Поведение крестьянства и рабочих Верхнего Поволжья в связи с войной 1804-1905гг
В начале XX в. крестьянство составляло основную массу населения Российской империи и являлось главным источником формирования армии. От его поведения во многом зависели состояние общества и исход войны. Отношение крестьянства к военным событиям имело своеобразные черты, проистекавшие из традиционных ментальных представлений. О.С.Поршнева, рассматривая социальное поведение крестьянства в годы Первой мировой войны, отмечала, что для крестьян было характерно средневековое понимание войны как крестового похода за землю и веру. Она указывала: «Война, не связанная с непосредственной защитой своего дома, приобретала в глазах крестьянства положительный смысл лишь в том случае, если ее результатом должно было стать приращение пригодной для обработки земли».
В некоторых уездах Верхнего Поволжья разговоры о войне начались еще до объявления манифеста. Крестьяне долго сомневались и не верили ни газетам, ни слухам. Поэтому начало военных действий стало для них неожиданным. В первых числах февраля 1904 г. во всех церквях был прочитан манифест Николая II об объявлении войны с Японией. Из Варнавинского уезда Костромской губернии сообщалось: «При чтении манифеста о войне многие плакали навзрыд». Настроения деревни точно охарактеризовал угличский земский начальник: «Относительно войны большинство высказываются, что это зло, но зло неизбежное». Таким образом, крестьяне восприняли войну как бедствие, связанное с лишениями и страданиями, но считали ее естественным явлением в жизни.
Факт нападения японцев на русские суда послужил стимулом подъема патриотических настроений в деревне. «На сонных вишь, напали, анафемы- то.Три корабля потопили», - привел высказывание крестьян корреспондент «Костромского листка». Сельское население стало активно жертвовать на нужды раненых и флота. Нередко решения о пожертвованиях принимались на волостных сходах, как это имело место в Варнавинском и Юрьевецком уездах Костромской губернии, Ростовском и Мологском уездах Ярославской губернии. Часто не имея наличных средств, крестьяне выходили из положения, жертвуя суммы за административные взыскания (арендную плату, штрафные суммы). Особый случай описан корреспондентом из Чухломского уезда Костромской губернии: «Была уничтожена должность волостного писаря, учрежденного земским начальником, и оставшиеся в экономии 50 рублей пожертвованы на военные издержки. Так в нашей волости был решен конфликт между патриотическим чувством и бедностью деревни». Много пожертвований делали крестьяне в виде различных вещей и полотна. Ярославский уездный предводитель дворянства А.А.Тютчев отмечал: «По объявлении военных действий на Дальнем Востокестали являться отдельные лица из сельского населения с заявлениями о желании тем или другим родом пожертвований прийти на помощь раненым воинам». Крестьяне активно участвовали в работах по изготовлению одежды и белья. Несомненно искреннее желание крестьян жертвовать на военные нужды. Таким образом они помогали армии - «своему детищу».
Крестьяне выражали свои патриотические чувства в верноподданнических адресах на имя императора. На долю сельскою населения Верхнего Поволжья приходится 30% всех фактов таких обращений. Крестьяне выступили с инициативой проведения молебнов о даровании победы (13%). Часть из них стала отчислять проценты от заработка на промыслах. В Ярославской губернии многие крестьяне согласились принять на свое попечение эвакуируемых с Дальнею Востока солдат, что в процентном выражении составило 41 %.
В своей массе крестьяне не имели представления о Корее, Японии и Манчжурии, не знали реальной обстановки на Дальнем Востоке, соотношение русских и японских сил. Все это послужило основанием для настроений «шапкозакидательства», что ярко выразилось в тут же сочиненных народом частушках. Корреспондент «Северного края» отмечал: «население начало всасывать соль этих листов (уличных листков - прим. автора) и проявлять грошовый патриотизм вроде того, что японцы стали не японцами, а «япошками», что «как они там не куражься», а мы им «зададим».
