Модернизационные тенденции политического процесса современной России

Основными тенденциями мирового политического процесса являются глобализация, локализация, регионализация, обеспечение личной, социальной, национальной безопасности. Одним из факторов ускорения процесса глобализации с явными оттенками политичности стал распад социалистического лагеря. Это явилось важнейшим шагом, ликвидировавшим закрытые для капитала и информации зоны.

Российская модернизация 90-х годов XX века совпала по времени с новым витком такого типа социальной трансформации как глобализация. Необходимо отметить, что из всех вариантов развития была избрана уже забытая после неудач постколониального развития по этой модели классическая модернизация по типу догоняющего развития, получившая в литературе название «неомодернизм».

Если попытаться спроецировать транзитологический подход на современную России, то необходимо отметить, что ситуация демократизации и посткоммунизма не всегда и не совсем тождественны.

Мы согласны с американским политологом С. Терри, которая доказывает, что проблемы, стоящие перед посткоммунистическими странами, имеют ряд отличий от проблем в странах, ранее осуществивших переход от тоталитаризма и авторитаризма к демократии.

Первое отличие: попытка одновременного создания рыночной экономики и плюралистической демократии. Так радикальные экономические реформы приводят к серьезному снижению жизненного уровня населения, проблемы первоначального этапа перехода к рынку порождают политическую нестабильность, которая затрудняет создание правовых и институциональных основ дальнейших экономических реформ, мешает привлечению иностранных инвестиций, способствует продолжению экономического спада, а экономический спад, в свою очередь, усиливает политическую напряженность в обществе.

Второе отличие: необходимость полного демонтажа значительной части уже существовавших секторов промышленности при одновременной радикальной перестройке и модификации многих производств.

Третье отличие: высокая этническая неоднородность посткоммунистических стран. Это приводит к распространению националистических настроений. Национализм в любых его формах, как правило, плохо совместим с демократией, поскольку подчеркивает превосходство одних наций над другими, тем самым раскалывая социум по этнонациональному признаку и препятствуя возникновению подлинного гражданского общества.

Четвертое отличие связано с проблематикой гражданского общества. В большинстве этих стран до установления коммунистических режимов существовали лишь элементы гражданского общества. Нынешняя реальная политическая практика оппозиционных групп и политический опыт последних лет коммунистической власти не способствовали формированию представлений о политике как «искусства возможного». Политическая жизнь фрагментарна и излишне персонализирована, конфронтация по прежнему преобладает над компромиссом, а электорат пребывает в состоянии отчуждения и замешательства.

Пятое отличие заключается в отсутствии должной поддержки и помощи со стороны мирового сообщества.

Именно поэтому в аналитических целях, особенно применительно к феномену посткоммунистических трансформаций, на наш взгляд, предпочтительнее пользоваться не расширительным понятием демократизации, а более широким в содержательном плане и более нейтральном в оценочном отношении понятием «демократического транзита», в отличие от «перехода к демократии», фактически постулирующего редко встречающейся в чистом виде итог процесса.

Несмотря на целый ряд аналогий в очень многих смыслах и отношениях, российский демократический транзит стоит особняком по отношению не только к классическим южно-европейским и латиноамериканским переходам от авторитаризма к демократии, но и к подобным процессам в странах Центральной и Восточной Европы. Рождающейся в ходе российской посткоммунистической трансформации новая общественно-политическая реальность несет в себе сложный сплав частично преодоленных, а частично преобразованных традиций прошлого.

Для политологического анализа современных российских политических трансформаций необходимо учитывать фазу эволюции политической системы, которая определяет временные и пространственные тенденции российского политического развития. Это, подготовительная фаза, которая сопряжена с серьезным конфликтом внутри политики, фаза принятия решения и фаза «закрепления» (привыкания). Помимо данных уровней, переход к демократизации как политическому состоянию общества сопряжен с либерализацией, демократизацией (как процессом) и социализацией.

Под либерализацией мы понимаем процесс институционализации гражданских свобод без трансформации властного аппарата. Основная проблема реформаторской части элиты состоит в том, не застынет ли переход на стадии либерализации или же станет точкой отсчета для развития режима в демократию.

Подобная трансформация, на наш взгляд, может осуществляться при выполнении двух условий: а) при демонтаже авторитарного режима и б) сознательного выбора новыми политическими силами демократических институтов и процедур. Критической точкой перехода в демократию считают точку («точку возврата»), за которой никто не может практически повлиять на исход демократизации. Большинство исследователей склоняются к точке зрения, что критическая точка, применительно для России, пройдена.

