Особенности отечественной преступности в контексте имперской модели модернизации российского общества второй половины XIX - начала XX века

Грандиозные социально-политические катаклизмы, происшедшие в России во второй половине XIX - начале XX века, подняли со дна общества неизбежно сопутствующую им социальную пену - преступность, разгул которой принял угрожающие размеры. Данный процесс проходил в непосредственном взаимодействии с политическими и правовыми преобразованиями на фоне социально-культурного переустройства государства. Многочисленные научные исследования периода российской истории второй половины XIX - первой четверти XX века позволили выявить некоторые его тенденции: ускорение темпов общественного развития, усложнение социальной структуры общества в условиях модернизации предопределили процесс возникновения и эволюции особой формы отечественной преступности в большинстве регионов страны, где темпы роста числа преступлений значительно превышали рост числа населения. Например, в двенадцати округах России в 1900 г. общее количество возбуждённых уголовных дел было на 48% больше, чем в 1884 г., а численность населения увеличилась за этот период всего лишь на 25%, т. е. почти в два раза отставала по темпам роста от роста численности криминала. Причём большее число совершенных преступлений приходилось на северо-западные и центральные районы страны (45% и 48%). В одной только Москве за 1905-1908 гг. количество зарегистрированных преступников увеличилось почти в два раза (с 85184 человек в 1905 г. до 169 575 человек в 1908 г.). По данным, полученным из «Свода статистических сведений по делам уголовным», по всей России в 1875 г. было зарегистрировано всего лишь 37480 преступников мужского и женского пола. По свидетельству крупнейших отечественных ученых, современников событий (М. Н. Гернета, Н.Я. Файницкого, Е. Н. Тарновского и др.), внутренние и внешние потрясения, свалившиеся на страну в изобилии в то время, должны были поддерживать количество совершенных преступлений примерно на одном уровне. Внешние социальные катаклизмы (войны, значительная миграция и др.) - снижать его процент, как, например, во Франции в годы войны с Пруссией число преступников снизилось в 2,5 раза и составило 6800 человек; внутренние (социально-экономические бедствия, революции и т.д.) - увеличивать.

Однако Россия по целому ряду причин выпадала из данной системы представлений. Преступность в стране постоянно увеличивалась, что опровергает приведённые выше суждения. Это объясняется, во-первых, значительным отставанием монархической России от передовых капиталистических стран; во-вторых, наличием социально-политической перегрузки, испытываемой большинством населения страны в период ускоренного преодоления данного отставания; в-третьих, появлением непосредственного разлада тесной связи между властью и народом, которая устанавливалась в течение нескольких поколений и значительно отличалась от подобных отношений в странах Западной Европы и Америки. Всё это способствовало возникновению в большом количестве социальных потрясений внутри страны, не дававших государству возможности отрегулировать эти отношения в обществе во избежание возможных будущих волнений.

Одним словом, Россия во второй половине XIX - начале XX века пережила особую, незаконченную модель имперской модернизации, внутри которой определяющую роль играли отдельные индивиды, классы, слои, сословия, организации и т. д. Именно они стали непосредственным субъектом и объектом процесса возникновения и эволюции особой формы отечественной преступности второй половины XIX - начала XX века. Выделим несколько направлений данного явления.

Реформы 60-70-х гг. XIX века не смогли устранить все проблемы, стоявшие перед российским патриархальным обществом. С одной стороны, они сделали возможным развитие светского образа жизни в стране, способствовали увеличению её социально-экономического, правового и политического потенциала. Однако, с другой стороны, насильственное их проведение привело к ряду негативных последствий: к усилению социальной дифференциации и увеличению социальной неустроенности большей части населения России.

Разрушение сельской общины оказало значительное влияние на развитие миграционных процессов, способствовавших, в свою очередь, развитию малых и появлению новых российских городов. В 1914 г. их насчитывалось 729. Причём почти половина этих городов располагалась в центральном регионе страны (Владимирской, Костромской, Московской, Ярославской губерниях). Назовём лишь несколько из них: Иваново-Вознесенск, Клин, Звенигород и др. В этих населённых пунктах (вместе с Москвой и Санкт- Петербургом) сосредоточилось до 40% всей рабочей силы, из которой значительную часть составляли отходники. В первую очередь за счёт них городское население увеличилось почти в два раза. Статус «непостоянного горожанина» позволял отходникам не порывать полностью отношения с деревней, а значит заниматься не только промышленным и ремесленным трудом. Более того, такое положение не способствовало развитию профессионализма среди указанного типа рабочих. У них появлялось больше свободного времени и нерабочих дней, связанных, например, с праздниками. За 30 лет (1872-1902 гг.) их количество возросло на 7%. В связи с этим, у значительной части этих людей возрастает тяга к алкоголю. Они становятся ленивее и постепенно превращаются в люмпенскую массу, основным «промыслом» которой становится бродяжничество, окончательно лишившее её профессиональных навыков.

