Гарнизонный военный быт на примере линейного батальона кавказского корпуса (1817-1864 гг.)

Кроме полевых полков, Отдельный Кавказский корпус включал также гарнизонные части - собственно гарнизонные полки и батальоны и сменившие их с 1829 г. линейные батальоны. Их жилищно-повседневное устройство значительно отличалось от полевых частей (в первую очередь, оседлостью) и заслуживает отдельного рассмотрения. С этой целью был выбран в качестве примера гарнизонной части 1-й Кавказский линейный батальон (место дислокации Георгиевск, в 1825-1875 гг. - Ставрополь). Он действовал на территории города (центра области или губернии), выполняя функции гарнизонных войск.

Когда в 1825 г. батальон был переведен из Георгиевска в новый областной центр, Ставрополь, для него «решительно не было никаких помещений». Как в 1842 г. пояснял подполковник Федоров, «по этой крайности» в 1826 г. им была на пустом месте организована новая инфраструктура батальона. По всей вероятности, сооружение зданий началось на основании указа Кавказского областного правления от 15 июня 1826 г.

Были выстроены нынешний дом командира и цейхгаузы (батальонный и четыре ротных). Согласно документу, «для цейхгаузов ротных и батальонного Ставропольского Гарнизонного Батальона должна квартирная комиссия распорядиться так, чтобы помещены были или в одном месте, или хотя и в разных но без стеснения квартир, не занимая отнюдь оными домов, в коих могут помещаться Штаб-офицеры».

В числе сооруженных зданий, необходимых батальону, оказались еще кузница со слесарней и мастерская плотницкая в двух комнатах с сенями.

Также были устроены сарай для обоза и пороховой погреб. Все эти постройки, несомненно, возводились по «типовым»«, т.е. единым для всех укрепленных городов Российской империи проектам.

Здания были возведены батальонными плотниками «на свободном месте отведенном Ставропольскою Градскою думою, лес на постройку этих заведений куплен им у казаков, потребные колы и хворост вырублены были из лесов казенных за попенные деньги». Общая стоимость материалов составила 1400 рублей 80 копеек ассигнациями. Освидетельствовали новые сооружения член Ставропольской квартирной комиссии, областной архитектор и депутат с военной стороны. Неоднократно упоминается, что строительство велось «на собственное иждивение» Федорова. При этом из указанной выше затраченной суммы ему вернули только 1200 рублей.

Однако постройка помещений не решила вопрос расквартирования личного состава, поскольку, как видно, собственно казармы («для облегчения жителей от квартирной повинности») в батальоне появились только к 1840 году. Роты размещались у городских обывателей, подлежащих государственной повинности - предоставлению квартир для постоя солдат и офицеров регулярных частей.

В сентябре 1827 г. 2-я и 4-я роты батальона разместились в селении Надежде, а 1-я на Татарских хуторах (оба селения расположены под Ставрополем). Хлеб и горячую пищу воинские чины получали от своих хозяев.

Известно, что в апреле того же года при батальоне в Ставрополе были образованы саперная и 3-я пионерная роты для 8-го пионерного батальона Кавказского корпуса. Следовательно, количество квартирантов в городе нередко вырастало на несколько сотен человек, хотя и временно.

Новые данные о квартировании рот - при сохранении прежнего принципа - относятся к весне 1830 г. Тогда подполковник Федоров просил Ставропольскую квартирную комиссию отвести 1-й роте квартиры на Мамайских хуторах, 2-й - на Воробьевке. Что до 4-й роты, прибывшей «на несколько времени в город», она должна была быть расположена в Солдатской слободке «в домах женатых нижних чинов оной роты». Но, «по недостатку к помещению оной в Солдатской слободке» таковых домов, Федоров просил «вдобавок к оным» «отвести под упомянутое квартирование состоящие в той слободке и вблизи оной обывательские дома». Просьбу свою он обосновывал тем, что, «по случаю наступления времени к учебным занятиям и приуготовлению вверенного мне батальона к инспекторским смотрам господ дивизионного командира, командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории, и главнокомандующего Отдельным Кавказским корпусом», он считает «необходимо нужным сблизить роты вверенного мне батальона в тесные квартиры в городе Ставрополе и окрестности оного».

Комиссия, однако, сообщила Федорову 22 апреля, что его ротам назначены квартиры по следующему расписанию:

- 1й роте: «в предместьи города Ставрополя на речке Чле (Ташле), на мамайских же хуторах, сию роту по случаю крайности в квартирах и по совершенной тесноте от постоя поместить никак невозможно».

- 2й роте: на Воробьевке. (Поселок Воробьёвка располагался вдоль бровки балки Ташлы и был отделен от города обширным пустырем, считался «самою здоровою» частью города.)

- 4й роте: на Солдатской слободке. (Солдатская слободка располагалась к югу от Бабиной рощи и состояла из двух улиц, вытянутых с востока на запад - 1-й Слободской, иначе Кладбищенской, и 2-й Слободской, иначе Солдатской.) Но из-за сложившейся тесноты («помещается на каждой квартире по пять человек и больше») и «по недостатку в оной квартир годных назначены быть имеют вблизи оной же слободки» еще 25 обывательских квартир.

