09.07.2011 4077

Историко-правовой аспект установления недемократического франкистского режима в Испании (статья)

 

Недемократические формы государства неслучайны, они - закономерный этап в развитии общества. В начале XX века история пришла к необходимости эволюции форм государства в сторону тоталитаризма или авторитаризма в рамках общей мировой эволюции форм государства (по крайней мере, в Европе и Америке) в сторону демократии. Вместе с тем нельзя утверждать, что эта закономерность - неизбежна. Необходимо было наличие определённых объективных условий и конкретных исторических обстоятельств, позволивших выступить на передний план недемократическим лидерам, которые смогли - волей случая или благодаря собственным действиям - захватить власть.

Прежде всего, обратимся к такому феномену, который имеет значение не только для исторической или правовой наук, но даже в большей степени связан с иными областями исследований, однако позволяет, оперируя с данными этих наук, получать более точное представление о рассматриваемых проблемах. Этот феномен можно характеризовать как политическую или правовую культуру, можно как самосознание народа вообще. При рассмотрении конкретной недемократической формы государственности в определённый исторический период обращение к такому, казалось бы, расплывчатому понятию может показаться нецелесообразным, если не иметь в виду, что иные историко-правовые и политологические феномены также обладают значительной долей абстрактности. Здесь нельзя не согласиться с О.Ю.Пленковым, который утверждает, что «абстрактные понятия сами по себе бессодержательны, в пределах каждой политической культуры они наполняются конкретным содержанием, наделяются определённым смыслом, вернее, субстанция политической культуры сама наделяет их смыслом, формирует их в своих границах». «Различные формы государства необходимо связаны с разными типами политической культуры и политическими элитами. Так корни последних - в той или иной форме государства, создающей традиции и позиции, которые не могут быть мгновенно изменены. Действительно, такие традиции и позиции могут подвергаться изменениям в течение долгого времени и если целью является направление к переменам, - то с трудностями». Кроются ли здесь недемократические тенденции? Кажется, что, ответив положительно на этот вопрос, можно заранее «обвинить» некоторые народы в «склонности» к диктатуре. В действительности можно лишь выделить некоторые особенные конкретные локальные характеристики, свойственные в большей или меньшей степени населению той или иной страны, которые, при наличии определённых исторических обстоятельств и проявлении определённого внутреннего или внешнего субъекта, способного направить волевые усилия на достижение нужного результата, могут повлиять на установления такого режима.

Так для Испании, с этой точки зрения, наиболее характерной является «древняя органическая и корпоративная традиция (органицизм), оформившаяся в теорию христианского общества у испанских мыслителей XXI в. на базе римских законов, католической мысли (Блаженный Августин, Фома Аквинский и др.), традиционных законодательных предписаний (фуэрос и т.д.) и своеобразно возрожденных в концепции «органической демократии» при франкистском режиме». Эта идея не является некоей абстракцией, как то может показаться с первого взгляда. Прежде всего необходимо отметить, что эта традиция в действительности проявлялась в жизни Испании на протяжении всей её истории, влияла на многие события, определяла особенности бытия данного народа. Сейчас она может служить для объяснения многих исторических событий, являясь при этом важной частью такого феномена, описанного, в частности, великим испанским философом Мигелем де Унамуно, как «интраистория» (то есть внутренняя история народа, его глубинная традиция, то, что определяет собственно историю, которую по отношению к первой можно назвать «внешней» историей, включающей в себя, например, войны, революции и т.п.). Прежде всего, эта традиция есть «нерасчлененное единство индивида, общества, государства на земле и нерасторжимая их связь с небесной иерархией», но она, что очевидно, не является специфически иберийским феноменом. Действительно, при ближайшем рассмотрении оказывается, что вся средневековая Европа, а также другие традиционные цивилизации в своей основе имели (и некоторые имеют до сих пор) такую же или подобную концепцию. Но если говорить о Европе (и, тем более, о Европе Западной), то сразу же бросается в глаза разрыв с этой традицией, начавшийся во времена Возрождения. Новое время характеризуется практически полным отходом от подобной концепции миропонимания. Либерально-демократическая традиция, распространившаяся по Европе с помощью буржуазных революций, а также прокатившейся волной революций религиозных, проходивших в рамках Реформации, установила новую концепцию мировоззрения и политической и правовой культуры народов. В соответствии с этой новой традицией строилась современная демократическая цивилизация, отрицающая существование нерасторжимых связей между людьми и их жесткую вписанность в социальные рамки, навязанные извне. Основой этой цивилизации становится индивидуализм и обожествление новых ценностей -индивидуальных прав и свобод гражданина. Прежние ценности, обусловливающие закрепощение личности, хотя и дававшие основу для стабильного существования, в последующем, особенно в XX веке, становятся базой для различного рода диктаторских режимов, в том числе, для авторитаризма. Не зря, приходя к власти, лидеры, принадлежащие к недемократически настроенной элите, зачастую делают упор в своей идеологии на защиту именно традиционных ценностей. Испания в силу различных причин смогла сохранить в почти неизменённом виде первоначальную традицию. Решающую роль в этом сыграла католическая церковь, которая продолжает оказывать огромнейшее влияние даже на сегодняшнюю модернизированную и во многом американизированную страну. С другой стороны, нынешнее влияние католической церкви уже совсем другое. Теперь, она выступает в качестве лидера демократизации. Внутренняя, национальная церковь не может, да и вряд ли хочет противостоять своему суверену - Римской католической церкви.

