Привилегии и договоры Тевтонского ордена с колонистами и местным населением

Привилегии для колонистов-горожан. Характерной чертою первого этапа покорения Пруссии было своеобразное соотношение городской и сельской колонизации. В условиях военной экспедиции прежде всего основывались города, возникавшие у замковых стен и учреждавшиеся на основе привилегий, выдаваемых орденом колонистам. Часть основанных городов превратилась в центры комтурств и иных административных единиц. Лишь после этого власти приступали к планомерному сельскохозяйственному освоению местности. Такое положение объяснялось военной обстановкой в крае. По этой же причине для XIII в. основание городов при участии локаторов было менее характерно, чем для последующего периода. К моменту завоевания края Тевтонским орденом Пруссия не имела собственных городов. Письменными и археологическими источниками зафиксировано существование протогородских центров местного населения, которые назывались «лишками». Однако основное их значение сводилось к тому, что они были местами культа, резиденциями представителей племенной знати и лишь отчасти играли роль центров ремесла и торговли. Несколько забегая вперед, упомянем, что полноценное развитие прусских протогородских центров никогда не поощрялось орденскими и епископскими властями. Прусские лишки как таковые не получали никаких привилегий, а если такие поселения и были предшественниками позднейших городов, то городское право получали лишь привлекаемые туда немцы-колонисты.

До переноса орденского центра в Пруссию (1309) здесь было основано 30 городов и 1 поселение, имевшее близкий к городскому характер. Не все локации были успешными, а о некоторых до нас дошли только отрывочные сведения. Тем не менее, большинство образованных в крае городских общин оказалось достаточно жизнеспособным.

Первой территорией, на которой орденские войска развернули военные действия против пруссов, была Кульмская земля. Она же стала и первым объектом немецкой колонизации. Выбор указанной территории для заселения колонистами не был случаен. Как уже указывалось, Кульмская земля ставила под контроль судоходство по стратегически важному водному пути - Висле. Кроме того, будучи расположена на прусско-польском пограничье, она являлась удобным плацдармом для дальнейшего завоевания прусских земель.

Что представлял собой этот край? Он занимал территорию общей площадью 3082,26 квадратных километра, напоминающую по форме параллелограмм, вытянутый в направлении с запада на восток. Его северо-западную и юго-западную границы образовывала излучина реки Вислы, северо-восточную приток Вислы Осса, а юго-восточную - другой приток, река Древенц. В начале XIII в. 78% всей территории края занимали леса, а 9,2% - озера и болота. В Кульмской земле насчитывалось 105 поселений, наиболее густо была заселена часть, примыкающая к Висле. Именно здесь располагался административный центр, давший имя всему краю - город Кульм.

В первой четверти XIII в., до прибытия сюда тевтонцев, край находился под управлением наместника мазовецких князей - каштеляна, а в церковном отношении Кульмская земля входила в состав епископства Прусского (здесь, как уже упоминалось, в 1222 г. были пожалованы владения епископу Христиану).Города Кульм (Хелмно) и Торн (Торунь), которые стали первыми объектами орденской локации, представляли собою важнейшие центры Кульмской земли. Как свидетельствуют данные археологических раскопок, оба поселения существовали задолго до появления здесь тевтонских рыцарей. Кульм, являвшийся резиденцией каштеляна, располагался на месте городища в 4,5 км к юго-западу от нынешнего города, вблизи современной деревни Калдус. Характер населенного пункта отразился в его названии: польское Chelmno означает «град, расположенный на холме». Первое упоминание о нем в письменных источниках относится к 1065 г. В начале XIII в. здесь существовало торгово-ремесленное поселение, по-видимому, разоренное пруссами во время одного из набегов в начале XIII в.»

Возникновение Торна также относится к раннему средневековью. Этот населенный пункт располагался на правом берегу Вислы, возле переправы через реку, у самой границы с Мазовией. Здесь был оживленный перекресток торговых путей - Вислы и старинного тракта, который вел из Великой Польши к Балтийскому морю. Согласно одной из гипотез, этому обстоятельству город обязан своим именем: польское название Тогип некоторые исследователи связывают со словом tor - «дорога». С X в. здесь находился один из княжеских градов, рядом с которым существовало торгово-ремесленное поселение. Как и Кульм, оно также было разорено пруссами в начале XIII в. Покорение края Тевтонский орден начал именно отсюда, как сообщает Петр из Дусбурга: «Герман Бальке, магистр Пруссии, стремящийся следовать делу веры, вместе с вышеупомянутым князем (Конрадом Мазовецким. - А.Р.) и силой войска его прошел через Вислу в землю Кульмскую и на берегу, в нижнем течении реки, построил в 1231 году замок Торунь... Со временем они воздвигли вокруг упомянутого замка город, который позже, оставив замок, из-за постоянных разливов реки перенесли на то место, где ныне находится как замок, так и город Торунь» (III.I). Замок и поселения, заложенные в 1231 г., находились насколько ниже по течению Вислы, в 7,5 км к западу от первоначального славянского города, и Кульмская грамота 1233 г. относилась именно к новому поселению. Однако попытка утвердиться на этом месте оказалась неудачной - не только из-за частых разливов реки, как сообщает хронист, но и из-за того, что прежнее место было выгоднее с военной и торговой точек зрения. Поэтому в 1236 г. город был перенесен на прежнее место, где находится и поныне. КГ в редакции 1251 г. относится уже к городу, возобновленному на месте разоренного славянского поселения. Тогда же на старом городище рыцари начали возведение нового мощного замка. За населенным же пунктом и замком, основанными орденом в 1231 г., с XIV в. закрепилось название Старый Торн. Используя торнский замок как опорный пункт для покорения края, крестоносцы продвигались вниз по течению Вислы и, достигнув опустошенного пруссами славянского поселения Хелмно, восстановили его. Петр из Дусбурга пишет, что когда крестоносцы «пришли в Торунь, брат Герман, магистр, построил замок и град Кульмский в год от Рождества Христова 1233, в том месте, где ныне находится старинный замок» (III.8). По мнению польских исследователей, к моменту издания КГ в 1233 г. это было еще не столько поселение, сколько укрепленный лагерь участников экспедиции, среди которых было немало поляков. Но в 1239 г. поселение по до сих пор не установленным точно причинам было, как и Торн, перенесено. Сперва оно располагалось на территории позднейшего кульмского предместья Рыбаки у самого берега Вислы, а в 1244 г. сильно пострадало от пожара, уничтожившего оригинал КГ. Грамота в редакции 1251 г. относится именно к этому перенесенному на берег Вислы городу. Но в 1253 г. из-за речных половодий, а также по соображениям обороны он был снова перенесен на более высокую часть берега, где находится и поныне. За «старинным замком», который упоминается в хронике, с XIV в. закрепилось название Альтхаус (по-польски - Старогруд).

