Понятие и характерные черты советской правовой системы (статья)
В переводе с греческого sistema - целое, составленное из частей, однако для признания исследуемого явления системой критерий деления оного на составные части далеко недостаточен. Сущность системы хоть и предполагает наличие составных частей, тем не менее, таковым отнюдь не исчерпывается. Система - не простая совокупность элементов, а элементов структурно организованных, объединённых на основе присутствия логической связи, обладающей следующими специфическими чертами.
Во-первых, она, как правило, носит характер иерархии, что, в свою очередь, предполагает наличие нескольких уровней взаимоподчинения элементов системы. Вышестоящие элементы системы превалируют над нижестоящими, проводят «общую идею» системы и в её рамках определяют принципы функционирования подчинённых элементов.
Во-вторых, посредством логической связи связываются структурные компоненты системы, которые должны представлять собой вереницу силлогизмов, каждый из которых логически вытекает из предыдущего, вследствие чего исключение любого из них ведёт к разрыву логической цепи, а значит потери стабильности и сбою в функционировании всей системы.
В-третьих, логическая связь пронизывает все без исключения элементы системы от минимально нижестоящего элемента до максимально вышестоящего. Отсюда следует, что, несмотря на иерархию (совсем необязательно жёсткую), каждый элемент системы, независимо от места нахождения его на уровнях подчинения, обладает одинаковой степенью важности для успешного функционирования всей системы.
В-четвёртых, каждый элемент системы решает определённую задачу, исполнение которой осуществимо им и только им. Причём всё многообразие задач элементов системы решается в рамках функционирования всей системы во имя достижения цели, ради которой рассматриваемая система и создана.
По мнению Ю.В. Ивлева, «определение - это логическая операция, заключающаяся в придании точного смысла языковому выражению, который позволяет, когда это требуется, указать или уточнить значение этого выражения». Следовательно, дать определение исследуемой категории - это, значит, показать, осознает ли сам исследователь, что он изучает. На наш взгляд, уместно предложить следующее определение понятия «система».
Система - это функционирующий во имя достижения установленной цели самодостаточный, логически завершённый комплекс объединённых на основе какой-либо закономерности и расположенных в порядке иерархии элементов, взаимодействующих по определённой схеме между собой и внесистемными факторами.
На наш взгляд, трудно найти более соответствующее предложенному определению системы явление, чем правовая система. Очевидно, что правовая система обладает сложной структурой. Её элементы - правовые средства - располагают всеми качествами, характерными для структурного элемента системы. Каждое из них оказывает правовое воздействие на общественные отношения присущим исключительно ему способом, взаимодействуя при этом не только с другими элементами правовой системы, но и с целым рядом внесистемных (политических, исторических, экономических, социальных и др.) факторов, корректирующих его функционирование. Самодостаточность правовой системы прослеживается в аспекте вполне самостоятельного значения всей системы в целом и каждого её элемента в отдельности для урегулирования всей совокупности существующих общественных отношений. Сбой в функционировании одного из них ведёт к снижению эффективности функционирования всей правовой системы. Ведя речь об иерархичности правовой системы, мы имеем в виду наличие в её структуре элементов, определяющих строение, изменение, развитие и функционирование других.
Самостоятельное операционное значение в отечественной юридической науке категория «правовая система» приобрела в начале 80-х годов XX века в ходе дискуссии о правопонимании, выявившей потребность в интегрированном, многоаспектном подходе к праву. Отвечая на вопрос, каким же понятием можно охватить совокупность всех известных правовых явлений, способным сохранить чёткость, «неразмытость» научной категории, выражающей главное в правовой действительности - институционное социально-классовое нормативное образование, то есть объективное право, С.С. Алексеев писал, что им может служить понятие правовой системы. По мнению Н.И. Матузова, «те, кто стремится расширить понятие права и включить в него, помимо норм, ряд других элементов, получили, наконец, категорию, которая может отразить всё это. Стремление некоторых авторов к более широкому пониманию права само по себе понятно, но для этого надо ввести новую категорию и пользоваться ею в указанных целях. Такой категорией вполне может быть «правовая система». С точки зрения Л.Б. Тиуновой, «в юридической науке сложилась ситуация, когда аналитические разработки в праве перешагнули через имеющиеся понятия. Поскольку же наличный аналитический материал уже не укладывается в существующие понятия, потребность синтеза неизбежно влечёт введение нового понятия, более адекватно обобщающего данные анализа. Решению такой задачи сегодня как раз и способствует идея правовой системы».