Однако, по мнению некоторых современных авторов, католическая церковь в настоящее время является носительницей общедемократических (протестантских) ценностей, то есть, по сути, разделение между католицизмом и протестантизмом исчерпало себя, именно поэтому усилилась конфронтация между объединённой Западной церковью и Православной. Но в Испании до недавнего времени Католическая церковь всё-таки являлась носительницей традиционных ценностей, что явилось одной из причин появления и столь длительного существования здесь такой формы авторитаризма как франкизм (сегодня испанскую церковь вполне можно было бы охарактеризовать как традиционную по форме и модернизированную по содержанию). Католическая религия всегда являлась для Испании основным средством консолидации и консервации власти, важнейшим традиционным элементом структуры общества.

Для того чтобы понять это, необходимо вспомнить о периоде становления Испании как единого централизованного государства. Реконкиста (отвоевание своих земель у мавров) проходила под знаменем христианской католической религии. Для того чтобы вновь объединить страну, находящуюся в состоянии раздробленности, да ещё под гнётом мусульманских завоевателей, под юрисдикцией единой сильной королевской власти, нужно было найти прямое противопоставление испанцев и мавров. Думается, сильное централизованное государство не всех местных властителей могло привлечь в качестве объединяющей идеи. Изначально государство собиралось как объединение нескольких королевств, скорее, как конфедерация, и даже само название представляло собой существительное во множественном числе - «Испании» («Las Espafias»). Если судить по литературно-историческим источникам, например, по эпической поэме «Песнь о Сиде», можно выяснить, что Реконкиста с самого начала не ставила перед собой цели объединения государства под единой королевской властью. Рыцарям, отвоевавшим отдельные провинции, давалось право присоединить их к своим владениям. Объединяющей идеей стала религия - католицизм. Ставка была сделана верная: именно католическая церковь оказалась способной сплотить разные национальности Пиренейского полуострова в единую испанскую нацию, стать верной опорой и поддержкой монархической власти, носительницей Традиции. Более того во время революции и последовавшей за ней гражданской войны в Испании Церковь именно в роли хранительницы традиций народа выступила на стороне франкистского мятежа, то есть в данном случае этот поступок предопределил победу франкистов. Такая ситуация была характерна не только для Испании.

Своеобразие народной религии как важнейшей составной части общей, а также политической и правовой культуры является одним из детерминирующих факторов при установлении недемократических форм государственности в XX веке. Особенность указанного феномена состоит в том, что как «интраистория» Мигеля де Унамуно отличается от собственно истории, так и народная форма религии по сути своей отлична от религии официальной, государственной. Этот факт необходимо учитывать при объяснении, например таких необъяснимых явлений как всплеск ненависти к Церкви во время революции, наблюдаемый и в Испании, и в России. Так в России, по словам А.Синявского «выстраивали иконы в ряд у стены и расстреливали из винтовок. Как если бы для этих народных богоборцев-атеистов иконы были живыми людьми». Нужно отметить, что и в испанском народе во время революции 1931г. проявлялось нечто похожее (например, это описывают в своих произведениях такие очевидцы, как Э.Хемингуэй и русская переводчица одного из руководителей партизанского интернационального движения, Е.Паршина).