Интерес к событиям войны отразился в усиленном спросе крестьян на газеты и телеграммы. «Все газеты - столичные и провинциальные - были переполнены рассказами о том, что как полуграмотные, а зачастую и неграмотные «деревенские русские люди» жадно ловили всякие отголоски рассказов и известий с театра военных действий», - писал земский служащий. Повсеместным явлением стали собрания групп деревенских мужиков в чайных, у почт для получения новых известий с Дальнего Востока. Распространилась практика подписки на газеты или абонирование на телеграммы Российского телеграфного агентства всей деревней или волостным сходом. Выезжавшие в город крестьяне рассуждали: «Без газеты домой ехать никак нельзя; мужики ругаются; у нас теперь порядок такой, кто в город поедет зачем, то должен и газету привезти, а вечером соберемся, грамотеи ее вслух и читают».
Газеты и телеграммы, несомненно, способствовали просвещению крестьян, расширению их кругозора, развитию политического мышления. Так, земский начальник Мологского уезда Ярославской губернии писал: «Война развила стремление к газете и телеграммам и большинство населения осведомлено обо всем происходящем». Местные интеллигенты отмечали, что война оказала большое влияние на распространение грамотности в деревне: «Невозможно еще учесть роль войны в деле распространения в деревне грамотности. Но все наблюдатели деревенской жизни, касающиеся этого вопроса, в один голос утверждают, что значение это огромно, что всенародное бедствие, тяжелым гнетом лежащее на сердце каждого русского человека, было толчком, сильно и резко двинувшим вперед грамотность. Оспаривать это невозможно». Вместе с тем, суждения и взгляды различных политических течений, отраженные в печати, нередко абсолютно противоположные, проходя через сознание крестьян, порождали многочисленные слухи. Читая газеты, телеграммы, крестьяне становились на время политиками, высказывая подчас самые невероятные мысли. «Газеты серьезные редко проникают в деревню. Выписываются часто издания, затемняющие истину и доставляющие народу лживые и тенденциозные сведения о событиях на Дальнем Востоке. И без того в деревнях о последних событиях распространяются самые легендарные слухи», - писал А.Епифанский в статье «Очерки провинциальной жизни. Доверчивостью крестьян пользовались мошенники, выдавая за телеграммы с театра военных действий дешевые публикации о войне.
С течением войны отношение крестьян к военным событиям менялось. Хвастливое и горделивое настроение постепенно исчезло с известиями о поражениях русских войск. С начала августа 1904 г. настроения деревни приобрели другой характер. К войне привыкли, она стала обыденностью. Практически все крестьяне стали воспринимать новости с Дальнего Востока более серьезно и вдумчиво, нежели в начале войны. «Крестьяне относятся к событиям сознательно, и в их среде нет хвастливых, задорливых слухов: все понимают, очевидно, серьезность настоящего положения», - писал корреспондент из Солигалича.
Центральным событием для крестьян Верхнего Поволжья стала седьмая частная мобилизация, прошедшая в октябре-ноябре 1904 г. Главную проблему при наборах войск представляли беспорядки запасных в результате злоупотребления спиртными напитками. В ходе мобилизации крестьяне, подлежащие призыву, бросали свои занятия и уходили в запой. Мотивом такого поведения было желание «как следует по-русски кутнуть, быть может, в последний раз на родине». Пьянство призывников было настолько массовым явлением, что Министерство внутренних дел предоставило уездным и городским воинским присутствиям право лишать домашнего отпуска новобранцев, явившихся в нетрезвом виде или нарушивших порядок в местах призыва. Чтобы пресечь беспорядки, во время мобилизации закрывались казенные и частные винные лавки, но и эта мера часто не помогала. По свидетельству ярославцев, «на улицах нередко попадаются пьяные лица, настроенные соответственно переживаемому моменту».
