Административно-правовое положение польского населения на Северном Кавказе в XIX веке
Процессы миграционной политики России и элементы административно-правового положения поляков на Северном Кавказе нашли отражение в нескольких законодательных документах XIX века, которые модифицировали все существующие к тому времени миграционные акты и являлись регулятором взаимоотношений между главными участниками миграционных отношений: переселенцами и обществом, мигрантами и властями. Основными законопроектами являлись «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 года, «Положение о полицейском надзоре, учреждаемом по распоряжению административных властей» 1838 года.
Указанные правовые акты регламентировали и ставили под жёсткий контроль политическую, социально-экономическую, конфессиональную, культурную стороны жизни переселенцев.
Польское население, как и некоторые другие этнические группы на Кавказе, формировалось и росло в результате механического прироста. Можно выделить несколько категорий поляков-переселенцев, прибывающих на Северный Кавказ в XIX веке.
Первую группу составили лица польского происхождения - выходцы из таких иностранных государств, как Речь Посполитая, Австрия, Пруссия. Они появляются на юге России после изданного в 1763 году Манифеста. На основании этого правового акта разрешался въезд иностранцев на территорию Российской империи, в том числе на Северный Кавказ для освоения региона и поселения. Все европейцы, вступившие на русскую землю, в течение последующих 10 лет присягнули на верность императрице, принимая российское подданство. С этого момента государство их гражданства и государство их пребывания становились идентичными. Для обозначения происхождения новой группы своих подданных, в официальных документах применялся термин «иностранец».
Таким способом правительство поддержало частную инициативу заселения пустующих земель. Манифест предоставлял льготы иностранным подданным, возможность создать личное хозяйство и использовать «плоды своих трудов на улучшение своего благосостояния».
Воспользовавшись Манифестом, на территорию России устремляются выходцы из различных европейских стран, в первую очередь, немецкие колонисты. Случаи польской миграции на данном этапе были столь малочисленны, что не привнесли принципиальных изменений ни в политическую, ни в экономическую структуру северокавказского региона. Это были единичные, разрозненные перемещения отдельных представителей польской народности, которые по тем или иным причинам отправлялись в иноземный край.
Многие из них в результате оказывались на административной службе в органах местной власти. В формулярном списке непременного члена Комиссии, учреждённой для наделения землями кочующих в Кавказской области магометанских народов коллежского советника Ю. Залусского указывается, что он «вступил в службу в 1803 г. в Канцелярию Таврического гражданского губернатора». За проявленное усердие на службе «имеет орден Св. Владимира 4-й степени и знак отличия беспорочной службы за 25 лет».
Вторую группу составили военнопленные из армии Наполеона вследствие того, что Северный Кавказ являлся региональным центром польской ссылки.
Масса пленных, скопившаяся в юго-западной, западной и центральной прифронтовых губерниях страны сковывало подвижность русских армейских частей и мешали контрнаступлению. Русское правительство вынуждено было отправить пленных в непострадавшие от войны районы - на Урал, в Сибирь, на Северный Кавказ. Так, М.И.Платов в ноябре 1812 года рапортовал М.И.
Кутузову: «Пленные наводят мне великое затруднение, которым за быстрым моими продвижениями счёту свесть не могу».
Характер массового переселения поляков можно условно обозначить как «правительственный», поскольку это был организованный акт: учитывались все группы переселяющихся поляков, составлялись описи об их количестве, маршрут по которому их препровождали, расписывались сопровождающие лица и количество суммы, выданной на прохождение до мест ссылки. В архивных документах поляков именуют как «военнопленные» или «невольники», препровождаемые военными командами.
Существуют определённые затруднения в определении количества прибывших на Кавказ польских пленных из армии Наполеона. В Актах Кавказской Аргеографической Комиссии (АКАК) приводятся следующие данные о количестве проходящих партий военнопленных поляков: 249, 162, 79, 183, 559 человек. А.Скворцов-Кавказский приводит следующие данные: «Весной 1813 года из разных губерний направлено было в г. Георгиевск генералу Портнягину 6 830 пленных поляков, из них в войска Кавказской линии определены 2 072 человека».
