоят над партиями и политикой, белые, тем самым, отгораживались от общества, которое не могло быть в те годы не политизированным. Их инертность оказалась обратной стороной той же политики.

А.И. Деникин, возглавивший Добровольческую армию после смерти Л.Г. Корнилова, призвал в своем выступлении на Кубани к необходимости объединения антибольшевистских сил. Он подчеркивал, что Добровольческая армия чужда социальной и классовой вражды «Если в рядах армии и живут определенные тенденции, она не станет никогда палачом чужой мысли и совести». Несмотря на то, что Деникин объявил о надклассовом характере своей армии, объективное течение событий не могло не добавлять «классовости» в деятельность Добровольческой армии. Крестьянство воспринимало «надклассовую» политику белых как «защиту существующих классовых отношений». Своими надпартийными и надклассовыми позициями белые не расширяли, а, как ни парадоксально, сужали фронт своих союзников. Это привело к обратному результату к концу войны - во главе Добровольческой армии стал ставленник правых сил П.В. Врангель.

Идеологические основы белого движения сводились к следующим положениям:

- частная собственность, рынок, конкуренция;

- гражданский мир;

- сильная национальная власть, правовое государство и гражданское общество;

- идейный и политический плюрализм, возрождение духовности;

- христианские нравственные нормы;

- свободное соревнование любых этико-эстетических концепций.

Это были идеалы той части российского общества, которая пришла к власти в феврале 1917 г. По известным причинам потенциал развития России по либерально-конституционному пути не был реализован. Его носители были вынуждены уступить место большевикам.

До конца войны идеи и планы политических сторонников Добровольческой армии, в основном, оставались на бумаге. Документы показывали отсутствие единства в выработке решений, проектов, постановлений об организации власти. Отдельную папку документов из Пражского архива составляют «Решения и постановления Всероссийского земского союза и Совета земств и городов всего юга России и переписка об организации власти и борьбе за воссоздание буржуазно-помещичьего строя в России». Они обнаруживают рыхлый, неконкретный характер размышлений, поисков лидеров движения, далеких от практических целей того времени.

Кроме либералов, эту программу принимали и правые как базу для восстановления монархии. В идеале белое движение было государственно-патриотическим, с опорой на вооруженные силы. В целом, по определению Деникина, вызрело и оформилось самостоятельное «военно-общественное» движение. Оно начиналось как военное сопротивление большевизму, рассчитывающее лишь на военную победу. Этими факторами определялись все планы белого движения. Такая задача не была определяющей для казаков, горской аристократии и демократической контрреволюции. Поэтому на протяжении войны альянсу антибольшевистских сил так и не удалось обрести единства. Полярные взгляды антибольшевистских политических сил не могли иметь единого институционального, идейного оформления. Деникин писал о состоянии антибольшевистского фронта: « приходилось сохранять плохой мир и идти одной дорогой, хотя и вперебой, подозрительно оглядываясь друг на друга, враждуя и тая в сердце - одни республику, другие монархию».

На Северном Кавказе в лагерь антибольшевистских сил входили, помимо офицерства, верхи казачества, представители старых привилегированных классов («свои» и приезжие, бежавшие на Юг от ужасов классовой диктатуры большевиков, причем как правых, так и либеральных убеждений), часть горской аристократии и военной интеллигенции, участвующей в составе царской армии в Первой мировой войне. Их сторону занимала часть мещанства, городских чиновников и интеллигенции, а так же коренного крестьянства, недовольного политикой большевиков.

Теоретики белого движения создали умозрительный идеал будущей России. В каждом регионе его видели по-своему. В разработке идейных основ, на которых базировались действия Добровольческого движения на Юге, участвовали представители правых, кадетов и монархистов, не живших на Кавказе. Поэтому в постановке и практической реализации задач в регионе белые допускали много ошибок и просчетов.

Определяющую роль в формировании идейных основ белого движения играл состав Добровольческой армии, на 80% состоявший из офицеров и генералов. Белое движение строилось на армейской базе, взявшей на себя функции государственного управления. Военная организация обеспечивала белому движению единство, которого не могла ему дать идейная общность. Такие понятия, как «воинская честь и несокрушимая сила духа», «горячая, пламенная любовь к Родине» и т.п., постоянно встречающиеся в мемуарах, текстах речей и призывов, отражали не только глубину эмоционального восприятия происходящего, но и были призваны показать коренное отличие добровольцев от воинов Красной армии, а значит, определяли последнюю, как враждебную России. Вл. Соловьев писал, что в традициях русской ментальности было смотреть на войну, как на христианский подвиг. Жертвенность, чувство вины за то, что «не уберегли Россию» было важным мотивом действий русского добровольческого офицерства. Эти настроения привели добровольцев под знамена Л.Г. Корнилова, который отправлял своих представителей в разные регионы страны для создания широкого антибольшевистского фронта, благодаря которому надеялся ликвидировать власть большевиков и восстановить фронт для войны с Германией.

При том, что Корнилов был чисто военным человеком, он считал необходимой консолидацию и координацию антибольшевистских сил консервативного, буржуазно-либерального толка, торгово-промышленных кругов. В декабре 1917 г. на совещании «Московского центра», созданного этими силами под руководством кадетов, обсуждался вопрос о формировании, обеспечении и функционировании создаваемой армии и всего движения. Помимо того, что принцип добровольчества предполагал пополнение армии глубоко убежденными противниками новой власти, опасная и трудная дорога на юг, заполненная заградительными отрядами, оказалась еще одной проверкой на прочность и патриотизм для желающих вступить в Добровольческую армию. К середине января 1918 г. она насчитывала всего лишь около пяти тысяч человек, но силу и мощь ей придавало единство рядов и высокий профессионализм. В среднем в день приезжало и записывалось в ряды армии 75- 80 добровольцев. После наступления красных на Дону поток добровольцев почти прекратился, и перед командованием встал вопрос о путях пополнения армии.

Вопрос о добровольческом принципе формирования армии в практическом и моральном плане имеет двоякую оценку. С одной стороны, юридически, приказом обязывать офицеров и всех противников большевизма пойти в Добровольческую армию было невозможно. С другой - армия привыкла действовать по приказу, и отсутствие такового в условиях полуразложившейся армии оставляло за каждым потенциальным воином право не принимать участия в организации армии. Деникин описывает парадоксальную ситуацию, когда наступление на Дон большевиков сдерживало несколько сот добровольцев - юнкеров, гимназистов, кадет, а в это время «кафе и панели Новочеркасска и Ростова были полны молодыми здоровыми офицерами, не поступившими в армию». Даже в самом Ростове добровольцам далеко не все были рады. Документы показывают немало случаев расправы рабочих с офицерами, убийство их из-за угла и др.. В Ставрополе немало офицеров укрывалось от регистрации и обязанности вступать в ряды Добровольческой армии.

Тем не менее, дух патриотизма, высокие моральные качества первых добровольцев, их подготовка и боевой опыт умножали силы немногочисленной вначале Добровольческой армии. Серьезную угрозу со стороны формирующейся армии увидели большевики. Помощник JI. Троцкого комиссар Склянский сообщал в Совнарком о 50-ти тысячных войсках добровольцев и поголовной мобилизации Донского казачьего войска, что было явным преувеличением. На самом деле казаки зачастую отказывались воевать и разъезжались по домам.

Не оправдав свои надежды на Дону, добровольцы стали искать поддержки на Кубани. К этому времени армия состояла из Корниловского ударного полка, Георгиевского полка, трех офицерских батальонов, юнкерского батальона, Ростовского добровольческого полка из учащейся молодежи, двух кавалерийских дивизионов, двух артиллерийских батарей, морской и инженерной рот, чехословацкого инженерного батальона, дивизиона смерти Кавказской дивизии и нескольких партизанских отрядов. Из 3,7 тыс. бойцов, состоявших к началу 1918 г. в Добровольческой армии, 2,35 тыс. были офицерами, 235 человек - низшими чинами, 169 рядовыми. 8 февраля 1918 г. Краевым правительством Кубани было утверждено «Положение о формировании кубанских добровольческих отрядов по номерному принципу», куда входили физически годные, неопороченные по суду со сроком службы не менее трех месяцев воины. Отряды пополнили Добровольческую армию, но находились только в военно-стратегическом подчинении у Деникина.

Добровольческая армия росла за счет представителей высшего комсостава, офицеров, юнкеров, кадетов, студентов, учащихся. Так, в 1919 г. в армию целиком записался весь выпускной класс 2-й Ставропольской мужской гимназии. Мобилизации привлекали людей разного происхождения и разных политических взглядов. Со второй половины XIX века офицерский корпус России утратил свой сословно-кастовый характер. В военных училищах учились дети «разночинцев». На основании изучения послужных списков участников 1-го Кубанского похода стало известно, что у 90% офицеров не было никакого недвижимого имущества; потомственных дворян было 15- 20%, личных дворян - 39%, остальные офицеры-добровольцы происходили из мещан, крестьян, семей мелких чиновников и солдат. Такой состав не мог быть последовательным носителем монархической идеологии. Думается, что в формировании политических взглядов офицеров Белой армии фактор происхождения не играл столь прямолинейной роли. Для недворянских слоев армия была единственной возможностью продвижения по карьерной лестнице. При этом переход в другую страту отрывал человека от социальных корней. Окружение, среда, служба формировали у него иные взгляды. Более того, выходцы из низов, достигшие определенного положения в обществе, были более ревностными его охранителями. Народные корни добровольцев не были гарантией их близости к простому народу.