В истории восстановления Торна и Кульма обращают на себя внимание два обстоятельства. Во-первых, Тевтонский орден заложил оба города без какого-либо участия Конрада Мазовецкого. В польских землях право локации городов было производно от так называемой рыночной регалии (ius fori), т.е. права феодала на учреждение рынков. В пожалованных князем Конрадом землях орден не обладал таким правом, хотя и пытался в 1230 г. добиться его предоставления. По мнению польского исследователя Мариана Дыго, орден приступил к локации городов, пользуясь личным влиянием на Конрада Мазовецкого других организаторов прусской экспедиции, и прежде всего - своего покровителя и союзника Генриха Бородатого. Кроме того, в упоминавшейся Золотой булле Римини предусматривалось право ордена учреждать в Пруссии рынки (nundinas el fora statuere), откуда вытекало и право на основание городов.

Во-вторых, как отмечалось в литературе, Кульм и Торн (как и некоторые другие старейшие города Пруссии) были основаны без привлечения локаторов. Расселением колонистов здесь занимались сами орденские власти с участием Генриха Бородатого, бургграфа Бурхарда Магдебургского и других участников крестового похода. При обычном ходе событий привлечение колонистов через локаторов заняло бы несколько лет, а тевтонцы стремились как можно быстрее создать опорные пункты в Кульмской земле. Вероятно, по этой же причине КГ распространялась на оба города сразу - прецедент, который более не встречался в дальнейшей практике орденской колонизации. Учредительная привилегия для Кульма и Торна (Старого города), получившая название Кульмской грамоты, была издана 28 декабря 1233 г. гохмейстером Германом фон Зальца и ландмейстером Пруссии Германом Бальком. 1 октября 1251 г. документ был возобновлен в двух экземплярах (для Кульма и Торна) магистром немецких провинций ордена Эберхардом фон Зайном. Возобновление состоялось в связи с гибелью оригинала грамоты при пожаре Кульма в 1244 г. и переносом обоих городов на новые места. Оба экземпляра грамоты 1251 г. сохранились.

Возобновление грамоты следует рассматривать также в общем контексте миссии фон Зайна в Прибалтику. В грамоте 1251 г. говорится, что он приехал туда «для осуществления множества дел». К важнейшим из них относились упорядочение административной структуры ордена в Прибалтике, а также переговоры с епископом Курляндским и архиепископом Рижским о разделе земель между орденом и церковью (1251-1254).

Редакция КГ 1233 г. известна по списку XV в. и публикации XVII в. Грамоте 1251 г. повезло больше: оба ее оригинальных экземпляра сохранились. Несмотря на ряд разночтений, текст обеих редакций памятника в основном совпадает, поэтому их целесообразно рассмотреть вместе.

Как по форме, так и по содержанию памятник представляет собой типичную для XIII в. локационную грамоту. В структуре документа выделяются: 1) вводная часть (протокол и аренда, или преамбула); 2) основной текст, содержащий собственно нормативные положения, или диспозицию; 3) заключительная часть (эсхатокол). Основной текст КГ уже в первых немецких переводах, выполненных на рубеже XIII-XIV вв., был разделен на 24 статьи, и это подразделение сохраняется в науке до сих пор.

При обращении к содержанию памятника бросается в глаза многопредметность включенных в него предписаний. При всем разнообразии их можно свести к нескольким основным «сюжетам». Первая группа предписаний касается внутреннего устройства Кульма и Торна, которые были признаны городами в правовом смысле слова и получили право на самоуправление (ст. 1, 4).

Вторая группа норм примыкает к первой и содержит описание угодий, отведенных обеим общинам для ведения сельского хозяйства, а также для рыболовства и охоты (ст. 2, 3, 5 в редакции 1233 г., ст.2, 3, в редакции 1251 г.).

Третья группа самая многочисленная и тесно связана по содержанию со второй. Она посвящена условиям, на которых горожанам разрешалось владеть недвижимостью, нести за нее повинность, осуществлять правопреемство в этой сфере, а также вопросам судопроизводства по делам о владении недвижимостью (ст. 6, 8-11, 15-21, 23).

Четвертая группа предписаний касается преимущественно так называемых регалий, то есть прав ордена как суверена в Кульмской земле. Некоторые из них носят политический характер (судебная регалия - ст. 1, право на строительство замков - ст. 6), другие являются в основном хозяйственными. Часть хозяйственных регалий орден сохранил за собою, а от некоторых отказался целиком или частично в пользу подданных (ст. 5, 9, 11-14, 22, 24).

Наконец, пятая группа норм регулирует отношения горожан и ордена с местными церковными учреждениями в рамках Прусского (с 1243 г. - Кульмского) епископства (ст. 7, 21).

Следует отметить, что в тексте КГ особое значение имеют три последние статьи (22-24), говорящие о введении единой монеты, унификации мер земельной площади и уничтожении всех пошлин. Действие этих статей распространялось не только на оба города, но и на всю Кульмскую землю.