Федоров отметил, что 1-я рота расположена «в самом неудобнейшем месте», а также слишком далеко, отчего просил перевести ее как можно скорее на Бобрышевы хутора. Однако хутора эти состояли в ведении Земского суда, поэтому квартирная комиссия не имела прав отвести там квартиры.

Сам командир батальона занимал половину дома титулярного советника Хоменко (предместье Ставрополя, на Мамайке), «отстоящий от города в дальнем расстоянии». Но в апреле 1830 г. дом был нанят для размещения больных Ставропольского военного госпиталя. Федоров получил квартиру в доме отставного штабс-капитана Н. Рослякова. Поскольку в доме оказался «пол совсем поломан, и вовсе нельзя в (т. е. «на» - М.Н.) нем стоять», подполковник занял помещение батальонной канцелярии и комиссии военного суда (16 мая). Эти учреждения Ставропольской квартирной комиссии пришлось ставить на Мутнянских хуторах (поселок в балке Мутнянки) - в доме Белобородова и в доме мещанина Деревщикова соответственно. Батальонную швальню, ранее занимавшую дом Белобородова, переместили в дом мещанина Д. Полежаева на тех же хуторах. Другой батальонный командир, майор Савченко-Бельский, с апреля 1835 г. снимал один покой с кухней в частном деревянном доме (на Воробьевке по правой стороне).

Со временем, и военное начальство, и градское общество прониклись пользой строительства в городе постоянных помещений для личного состава батальона и проходящих через Ставрополь воинских команд и частей, число которых возрастало с каждым годом. Кроме того, квартирная повинность являлась, по выражению краеведов, «большим тормозом» к развитию строительства и благоустройства города. Жители Ставрополя были обременены военным постоем армейских частей и проходящих рекрутских партий.

Тяжесть этой повинности для горожан усугублялась тем, что военные казармы в Ставрополе тогда отсутствовали. Как было указано выше, строительство казарм в гарнизонах зависело от местных бюджетов. Город до определенного времени не мог себе позволить столь крупные расходы.

Как отмечалось в «Кавказском календаре», только при П.Х. Граббе (с 1838 г. командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории) появились «казармы, устроенные на площади к Юго-Западу от дома командующего войсками. Прежде во время лета, находившийся в Ставрополе батальон располагался в этом самом месте лагерем, а теперь получил для себя всегдашнее верное убежище от зноя и холода. Перевод батальона на постоянные квартиры послужил некоторым образом и к распространению Ставрополя. Это вполне мы видим в настоящее время (1854 г. - М.Н.). расстилавшееся до того времени вокруг казарм пустое, пространство представляет теперь хотя и небольшое, но довольно чистое и опрятное поселение, мы могли бы сказать собственно военное поселение, если бы тут не было построек, принадлежащих Ставропольским гражданам».

Помимо батальона, в этих казармах квартировала 17-я военно-рабочая рота Корпуса инженеров военных поселений (212 нижних чинов при трех офицерах по штату) и все проходящие через город рекрутские партии и воинские команды.

Для начала уточним, что понималось тогда под выражением «казарменные помещения». Это: «1) Здания, устроенные собственно для помещения нижних воинских чинов, команд или заведений, не исключая и конюшен, сараев, амбаров и тому подобные. 2) Дома и вообще постройки, принадлежащие казне или городу, употребляемые по местным обстоятельствам. 3) Дома и вообще все постройки, пожертвованные частными лицами для облегчения городских обществ в отправлении постойной повинности». Ставропольские строения соответствовали именно первому пункту этой характеристики. Биваком, в свою очередь, именовалось «расположение войск под открытым небом или же в наскоро устраиваемых самими войсками шалашах из древесных ветвей, хвороста, соломы и т. п.».

Анализ архивных документов позволяет уточнить, что строительство батальонных бараков началось в 1838 году. Это позволяет скорректировать дату, указываемую ранее в краеведческой литературе - 1837 год, и привести ранее неизвестные данные - срок окончания постройки казарм.

Вместо турлучного строения (длина 90 аршинов, ширина 10 арш.), выстроенного в 1834 г. и пришедшего уже в ветхость, к 25 октября 1840 г. было сооружено новое каменное здание. Длина его составила 90 аршинов (63,9 м), ширина - 10,5 аршинов (около 7,5 м). Здание было крыто черепицею, в нем имелись 20 летних и 12 зимних оконных рам.

При казармах (в документах обычно встречается фраза «две казармы», в каждой помещалось примерно по 200 человек) также состояли каменные офицерский флигель (восемь квартир, в каждой голландская печь), цейхгауз, гауптвахта, баня и турлучная кухня. Вокруг них стояла каменная стена на пространстве длиною 298,5 аршинов (почти 212 м) и высотой 3 аршина 13 вершков (около 2,7 м).

Строительство казарм, согласно положению, осуществлялось силами самих военнослужащих батальона. Это было сделано на основании Высочайшего повеления, состоявшегося в декабре 1832 г. - «чтобы бараки строить теми войсками, которые должны в них квартировать, без всякой особой платы». В ноябре 1841 г. данное положение было подтверждено государем, с тем, чтобы «как постройка, так и исправление бараков» производились рабочими тех частей, «которыми бараки занимаются». Помимо солдат линейного батальона, в столь крупной постройке необходимо было задействовать военнослужащих 36-й военно-рабочей роты и 7-го линейного батальона. Общие расходы на строительство составили более 36 тыс. руб. Работы, судя по их оценке в такую сумму и описаниям, были капитальными, а сама постройка считалась коренной.