Важно подчеркнуть, что категорию «правовая система» недопустимо отождествлять с категорией «система права», представляющей собой внутреннее строение права как нормативного образования. Как справедливо заметил французский правовед и социолог Жан Карбонье, «если бы выражение «правовая система» было лишь простым синонимом «объективного права» или «позитивного права», то его значение было бы сомнительным». Таким образом, нельзя, как представляется, согласиться с Д.А. Керимовым, определяющим правовую систему как «объективно обусловленное внутреннее объединение в единое целое правовых норм и их отраслей», Л.С. Явичем, характеризующим правовую систему «в качестве структурированной совокупности отдельных правовых норм, включающих относительно самостоятельные образования (институты, отрасли, группы отраслей), складывающейся исторически соответственно структуре общественных отношений» и с Н.И. Козюбра, утверждающим, что понятие «правовая система» совпадает с понятием «система права». Также весьма спорным представляется мнение, согласно которому правовая система оценивалась как «правовая беспробельность» (полнота регулирования) и внутренняя согласованность на всех уровнях права. Представляется, что в этом аспекте необходимо вести речь не о правовой системе, а о свойствах права - его системности и логичности.
Важность многоаспектного подхода к пониманию права, в том числе и с использованием категории «правовая система» подчёркивали многие советские правоведы. Так М.И. Байтин справедливо утверждал, что речь идёт не о широком понимании права и не о конкретном конгломерате нормативного и широкого понимания права, а о качественно новом подходе, учитывающем наиболее рациональное как в нормативном, так и в широком понимании права. Он позволяет, с одной стороны, не смешивать право с другими правовыми явлениями, охватываемыми, наряду с ним, понятием «правовая система», чётко вычленять своеобразие, особенности каждого её элемента. С другой стороны, такой подход предполагает раскрытие образования, развития и действия права, всех его сторон и проявлений, а также взаимодействие с правовой системой в целом и с составляющими её компонентами в отдельности, то есть выяснение роли и места права в правовой системе.
Определений правовой системы в советской юридической науке немало. Одну из наиболее узких трактовок исследуемого понятия предложил Ю.А. Тихомиров. Согласно его мнению, правовая система - это «структурно-интегрированный способ целостного юридического воздействия на общественные отношения. Элементы правовой системы - 1) цели и принципы правового регулирования; 2) основные разновидности правовых актов и их объединения; 3) системообразующие связи, обеспечивающие взаимодействие всех элементов и целостность системы». Таким образом, исследуемым явлением охватываются лишь основные источники права и некоторые элементы государственной идеологии. Подобное суждение, на наш взгляд, весьма схематично, неполно, кроме того, сомнительна и правильность выделения в качестве самостоятельного элемента правовой системы системообразующей связи.
Наиболее же общее определение дано в специально посвященной этой проблеме монографии «Правовая система социализма». По мнению авторского коллектива, советская правовая система охватывает целый комплекс правовых явлений. В статике - это совокупность правовых норм, принципов, институтов, отраслей (нормативный момент), совокупность правовых взглядов, идей, представлений (идеологический момент), совокупность правовых учреждений (организационный момент). В динамике - те процессы, которые придают праву подвижность (правотворчество, реализация права, возникновение, изменение, прекращение правоотношений, правовое мышление и т.д.). В такой трактовке понятие «правовая система» близко к предложенному Ж. Карбонье. По его мнению, к понятию «правовая система» прибегают для того, «чтобы охватить весь комплекс юридических явлений. Все юридические явления данного общества, существующие в одно и то же время на одном и том же пространстве, взаимосвязаны отношениями общности, которая и объединяет их в систему».
Отчасти справедливым следует признать определение понятия «советская правовая система», предложенное Н.И. Матузовым: «правовую систему можно определить как совокупность внутренне согласованных, взаимосвязанных, социально однородных юридических средств, с помощью которых государство оказывает необходимое нормативное воздействие на общественные отношения (закрепление, регулирование, охрана, защита)». Однако, развивая свою мысль, Н.И. Матузов заключает, что «с теоретических позиций правовая система - сложное, многоплановое собирательное понятие, отражающее всю совокупность юридических явлений, существующих в обществе, весь арсенал правовых средств, находящихся в его распоряжении». На наш взгляд, предлагаемая профессором Матузовым интерпретация изучаемого явления гораздо шире предложенного им же определения, сюда необходимо включить компоненты, способные выступать не только в качестве регуляторов общественных отношений, но и остальные инструменты правового воздействия, характеризующие уровень правового развития государства (государственная идеология, правовая культура и правосознание общества, юридическая наука и др.).
Принимая во внимание всё вышеизложенное, представляется возможным дать следующее определение правовой системы.
Правовая система - это система взаимосвязанных, согласованных, взаимодействующих между собой и с внешними внесистемными факторами правовых средств, воздействующих на общественные отношения, а также характеризующих уровень правового развития государства.
Вопрос о спектре правовых явлений, охватываемых рамками правовой системы, в советской и современной юридической науке крайне дискуссионен. При этом приходится констатировать, что тезис о тождественности системы права и правовой системы, выдвигаемый в конце 70-х годов некоторыми советскими правоведами (Д.А. Керимов, Л.С. Явич, Н.И. Козюбра и др.), к середине 80-х годов утратил свою актуальность. Закономерным следствием развития научной концепции правовой системы как сверхширокого, многопланового, собирательного понятия, включающего обширнейший комплекс правовых явлений, явилось возникновение дискуссии о критериях отграничения элементов правовой системы от всей остальной совокупности правовых явлений объективной юридической реальности. Данная дискуссия продолжается и на страницах современной юридической литературы.