Такое поведение среди крестьян было своего рода психологической компенсацией, стремлением заглушить страх и отчаяние перед отправкой на фронт. На этой почве случались курьезы. В «Костромском листке» был описан следующий случай: «Призывались на действительную службу одни пехотинцы. Некоторые артиллеристы подняли ропот и ищут виноватых в том, что они теперь целый месяц, ожидая призыва, напрасно пропьянствовали». Некоторые современники оправдывали пьянство крестьян. Неизвестный автор в письме галичскому уездному исправнику советовал не закрывать винные лавки, так как «другой выпьет с горя, а другой с радости и в веселом духе он пойдет с песней или покричит в оставшееся время на родине. Это ему простительно, потому что он идет за родину и отечество, оставляет семейное положение и может проститься навсегда». Автор статьи «На Дальний Восток едем!» писал: «Каждый знает, отчею запасные напиваются, отчего они буянят. Оставляющие семью без средств существования, оторванные от родной нивы и избы, пересылаемые за тысячу верст на ужасную кровопролитную войну - они хотят чем-нибудь отуманиться, одеревенеть, отупить».
Мобилизация сыграла важную роль в изменении настроений деревни. Очевидец призыва во Владимирской губернии охарактеризовал поведение крестьян: «Взятые запасные буквально ревели, садясь в вагоны и прощаясь с родными. Все так и говорили: «Прощай, матушка, больше тебя не увижу», - и рев с обеих сторон. С тремя запасными на здешнем вокзале сделался удар - унесли замертво в лазарет. Вот иллюстрация отношения к войне». Тем не менее, мобилизация прошла спокойно и в полном порядке. В отличие от других регионов страны, где осенью 1904 г. происходили беспорядки и буйства на почве мобилизации, в губерниях Верхнего Поволжья не наблюдалось ни одного выступления крестьян.
Если раньше война мало ощущалась на жизни сельского населения, то теперь семей, члены которых воевали на Дальнем Востоке, стало значительно больше. Это поставило их в невыгодное экономическое положение. Корреспондент «Северного края» отмечал: «С уходом из дома запасных они лишились своей рабочей силы. Что могут сделать с землей одни солдатки, когда у каждой на руках от 1 до 8 детей. Одним словом, солдатки оказались в самом беспомощном положении - для того, чтобы как- то кормиться, им ничего не осталось как распродавать имущество, просить общественной помощи (подаяния)». Особенно тяжело приходилось родителям, братьям и сестрам призванных, так как им не полагалось пособие от земства или городской думы. Такая обязанность была возложена на сельские общества, в которых они проживали. В ряде уездов губерний Верхнего Поволжья крестьяне оказывали помощь семьям призванных в следующих формах: освобождение от уплаты денежных повинностей, помощь в обработке полей (покос сена, вспашка озимого и ярового полей, посев и уборка хлеба), денежное пособие, материальная помощь (доставление продовольствия и одежды, помощь зерном, прокормление нуждающихся). Однако в большинстве случаев, помощь со стороны сельского общества была скорее исключением, чем правилом.
На настроения деревни влияли слухи о злоупотреблениях в Красном Кресте. Рыбинский уездный исправник докладывал: «говорили в Копринской волости о том, что жертвуемые капиталы на Красный Крест не попадали по принадлежности, а растрачивались тамошними уполномоченными властями и этим возмущаются». Угличский земский начальник писал: «У большинства крестьян почему-то сложилось мнение, что в Красном Кресте большие злоупотребления, и между крестьянами ходит слух, что на Хитровом рынке в Москве продается за бесценок госпитальное белье с уничтоженными клеймами». Крестьяне начали более осторожно относиться ко всяким сборам пожертвований. Так, жители Креоловской волости Мышкинского уезда Ярославской губернии трижды отказались вносить деньги на нужды армии.
Недовольство деревни вызывали неудачи русских войск на Дальнем Востоке. В Любимском уезде за антигосударственные высказывания по поводу нелепой внешней политики империи было задержано трое крестьян.