Среди множества архивных дел отложилась информация подчас краткая о ходе препровождения на Кавказ отдельных партий поляков по разным маршрутам. Исходными пунктами мест назначения были губернский город Георгиевск, а также Ставрополь, Пятигорск, Моздок, Кизляр, Александров, сел. Отказное. Из Кавказской губернии поляков иногда отсылали в Астрахань, Владикавказ, Тифлис.
Почти все пленные распределялись по губернии и на Кавказскую военную линию из губернского города. На месте ссылки их предлагалось размещать по квартирам местных жителей, которые несли квартирную повинность и «иметь за их поведением надлежащий присмотр». Кроме того, правительство полагало выдавать полякам деньги на «собственные нужды». Ставропольскому городничему Юзефовичу вменялось в обязанность систематически представлять рапорт Кавказскому гражданскому губернатору М.Л. Малинскому о сроках прибытия и отбытия партии, а также о том нанесли ли они какие-либо обиды жителям или притесняли их.
Таким образом, исследование показало слабую подготовку кавказских властей к приему обширного потока ссыльных, отсутствие четких правил, определяющих их положение, несогласованность в действиях местных и центральных органов государственной власти, систематические нарушения установленных правил и норм.
Жители города Александровска в послании своему городничему указывают, что «все проходящие воинские команды и партии идут не по установленному маршруту: прямо на Северную станицу, а на селение Калиновку». В результате жители, отбывающие подводную повинность, терпят значительные убытки. Достаточно часто в архивных документах встречаются жалобы партионных офицеров по поводу отсутствия заранее подготовленных лошадей, провианта, подвод для больных от местных жителей, что приводит к многочисленным задержкам и не выполнению сроков отправления и прибытия партий. В рапорте партионный чиновник Е.Миронов сообщает, что «в следующем пути за незаготовлением лошадей много делается остановок, едва ли успеть могу к показанному числу». В другом рапорте просматривается та же ситуация: «было много остановок, даже по уездным городам целые сутки нуждались лошадьми».
После того как подобные сведения о нарушениях дошли до сведения Министра Внутренних Дел Кавказскому гражданскому губернатору было предписано «соблюдать предписанные законом правила от 24 июля 1814 года и при отправлении каждой партии, как рекрут, так и военнопленных французской службы партионным офицерам приказать, чтобы каждый офицер давал о своём следовании и о числе партии в ведении его состоящей, с различием людей, из ближайшего города через нарочнопосланных в земские суды предварительное извещение о времени вступления его в уезд; дабы можно было успеть заготовить положенную по Высочайше утверждённой табели пищу, и должное количество лошадей».
Северный Кавказ в начале XIX века представлял собой слабо укреплённый в военном и политическом отношении регион, требующий больших материальных и физических затрат. Поляки из армии Наполеона являлись дешёвой рабочей силой, переброшенной по усмотрению субъекта ссылки, в нужное для него место и время.
Военнопленные участвовали в проводимых работах по укреплению берегов р. Терека. В отношении генерала Ртищева к инженер - генералу Деволанту отмечается: «Теперь же, когда по Грузинской военной дороге всё благополучно и спокойно, то я сделал распоряжение: для укрепления берегов р. Терека срочным образом снарядить 500 человек пленных французской службы поляков». При этом, поляки должны были находиться под контролем поселённых у Терека казаков и воинских команд. Для скорейшего завершения работ по укреплению Кизлярской береговой линии полковник Апухтин, вследствие нехватки значительного числа рабочих рук, просил задержать отправку поляков с Кавказской линии на родину. Согласие губернских властей было получено и полковнику Апухтину предписывалось «оставить их продолжать работы, а отправление им сделать в последней партии».