Техническая и социальная революция, подъем крупной промышленности, начавшийся в России со второй половины XJX века, вызвали ещё больший поток переселенцев в города. В самом начале процесса государству удавалось с помощью церкви нейтрализовывать его с разной долей успеха (благотворительные миссии, духовное умиротворение, социальная амортизация), но с проведением ряда хозяйственных реформ (например, закона об отношениях фабричных рабочих и предпринимателей в 1895 г.) ситуация становилась неуправляемой. К январю 1905 г. в России, по оценке фабричных инспекторов, насчитывалось 1660693 рабочих, из которых значительная часть была представлена молодыми людьми. Характеризуемые склонностью к социальному паразитизму (стремление «урвать» материальные блага любыми, в том числе криминальными способами), к тотальному отрицанию культурного прогресса, к деструктивным действиям в политической сфере и подверженные, в силу безысходности экономической стороны жизненной ситуации, повышенной возбудимости, они становятся более жестокими, непримиримыми борцами за свои права». На первых порах требования рабочих не выходили за рамки закона. Они требовали увеличения заработной платы, сокращения рабочего дня, выражали недовольство экономическими условиями труда, высокой зарплатой фабрикантов, неблагоустройством рабочих помещений, условиями быта, натуральным обеспечением и т.д.

Исследуя более подробно своды отчётов фабричных инспекторов, посланных Министерством торговли и промышленности для разрешения противоречий между рабочими и предпринимателями, за 1901-1914 гг., можно проследить эволюцию требований рабочих, постепенно вбиравших в себя идеи социального паразитизма: забастовки по сочувствию без указания причин, но совпадающие с общими демонстративно-политическими требованиями; требования заработной платы за дни прежних и текущих забастовок, отмена выплат за бракованные изделия, неисправную работу, опоздания, прогулы; полное уничтожение штрафов и вычетов. При значительном увеличении общего числа требований рабочих (с 51,8% в 1901 г. до 65 % в 1905 г.) процент последних выходил на первое место вместе с требованиями об увеличении заработной платы (27%). И это при том, что, например, в 1905г. средний заработок рабочего составлял 144 руб. 93 коп. (в Костромской губернии - 127 руб. 27 коп.). Общий заработок по Московскому округу в этом же году составлял 975004 руб. 89 коп. (по Костромской губернии - 867817 руб.). Из этой суммы они платили за съестные припасы и товары в фабричных лавках 418200 руб. 54 коп., на общественные нужды - 253034 руб.

Следует, общая сумма содержания рабочих фабрикантами составляла 9760524 руб. 14 коп., а сумма взыскиваемых с них штрафов равнялась лишь 44509 руб. 81 коп. (Костромская губерния уступала по этим показателям лишь промышленным районам Москвы и Владимира). И то, она шла на оказание помощи рабочим, потерявшим способность к труду навсегда (инвалидам) - 819 руб. 50 коп.; временно потерявшим способность к труду по болезни - 11484 руб. 54 коп.; беременным женщинам - 19607 руб. 85 коп.; на проведение похорон - 5526 руб. 50 коп.; пострадавшим от пожаров и потерявшим имущество - 20036 руб. 22 коп.; пострадавшим в других различных ситуациях - 1603 руб. 65 коп.

Приведённые выше цифры свидетельствуют о том, что уровень жизненного благосостояния рабочих был вполне достаточным. Но, тем не менее, отношение к труду у них изменяется: растет количество бракованных изделий (с 68, 7% до 75,9% за период с 1901 по 1905 гг.), сохраняется примерно на одном уровне количество прогулов (14-18%), увеличивается число нарушений правопорядка не только на фабриках, но и в местах проживания рабочих (с 10 до 14%) и, в конечном итоге, растёт число преступлений. По данным Департамента полиции, в основном преступления совершали рабочие обрабатывающей промышленности. Обычно 2-3 человека (преимущественно мать с ребенком) крали небольшие суммы денег и металл. Постепенно, раз за разом, безнаказанно совершая преступления, они становились профессиональными ворами, грабя более серьезно и целенаправленно и за стенами предприятия. В средствах массовой информации исследуемого периода часто встречаются факты, рассказывающие о том, что рабочие обкрадывают и друг друга. Например, в Самаре «некий Д., заведующий мастерскими, тихонько отбирал у рабочих по одиночке лучшие английские инструменты и, скопив их должное количество, открыл собственную мастерскую в Оренбурге».