Так, по мнению В.К. Бабаева, правовая система - комплексное образование, включающее всё то, что имеет правовую (юридическую) окраску. Данное утверждение, на наш взгляд, нуждается в пояснении. Так как если, например, предположить, что правовая (юридическая) окраска - это определённая относимость, прикосновенность явления к праву (юриспруденции), то, следовательно, необходимо в правовую систему включить и правонарушения, так как правонарушения противоречат праву, влекут юридическую ответственность, а значит, они касаются права и, соответственно, могут иметь «правовую (юридическую) окраску».
Другие правоведы предлагают включать в правовую систему различные по объёму комплексы правовых явлений. Некоторые из них, например В.Н. Синюков, имеют гиперболизированное, на наш взгляд, представление о структуре правовой системы, включая в неё всю совокупность правовых явлений, всю правовую действительность. Как справедливо отмечает И.В. Петелина, «широкий подход к правовой системе должен иметь свои пределы», и обоснованно, полагаем, высказывается против включения в правовую систему элементов, которые по своей природе не являются правовыми, таких, например, как государственные политические органы, учреждения, институты.
Некоторые же другие современные точки зрения, на наш взгляд, страдают излишне узким подходом к исследованию структуры правовой системы. К таковым необходимо относить, например, мнение Д.Р. Шафеева, утверждающего, что «правовая система объективно представляет собой синтез систем права и законодательства, в котором они соотносятся как форма и содержание одного и того же явления». На наш взгляд, очевидно, что понятием правовая система охватывается гораздо большая совокупность правовых явлений, нежели исключительно право и законодательство. В этом же аспекте нельзя согласиться с Н.В. Разуваевым, считающим, что «правовые нормы в своей совокупности и образуют систему, именуемую далее правовой системой (или, что то же самое, нормативной системой права)».
На наш взгляд, критерием отграничения элементов правовой системы от остальной совокупности правовых явлений является способность элементов правовой системы выступать в качестве правовых средств. По верному замечанию М.И. Байтина, «любое правовое средство всегда правовое явление, но не всякое юридическое явление есть правовое средство». В этом аспекте совершенно справедливым представляется, суждение А.В. Малько, что «элементами правовой системы выступают только те юридические средства, которые необходимы для процесса правового регулирования, для целенаправленного воздействия на сознание и поведение субъектов». Поэтому выявлению правовых средств среди всей совокупности правовых явлений в объективной правовой реальности, на наш взгляд, может способствовать критерий, отвечающий требованиям функционального предназначения и социальной роли правовой системы в государстве и обществе.
Под функциями правовой системы Ю.Н. Старилов предлагает понимать «обусловленные её сущностными свойствами социальное назначение и основные направления воздействия данной системы на окружающую её социальную среду, общественные отношения и поведение людей». Значение функционального аппарата правовой системы для исследования её структуры трудно переоценить - по совершенно справедливому замечанию Т.Н. Радько и В.А. Толстика, социальное назначение правовой системы формируется, складывается из потребностей общественного развития, оно есть «продолжение» этих потребностей, выраженное в виде объективного права.
В этом аспекте, безусловно, в первую очередь заслуживает внимания точка зрения В.П. Реутова, который справедливо считает, что среди структурообразующих факторов, определяющих структуру явлений в правовой сфере, ведущая, определяющая роль принадлежит именно характеру, содержанию и механизму реализации функций. Структурообразующий характер имеют, прежде всего, функции, выполняемые тем или иным явлением по отношению к определённому целому. Именно они определяют в первую очередь структуру явления. Применительно к правовой системе данные идеи В.П. Реутов воплотил в диссертации в виде научного доклада на соискание учёной степени доктора юридических наук в следующей интерпретации: «Рабочую гипотезу исследования в самом общем виде можно сформулировать следующим образом: функции правовой системы определяются её целями и задачами, обуславливая, в свою очередь, структуру правовой системы, влияние на которую других факторов (исторических, генетических, психологических и др.) носит вторичный характер. Автор исходил из необходимости выявления общих закономерностей соотношения функций и структур на правовом материале. Такая попытка предпринята впервые применительно к правовой системе в целом, хотя отдельные аспекты исследовались и ранее».
Единого подхода к определению конгломерата функций правовой системы среди отечественных правоведов нет. Однако анализ функционального назначения общепризнанных в юридической науке элементов правовой системы позволяет, на наш взгляд, сделать обобщающий вывод, что основное социальное назначение правовой системы государства - оказание в различных формах и различными способами правового воздействия на общественные отношения. Таким образом, логично предположить, что элементами правовой системы являются не все без исключения правовые явления, а лишь правовые средства - юридические явления, исполняющие роль источников правового воздействия на общественные отношения, эффективность которого характеризует уровень правового развития государства и общества.