Данное утверждение спорное, особенно учитывая те негативные тенденции, связанные с падением уровня жизни россиян, деградацией их нравственной составляющей, экономическим коллапсом и т.д., несмотря на все усилия российских реформаторов конца XX века. Это позволило одним говорить о посткоммунистической демодернизации страны, а другим - феодализации российского государства.

Но политика для транзитологов не есть соперничество сил с открытым финалом, а реализация идеи, причем это не связано с тем как обернулось это воплощение. Так, рынок, как он видится в теории в принципе нельзя построить в России. Предписанные теорией способы и средства такого строительства дают результаты, обратные ожидавшимся - возникновение подневольного труда, вследствие невыплаты зарплат, вместо придания рабочей силы вида товара; демонетизация экономики через бартер и иные механизмы; расцвет по сути внерыночных форм натуральной экономики, позволяющих выживать миллионам жертв реформ, т.е. вновь вступает в силу весомая российская специфика.

Начиная реформы, российские реформаторы, воспитанные на опыте прошлого, надеялись и рынок, и демократию с одной стороны ввести, сформировать, с другой, что рынок сам все выстроит далее, но дело в том, что ни рынок, ни демократия, как показывает мировая практика, не могут быть продуктами целенаправленных усилий, вводится по указке сверху. Говоря языком Ф. фон Хайека, их нельзя сконструировать. По своей природе они - непреднамеренные следствия бесконечного множества взаимодействия людей, никто из которых часто и не стремится к их установлению, и уж, несомненно, не в силах установить их.

Целенаправленной политикой, разумеется, можно сконструировать институты, по формальным критериям, похожие, напоминающие те, которые в иных условиях выполняют рыночные или демократические функции. Но то, какие именно функции осуществляются такими институтами, зависит от среды, в которой они действуют, а не от формальной конструкции. Так, супер рыночный (по формальным признакам) институт аукционов, в т.ч. залоговых, может в нерыночной среде, подобной существовавшей в России второй половины 90-х гг., стать катализатором становления политико-финансовой олигархии, давящий рост капитала и в этом смысле радикально антикапиталистический. Отсюда постоянный упор Хайека на то, что спонтанный порядок, одним из проявлений которого является рынок, не может быть создан внешним агентом, что он заведомо лишен цели и по определению возможен только как выросший, сформировавшийся, а не сделанный.

Как уже было сказано выше, современные институты не могут работать сами по себе, они нуждаются в людях, структурах социального, экономического, политического и другого поведения, которые отвечали бы запросам современного общества.

С современной политической науке можно найти попытки теоретического осмысления российской действительности, опыта российской модернизации без учета культурного фактора. Так, М. Макфол старается объединить положения следующих двух подходов:

1. Теория рационального выбора, согласно которой, политический процесс обуславливается деятельность личностей, принимающих рациональные решения и преследующие свои интересы с целью получения ожидаемой выгоды, т.е. борьба между сторонниками старого порядка и приверженцами перемен. Иногда эти две группы договариваются о наборе новых правил, определяющих их политическое поведение, и тогда осуществляется спокойно и вполне успешно; когда договоренность не достигается, то и переход не удается;

2. Второй аспект, взятый из современной транзитологии, рассматривает условия, при которых больше всего шансов именно на успешный переход от одной политической системы к другой. По Макфолу - чем уже сфера изменений, вокруг которой ведется борьба, тем более вероятно, что соглашение будет выработано.

М. Макфол делит нынешний российский переходный период на три этапа. Две попытки перехода были безуспешны: первая из них завершилась путчем 1991 г. и распадом СССР, вторая - вооруженным конфликтом между Президентом и Верховным Советом в 1993 году. В обоих этих случаях соглашения о новых правилах не было достигнуто, пакты не заключены, и участники политического процесса, преследуя свои интересы, выходили за рамки существующих правил игры. Противоположные поляризованные лагеря проводили бескомпромиссную стратегию до тех пор, пока не побеждала одна из сторон, так как сфера изменений, вокруг которой велась борьба, была широка и баланс власти между противостоящими друг другу участниками политического процесса не был определен. Причиной неудачи попыток перехода, таким образом, признавался слишком большой масштаб преобразований, затрагивающих не только политические институты, но также отношения собственности, вопросы, связанные с суверенитетом, определение государственных границ и др.