Таким образом, даже беглое ознакомление с текстом памятника позволяет говорить о стремлении ордена как можно точнее урегулировать свои отношения с колонистами в самых различных сферах. В конечном счете все предписания КГ были предназначены для привлечения переселенцев. Города Кульм и Торн получили сельскохозяйственные угодья на льготных условиях, повинности горожан в пользу ордена и церкви были относительно невелики и четко определены грамотой; наконец, Кульм и Торн получили Магдебурге кое право, став городами в правовом смысле слова, а Кульму была определена роль политического центра края. Все эти меры должны были благоприятно сказаться на развитии обеих общин. В то же время орден подробно оговорил свои хозяйственные права в Кульмской земле, определив таким образом основные «правила игры» в экономической сфере. Три последние статьи, действие которых распространялось на всю Кульмскую землю, служили рационализации хозяйственной жизни и либерализации торгового оборота, а также должны были способствовать притоку в Пруссию населения, товаров и средств.

Таким образом, наиболее ярким свойством КГ является учредительность. Суверен стремился создать правовую базу для хозяйственной и политической жизни не только Кульма и Торна, но и всей прилегающей территории. Историческое значение КГ двояко. С одной стороны, она подвела некий итог двухлетним усилиям ордена по завоеванию Кульмской земли. С другой стороны, она стала своеобразной программой будущей колонизации, поскольку предусмотренный грамотой правовой режим, привлекательный для колонистов, был позднее распространен и на остальную Пруссию (о чем будет подробнее сказано ниже).

В историко-правовом отношении КГ предстает как довольно сложный конгломерат норм. Большинство из них вызрело в рамках общеевропейской и немецкой правовой традиции. Часть статей содержит прямые ссылки на сформировавшиеся ранее обычаи: это Магдебургское городское право (ст. 4), фламандское наследственное право и фламандские земельные меры (ст. 10, 23), силезское и фрейбергское горное право (ст. 11). Многие другие статьи хотя и не ссылаются на конкретную правовую традицию, но также имеют аналоги в локационных грамотах этой эпохи. Уникальность КГ заключается не в какихлибо отдельно взятых положениях, а в их сочетании, обусловленном конкретной исторической ситуацией - военной экспедицией в Пруссию и заселением края.

Благодаря присущей памятнику многопредметности, его нормы отличаются большим разнообразием с точки зрения законодательной техники. Некоторые нормы являются непосредственно-регулирующими (например, относящиеся к орденским регалиям), другие имеют отсылочный (ст. 4, 10, 11, 23) или бланкетный характер (ст. 4, закрепляющая за городским советом Кульма право толкования Магдебургского права). В КГ имеются как нормы, снабженные санкциями за нарушение (ст. 5, 19, 20), так и бессанкционные.

Сложность содержания обусловила и разнообразие формулировок, касающихся действия КГ во времени, в пространстве и по кругу лиц. Большинство норм установлено без указания срока действия или же «навечно» (ст. 1,4, 10, 13), «постоянно» (ст. 22). В то же время часть предписаний имела временный характер и подлежала применению лишь до окончания военных действий с пруссами (ст. 17). Действие КГ в пространстве имело двоякий характер. Три статьи (ст. 22-24), как уже упоминалось, распространялись на всю Кульмскую землю. Остальные касались преимущественно городов Кульма, Торна и отведенных им угодий и действовали соответственно внутри границ, описанных в ст. 2 и 3. Основными адресатами привилегии, разумеется, являлись горожане, т.е. полноправные члены общин Кульма и Торна. В то же время ряд положений, как уже говорилось, касается прав самого ордена и местного духовенства. В КГ упоминаются и иные категории населения: в ст. 2 и 3 (в связи с правом пользования р.Вислой) - «перегрины»; в ст. 5 редакции 1251г. (в связи с предписаниями, касающимися речной переправы) - «феодалы». Наконец, ст. 22-24 благодаря своему особому положению распространяются на неопределенный круг лиц.

Отмеченная нами сложность памятника, разнообразие в структуре его норм, а также отсутствие противоречий в его содержании позволяют заключить, что характер грамоты соответствовал сложности тех задач, которые стояли перед орденскими властями на начальном этапе прусской экспедиции. Эти задачи орден и попытался решить, используя устоявшиеся к тому времени юридические формы. Есть основания согласиться с Б. Кёлером, который писал, что как по форме, так и по содержанию КГ является целостным и хорошо продуманным правовым документом. С изданием КГ в жизни обеих общин, как и в судьбе Кульмской земли в целом, открылась новая страница. Дарование этой привилегии означало возникновение привлекательной для колонистов «правовой среды», распространившейся впоследствии на всю Пруссию. Дальнейший ход колонизации Пруссии будет неразрывно связан с распространением тех норм и институтов, которые содержались в КГ непосредственно или в виде ссылок на иные источники права. КГ станет фундаментом сословных привилегий колонистов. В формирующейся правовой системе орденского государства ведущее место займет именно Кульмское право (см. ниже).

Хотя в дальнейшем изложении наше внимание будет сосредоточено именно на таких привилегиях, следует упомянуть, что в понятие «Кульмское право» (jus Culmense, Kulmer Recht, prawo chetminskie) уже в средние века стали вкладывать двоякий смысл. Им обозначали прежде всего содержание тех привилегий, которые предоставлялись колонистам и содержали при этом ссылку на образец Кульма или «дочернего» по отношению к нему города. Эти источники исходили от суверена и определяли в основном обязательства жителей по отношению к нему. В то же время Кульмским правом называли правовые сборники, возникшие в прусских землях в XIV-XVI вв. и обобщавшие местное право. Эти сборники возникли главным образом благодаря правотворчеству прусских сословий (сперва горожан, а затем и иных социальных групп) и не получили официального утверждения со стороны верховной власти. Часть норм, закрепленных в таких сборниках, была заимствована из различных земель Священной Римской империи, а часть возникла в Пруссии и отражала местные условия. По своему содержанию правовые сборники касаются прежде всего повседневных отношений жителей между собою, а обязательства их как колонистов по отношению к суверену почти не затрагиваются.