По мнению краеведа Г.А. Беликова, казармы строились на огромном выгоне западнее родника «Аульчик», истока речки Мутной (Мутнянки), положив начало Батальонной (ул. Лермонтова на запад от ул. Пушкина) и Шипкинской (ул. 8 Марта), Поперечной (ул. Артема) и Софиевской (ул. JI. Толстого) улицам. Частично здания казарм, если верить Г.А. Беликову, сохранились на сегодняшней улице Пушкина в районе Верхнего рынка.

Военнослужащие не могли обойтись без освещения в своем жилище. На постое от хозяев требовали для этого кроме топлива еще и свечи, но в казармах казне приходилось изыскивать деньги на эти солдатские нужды. Поэтому командир батальона получал от ставропольского окружного начальника ассигнованную по смете земских повинностей сумму на освещение казарм четырех рот, военным кантонистам в их казармы и в офицерские флигеля, сроком на год - 223 пуд. 5 фунтов свечей. Всего, по подсчетам полковника Пулло, в казарму требовалось по две свечи на 10 человек в сутки, а для каждой комнаты с людской во флигеле - по одной свече. Т.е. один фунт свечей в сутки для всех восьми комнат. Всего, по его мнению, для батальона на протяжении пяти зимних месяцев было необходимо 26 пуд. 10 фунтов свечей.

Отметим, что в данном документе явно указано минимальное количество свечей, очевидно, связанное с наличным числом служащих в части солдат - в 1843 г. на тот же временный отрывок полагалось 75 пудов только для нижних чинов, которых было в наличии примерно 800 человек.

Если ранее топливом для обогрева жилища, для варки пищи солдат обеспечивали хозяева, то с постройкой казарм возникла проблема добычи дров. По климату Кавказская губерния относилась к южной полосе, и зимние месяцы здесь считались с ноября по апрель. Этот срок регламентировал и порядок отпуска дров - из расчета на каждую голландскую печь «трехполенных дров по одной трети сажени». Обер-офицерам полагался отпуск дров на две печи. Кроме того, отпускались дрова на кухни и людские «на круглый год трехполенных по две сажени и два аршина». Штаб- офицерам - на одну кухню, которая «она же и людская».

Для отопления помещений и «на варение пищи и печение хлеба» проходящим воинским командам надлежало отпускать трехполенные дрова по следующему расчету: во флигеле - по 1/3 сажени на печь в месяц; в казармах - для приготовления пищи по 2 сажени 2 аршина в год на каждые 10 человек.

С этой целью дрова заготавливались (ставропольским окружным начальником и комендантом вместе с батальонным командиром) хозяйственным образом (что «обходилось гораздо дешевле» закупки). При этом, «стараясь как при заготовлении сих потребностей, так и при израсходовании оных соблюсти всевозможную экономию, отпуская дрова и свечи войскам в такой лишь пропорции, какая законом определена и по действительной необходимости сокращена быть не может». Причина этого в том, что «проводившиеся в областном совете торги на поставку отопления и освещения для казарм всегда были безуспешны, по неявке желающих, или по невыгодности выпрашиваемых ими цен».

Вырубка леса производилась специальной командой от батальона на участке Темнолесской дачи. (Направляясь туда, в 1842 г., команда приняла бой с горцами, напавшими тогда на Темнолесскую станицу.) В 1848 г. дрова сменил каменный уголь. Его заготовление было возложено на начальника VII округа корпуса инженеров военных поселений.

Здания казарм периодически переделывались, чинились (уже к 1843 г. крыши на казармах, флигеле и гауптвахте были «совершенно ветхи и пропускают течь») и ремонтировались. С этой целью использовались рабочие из местной военно-арестантской роты, а также плотники и столяры батальона. Т.е., как строительство, так и ремонт казарменных помещений производились силами самого линейного батальона. В 1844 г. казармы были переданы в ведение Строительного комитета VII округа корпуса инженеров военных поселений, а «ремонтное исправление» было отнесено на счет городского общества.

Видимо, строительство казарм удовлетворило нужды батальона лишь на холодное время года и повлекло за собой сооружение летних помещений, где личный состав батальона находился в жаркое время года.

Известно, что в январе 1845 г. Кавказское областное правление распорядилось «относительно отвода места под постройку бараков для Кавказского линейного № 1 батальона» «по указанию военного начальства». Командир батальона предложил отвести «указанное мною для сей надобности место выше казенного винного подвала по берегу речки Мамайки, где в 1841 году был расположен лагерь 14 пехотной дивизии». Место это должен был осмотреть штабс-капитан Шефлер из строительного отряда путей сообщения, совместно с областным землемером, окружным начальником полковником Лещенко и градским главою. И «буде оное согласно Высочайше утвержденному по городу Ставрополю плана окажется свободным, то отвести и об исполнении сего донести комиссии». Шефлер 26 августа 1845 г. донес комиссии, что он находился при отводе места под постройку бараков. Однако, из сохранившейся документации видно только то, что к сентябрю 1846 г. бараки были «постройкою начаты и почти приходят к окончанию».