Именно об этом, но глядя на проблему с другой стороны, говорит А.А.Зиновьев об установлении недемократической большевистской формы государственности в России: «Чем дольше существует общество данного типа, тем труднее изменить его тип с данным человеческим материалом и условиями его бытия. Попытки изменения обычно кончаются распадом данной общности людей или возвратом в прежнее состояние с некоторыми изменениями, учитывающими изменившиеся условия. При всяких нарушениях нормального образа жизни общество стремится восстановить свой тип - «традиционный строй жизни». Точно то же самое можно сказать и об Испании, которая после неудачной попытки привнесения на неподготовленную почву либерально-демократических ценностей (после Революции 1931г.) очень быстро вернулась к более привычной диктатуре. Как отмечал испанский политолог X. Соле Тура, испанское государство «было настолько закрытым, авторитарным, и замкнутым, что люди привыкли видеть в нем нечто весьма отдаленное, недоступное и, прежде всего, нечто совсем чуждое (за исключением некоторых кратких бурных периодов, вроде периода II Республики (1931-1933)». То есть в испанцах, как и в русских, присутствует склонность к послушанию, приверженность стереотипам, традициям, социальная апатия, патерналистское сознание, выразившееся в таком явлении, как касикизм, авторитарность, потребность в покровительстве.

Для правовой культуры испанцев (и, возможно, русских) определяющим является также значимый архетип, выражающийся в образе Дон-Кихота (конечно, есть точки зрения, относящие его к религиозной составляющей культуры испанского народа, некоторые крупные учёные в Испании начала XX века, в том числе, Мигель де Унамуно, говорили о «религии кихотизма»). Испанский философ С.Мадарьяга писал об «особенной черте испанцев внутри европейского разнообразия преобладании вертикального компонента воли над горизонтальным, благодаря чему испанец среди всех европейцев - наиболее неутилитарный, наиболее непрактичный, возможно, самый религиозный. Испанский мир - это мир, всегда наполненный людьми чрезмерными, Дон-Кихотами, устремленными вверх, а не вперёд». Это - ключевой момент для понимания испанской мировоззренческой традиции - кихотизма, который станет очень важным для философов «поколения 98-го года». Дон-Кихот - это вертикальный компонент политической и правовой культуры Испании, но ведь всегда существует рядом с первым на протяжении испанской истории и другой, горизонтальный, олицетворяемый Санчо Пансой - элемент прагматизма, разрыва индивидуального и божественного в человеке. Долгое время этот компонент не находил выхода из-за традиционности общества, консерватизма. «Основа общеевропейской традиции имеет два начала: одно, ведущее от мира к Богу, - сотериологическое, направленное на спасение души, и другое, уводящее от Бога в мирскую суету, - эвдемоническое, направленное на поиски земного счастья. Испанцы, как и прочие европейцы, обладали и тем и другим началом европейского наследия, но потустороннее получило у них гипертрофированное развитие в ущерб посюстороннему, земному». Именно поэтому позволить возобладать горизонтальному элементу казалось деградацией для нормального испанца, что и объясняет незавершенность пяти буржуазных революций, на протяжении одного лишь XIX века. «Революция предстает как мотор и двигатель развития лишь с точки зрения западноевропейской либеральной политологии, а для испанца -это заземление его бытия, нечто глубоко противоречащее национальному инстинкту и историческим традициям». В русском характере также присутствует эта черта, недаром образ Дон - Кихота настолько прижился именно в России. И присутствие именно этой черты даёт возможность повторить о нас всё то, что было сказано об испанцах.

Но это - лишь один из возможных подходов к рассмотрению поставленной проблемы: каким образом происходила эволюция формы государства в XX веке к современной демократической через традиционную недемократическую.

Важным научным методом является диалектический подход к рассмотрению поставленной проблемы. Сложность в использовании этого метода при изучении недемократических форм государства и их эволюции заключается в том, что сегодня многие исследователи саму гегелевскую методологию признают тоталитарной. «Тоталитарная идеология и политика находят в замкнутой, самостоятельной и предохраняющей себя по отношению ко всему внешнему системе гегелевской философии подходящий для них идеологический образец.... Для того, кто следует гегелевской логике, не может существовать ничего внешнего по отношению к системе. Но тем самым он принимает и тоталитарную претензию. Если же эта претензия отклоняется или признаётся относительной, то это означает разрыв с системой Гегеля». Основой для соотнесения тоталитарной системы и философской системы Гегеля признаётся «обесценивание всего того, что не принадлежит системе, остаётся внешним по отношению к ней и тем самым не находится под её властью». Действительно, диалектика (гегелевская и марксистская) склонны к абсолютизации своего мировоззрения, но и другие теории зачастую претендуют на подобную всеохватность, однако они рассматриваются в ряду научных теорий. В этом случае можно согласиться с А.А.Зиновьевым, который утверждает, что «диалектика, став ядром марксистской идеологии, скомпрометировала себя в глазах учёных и философов на Западе. При этом были преданы забвению и те ни в чём не повинные логические приёмы, которые так или иначе лежали в основе диалектического метода мышления». Следовательно, речь здесь идёт ни о чём ином как о случайном или нарочитом смешении двух понятий: наука и идеология, которые, конечно, имеют слишком много общих черт, даже вытекают друг из друга, о чём немало пишут сегодня. Эта тенденция отражает «современное состояние отечественной исторической науки, занятой освоением цивилизационного метода познания истории взамен марксистской теории исторического процесса». Между тем, гармоничное сочетание разных методов может дать более полную картину и выявить смысл происходящих событий.