В вопросе определения правовых средств, элементов правовой системы, представляется возможным полностью согласиться с С.С. Алексеевым, считающим таковыми «объективированные, субстанциональные правовые явления, обладающие фиксированными свойствами, которые позволяют реализовывать потенциал права, его силу, играя роль инструментов юридического воздействия на общественные отношения», а также с А.В. Малько, определяющим правовые средства в качестве «правовых явлений, выражающихся в инструментах и деяниях, с помощью которых удовлетворяются интересы субъектов права, обеспечивается достижение социально полезных целей».
Ю.Б. Батурина в этом же контексте трактует понятие «правовое средство», считая таковым «деятельностно-институциональное образование, показывающее функционально-динамическую сторону права и правовой системы в целом. Деятельностным правовое средство делает его инструментальная природа, так как оно - всегда определённый инструмент, которым пользуются субъекты для осуществления юридической деятельности». В.А. Сапун предлагает под правовыми средствами понимать такие институционные образования правовой действительности (правовые явления), которые в своём реальном функционировании, использовании в процессе специальной правовой деятельности приводят к достижению определённого результата в решении социально-экономических, политических, нравственных и иных задач и проблем, стоящих перед обществом и государством на современном этапе.
Таким образом, правовая система - это система правовых явлений, оказывающих правовое воздействие на общественные отношения. Причём эпитет «правовое», соответственно, предполагает касательство к праву и воле законодателя как к сущности права, тем самым исключая из правовой системы другие социальные нормы, не правовые регуляторы общественных отношений. Ведя речь о правовой системе как о системе правовых средств, на наш взгляд, важно отметить тот факт, что это именно система, а не случайная совокупность правовых средств, и, следовательно, исследуемое явление характеризуется признаком системности, то есть наличием иерархии, взаимообусловленности, взаимозависимости, а также взаимодействием по определённой схеме правовых средств между собой и внешними внесистемными факторами.
По верному замечанию американского правоведа Лоренса Фридмэна, «именно структура правовой системы - её скелет или каркас - является длительно существующей частью, придаёт форму и определённость целому». В качестве «скелета или каркаса» правовой системы Советского государства, её основных, важнейших элементов, которые в процессе естественно-исторической эволюции претерпели наиболее значимые изменения, в настоящем исследовании предлагается рассматривать следующие правовые средства:
1. советское право и законодательство;
2. господствующую социалистическую государственную идеологию;
3. систему принципов советского права;
4. советскую юридическую науку;
5. правовую культуру и правосознание советских граждан;
6. систему методов правового воздействия; и др.
На наш взгляд, реформирование отмеченных правовых средств обусловило наиболее значимые изменения советской правовой системы. Однако, несмотря на это, предложенный перечень важнейших элементов правовой системы Советского государства, безусловно, не является исчерпывающим. Тем не менее, очевидно, что советская правовая система охватывала значительный комплекс юридических явлений, составляющий немалую часть правовой действительности советского общества.
Советская правовая система возникла в России в результате Октябрьской революции 1917 года. Наше государство было первым и на то время единственным государством, право которого базировалось на социалистических идеях о праве и государстве, в соответствии с которыми социалистическое право закономерно приходит на смену капиталистическому буржуазному праву и является его полным и безоговорочным отрицанием, а посему всё связанное с буржуазным правом подлежит уничтожению.
Октябрь 1917 года ознаменовался широковещательными юридическими документами - декретами; великое множество декретов и иных нормативных правовых актов издано и в последующие годы - появилась целая серия сменяющих друг друга конституций (1918, 1924, 1936 годов). Но революционные декреты служили, по прямому признанию В.И. Ленина, прежде всего «пропаганде», а главное: и они, и весь гигантский массив нормативных правовых актов, и деятельность правоприменительных органов строились в соответствии с духом «революционного правосознания», юридически оформляли внесудебные и судебные репрессии, расправу с неугодными, инакомыслящими «контрреволюционерами» и оппозицией.
С учётом этого, представляется возможным отметить следующий ряд характеристик советской правовой системы.
Во-первых, в ней отрицалась преемственность с предшествующими принципами права и, прежде всего, с дореволюционным русским «царским» правом. А потому ставилась задача «совершенно уничтожить, смести до основания весь старый суд и его аппарат». Первые декреты советской власти показали, что ВКП(б) и возглавляемый ею пролетариат намерены создать своё, принципиально новое право. По этой причине наряду с действительно устаревшими правовыми институтами-реликтами были отброшены и многие позитивные, с точки зрения современной юридической науки, институты, процедуры, структуры, например: институт судебных следователей, система мировых судов, хорошо продуманная и эффективно работающая структура уголовного сыска и др.
Показательно в этом отношении высказывание послереволюционного правоведа М.А. Рейснера: «Меньше всего желательно, чтобы вся Россия была закована в одни и те же судебные формы. Источник всей власти у нас внизу - в народных массах, и меньше всего мы можем стеснять или тормозить развитие в судах народного права». Конечно, некоторые дореволюционные юридические средства были восприняты советской властью, но такая мера считалась лишь временной и вынужденной.