При известном социальном составе Добровольческая армия начинала свой первый Кубанский поход с весьма воинственным настроением: «За нами - военное искусство. В армии - порыв, осознание правоты своего дела, уверенность в силе и надежда на будущее». Воззвания, зовущие в Добровольческую армию, партизанский отряд есаула Чернецова, войскового старшины Семилетова, в отряд «белого дьявола» - сотника Грекова и другие заполнили города и станицы. Создавались вербовочные пункты, задачи которых четко определил Деникин: «вербовать надежные элементы; разведка и контрразведка; осведомление о настроениях различных слоев населения; широкая пропаганда идей Добровольческой армии и правильное освещение ее деятельности; добывание на местах финансов и материальных средств, необходимых для армии».

Высокий моральный и нравственный облик добровольцев не мешал им уже в первом Кубанском походе показывать немало примеров недостойного поведения. Р. Гуль приводит факты, доказывающие, что моральное разложение уже тогда имело место в Добровольческой армии. Это было объяснимо. Армия, воюя с 1914 г. и пройдя через поражения с немцами, унижения во времена печально известного Указа № 1, хаос и развал в послефевральское время, не могла полностью сохранить высокий моральный дух и благородство.

На окраины, особенно на юг, стремилось много разных людей, не принявших новой власти. Не все оказались в Добровольческой армии. Была масса выжидавших, вливавшихся в ряды победителей, а потом покидавших их для перехода к новому победителю. Выжидательную позицию занимало старшее поколение интеллигенции, мещанство и крестьянство. Среди записывающихся в ряды добровольцев нередко были и не разделявшие взгляды белых или не понимавшие их, но настроенные антибольшевистски. Были случаи «семейных» уходов в Добровольческую армию. В оперативных сводках назывались семьи, целиком записывающиеся в Добровольческую армию. К примеру, семья ставропольских крестьян Рыльских отправила туда пятерых сыновей и двух дочерей. В целях вербовки применялась тактика занятия сел, как это было с с. Сотниковским и с. Довсунским.

Тем не менее, цели первого Кубанского похода не были достигнуты. Надежды на кубанское казачество оказались столь же неоправданными, как и на донское. «Добровольцев» здесь ждало разочарование. «Огромные станицы, с несколькими тысячами жителей, - писал белый генерал Л.В. Половцев, давали 10-15, а самое большее - 30 добровольцев». В станице Ольгинской не нашлось ни одного казака, пожелавшего вступить в армию Корнилова. Через некоторое время картина повторилась в станице Некрасовской и других.

Здесь явными были сепаратистские настроения, закрытость кубанского казачества в период междувластия, неверие разным властям после многих невыполненных ими обещаний. По мнению Деникина, казаки не понимали совершенно ни большевизма, ни корниловщины, «сыты, богаты и, по- видимому, хотели бы извлечь пользу и из «белого», и из «красного» движений. Обе идеологии теперь еще чужды казакам, и больше всего они боятся ввязываться в междоусобную распрю». «Что ж, я пошел бы с кадетами, да сегодня вы уйдете, а завтра в станицу придут большевики. Хозяйство, жена», так отвечал стыдившему его Корнилову крепкий, зажиточный казак, недавно вернувшийся с фронта. Для казаков понятие «родины» раздваивалось на составные элементы - один более близкий и ощутимый, другой отдаленный, умозрительный». Привычка к исполнению приказов прежней власти, консервативность казачьей среды и непонимание происходящих перемен сдерживало их в определении своих позиций. В большом многонациональном государстве в периоды кризисов сепаратистские настроения окраин всегда преобладали над общенациональными интересами. Когда-то вольные казаки были «куплены» царизмом за землю и «волю», по-видимому, это и «сломало» настоящую казачью вольницу, крепко держащуюся в новых условиях за стабильное положение, льготы, блага и землю.

Таким образом, обе армии, - Красная и Белая, - начинались на Северном Кавказе с добровольчества. Первая создавалась из разрозненных партизанских отрядов с целью защиты, в первую очередь, собственных интересов. Они действовали без единого организующего центра, единого плана, не имели квалифицированных офицеров. Вторая формировалась на основе профессионального организованного офицерского ядра и ставила сразу общероссийские задачи.

Если поначалу роль идеологического фактора преобладала в формировании социальной базы белого движения, то по мере увеличения фронтов, а следовательно, необходимости роста численности армии, происходило обратное: социальная база стала влиять на идеологическое состояние армии. Исчезало прежнее единство. Расширяющийся народный характер Белой армии, с точки зрения ее социального состава, не означал единого, «общенародного» характера ее идеологии. Социальные интересы, политические амбиции, превносимые в армию «пестрым» пополнением, ставились нередко выше «общенародных» лозунгов и программ. С этого времени в количественном росте армии закладывалась основа падения «качественности» ее состояния, начало разложения ее изнутри. Единую идеологию лидеры белого движения не считали возможным навязывать своим вольным или невольным соратникам. Демократические взгляды, имевшие хождение среди добровольцев, и крепкая армия в те годы были несовместимы.

После неудачи I Кубанского похода и разочарования в казачьей помощи начался кризис Добровольческой армии. Он заставил Деникина признаться в том, что у белых «нет армии». Однако армия не распалась окончательно благодаря тому, что тогда основой ее рядов были, в основном, идейно убежденные сторонники борьбы с большевизмом.

Второй поход Добровольческой армии принес более заметные результаты. Лето 1918 г. было временем ужесточения политики большевиков, породившей массу восстаний на Юге, что толкало нейтрально настроенную часть населения ни сторону Добровольческой армии. Кроме того, незначительная численность ее войск на фоне растущей Красной армии требовала очень высокой мобильности и бережного отношения к людям. Добровольческий принцип формирования изжил себя. В августе 1918 г. Деникинская армия начала проводить мобилизации, в октябре было покончено с контрактами. Тем не менее результаты мобилизации были успешней там, где она проходила на грани добровольчества.

Командование армии начинало сразу мобилизацию на контролируемой территории. Казачьи районы выносили постановления о собственной мобилизации. Города и села, которые возмущались политикой советской власти, формировали свои отряды. В Черноморской и Ставропольской губерниях мобилизация объявлялась трижды, но ее успехи были незначительны. Крестьяне Черноморской губернии крайне враждебно отнеслись к мобилизации, т.к. еще не испытали на себе политики большевиков.

Командование стало проводить принудительные мобилизации населения и командного состава до 40 лет. Первая была сорвана, вторая и третья принесли результат, армия пополнилась 25-ю тысячами бойцов. В армию призывались представители хлеборобского, казачьего, городского населения и иногороднего сословия. Наибольшее число уклоняющихся было отмечено среди городского населения. Отсрочки по мобилизации представлялись в крайних случаях. Уклонившиеся от нее должны были предаваться военно- полевому суду. На практике за неявку не следовало наказаний.

Мобилизация привнесла новые моменты в формирование армии. Если на добровольном этапе формирования армии людей собирали по всей стране, то теперь мобилизации проводились на той территории, которая была занята белыми, пополнение войск стало носить не «идейный», а территориальный характер. Задачей мобилизации был рост численности армии. Ее называли догоняющей, т.к. численность Белой армии резко отставала в своем росте от численности Красной, что приводило к непропорциональному соотношению сил на фронтах. Погоня за количеством привнесла в монолитную Добровольческую армию ослабление ее качественного потенциала. Если Корнилов убирал из армии штатских, то при Деникине их мобилизовывали без ограничений. Это понижало уровень профессионализма в армии. Разнородные социальные элементы, «разбавили» ее высокий идейный потенциал. В этих условиях единой идеи, цементирующей армию, быть не могло.

Формирование Красной армии через партизанские отряды вело ее бойцов от частных, личных интересов в войне к осознанию общих целей. Организация же Белой армии поначалу на основе общенациональной идеи не привлекла значительных сил. В том критическом состоянии общества руководствоваться общенациональными интересами могло небольшое количество людей высокой духовности и интеллекта. Пополнялась армия рядовыми обывателями, зачастую имеющими частные интересы участия в ней. Ленин писал, что поголовная мобилизация погубит Деникина, «что пока армия классовая, добровольная, ненавидит социализм - она прочна».

Притом, что начала добровольчества были связаны с лозунгами надклассовой армии, претензии на ее «всенародный характер» были большой натяжкой. Классовый характер растущей Красной армии оказывал влияние на формирование противодействующих ей сил и не мог не быть таковым в классовой войне.

Количество уклонившихся от призыва на Северном Кавказе составляло 20-30% от общего числа мобилизуемых. С появлением этой категории массовым стало дезертирство. За период с сентября 1918 г. по февраль 1919 г. из трех запасных батальонов с численным составом в 10 тыс. человек дезертировало 610 (причем 488 из третьего батальона в Ставрополе).