5 февраля 1905 г. в с.Еремеевское Ярославского уезда крестьяне на сходе говорили, что «надо было перебить всех министров за то, что голодом морили наше войско на Дальнем Востоке». 7 февраля в с.Вятском Даниловского уезда крестьяне охотно слушали проезжего, который заявлял, что «99 из 100 не хотят войну». Однако случаи осуждения войны были единичными.
Земские начальники Ярославской губернии по приказу Министерства внутренних дел в феврале-марте 1905 г. собирали сведения о настроениях в деревне в связи с «исключительными событиями настоящего времени». Согласно их докладам, крестьяне были настроены спокойно и миролюбиво, в некоторых волостях население до сих пор «проникнуто духом патриотизма», «готово жертвовать собой и средствами для поддержания чести России». Большинство из них верило в конечный успех русского оружия и считало мир преждевременным и позорным для России: «Прекратить ее (войну - прим. автора) теперь нельзя, не нанеся врагу сильного поражения; но своей логике они находят, что врага надо как-нибудь проучить, чтобы долго помнил и боялся, а то отдохнет и снова на нас войной пойдет». Тем не менее, настроения в пользу мира начали проникать в деревню. Ростовский земский начальник отмечал: «По поводу войны в народе установилось довольно определенное желание мира и ни малейшего интереса к вопросу о том, потеряем ли мы часть каких-то земель или нет, лишь бы мир».
Следует отметить, что на отношение провинциального крестьянства к войне январские события 1905 г. оказали незначительное воздействие. Крестьяне остались равнодушны к антиправительственным выступлениям и не связывали себя с событиями в городах. Несмотря на то, что в деревне уже в январе-феврале 1905 г. знали о «кровавом воскресенье» и начавшейся революции, основное внимание крестьян привлекали вести о неудачах русских войск в Маньчжурии и Корее. Даниловский земский начальник писал: «Местное население ко всему этому (беспорядкам в городах - прим. автора) относится весьма несочувственно».
Деятельность политических партий не имела успеха среди сельского населения. Агитационную работу вести в деревне было опасно, так как крестьяне уничтожали или передавали должностным лицам прокламации, сдавали революционеров в полицию. Нередки были случаи агрессивного поведения сельского населения по отношению к агитаторам. Так, в с. Острецово Нерехтского уезда Костромской губернии 5 июня 1905 г. толпа в 50 человек избила крестьянина Малинина «за то, будто бы высказывал, что царя не нужно». 16 июня 1905 г. в д. Чебулино Ярославского уезда один из неизвестных начал разговор про забастовки, войну и свержение царя. Один из слушавших возразил: «если Государя не будет, то хуже будет жить крестьянам, нас тогда совсем сожмут». Показательно, что разговор закончился дракой. В с.Середа Даниловского уезда Ярославской губернии 24 июня 1905 г. прошла сходка местной интеллигенции. Узнав о содержании беседы, крестьяне решили перебить всех, кто в ней участвовал. Даже в самый разгар революции среди крестьянства сохранялись традиционные представления о власти. 12 декабря 1905 г. состоялось заседание Угличского уездного экономического совета. Все крестьяне, за исключением самых немногих, заявили: «Нам ничего не надо, нам нужно, чтобы царь был и самодержавный».
Таким образом, крестьянство было наиболее консервативным и монархически настроенным сословием в русском обществе начала XX в., что отразилось на отношении к войне. В условиях разрастания революционного движения крестьяне стали посылать императору заверения в преданности престолу^ Отечеству. Некоторые из них даже летом 1905 г., когда начались мирные переговоры с Японией, высказывались против заключения мира. Так, крестьяне Меленковского уезда Владимирской губернии писали царю: «Мы знаем, идет война за будущность России и мира заключать нельзя, пока сибирским землям может угрожать опасность, возникающая с войной. Мы, земледельцы, в вечной борьбе за землю, источник жизни, свято чтим Державную заботу о просторе Русских границ, с которым связана судьба великой Руси, как дерево с корнями».