На третьем этапе, по мнению этого автора, сфера изменений сузилась. Вопросы суверенитета, границ и распределения собственности были в целом решены, остались нерешенной лишь задача нахождения нового политического баланса. Именно такое сжатие области необходимых перемен и обеспечило успех: сильнейшая сторона навязала четкий набор новых правил и закрепила их в Конституции 1993 года, распределение власти между противоборствующими сторонами изменилось, и баланс власти был признан всеми значимыми политическими игроками. Автор же новых правил, Президент Б.Н. Ельцин, в свою очередь, подчинился механизму самосдерживания, встроенному в новый порядок.

Исследуя политические аспекты глобализации для современной России, автор определяет ее как процесс, в котором географические барьеры и политические границы элиминированы, а неоэволюционистские теории модернизации интерпретируются не только как «предтечи» современной глобализации, но и ее испытательной площадкой.

После 11 сентября 2001 года мир стал иным. Трагедия США, подвергшихся атаке террористов показала хрупкость мира как такового. Более остро и динамично встали проблемы глобального развития, реформирования, сохранения самостоятельности и национальной идентичности стран и народов, их взаимосвязанности, взаимозависимости, взаимообусловленности, консолидации людей для решения каких-то наиболее важных и общих задач упрочения мира, сохранения экологии, снижения уровня бедности и др. Нам важно последить эти процессы применительно к России.

Еще Сен-Симон писал о неизбежном сближении просвещенных универсальной гуманистической философией европейских народов под эгидой единого правительства. Э. Дюркгейм, отдавая дань либеральному патриотизму, утверждал, что в долговременной перспективе лояльность к конкретному государству будет ослабевать, а границы между локальными обществами - стираться.

Но как показывает конкретная социальная практика, эти красивые выражения так и остаются только лишь красивыми выражениями. А реальная действительность совершено иная. Так, страны Запада, пытаясь навязать в политической сфере России современную имперскую модель взаимоотношений, ориентируют российскую политическую элиту на отказ от суверенитета в пользу, так называемых, демократических ценностей, таких как демократия и права человека (что само по себе не должно вызывать каких-либо возражений).

Но, по западной логике, на смену национально-государственных интересов должны прийти интересы интеграции в систему международных связей на основе глобальной унификации. Иначе говоря, пропуском в современный мир должна быть готовность России доверить заботу о соблюдении прав российских граждан международным, наднациональным институтам и организациям. Иными словами, России предлагают во многом отказаться от политических возможностей национального государства в решении внутренних и международных проблем, т.е. отказаться от самого эффективного на современном этапе института организации и управления, и это несмотря на то, что сами развитые государства Запада данный институт регулярно задействуют для решения собственных проблем.

В экономической сфере вступление России в демократическую семью современных развитых государств изначально предполагает ее экономическую зависимость под маркой интеграции в мировое хозяйство, превращение в сырьевой придаток Европы, усиление утечки мозгов, и, как следствие, снижение квалификации рабочей силы, финансовую независимость, усиление разрыва в уровнях доходов и дальнейшее обнищание подавляющей части населения, развитие в основном отраслей сырьевого направления.

Что же касается науки, то очевидным следствием данного процесса станет резкое снижение уровня и объема НИОКР, отказ от поисковых и фундаментальных исследований в пользу прикладных, массовый отток научной элиты и результатов их труда за рубеж.

В социальной сфере интеграция в мировое хозяйство неизбежно будет сопровождаться доминированием западных стандартов, и, следовательно, поляризацией общества по имущественному, национально-этническому признаку и социальному статусу, ростом преступности, дальнейшим отрывом элит от народных масс.

Для духовной сферы российского общества интеграция в систему современных мировых связей будет означать размывание системы традиционных российских ценностей, наступление культа денег, успеха и силы, утрату патриотизма, на смену которому приходит космополитизм, резкая фрагментация единого культурного поля по имущественному, статусному, национальноэтническому признакам, доминирование масс-культуры.

В военной сфере подмена национальной безопасности международной предполагает отказ от структур военной безопасности и трансформации армии из средства защиты страны в военно-полицейскую организацию для выполнения внутренних функций.