Труд военнопленных поляков использовали и для укрепления мест у Лащуринского карантина, которому угрожала опасность «залития строения оного и исправления по лащуринской дороге прорывов из рек». Известный историк-кавказовед Г.Н. Прозрителев предполагал, что поляков могли использовать и на работах в каменоломнях для строительства крепостей». Подтверждение данному факту содержится в рапорте Дельпоцо Кавказскому гражданскому губернатору, где указывается, что пленные работали на каменоломнях с целью возведения военных укреплений.
Вызывают особый интерес «говорящие» камни у селения Ореховка, о которых достаточно подробно изъясняется историк Г.Н. Прозрителев На скале, обращённой лицевою стороною к западу, высеченная надпись гласит: «Для отчизны мила смерть, раны и кандалы. - Поляки в 1813 году». Ниже перечисляется 16 польских фамилий. К сожалению, современным исследователям до сих пор не удаётся объяснить факт появления ссыльных поляков около с. Ореховки и проблему появления у поляков достаточного времени и необходимых орудий труда для тщательного выполнения надписи.
После окончательной победы над Наполеоном и завершения решающих событий на фронтах Европы военнопленным было предоставлено право возвращения на родину. Первые документы по вопросу возвращения поляков датированы февралём 1814 года. Часть поляков воспользовалась предоставленной возможностью и покинула пределы России. Другие по различным причинам пожелали остаться на Кавказе.
Как правило, возвращавшихся на родину поляков, сопровождала конвойная команда. Партии пленных старались комплектовать не более чем по 200 человек и отправляли одна за другой, спустя несколько дней или недель. Все затраты распределялись на государственный счёт. Некоторым военнопленным предоставлялась возможность уезжать самостоятельно, без сопровождения. В таком случае, им выдавался соответствующий документ для беспрепятственного проезда по России. В конечном пункте маршрута иноземцы передавались местным губернским и полицейским властям.
Среди военнопленных поляков, волей судьбы оказавшихся вдали от своей родины были и такие, которые пожелали остаться на местах своего пребывания. По предложению господина действительного статского советника Кавказского гражданского губернатора и кавалера M.JI. Малинского от 24 июня 1816 года была учинена выправка обо всех проживающих в Кавказской губернии «бывших польских военнопленных». Документ подразделялся на следующие пункты: 1. оставшиеся в госпитале по болезни; 2. присягнувшие на подданство России и избравшие род жизни; 3. поселившиеся в колониях; 4. находящиеся у кого-либо в услужении или проживающие под разными предлогами; 5. состоящие за какое-либо преступление под судом и содержащиеся под присмотром.
Переломным моментом в жизни поляков, пожелавших остаться в России, было принятие присяги на верноподданство России. Руководствуясь национальными интересами, не все принимали российское подданство по собственной воле. Значительное число поляков, из тех, кто присягнул на верность российскому престолу, поступало на службу в тот или иной казачий полк. В переписке Министерства Внутренних Дел с Канцелярией гражданского губернатора указывается, что к 1817 году в Моздокский казачий полк поступило 11 человек; в волжский - 9 человек, которые находились в Екатериноградской столице. В Кизлярском уезде двух причислили к с. Александрии, 35 человек - к терскому семейному полку, при казачьих войсках. Из них один поляк находится под судом военной комиссии, учреждённой при кизлярском гарнизоне, за убийство. В гребенском полку 33 поляка. Из них 14 человек в разное время вышли из плена от “горских жителей” и по своему желанию были причислены к казачьим войскам.
Всего поляков, зачислившихся по своему желанию в регулярные и казачьи войска, в полки на Кавказской линии и, принявших присягу на верность России, оказалось: в казанском пехотном полку - 2 человека, в суздальском - 2, во владикавказском гарнизоне - 1, в Терском семейном войске 34, в Гребенском войске 34, в моздокском полку -11, в волгском - 44, в хопёрском - 68, в кубанском - 7, в кавказском - 4. Всего - 219 человек.