Первый опыт мобилизации белых в этих регионах привел к переходу значительного количества призванных к красным, что остановило процесс массовой мобилизации. Такие явления имели место и при мобилизации, проводимой красными. Ставропольские крестьяне, призываемые ими, стали переходить на сторону Деникина. Колебания объяснялись политикой сторон и линией фронтов. В воспоминаниях участника Гражданской войны на Ставрополье Ерина М.И. описывается мобилизация в ст. Расшеватской и с. Тахта. Несмотря на, казалось бы, важную для тахтинцев службу по охране собственного села и имений помещиков Кордубан и Барабаш (для чего поначалу и создавались отряды), крестьянство реагировало на мобилизацию отрицательно: «Настроение у солдат - не воевать. Устали». Он же приводит пример неопределенности взглядов и симпатий ставропольского крестьянства. Мобилизованные белыми пятеро солдат, решив перейти в красный отряд Ипатова, сагитировали всю роту, забрали из экономии помещиков лошадей, арестовали офицерскую охрану. Один из них, дав Ипатову слово служить в партизанском отряде, через несколько дней ушел обратно к белым. Такие эпизоды проявляют психологию насильно мобилизованных. Они могли действовать вопреки, назло, под влиянием различных настроений и случайных факторов.

Отчеты военного губернатора начальнику мобилизационного отдела Добровольческой армии говорят о малочисленной явке людей на призывные пункты. Комитет по отсрочкам рассматривал очень много дел и сформировал «Положение», резко ограничивающее причины, дающие право на отсрочки. Колебания населения отражали явную аполитичность северокавказского крестьянства, которое было втянуто в войну политическими силами, борющимися за свои идеи. Они зависели от политики противоборствующих лагерей. За неявку по мобилизации поначалу практически не следовало никаких наказаний ни у белых, ни у красных.

На Ставрополье иногородние ушли к большевикам сразу, а средние и зажиточные слои выжидали. Вектором политических симпатий крестьян могло быть решение хозяйственных проблем в их интересах. Белый генерал Шкуро писал: «На вопрос генерала Алексеева о настроениях крестьян Ставропольской губернии и Минераловодского района я доложил, что, по моему мнению, население почти всюду относится отрицательно к большевизму и что поднять его нетрудно, но при непременном условии демократичности лозунгов, а также законности и отсутствия покушения на имущественные интересы крестьян». Решение этих задач Добровольческое командование откладывало. Поэтому В.П. Краснов упрекал лидеров Добровольческой армии в том, что они не провели необходимой работы для массовой мобилизации в Ставропольской губернии и в Кубанском казачьем войске и не создали подлинно русскую армию, которая пошла бы вместе с казаками.

Позже, летом - осенью 1918 г., осуществление большевиками жесткой продовольственной политики повернуло крестьянство в сторону Деникина. Мобилизованные красными, но недовольные их политикой, ставропольские крестьяне вместе с кубанцами увеличили Добровольческую армию с 43 тыс. в ноябре 1918 г. до 82600 штыков и 12 320 сабель к январю 1919 г.. В «Очерках русской смуты» Деникин по-разному оценивал политические настроения ставропольского крестьянства. При первом знакомстве со Ставропольской губернией он писал, что она была заражена большевизмом. Это был период, когда еще в губернии не началось осуществление продовольственной диктатуры большевиков. В последней четверти 1918 г. Добровольческая армия получила большую поддержку живой силой на Ставрополье. Отдел пропаганды Особого Совещания выпускал карты, где условными обозначениями освещалось отношение населения к Добровольческой армии. Начиная с февраля 1919 г., районы Ставрополья обозначились, как поддерживающие Добровольческую армию. Такое положение дел стало следствием введения продовольственной диктатуры большевиков.

В документах представлены и те районы, где имели место антиденикинские настроения. Ими были города Армавир, Майкоп, Владикавказ, Пятигорск, а также Свято-Крестовский уезд Ставропольской губернии. Везде действовали свои мотивы. В Армавире, Майкопе, Пятигорске отмечали « плохое отношение рабочих» к белым, во Владикавказе не принимали национальной политики последних, что вызывало негативное отношение к ним граждан.

Изучение настроений местного населения, как показывают документы, имело место как у большевиков, так и у белых. Методика сбора информации была различна. Сводки местных Советов, а позже военкомов были частыми, ежемесячными. В них детально описывалось поведение и разговоры граждан. Исполнялись они по единой схеме, но достаточно вольно, малограмотными представителями местных органов власти. В Добровольческой армии изучение настроений было более поверхностным, без активной работы в массах. «Политические обзоры Юга, Юго-Востока России и Закавказья» напоминали жесткие военные сводки, подкрепленные картами, схемами. Этот вопрос часто обсуждался в ставке и Особом совещании. Велась переписка между военным командованием Добровольческой армии и французской военной миссией о политическом состоянии Северного Кавказа. Разными были и выводы по результатам этих обзоров. У белых это выглядело констатацией фактов, у красных вело к обобщению и выработке определенных мер.

Общая численность войск, находившихся под командованием Деникина, к началу 1919 г. количественно выросла. Добровольческая армия стала главной антибольшевистской силой в регионе. Изменилась социальная структура войск ВСЮР. Здесь был представлен абсолютно весь социальный срез российского общества, что изменило идейный облик армии, сделало ее менее монолитной, чем вначале. Поначалу, чтобы сохранить идейное единство армии, мобилизация носила далеко не всеобщий характер. Ей подлежали в основном военные, чиновники, учителя, студенты, учащиеся, лояльно настроенные крестьяне. Списочный состав армии во много раз превышал боевой - большое количество офицеров и солдат осело в тылу, штабах и канцеляриях. Добровольческой армии так и не удалось развернуться до численности полнокровной армии.

Задачи мобилизации, осложненные названными особенностями региона, требовали продуманной системы действия мобилизационных органов. Ее организация возлагалась на уездных воинских начальников и на особо назначенных от полков офицеров. Руководил мобилизацией заведующий мобилизацией района корпуса. Он учитывал указания начальника штаба корпуса, заведующего мобилизацией района армии, основывающиеся, в свою очередь, на указаниях, получаемых от мобилизационной части военного управления.

Ставропольский военный губернатор получил предписание Главнокомандующего о необходимости пресечения всякого рода уклонений от воинской повинности. Стремясь обеспечить максимально возможные итоги мобилизации, белые власти в конце 1918 г. стали устанавливать строгую ответственность за неявку - приговор военно-полевого суда и призыв вместо не явившегося, членов его семьи, годных к несению службы. Мобилизационная часть отдела Генерального штаба исполняла обязанности Главного комитета по предоставлению отсрочек. На местах действовали уездные (окружные и городские) комитеты. Власти рекомендовали комитетам выдавать отсрочки на сроки не более 2-х месяцев. Их не давали низшим категориям служащих. Переход Красной армии к принципу обязательной воинской повинности сокращал возможности «белой» мобилизации. Поэтому командование Добровольческой армии сократило количество причин, служивших основанием для отсрочек по мобилизации.

Становившаяся все более насущной необходимость повышения активности антибольшевистских сил зависела от степени их единения. Их военно-политический союз с твердым централизованным военным командованием мог стать залогом успешной борьбы против большевиков. Это понимал не только Деникин, но и казачьи атаманы Краснов, Филимонов, Караулов. Проблема военного союза, столь необходимого для всех сторон, вызывала противоречивые суждения. Донская казачья армия обязывалась подчиняться единому командованию в лице Деникина только в оперативном отношении. С Дона, по их требованию, не должны были уходить части, если ему будет угрожать опасность.

Кубань строила отношения с Добровольческой армией с позиций собственных интересов. С ее помощью она стремилась защититься от большевиков и сформировать собственную суверенную государственность. Оба кубанских похода принесли пополнение Добровольческой армии, но по мере освобождения Кубанских станиц от большевиков, кубанцы оставляли службу и возвращались домой. На Кубани еще в ноябре 1917 года начали формироваться собственные добровольческие части. По существу разнородные в политическом плане силы - Добровольческая и Кубанская армии - пошли по пути определенного военного компромисса. 17 марта 1918 г. состоялось фактическое соединение Добровольческой армии и Кубанского правительственного войска. Как и в случае с Донским казачеством, Деникин вынужден был идти на определенные уступки для организации союза. Кроме признания «самостийности кубанского казачьего образования», кубанцам из Добровольческой армии была выделена Черкесская дивизия и присоединена к Кубанской армии.

Успехи Добровольческой армии (равно как и ее поражения) всегда зависели от крепости союза с казачеством. В состав вооруженных сил белого юга входила группа войск Терско-Дагестанского края. Здесь был создан Кизлярский Белый фронт под командованием полковника Бочарова. В долине реки Сунжи, в станицах Михайловская и Самашкинская, создавались очаги белых отрядов. Станицы Ессентукская и Подгорная вынесли приговоры отклонять все ходатайства об отпусках и освобождениях казаков до полной победы над красными. Атаман Войска Терского М.А. Караулов был одним из самых активных сторонников объединения Терского, Кубанского и Донского казачьих войск под эгидой единого командования, а при необходимости и единого правительства. Помимо Добровольческой армии в Вооруженные силы Юга России входили казачьи формирования Донского, Кубанского, Терского, Астраханского войск и более мелкие, национальные по составу формирования из народов Северного Кавказа: Корпус генерала Слащева - чеченское подразделение в 200 шашек, сводная Горская дивизия (из карачаевцев и кабардинцев), калмыцкие, немецкие (из колонистов), китайские батальоны. В составе войск ВСЮР находились горские воинские подразделения. В Пятигорском отделе действовала Кабардинская конная дивизия под командованием правителя Кабарды генерала Берковича-Черкасского. Во Владикавказе стояли полки Осетинской конной дивизии. В боях под Царицыным летом 1919 г. участвовала сводная горская дивизия, а также дагестанский батальон. В этих частях командные должности занимали как русские, так и горцы - бывшие офицеры Российской армии.