Необходимо отметить, что в выстроенных в 1840 г. каменных казармах размещались холостые военнослужащие батальона (и проходящие воинские части и команды). Число же женатых чинов, имеющих свои дома, составляло на 1844 г. шесть офицеров (из них один штаб-офицер) и 95 нижних чинов. Также, еще четыре офицера и 46 человек нижних чинов пользовались квартирами по отводу от города.

Прежде чем перейти к рассмотрению квартирного вопроса офицеров, необходимо отметить, что положением 13 декабря 1850 г. была «натуральная квартирная повинность г. Ставрополя заменена денежною». Поэтому, начиная с 1850 г., «вместо отводимых прежде квартир натурою», чинам батальона стали выплачивать т.н. «квартирные деньги». На них военнослужащие сами нанимали себе квартиры у обывателей. Деньги эти взимались с обывательского недвижимого имущества. Для оценки сбора была учреждена особая Ставропольская оценочная комиссия. Выдача квартирных денег в Ставрополе началась с 1 января 1853 г.

Квартирные деньги выдавались ежемесячно, всем чинам, имеющим право на квартирное довольствие и не занимающим квартир натурою. В Ставрополе обыкновенный оклад составлял в год (серебром): генерал- лейтенанту - 428 руб. 57 коп., генерал-майору - 248 руб. 7 коп., штаб- офицерам - 142 руб. 85 коп., обер-офицерам - 57 руб. 14 коп.

Отметим, что часть командного состава батальона обитала в двух казенных флигелях (восемь квартир, в каждой комнате по два жителя). Но остальные офицеры жили по своим домам или отведенным квартирам.

В 1853-1854 гг. из офицеров (не считая прикомандированных чинов) собственными домами владели 10 офицеров. Квартиры у обывателей нанимали еще девять офицеров (стоимость от 15 руб. 75 коп. до 6 руб. серебром в месяц), хотя один из них, прапорщик Масловский 3-й, жил в доме брата, Масловского 2-го. Таким образом, к середине 1850-х гг. из 19 офицеров батальона собственные жилища имелись у 0,5 командного состава части.

Сохранилось описание жилища одного из офицеров батальона, штабс-капитана Щепило-Залесского (1843 г.), в солдатской слободке (вне города, близ острога - тюрьмы). «Дом этот, - по словам будущего военного министра Д.А. Милютина, - хотя так же одноэтажный, как и другие, отличался тем, что был выстроен из местного плитняка и имел по фасаду пять окон. Он состоял из двух чистых комнат на улицу: первая, довольно большая, в три окна другая комната в два окна, на улицу. По заднему фасаду дома, на двор, были передняя и две комнаты для прислуги, мужской и женской. Кухня помещалась отдельно во флигеле. Мебель была очень скромная: несколько столов и стульев. Помещение это, конечно, было незавидное и некомфортабельное». Ф. Ф. Торнау (1830-е гг.) сходным образом охарактеризовал жилые ставропольские постройки: «Все прочие дома, деревянные, турлучные, или из сырцового кирпича, принадлежали к числу известных в провинции домов “без архитектуры”, то есть в один этаж, пять окон во фронте, дверь сбоку под крошечным навесом, все это без тени украшения».

Как и офицеры, определенная часть нижних чинов батальона (благодаря тому, что часть почти 50 лет дислоцировалась в одном и том же городе, что способствовало оседлости) тоже владела в городе собственными домами. Если верить одному документу, солдаты батальона располагали собственными жилищами уже к 1827 г. Однако, при тщательном анализе списка домовладельцев, данную датировку необходимо отклонить в сторону более поздней даты - не ранее 1829 или даже 1834 г., поскольку в документе батальон называется уже линейным. Тем не менее, есть и другие указания на частные дома, принадлежащие военнослужащим (рядовым, музыкантам, лицам унтер-офицерского состава) ставропольского гарнизонного (линейного) батальона.

Более точные данные сохранились на 1840 год. К этому времени свои дома с огородами, приобретенные «себе покупкою от жителей города Ставрополя», имелись у следующего числа чинов батальона:

- 1й роты: каптенармус, пять унтер-офицеров, 12 рядовых, четыре

писаря;

- 2й роты: фельдфебель, каптенармус, четыре унтер-офицера, семь

рядовых;

- 3й роты: фельдфебель, пять унтер-офицеров (у одного дом без огородного участка), барабанщик, шесть рядовых;

- 4й роты: фельдфебель, каптенармус, два унтер-офицера, 19 рядовых (у одного дом без огорода).

Подводя итог, отметим, что свои дома были у 22 унтер-офицеров (из 80 по штату), 44 рядовых (из 920), 1 музыканта (из 18) и 4 нестроевых (из 23). Следовательно, позволить себе собственное жилище (даже учитывая то обстоятельство, что реальная численность батальона значительно уступала штатному составу) могла лишь верхушка нижних чинов батальона.