Во-вторых, советская правовая система носила ярко выраженный классовый характер. Представители свергнутого класса буржуазии не могли быть назначены или избраны на руководящие должности в государственном аппарате. Законодательно закреплялось преимущество рабочего класса перед крестьянством, что иллюстрируется также примерами из советского избирательного права. В частности, Конституция РСФСР 1918 года норму представительства на Всероссийском съезде Советов устанавливала из расчёта один депутат на 25 ООО городских жителей и один депутат на 125 ООО сельских жителей.
Сельские, волостные, уездные советские органы, по словам В.И. Ленина, «объединяли крестьянство вообще. Классовое деление внутри крестьянства ещё не назрело, ещё не вышло наружу». Следовательно, в Советы могли проникнуть и действительно проникали «эксплуататорские элементы», прежде всего «кулаки». Дабы пресечь эту тенденцию, в статье 65 Конституции РСФСР 1918 года приводился перечень лиц, не имевших права избирать и быть избранными. Среди них значились лица, пользовавшиеся наёмным трудом с целью извлечения прибыли, жившие на нетрудовой доход в виде процентов с капитала, доходов с предприятий, поступлений с имущества, частные торговцы, торговые и коммерческие посредники, монахи и церковнослужители, бывшие служащие полиции и жандармерии. Принцип «отстранения эксплуататоров от власти», также закреплённый в статье 7 Конституции РСФСР 1918 года, последовательно проводился в жизнь. Это обеспечивалось путём лишения «эксплуататоров» субъективных прав. Статья 23 Конституции РСФСР 1918 года гласила: «Руководствуясь интересами рабочего класса в целом, РСФСР лишает отдельных лиц и отдельные группы прав, которые используются ими в ущерб социалистической революции».
Но не только избирательная система гарантировала отстранение «эксплуататоров» от власти. В ст. 3 Конституции РСФСР 1918 года говорилось: «В интересах обеспечения всей полноты власти за трудящимися массами и устранения всякой возможности восстановления власти эксплуататоров декретируется вооружение трудящихся... и полное разоружение имущих классов». Для борьбы с классовыми противниками был введён институт аналогии в Уголовный кодекс РСФСР 1922 года, ибо принцип «нет преступления без указания на то в законе» мешал отправлению «революционного правосудия».
Представления о классовом характере права нашли своё отражение в общем определении права, данном в официальном акте НКЮ РСФСР «Руководящие начала по уголовному праву РСФСР» (принят в декабре 1919 года): право - это система (или порядок) общественных отношений, соответствующая интересам господствующего класса и охраняемая организованной силой его (то есть этого класса). Авторство данной дефиниции принадлежит видному послереволюционному правоведу П.И. Стучке. Сходное, по сути, определение права предлагает и Н.В. Крыленко: «Право - выражение в законах и правовых обычаях общественных отношений, имеющее своим содержанием регулирование этих отношений в интересах господствующего класса и охраняемое государством».
В-третьих, развитие советской правовой системы определялось не столько объективными потребностями общества, сколько решениями правящей коммунистической партии. На протяжении десятилетий советское право было средством осуществления партийной политики и идеологии, жёсткого регулирования экономики, гасившего всякую хозяйственную инициативу посредством тотального вмешательства во все сферы социальной и даже личной жизни граждан. Органы исполнительной государственной власти подменялись парткомами, месткомами, обкомами КПСС, а должностные лица -комиссарами, замполитами, политруками и другими политработниками.
Для этого времени характерны «уникальные», с точки зрения правовой природы, нормативные правовые акты. Уникальность их заключалась в своеобразном способе принятия, когда в роли законодателя одновременно выступали ЦК ВКП(б) и ВЦИК Советов с превалирующей ролью постановлений правящей партии, выступавшей в этом случае субъектом законодательной инициативы. Подобные совместные постановления диктовались «политической необходимостью» и регулировали наиболее важные вопросы общественно-политической жизни страны.
Концепцию нового революционного, пролетарского права как средства осуществления диктатуры пролетариата активно развивал и внедрял в практику советской юстиции нарком юстиции в 1918-1928 годах Д.И. Курский. Известны такие его высказывания: «Право в условиях диктатуры пролетариата - есть выражение интересов пролетариата. Здесь нет места для норм вроде Habeas Corpus».
В-четвёртых, драматизм советской правовой системы усугублялся атмосферой правового нигилизма, царившего в обществе. При этом его важной особенностью явилось «соседство» с общей дисциплинированностью и законопослушностью граждан. На наш взгляд, феномен правового нигилизма советского общества представляет собой тот случай, когда, как пишет Л.С. Мамут, «недостаточно зрелое правосознание, низкая правовая культура сплошь и рядом оборачиваются законопослушным поведением. Последнее -плод чисто внешнего приятия субъектом господствующих ценностей и нормативов права, результат механического следования предписанием закона. Истоки «законопослушания» - в уходе от самостоятельного осмысления правовой действительности, в равнодушно-безотчётном приспособлении к ней».