Наибольшее количество бывших ссыльных «выбирало род жизни», приписываясь к мещанам. Правительство предоставляло им льготы на срок до 10 лет, освобождало от некоторых повинностей и давало возможность заниматься сельскими работами. Подробные рапорты начальников каждого из уездов Ставропольской губернии о количестве поляков позволяют предположить, что в губернии на 25 июля 1816 года находится 61 человек, уже причисленные к тому или иному сельскому обществу или ожидающие причисления.
В рапортах городничих содержались конкретные данные о каждом из вышеозначенных поляков. В графе «состоящие за какое-либо преступление под судом и содержащиеся под присмотром» упоминается Томаш Петрусевич, который «служил по польской службе в уланском 17 пехотном полку, взят в плен при городе Варшаве; 9 марта 1815 года прислан от командира суздальского полка господина полковника Максимовича и в воровстве замечен».
Присягнув на верность российскому престолу, и, записавшись в мещанское общество, бывшие военнопленные теряли право возвратиться на исконную родину с целью дальнейшего там проживания. С разрешения местных губернских властей полякам предоставляли «паспорт», дающий право временного пребывания в том или ином регионе. По истечении срока действия «билета», выходцы из Польши должны были вернуться. В донесении Виленского гражданского губернатора управляющему Кавказской области указывается, что Михаил Вржоско, приписанный к кизлярскому мещанскому обществу, просит остаться навсегда в Виленской губернии, разыскав там родственников. Кавказская казённая палата отказывает в прошении М. Вржоско, так как « бывший военнопленный на верность подданства России приведён к присяге и по ревизским сказкам в 1816 году записан к мещанам г. Кизляра согласно его желанию».
Бывшие военнопленные французской армии первыми вступали в отношение с горцами. Отношение к местным племенам у поляков было неоднозначным. Одни поляки «по доброй воле уходили» к горским народам, других силой уводили в плен.
К третьей группе следует отнести рекрутов из Царства Польского. Удалением нескольких тысяч молодых людей на Северный Кавказ царское правительство пыталось решить вопросы политического спокойствия в крае и лишить возникавшие революционные организации сочувствующих национальному движению. Отлично понимая, что для вооружённого восстания необходимо участие молодёжи, русское правительство систематически объявляла в Царстве рекрутский набор.
Рекрутский набор в западном крае проходил, в основном, по обычной «жеребьёвой» системе. В случае острой необходимости правительство использовало устаревшие правила 1816 года, по которым по заранее составленным спискам «политически неблагонадёжных» кандидатов хватали ночью и под конвоем отправляли прямо на место службы.
В архивных документах представителей данной категории принято обозначать как «нижние чины», «рядовые», не акцентируя внимание на их национальную принадлежность. Срок службы рекрутов на Северном Кавказе «по Высочайшему повелению» составлял 15 или 20 лет, по истечении которых они увольнялись в отставку и имели право отправиться на родину.
Из рапорта Ставропольского полицейского управления становится известным, что «рядовой Антон Касперов сын Карась» был принят в рекруты 30 ноября 1843 года из Царства Польского Калишской губернии из крестьян помещика Зилинского, 4 декабря 1844 года зачислен в 4-й батальон Волынского пехотного полка, из которого был переведён в Кавказский линейный №1 батальон.
В послужных списках нижних чинов каждому давалась краткая характеристика личного характера и указания в каких сражениях принимал участие и к каким наградам представлен. Например, М.М. Блажеев 38 лет от роду, грамоте не умеет и мастерства никакого не знает, из экономических крестьян, римско-католического вероисповедания. «В походах и делах против неприятеля находился»: в 1855 году против турок, англичан и французов, участвовал в обороне г. Севастополя с 6 - 27 августа 1855 года, за что к сроку службы «набавлено» 7 месяцев 21 день. За защиту г. Севастополя имеет серебряную медаль и бронзовую в память войны 1853-1856 гг. и обладает «Высочайше утверждённую из жёлтой тесьмы на левом рукаве - нашивки в 2 ряда за беспорочную 15-летнюю службу».