И впрямь, заниматься воровством для многих становилось куда выгоднее, чем трудиться на производстве. Используя социально-политические и экономические требования, они создавали свои криминальные группировки, вовлекая в них, в основном, неквалифицированных и малоквалифицированных рабочих, заработок которых постоянно снижался. Поэтому повод для начала деятельности подобных структур найти не составляло особого труда. Вот пример из той же Самары: « ночью перед рождеством, на фабриках наклеены были неизвестными лицами странные объявления: «Господа гласные думы и богатые люди г. Самары! Дайте нам заработок, устройте бесплатные столовые, а иначе мы должны совершать преступления! Подписано: председатель комитета будущих преступлений».

Люмпен уже не только не мог, но и не хотел трудиться, что подтверждает нашу мысль о росте социального паразитизма именно среди данного слоя населения. В распределительном отношении его идеи - уравниловка. Непредсказуемость политического поведения люмпенства, его политическая продажность, готовность за любую подачку идти на самые низменные поступки, исключительная способность провоцировать ответные репрессии силовых структур власти и, тем самым, окончательно взорвать, казалось бы, самую спокойную и безобидную ситуацию в стране (регионе) делают его основным орудием преступного мира в борьбе за власть. Всё это, в свою очередь, генерирует в люмпенской среде гипертрофию и абсолютизацию насилия, как единственно доступную и действенную реакцию на правила игры, предлагаемые обществом и государством. Не случайно, что большинство российских революционных и контрреволюционных переворотов рекрутировало свои легионы именно из люмпенско-пауперской среды.

Социально-психологическое своеобразие люмпенства заключено также в безудержной демагогии, в полном разрыве слова и дела. Для него характерно буквальное (почти знаковое) восприятие постулатов, лозунгов типа «Мир - хижинам, война - дворцам», «Весь мир насилия мы разрушим», «Политика не может иметь первенства над экономикой» и т.п.

Своей идеологии люмпенство не имеет, а берёт на вооружение идеи, отвечающие запросам и интересам люмпенизированных слоёв общества, из других общественно-политических течений (социал-демократического, анархического, либерального и национал шовинистического).

Постепенно дифференцирующаяся масса люмпенов попадает под влияние, с одной стороны, политических преступников, с другой - собственных «хозяев» - предпринимателей, желающих все большего обогащения, даже незаконными путями.

Фактически мы напрямую становимся свидетелями процесса возникновения и эволюции особой формы отечественной преступности. Он явился оборотной стороной люмпенизации в России второй половины XIX - начала XX века, в результате чего представители разных буржуазных слоев общества становились преступниками, действуя вместе или друг против друга. Имели место и факты, когда предприниматели просто «толкали» рабочих, прежде всего малолетних, на преступную дорогу. Например, « в Одессе подрядчик Полонский нанял партию рабочих и отобрал у них паспорта. Рабочие без прописки в итоге оказались за решеткой». Нетрудно представить себе дальнейшую судьбу этих людей, окунувшихся с головой в мир уголовников.

Другая часть крестьянства после отмены крепостного права, покончившая с сельскохозяйственными работами и не примкнувшая к мигрантам-отходникам, подалась в торговлю и сферу услуг. Их общее число к концу XIX века превысило 30% рубеж (вместе с предпринимателями из элитных слоев общества). При этом деятельность свою они зачастую начинали прямо в сёлах, многие из которых после Особого распоряжения 1883 г. были преобразованы в города. Но некоторые селения длительное время сохраняли прежний статус по причине нежелания отдельных новоиспечённых предпринимателей платить повышенные налоги. К таким населённым пунктам можно отнести сёла Орехово, Зуево, Никольское Владимирской губернии. Отличительной чертой новых предпринимателей явилось чрезмерное стремление к труду и накопительству. Многие из них с течением времени становились владельцами крупных и средних предприятий. Все это не мешало им находиться во враждебных отношениях с самодержавием, так как большинство из подобных предпринимателей представляли новый специфический класс «капиталистов - староверов» (например, Морозовы, Мамонтовы, Мамоновы, Коноваловы, Третьяковы, Рябушинские, Чижовы и др.). Имея такой особый социально-экономический статус и отстраненная от политической власти в стране, эта новая буржуазия неминуемо попадала в стан отечественных преступников, помогая им или сама становясь частью данных криминальных сил.

Желание добиться сверхприбыли «заставляло» купцов, дельцов, новых фабрикантов не останавливаться ни перед чем. Чаще стали обнаруживаться конфликты рабочих с работодателями. Рабочие начали жаловаться не только на низкие заработки и длинный трудовой день, но и на грубость мастеров и других представителей фабричной администрации, на применение физической силы и употребление мата, на сексуальные посягательства по отношению к работницам, на обращение к рабочим на «ты», на отношение к ним как «к детям», «рабам», «крепостным» или «вещам».