Более поздняя статистика лишь подтверждает наши выводы. Так, в декабре 1849 г. жена унтер-офицера батальона Сухарева, Настасья Ильинична, продала семейству мещанина Н. Поспелова «деревянного строения дом» «коему мера в длину 25, а ширину 6 саж., доставшийся ей от жены рядового Кавказского Линейного № 1 батальона Марьи Петровой дочери Варфоломеевой по покупке в 1841 году». Дом этот стоял на 2-й улице Солдатской слободки, между домами «с правой стороны унтер-офицера Николая Васильева, а с левой отставного солдата Даниила Творогова».

На 1853 г. из унтер-офицеров шесть жили на квартирах по найму, семеро - в собственных домах. Что касается рядовых, среди них 18 человек тогда же владели собственными домами и 43 проживали на наемной квартире. К 1854 г. собственные дома были у трех унтер-офицеров, писаря и одного рядового (видимо, из числа состоящих при штабе). Остальные пять унтер-офицеров, два писаря и 19 рядовых снимали квартиры, на что им выдавались квартирные деньги (по 57 копеек). Отметим свидетельство современника: в «Кавказском календаре» за этот год было отмечено, что за казармами батальона стоят «несколько турлучных, деревянных и из мелкого камня домиков, принадлежащих женатым солдатам этого батальона и Ставропольским мещанам».

Личными домами владели прежде всего военнослужащие фельдфебельского и унтер-офицерского ранга. Т.е. личное жилище являлось в батальоне привилегией лиц, пользующихся определенными служебными привилегиями, обладающих некоторым достатком и при этом, очевидно, семейных людей. Впрочем, среди таких лиц, как видно из документов, были и рядовые солдаты. Так, унтер-офицер 51-й военно-арестантской роты инженерного ведомства А. Хряпин построил себе дом на купленном им «поместье» (участок земли?) у солдата, «служащего в Кавказском линейном № 1 батальоне».

Процент домовладельцев, чего следовало ожидать, был невелик. В начале 1850-х гг. штатная численность батальона равнялась 1426 строевым нижним чинам (включая 80 унтер-офицеров и 26 музыкантов). Из них своими домами могли владеть максимум 70-80 человек, т.е. 1/20 часть штатного состава воинской части.

Квартиры свои солдаты батальона (с целью извлечения дополнительных доходов и в связи с частыми командировками военнослужащих) иногда сдавали в наем, «со столом и услугою его».

Кроме того, помимо квартиросъемщиков, иногда в дома военнослужащих батальона и инвалидной команды подселялись другие воинские чины из проходящих команд. (До 1850 г. их наделяли, как указывалось выше, квартирами в городе.) Согласно Своду военных постановлений, ставить на постой у нижних чинов запрещалось. Однако, как жаловался батальонный командир Ставропольской квартирной комиссии в 1847 г., «и по настоящее время таковой постой становят к ним, не только по одному, но даже по два и по три человека». Пулло просил прекратить подобную практику. Иначе, указывал он, «прикажу им не принимать никакого постоя» и грозил донести о том высшему начальству.

В сфере снабжения провиантом государство обеспечивало солдат батальона только ржаной мукой и крупой. Согласно положению 1811 г., следовало «провиант производить всем унтер-офицерам, рядовым, мастеровым, профосу и деньщикам, на каждого в год муки по 3 четверти, круп по 2 четверика и по 2 гарнца». Всего на 537 человек надлежало выдать 1,6 тыс. четвертей муки и 151 четверть 2 гарнца круп. Когда батальон был увеличен до четырех рот, положением 1817 г. указано было выдавать провизию тем же чинам по прежним нормам, но итог теперь доходил до 3,2 тыс. четвертей муки и 300 четвертей 7 четвериков 4 гарнцев круп.

Крупа и хлеб составляли основную пищу солдата. Муку могли заменять печеным хлебом или сухарями. Недостаток ржаной муки замещали пшеничной. Вместо крупы иногда отпускали то же количество риса, бобовых культур, картофеля или иных овощей. Только при Николае I начинают выдавать мясные и винные порции: строевым чинам полагалось по три таковых в неделю, нестроевым - по две порции.

Разнообразить солдатский стол можно было только за средства артелей. Поэтому такое значение придавалось ротным огородам «для посева овощей на зимнее продовольствие». «При постоянной стоянке войск на одних местах, как например, находящихся на Кавказе, батальонов внутренней стражи и других, - доказывал военный современник, - огороды много помогают удешевлению продовольствия солдат: они способствуют тому, что отпускаемых на приварок денег не только вполне достаточно, но от них бывает постоянно остаток».

Еще в приказе начальника Главного штаба командиру Отдельного корпуса Внутренней стражи от 10 июня 1826 г. сообщалось, что Государь повелел «устроить огороды и для батальонов Внутренней Стражи и уездных Инвалидных команд, употребив на то землю оброчных статей». Однако, как показала проверка, при городах Кавказской области таковой земли «не имеется, или хотя и есть таковые, но под означенные огороды по неудобности отведена быть не может».

Позднее, хотя под огороды была отведена земля (10 десятин) за колодцем Карабин, но она «по гористому местоположению и каменелости, признана неудобною и находилась без употребления». Вследствие этого роты нанимали землю у частных лиц под ротный двор и огород. А именно: 3-я и 4- я роты не имели огородов; 1-я и 2-я снимали три десятины, «удобные для капустников», на городском участке выгонной земли № 5.