Приказ военного губернатора Ставропольской губернии Глазенапа за № 22 от 13 ноября 1918 г. гласил о призыве на службу «на общих основаниях военнообязанных украинцев, литовцев, белорусов, армян, грузин, татар, немцев, поляков, чехов, словаков и проч.», т.к. «боевая задача, исполняемая Добровольческой армией, есть общая задача для всех граждан Российского государства». В отличие от красных, белые проводили мобилизацию калмыков, туркмен, ногайцев с 1910 по 1920 годов призыва. За неявку на мобилизационные пункты брали штраф в 1 тыс. рублей. Эта категория российского населения, не подлежащая большевистской мобилизации, входила только в белые войска.

По отношению к инородцам и горцам военная политика главнокомандования ВСЮР была очень жесткой, что продолжало великорусские традиции Царской армии. Генерал Врангель в телеграмме Донскому атаману обвинял кубанцев в «заключении преступного договора с враждебными нам горскими народами». Прецедентов добровольного вхождения горцев в Добровольческую армию было немного. Наиболее лояльно настроенной белые называли Кабарду. Осетию считали не определившейся. О методах мобилизации горского населения можно судить по Ультиматуму, предъявленному ингушскому народу командованием Добровольческой армии. В нем объявлялось об обязанности местного населения разоружиться и передать все оружие Добровольческой армии, также об обязанности ингушского народа дать солдат в Добровольческую армию. Помимо этого, ингуши должны были возместить все убытки, причиненные казачье-крестьянскому населению Терской области и выдать всех ингушей-красноармейцев. Такое отношение к ингушскому народу объяснялось симпатиями последнего к большевикам.

В ауле Экажево состоялся ингушский съезд, где было принято постановление, в соответствии с которым ингушский народ не должен был поставлять всадников в Добрармию. На территории Ингушетии велась активная большевистская пропаганда, призывающая к борьбе с белыми, создавались отряды из бежавших от белой мобилизации.

В Политической сводке «О положении в Ингушетии» отмечалось наличие выжидательных настроений, предполагавшее там немалое брожение. Помимо мобилизации, горское население обязывалось предоставлять Добровольческой армии лошадей, седла и бурки. Деникин планировал назначить казака генерал-губернатором в Ингушетии, что вызвало бурю негодований местного населения. Отношение белых к ингушам носило особый характер из-за вражды последних с терцами и симпатий к большевикам, но в этом документе определенным образом раскрывается видение белыми методов решения проблем с горцами. Историк В.Ж. Цветков приводит мнение дагестанского историка А. Тахо-Годи о том, что мобилизация и солдатчина воспринимались горцами как первый шаг к обрусению. Белые почти не учитывали национальных особенностей: брали в заложники уважаемых людей, грозили разрушением аулов за сокрытие большевиков, унижали горцев, наказывая их прилюдно и т.п. Эта политика привела к усилению исламизма среди горских народов. В ответ на требование командования Добрармии о мобилизации дагестанцев в Деникинскую армию к сентябрю 1919 г. на тайном съезде в ауле Цудухаре местные власти решили не давать «ни всадников, ни пеших». Шейхи Узун-Ходжа и Али-Ходжа заявили, « покуда Добрармия не покушается на Дагестан, ни один дагестанец не должен выступать против нее». Но вскоре в ответ на жесткие действия белых они объявили Добрармии «священную войну» и стали во главе повстанческого движения.

Офицеры Добрармии утверждали, что формирование дагестанских и «осетинских частей станет возможным лишь в том случае, если с нашей стороны будет проявлена сила и твердость, другими словами, если будет пущено в ход оружие». Мобилизация обернулась белым террором на Северном Кавказе. Он принимал характер межнациональной борьбы, усиливал антирусские настроения, подстегивал эскалацию гражданского противостояния, углублял социально-политические и межэтнические противоречия. С осени 1919 г. в горских районах Северного Кавказа война приняла широкомасштабный характер.

Такая позиция диктовалась доктринальными основами белой идеологии о единой, неделимой России, а также определенным интересом ингушей и чеченцев к советской власти, которая, пытаясь найти здесь массовую поддержку, решала земельный вопрос и вопрос о власти в пользу горского населения. Массовой поддержки горцев ВСЮР не получили также из-за вхождения в эту организацию Терского казачьего войска. И хотя из горцев формировались белые воинские подразделения, хлопот с ними было много. «О войсках, сформированных из горцев Кавказа, не хочется и говорить», - писал Деникин. По его мнению, помимо плохой организации, «грабежи были для них исторической традицией». «Туземные всадники при отсутствии жалования весьма естественно склонны либо отправляться домой, либо сами грабить», - писал генерал Половцов.

Не лучше вели себя и казачьи войска. Еще при Временном правительстве они потребовали в качестве компенсации за помощь в борьбе с большевиками оставлять за ними всю военную добычу, которая будет взята в предстоящей войне. Эти традиционные для горцев и казаков элементы ведения войны усугубляли положение Добровольческой армии и отношение к ней населения.

Ситуация усложнялась противоречиями между горцами и казаками. Большевики, умело играя на националистических настроениях, ловко распропагандировали часть терских казаков, доказывая, к примеру, что «командир корпуса Половцов вооружает туземцев, давая им возможность воевать против казачества». Туземцам же заявляли, что он же, Половцов, - русский, и потому его симпатии будут не на их стороне. Тот же Половцов писал: «Всюду интриги против русского офицерства ведутся определенно, и очевидно, что чем дальше, тем будет хуже». Сложно было формировать горские подразделения Добровольческой армии. Только после того, как было сломлено сопротивление чеченцев и ингушей, они согласились участвовать в организации отрядов, но всячески затягивали этот процесс.

В деле мобилизации горского населения белые использовали разные методы - от давления до подкупа. Давлет-Гирей за «поднятие черкесского народа» просил у Деникина девять тысяч ружей и 750 тысяч рублей. Не получив денег - уехал». И горцы, и казачество были непоследовательными союзниками. С большевиками они боролись лишь до окончательного освобождения своих областей. Деникин понимал, что к местническим интересам казачества добавлялся фактор разложения, менее интенсивного, чем в российской армии. Он старался быть более снисходительным к особенностям казачьей составляющей ВСЮР. К примеру, за добровольный переход казаков из Красной армии на сторону белых, он Приказом по Кавказской армии от 15 декабря 1919 г. даровал им полное прощение.

Насильственные мобилизации, усталость от войны, непонимание ее целей и задач породили мощную волну дезертирства как в Красной, так и в Добровольческой армиях. Если на начальном этапе войны Белая армия, имеющая идейно крепкий костяк, почти не знала этого явления, то к концу 1918 г. оно было способно погубить армию. Половцов писал: «Фронт окончательно разваливается, дезертирство идет не отдельными личностями, а целыми полками и дивизиями». Эта масса направлялась в тыл и творила там всякие бесчинства, заполняла собой и без того скудные пути сообщения Кавказского фронта.

С марта по декабрь 1919 г. Деникин издал несколько приказов о борьбе с дезертирством, каждый из которых был более жестким, чем предыдущий, но побороть разрастающееся явление было невозможно. Дезертировали не только рядовые, но и офицеры. Так, из-за массового дезертирства прекратил свое существование «Легион чести», сформированный, в большей части, из офицеров, эвакуированных с Балкан. Дезертиров судили военно- полевым судом, приговаривая нередко к смертной казни самих дезертиров и их укрывателей.

Природа дезертирства в годы Первой мировой и Гражданской войн была различной. В годы Гражданской войны уйти в тихий тыл было невозможно, его, попросту, не было. Дезертиров ждал переход в противоположный лагерь, или банды - третьего было не дано. Генерал Кутепов сообщал, что в пределах Черноморской губернии, особенно между Геленджиком и Новомихайловской, действует много шаек и банд частью из казаков, дезертировавших из своих частей, частью из оставшихся солдат Таманской армии, частью из казаков, исключенных из станиц как большевиков. Нередки были случаи объединений дезертиров из красных и из белых. Эти факты подтверждали, что большинство мобилизованных обоими лагерями, были страдательной стороной, не определившейся или не желавшей определяться в своих политических позициях. Мобилизованные, они шли друг против друга, не понимая целей и не имея внутренних убеждений в этой необходимости. Наиболее массовым было дезертирство казаков, крестьян и представителей национальных меньшинств. Часто и крестьянские, и национальные части по нескольку раз переходили из лагеря в лагерь. Ими не владела «великая идея». Они искали лучшие условия. Личный интерес во всеобщей неразберихе объективно спасал людей.