Было ли что-то общее между двумя названными группами источников и как они соотносятся с Кульмской грамотой? Памятники первой группы, т.е. локационные привилегии и другие жалованные грамоты, имеют наибольшую типологическую близость к КГ, поскольку они исходят от суверена и содержат схожий с КГ перечень норм. Именно эти источники будут интересовать нас в первую очередь. Памятники второй группы не связаны с КГ генетически и типологически, но имеют функциональную связь с возникшей на основе КГ правовой системой, поскольку содержание таких правовых сборников складывалось под непосредственным влиянием практики Кульмского верховного суда. Такая функциональная связь сохранялась в течение всего периода, пока этот суд находился в Кульме, т.е. до середины XV в. Содержание сборников XVI в. сохраняло уже лишь историческую преемственность с более ранними сборниками, поскольку прусские земли подверглись разделу и перестали иметь единый административный и судебный центр. Однако судебная система в отдельных «осколках» прежнего орденского государства во многом продолжала традиции, заложенные Кульмским судом.

Несмотря на отмеченные различия, обе группы источников сосуществовали в неразрывном единстве, поскольку предоставление привилегии на Кульмское право той или иной группе колонистов означало признание за ними статуса свободных общинников (крестьян или горожан), которые могли пользоваться нормами, закрепленными в соответствующих сборниках; горожане (а в некоторых случаях и крестьяне) также приобретали право обращаться в сложных случаях в Кульмский суд.

Как можно видеть, важнейшим звеном, соединявшим обе группы памятников между собою, была судебная система, сохранявшая свое значение, пусть даже в редуцированном виде, в течение всего периода существования Кульмского права. Это закономерно, поскольку суд занимал центральное место как в системе органов власти, так и в правосознании той эпохи. Вскоре после локации Кульма и Торна тевтонцы основали еще два города. Первым из них был Мариенвердер в Помезании. В 1233 г. на острове, расположенном в русле Вислы, тевтонцами был возведен замок Мариенвердер (нем. Marienwerder - «остров Марии»). На берегу неподалеку от него тогда же возник одноименный город, получивший городское право по образцу Кульма. Это была первая в Пруссии локация после основания Кульма и Торна. В источниках XIII в. это поселение часто называли его первоначальным прусским именем-Кведин, Квидин. Городское право Мариенвердеру пожаловано предположительно в 1234 г., но учредительная грамота не сохранилась, старейшая сохранившаяся привилегия относится лишь ко 2 апрелю 1336 г. Другим городом стал Реден в Кульмской земле, ставший позднее центром Реденского комтурства. Его основание Петр из Дусбурга (III. 12) относит к 1234 г., особо отметив, что пуща, в которой был расположен замок, находилась на пограничье Кульмской земли и Помезании, откуда пруссы регулярно устраивали набеги. Вопрос о том, имелись ли до этого в данном месте прусские или польские поселения, окончательно не решен. Основание города в этом стратегически важном пункте было предпринято, вероятно, в том же десятилетии. К сожалению, старейшая учредительная грамота Редена, пожалованная ландмейстером Германом Бальком около 1240 г., до нас также не дошла. Имеется лишь более поздняя привилегия 1285 г. Однако, судя по документам этих общин, обе они получили Кульмское право.

Первая же дошедшая до нас грамота, говорящая о предоставлении КП - учредительная привилегия Нового города Торна. Он возник в непосредственной близости от Старого города, будучи сперва его предместьем. Его население, по-видимому, составляли ремесленники, в также поселенцы, выполнявшие работы для орденского замка. Орден предпочел не расширять торнскую общину, а создать новый, юридически самостоятельный город. Такая политика объяснялась просто: тевтонцы опасались, что крупная община может стать слишком самостоятельной в политической жизни. Подобный подход наблюдался не только в орденских владениях, но и в других городах в зоне немецкой колонизации - Бреслау, Ростоке, Штральзунде, Висмаре, Кольберге. Учредительную грамоту новая община получила 13 августа 1264 г. Новый город получил те же права, что и Старый город, а также право иметь торговые ряды и мясные лавки, часть доходов с которых отходила ордену. Указанное положение было подтверждено гохмейстером в 1266 и 1303 гг. Все перечисленные общины, несмотря на их важное стратегическое значение, находились в отдалении от морского побережья. Между тем орден весьма нуждался в том, чтобы закрепиться на море, поскольку регулярное сообщение по Балтике с немецкими землями было необходимым условием успеха прусской кампании. Поэтому на протяжении XIII столетия вдоль прусского берега возникла цепочка городов. Все они были основаны при помощи ганзейского, особенно любекского бюргерства.

Первой колонией такого рода стал Эльбинг, расположенный неподалеку от залива Фришесгаф и основанный при самом деятельном участии бюргеров Любека. Этот город сыграл особую роль в колонизации страны и дальнейшем развитии ее экономики. Эльбингу предстояло стать первым морским портом Пруссии, в который могли прибывать войска, товары военного назначения и прочие грузы. Начало любекской колонизации в этом пункте относится к 1237 г. Уже в следующем году тевтонцы основали здесь доминиканский монастырь. В грамоте об основании этой обители, датированной 13 января 1238 г., Эльбинг именуется новозаложенным городом (civitas nostra plantationis novelle). Однако локационную грамоту общине орденские власти выдать не спешили. Со своей стороны, колонисты, по-видимому, желали сперва заручиться поддержкой папского легата Вильгельма Моденского, при посредстве которого они просили у властей Любека прислать им запись Любекского права. Эта запись была отправлена в Эльбинг в 1240 г. О наличии самоуправления в молодой общине свидетельствует грамота 1242 г. об основании в Эльбинге госпиталя  Св.- Духа. К этой грамоте привешена печать Эльбинга, на которой (по примеру Любека) изображена ганзейская когга. Эльбинг получил учредительную грамоту 10 апреля 1246 г. Этой привилегией городу было пожаловано Любекское право, отведены обширные земельные угодья и гарантированы значительные хозяйственные права. Как свидетельствуют новейшие исследования, поначалу власти, вероятно, все же предполагали даровать колонистам право кульмского образца. В пользу такой гипотезы говорят три соображения. Во-первых, до момента выдачи привилегии 1246 г. в Эльбинге существовал наследственный судья, утверждаемый орденом; такого института Любекское право не знало. Во-вторых, целый ряд норм Эльбингской грамоты (в частности, о монете) перекликается с положениями КГ. Весьма красноречиво и требование об обязательном участии горожан в обороне края, которое явно расходилось с традицией Любекского права. Наконец, в-третьих, грамота 1246 г. вводит порядок обжалования судебных решений в суде «четырех судебных скамей». Этот институт также был заимствован не из права Любека, а из саксонско-магдебургского права. Тем не менее, исключительная важность Эльбингского порта побудила орденские власти сделать некоторые поблажки колонистам, создав для них более либеральный правовой режим, чем предусматривался Кульмским правом.