Очевидным следствие подобного развития событий может быть последующий неконтролируемый процесс распада государственности, фрагментации страны по региональному, национально-этническому либо религиозному признакам, усиление экспансии со стороны сопредельных государств, в результате, откат России к ситуации, территориально близкой к средним векам со всеми вытекающими для России последствиями, а в условиях нового мирового порядка последующее собирание российских земель маловероятно.

Для нас, современников, со всей остротой встает вопрос: согласны ли мы с этим пока гипотетическим, но возможным ходом истории или же необходима идея, способная консолидировать общество, придать импульс прогрессивному развитию, обеспечить его прорыв в будущее?

На наш взгляд, логичным, в плане ответа на эти вопросы, является идея, предложенная А.С. Панариным. Он отмечает, что на место спорных вопросов прогресса, демократии и прав человека необходимо поставить проблему самоценности России.

Россия, государство российское ценны сами по себе не только потому, что за этими понятиями скрываются определенные государственные институты и территориальные образования. Самоценность России состоит, прежде всего в том, что за ней стоит колоссальный пласт мировой культуры, это народ со своей историей, традициями, верой. Это подтверждает, что любая попытка ущемления суверенитета российского государства, даже поданная под видом интеграции в мировое сообщества на правах равного члена, не найдет достаточного отклика в сердцах россиян. Очевидно, что в российских условиях не-обходим поиск своих систем ценностей, способных выступать в роли движущей силы прогресса.

Мы согласны с В.Н. Кузнецовым, что необходимо формировать идеологию консолидации российского общества, вырабатывать Институт национальной идеи.

Структура идеологии складывается из текстов (устной информации) основоположников; убедительных примеров их жизни и деятельности; письменных и устных разъяснений смыслов учений с адаптацией их для разных людей и групп; совокупности позитивных результатов (идеологический капитал); кадров идеологов и комментаторов, организаторов диалогов, специального дискурса.

Особая роль принадлежит идеологическим организациям и идеологическим институтам.

Идеологические организации, в основном, это государственные образования для поддержки доминирующей, государственнической идеологии. К их числу можно отнести и устойчивые научные и учебные заведения отдельных партий.

Для практики духовной деятельности Советского Союза и функционирования КПСС такими организациями были: Академия общественных наук при ЦК КПСС с кафедрой теории и методов идеологической работы, Институт марксизма-ленинизма, Высшие партийные школы при ЦК КПСС с региональными филиалами, Высшая комсомольская школа при ЦК ВЛКСМ.

Близко к содержанию и практике работы этих идеологических организаций известный французский ученый Луи Пьер Альтюссер в своей работе «Идеологические аппараты государства» (1970 г.) ввел понятие «идеологические аппараты государства». Он фиксирует такие аппараты: семейный, юридический, политический, коммуникационный, религиозный, образовательный и др. Центральная роль среди них принадлежит, по его мнению, системе образования.

Л.П. Альтюссер четко формулирует важнейшее суждение: «ни один класс не может удержать государственную власть длительное время без своей доминирующей идеологии посредством идеологических аппаратов государства».

Идеология «американизма» в США опирается на три заметных документа, которые были подготовлены именно идеологическими аппаратами государства (США). Прежде всего выделю общеизвестный среди американских граждан закон «Акт патриота 2001 года», который был принят через шесть недель после трагедии 11 сентября.

Полное название этого более чем стостраничного, идеологического по сути, документа: «Акт 2001 г., сплачивающий и укрепляющий Америку обеспечением надлежащими орудиями, требуемыми для пресечения терроризма и воспрепятствования ему».

Через год, в 2002 году, государственные структуры (т. е. идеологический государственный аппарат) подготовил динамичный идеологический текст как стратегию национальной безопасности США (опубликован осенью 2002 года). В документе обоснована совокупность целей, идеалов и ценностей американского общества и представлена динамика и логика деятельности государства по их защите и развитию. А каждому гражданину представлена надежда на обеспечение его благополучия и безопасности с непременным разделением ответственности между государством и конкретным человеком в деле их достижения.