Атаман Пятигорского отдела Войска Терского объявил экстренный сбор казаков, числившихся на службе, но отсиживающихся в станицах. В станице Новопавловской за неявку военно-полевым судом было осуждено 54 человека. Приказ Ставропольского губернатора Глазенапа от 22 сентября 1918 г. объявлял разные меры наказания за дезертирство - военно-полевой суд, за побег к неприятелю - смертная казнь, ответственность членов семьи и денежная контрибуция в одну тысячу рублей.

Следует отметить, что строгость и неотвратимость наказания за дезертирство у кубанцев и донских казаков не были столь обязательными, как в Терском войске. Здесь, кроме мер по приказам, самими казаками было принято решение разбить станицы на кварталы, назначить квартальных для наблюдения за прибывшими. Кубанское казачество после доклада члена краевого правительства «О массовом дезертирстве» создавало временные чрезвычайные военные суды из шести человек для объезда районов и сбора оставивших свои части, предания их суду с исполнением приговоров на месте. Суд обязался судить по совести и целесообразности. В качестве наказания применялись порка и смертная казнь. Особо строго в соответствии с предписанием, должны были судить офицеров. На практике же это случалось не часто.

Там, где военные действия проходили на горских территориях, дисциплина была жестче. Казаки и офицеры Баталпашинского отдела в качестве наказания лишались паевого надела и высылались в распоряжение Войскового атамана с просьбой передать их в Добровольческую армию. Для казаков это было немалым унижением. Свойственное им чувство превосходства над неказачьими сословиями мешало воевать в Добровольческой армии на равных с другими. Они не выдерживали более жесткой дисциплины в войсках Деникина.

Военно-полевые суды белых рассматривали массу дел по дезертирству. Было немало оправдательных приговоров: по здоровью, по религиозным мотивам, по эвакуации с фронта, в связи с ранением и др. Документы раскрывают картину достаточно тщательного разбирательства дел в армии Деникина. Есть дела дезертиров объемом в 80, 100, 471 лист с опросом свидетелей, собранными справками, освидетельствования и прочее.

Особых различий между дезертирами Белой и Красной армий практически не было. Дезертировала, в основном, одна и та же масса - рядовые. Количество дезертиров и перебежчиков увеличивалось при военных поражениях и сезонно: «Окончил сенокос, теперь иду в армию» (к белым или к красным). Многие даже не скрывали своего нежелания сражаться ни за красных, ни за белых: «Хватит, устали!». Усилению дезертирства способствовала бездеятельность волостных старшин, не доводивших до сведения населения приказы о мобилизации, самочинные мобилизации, проводимые армейцами, за которые с начала 1919 г. в Белой армии вводились наказания. Весь этот безыдейный потенциал надо было или «заражать» идеей, или устрашать строжайшей дисциплиной и наказаниями. Белым руководством, в отличие от красных, дезертирство не только констатировалось, но и в определенной мере оправдывалось. Фактически это явление было своеобразным продолжением крестьянской войны.

Кроме дезертирства, формы нарушения дисциплины в армии были такими же, как и у красных: грабежи, неповиновение начальству вплоть до восстаний, пьянство и др. Нежелание воевать, стремление выжить толкало людей на сдачу в плен. Плен в начале Гражданской войны был делом почти безобидным. Довольствие для пленных красных и белых уравнивалось на Северном Кавказе с довольствием рядового состава. Обе стороны проводили мобилизацию пленных. В условиях Гражданской войны, когда русские воевали с русскими, чувство патриотизма было приглушенным, особенно среди мобилизованных. Сдача в плен была предпочтительнее смерти.

Главнокомандующий Добровольческой армией издал в июне 1918 г. приказ, по которому пленные красноармейцы подлежали в своих станицах обмундированию и возвращению на фронт, но уже в качестве бойцов Добровольческой армии, а подлежащие призыву - отправлению к Воинскому начальнику. В июне 1918 г. впервые полковником М. Дроздовским был создан

Солдатский полк из пленных красноармейцев (позже Самурский пехотный). В составе дивизии, сформированной в 1919 г. на базе Корниловского полка, второй и третий ее полки были укомплектованы почти полностью пленными и зарекомендовали себя как боеспособные и активные. Эта практика становилась повсеместной и приносила разные результаты: некоторые подразделения овеивали себя славой, другие воевали с неохотой, отсиживались, ожидая новых победителей.

Часть пленных красноармейцев передавалась комендантам тыловых районов для осуществления хозяйственных работ. С этой целью создавались лагеря для военнопленных. Приказ Деникина обязывал «создать им подходящие условия». Жители, желающие использовать труд военнопленных, подавали требования с оплатой в волостное правление. Часть оплаты шла на содержание лагеря, часть на оплату военнопленным. Такие лагеря были немногочисленными - не более 300-400 человек. Кроме питания с трехразовой в неделю мясной и четырехразовой постной пищей и содержания, рабочие получали оплату в зависимости от квалификации от 50 руб. в месяц и выше. Действовали уездные лагеря в Свято-Крестовском, Александровском, Медвеженском, Благодарненском уездах Ставропольской губернии. Иным было положение военнопленных во Владикавказском лагере, оно ухудшалось по мере поражений Белой армии.

Ситуация с пленными стала меняться в 1919 году. Их положение после боя было трудно гарантировать. По мере разжигания вражды между противоборствующими силами лагерями ненависть одной к другой переносилась на все и всех. Кровавые расправы с пленными становились нормой. Приказ Деникина от 18 августа 1919 г. о прекращении самочинных расстрелов и ограблений сдающихся красноармейцев не изменил ситуации, не смог остановить буйства ненависти. Это была уже другая армия, нежели в начале войны. Тогда, как в Петрограде в марте 1917 г. солдаты под действием приказа № 1 Временного правительства не отдавали чести офицерам, в Ставрополе, еще в июне, строго соблюдались все обычные правила военного, рыцарского взаимного уважения и чинопочитания. «Офицерам, по-прежнему козыряли: перед генералами, щеголяя выправкой, становились во фронт», - писал И. Сургучев.

Донесения 1919 года о происшествиях по г. Екатеринодару, Армавиру, Ставрополю заполнены перечнем правонарушений, краж, изнасилований, хулиганства, самочинных обысков бойцами Добровольческой армии, казаками. Местные власти, пользуясь ситуацией вседозволенности, давали разного рода указания, нарушающие закон. Например, волостной старшина в г. Ставрополе издал распоряжение «О конфискации имущества лиц, ушедших в Красную армию»; «казаки наказали плетьми жителей Ташлянского района за то, что те не отдали сено для лошадей; по распоряжению командира 7-го эскадрона Кумыкского полка при обысках в с. Надежда забирались носильные вещи» Такие донесения следовали военному губернатору Ставропольской губернии постоянно. В оперативной сводке штаба 7-й кавалерийской дивизии от 27.04.1919 г. сообщалось об отсутствии дисциплины в войсках белых и казачества в Кизляре и округе: «Казаки занимаются грабежами. Обмундирование плохое, нет походных кухонь и обоза. У населения ежедневно забирают хлеб без оплаты». Начало 1920 г. в Белой армии представлено состоянием полного ее разложения: «Офицеры бегут в Грузию, выводят технику и имущество, солдаты расходятся по домам. У высшего командования определенных планов действия нет, они вполне зависят от толпы» «Черкесы настроены зверски - угрожают поголовной резней и держат население в страхе».

Мародерство, грабежи, ставшие массовыми, совершали бойцы обеих армий. Опыт показывает, что эти события были спутниками любой войны. Деникин почти в одиночку боролся с этим: издавал приказы, посылал комиссии для расследования, призывал к чести, требовал, угрожал, обещал. Но все меры не могли уничтожить этого зла. На первый взгляд, причины его состояли в плохом материальном обеспечении вооруженных сил и неупорядоченной деятельности органов снабжения. В этой борьбе не была проявлена жесткая политическая воля власти. Кроме этого, названные деяния были следствием всеобщего разложения и анархии. В грабежах, мародерстве, пьянстве и др. проявлялись негативные черты человеческой психологии, не имеющие сдерживающих факторов, спровоцированные войной, разрушающей нормальные принципы человеческого общежития.

Высокие принципы, проповедуемые Белой армией, никак не вязались с перечисленными явлениями. Всего этого население не могло простить солдатам Добровольческой армии. Те же действия, совершаемые бойцами Красной армии, вышедшими в основном из низов, считались естественными, хотя и вызывали раздражение. Они вписывались в контекст политики разверстки; а также в условиях ужесточения диктатуры большевиков устрашающе содействовали укреплению последней.

Частым явлением были переходы из лагеря в лагерь. Они зависели от военных успехов и поражений, от положения бойца в армии, от неприятия идей, за которые боролась армия, и других причин. Имели место и массовые переходы. Они реже других носили идейную подоплеку, совершались под воздействием эмоций, пропаганды, боязни наказаний за провинности. Хотя это была самая сильная форма неповиновения, она, как правило, носила кратковременный характер. В резолюции кавалерийского Волжского полка, перешедшего на сторону советской власти в ноябре 1918 г., говорилось о раскаянии трудовых казаков, составляющих полк, и передаче четырех сотен в Красную армию - Ставропольской, Ново-Павловской, Марьинской и Зольской.