В этих условиях происходит окончательное деклассирование части крестьянства и примкнувшей к ней части дворянства, на основе которых формируется новый класс буржуазии, криминализирующийся сам и способствующий криминализации других слоёв общества. Здесь необходимо также отметить, что именно представители крестьянских и дворянских сословий стали во второй половине XIX века своеобразными носителями пассионарного импульса в стране, который способствовал увеличению числа рождаемости генетических преступников.

Таким образом, вторая миграционная волна, захватившая Россию, окончательно разрушила общинное хозяйство страны и привела к тому, что большая часть переселенцев становилась политическими или уголовными преступниками. Всё это также способствовало и начавшемуся процессу дифференциации видов преступности, где особое место к началу XX века занимали контрабанда, воровство, проституция (нелегальная) и «пьяная преступность». В стране возникают целые зоны (округа), экспортирующие насилие и жестокость или их импортирующие, регионы с выраженной корыстной или насильственной преступностью, высокой интенсивностью формирования криминальных групп и сообществ, вовлекавших в себя всё новые и новые элементы, которые вели активную борьбу за собственную личную независимость. На основе подсчёта количества заведённых дел по расследованию преступлений, совершённых за период с 1875 по 1879 гг., уже в конце XIX века удалось установить и обозначить основные центры российской преступности, которые в целом сохранили своё значение вплоть до начала XX века. Условно их можно разделить на несколько групп, с учётом количества проживавших в каждом отдельном округе в порядке возрастания числа совершаемых преступлений:

1. группа (82 - 128 дел на 100 тыс. населения) - Острогожский округ, Елецкий, Тверской, Рязанский, Казанский, Самарский, Тамбовский, Елизаветградский;

2. группа (128 - 173 дела) - Курский, Воронежский, Орловский, Рыбинский, Стародубский, Сумский, Полтавский, Пензенский, Костромской, Калужский, Вологодский, Тульский, Черниговский и Смоленский округа;

3. группа средней наклонности к преступлению (173 - 219 дел) - Нежинский, Кишиневский, Симбирский, Устьмедведицкий, Саратовский, Казанский, Вятский, Харьковский, Владимирский, Екатеринославский, Таганрогский, Нижегородский и Ярославский округа;

4. группа (219 - 246 дела) - Херсонский, Новгородский, Псковский, Великолуцкий, Симферопольский, Пермский, Московский, Новочеркасский, Сарапульский;

5. группа (270 и более дел на 100 тыс. жителей) - Петербургский (270), Екатеринбургский (247) и Одесский (310 дел) округа.

Так или иначе, но именно российские города и посады в пореформенное время постепенно становятся своеобразными центрами социально-политической, экономической и культурной жизни страны, в которых сталкиваются интересы и социальные позиции различных классов и деклассированных элементов. На этой почве начинает расти социальная напряжённость, которую в ещё большей степени усугубляют действия оторванной от действительности разночинной интеллигенции. По словам О.А. Платонова, большинство ее представителей были лишены национального сознания и оставались безразличными к национальным интересам России. Оторванный от национальных корней, русский интеллигент нередко воображал себя свободным и сильным, но это была только иллюзия. На самом деле он раб своих беспочвенных идей, освободиться от которых не может из-за отсутствия национальной опоры. Свобода как возможность жить полноценной национальной жизнью во всем богатстве ее проявлений превращается для него в свободу понимании разбойника как возможность грабить и убивать, творить любой произвол. Именно такой свободы желали «бесы» Ф. М. Достоевского.

В этот момент страна начинает испытывать социальные перегрузки всех несущих общественных конструкций. В России появляются субъекты (отчасти, об этом уже говорилось выше), оказывающиеся недовольными занимаемым ими местом. Первостепенной целью их существования становится борьба за власть над распределением людских ресурсов, которые постоянно увеличивались и достигли к началу XX века 125 млн. человек. Примечательно, что подобные элементы появлялись и ранее, но преимущественно в структурах государственной власти, которая их либо отодвигала на вторые роли, либо совсем изгоняла из своей системы. К таковым, например, можно отнести А. Курбского, М. Скуратова, А. Меньшикова и др. С конца же XIX столетия в России возникает скрытая (до 1905 г.) общественно-политическая оппозиция, составленная уже, в основном, из представителей («недовольных») средних и низших слоёв населения страны. Вначале она не имела ничего общего с организованной преступностью в прямом смысле этого слова. Однако со временем, объединившись с иностранным криминалом, стала представлять серьёзную угрозу для государства.

