Путь формирования сюжетно-нравственной роли Ставрогина в творчестве Достоевского

В марте 1870 года Достоевский писал своему другу А.Н. Майкову о замысле нового романа: «Это будет мой последний роман. Объем в «Войну и мир», и идею Вы бы похвалили - сколько я, по крайней мере, соображаюсь с нашими прежними разговорами с Вами». М.М. Дунаев обозначает жанр замышляемого романа как грандиозную эпопею: «В сознании писателя подробно обозначились контуры лишь второй из пяти повестей. Предположительно, первая повесть должна была быть посвящена детству главного героя, третья молодым годам «великого грешника», далее глубинному падению героя, затем душевному кризису падшего и духовному возрождению как итогу этой грандиозной эпопеи - именно эпопеи, как можно определить жанр всего замысла». О главном герое он пишет: «История центрального персонажа эпопеи мыслилась автором погруженною в пространство исторического бытия народа».

В данной работе уже показывалась параллель, которую проводят некоторые исследователи между творчеством Лермонтова и Достоевского. И Дунаев справедливо подмечает это: «Характер Ставрогина узнаваемо напоминает в основных своих контурах натуру Печорина - в ее развитии: как если бы лермонтовский герой не умер где-то по дороге из Персии, а вернулся в Россию и, еще более озлобленный, продолжил жестоко равнодушные к жизни эксцентричности. Ставрогина легко было бы причислить к типу лишнего человека, когда бы он не успел уже перейти в качественно иное состояние, так что любой лишний рядом с ним покажется слишком ясен.» Недаром и Хроникер, герой романа «Бесы», дает такую характеристику Ставрогину: «Он бы и на дуэли застрелил бы противника, и на медведя сходил бы, если б только надо было, и от разбойника отбился бы в лесу - так же успешно и бесстрашно, но зато уже без всякого ощущения наслаждения, а единственно по неприятной необходимости, вяло, лениво, даже со скукой. В злобе, разумеется, выходил прогресс... даже против Лермонтова... Но злоба эта была холодная, спокойная и, если можно так выразиться, разумная, стало быть, самая отвратительная и самая страшная, какая может быть».

Еще на сравнительно ранней стадии работы над романом (весна-лето 1870 года) сюжет его сильно усложняется. Основную идею своего антинигилистического романа писатель решает преломить и в самом глубоком аспекте - философском, религиозно-этическом. Как бы возвращаясь к этому повороту темы, которая намечалась в «Житиях великого грешника» - но теперь уже применительно к совершенно другому сюжетному материалу, - Достоевский хочет антитезу «православие или нигилизм», «Россия или Запад» раскрыть как трагическую коллизию, развертывающуюся в душе одного персонажа, центрального героя, в котором религиозное начало борется с началом «бесовским», «нигилистическим», атеистическим, что равнозначно моральному разложению, утрате чувства Родины, жестоким разрушительным стремлениям. Таким героем становится Ставрогин.

В набросках к «Подпольной идее «Русского вестника», названным позже «Житие великого грешника» Достоевский помечает о нем: «Человек необычный - но что же он сделал и совершил». И.А. Ильин написал о Ставрогине: «Это трагический, но и пророческий образ, человек, которому даровано все, кроме самого важного, - прекрасный нарцисс с покойником в сердце; концентрация интеллекта и воли, но без любви и веры; исполин с парализованной душой, сверхчеловек без Бога. Как бы всемогущий духовный аппарат, но без духа, а потому - без идеи, без цели, без радости в жизни».