В соответствии с учением о диалектическом материализме, мир предстаёт как сложная материальная система, определяющим свойством которой является способность к бесконечному и прогрессивному развитию. Его направление определяется внутренне присущими данной системе законами. Диалектическое мышление отражает развитие объективного мира, и в нём нет ничего, кроме отражения, в этом смысле оно также объективно. Диалектика потому раскрывает основные закономерности любого процесса природы и общества, таким образом мышление получает инструмент для познания всеобщей связи предметов и явлений, а значит для познания объективного закона, понятие которого - одна из основных категорий диалектики. В системе законов материалистической диалектики основными являются закон единства и борьбы противоположностей, закон перехода количественных изменений в качественные и закон отрицания отрицания.

Рассуждая в рамках диалектической модели, можно сделать следующие построения. Ничто не является вечным, всё находится в непрерывном развитии. При этом всякое развитие - прогрессивно. Основой любого движения является противоречие, обусловливающее единство и борьбу противоположностей (прежде всего - борьбу). В Испании основным противоречием явилось описанное выше противоречие двух начал в традиции. Возьмём его за основное противоречие, поскольку, замена устаревших производственных отношений, тормозящих развитие производительных сил, если следовать марксистской формуле, оказалась бы естественным следствием такой революции. Дальнейшее развитие страны показало, что реальной объективной целью, поставленной революцией, была смена парадигмы общественного развития, осуществление перехода от традиционного общества к современному капиталистическому, своеобразное «воссоединение» с остальной Европой. Следуя логике материалистической диалектики, необходимо выделить и охарактеризовать также ведущую сторону в данном конкретном противоречии, поскольку «без этого нельзя понять, почему борьба противоположностей является источником развития». Ею будет упомянутый «горизонтальный компонент» (архетип, выразившийся в образе Санчо Пансы). Противоречия всегда зарождаются в существующей материальной системе, где появляется некий новый по отношению к системе элемент. С этой точки зрения, характерной для современного (в цивилизационном, понимании) общества, в котором господствует метаидеология евроцентризма, как ее характеризует во многих своих работах С. Г. Кара - Мурза, либерально - демократический элемент будет считаться прогрессивным. Согласно положениям материалистической диалектики, «новое возникает не отдельно от старого, а в недрах старого, в противовес ему. Старое и новое - единство противоположностей. Борьба нового и старого, нарождающегося и отмирающего оказывает влияние на весь процесс развития.... Однако старое никогда не уходит из жизни добровольно, без борьбы. Оно отчаянно борется за своё место в жизни, и эта борьба становится тем более ожесточённой, чем ближе время гибели старого. Противоречия обостряются до крайности, и наступает время их разрешения».

С этой точки зрения, процессы, происходившие в Испании XX века, выглядели следующим образом. Данное противоречие зародилось ещё во времена Реформации, когда поменялось европейское мировоззрение и в Испании началась глухая борьба между старой и новой идеологиями. Однако в течение нескольких веков эти две противоположности сосуществовали в единстве. Таким образом, и испанское общество не развивалось интенсивно, поскольку «самодвижение невозможно, если противоположности находятся в равновесии, в равнодействии» (если не считать, конечно, периодов революционной активности, в особенности, это можно отнести к периоду освободительного движения против Наполеона и вызванной этим движением революции). Однако к 1931 году наступил момент, когда уже не мог больше существовать тезис - традиционное монархическое общество, с явно выраженной патерналистской направленностью, где непомерно огромную роль, с точки зрения современного европейца, играла католическая Церковь, где мораль и традиция довлели над людьми, объединяя их в некие коллективы, несовместимые с гражданским обществом и его идеалами -свободой, стремлением к непрерывному прогрессу, независимостью индивидов друг от друга и от государства. В данном случае испанское государство выступило противоречием в системе европейских государств, где в XX веке - особенно после Первой мировой войны - общей тенденцией стала демократизация. Таким образом, вступил в действие закон, согласно которому, в результате борьбы противоположностей, антитезис через отрицание «снимал» тезис. Антитезисом в данном случае являлись революционные силы «красной» Испании, которая через «отрицание отрицания» была «снята» в свою очередь франкистским режимом. Произошло то также потому, что консервативное испанское общество в силу давления соответствующих элементов политической культуры не было готово принять чуждые ему ценности, которые не воспринимались ещё адекватно большей частью общества. Следовательно, диктаторский режим явился своеобразным синтезом, который примирил на какое-то время противоречия между стремлением вернуться во «времена Фердинанда и Изабеллы» и стремлением стать частью обновлённой послевоенной благополучной капиталистической Европы. При этом франкизм уже не нёс в себе черты ортодоксальной католической монархии - империи и значительно смягчил острые углы Республики.