Большой вред развитию правовых начал в обществе нанесла марксистско-ленинская теория об отмирании государства и права при социализме, активно пропагандируемая Д.И. Курским, П.И. Стучкой, Н.В. Крыленко, а также М.А. Рейснером, Е.Б. Пашуканисом, Г.А. Гойхбаргом и другими исследователями социалистического права. Да и классики марксизма-ленинизма не скрывали своего отрицательного отношения к праву. К. Маркс и Ф. Энгельс писали: «Что касается права, то мы, наряду со многими другими, подчеркнули оппозицию коммунизма против права как публичного и частного, так и в его наиболее общей форме - в смысле права человека».
Подобные взгляды высказывались также в солидных юридических публикациях. И. Ильинский писал: «Право и законность - лозунги, несколько отдающие стариною в эпоху диктатуры пролетариата». По словам М.А. Рейснера, «если право не «опиум для народа», то, во всяком случае, довольно опасное снадобье, обладающее в горячем состоянии свойствами взрывчатого вещества, а в холодном - всеми признаками крепкого, иногда слишком крепкого клея или замазки».
Также широкое распространение получила идея вытеснения права (как буржуазного явления) планом (как социалистическим средством). П.И. Стучка писал в дни подготовки Гражданского кодекса РСФСР, вступившего в силу 1 января 1923 года: «Наш кодекс должен ясно и открыто показать, что и Гражданский кодекс в целом подчинён социалистической плановости рабочего класса».
Очевидно, что в тех обществах, где правовой нигилизм воспроизводится не только государством в соответствующих масштабах, но и юридической наукой, практически невозможно какое-либо позитивное отношение к праву среди населения, поскольку под правом неверно понимается тот порядок, те предписания, которые устанавливаются законами и ведомственными нормативными правовыми актами. И тогда в обществе складывается широко распространённый среди населения обыденный массовый правовой нигилизм. В первые послереволюционные годы это выражалось в пренебрежении к праву, как к явлению временному, чуждому новому прогрессивному строю, сдерживающему революционную поступь пролетариата.
В-пятых, декреты и иные нормативные правовые акты того времени реально включили в жизнь революционную военно-коммунистическую правовую систему, то есть тот «неправовой» в общеюридическом смысле феномен, который, как представлялось, был обусловлен потребностями революции, а в действительности обосновывал, оправдывал прямые насильственные действия и акции, опирающиеся на «революционное правосудие». «Формы внесудебной расправы советское право знает и от них в период диктатуры рабочего класса не отказывается», «расстрел есть конкретное орудие борьбы и только идиот отказывается от этого орудия», - писал нарком юстиции и видный послереволюционный правовед Н.В. Крыленко.
Подобный настрой легализовал и обосновал насилие и стал предпосылкой, оправдывающей политические репрессии и в то первое послеоктябрьское время, и в особенности в условиях сталинского тоталитаризма, репрессивного строя. Такого рода насильственные действия занимали всё большее место в жизни общества, придав публично-правовой облик всей советской правовой системе. Таким образом, необходимо согласиться с точкой зрения В.Б. Романовской, что «революционные бури 1917 и последующих годов смели правовую систему буржуазной России, покоящуюся на цивилизованных принципах правосудия, которые были выработаны веками развития юридической мысли и восприняты Россией в результате Судебной реформы 1864 года. Была демонтирована вся система правозащиты личности. Правовые принципы гражданского равенства и личной свободы сменили принципы классового неравенства, презумпцию невиновности - презумпция виновности, принцип личной ответственности - объективное вменение, а на смену судебной юстиции пришла внесудебная расправа посредством разного рода революционных трибуналов, троек, особых совещаний и т.п.».
В-шестых, непосредственное включение в ткань революционного права тоталитарных идеологических моментов. В обстановке сталинского режима они вылились в диктат догматов марксистско-ленинской идеологии в формировании, развитии и функционировании всех правовых средств, превратив тем самым правовую систему Советского государства в предельно заидеологизированную, утратившую общепризнанные мировым сообществом правовые ценности.
Заслуживает внимания исследователя и тот факт, что все государственные и правовые институты партийно-тоталитарного государства изображались в качестве самых лучших, передовых, беспрецедентных в истории, таких, которые «служат трудящимся», воплощают «подлинную демократию», «волю народа» и пр. В.И. Ленин так высказался о принятой в 1918 году Конституции РСФСР: «В мире не бывало ещё таких конституций, как наша. В ней записан опыт борьбы и организации пролетарских масс против эксплуататоров и внутри страны, и во всём мире». С принятием сталинской Конституции 1936 года «похвалы» в адрес нововведённых институтов советской правовой системы расцвели особенно пышно.
Но, несмотря на общую негативную правовую картину Советского государства, существовал в советской правовой системе и пласт законодательства, в какой-то мере опиравшийся на национальные правовые традиции и правовую культуру, на прогрессивную юридическую технику. И такого рода факт, в чём-то входивший в противоречие с военно-коммунистическим характером и идеологическим содержанием советской правовой системы, свидетельствовал о наличии в ней потенциально позитивных элементов правовой культуры.