В первоначальных замыслах к роману имеется следующая запись: «Князь обворожителен, как демон, и ужасные страсти борются с подвигом. При этом неверие и мука - от веры. Подвиг осиливает, вера берет верх, но и бесы веруют и трепещут. «Поздно», - говорит Князь и бежит в Ури, а потом повесился». В процессе работы Ф.М. Достоевского над романом роль Ставрогина все возрастает, Шатов и Кириллов становятся выразителями его внутренних исканий, как бы воплощая собой разные, противоречиво в нем сочетающиеся устремления. Почти в одно и то же время Ставрогин внушает Шатову его славянофильские идеи, а Кириллову - атеизм. Любви Ставрогина домогаются все три молодых героини романа: Лиза, Дарья, Мария Лебедякина. Достоевский помечает в набросках: «Все заключается в характере Ставрогина. - Ставрогин ВСЕ». Н.А. Бердяев в статье «Откровение о человеке в творчестве Достоевского» говорит об этом: «В «Бесах» все сосредоточено вокруг Ставрогина, как в «Подростке» вокруг Версилова. Определить отношение к Ставрогину, разгадать его характер и его судьбу есть единственное жизненное дело, вокруг которого сосредоточивается действие». Эту же мысль в собственной интерпретации высказывает религиозный исследователь Дунаев, который утверждает: «Убийство группою Нечаева в Москве студента Иванова стало основою одной из сюжетных линий романа - убийства Верховенским Шатова. Однако Верховенский вторичен, ибо обладает натурой пошлою и неоригинальною - даже во зле, им творимом, несамобытною. Истинный источник всех бед, всего совершающегося абсурда таится в натуре центрального персонажа - Николая Ставрогина».

Образ Ставрогина в процессе работы Достоевского над романом «Бесы» претерпел наибольшее количество метаморфоз, пересматривался и перерабатывался многократно. В первых набросках его роль была сюжетно - психологической. В пометках к «Житиям» сказано: «Главная мысль. После монастыря и Тихона Великий грешник с тем и выходит вновь на свет, чтобы быть величайшим из людей. Он уверен, что он будет величайшим из людей. Он так и ведет себя: он гордейший из гордецов и с величайшею надменностью относится к людям. При этом неопределенность формы будущего величия, что совершенно совпадает с молодостью. Но он (и это главное) через Тихона овладел мыслью (убеждением): что, чтобы победить весь мир, надо победить только себя. Победи себя и победишь мир». Эти замыслы определили стержень характера главного героя «Бесов» - Николая Ставрогина. Он уступает одному из главных искушений, которое предлагал бес Христу в пустыне; он хочет овладеть всем миром при помощи мнимого смирения, а значит, становится проводником одной из бесовских идей, становится, по сути - бесом.

На одной из следующих стадий разработки замысла Ставрогин становится важнейшей идеологической фигурой романа, но в ином смысле, нежели в его окончательной редакции. В «Записных тетрадях» к роману Бесы Достоевский помечает, называя Ставрогина «князем»: «И так весь пафос романа в Князе, он герой. Все остальное движется около него как калейдоскоп. Он заменяет и Голубова /в окончательной редакции романа - Иван Шатов. (Л.Г.). Безмерной высоты». По первоначальной идее, он должен был преодолеть свои низкие, порочные связи и страсти и «воскреснуть к новой жизни», благодаря тому, что он «ищет правду; нашел правду в идеале России и в христианстве. Христианское смирение и самоосуждение». Замечательна такая пометка автора в подготовительных материалах: «Падение и восставание... Человек необычный - но что же он сделал и совершил... От гордости и от безмерной надменности к людям он становится до всех кроток и милостив - именно потому, что уже безмерно выше всех». Так, в конце концов, писатель останавливается на фигуре внутренне расколотой, осужденной на бесплодные боренья, которой подвиг «самоисправления», «воскрешения» не удается, потому что в нем смешиваются две крайности: смирение как высшая христианская добродетель и гордыня - мать всех пороков. Святитель Тихон писал: «Победа над самим собой есть истинное счастье христианина». Ставрогину не удалось «победить самого себя»: бесы побеждают его. Дунаев отмечает: «Мысль колоссального для писателя значения: кротость и ласковость могут основываться не на смирении, но на крайней гордыне и надмении. Удовлетворенное тщеславие так же может внешне проявляться, как и смиренная любовь к ближнему. Неделание зла может проистекать из совершеннейшего презрения как ко злу, так и к добру. Достоевский подверг этот вывод многоуровневому испытанию в последующих своих романах».