Эти признаки проявляются также и в политике, проводимой Франко. Например, знаменитая политика «баланса сил», сводилась, по сути, к тому, чтобы свести существующие противоположности к единству в рамках диалектического противоречия. Саморазвитие системы в данном случае произойти не могло, поскольку противоположности находились в равновесии. Частично это равновесие было насильственным, поскольку проводилось извне, когда Франко фактически находился над всеми силами, находящимися в состоянии постоянного антагонизма (что и явилось в конечном итоге движущей силой последующего изменения системы, когда это внешнее влияние прекратилось). Для сохранения баланса, «если был отправлен в отставку фалангисгский министр, то один из его врагов - монархист, карлист, технократ или кто-либо ещё - также должен был уйти. Если во время Второй мировой войны на высокий пост назначался англофил, то и сторонник Германии должен был получить сходную должность». Однако, единство противоположностей также было внутренним, объективно обусловленным, поскольку в данной ситуации ни одна из противоборствующих сил не имела достаточного влияния, чтобы противостоять власти диктатора, поэтому, чтобы не потерять своё влияние и продолжать действовать в политической жизни Испании, они были вынуждены сосуществовать. По выражению одного из франкистских генералов, «здесь столкнулись друг с другом огонь и вода, и получилось объединение, в целом представляющее компромисс бесспорно плохого свойства». С точки зрения материалистической диалектики, этот процесс, напротив, предстаёт как естественный, являющийся основой для дальнейшего развития системы.

Если говорить о проявлении в развитии тоталитарного государства в Испании закона перехода количественных изменений в качественные и обратно, то можно отметить, что оно было сходным с проявлением действия закона отрицания. Противоречия в монархическом обществе при короле Альфонсо XIII нарастали в связи с его политикой маневрирования, дошедшей до добровольного установления диктатуры Примо де Риверы. В конечном итоге революционные республиканские настроения достигли такого предела, что стали несовместимыми с качеством (то есть совокупностью существенных признаков) данного строя. Однако качество республиканской системы было таково, что имеющие вначале минимальную народную поддержку и, более того, почти неизвестные и непопулярные силы (националисты, традиционалисты - карлисты, синдикалисты и даже сторонники фашизма) стали быстро развиваться и нарастать (то есть происходили резкие количественные изменения), в результате чего в Испании смог произойти так называемый скачок, то есть изменение качества системы. Впоследствии, в рамках франкистской системы происходил ряд качественных изменений, например, когда от чисто тоталитарной государственной политики был сделан переход к десаррольизму, а затем и к технократизму. Эти качественные изменения были обусловлены количественными, например, нарастанием либеральных капиталистических тенденций в области экономики, постепенным проникновением в испанскую политическую, экономическую, правовую, социальную сферы типично западных ценностей, ставших основой для современного развития не только Европы и Северной Америки, но и всего мира. В свою очередь эти количественные изменения обусловливались качеством данной системы, когда сам Франко начал понимать, что без взаимодействия с европейскими странами и с США, Испания не сможет выжить. Однако указанные качественные изменения в рамках самого франкистского режима являлись количественными и в свою очередь привели, в результате нарастания либерально-демократических капиталистических тенденций (и в результате отпадения сдерживающей примиряющей противоречия силы, то есть после смерти Франко) к качественной смене системы, то есть к тому, что система потеряла возможность оставаться таковой.