2 февраля 2005 года Президент США Джордж Буш представил членам Конгресса США и всему американскому народу свое Послание «О положении страны». На наш взгляд, этот значительный и поучительный документ можно было бы назвать «О национальной американской идеологии XXI века». Президент так завершил свое Послание: «За эти четыре года американцы увидели, как разворачиваются большие события. Мы знали времена скорби, часы неопределенности и дни победы. Во всей этой истории, даже когда у нас возникали разногласия, мы видели связующие нас нити единой цели. Атака на свободу в нашем мире еще раз подтвердила нашу веру в способность свободы изменить мир. Все мы участвуем в великом начинании: шире воплотить заветы свободы в нашей стране, возродить ценности, обеспечивающие нашу свободу, и распространить мир, который несет свобода.

Как некогда напомнил американцам Франклин Рузвельт, «каждый век - это мечта, которая умирает, или мечта, которая рождается». А мы живем в стране, где рождаются величайшие мечты. Отмена рабства была всего лишь мечтой - до тех пор, пока она не осуществилась. Освобождение Европы от фашизма было всего лишь мечтой - до тех пор, пока оно не свершилось. Падение имперского коммунизма было всего лишь мечтой - до тех пор, пока однажды оно не произошло. У нашего поколения есть свои мечты, и мы тоже уверенно идем вперед. Путь Провидения не гладкая дорога, повороты ее непредсказуемы - и все же мы знаем, куда она ведет: она ведет к свободе. Благодарю вас, и да благословит Бог Америку».

Идеологические институты представляют, на наш взгляд, более гибкие формы адаптации идеологических смыслов к различным людям, к различным социальным группам, к учету уже сложившейся духовной ориентации объектов.

Субъект идеологии - специально подготовленные служители религий (теоретики). Объекты идеологии - заранее подготовленные последователи религии. Особенность - многолетнее участие религиозных идеологов в социализации людей, начиная с детского возраста.

1. Субъекты закрытых светских (секулярных, нерелигиозных) идеологий, как правило, тоже неизвестны. Не определен и объект идеологий.

Субъекты идеологий международного терроризма и организованной преступности, а также их объекты (до персональных судебных разбирательств) тоже неизвестны.

2. Характеристики субъектов и объектов открытых светских (нерелигиозных) идеологий можно представить в последовательности двух этапов.

Первый этап - формирование и функционирование идеологий в XIX и XX веках (до начала 90-х годов XX века). В этот период в качестве субъекта конкретной идеологии выступал, как правило, какой-либо представитель интеллектуальной элиты - идеолог.

Объектом идеологии в такой ситуации выступали государственные служащие, военные, представители корпораций, участники общественных объединений, политических партий, пенсионеры.

Второй этап - начало эпохи глобализации, эпохи Интернета, эпохи информационных технологий. Особенностью духовного производства на рубеже XX и XXI веков стало вовлечение в публичное производство и продвижение идеологий как миллионов новых акторов, так и новых коллективных образований (неправительственных объединений, постоянно действующих форумов - Давосский форум, Социальный форум антиглобалистов и т. д.).

Существенные изменения происходят и с объектами идеологий: ряд конкретных последователей отдельной идеологии стали реальными восприемниками на какой-либо отрезок времени сразу двух или более идеологий.

Именно начало XXI века положило начало глобального диалогу между цивилизациями, между культурами (2001 год - год международного диалога цивилизаций под эгидой ООН и ЮНЕСКО).

Однако духовная реальность 2005 года демонстрирует трудность и неполноту диалога между православием и католицизмом, между иудаизмом и исламом и т. д.

Поэтому понятны сложные проблемы построения диалога между идеологиями как в глобальном масштабе, так и на уровне регионов (Европа, Азия, Африка и т. д.). Применительно к конкретной стране - это диалог между субъектами разных идеологий, между объектами разных идеологий.

На «смену «социальному»« пришло «культурное» утверждают Николас Аберкромби, Стивен Хилл и Брайан С. Тернет в Предисловии к четвертому британскому изданию Социологического словаря.

В таком воздействии на идеологии гражданского общества через среду, через «культурное», помимо позитивных моментов, пора выделить тотальную серьезную и постоянную деформацию субъектов и объектов таких идеологий. Негативное воздействие осуществляется современными СМИ, оформившейся на рубеже XX и XXI веков глобальной субкультурой терроризма и преступности, глобальными идеологиями международного терроризма и организованной преступности.

Общенациональная целью в двадцать первом веке должно быть: содействие абсолютному большинству конкретных людей и семей, народов России в достижении достойного качества и уровня благополучия и надежной безопасности. Таким образом, речь идет, о достатке, достоинстве и безопасности Человека.

Автор: Оноприенко А.В.