Что касается фуражного довольствия, известно, что в Георгиевске местному (5-му) линейному батальону было отведено покосное место для подъемных лошадей батальона и для лошадей и скота женатых нижних чинов. Вероятно, подобным образом обстояло дело и в Ставрополе.

Несмотря на то, что гарнизонный (линейный) батальон являлся воинской частью, не предназначенной для полевой службы и квартирующей постоянно в городе (крепости), в его устройстве никогда не было предусмотрено устройство стационаров - лазаретов и госпиталей, которые в течение долгой солдатской службы, без сомнения, не раз становились жилищем воина.

Согласно штатам 1811 г., батальон не должен был иметь особого лазарета, а отсылать больных нижних чинов для излечения в военный госпиталь или, по неимении его, в городскую больницу. (Штаты 1817 г. предлагают третий вариант: полковой лазарет, где обязаны принимать таковых больных.) Для этого казна в первом случае создавала особую госпитальную сумму на содержание лазарета и на лекарства. Во втором же варианте начальство вносило в больницу и эту сумму, и удерживаемые с больных за время пребывания половинное жалованье и полное провиантское содержание. Но с 1817 г. содержание каждого человека в больнице оплачивалось комиссариатом в размере 50 коп. в сутки.

Впрочем, военный госпиталь имелся в обоих городах, где квартировал батальон на протяжении рассматриваемого периода. В Георгиевске (2-го класса) он был рассчитан на 300 больных нижних чинов и 10 унтер- офицеров. В Ставрополе же был сначала временный, а потом постоянный госпиталь 3-го класса, на 610 чел. Из Ставрополя больных при необходимости отсылали в Темнолесский временный военный госпиталь 1-го класса (на 50 нижних чинов) или, «для пользования Кавказскими Минеральными водами», в Пятигорский госпиталь 2-го класса (на 335 чел.).

В штатах 1830 г. большое внимание уделялось медицинскому обслуживанию чинов батальона, которым теперь занимались 11 нестроевых - вместо одного. Лазаретной прислуги полагалось батальону восемь человек (а также лекарь, фельдшер и четверо цирюльников). Надзиратель больных обязан был наблюдать «за чистотою и за пищею» подопечных.

Поскольку ничего не известно о батальонном лазарете, применительно к лазаретным служителям речь идет о солдатах, служащих в госпитале, для ухода за рядовыми своего же батальона. Руководство над ними и одновременно присмотр над больными осуществлял надзиратель - унтер- офицер.

В 1840 г. начальство уделило особое внимание медицинскому обеспечению, уже исправленному десятью годами ранее. На содержание лазарета, учитывая штатное число строевых и нестроевых нижних чинов и денщиков (из расчета 28 4/7 коп. на человека), уделялось в 1840 г. 307 руб. 10 коп., отпускаемых единовременно.

«Лазаретный служитель» батальона упоминался в архивных документах за 1845 год. Однако, исходя из косвенных данных, приходим к выводу, что собственного, батальонного лазарета так и не было создано. В штатах было сказано: «При батальонах содержится лазарет, кроме тех мест, где или вблизи оных учреждены будут госпитали, и если бы по обстоятельствам в том месте, где учрежден постоянный лазарет, был открыт постоянный госпиталь, то больных передавать в оный и прекращать отпуск лазаретных денег». Ставрополь, с имевшимся в нем военным госпиталем, соответствовал именно этому правилу. Поэтому о здоровье военнослужащих части по-прежнему заботились лекари Ставропольского госпиталя с помощью лазаретных служителей батальона.

В числе подразделений, состоявших в полном подчинении командира гарнизонного батальона, находилась подведомственная ему губернская жандармская команда - мобильное (конное) военно-полицейское подразделение ОКК.

Команда состояла на обмундировальном довольствии батальона. Средства на отопление (дрова) и освещение (свечи) помещений команды отпускались ставропольским казначейством из сумм Земского суда по смете земских повинностей жителей города. Продовольствие поступало натурой со складов военного ведомства, включая мясные (в день по 0,5 фунта мяса, в постные дни - по 0,5 фунта рыбы) и винные (по чарке на человека по воскресным и табельным дням, непьющим отпускалось 8 коп. за чарку) порции. Овес (в сутки по 4 гарнца на лошадь), сено (по 15 фунтов) и солома (по 2 2/3 фунта) закупались или доставлялись местным гражданским начальством ежемесячно.

Жандармская команда, согласно уставу, должна была размещаться «в казенных, или городских зданиях; в случае же неимения ни тех, ни других, им назначается помещение, по отводу от города». Но, как и батальон, команда не располагала казармой и была расселена по обывательским квартирам. Исключение (как в батальоне - цейхгаузы и мастерские) составила конюшня. Однако, к 1826 г. здание пришло в полную ветхость, «чрез что казенные лошади претерпевая изнурение приходят в худобу» и «делаются неспособными к строевой службе». Пришлось перевести лошадей в обывательские сараи. Но один (в городе) был «по ветхости летом неудобен, зимою же для сего неспособен вовсе». Другой находился в полутора верстах от Ставрополя. Поэтому часть коней вынуждена была обходиться без кровли над головой. В 1828 г. был составлен план постройки новой, каменной конюшни, а также каменной казармы с цейхгаузом (смета 9228 руб. 70 коп.). Конюшню окончили к лету 1831 г. Четыре года спустя ее вновь чинили, тогда же устроив при ней землянку для караульных.