При этом если следовать марксистско-гегелевской диалектике, «все общественные порядки, сменяющие друг друга в ходе истории, представляют собой лишь преходящие ступени бесконечного развития человеческого общества от низшей ступени к высшей. Каждая ступень необходима и, таким образом, имеет своё оправдание для того времени и для тех условий, которым она обязана своим происхождением. Но она становится непрочной и лишается своего оправдания перед лицом новых, более высоких условий, постепенно развивающихся в её собственных недрах. Она вынуждена уступить место более высокой ступени, которая, в свою очередь, также приходит в упадок и гибнет». Таким образом, если следовать данной логике, недемократический режим, существовавший в Испании (а также и в России), приобретает своё оправдание, с точки зрения рассматриваемой теории, является разумным, действительным и необходимым - на определённой ступени развития того или иного общества. Однако, в любом случае, подчиняясь основным законам диалектики, он вынужден погибнуть, поскольку в определённый момент теряет свою историческую целесообразность. Рассмотрение определённых исторических событий с точки зрения современности хотя и позволяет более беспристрастно судить о них, но допускает вероятность интерпретации произошедшего в контексте нынешнего мировосприятия, которое, несомненно, изменяется с течением времени. Поэтому при рассмотрении давних событий необходимо допускать их целесообразность и необходимость в определенный исторический период, хотя бы рассматриваемым событием оказывается установление недемократического политико-правового режима, например, национал-социалистического в Германии, франкистского в Испании или большевистского в России. Так А.А.Зиновьев утверждает нечто сходное, рассматривая этот процесс в России: «Коммунизм в Советском Союзе возник как результат определённого индивидуального стечения обстоятельств и естественного процесса выживания страны в жутких условиях развала Российской Империи. Это был путь, навязанный обстоятельствами, а не нечто проведённое по заранее намеченному марксистскому плану. Коммунисты лишь воспользовались обстоятельствами, чтобы сыграть желанную или вынужденную роль в истории...».

Марксистский подход в настоящее время подвергается определённой корректировке, поскольку произошли изменения в понимании логики развития сложных общественных процессов. Например, это происходит в связи с включением в картину мира синергетических мотивов, когда всеобщим становится признание факта невозможности управлять нестабильным и саморазвивающимся миром (в отличие от оптимистического подхода К.Маркса, связанного с существованием объективных законов истории, познав которые, человек сможет управлять ими). В соответствии с новым подходом, «социальные системы в ходе своих внутренних изменений приобретают черты неустойчивости, что неизбежно приводит к качественным преобразованиям. Эти переломные моменты характеризуются рядом существенных особенностей - здесь открываются весьма разнообразные направления и пути... преобразований систем и процессов». Соответственно по-иному выглядит и процесс эволюции: он уже не линейный и далеко не всегда прогрессивный. Нужно, конечно, отметить, что разного рода случайности и отклонения находили своё место и у Маркса, и у Ленина, однако они рассматривались именно как случайный побочный продукт хода развития. Необходимо помнить, что во время создания гегелевской и марксистской диалектики была иная, чем сегодня, картина мира, которая не только соответствовала, но и обусловливала данное учение. Следовательно, сегодня должен стоять вопрос о том, чтобы приспособить его к новому миропониманию, поскольку основные его постулаты не противоречат современной картине мира.