С самого начала своего существования (с момента образования государственности) российская преступность развивалась, в основном, нелегальным путём, закрытым как от государственной власти, так и от общества. Поэтому, нуждаясь в усилении своих позиций и стараясь найти поддержку за пределами страны, она и повернулась лицом к западной полисной культуре. Спасаясь от преследований со стороны государственной власти и чувствуя заинтересованность по отношению к себе (как к силе, способной дестабилизировать социально - политическую и экономическую жизнь России) со стороны западноевропейцев, новый тип российских преступников смог противопоставить государственному пути развития страны альтернативный путь. В его основе были заложены западные ценностные категории: идея личного накопления капитала, приоритет частной собственности и многое другое, которые в корне подрывали сложившийся веками уклад жизни российского общества (патриархальность общественных отношений, корпоративное хозяйство, непоколебимая вера, незыблемый авторитет власти). Ещё в XVII веке известный общественно-политический деятель Юрий Крижанич писал, что главной опасностью для любого государства является «чужебесие» - «бешеная любовь к чужим вещам и народам и чрезмерное доверие к чужеземцам». Живший до эпохи петровских преобразований, Крижанич справедливо подметил эту роковую особенность общественной жизни Руси XVII века, ставшую во второй половине XIX - начале XX столетия главной причиной разрушения русской государственности.

Изменение традиционных культурных ценностей, нравственных устоев в пореформенной России способствовали еще большему усилению социального беспокойства. Все новые и новые представители различных слоёв населения попадали в мир криминала, анархии и беззакония. Если за период с 1873 по 1877 гг. в России на 100 тыс. человек в среднем было осуждено только 36 крестьян, 91 дворянин, 58 купцов и почетных граждан, 110 мещан, 110 военнослужащих (с отставными) и членов их семей, а также 71 представителей духовенства, то за период с 1910 по 1914 гг. на те же 100 тыс. человек населения страны среднее число осужденных в процентном отношении составляло 60% представителей крестьян и рабочих, 25% мещан и 10% представителей привилегированных сословий (в том числе и духовенства).

На значительный рост преступности в государстве повлияли также всё более проявлявшиеся тенденции к назреванию социально-экономического и политического вакуума внутри российского общества.

Проведя историографический анализ причин и условий, влияющих на увеличение количества преступлений, предлагаем следующую их классификацию:

1. Социально-демографические:

а) непропорциональная заселённость территории страны (слабое заселение районов Сибири и Урала в сравнении с центральными регионами России - Санкт-Петербургский, Московский и Одесский округа), увеличение народонаселения, развитие миграционных процессов; б) развитие городской жизни; в) дифференциация общества, рост числа незаконнорождённых, благоприятные условия для развития бродяжничества, увеличение беглых преступников, совершавших различного рода преступления.

2. Социально-экономические:

а) экономическая отсталость России; б) установление новых капиталистических отношений в промышленном и земледельческом производстве; в) повышение цен на хлеб, рост налогов; г) обнищание народа, безработица, голод, рост числа экономических преступлении.

3. Социально-политические:

а) загнивание общественно-политической системы, кризис самодержавия, неразвитость законодательной системы страны; б) модернизация государственного устройства, значительно опережающая процесс становления общественного уклада в его преобразованной форме; в) чрезмерное участие страны в многочисленных и кровопролитных войнах (в том числе и на своей территории), разорение больших территорий, вооружение населения; г) нравственная деградация элитных слоёв, изменение общественного мнения (обычаи и религия, семейный строй, социально-политическое положение), ослабление деятельности силового аппарата в ходе борьбы с преступностью; д) развитие бунтарских радикальных, социалистических и анархических учений, повлиявших на рост числа политических преступлений.

4. Социально-правовые:

 а) неразвитость правовой системы государства и частое её реформирование; б) освобождение огромного количества людей от крепостничества и разрушение крестьянской общины и городских корпораций (мещанских и купеческих обществ, ремесленных цехов); в) ослабление корпоративного контроля над отдельным человеком, превосходство волны городской преступности над сельской, столичной над городской; г) сплочение и организация преступных сил в ходе нараставшей антизаконной волны социального протеста против попыток самодержавия вернуться к прежним порядкам.

Данная классификация позволяет увидеть специфический вектор развития причинности эволюции отечественной преступности, в котором основополагающую связующую роль играет социальная сторона жизни россиян. Все перечисленные выше факторы тесно переплетаются друг с другом и имеют одинаковую значимость. Но в России к концу XIX века стали преобладать, как уже было отчасти отмечено выше, социально-демографические и социально-правовые условия и причины формирования отечественного криминала.

В стабильном, традиционном социуме данный процесс находится под контролем власти, а понятие «преступность» само по себе носит единичный характер, не преломляющий вектор общественного развития. Однако в реформируемом обществе картина выглядит совершенно иначе. Государство не способно проконтролировать ситуацию по причине отсутствия у него, прежде всего, материальных и морально-этических ресурсов, которые оно стремится безуспешно восполнить. Прикладывая усилия для наведения порядка в стране, власть, тем самым, лишь констатирует условия и причины формирования отечественного криминала и бессознательно, опосредованно способствует его развитию. Подобная ситуация сложилась и в пореформенной России.