В 1831 г. Государь повелел построить в Ставрополе жандармскую казарму с цейхгаузом. По составленному в строительном комитете МВД плану, «строение сие определено длиною в 8,4 шириною в 3 сажени; в оном полагается 5 окон, 2 дверей, 1 русская печь; материалы назначены: для стен штучный камень, добываемый на городской земле и в недальнем расстоянии от места, на котором производиться будет постройка, а лес на продольные и поперечные связи, матицы, стропила и проч. допускается здешней породы; крыша же полагается тесовая с окрашением красною краскою». Всего на работу было ассигновано 2208 руб. 5 коп. Однако, желающих приступить к строительству в Ставрополе не оказалось. Поэтому, «означенную постройку в отвращение дальнейшего продолжения о сем переписки, и дабы не упустить удобного к производству работ времени произвести хозяйственно, возложив поручение сие на благонадежного чиновника». Но «к постройке казармы своевременно приступлено не было, материалы не заготовляются, и ассигнованные на предмет сей деньги из казначейства по надлежащему не приняты». Поэтому в мае 1833 г. предприятие это поручили капитану Жукову, командиру жандармской команды, и состоящему при управлении Штаба войск Кавказской линии и Черномории архитектору коллежскому асессору Гайворонскому. Причем было указано, «чтобы Гайворонский имел в таковой постройке участие и лично наблюдал дабы постройка казарм и цейхгауза произведена была хозяйственным образом, прочно и без всякого отступления от сметы и плана». Областной архитектор должен был передать Жукову и Гайворонскому «подлинные план и смету безотлагательно».

Согласно архивным документам 1844 г. жандармы пребывали «в казенных зданиях, для команды выстроенных», отремонтированном после 1842 г. Но, по результатам проверки 1849-1850 гг., при постройке «в зданиях оказались при освидетельствовании недостатки и некоторые работы найдены неоконченными». В одном из документов 1855 г. даже упоминается о расквартировании команды в доме надворной советницы Абраменковой.

Благодаря расчету о потреблении дров и свеч на 1849 г., приложенному к рапорту капитана Селигеева гражданскому губернатору Волоцкому от 6 апреля сего года, появилась редкая возможность проиллюстрировать примером обстоятельства размещения тыловых частей в Ставрополе. Согласно расчету, помещения команды состояли из обер-офицерского покоя с печью и офицерской кухней при нем; канцелярии, отдельно состоящей при жилище офицера. А также из казармы для 23 холостых нижних чинов, с 2 голландскими печками, и второй казармы, для 8 женатых нижних чинов и 12 представителей их семей, живших в 4 комнатах с 4 русскими печами, служившими для отопления и приготовления пищи. Нуждам 23 холостых жандармов служили кухня и пекарня для выпечки хлеба, где на каждые 10 чел. приходилось по одной русской печи и одному очагу. Баня и прачечная (с русской печью и вмазанным котлом) предназначались для всей команды. В конюшне стояли 28 строевых лошадей. Однако, предписанных Положением 1836 г. сарая, кузницы и манежа, в Ставропольской команде не засвидетельствовано.

Таким образом, как и батальон, жандармская команда долгое время была вынуждена обходиться без казарменного помещения. Даже необходимая постоянная конюшня присутствовала в городе не всегда (окончательно закончена к 1831 г.). Точной даты постройки каменной казармы за счет казны для жандармов в документах не обнаружено. По всей вероятности, строительство имело место примерно в то же время, что и в линейном батальоне, что лишний раз подчеркивает связь команды с гарнизонной частью.

В отличие от команды, другое военизированное подразделение при батальоне, Ставропольская инвалидная команда, никогда не имела собственных казарм. Часть инвалидов владела собственными домами в городе (57 человек в 1840 г.). Прочие довольствовались отводом квартир от города натурою, а с начала 1850-х гг. - выдачей вместо этого квартирных денег (для найма жилья). На казенном содержании состояли также отставные семейные нижние чины команды.

Представляет интерес распоряжение 1811 г., согласно которому «служащие и неспособные инвалиды получают обывательские квартиры но в течении 3-ех лет обязаны в городах поселиться на отведенных им местах». Для этого они получали от казны единовременно сумму размером в 50 руб. Инвалиды давали следующее обязательство: «Свидетельство. Дано сие Ставропольской инвалидной команды унтер-офицеру (имярек) или рядовому (имярек) в том что именно он собственный свой дом выстроенный по плану или без плану на купленной им самим или отведенной от градского общества земле (года, месяца и числа) состоящей в городе Ставрополе (номер части и дома, размеры участка) к жительству удобный и им самим действительно занимаемый». Меры эти, обязывавшие инвалидов непременно обзаводиться своими домами в городской черте, были направлены на то, чтобы усилить оседлость войск и одновременно увеличить численность жителей города.

Таким образом, исследуя проблему, можно сделать следующие выводы:

1. Первоначально военнослужащие ставропольского гарнизонного (линейного) батальона и подведомственных ему подразделений размещались в обывательских домах, т.е. на квартирах у гражданских жителей, подлежащих квартирной повинности, «на постое».