Тем не менее, напряженность ситуации в стране, рост крестьянского движения в других регионах, пропаганда и агитация подпольщиков способствовали возникновению недовольства правительством в деревне. Все чаще исправники и полицмейстеры доносили о высказывании крестьянами оскорбительных слов в адрес императора и правительства. 24 октября 1904 г. крестьянин Кологривского уезда Костромской губернии А.А.Комлев, «разговаривая о русско-японской войне, позволил себе произнести дерзкие и оскорбительные слова против Священной особы Государя императора». 31 мая 1905 г. старший писарь управления воинского уездного начальника, крестьянин Рыбинского уезда Ярославской губернии, В.Н.Шипов в присутствии посторонних лиц произнес бранные слова, относящиеся к бывшему главнокомандующему Маньчжурской армией Куропаткину и императору. 11 июля 1905 г. в с.Гаврилов-Ям Ярославской губернии был задержан крестьянин Ярославского уезда Н.И.Пальников, назвавший войну бесцельной и совершенно ненужной. В нелегальной печати корреспондент из Владимирской губернии сообщал: «Крестьяне более или менее широко читают нелегальщину. Успех листка «Для чего нужен русский солдат» был необыкновенный. В одном месте мы знаем, что нелегальные издания читает вся деревня и староста распоряжается всей этой литературой». Следует отметить, что большинство случаев противоправительственных высказываний крестьян относится к лету 1905 г. Чаще всего выражение недовольства властью наблюдалось в разговорах о военных событиях. Таким образом, русско-японская война стала одним из факторов изменения отношения крестьянства к правительству и формирования его политического самосознания Крестьянство было основным источником пополнения рядов пролетариата, поэтому отношение рабочих к событиям на Дальнем Востоке было во многом похоже на настроения, царившие в среде сельских жителей. Во многом, это объяснялось наличием связей рабочих Верхнего Поволжья с деревней: многие из них сохраняли земельные наделы, оставляли там семью. «Из всего числа рабочих середского фабричного района только 20% не крестьянствуют и живут исключительно фабрикой, а остальные ведут крестьянское хозяйство», - характеризовалось положение рабочих в «Костромском листке».
Па начало русско-японской войны рабочие откликнулись в различных формах. На их долю приходится 9% всех фактов служения молебнов о победе, 6% отправления верноподданнических адресов и 5% отчислений от заработка. Рабочие делали денежные пожертвования на различные военные нужды. Например, средства Никольского комитета Красного Креста во Владимирской губернии на 50% состояли из пожертвований рабочих и служащих фабрики С.Морозова. 3 февраля 1904 г. на бумаготкацкой фабрике Горбуновых в Нерехтском уезде Костромской губернии по инициативе рабочих был отслужен молебен о даровании победы русскому воинству. Он длился 2 часа и сопровождался, по свидетельству уездного исправника, исполнением гимнов и всеобщим подъемом. На предложение директора Романовской льняной мануфактуры об отчислении процентов от заработка в пользу Красного Креста рабочие откликнулись с воодушевлением: «Предложение было единогласно и восторженно принято и покрыто громовым ура за доблестное русское воинство и его верховного вождя, обожаемого монарха».
Энтузиазм рабочих по поводу начала войны подтверждают воспоминания современников. Рабочий Корзинкинской фабрики в Ярославской губернии Скотников вспоминал: «В начале Японской войны здесь был подъем рабочих, говорили, что мы японцев закидаем шапками и где им до нас, что у нас 180 млн. населения, а у них очень мало - 30 млн. населения, где уж тут. Нас приходится на одного человека несколько человек, мы их победим, разобьем и т.д.». Иваново-Вознесенский рабочий Ф.11.Самойлов писал: «В гуще рабочей массы в первые дни войны хотя и не было ярко определенного, поголовно и безусловно отрицательного отношения к ней, и даже нередко приходилось от отдельных лиц из наиболее материально обеспеченных групп слышать одобрительные отзывы».