Пометки в записных тетрадях до конца проявляют творческие намерения Достоевского, которыми он руководствовался при создании сложного центрального персонажа романа «Бесы». «Испорченная природа барчука и великий ум, и великие порывы сердца». «В нем боролись две идеи: 1) Лиза - овладеть ею - идея жестокая и хищная. 2) Подвиг, восстание на зло, великодушная идея победить. Обновление и воскрешение для него - заперто, потому что он оторван от почвы, следовательно, не верует. Подвиг веры, например, для него - ложь. Отвлеченное же понятие об общечеловеческой гуманности, совести - на деле не состоятельно. Это выставить». И еще пометка: «Князь понимает, что его мог бы спасти энтузиазм (например монашество, самопожертвование исповедью). Но для энтузиазма недостает нравственного чувства (частию от неверия частию от буйных телесных инстинктов). но главное, все-таки, - безверие». В этих записках нашла выражение главная мысль романа «Бесы»: одна лишь искренняя вера, религия может служить оплотом общественной и личной нравственности и, следовательно, всей жизни общества. В каждом из своих героев Достоевский стремился выразить еще одну грань русской национальной идеи. К.Н. Леонтьев, комментируя речь Достоевского на юбилее Пушкина в работе «О всемирной любви», говорит по этому поводу: «Пока г. Достоевский в своих романах говорит образами, то, несмотря на некоторую личную примесь или лирическую субъективность во всех этих образах, видно, что художник вполне и более многих из нас - русский человек».

Итак, образ Николая Ставрогина - переломный и трагический образ романа «Бесы». Сам автор, собирая материал для своего романа антиатеистической направленности, писал М.Н. Каткову в 1870 году о двух центральных героях (Петре Верховенском и Николае Ставрогине): «Несмотря на то, что все это происшествие со Студентом (нечаевское дело) занимает один из первых планов романа, оно, тем не менее, - только аксессуар и обстановка действий другого лица, которое, действительно, могло бы называться главным лицом романа. Это другое лицо - тоже мрачное лицо, тоже злодей. Но мне кажется, что это лицо - трагическое». С одной стороны - Ставрогин становится центром романа, с другой - растворяется в образах Шатова, Кириллова, Верховенского. Этот парадокс остроумно подметил Федор Степун, говоря, что «Ставрогин является сыном небытия, а тем самым уже слугою антихриста. Правильность такого понимания подтверждается признанием самого Ставрогина митрополиту Тихону в том, что он «канонически верует в личного беса»«.

С углублением автора в характер Николая Ставрогина антигерой Петр Верховенский перестают занимать в романе центральное место. «Нечаевское происшествие» теперь лишь «аксессуар и обстановка действий» для Николая Ставрогина. Роман «Бесы» постепенно перерастает в роман-трагедию. Создавая его, писатель прибегает к художественной символике: бесовство становится реальным и осязаемым; бесы уже не мифические существа, а управляющие людьми, вершащими «прогресс». Ставрогин - богато одаренная от природы личность; он мог бы стать «положительно прекрасным человеком», как князь

Мышкин в романе «Идиот», но отвернувшись от Христа, испытывая пределы своеволия, он, сам того не сознавая, уже не властен над своей тичностью, поведением, жизнью. А ведь Достоевский задумывал в материалах к «Житиям» о главном герое: «Кончает воспитательным домом у себя и Гасом становится. Все яснеет. Умирает, признаваясь в преступлении».

Его фамилия (от греческого «ставрос» - крест) намекает, как полагает Вяч. Иванов, на высокое предназначение ее носителя. В конечном варианте романа герой не исполняет своего высокого предназначения. Ставрогин недоумевает: «Почему все ждут от меня чего-то, чего от других не ждут? К чему мне переносить то, чего никто не переносит, и напрашиваться на бремена, которых никто не может снести?» Кириллов отвечает ему: «Я думал, вы сами ищите бремени». И у героев, и у читателя создается впечатление, что неизбывные силы героя, «ушедшие нарочито в мерзость» имели высокое предназначение. Однако Ставрогин изменил своему предназначению, не реализовал заложенных в нем возможностей. (Недаром философ Иван Ильин называет Ставрогина «чудовищем бессмысленности»).

Нигилизм Ставрогина переходит на уровень бездуховности и бесовства. Бесовство Ставрогина в свое время верно подметил Бердяев. «Все тянется к нему, как к солнцу, - писал он о Ставрогине, - все исходит от него и к нему возвращается, все есть лишь его судьба, его эманация, выделившееся из него беснование. Судьба человека, истощившего свои силы в безмерности своих стремлений, - вот тема «Бесов». То лицо, от которого ведется рассказ, исключительно поглощено миром человеческих страстей и человеческого беснования, круговращающегося вокруг Ставрогина».