Например, 1 января 1923 года вступил в силу первый Гражданский кодекс РСФСР, следовательно, можно вести речь о создании и развитии гражданского законодательства, хотя оно и в силу огосударствления имущественных правоотношений, и в силу тоталитарной природы советского права (да и в силу - для данного случая - прямых указаний В.И. Ленина) не рассматривалось в качестве частного права.
Хотя гражданскому праву не был придан статус частного права, всё же позитивный правовой фактор в советском обществе уже появился. Он повлиял на развитие других отраслей права, правовой культуры. С конца 30-х годов этот фактор стал предпосылкой для возрождения и развития аналитического правоведения. Правда, в содержании гражданского законодательства с 1930-го и последующих годов появились новые «следы» господства тоталитарной системы, однако в основном именно с ним сопряжены позитивные линии правового прогресса в советской правовой системе.
Нельзя пройти мимо ещё одной потенциально позитивной и, тем не менее, весьма противоречивой, на наш взгляд, черты советской правовой системы. С момента своего возникновения, она в определённой мере была направлена на обеспечение социальной защищённости граждан, трудящихся, пролетариата. Полагаем, с этой направленности получило развитие социальное законодательство, в частности, такие отрасли права как: трудовое право, право социального обеспечения, семейное право и др.
Положительной тенденцией в развитии советской правовой системы и несомненной заслугой советской юридической мысли являются колоссальные успехи в сфере систематизации правовых норм, издание Свода законов СССР, сводов законов союзных республик, в том числе и РСФСР, пятидесятитомного Собрания действующего законодательства СССР.
Также несомненной заслугой советских правореформаторов является критическое осмысление дореволюционной российской правовой системы, следствием которого стал отказ, как от прогрессивных идей о праве и государстве (например, от концепции естественного права, презумпции невиновности, концепции разделения властей, концепции частного права и др.), так и от архаичных правовых институтов-реликтов, связанных, например, с социально-политическим и правовым статусом крестьянской общины, функционированием института присяжных заседателей и многих других.
К сожалению, отмеченные потенциально позитивные элементы в формировании советской правовой системы не получили развития. Ленинская установка «мы ничего частного не признаём», диктат догматов марксизма-ленинизма в правоведении и ещё более логика и практика административно-командной системы перемалывали, казалось, обнадёживающие элементы правовой культуры и прогресса. Господствовало публичное право, марксистско-ленинская классовая правовая доктрина, концепция хозяйственного права, обосновывающая торжество централизованного планового административного управления и внерыночного хозяйствования.
Самое же важное в советской правовой системе не получили выражения признанные международным сообществом фундаментальные общечеловеческие правовые ценности, а конституционные права и свободы подчас понимались как «дарованные» государством, отрицая таким образом прогрессивную концепцию естественного права.
Таким образом, можно сделать вывод, что реализация власти в советском обществе проходила, помимо права, через принцип целесообразности и механизм «диктатуры пролетариата», которая, по сути, являлась диктатурой партийно-государственного аппарата, возглавляемого единоличным вождём. В такой обстановке правовые нормы имели в основном декоративное предназначение и, в сущности, были мнимым, фиктивным правом. Этому способствовали и укоренившийся в России правовой нигилизм, и постепенно расцветающая правовая демагогия. В 30-е и последующие годы правоохранительные органы приобрели в основном карательно-обвинительную, репрессионную ориентацию. Эти органы втягивались в общий стиль административно-командной системы, становились орудиями антигуманной политики правящей партии Советского государства. В той или иной мере это охватило не только следственный и непосредственно карательный аппарат, но и органы прокуратуры, суда, которые попали в зависимое от партийного аппарата положение. Немалые изъяны и пороки были и в правовой культуре, в том, что выражает признание и утверждение во всех сферах жизни общества правовых ценностей, высоких идеалов права и законности.
После осуждения культа личности И.В. Сталина, в «хрущёвскую оттепель», прогрессивные политико-правовые институты и отдельные правовые нормы начали получать в определённой степени реальное значение. Во второй половине 50-х и в 60-е годы прошла общая законодательная реформа, были обновлены основные отрасли законодательства - уголовное, гражданское, процессуальное, трудовое, семейное, земельное. Издавались новые крупные законодательные акты, в частности об охране окружающей среды, охране атмосферного воздуха, животного мира. Наконец, в 1977 году была принята новая брежневская Конституция.
К сожалению, проведённые реформы устранили далеко не все отмеченные выше негативные особенности советской правовой системы, так как законодательные нововведения почти не затронули самого главного - доминирующего положения императивного, административно-командного планового управления, безраздельного господства партаппарата, доминирования монопольной государственной собственности и т.д. В обновлённое законодательство не были введены необходимые положения, которые ставили бы деятельность государственных и партийных ведомств в чёткие законодательные рамки и разграничили бы их полномочия. Не были установлены эффективные юридические механизмы, обеспечивающие реальное воплощение прогрессивных правовых нововведений в советской юридической практике. Отсутствовали правовые процедуры, отражающие не только принцип ответственности гражданина перед государством, но и принцип ответственности государства перед гражданином.