Издание Эльбингской грамоты 1246 г. создало правовую базу для развития города и успешного функционирования его как важнейшего порта. В 1288 г. городские привилегии были расширены. На протяжении всего интересующего нас периода в Эльбинг идет непрерывный приток колонистов. Значение города в жизни края определялось и тем, что с 1251 до 1309 г. здесь находилась резиденция ландмейстера, т.е. Эльбинг фактически сделался столицей Пруссии. Наконец, Эльбинг стал центром распространения в Пруссии Любекского права.

Еще до издания грамоты 1246 г. орден разрабатывал планы дальнейшего закрепления на балтийском побережье, осуществить которые он опять-таки предполагал с помощью Любека. С этими планами связано появление крупнейшего из основанных орденом городов - Кенигсберга. История его возникновения в своем роде уникальна, поскольку процесс его основания хорошо документирован и дает наглядное представление о плановом характере орденской колонизации. Город возник неподалеку от впадения реки Прегель в залив Фришесгаф. К моменту орденского вторжения упомянутая местность входила в состав прусской земли Самбии. Она была заселена еще в древности, о чем свидетельствуют многочисленные дружинные поселения, могильники и святилища, вскрытые раскопками. В IX-XI вв. население было смешанным по этническому составу: помимо пруссов, здесь жили скандинавы, занимавшиеся торговлей. Важнейшим предметом экспорта был янтарь. После завершения эпохи викингов контроль над экспортом янтаря и другой торговой деятельностью переходит к прусским племенным вождям.