Агент «красных» «Артем», служивший в Добровольческой армии, сообщал в сентябре 1919 г. следующее: «Масса офицеров подавлена. Они просят наших заложников передать командованию «красных» просьбу об издании приказа о том, чтобы белых перебежчиков не расстреливали, а в печати опубликовать способ перехода». В Красной армии проблемы дисциплины решались более успешно - жесткими наказаниями, агитацией, круговой порукой. У белых ни одна из этих мер не носила системного характера. Вое- питательные и дисциплинарные задачи уступали место сугубо военным. Еще в ноябре 1918г. Деникин издал приказ, по которому перешедшие на сторону Красной армии и не вернувшиеся, подлежали осуждению военно-полевым судом. Позже он признал ошибочность такого решения - не всегда офицеры оставались в Красной Армии по убеждению.

При прекрасных качествах Деникина как военачальника и человека серьезнейшим его недостатком как лидера белого движения на юге было отсутствие у него качеств вождя. В отличие от Корнилова новый главнокомандующий не смог ввести в войсках железную дисциплину. Говоря о перерождении армии в годы Первой мировой войны, он так оценивал ее причины: «Религиозность русского народа, как основа его мировосприятия, резко пошатнулась к началу XX столетия. Он начал подпадать под власть материальных начал. К тому же казарма, оторвавшая военную молодежь от привычных условий бытия на несколько лет, не давала духовно-нравственного воспитания. Война ввела в духовную жизнь воинов моральное огрубение». Отсутствие дисциплины в войсках белых нельзя было объяснять только этим фактором. Главной ее причиной была явная бесперспективность той борьбы, которую вели белые.

Неверно было бы оценивать моральный дух воинов-добровольцев только с негативных позиций: «Был подвиг, была и грязь, к солдату чувствую жалость: темный, безграмотный, сбитый с толку человек, способный на гнусное преступление и на высокий подвиг!» - так оценивает Деникин положение в войсках. Примеров последнего можно привести немало. К их числу можно отнести подвиг командира 1-го артиллерийского дивизиона полковника Миончинского, павшего в бою. От раны, полученной под Ставрополем, в открытом бою умер генерал Дроздовский, один из основателей Белой армии. От самоотверженности Терских казаков в «январские дни» 1918 г. во Владикавказе до подвига офицера Захара Мартынова, оставшегося в одиночку на боевых позициях во время тридцатидневных боев на Грознейском фронте. Подвигом была работа сестер милосердия Т. Варнек, М. Бочарниковой, 3. Мокиевской-Зубок и др..

Значительную роль в общем состоянии армии играла система ее обеспечения. По свидетельству ее руководителей, плохо была налажена работа органов снабжения, а объем их заготовок - крайне низок. Начало Добровольческого движения было совершенно безденежным. У генерала Алексеева, одного из основателей армии, бывшего Верховного главнокомандующего, для ее организации не было денежных средств. Человек, когда-то распоряжавшийся миллиардным военным бюджетом, по словам Деникина, «бегал, хлопотал, волновался, чтобы достать десяток кроватей, несколько пудов сахару».

Пожертвования были главной статьей дохода Добровольческой армии. В дни приезда в Ставрополь Деникина известный общественный деятель Г.Н. Прозрителев направил послание с 500 рублями на имя Ставропольского военного губернатора П. Глазенапа, в котором отмечал, что «день 26 августа с.г. будет историческим и всегда памятным для Ставрополя как день приезда доблестного вождя Добровольческой армии, генерал-лейтенанта Деникина». Прозрителев призвал жителей города оказать «посильную материальную помощь Добровольческой армии». В числе организаций, помогающих ей, была благотворительная организация «Чашка чая», созданная в Ставрополе в 1918 г., имевшая свой филиал в Грозном. Кроме бесплатных или недорогих обедов, она занималась ассигнованием армии. В апреле 1919 г. на нужды Добровольческой армии ею было отправлено 10 тыс. рублей, отряду Шкуро - 6 тыс. рублей.

В Екатеринодаре под председательством вдовы генерала Алексеева был создан Комитет Скорой Помощи чинам Добровольческой армии. Его отделения были открыты в Ростове-на-Дону, Кисловодске, Сочи, Грозном, Владикавказе. Кроме денежной и материальной помощи отдельным воинским частям, лазаретам, эвакопунктам, Комитет помогал «в широких размерах и отдельным нуждающимся чинам Добровольческой Армии, их семьям и особенно выздоравливающим воинам». Районные попечительства Ставрополя приняли решение о сборе пожертвований на продовольственные нужды Добровольческой армии и призыве лиц для нее. Поступали пожертвования из других мест: от хуторов - продовольствием, от неизвестных частных лиц - предметами обихода, гигиены. Имели место взаимообразные займы для армии. Небольшой поток пожертвований прекратился с укреплением советской власти, только изредка подпольные организации Москвы и Петрограда собирали средства и отправляли их в Добровольческую армию через эмиссаров. Позже, при победном вхождении армии в города, силы, поддерживающие ее, собирали средства. Городское самоуправление г. Ставрополя принесло Деникину на нужды Добровольческой армии 500 ООО рублей. Деникин обратил их на помощь гражданам города, пострадавшим при эвакуации от разграбления большевиками.

Перед оставлением Ростова Корнилов забрал в армейскую казну ценности ростовского отделения Государственного банка. Алексеев и Деникин посчитали эти действия позором для Добровольческой армии, осудили Главнокомандующего. В условиях Гражданской войны подобные взгляды были нетипичны. Своими считали банковские средства захваченных городов и большевики.

Практика показала нежизнеспособность требований Деникина по проблемам обеспечения армии. Отсутствие денег, вооружения, продовольствия толкнули ее к самообеспечению в самых безобразных формах. После образования ВСЮР атаман Краснов писал об обеспечении Добровольческой армии: «Добровольческая армия чиста и непогрешима. Но ведь это я, донской атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах Тихого Дона и чистенькими передаю их Добровольческой армии».

Ситуация с обеспечением армии была тупиковой: любой возможный в тех условиях способ получения средств и оружия, был бы непопулярен в народе. Поэтому снабжение Добровольческой армии не отличалось оригинальностью. Артиллерия начала создаваться с трех украденных и двух перекупленных у казаков орудий. Оружие отбирали у проходивших с фронта эшелонов, покупали у всех, кто хотел его продать. Посылали небольшие экспедиции в Ставрополье, которые добывали у большевистски настроенных войск, прибывших с развалившегося кавказского фронта, оружие. После похода Корниловского полка на Ставрополь и Армавир, где он понес значительные потери, вновь мобилизованные выступали на позицию с граблями и вилами.

Базы для создания тылового обеспечения у «Добровольцев» быть не могло - промышленность и сельское хозяйство переходили под контроль новой власти.

Установленное в феврале 1918 г. содержание «Добровольцев», по высказыванию многих современников, было нищенским. Оно составляло для мобилизованных солдат 30 рублей, для офицеров (от прапорщика до главнокомандующего) в пределах от 270 до 1000 рублей в месяц. В это время, в ноябре 1918 г. прожиточный минимум для рабочего екатеринодарских профсоюзов был определен в 600-780 рублей. Солдаты в Красной армии получали по 50 рублей. Даже при определенной доле условности этих цифр разница очевидна. Поначалу командование не брало на себя задачу обеспечения семей действующих и погибших воинов. В мае 1919 г., когда несколько стабилизировалось положение белых на юге, Главнокомандующий утвердил несколько установлений об обеспечении воинов пенсиями и пособиями. Это были - «Временный устав о пенсиях и единовременных пособиях чинам Военного ведомства ВСЮР», «Временное положение об удовлетворении пенсиями и пособиями увечных солдат, а также семейств солдат убитых и умерших в рядах ВСЮР». В документах строго регламентировались те категории воинов, которым по разным причинам командование обязалось оплачивать пенсионное обеспечение. Их количество было невелико. Большинству других категорий пенсии « по финансовым соображениям» власти оплачивать отказывались. При этом, с августа 1918 г. по август 1919 г. в 10 раз упал курс бумажных денег. Многие говорили Деникину, что нищенское содержание офицеров, будет толкать их на грабежи. Но тот ожидал от своих подчиненных «самоотверженной скромности», коей обладал он сам. Это была еще одна иллюзия, стоившая армии морального разложения. И даже после введения надбавок с декабря 1918 года на 50% к окладам и «прибавки на дороговизну» воинским чинам, рост цен не давал возможности их нормальному существованию. Тогда же были приняты приказы о новых условиях денежного довольствия, о порядке и правилах получения разного рода пособий воинов и их семей.

Кубань и Дон обеспечивали своих воинов лучше. Пока Добровольческая армия находилась на территории Кубани, ее довольствовали местные власти. Кубань также отправляла хлеб, цемент, табак, масла и др. в оплату военных поставок из Румынии и Америки.

Летом-осенью 1918 г. поставки Добровольческой армии производились при соблюдении правил строгой отчетности. В городах создавались комиссии по обложению граждан в пользу Добровольческой армии, выдавались наряды на поставку продовольствия. В сентябре 1918 г. появляются первые жалобы на незаконные реквизиции товаров для Добровольческой армии, на злоупотребления в деле реквизиций. От населения Ставропольской губернии поступали жалобы на те части Добровольческой армии, которые вместо денег уплачивали за продукты реквизиционными квитанциями. В ответ принимались меры, но остановить незаконные реквизиции было невозможно, самообеспечение войск продолжалось.