Конституция 1977 года не стала поворотным пунктом в развитии правовой системы. Хотя в ней и был закреплён ряд новых прогрессивных положений (о гласности, о суверенитете союзных республик, о презумпции невиновности и др.), в целом она имела декларативный характер, так как юридических механизмов, обеспечивающих реальное их исполнение практически не создавалось. Правоприменительные государственные органы строили свою деятельность на старых принципах, характерных для административно-командной системы, хотя, на наш взгляд, здесь можно отметить некоторое движение в позитивную сторону - сторону правового прогресса.
1985 год ознаменовал поворот в жизни советского общества. Начались преобразования и в правовой сфере. Правда, до конца августа 1991 года они имели частичный, незавершённый, порой внешний, «косметический» характер. И не только потому, что ещё действовала инерция прошлого, но и главным образом потому, что само обновление общества замкнулось в основном на совершенствовании существующего социалистического режима, построении «социализма с человеческим лицом», а затем на перестройке, не стало ещё радикальным, не затронуло ещё глубин правовой системы, нередко сочеталось с остановками, акциями регрессивного характера.
Наиболее заметные изменения в советском праве и во всей советской правовой системе начались в 1988-1989 годах. Решающее значение здесь имел выбранный лидерами перестройки курс на создание правового государства, который по самой своей логике при необходимых адекватных экономических и политических условиях должен вести к верховенству права в социальной жизни. С объявлением перестройки в СССР правореформаторам приходится преодолевать консерватизм советской правовой системы, которая была сориентирована на командно-административные методы руководства с их запретами и бюрократической регламентацией.
Для правового государства характерно приоритетное законодательное регулирование вследствие реализации принципа прямого действия правового закона. Ас 1938 по 1988 год, по данным Ю.А. Тихомирова, Верховный Совет непосредственно принял около 80 законов и свыше 150 законов, которыми были утверждены указы (иногда одним законом - 4-5 указов). Отсюда следует, что удельный вес законов в регулировании общественных отношений был явно не велик. Сфера административного усмотрения должна быть строго очерчена рамками закона, и тогда формула «на основе и во исполнение закона» будет означать издание актов управления, как для реализации закона, так и в пределах установленной им компетенции. И дело не сводилось к отмене устаревших правительственных и ведомственных актов, они должны были приобрести иной смысл.
В резолюции XIX Всесоюзной конференции КПСС 1988 года «О правовой реформе» была поставлена задача демократизировать законодательный процесс. В годы существования Советского государства он приобрёл во многом ритуальный характер - роль его сводилась к одобрению проектов, подготовленных вне рамок законодательного процесса. При анализе регламентов Верховных Советов виден их сугубо организационно-процедурный «крен», без фиксации институтов, способствующих более содержательной и качественной разработке законов на широкой демократической основе. В республиках проекты республиканских законов не обсуждались вовсе.
Начавшиеся преобразования в правовой сфере связаны в основном с внесёнными в 1988 году изменениями в действовавшую Конституцию, с проведёнными после этого демократизированными выборами в законодательные органы, с вступлением в действие в 1989 году постоянно работающего Верховного Совета СССР, а спустя некоторое время и Верховного Совета РСФСР. Из советского законодательства, прежде всего конституционного, уголовного, административного, процессуального были устранены многие положения, целые институты, которые в той или иной мере не соответствовали общепринятым в мировом сообществе правовым принципам. Шаг за шагом шло высвобождение права из-под идеологического гнёта. Самый же важный блок перемен в советской правовой системе - новые радикальные законы: о собственности, о предпринимательстве, по социальным вопросам и др.
До конца августа 1991 года жизнь общества сковывали реакционная номенклатура и всё ещё могущественный партаппарат. Да и всё общество, все его структуры и подсистемы пребывали в состоянии, когда ещё не было полной готовности к коренным изменениям, и поэтому многие преобразования, выраженные в законах, не воспринимались реально в социальной жизни, отторгались, вызывали негативные последствия (как случилось, например, с законодательством о кооперативах). Эта обстановка в немалой степени сохранилась и после поражения августовского путча 1991 года, формального устранения из политической жизни партаппарата и распада в конце 1991 года союзного государства СССР, когда Россия утвердила себя как полностью самостоятельное государство со своей суверенной правовой системой.
Дело в том, что правовая система оставалась пока огосударствленной, построенной во всех своих подразделениях на началах императивного публичного права, то есть не соответствующей принципам демократического государственного строя. Публичная прогосударственная сущность правовой системы Советского государства опиралась на господствовавшие в обществе экономические и политические институты, на монопольную государственную собственность, сверхширокие полномочия КПСС. В итоге суть проблем, связанных с реформами советской правовой системы в 1985-1991 годах, состоит не в самой по себе их незавершённости, а в том, что такого рода реформы и не могли по-настоящему состояться в действовавшем прогосударственном социалистическом праве, пронизанном публичными началами.
Автор: Надёжин В.И.