В среде рабочих возник интерес к внешней политике и Японии. На фабриках существовала практика чтения газет и телеграмм, сообщающих последние новости с Дальнего Востока. Причем, некоторые рабочие высказывали сожаления о том, что обычая чтения телеграмм у них нет, как это делалось на других фабриках. 29 апреля 1904 г. в зале Костромского дворянского собрания была прочитана лекция о действиях военною флота на театре войны. Интерес к ней был настолько велик, что губернатор ходатайствовал о проведении такой лекции в помещении народного дома, чтобы ее смогли посетить и фабричные рабочие, которые «горячо интересуются событиями на Дальнем Востоке, но не имеют понятия об устройстве и назначении военного флота». Ажиотаж рабочих по поводу военных событий способствовал повышению их общего культурного уровня и грамотности. Увеличился спрос не только на периодическую печать, но и на художественную литературу и учебные пособия. По статистическим данным объемов книжной торговли в родниковском промышленном районе Костромской губернии, приведенных исследователем Е.А.Чугуновым, в 1903 г. было продано 939 религиозных книг и 469 учебных пособий. В 1904 г. спрос на них вырос в 2,4 раза и оставался постоянным в последующие годы.
Поведение рабочих мало чем отличалось от крестьянского и во время мобилизации. Кинешемский уездный исправник докладывал: «В виду слухов о предполагаемой мобилизации, находившиеся в числе фабричных рабочих запасные воинские чины оставляют работы на фабриках, собираясь толпами близ винных лавок, пьянствуют». Те же самые рабочие даже угрожали местному начальству: «Мы, фабричные запасные требуем, чтобы все казенки были во время мобилизации открыты, иначе разгромим мы их и все казенные учреждения. Нас много. Справимся».
Однако не следует отождествлять поведение рабочих и крестьян в юды русско-японской войны. На формирование настроений пролетариата Верхнего Поволжья влияли не только неудачи русских войск и мобилизация, но и другие факторы. Война не могла не сказаться на работе фабрик, а, следовательно, и положении рабочих. В «Костромском листке» за 4 апреля 1904 г. указывалось, что «готовый товар дорожает в цене, хлопок понижается, отправка грузов в Сибирь приостановилась». С течением войны ситуация на фабриках ухудшалась. Ткач нерехтской фабрики Брюханова В.И.Егоров вспоминал: «Фабрика получила огромные срочные заказы Рабочее время было сразу увеличено до 14 часов в сутки. Почти не увеличился заработок вследствие очень плохого качества пряжи». Во Владимирской губернии на фабриках Иваново-Вознесенска, Орехово-Зуева, Карабанова начались перебои в работе. В Юрьеве из трех ткацких фабрик одна прекратила работу, а две другие сократили количество станков. Вследствие этого снизилась зарплата на 2-3 руб. На почве экономических трудностей с конца 1904 г. среди рабочих стало возникать недовольство войной. При мобилизации во Владимирской губернии наблюдались случаи отказа идти на войну. Учительница А.В.Михайлова вспоминала, что в 1905 г. костромские рабочие «выражали недовольство ненужной бойней». На изменение отношения рабочих к войне указывает сообщение «Костромского листка» от 29 апреля 1905 г.: «Недавно обнаружилось, что все вычтенные суммы с рабочих и служащих «Товарищества мануфактур Г.Разоренова и И.Кокорева» сохранились по сие время в кассе фабрики и на нужды войны не отосланы. Рабочие требуют этих денег обратно». Инцидент интересен тем, что рабочие не желали отправить деньги на те цели, которые были оговорены в начале войны при принятии решения об отчислении, а требовали их возвращения.