За переплетениями антинигилистического замысла в конечном варианте, придавая ему особенную духовную глубину, просматривается второй план произведения - религиозно-философский - роман-трагедия о «великом грешнике», рожденный глубокими размышлениями автора над апокалипсическим текстом.

«Великий грешник» - главный герой романа Николай Ставрогин, в образе которого отразились искания и самого автора в период молодости, и члена кружка «петрашевцев» - Николая Спешнева, связанного с зарубежным подпольем, и некоторых других реальных лиц и задуманных ранее литературных образов. Л.П. Гроссман в частности писал о Спешневе: «Самый глубокий след в творческой памяти Достоевского оставил из всех петрашевцев наиболее далекий от журналов и трибуны Николай Спешнев. Среди одаренных, умных, культурных и блестящих посетителей кружка это был один из самых выдающихся. Он полнее всех воплощал тип политического вождя. Поэт Плещеев признавал его «самой замечательной личностью из всех наших»«. Даже внешние черты сходства со Спешневым есть у Николая Ставрогина. Гроссман пишет: «Его биография и характер действительно полны интереса. Это был один из первых русских коммунистов, курский помещик, живший несколько лет за границей - в Париже и Швейцарии - и отличавшийся широким образованием и умом. Красавец и богач, возглавлявший самое левое крыло общества пропаганды, он являл идеальное воплощение типа «аристократа, идущего в демократию» (как говорил о нем Достоевский)». По описанию Огаревой-Тучковой, он обращал на себя внимание и своей наружностью: «Он был высокого роста, имел правильные черты лица, темно- русые кудри падали волнами на его плечи, глаза его - большие, серые - были подернуты какою-то тихою грустью». По показанию петрашевца Момбелли, Спешнев держал себя «как-то таинственно», «был всегда холоден», ненарушимо спокоен, «наружность его никогда не изменяла выражения». Особенно значителен портрет Спешнева, зарисованный Бакуниным в его письмах: «... Спешнев, человек замечательный во многих отношениях: умен, богат, образован, хорош собою, наружности самой благородной, хотя и спокойно-холодной, вселяющей доверие, как всякая спокойная сила, - джентльмен с ног до головы. Мужчины не могут им увлекаться, - он слишком бесстрастен и, удовлетворенный собой и в себе, кажется, не требует ничьей любви; но зато женщины, молодые и старые, замужние и незамужние, были от него без ума... Спешнев очень эффектен; он особенно хорошо облекается мантиею многодумной спокойной непроницаемости. История его молодости - целый роман. Едва вышел он из лицея, как встретился с молодою, прекрасною полькою, которая оставила для него и мужа и детей, увлекла его за собой за границу, родила ему сына, потом стала ревновать его и в припадке ревности отравилась. Какие следы оставило это происшествие в его сердце, не знаю, он никогда не говорил со мною об этом. Знаю только, что оно немало способствовало к возвышению его ценности в глазах женского пола, окружив его прекрасную голову грустно-романтичным ореолом...». Спешнев поражал даже участников «пятниц» своею дерзостью суждений о Боге и о необходимости разрушения общественных устоев. Достоевский был очень увлечен им и называл «своим Мефистофелем». Гроссман утверждает: «Достоевский навсегда запомнил свое духовное подчинение Спешневу, неодолимость исключительного очарования его личности. И когда перед ним возникло художественное задание изобразить вождя русской революции, он отчасти по его типу создал своего «загадочного» Ставрогина».

О себе же Достоевский писал своему другу Майкову в период болезни «игорной страстью»: «Хуже всего, что натура моя подлая и слишком страстная везде-то и во всем я до последнего предела дохожу, всю жизнь за черту переходил». Противоречия и своей «подлой и страстной» (по собственному высказыванию) натуры воплотил автор в своем центральном герое романа «Бесы».

В образе Ставрогина нашли также отражения и черты анархиста Бакунина, проповедовавшего всемирное разрушение, выступление которого

Достоевский слушал в Женеве в конце 60-х годов. Гроссман пишет: «В этот день Достоевский утвердился в своем намерении изобразить Бакунина в романе русской революции, замысел которого мог относиться к началу 60-х годов. Через два-три года он приступит к созданию образа Ставрогина».

АВТОР: Гогина Л.П.