«Нижние чины», происходящие из поляков также принимали активное участие в Кавказской войне. Юзеф Лосяк участвовал в походах против горцев за р. Кубанью под начальством генерал-майора Грамотина с 1мая - 10 ноября 1854 года, а с 27 июня - 11 июня 1855 г. находился против горцев в центре Кавказской линии под начальством генерал-лейтенанта Козловского.
Царское правительство жестоко расправлялось с теми, кто, находясь на службе в российских войсках, проявлял себя с точки зрения «политической неблагонадёжности». В рамках означенной проблемы интерес представляет тот факт, что выражающих недовольство польских рекрутов, замеченных «в дурном поведении» самодержавие отправляло во внутренние гарнизонные батальоны, увеличивая срок службы.
Тем же, кто отличился своим усердием и благонравностью срок несколько уменьшался, и у них появлялась возможность выбора: продолжить службу на Северном Кавказе, включившись составным элементов в полиэтничную мозаику северокавказского населения или вернуться на родину. В любом случае перед увольнением в отставку с ними проводилась идеологическая работа посредством священников. Каждому бессрочно-отпускаемому нижнему чину выдавался экземпляр «Речи митрополита».
Суть «Речи» сводилась к проповедованию сохранить военные звания, оставаться честными и благонадёжными и сберечь в своих сердцах «брань», под которой понималась «злоба по отношению к врагам Отечества». Под последними понимались лица, нарушающие общественное и государственное спокойствие в Российской империи, прежде всего это относилось к участникам национально-освободительных движений.
Наиболее многочисленную категорию польского населения на Северном Кавказе составили ссыльные поляки - участники национально- освободительной борьбы 1830-х, 1860-х гг. в Польше.
Определенными особенностями польской политической ссылки являются их административный (внесудебный) характер и их «списочность», т.е. направленность не на конкретное лицо, не на индивидуального гражданина, а на целую группу лиц, подчас достаточно многочисленную и отвечающую заданным сверху критериям.
Постоянным принципом данной группы оставался принцип включения представителей одной национальности к различной степени наказания. Понятия «поляки», «польские мятежники», «польские преступники» употреблялись современниками (населением империи в целом и административно-полицейским аппаратом, в частности) не столько по этническому, сколько по функциональному признаку (участие в противоправительственных действиях на территории Царства Польского и прилегающих к нему местностей). «Поляком» мог быть назван каждый, кто был причастен к восстаниям или являлся уроженцем западной губернии и Царства Польского.
Поляки, ссылаемые на Северный Кавказ, относились к категории лиц вредных для общественного спокойствия, т.к. выступили против существующего государственного порядка. Неизменным в течение обоих периодов ссылки (30-е, 60-е года XIX века) оставался особый правовой статус представителей данной группы: члены её находились под контролем Министерства Внутренних Дел, осуществляющийся через губернскую администрацию. Контроль реализовывался, чаще всего, в виде полицейского надзора.
Главный вид государственного контроля над жизнедеятельностью ссыльных имел троякое значение: карательной меры, определяемой по приговору суда; меры административной и меры пресечения. Как средство общественной охраны, заключающее в себе весьма существенное ограничение прав личности, надзор, несомненно, является мерой карательной. Он, с одной стороны, дополняет ссылку на поселение, а с другой, служит её непосредственным продолжением.
Отдача под надзор полицейских органов или других учреждений заключается не только в усиленном наблюдении за жизнью и деятельностью поднадзорного, но сопровождается для него и рядом других ограничений: лишением гражданских прав и сословных привилегий, конфискацией имущества, потеря права заниматься профессиональной деятельностью, запретом на переписку. Поэтому она составляет не одну только предупредительную меру, но и действительное наказание, хотя и назначаемое преимущественно в виде дополнительной меры.