Ухудшение экономического положения, близость к городу, концентрация на фабриках создавали благоприятные условия для распространения в среде рабочих революционный идей. В отличие от крестьянства начало революции значительно повлияло на развитие рабочею движения. Революционные события способствовали росту политической зрелости рабочего класса, их активному участию в деятельности местных организаций РСДРП и т.д. Если в 1904 г. забастовки были единичными, то в 1904 г. они стали частым явлением в жизни провинции. Наиболее показательна в этом отношении статистика рабочего движения в Костромской губернии. По данным А.В. Новикова в 1904 г. произошло всею 3 стачки рабочих, в 1905 г. их число увеличилось до 119, то есть в 40 раз. М.Г.Мейерович указывал, что в Ярославской губернии в 1904 г. произошло 5 стачек с общим количеством участников 969 рабочих. В феврале 1905 г. бастовало около 6 тыс. рабочих, то есть в 2,5 раза больше, чем в 1901-1904 гг. Всего в течение 1905 г. число стачечников достигло 83,6 тысяч человек. Однако, по его подсчетам, 9/10 всех стачечников приходится на высший подъем революции - октябрь-декабрь 1905 г. Наиболее организованным был пролетариат Владимирской губернии. В 1904 г. здесь было зафиксировано 9 стачек, что в три раза больше, чем в Костромской губернии, и в два, чем в Ярославской. В мае 1905 г. произошла забастовка иваново-вознесенских рабочих, одна из крупнейших в ходе всей революции. Летом 1905 г. центром революционного движения в регионе стала Кострома.
Рост политической активности рабочих подтверждает и корреспонденция в нелегальную печать. Так, в газете «Вперед» за 5 апреля из Костромы писали: «Рабочие жаловались на отсутствие единой, крепко сплоченной организации. Если бы таковая была, стачки возникали бы не так стихийно, случайно, а можно было бы вызвать их, назначить и провести одновременно и повсеместно, тогда и успех получился бы больший». Неслучайно, что именно в Верхнем Поволжье были созданы первые Советы рабочих депутатов.
Однако в целом Верхнее Поволжье по сравнению с другими регионами страны отставало по уровню и размаху стачечного движения. Большинство выступлений рабочих проходило под экономическими лозунгами: повышение заработной платы, сокращение рабочего дня, оплата больничного, устройство при фабриках бань, кухонь, яслей и т.д., в то время как по России еще осенью 1904 г. 1/3 рабочих демонстраций носила антивоенный характер. Дело в том, что в массовом сознании провинциальных рабочих еще сохранялись черты крестьянского менталитета. Старший фабричный инспектор Костромской губернии отмечал: «На фабриках Нерехтского уезда рабочие, живущие по деревням принадлежат к консервативным элементам. Стачки в этих местностях явление редкое».
Монархизм и политическая неграмотность части рабочих создавали барьер для усвоения революционных идей. Костромской рабочий К.Курзин описывал реакцию рабочих на содержание листовок: «В этой прокламации описывается наша жизнь, как нас эксплуатируют, ведут войну, царь и генералы воруют и что рабочие представляют пушечное мясо когда я кончил читать, мы некоторое время были в тупике. Мы переживали и сомнения, и надежды. Нам непонятно было многое, многие слова первый раз слышали, как, например: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», социализм. Царь, который еще в наших темных головах считался непогрешимым и вдруг кровопийца». Даже во время стачки иваново- вознесенские рабочие фабрики Д.Г.Бурылина пожертвовали 1,3 тыс. руб. на усиление флота. Ярославский рабочий высказывался: «По-нашему не так Коли дело правое, так стоит, держаться до последнего издыхания.
Как бы там ни шло, а за царя-батюшку мы постоим». Вопреки мнению советских историков, некоторые рабочие даже в августе 1905 г. продолжали выражать верноподданнические чувства. Таким образом, для большинства провинциальных рабочих борьба за улучшение условий труда и жизни не связывалась с борьбой против самодержавия и его политики.