На холме в устье Прегеля не позднее рубежа X-XI вв. возникло прусское городище Тувангсте. Воинская дружина, располагавшаяся здесь, контролировала судоходство по Прегелю с помощью понтона из лодок (прусск. Tuwangste означает «запруда»). Возможно также, что городище служило резиденцией одного из вождей прусского или скандинавского происхождения. Хотя скандинавское влияние с течением времени уменьшалось, но все же контакты Самбии с Северной Европой (особенно Готландом) оставались достаточно регулярными. В начале XIII в. торгово-контрольный пункт Тувангсте постигла катастрофа. Как уже упоминалось, в 1210 г. датчане снарядили крестовый поход в Пруссию. Успехом он не увенчался, однако, как свидетельствуют материалы раскопок, Тувангсте, по-видимому, был уничтожен датскими войсками. Это разорение, скорее всего, имело целью устранение нежелательных конкурентов в балтийской торговле. Не исключено также, что датчане стремились воспрепятствовать польской экспансии в прусские земли. После вторжения ордена в Пруссию выгодное расположение указанного места не могло остаться без внимания тевтонцев, стремившихся закрепиться на балтийском побережье, в устьях основных рек, впадающих в море. С этой целью орден обратился к Любеку. 31 декабря 1242 г. прусский ландмейстер Генрих фон Вида направил в Любек грамоту, которая содержала весьма привлекательные для любекцев предложения. Орден планировал предоставить любекцам половину своих земель в Самбии, которые должны были достаться тевтонцам после предполагаемого размежевания этой земли с епископом Самбийским, т.е. в общей сложности треть всей Самбии. Кроме этого, ландмейстер предлагал адресатам основать в Самбии портовый «вольный город» (civitatem liberam) по примеру Риги, в котором должно было действовать Любекское право. За орденом, правда, предполагалось оставить ряд полномочий (в области судопроизводства, патроната над приходским храмом, права отвода кандидатов, предназначенных для избрания на городские должности). Кроме того, орден претендовал на то, чтобы занять один двор и в городе и два «плуга» земли в составе городских земельных угодий. За эти выгоды тевтонцы ожидали от Любека поддержки в борьбе с язычниками и «враждебными христианами» (christianos iniquos), вторгающимися в орденские владения (здесь имелись в виду войска князя Святополка Померанского, с которым тевтонцы конфликтовали). Грамота завершалась призывом к представителям города прибыть в Пруссию в мае следующего года. Нельзя не признать, что в целом этот план был очень выгодным для любекцев. Как справедливо отмечал Фриц Гаузе, он отражал возросшее влияние Любека на Балтике, коль скоро орден обращался к этому городу как к равноправному партнеру. Причины такой щедрости, отчасти заключались и в том, что в тот период ландмейстер нередко действовал по своему усмотрению, исходя из складывавшейся обстановки и не всегда согласуя свои действия с гохмейстером, пребывавшим в Палестине. Для прусских властей, остро нуждавшихся в притоке свежих сил, надежном обеспечении тыла и транспортных коммуникаций, военные соображения нередко преобладали над политическими. Неизвестно, последовал ли за этим призывом реальный приток колонистов из Любека, однако имеются сведения о том, что позднее ландмейстер пожаловал любекцам привилегию, даже расширяющую их права: теперь предполагалось пожаловать им не только треть Самбии, но также часть земель в Вармии. Впрочем, до реальных переговоров с орденом по поводу осуществления всех этих планов дело дошло лишь весною 1246 г. Причину такой проволочки Кристиан Крольман видел в нестабильности обстановки в Пруссии в первой половине 1240-х гг., обусловленной войной с пруссами и Святополком Померанским, незавершенным разделом угодий между орденом и епископами и сменой гохмейстеров и ландмейстеров. Новый гохмейстер Генрих фон Гогенлоэ отказался признать предъявленные любекскими представителями документы, сославшись на то, что бюргеры не выполнили своих обязательств по участию в колонизации. Поскольку ему, конечно, было известно, что такое участие было нереально из-за прусского восстания, то он, вероятно, просто стремился найти повод для аннулирования прежних обещаний. Для разрешения возникшего спора стороны согласились создать третейский суд под председательством уже упоминавшегося кульмского епископа Гейденрейха. Этот суд принял компромиссное решение, основная суть которого сводилась к следующему. Город в Самбии должен был быть основан не Любеком, а Тевтонским орденом и получить не Любекское, а Кульмское право. Однако Любек был допущен к участию в строительстве и заселении города. Владения рыцарей расширялись: решение предусматривало, что ордену будет принадлежать уже не один двор в будущем городе, а целый замок в устье Прегеля, точное место для которого рыцари изберут сами. Впрочем, этот замок должен был находиться не в самом городе, а за его пределами. Земельные владения общины должны были быть обширными, но меньшими, чем было обещано грамотами Генриха фон Виды. Они включали теперь не треть, а только шестую часть Самбии и 2500 гуф в Вармии. Часть этих угодий была предназначена для крестьянской колонизации, часть же должна была остаться в общем владении горожан, причем на все угодья распространялось КП. В третейском решении был воспроизведен запрет любекцам вступать в контакт с враждебными ордену лицами. Наконец, епископ указал имена девяти горожан (почти все - выходцы из семейств, отпрыски которых заседали в любекском городском совете), с которыми отныне орден должен был вести все дела, связанные с основанием будущего города. Однако до практической реализации намеченных планов предстояло еще осуществить покорение территории, где должен был располагаться город. Согласно сообщению Петра из Дусбурга, в 1254 г. тевтонцы предприняли второй крестовый поход на Самбию, в котором участвовал чешский король Оттокар II. Во время этого похода было принято решение воздвигнуть на холме Тувангсте замок, который был возведен в 1255 г. и получил в честь короля имя Кенигсберг (т.е. «Королевская гора»), а позднее (дата не указана) был перенесен на другой холм поблизости (111.71, 72).Вскоре после возведения укреплений у стен замка возникло небольшое поселение колонистов. Существовало оно недолго: во время очередного прусского восстания (1260-1274) Кенигсберг, по сообщению Петра из Дусбурга, стал важным узлом орденской обороны и неоднократно подвергался осадам (111.95, 100-105). В 1262 г., согласно хронике, поселение было уничтожено: «Вокруг приходской церкви Святого Николая на горе близ замка Кенигсберг братья поставили некий город, и, поскольку он не был хорошо укреплен, неожиданно нагрянули самбы и, взяв в плен и убив многих людей, подвергли его плачевному разрушению. Вот почему после он был перенесен в долину между Прегелем и замком в то место, где находится и по сей день». В латинском подлиннике выражение «поставили некий город» выглядит как locaverunt quoddam oppidum, из чего можно сделать вывод о том, что хронист воспользовался привычной для его времени терминологией, относящейся к локации поселений. Никаких сведений об устройстве и внутренней жизни этой небольшой общины до нас не дошло, но употребленное хронистом слово oppidum позволяет предположить, что упомянутое поселение не было городом в юридическом смысле, т.е. не имело городского совета и собственных шеффенов, а также обычных для города укреплений. Примечательно, что в одном подлинном документе 1257 г. поселение при замке именуется «пригородом» (suburbium), что также подчеркивает его несамостоятельный характер. Две грамоты 1258 г., в которых говорится об «острове напротив города» (insula ex transverso civitatis) и о «приходском священнике города Кенигсберга» (plebanus civitatis in Kunigsberg), говорят, конечно, не о городе как о самостоятельной общине и к тому же дошли до нас не в подлинниках, а в списках.

Эрих Кейзер полагал, что указанное поселение было просто слободкой при замке, где осели некоторые участники похода, а также, возможно, отдельные знатные пруссы, преданные ордену. По его мнению, в основании этой слободы не принимали участия любекские купцы, и она отнюдь не была морским торговым портом. Основание же собственно города он относил к 1263 г., когда натиск пруссов был отражен, а поселение перенесено в более безопасное место. Вальтер Хубач, рассмотревший этот вопрос на более широком материале, считал гипотезу Кейзера о характере поселения маловероятной. Хотя община и не была еще городом в правовом смысле слова, но участие любекцев, как полагал Хубач, может быть доказано косвенными данными. Проанализировав рельеф местности, данные археологических и геологических изысканий и письменные источники, В. Хубач пришел к выводу о том, что по привязке застройки к ландшафту Кенигсберг (как первоначальное, так и возобновленное поселение) вполне сопоставим с другими прибалтийскими городами, основанными при участии выходцев из Любека (Риги, Ревеля, Эльбинга, Мемеля). Он полагал, что и до переноса на новое место поселение было торговым пунктом. Как бы то ни было, учредительная грамота этой общине была выдана лишь 28 февраля 1286 г. ландмейстером Конрадом фон Тирбергом. Хотя это событие уже выходит за рамки интересующего нас периода, мы скажем о нем несколько слов. Кенигсберг получил КП, довольно значительные земельные угодья (хотя далеко не столь обширные, как было обещано ранее), различные хозяйственные выгоды (в области рыболовства и др.) и налоговые льготы сроком на 10 лет. Грамота также разграничивала компетенцию города и орденских властей в отношении подсудности по делам с участием пруссов. Г.Я. Ркер полагал, что указанное пожалование было актом чисто формальным, поскольку само по себе не создавало города как торгово-ремесленного центра. Однако с учетом сказанного выше можно предположить, что грамота лишь оформила фактически сложившееся положение дел, коль скоро колонисты оседали здесь уже не один десяток лет. В качестве свидетелей в грамоте значатся не только высшие должностные лица ордена, но и представители общины: шультгейс Герко из Добрина, Альберт-монетчик и другие горожане. Шультгейса Герко Ф.Гаузе считал локатором Кенигсберга; среди представителей общины, упомянутых в грамоте, было несколько выходцев из влиятельных любекских семейств. В числе свидетелей упомянут и некий Геннико Прусс - очевидно, представитель местной племенной знати, сумевший добиться заметного положения в общине.