По мнению Таганцева Н.С. необходимость таких мер можно объяснить двумя причинами: в интересах общественного спокойствия и безопасности на месте ссылки; в интересах самих поднадзорных, находящихся в тяжёлом положении. Они являются чужими для той среды, в которой приходиться начинать новую жизнь, искать новую работу. «В эту трудную минуту должна явиться к нему на помощь государственная власть в лице надзирающих за ними органов».
Таким образом, Северный Кавказ как один из регионов ссылки неблагонадёжных элементов, являлся неспокойным в политическом отношении регионом. Необходим был строгий постоянный контроль над ссыльнопоселенцами, возмущёнными действиями правительства. Они могли учинить побеги или с помощью возмутительных речей привлечь массы к неповиновению властям. Местные власти не без оснований опасались, что в самой губернии найдутся люди, сочувствующие и помогающие повстанцам.
Частично данный факт нашёл применение в связях отдельных представителей польской ссылки с декабристами и горцами.
Основными элементами надзора являлись ограничение права выбора места жительства, передвижения, занятости. В первую очередь у поляков отбирались документы об их «звании» и вид на жительство. Взамен выдавали свидетельство на проживание в указанной местности - селе или городе.
Подобными мерами правительство и непосредственно полиция усиливали контроль над жизнью и деятельность польских ссыльных, имели возможность надлежащего наблюдения за лицами этой группы.
Наиболее важным условием надзора является ограничение перемены места жительства. Постоянное передвижение таких лиц из одного места в другое могло создать опасную форму бродяжничества.
Тем не менее, у поляков была возможность отлучаться по мере надобности с разрешения властей. При рассмотрении просьбы учитывалось поведение ссыльного и причины, побудившие его к отъезду. Просьбы об отлучении в пределах уезда рассматривались местным начальником полиции, по губернии - местным губернатором, в другие губернии - министром внутренних дел. Согласно «Билету», выданному рядовому А.Карасю для выезда в отпуск на родину «дозволяется проживать в г. Ставрополе, т.к. он выслужил узаконенные лета, для увольнения его в отставку, без ведома же полиции Карась не должен отлучаться из г.Ставрополя». Получив разрешение, уроженцам Царства Польского выдавалось проходное свидетельство и маршрут движения. Отклонение, от которого могло повлечь за собой строгое наказание.
Вмешательство в частную жизнь ссыльных - один из пунктов ограничений. Одним из элементов надзора является обязательная явка в определённые сроки поднадзорного в полицию, возможны частые посещения агентами полиции их места жительства. Местная полицейская власть, имея повод, могла в любое время войти в квартиру, устроить обыск.
Самодержавие крайне опасалось неконтролируемых контактов, находящихся в ссылке лиц с соотечественниками, посредством писем, которые могли по пути домой брать освобождённые. Были введены жёсткие меры в области частной переписки.
Все письма и депеши, получаемые на имя поднадзорного, препровождались почтовым и телеграфным ведомством на просмотр в губернских городах - местному начальнику жандармского управления, в уездных - местному земскому исправнику. В случае наличия предосудительного содержания, письма задерживали. Если же ничего агитационного не находили, то передавали получателю.
Поднадзорный всю предполагаемую им к отправке корреспонденцию представлял на просмотр тем же лицам. Местным почтовым или телеграфным учреждениям сообщались списки поднадзорных, которым воспрещено непосредственное получение и отправление корреспонденции.