Тем не менее, можно утверждать нарастание недовольства рабочих ухудшающимся экономическим положением, что было вызвано ведением войны. В основной их массе в 1905 г. возобладали настроения в пользу мира.
Особо следует отметить отношение к войне войск, формировавшихся за счет масс рабочих и крестьян. В.А.Немирович-Данченко, находившийся на Дальнем Востоке в качестве корреспондента, писал о менталитете солдата: «Солдат не знает, зачем он здесь, не понимает войны и дерется только из чувства повиновения». Вчерашние крестьяне и рабочие сохраняли консерватизм и религиозность, что проявлялось в их действиях на театре войны. В редакцию журнала «Освобождение» пришло письмо, иллюстрирующее настроения войск: «Присутствуя недавно при обучении запасных, я слышал, как ротный командир сообщил роте, что от экономии и недодачи хлеба осталось 46 рублей с копейками, спросил, как поступить с этими деньгами. Почти вся рота высказалась за приобретение иконы. На протест более интеллигентных и на предложение их пожертвовать эти деньги в пользу раненых масса с негодованием отвергла это предложение».
Запасные и солдаты являлись объектом усиленной пропаганды со стороны революционных партий. Однако в 1904 г. она зачастую не имела успеха. Так, 16 июля 1904 г. в районе расположения воинских частей в Ярославле были разбросаны прокламации «Что посеяли наши миротворцы». Унтер-офицер и нижние чины приняли их за телеграммы. То же самое наблюдалось31 октября 1904 г., 12января 1905 г.
Тем не менее, с течением войны настроения в армии стали складываться в пользу мира. С весны 1905 г. начинаются первые «беспорядки» среди солдат в Ярославской губернии. Отказались повиноваться солдаты-артиллеристы в Ростове, когда солдатам предстояло ехать в Москву для обучения и затем на войну». Врач из Владивостока описывал настроения войск следующим образом: «Во всех сообщениях о бодрости армии и готовности продолжать войну - ни слова правды каждый солдат болеет душой, что не может бросить теперь орудия. Никто тут не хочет войны я не встречал солдата, который с враждой относился бы к японцам. У нашего войска нет самого главного - подъема духа, они идут покорно как бараны, но и легко поддаются панике». Нежелание солдат продолжать войну подтверждает указанный сотрудником Министерства иностранных дел А.А.Гирсом факт - главнокомандующий отдал приказ не эвакуировать солдат с ранением указательного пальца правой руки, а удерживать и судить. Таких раненых явилось в тыловые части армии 1200 человек.
Подводя итоги, следует отметить, что начало войны с Японией вызвало взрыв патриотических и отчасти шовинистических чувств среди основных слоев населения Верхнего Поволжья. Рабочие и крестьяне стали усиленно жертвовать свои средства на военные нужды, совершать молебны о победе, выражать верность и преданность престолу. Война вызвала огромный интерес со стороны крестьян и рабочих к дальневосточному региону и военным событиям, что способствовало развитию грамотности, расширению кругозора и повышению политической активности этих слоев населения. Основными факторами изменения настроений деревни стали поражения русских войск, особенно, под Порт-Артуром и Мукденом, мобилизация, тяжелое положение солдаток и злоупотребления в Красном Кресте. Совокупность этих условий породила в крестьянской среде желание скорейшего мира. На формирование отношения рабочих к военным событиям первостепенное влияние имели ухудшение их материального положения в связи с войной и деятельность революционных партий. Рабочие оказались более восприимчивы, чем крестьяне, к идеям борьбы против правительства и событиям революции 1905 г., что выразилось в усилении стачечного движения. Однако монархизм большинства крестьян и части рабочих и в ходе войны так и не был преодолен.
Автор: Смирнова Е.А.