2. Изначально в городе была организована только батальонная инфраструктура: дом командира части, цейхгаузы (помещения для хранения воинской амуниции), кузница и плотницкая были выстроены в Ставрополе сразу же по появлении там батальона (1826 г.). К 1831 г. появляется постоянная каменная конюшня для подведомственной батальону жандармской команды. Это, однако, не решило вопрос о квартировании всего личного состава части. Первые пятнадцать лет своей дислокации в городе роты батальона размещались у городских обывателей, а летом перемещались на временные плетневые биваки под Ставрополем.   

3. Поскольку функции батальона требовали его постоянного присутствия в городе, со временем он был обеспечен (с помощью городского общества) казармами. С начала 1850-х гг. постой был заменен выдачей квартирных денег. Перевод батальона на постоянные квартиры (строительство силами своих военнослужащих двух каменных казарм с офицерским флигелем в 1838-1840 г. и летних помещений «для облегчения жителей от квартирной повинности»), равно как и отмена постойной повинности (положение от 13 декабря 1850 г.), послужили некоторым образом и к росту города, улучшению внешнего вида Ставрополя. Частично здания казарм, возможно, сохранились на сегодняшней улице Пушкина в районе Верхнего рынка. Примерно тогда же были выстроены казармы для жандармской команды. Инвалидная команда постоянного помещения так и не получила, частично, видимо, размещаясь в батальонных казармах.

4. Благодаря тому, что данный батальон почти 50 лет квартировал в одном и том же городе, важное значение имел фактор оседлости. Явление это было характерно для гарнизонов, но чуждо многим полевым полкам ОКК, постоянно перебрасываемым на новые места и часто менявшим свои штаб- квартиры. До половины офицеров батальона могли проживать в своих собственных домах. Некоторые нижние чины (прежде всего военнослужащие фельдфебельского и унтер-офицерского ранга, солдатская элита) тоже обзаводились семьями, частными домами в городе. Дома свои они могли сдавать в наем с целью обретения дополнительных заработков. Всего своими домами, по неполным данным, могли владеть до 70-80 человек, т.е. 1/20 часть штатного состава батальона. В числе частей и предместий, на которые делился Ставрополь, была и особая Солдатская слобода.

5. Снабжение батальонных помещений свечами (освещение) осуществлялось за счет земских повинностей, от города, а дровами (отопление жилища и варка пищи) или каменным углем (с 1848 г., вместо дров) - хозяйственным способом, вырубкой деревьев на специальном участке леса. Предпринимавшиеся попытки организовать поставку отопления и освещения для казарм через частных лиц оказались неудачными.

6. Продовольственное довольствие личного состава батальона (из складов военного ведомства) не отличалось от норм, положенных для полевых частей русской регулярной армии. Основу питания солдата составляли крупа и хлеб, или же их заменители - рис, бобовые культуры, картофель либо печеный хлеб или сухари. Поскольку батальон являлся гарнизонной частью, его военнослужащие чаще снабжались мукой, но в то же время изготовляли и сухари - для ставропольского провиантского магазина (склада) и проходящих через город команд и частей. В правление Николая I в рацион солдата входят еженедельные мясные и винные порции, а также выдача соли.

7. По инициативе правительства и с помощью солдатских артелей (хозяйственных сообществ) роты батальона организовали собственные огороды для посева овощей. Это имело большое значение для здоровья солдат с учетом фактора постоянной стоянки войск на одном и том же месте. Фураж для коней батальона и подведомственной ему жандармской команды заготовлялся (как и дрова) на особом отведенном от города месте.

8. Медицинское обслуживание гарнизонного (линейного) батальона имело свои особенности. Несмотря на то, что такого рода воинская часть, как правило, постоянно находилась в городе, в ней никогда не было предусмотрено устройство стационаров - лазаретов и госпиталей. Штаты не разрешали батальону иметь свой лазарет, предписывая вместо этого отсылать больных нижних чинов для излечения в военный госпиталь. Военный госпиталь имелся в обоих городах, где квартировал батальон на протяжении рассматриваемого периода - в Георгиевске (2-го класса) и в Ставрополе (3-го класса). При Николае I была несколько улучшена организация медицинской части батальона: возросло количество лазаретных служителей (работали в военном госпитале, ухаживая за рядовыми своего батальона, помогая лекарям), введена должность надзирателя за больными. Однако, как и в целом для армии, качество медицинского обслуживания войск повышалось крайне медленно.

9. Таким образом, в рассматриваемый период в организации повседневного быта гарнизонного (линейного) батальона на Кавказе происходят перемены, во многом соответствующие порядкам, принятым в полевых частях Отдельного Кавказского корпуса. Квартирная повинность, постой у обывателей, была отменена благодаря строительству постоянных каменных казарм, рассчитанных на вселение большого числа солдат. Многие офицеры и нижние чины приобретали собственные дома в городе. В сфере снабжения можно отметить улучшение питания (кроме хлеба, в рационе солдата появляются вино, мясо, соль, овощи), частичную компенсацию недостатков медицинской службы (увеличено количество лазаретных служителей для ухода за больными солдатами).

Автор: Нечитайлов М.В.