В период нахождения ссыльных под полицейским надзором полякам запрещалось заниматься некоторыми видами деятельности: заниматься педагогической практикой; принимать к себе учеников для обучения их искусствам, ремёслам; читать публичные лекции; участвовать в публичных заседаниях учёных обществ; участвовать в публичных сценических представлениях и другая всякого рола публичная деятельность; содержать типографии, литографии, фотографии, библиотеки для чтения и служить при них в качестве кого-нибудь при них; вести врачебную, акушерскую и фармацевтическую практику; торговать книгами и всеми принадлежностями и произведениями тиснения; содержать трактирные и питейные заведения или непосредственно торговать питиями.
Определив именно эти виды деятельности, самодержавие опасалось распространения возмутительных идей со стороны поляков на местное и без того неспокойное общество.
Всеми остальными занятиями, дозволенными законом, позволялось заниматься поднадзорным. Ссыльные также могли состоять и на государственной или общественной службе. Местный губернатор вправе был запретить тот или иной вид занятия, если оно служит средством осуществления предосудительных замыслов поднадзорного или по местным условиям представляется опасным для общественного порядка и спокойствия. О всяком воспрещении необходимо было донести до сведения министра внутренних дел, от которого зависит отменить или признать воспрещение. В указе «Его Императорского Величества, Самодержца Всероссийского» от 8 ноября 1832 года отмечается, что «по случаю участия поляков в мятеже они не могут быть допускаемы впредь ни к каким должностям без особого рассмотрения Главного местного Начальства губернии».
Однако и необходимость, и заинтересованность адаптации политических ссыльных к новой для них социальной среде часто вступала в противоречие с целями ссылки, целями полицейского надзора. Полякам, которым удавалось найти «воспрещённую» работу, как правило, получал разрешение ею заниматься. При этом в полной мере, надзор за ними не осуществлялся. Примером могут послужить события из личной жизни знаменитого кавказского исследователя И.В. Бентковского. Вскоре после прибытия на Кавказ «бывший мятежник» давал частные уроки детям ставропольских жителей, зарабатывая, таким образом, достаточно средств для своего существования.
За исключением некоторых специфических черт северокавказского региона, правительство проводило одинаково взвешенную государственную политику по отношению к польским переселенцам вне зависимости от того, в каком регионе России они находились.
Большинство поляков, пополнявших постепенно ряды политических ссыльных Сибири, находило место во всех областях жизни, легко приспосабливаясь к новой обстановке, а иногда и к совершенно новой профессии. Ссыльные не имели права давать уроки, вести знакомство с учителями и учениками всех видов учебных заведений, не могли заниматься журналистской деятельностью. Но потребность региона в интеллектуальных силах была настолько велика, а возможность политического влияния на местное население настолько маловероятна, что начальство уступало требованиям жизни. Ссыльные поляки выступали корреспондентами многих сибирских газет.
При одобрительном, безукоризненном поведении и образе жизни, по представлению местного губернатора, министр внутренних дел мог уменьшить назначенный срок или освободить поляков от некоторых ограничений. Получив распоряжения об освобождении лица от учреждённого над ним надзора или по истечении срока надзора, местная полиция помогала им с получением паспортов и некоторым предоставлялась возможность выехать на исконную родину.
Таким образом, правовой основой для эффективного использования миграционной политики российского правительства в отношении польских переселенцев, находящихся на территории России, стали законодательные акты, принятые в середине XIX века. Царское правительство в силу политических и экономических соображений стремилось максимально регулировать все стороны жизнедеятельности мигрантов, в зависимости от требований времени. При этом, каких-либо различий между польскими переселенцами и мигрантами иных национальностей правительство не делало, подводя закон под одни рамки.
В столь сложной сфере государственного управления, какой является управление миграционными процессами, неправильное функционирование административно-правовых органов могло привести к возникновению системных сбоев. На практике это означало бы возникновение неконтролируемой ситуации в регионе. Именно поэтому государство уделяло большое внимание рассматриваемому аспекту проблемы. Государственное управление в связи с этим можно определить как властноволевое воздействие на участников общественных отношений на Северном Кавказе в XIX веке.
Автор: Цифанова И.В.