Например, Законы, принятые 13 июля 1889 г. («Правила о добровольном переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли») и 7 декабря 1896 г. (Закон о семейном посадочестве, принятый вначале в виде временной меры), официально закрепляли отрыв многих представителей крестьянского населения от своих общин. Это привело к усилению процесса переселения крестьян (до 78%) целыми семьями в города и в восточные регионы России. Появилась возможность осуществления «самовольного» переселения через уход по паспорту целою семьёю, под видом заработков (отходничества). Обычно такой возможностью пользовались лица, направлявшиеся для изучения мест будущего переселения. Многие из них так и оставались там, купив землю и «прихватив» с собою средства посылавших их туда общин. Налицо скрытая форма преступного деяния. Характерным примером может служить случай, происшедший в 1900 г. среди царан Надошинской волости Сорокского уезда Бессарабской губернии, где возникло стремление к переселению на свободные земли в азиатских владениях России, Оренбургскую губернию и Кубанскую область. «Ограничение на выдачу разрешений ходокам привело к тому, что для изучения будущих мест переселения были посланы царан Сербушка, избранный 163 домохозяевами, и царан Голюк, избранный поселянами Малых Асташан на средства посылавших. Купив дешевую землю в Оренбургской губернии (50 коп.), они так и остались там. Другим лицам, желавшим туда же уехать, в выдаче разрешений было отказано. Сербушка был задержан в мае 1901 г. в Турайской области; при нем оказался список лиц, поручивших ему ходатайство о переселении (198 свидетельств)».

Несмотря на то, что к началу XX века число переселенцев сократилось до 44%, по-прежнему многие из них могли «сколачивать» себе таким путём огромные состояния. Но в то же время остальная часть переселившихся в другие регионы России, не найдя своего места там, напрямую становилась на путь преступности, начиная воровать, убивать и грабить, таким способом «зарабатывая» себе на жизнь и пропитание. Из сообщений Рязанского сыскного отделения: «В г. Рязани задержана неизвестная женщина, назвавшаяся крестьянкой села Воскресенского, Богатищевской волости, Каширского уезда, Тульской губернии Ефросинией Яковлевой Горячовой, проживавшая в г. Рязани по поддельной бессрочной паспортной книжке на имя крестьянки Костромской губернии Евгении Петровой Филиповой Названная Горячова занималась домашними кражами: поступала в качестве прислуги преимущественно по поддельным паспортам, затем обирала квартиры и скрывалась». При задержании оказалось, что преступница уже сидела в местах заключения по приговору суда за кражи.

Следующим крупным изменением, проводимым государством, непосредственно повлиявшим на увеличение преступности в стране, стала тюремная реформа как часть социально-правовых преобразований. Она была вызвана объективными и субъективными причинами. С одной стороны, плачевное состояние переполненных тюрем и других мест заключения, на что указывали многие отечественные исследователи (М. Н. Гернет, И. Рева и др.), а с другой - желание власти обрести для страны статус европейской державы, требовали введения цивилизованных средств по наведению порядка в государстве. Проведение реформы в течение десяти с небольшим лет (1864-1877 гг.) привело к тому, что, несмотря на рост числа подозреваемых преступников, процент осужденных постоянно снижался. « В последние годы замечается уменьшение числа приговоров к тюремному заключению: в среднем приговаривалось в 1885-1888 гг. 50,8% осужденных, т. е. на 8% ниже предшествующего десятилетнего периода, еще значительнее это понижение для женщин - с 51,5% до 36,8% «. Такому положению вещей отчасти способствовало введение института мировых судей и суда присяжных, которые, в основном, и выносили оправдательные вердикты. Помилованные преступники, выходя на свободу, смешивались с представителями других слоев населения, которые влачили нищенское существование. В итоге, они снова совершали преступления и попадали под стражу.

Таким образом, переселенческая, тюремная, судебная реформы вместе с изменением лестницы уголовных наказаний (неоднократное реформирование Уголовных Уложений), преобразование сил правопорядка открыли еще один канал для распространения преступности в России во второй половине XIX - начале XX века.

Попытка российской власти приостановить полномасштабную десоциализацию населения путём проведения духовной реформы, участия в многочисленных войнах, усиления цензуры над обществом, провозглашения ряда запретов, касающихся ведения разгульного образа жизни привела к обратным результатам. Пьянство, шарлатанство, хулиганство, азартные игры стали обычным явлением для страны.

В средства массовой информации исследуемого периода из разных уголков государства поступали сообщения о создании в городах и селах России многочисленных питейных заведений, карточных клубов и других увеселительных домов, которые местные власти никак не могли ликвидировать.