О том, что город был уже сложившимся организмом, свидетельствует и тот факт, что всего через 12 дней после получения грамоты, 12 марта 1286 г., было издано первое распоряжение городского совета, в состав которого вошли в основном те же лица, что упомянуты в учредительной привилегии как свидетели. Со временем город, выросший в устье Прегеля, стал одним из важнейших административных и хозяйственных центров Пруссии. В кёнигсбергском замке в начале XIV в. разместилась резиденция орденского маршала. Сам же город играл заметную роль в развитии торговли и ремесла.

В особо сложных случаях, когда основание города было связано со значительным риском, свои усилия объединяли орден, епископские власти и ганзейские бюргеры. Опыт такого рода был осуществлен при основании Мемеля. Как уже говорилось, этот город в интересующий нас период формально не относился к Пруссии (он был включен в нее лишь в 1328 г.). Однако он располагался непосредственно на границе прусских земель и играл стратегически важную роль как пограничная крепость и порт, а его развитие имело черты, сходные с другими прусскими городами. Город возник вблизи от впадения р. Неман (Мемель) в Балтийское море, у стыка трех исторических областей: Пруссии, Жемайтии и Курляндии, причем Неман был естественной границей, отделявшей Пруссию от Жемайтии. Территория была заселена балтскими племенами. Выгодное расположение этого пункта, ставившего под контроль реку Неман как важную торговую артерию, не могло не привлечь внимания тевтонцев, которые в 1242-1244 гг. завоевали Курляндию. В середине XIII в. по соглашению с литовским князем Миндовгом рыцари получили небольшую часть жемайтской территории в низовьях Немана, где и занялись укреплением своих позиций. Место будущего Мемеля оказалось во владениях епископа Курляндского.

Решив закрепиться в низовьях Немана, тевтонцы преследовали по меньшей мере три цели: пресечь активную торговлю Литвы по Неману, воспрепятствовать походам жемайтов против ордена и соединить свои владения в Пруссии и Курляндии.29 июля 1252 г. тевтонцы заключили с епископом Курляндским договор о том, что обе стороны объединенными усилиями возведут у впадения в Неман речки Данге замок Мемельбург, а через 2 года - и город возле его стен. Этот документ предусматривал распределение обязанностей по предоставлению людской силы и финансовых средств и оговаривал права епископа на светскую и церковную юрисдикцию в будущем городе. Точное разграничение территорий, принадлежащих здесь епископу и ордену, должно было осуществляться согласно распоряжениям папы. Строительство замка началось тем же летом и завершилось в следующем году. 19 октября 1252 г. стороны заключили новый договор, изменявший положения первоначального. В нем предусматривалось, что объединение усилий будет предпринято лишь для возведения замка, тогда как строительство города или торгового местечка каждая из сторон может вести самостоятельно, не делясь в будущем выгодами от такого поселения с контрагентом. Лишь монета, как и предусматривалось ранее, должна была чеканиться в Мемельском замке и иметь хождение во всем Курляндском диоцезе, а подданные ордена и епископа - иметь право на свободную торговлю во всей Курляндии.8 февраля 1254 г., как и намечалось, епископом Курляндским была издана грамота о разделе занятых замком территорий между орденом и епископством и об отведении земли под строительство будущего города. Не исключено, что будущий город был задуман как столица всей Курляндии, ибо там предполагалось разместить не только единственный для этой провинции монетный двор, но и резиденцию курляндского соборного капитула. Что касается внутреннего устройства новой общины, то первоначально предполагалось предоставить ей Дортмундское городское право. Имеются сведения о том, что в 1254 г. из Дортмунда даже был прислан список местного права. Однако в том же году власти, по-видимому, сделали выбор в пользу Любекского права: сохранилось сопроводительное письмо любекского городского совета общине Мемеля (1254), в котором сообщается, что мемельцам выслана запись Любекского права. Впрочем, формальное пожалование было осуществлено лишь позднее, в 1257 или 1258 г. Об этом факте известно из очень краткой подтвердительной грамоты епископа Генриха, выданной колонистам в 1258 г. (без указания месяца и дня). К тому же году относятся две грамоты, изданные совместно орденом и епископом, об урегулировании положения двух церквей в Мемеле и о праве патроната над ними. Молодой город должен был не только стать местом поселения для колонистов, но и сыграть роль «ворот» в Ливонию. Роль главного организатора в колонизационном процессе отводилась Любеку. Об этом говорит грамота, направленная 27 апреля 1261 г. вице-ландмейстером ордена в Ливонии властям и жителям Любека. В ней содержался призыв до наступления зимы прибывать морем в Мемель. В Ливонии орден обещал предоставлять переселенцам в лен «пустующие» земли, принадлежавшие ранее убитым куршам-вероотступникам (infeodare in locis vacantibus, in quibus Curones apostate sunt occisi). Норма наделения землею зависела от сословной принадлежности колонистов. Максимальный надел (40 саксонских гуф) предоставлялся рыцарю или «честному бюргеру» (honesto bur-gensi), прибывшему с конем, закованным в броню. Таким образом, горожанам участие в процессе колонизации давало шанс повысить их сословный статус, приблизившись к положению рыцарей.

После образования Кульмского диоцеза и завершения военных действий на его территории епископы Кульмские также приступают к планомерной колонизации своих владений. Первым городом, основанным епископами, стал Кульмзее (Кульмензее). Он был расположен юго-восточнее Кульма, на берегу озера. Как и во многих других местах края, поселение здесь существовало задолго до появления немецких колонистов. Непосредственным предшественником города явилось селение Лоза. Возможно, оно было одним из центров власти мазовецких князей, о чем говорит сохранившееся раннесредневековое городище.