Если продолжать тему раскола в народном сознании, которая находит своё отражение как в цивилизационной теории, ищущей истоки авторитарного режима в культуре народа - как общей, так и политической и правовой, - так и в марксистской теории диалектического и исторического материализма, то можно отметить её относительно самостоятельное значение. Раскол этот связан не только с вопросами религии, это общекультурный раскол. Важной его частью необходимо признать раскол в сознании населения государства по вопросу о том, какой путь развития необходимо принять. Дело в том, что испанская (как и российская) культура характеризуется свойством, которое принято называть «пограничностыо». Ею признаётся сосуществование двух или более культур - обычно мусульманской и христианской - в рамках замкнутого географического пространства, что связано с расположением государства. Политолог и социолог Амандо де Мигель с долей иронии он пишет о том, что Испания -»страна, в сознании которой всё как будто двоилось; у неё было два лица -истинное и отражённое в кривом зеркале, в ней уживались невозможные как будто противоречия: (...) «красные» и «голубые», искренняя вера и обязательная для всех религия, Хоселито и Бельмонте, «наши» и «ваши», официальная Испания и Испания реальная, (...) Испания без забот и Испания с проблемами, та страна, что жила под лозунгом «Да здравствует смерть!» и та, что развивалась под лозунгом достижения подушевого дохода в 2000 долларов в год, Испания Долорес Ибаррури и Испания Лолы Флорес». Насколько важны эти противопоставления, открывается в Испании в тяжёлые кризисные годы, когда попытка декларирования «единой и неделимой Испании» на самом деле обозначает «объединение, осуществляемое насильственно во исполнение чьей - то определённой идеи, отвечающее чьим - то интересам. А если ещё глубже вникнуть в испанскую действительность, то невольно приходишь к выводу, что страна имеет как бы дуалистическую структуру». С этим также связана достаточно поздняя национальная самоидентификация. Устранение дуалистического компонента невозможно, хотя бы некоторые исследователи и пытались с иронией или негодованием рассуждать об этой проблеме. На основе этого спора возникли два культурных философских течения, характеризующих борьбу сторонников «возвращения» государства в Европу, приобщения к «общечеловеческим» - западноевропейским ценностям и понятиям -регенерационистов (европеизаторов) в Испании (например, Хосе Ортега-и-Гассет) и «почвенников» (Мигель де Унамуно). Первые предлагают строить концепцию возрождения исходя из принятия иных ценностей, считая свою страну неспособной развиваться по собственному особому пути, считая, что это не более чем «имперское мышление», ничего реально миру и самому государству не дающее. Вторые предлагают, основываясь на многовековой истории, искать резервы внутри, не импортируя насильственно чуждые ценности, считая, что кроме пустой копии, ничего внутри себя не содержащей, народ не получит (сродни петровскому отрезанию бород как символу неудавшейся показной поверхностной европеизации России). Наиболее яркие представители этих течений (Мигель де Унамуно) эмоционально предлагали не только развиваться в соответствии со своей традицией, но и, напротив, приобщить весь мир к ней, то есть, по словам великого философа, «испанизировать» человечество. А для этого он требовал «брать испанский народ таким, какой он есть, и продвигать его вперёд в границах его собственного, испанского, а не французского или немецкого способа существования».

С другой стороны, существует противоположная оценка существующего раскола. Этот раскол оценивается отрицательно, с иронической точки зрения, или вообще объявляется мифом, «компенсаторным механизмом культуры и сознания, не способных ни к равноправному, ни к конкурентному взаимодействию». Само существование подобной идеи расценивается как своеобразная «болезнь» общества. В данном случае критический взгляд оказывается даже более жёстким, чем тот, который называет болезнью склонность общества к недемократическому правлению, наличие своеобразного латентного вируса, который проявляется при определённых внешних обстоятельствах. Здесь «болезнью» объявляется попытка сопротивления насильственному привнесению чужих ценностей, нивелирующих культуру данного народа, поскольку, по мнению таких авторов, ценности, созданные в течение веков и хранимые в народной культуре, по своему «уровню» не способны достигнуть уровня, достигнутого другими народами, а попытки народа отгородиться, хотя бы и через такую форму как создание своеобразных психологических границ, воспринимается как неспособность к самоидентификации. По мысли данной группы исследователей, более простым вариантом является создание коллективного мифа, который внедрялся бы различными путями в народное сознание, основывающегося на противопоставлении «своего» и «чужого», «ваших» и «наших», автохонной и привнесённой культуры, «своей» культуры и Запада, который в данном мифе играет роль врага. Мифы, основывающиеся на противопоставлении, легко воспринимаются массами (чем довольно успешно в разное время пользовались разные диктаторы, а в истории недемократических политико-правовых режимов XX века огромную по своей значимости роль сыграла идеология как главный столп этого режима, которая основывалась на таком противопоставлении, создании образа врага). Однако легко приживаются именно такие мифы, которые имеют корни в самом народном сознании (известно, что идея «раздвоенности» свойственна Испании, а также, например, России). А их наличие указывает на то, что существуют серьёзные коллективные психологические проблемы. «Внесение (...) границы в «центр» (самоопределение через границу, определение своего общества, культуры, группы как пограничных) указывает на глубокую проблематичность коллективной идентификации, символический раскол или разрыв идентичности и представляет собой след идентификационной травмы - либо исторической, либо периодически воспроизводящейся как своеобразный синдром». То есть, по мысли автора, какой - то народ воспринимает себя не как отдельную целостность, обладающую определённым набором характеристик, вместе составляющих определённую картину, по которым мы можем определить её, а как нечто аморфное, некоторое образование, не имеющее своих, только ему присущих, черт, а существует лишь как нечто противоположное иному оформившемуся и самоидентифицированному целому. Это существование не само по себе, а как «то, что не они», словно бы по остатку. С другой стороны, любая вещь является таковой только в том случае, если не является чем-либо иным, то есть самоидентифицируется в собственных границах, отличается от всех иных вещей. С этой точки зрения подобное стремление вещи отделить себя от всех других вещей не может расцениваться как «болезнь» данной вещи, а напротив, должно определяться как положительное стремление каждой вещи остаться таковой, в противном случае она станет частью какой-то иной вещи, утратив своё самостоятельное значение в мире вещей.