В итоге, уже к 1875 г. по употреблению спиртных напитков Россия уступала лишь Северной Америке, Англии и Франции, выпивая в год 2 млн. бутылок вина. Особенно ситуация осложнилась в годы участия страны в различных войнах. Введение ограничительного закона о продаже вина в 1914 г. способствовало возникновению противоречивой ситуации.

Вначале запрещение алкоголя повлияло на значительное понижение штрафов, налагаемых на рабочих. В особенности уменьшилось число прогулов после праздничных дней, что, со своей стороны, способствовало росту производительности, иногда даже при уменьшении числа рабочих.

Пьяные прогулы совершенно прекратились, праздничные прогулы сократились с 2-3 дней до одного. Большая часть из них была зарегистрирована во время мобилизации призывников на войну.

Трезвость положительно сказалась на повышении уровня материального благосостояния народа. Но в то же время была подорвана культура поведения и нравственный облик людей, что способствовало созданию новых условий для развития преступности в низших слоях российского общества. Вот что об этом говорится в журнале «Вестник полиции» за 1916 г. в статье «Наш враг»: «На смену побежденному «зеленому змею» появился новый враг народа. Со всех сторон из провинции приходят печальные сведения о том, что волна азарта сильнее и сильнее захлестывает деревню. Крестьяне проигрывают не только деньги и вещи, бывали случаи, что проигрывалась земля. Жадные до наживы и неразборчивые в средствах люди пользуются увлечением населения азартом, чтобы окончательно обобрать его. Зло это принимает такие размеры, что правительство обратило внимание на необходимость борьбы с ним Министерства внутренних дел».

В 1914-1915 гг. Костромским научным обществом по изучению местного края по губернии были разосланы анкеты с целью выяснения среднего уровня жизни населения в условиях войны. Несмотря на немногочисленность пришедших ответов из разных уголков губернии (276 тетрадей из 36 тыс. штук) и на в целом удовлетворительное отношение отвечавших к введению «сухого закона» в стране, смысл их высказываний был неоднозначным. В содержании ответов прослеживаются факты, говорящие о преступных действиях рабочих и крестьян под влиянием вышедшего закона.

При более тщательном изучении анкет выяснилось, что количество хулиганов и шарлатанов не сократилось, а увеличилось. Они просто подались в такие города как Кострома и Нерехта. В отношениях с начальством после «отмены водки» значительно выросло число денежных подкупов, например, волостные судьи вместо водки брали деньгами. Постепенно начинают увеличиваться преступления из-за социальной несправедливости (мелкое воровство, грабежи палаток и магазинов). Наблюдается рост производства запрещенных «домашнего пива», «сладкого вина с перцем», «денатурированного спирта». По мнению отвечавших, «сухой закон» напрямую способствовал и увеличению азартных игр (карты, домино, лото в огромных количествах, уличная игра в орлянку).

Мастеровой из Нерехты пишет в своей анкете: « Жёны их плачут и говорят, что карты хуже вина Народ, лишившись усладительного пьянства, ждет увеселений - иной сознательно идет проиграть 1-2 руб. - лишь бы провести время, были проигрыши в 50-60 руб. в вечер Пьяницы, бездельники, бездомники, лишенные прежних ощущений, если не переходят к суррогатам, то являются страстными игроками и проигрывают даже одежду своих жен. На Молвитинском тракте есть чайная «Шача», в которой мужики, везущие в город дрова, останавливаются и проигрывают не только деньги, но и дрова».

К 1917 г. игры широко распространяются не только среди крестьян и рабочих, но и среди других слоев российского общества. Азартные игры косвенным образом способствовали спаду производства. Массы народа оказались на улицах, где пьяные или разгоряченные от азартных игр люди беспрепятственно попадали в руки революционеров или уголовных преступников.

Желание государства пойти по западному пути развития и приостановить десоциализацию и криминализацию населения с помощью своего непосредственного «участия» в различных социальных потрясениях (упоминавшееся уже ведение многочисленных войн, регулирование цен на хлеб в урожайные и неурожайные годы и т. д.), которые в странах Западной Европы и Америки способствовали снижению преступности, также не дало результата.

По мнению М. Н. Гернета, участие России в войнах не могло оказать влияния на снижение отечественной преступности, потому что оно было чрезмерным (русско-турецкая война 1877-1878 гг.; русско-японская война 1904-1905 гг.; Первая мировая война и др.); военные действия в основном велись на отдаленных территориях, что вызывало отчужденность от них русского народа. В результате, например, после окончания русско-японской войны возросло число воинских и общеуголовных преступлений, увеличился процент воров, из которых около половины были беженцы. Именно тогда в большом количестве получил распространение такой тип воров, как «гастролеры».