В соответствии со сметой расходов Добровольческой армии, оговаривались цифры по обложению населения в пользу армии. Ставропольская городская управа отказалась сдать 1,5 млн. рублей по смете, предложив командованию по-хозяйски вести дела. К концу 1919 г., когда шло наступление большевиков, положение в Добровольческой армии со снабжением ухудшилось. «В Кизляре снаряды выменивают у англичан на хлеб по восемь пудов за снаряд», - вспоминали современники. Комиссия по распределению нарядов для снабжения Добровольческой армии поставила перед Кубанской, Терской областями и Ставропольской губернией невыполнимую задачу - сдать 1.769.000 пудов хлеба для нужд армии. Это задание оказалось сорванным.

«Для приведения тыла в порядок надо было проявлять во много раз больше принуждения, и, быть может, жестокости, чем это могли проявить белые», - писал полковник фон Лампе. Деникин не уставал повторять о том, что боец Добровольческой армии не может уподобляться большевикам. Он продолжал запрещать насильственные реквизиции. «Эти приказы, - писал Главнокомандующий, - встречали иной раз упорное сопротивление среды, не воспринявшей их духа, их вопиющей необходимости За гранью, где кончалась «военная добыча» и «реквизиция», открывалась мрачная бездна морального падения этот печальный ингредиент «обычного права» - военная добыча - неминуемо перейдет от коллективного начала к индивидуальному и не ограничится пределами жизненно необходимого Для некоторых снизу она станет одним из двигателей, для других сверху - одним из демагогических способов привести в движение инертную, колеблющуюся массу». Ситуацию невозможно было переломить, Добровольческая армия существовала и функционировала за счет населения. Это резко изменило отношение населения к армии, которую поначалу встречали как освободительницу.

Проблема боеспособности Добровольческой армии была напрямую связана с помощью ей со стороны стран-союзниц. Вопрос о роли интервенции на Северном Кавказе имеет несколько иное звучание, нежели ее влияние на события в Закавказье, на Дальнем Востоке или Северо-западе. Население региона не испытало на себе прямого мощного воздействия войск интервентов, но проблема иностранного вмешательства опосредованно влияла на выработку стратегических и тактических решений Добровольческой армии.

Внешнеполитической доктриной белых было сохранение союзнических обязательств, распространяющихся на внутренние дела России. Странами Согласия и представителем Добровольческой армии генералом Щербачевым был сформирован план совместной компании по освобождению России от большевиков. В нем оговаривались условия участия обеих сторон в этом процессе. Союзникам отводилась роль прикрытия линии развертывания добровольческих войск на юге. Они не собирались участвовать в активных военных действиях. Борьба с большевиками была нужна им в первую очередь, для ликвидации германского влияния в регионе. Решение Деникина летом 1918 г. идти не на Царицын, а на Кубань было принято для предотвращения вторжения туда германских войск. При продвижении Добровольческой армии от Егорлыкской в сторону Владикавказской железной дороги и отступлении красных Деникин отказался от мощного удара по их армии и отвел войска в исходное положение, так как по его словам, большевистские войска преграждали путь немцам на Кавказ.

Степень помощи союзников снижалась из-за взаимного соперничества и неопределенности взаимоотношений внутри Союзного командования. В мае 1919 г. в Екатеринодаре под грифом «секретно» был подготовлен «Очерк взаимоотношений вооруженных сил Юга России и представителей французского командования». Он предусматривал вмешательство союзников в ряд вопросов «устройства русской государственности». Разделялись территориальные сферы деятельности и формировались смешанные франко-русские части с французскими инструкторами, что принижало роль Добровольческой армии.

После подписания Брестского мира западные территории России превращались в зону оккупации Германии. Богатые в промышленном и сельскохозяйственном отношении оккупированные территории давали большие возможности Германии пополнить свои ресурсы. По договору немецкие и австро-венгерские пленные могли вернуться на родину и увеличить свои войска. Это было невыгодно странам Антанты, поэтому она была заинтересована в ослаблении немецких позиций в России.

В апреле 1918 г. в телеграмме Британского министра иностранных дел послу в Китае говорилось: «Мы пытаемся убедить московское большевистское правительство возобновить военные действия против Германской армии, а также принять помощь и сотрудничество союзников». Тон союзников менялся по мере укрепления власти большевиков. Истинные же помыслы оставались очевидными. О них говорилось в закрытых документах.

По сообщению генерала Лукомского, военные представители Франции и Англии побывали еще в декабре 1917 г. в Новочеркасске с предложением помощи в деле борьбы с большевиками, выделив для этого 100 млн. франков. Главная цель - не допустить разрыва антигерманского фронта - в условиях еще не утвердившейся власти большевиков решалась силовым методом.

В апреле того же года в документах Французского Генерального Штаба говорилось: « высадка десантов везде под предлогом защиты дипломатических миссий и граждан своей страны». Для стран Антанты с Россией были связаны две проблемы: а) власть большевиков и вытекающие из этого последствия; б) укрепление позиций на Украине и Юге России. Следовательно Северный Кавказ оставался объектом серьезной борьбы между странами Запада. Англия готова была признать независимость Горской республики и предложить той свою помощь для собственного утверждения в регионе.

В августе 1918 г. в обращении Британского правительства к народам России было сказано: «Хотим помочь спасти Вас от разграбления Германией». Думается, что в разыгрывании «германской карты» союзники не фальшивили, т.к. поначалу они не видели в большевизме серьезной угрозы. Проблема же усиления Германии была для стран Антанты более актуальна. Генеральный консул Франции в Москве Шарт писал 24 января 1918 г. о том, что «трех или четырех японских или американских дивизий хватило бы для уничтожения власти большевиков», но «США опасаются возбудить недовольство русского народа». Французы понимали, что большевики имели значительно больший авторитет у русского народа, чем белые.

По мере укрепления власти и армии большевиков укрепляется и антибольшевистская составляющая философии интервенции. В декабре 1918 г. газета «Der Neue Orient», сообщая о торжественной встрече войск Антанты населением Новочеркасска, назвала большевиков «врагами человечества и культуры». Однако неверно было бы считать, что интервенция была продиктована только военно-стратегическими причинами, вытекающими из мировой войны. Как, по-видимому, неверно было бы трактовать ее причины только как идейно-политические.

Истоки интервенции неоднозначны. Они объяснялись «вечным» вниманием стран Антанты к Черному морю, Кавказу, Закавказью, стремлением воссоздать Восточный фронт, не допустить распространение влияния Германии на Украине и юге России. Многие политические деятели, лидеры партий, движений обращались к союзникам за помощью в борьбе с собственным народом. М. Скобелев, А. Гоц, А. Деникин, - все они, по воспоминаниям британского агента Р.-Х. Брус-Локкарта, не были достаточно сильны для выполнения задачи борьбы с большевиками.

Восприятие ситуации и цели вмешательства в российские дела у разных стран были различны. Французский генерал Бартелло в ответ на обращение Деникина обещал для оккупации Юга России 12 дивизий. При этом богатые запасы вооружения и боеприпасов бывшего Румынского фронта, Бесарабии и Малороссии он обязался передать Добровольческой армии. Начало было многообещающим, но внутренние противоречия, разногласия между странами Антанты и Четверного союза и, по-видимому, боязнь увязнуть на сложном российском фронте, привели к другим результатам. Вместо обещанных 12-ти в южных портах высадились лишь две французские и полторы греческие дивизии. Ситуацию осложняла мощная пропаганда большевиков среди французских матросов. Все попытки Деникина опереться на их помощь закончились неудачей.

Англичане отказались от привлечения десанта, но снабжение производили в соответствии с обещаниями. С марта по сентябрь 1919 г. Добровольческая армия получила от них 558 орудий, 12 танков, 1685522 снаряда, 160 млн. патронов, 250 тыс. комплектов оборудования; значительная часть поставляемого была со складов времени Первой мировой войны. Интервенты поделили районы для снабжения, что выражало их явные территориальные претензии - Кубань и Терек были зоной английских интересов.

В одном из документов германского трофейного архива «Заметка о необходимости интервенции в России (Документ Главного командования армиями Антанты)» говорится об увеличении мощи и притязаний большевизма, который нацелился на Западную Европу. В нем представлен подробный план борьбы с большевистским режимом и план расчленения России.

Идея мировой революции была не безобидными мечтами Ленина и его сторонников. Не случайно в президентской администрации США рассматривались перспективы создания антибольшевистского «ядра» и необходимость поддержки яркой личности, способной воссоздать сильную и дисциплинированную русскую армию. Известны случаи поддержки рабочими западных государств не только большевиков. Весной 1918 г. в Лондоне состоялся митинг фабричных и заводских рабочих, выступивших в количестве около сто тысяч человек, с резолюцией поддержки Русской армии в деле воссоединения единой и неделимой России.

Великобритания и Франция предоставили Добровольческой армии и ВСЮР займы в форме товарных кредитов, которые шли на оплату закупок и поставок им вооружения боеприпасов и других военных материалов. Все необходимое сверх поставляемого союзниками закупалось через частные торговые фирмы за валюту или в обмен на вывозимое из России сырье, прежде всего, зерно. Даже за незначительные поставки союзники брали русские средства в Западных банках. На Дону Краснову французы заявили о необходимости возмещения всех убытков «плюс пять процентов». Тем не менее в безысходной для антибольшевистски настроенных граждан ситуации, они надеялись на помощь союзников. К примеру, граждане Таганрога в своем «Прошении товарищу войскового атамана А.И. Богаевскому» обращали его внимание на необходимость «ежедневных просьб о помощи союзников, что будет иметь огромное моральное значение».