С этой точки зрения, можно сделать попытку рассмотрения недемократического политико-правового режима как реакцию пограничного сознания «отгородиться» от глобального мира западноевропейских ценностей, насильственно, революционным путём привнесённых извне. Недаром Франсиско Франко либерализм считал одним из главных врагов.

Так с точки зрения цивилизационного подхода, «современное общество возникло в Западной Европе на обломках традиционного общества Средневековья. Те культуры и цивилизации, в которых такой глубокой ломки не произошло, продолжали развиваться в условиях той или иной разновидности традиционного общества. (...) Современное общество есть продукт индустриальной цивилизации, а традиционное общество корнями уходит в цивилизацию аграрную». Недемократический режим может возникнуть в момент слома традиционного общества в той или иной культуре (с целью замены на современное), и появляется он в качестве своеобразного «буфера», то есть как защита или, скорее, переходная ступень, как это выяснилось сегодня на примере Испании. После установления диктатуры Франко приход к власти технократов из светской католической организации Опус Дей ещё не означал смену существующего строя на капиталистический.

Конечно в Испании, где сложилась уже такая историческая ситуация, что невозможно было противостоять всей Европе, а главное - США, переход к современному обществу был неизбежным - у страны не было столько ресурсов, чтобы существовать в замкнутом пространстве при режиме автаркии. Поэтому такой переход был неизбежным, но, поскольку он осуществлялся при франкистском режиме, когда у власти находился диктатор, который был достаточно сильным, чтобы удерживать бразды правления до самой смерти и избежать судьбы многих диктаторов, которые были свергнуты (иногда - не без помощи США), этот переход был достаточно плавным и практически безболезненным для страны. В конце концов ситуация сложилась таким образом, что после смерти Франко страна продолжала развиваться по избранному им пути, и даже коммунисты, не говоря уже о социалистах, проголосовали за буржуазную демократию по западному типу. Сегодня уже мало кто может сказать о том, что Испания - традиционное государство, поскольку модернизировалась даже католическая Церковь, оплот национальной культуры. Однако нельзя с полной уверенностью утверждать, что страна сегодня полностью изменилась, поскольку народ всё ещё продолжает следовать Традиции.

То же можно наблюдать и в России сегодня, когда по форме мы полностью отошли от традиционного способа существования в пользу капиталистического, однако, ещё не изжиты многие черты, которые сторонники вестернизации России считают пережитками социализма, не понимая, что такие черты не прививаются столь глубоко за такое короткое с точки зрения исторического процесса времени, которое существовал Советский Союз. Одно из типичных заблуждений состоит в том, что за время одной человеческой жизни - или даже менее - можно изменить человеческую природу, привить народу иные ценности, нежели те, которые складывались в течение веков. Мудрый правитель должен, скорее учитывать эти глубинные характеристики и, насколько возможно, направлять их, но не стремиться разрушить. С точки зрения философских наук, самое важное в развитии организма, который претендует на то, чтобы существовать, то есть стремиться быть самим собой, а не чем-либо иным, что относится не только к человеку, но и к народу, - это сохранение своей самостоятельности (суверенитета), выражающейся в непрерывности и единстве существования, как определил Мигель де Унамуно. «Требовать от кого-либо, чтобы он стал другим, это всё равно, что требовать от него, чтобы он прекратил быть самим собой. Всякая личность сохраняет себя, допуская изменения в своём способе мышления и бытия только в том случае, если эти изменения могут вписаться в единство и непрерывность её духовной жизни. Изменения допустимы только в той мере, в которой они могут быть интегрированы в присущий данной личности способ быть, мыслить и чувствовать, могут гармонировать с ним, а кроме того, они должны быть поставлены в единую взаимосвязь её воспоминаний». Исходя из всего этого, можно подчеркнуть, что в действительности авторитарный режим в обеих странах был закономерной стадией их развития, более того - переходной ступенью к иной форме существования, которая помогла избежать разрыва с традиционным типом государственности.

 

АВТОР: Калинина Е.Ю.