Учёный Е. Н. Тарновский выявил, что преступность в России во второй половине XIX-начале XX века находилась в прямом соотношении с ценами на хлеб. Так в 1880 и 1881 гг. хлеб сильно подорожал, и число возникших дел о кражах и насильственных похищениях поднялось почти на 20% выше среднего. Вместе с падением цен на рожь в 1885-1890 гг. падала и преступность. В 1890 г. число дел вновь возрастает, несмотря на низкие цены на хлеб, и наивысшего своего пика преступность достигает в 1892-1894 гг. (голодные годы). И так повторяется несколько раз. Отсюда автор приходит к выводу, что многочисленность и продолжительность неурожайных лет укрепляет порочные наклонности к уменьшению сопротивления морального чувства и к потере привычки трудиться. Урожаи и низкие цены 1893-1894 гг. не могли привести к значительному падению преступности потому, что они не уничтожали всех тяжелых последствий нищеты, порожденных голодом 1891 г. От него больше всего пострадали Петербургская, Псковская, Новгородская губернии.

Оценивая сказанное, можно с уверенностью утверждать, что процесс десоциализации, охвативший всё работающее население России второй половины XIX - начала XX века, властью не был приостановлен. Более того, она значительно ускорила его и способствовала увеличению числа россиян, попадавших под влияние криминального мира, который составил реальную угрозу государственной власти и государственному строю.

Противоречивая политика государства по устранению социальных катаклизмов вызывала у населения чувство озлобленности, непримиримости, враждебности и агрессивности. Это, в свою очередь, повлияло на развитие насильственной преступности, привело к снижению порога её мотивации, увеличению доли преступных посягательств, сопряжённых с неадекватной жестокостью и проявлением садизма. В сводках происшествий за 1875 – 1916 гг., предоставляемых императору бывшими в то время министрами юстиции, часто даётся следующее определение характеру тех или иных совершённых преступлений: «Совершено антизаконное деяние в состоянии раздражения и аффекта». Прибавьте к этому распространение в массовом сознании культа вседозволенности, которое повлекло за собой увеличение числа лиц, совершающих насильственные преступления на почве агрессии и хулиганских побуждений (иррациональная мотивация). Такие преступления чаще всего совершала городская и деревенская молодёжь, которая так боролась за свободу собственной личности. Если в 60 - 70 гг. основная доля подобных преступлений приходилась на западные и северо-восточные регионы России, то с начала 80-х гг. XIX века по числу таких антизаконных деяний первые места стали занимать южные и восточные области российского государства. Это было связано, прежде всего, с изменением правовой системы страны, которая благоприятствовала началу процесса возвращения преступников из мест заключения (ссылок, каторг, тюрем), находившихся в основном на этих территориях. Данный процесс проходил по нескольким направлениям, одними из которых стали систематические случаи побегов правонарушителей, политических и уголовных, которые создавали собственные банды и шайки и вливались в мощные организованные преступные группировки. Амнистии 1913, 1917 гг., отмена ссылки в Сибирь в 1904 году способствовали возвращению преступников, по большей части воров-рецидивистов.

В итоге, основным полем деятельности отечественной преступности оставались узловые дороги (Москва - Санкт-Петербург; Нижний - Новгород- Казань - Екатеринбург; Москва - Вологда - Архангельск; Москва - Астрахань - Баку), находившиеся, преимущественно, в центральном регионе страны.

Таким образом, во второй половине XIX-начале XX века в ходе имперской модели модернизации российского общества налицо просматривается процесс возникновения и эволюции особой формы отечественной преступности, затронувший все слои населения страны и имевший свои специфические особенности и направления (особые условия, пути и формы возникновения, особое место и участие криминальных сил в процессе деклассирования и десоциализации).. По своей сути данный процесс не была случайностью, а явился закономерным результатом оборотной стороны преобразований, начавшихся по инициативе власти и элиты государства, в свою очередь, стремившихся извлечь выгоды в новых условиях существования мира. Затянувшееся государственное реформирование деструктивно сказалось на жизненном укладе всех россиян и, прежде всего, трудового народа. Выбитые из традиционного русла существования, многие его представители естественно выражали своё недовольство. А лучшим его проявлением всегда считалось совершение какого-нибудь преступного деяния, нарушавшего, зачастую, не только государственные законы, но и общественную мораль. В результате, в стране к началу XX века появляется тип профессионального преступника. Ситуация обострялась ещё и тем, что к этому времени произошло слияние уголовной и политической преступности, одним из результатов которого стало образование отечественного организованного криминала со своим руководством (криминалитетом), иерархией и структурой.. В итоге, указанная особенность в дальнейшем оказала непосредственное влияние на ход не только самого процесса, но и всей истории страны.

Автор: Смирнов М.А.