Когда несостоятельность Добровольческой армии оказалась очевидной, а средств, поставляемых союзниками, недостаточно, последние изменили отношение к ситуации в России. JI. Андреев писал по этому поводу: «То, что ныне по отношению к истерзанной России совершают правительства союзников, - либо предательство, либо безумие. Призыв французского премьер- министра Клемансо, - «Не помощь, а санитарный кордон. России больше нет», - исключал Россию из доли в военной победе». Деникин называл политику держав Антанты своекорыстной. Ему, в отличие от других лидеров белого движения, была не свойственна идеализация союзников и надежда на их помощь. Сложное положение на фронтах Гражданской войны ужесточение политики большевиков, надежды общественности юга России на помощь союзников делали Главнокомандующего Добровольческой армией заложником союза с интервентами.

Вектор интересов стран-интервентов на разных этапах был различен. Он зависел не от уважения к национальным интересам России, а от того, в каком качестве Россия была им выгодна. Не зря в годы Гражданской войны ни одно из белых правительств не получило дипломатического признания стран Антанты. Белые даже в период сокрушительных поражений не брали на себя никаких обязательств перед государствами Запада, которые хотя бы косвенно могли нанести ущерб интересам России. Это не нравилось союзникам. В Причерноморье и Баку французы и англичане вели себя по-хозяйски, но перевеса в пользу антибольшевистских сил не происходило. Их действия отталкивали российский народ и от белых, которые обратились к иностранной помощи. Блефом оборачивалась «белая» идея единой и неделимой России.

Союзники не торопились с реальной помощью. Деникин, обращаясь к маршалу Фошу в январе 1919 г., писал: «Скажите союзным правительствам, что время разговоров миновало, что мы истекаем кровью, что необходима немедленная реальная помощь, которой мы не видим. Мы не сложим оружия и ни на минуту не сомневаемся в конечной победе, но эта победа может прийти после гибели русской культуры и после того, как волна крови захлестнет не только побежденных, но и победителей».

Реакция стран Антанты была тем раздражительней, чем очевиднее были поражения белых. По воспоминаниям многих современников, французское командование стало налаживать отношения с большевиками. Американские дипломаты сочувственно относились к белым, но признавали, что у них нет прочной социальной опоры. Б. Локкарт и Ж. Садуль писали в своем донесении: «Интервенция союзников в помощь белым будет обречена на неудачу. Дело спасет интервенция союзников в помощь большевикам против немцев. Надо использовать их революционную армию». В январе 1919 г. Антанта предложила Добровольческой армии начать переговоры с большевиками на Принцевых островах, что доказывало непонимание союзниками всей глубины Гражданской войны в России. В ноябре 1919 г. Л. Джордж объявил о смене политического курса в отношении России, что привело к прекращению помощи белогвардейцам. На заключительном этапе войны в апреле 1920 г. англичане предъявили генералу Деникину и его преемнику Врангелю ультиматум о прекращении войны с большевиками.

Завершить этот феерический ряд выстраивания тактики стран Запада в отношении России можно словами французского консула: «Большевики, скромные вожди новой власти, всегда будут сопротивляться интервенции. Эти люди, а не интеллигенция, будут руководить общественным мнением. Надо думать о будущей дружбе с великой Россией. Без ее богатств нам не обойтись». Начиная интервенцию без вторжения значительных военных сил, союзники лишь разжигали классовое противостояние в России, не давая гарантии полной поддержки белого движения. Позже британский посол в России Локкарт напишет: «Интервенция оказалась губительной и для нашего престижа, и для судьбы тех русских, которые поддержали нас. Она усугубила войну и послала на смерть тысячи русских. Косвенным образом она является ответственной за террор. Ее непосредственным результатом было доставление большевикам легкой победы и способствовало превращению их в сильный, безжалостный организм. И хотя полное невмешательство было бы ошибкой, при любых обстоятельствах интервенция тоже была ошибкой».

Все вышесказанное позволяет сделать следующие выводы:

Армия занимала ведущее место в системе государственных приоритетов большевиков. К весне 1918 г. в условиях разраставшейся Гражданской войны она стала важнейшим политическим и государственным институтом. Государственное строительство развивалось в годы Гражданской войны под влиянием задач вооруженной борьбы и социально-классового противоборства. Поэтому военный аппарат можно назвать моделью государственного устройства, а армию - срезом социальной структуры общества с милитаризованным сознанием.

В организации «защиты революции» важную роль играл фактор времени, которого у большевиков было мало. Поэтому они действовали путем «проб и ошибок», используя самые разнообразные методы формирования армии и руководства ею. Их политика была маневренной, они могли своевременно сосредоточить на главном направлении необходимые силы, точно учитывая политические, экономические, военные, моральные, материальные, психологические и другие факторы.

Красная армия стала подлинно народной во всех своих проявлениях. В ней были сильны культ мужества и «стихийный порыв». Неграмотность, отсутствие профессионализма, черно-белое мышление, авантюризм, мстительная жестокость, умение не считаться с потерями и прочие «слабости», издержки, «грехи» и преступления перекрывались «самоотвержением», упорством, нацеленностью на победу любой ценой. В этом проявлялся подлинно русский характер Красной армии.

В военном строительстве на Северном Кавказе отразились особенности социально-политического состояния региона. Организация советских вооруженных сил проходила с большими трудностями. Партизанские отряды, создаваемые инициативно, не принимали жесткой дисциплины и единого централизованного руководства. Сложным был переход к регулярной Красной армии, он растянулся во времени. Отрицательное влияние на формирование Красной армии оказывали казачий сепаратизм и национальная обособленность горцев. Поэтому формирования Красной армии на Северном Кавказе были слабее, чем в других регионах. Здесь имел место дефицит кадров военных специалистов, появляющихся, в основном, только в результате пересылки. При этом для низшего и среднего командного состава бывшей царской армии в классовой Красной армии имелась возможность карьерного роста при условии преданности режиму, что содействовало увеличению их численности в её рядах. Для создания новой армии не хватало социальной опоры власти - рабочего класса. Она формировалась как крестьянская. Большевики использовали разные методы по вовлечению населения в Красную армию: от введения материальной заинтересованности и установления ряда льгот красноармейцам и членам их семей до применения жестких мер при проведении мобилизаций. При этом необходимость учета национальных особенностей заставила большевиков учиться компромиссам, учитывать особенности и потребности народов региона. Это, в свою очередь, укрепляло их позиции на Северном Кавказе. Самобытность и самодостаточность народов Северного Кавказа рождали собственные методы и формы воинских формирований: Конные армии, Шаритаские колонны, Красно-зеленую армию, казачьи сотни, Туркестанские батареи. Те же особенности порождали нередко излишнюю инициативу, доходящую до авантюризма, как в вопросах командования, так и при обеспечении армии.

Большевикам удалось преодолеть сложности и проблемы военного строительства на Северном Кавказе. К концу войны они обеспечили численное, военно-техническое и морально-психологическое превосходство над антибольшевистскими силами. Но без единого централизованного подхода к организации и обеспечению Красной армии этого достичь было невозможно.

Белое движение начало свою оппозиционную деятельность, как военно-патриотическое. Его главной целью была ликвидация большевизма. Этот лозунг вступал в явное противоречие с другим - «Армия вне политики!». Используемый поначалу белыми, он сужал фронт их союзников и сокращал возможную численность рядов Добровольческой армии.

Формирование Добровольческой армии шло по известным классическим канонам без учета времени (Гражданская война) и пространства (Северный Кавказ). Идеальный тип армии, с которого началось создание Добровольческих формирований, не смог сохранить идейные и боевые качества в сложных условиях Гражданской войны. Она не выдержала высокого уровня верности долгу, морали, человечности, принципам. Как ни печально, но именно эти качества привели ее в тех условиях к состоянию маргинальное. При формировании военной политики белые не учитывали роль этнического фактора в изменившейся ситуации в регионе. Отсутствие у них программы по национальному вопросу, соответствующей интересам местного населения, более того, явно шовинистическая их политика отталкивали последнее от Добровольческой армии. Её командование вело двойственную политику в отношении казачества. Боясь потерять его как союзника, белые шли навстречу сепаратистским устремлениям кубанцев и, частично, терцев, что не содействовало формированию действительно единых Вооруженных Сил Юга России.

Белое движение не смогло выработать единую и четкую идеологическую и политическую платформу, что отрицательно сказалось на создании единого антибольшевистского фронта на Северном Кавказе.

В вопросе о союзниках Добровольческая армия стала политическим банкротом в глазах собственного народа. Уровень их материальной и военной помощи оказался несоразмерен отрицательному политическому резонансу в России.

Таким образом, военное противостояние красных и белых, проявило сильные стороны первых. Большевики подходили к военным проблемам комплексно, понимая необходимость формирования крепкой государственной власти, идейных основ единения общности, осуществления всесторонней политики для завоевания, и подчинения общества.

 

Автор: Сунанова Н. И.