В 1222 г. князь Конрад Мазовецкий пожаловал Лозу вместе с рядом других владений прусскому епископу Христиану. У нас нет сведений ни о размерах населенного пункта в тот период, ни о составе его жителей. Как уже упоминалось, епископ Христиан немного позднее передал значительную часть своих земель Тевтонскому ордену. Однако упомянутое поселение осталось в руках епископа, отойдя к его владениям по акту о разделе края на епископства в 1243 г. В 1246 г. гохмейстер Генрих фон Гогенлоэ подтвердил права нового кульмского епископа Гейденрейха на его территорию, в том числе и на Лозу.22 июля 1251 г. Гейденрейх издал грамоту об учреждении в этом пункте кафедрального собора и капитула. В упомянутой грамоте название Лоза уже не употребляется, а вместо него фигурирует имя Кульмензее (букв. «Кульм над озером»). С тех пор данный пункт сделался фактической столицей епископства. Что касается его названия, то в более поздних документах оно выглядит то как Кульмензее, то как Кульмзее. Со II половины XV столетия утверждается второй вариант, почему далее мы будем употреблять именно его.

Возникновение городской общины в Кульмзее пришлось, по всей видимости, как раз на период 1246-1251 гг. По мнению И. Чарциньского, это произошло одновременно с учреждением кафедрального собора, т.е. в 1251 г. К сожалению, ни локационная грамота Кульмзее, ни другие его привилегии орденского времени до нас не дошли. Известна лишь весьма поздняя подтвердительная грамота, изданная 21 апреля 1547 г. епископом Тидеманом Гизе вместо сгоревших документов. Из нее известно, что в городе действовало КП. Согласно привилегии 1547 г., за епископом оставалось право назначать бургомистров, членов городского совета и шультгейсов, ко горожане имели право избирать шеффенов. Шультгейсу целиком отходили штрафы размером в 4 шиллинга и менее, а от более крупных ему доставалась треть. Право вершить суд по преступлениям, совершенным на дорогах, принадлежало епископу. Не вполне ясно, какие из этих предписаний являются ранними, а какие появились лишь в XVI столетии. Можно предположить, что норма о распределении штрафов между шультгейсом и властями восходит к более ранней эпохе, поскольку она основана на ст. 1 КГ. Что касается городских угодий, то о них есть некоторые данные средневекового периода: так, известно, что в 1275 г. городской совет уступил право на часть своих владений двум бюргерам за ежегодный чинш. О родине колонистов, селившихся в прусских городах, имеются лишь отрывочные сведения, основанные главным образом на данных ономастики. Так, изучение свидетелей, упомянутых в КГ обеих редакций, позволяет говорить о том, что среди жителей Кульма и Торна заметное место занимали выходцы из Галле и других общин Саксонии. Часто происхождение колонистов совпадало с происхождением локаторов и других организаторов заселения: например, материалы епископства Вармийского говорят о том, что вармийские епископы и каноники нередко приглашали переселенцев со своей родины (Силезии, Моравии, Флеминга и др.). Как показывает анализ кёнигсбергских материалов за 1286-1300 гг., из 11 упоминаемых в источниках этого времени горожан четверо происходили из Нижней Саксонии, трое из восточных областей рейха, один из Помереллии и двое - из прусских земель. В других приморских городах Пруссии тоже был велик удельный вес выходцев из Нижней Германии, о чем свидетельствует не только распространение Любекского права, но и нижненемецкий диалект жителей, зафиксированный документами». Несмотря на активное участие ганзейцев в колонизационном процессе, прусские города прибрежной зоны заселялись не только немцами. В них жили также лояльные ордену пруссы. Помимо уже упомянутого Кенигсберга можно указать на Христбург в Помезании. Судя по именам свидетелей в орденских грамотах, пруссы составляли весьма заметную часть полноправных горожан Христбурга (феномен, который не встречается в других городских общинах Пруссии). В то же время наблюдения над городской планировкой и приемами застройки дают основания для гипотезы о том, что часть немецких колонистов прибыла сюда из приморских городов (вероятнее всего, из Эльбинга). Кроме того, в этих городах селились также славяне, например, в Толькемите.

Привилегии для сельских колонистов. От первых десятилетий орденской экспедиции в Пруссию до нас дошли также некоторые разрозненные свидетельства, говорящие о сельской колонизации. Такая колонизация протекала в двух основных формах: создание рыцарских имений и основание чиншевых деревень.

О создании рыцарских имений говорят в основном жалованные грамоты, выданные крупным землевладельцам. Так, упомянутый в КГ Иоганнес фон Пак получил 100 гуф в Кульмской земле и еще 8 гуф под Эльбингом, в основании которого он, возможно, также принимал участие. Другой свидетель той же грамоты, Бернард фон Каменц, получил имения в Помезании. Рыцарю Дитриху фон Тифенау были в 1236 г. пожалованы 300 гуф под Мариенвердером; его владения были расширены в 1239 и 1242 гг. К первым годам покорения Пруссии относится пожалование некоему Гебхарду Кекусу 60 гуф вблизи оз. Драузензее (около Эльбинга), которые он обязался заселить колонистами; поскольку это ему не удалось, то в 1244 г. орден передал эти владения Дитриху фон Брандейсу. Несмотря на постоянную потребность в военной силе, орден довольно рано осознал, что присутствие в Пруссии крупных землевладельцев может неблагоприятно сказаться на его собственных позициях в крае. Показательно в этом отношении распоряжение, изданное в 1251 г. уже знакомым нам Эберхардом фон Зайном. Ссылаясь на предписание гохмейстера Генриха фон Гогенлоэ (правил в 1244-1249 гг.), он указал, что предоставление ленных имений в Кульмской земле кому бы то ни было не допускается иначе как с согласия гохмейстера и капитула заморских провинций ордена, причем соответствующие жалованные грамоты должны иметь печать конвента. Поэтому упомянутые крупные пожалования в интересующий нас период остались в целом редким явлением. Как правило, орден практиковал предоставление небольших имений, не превышающих 10-15 гуф земли, тогда как крестьянский надел обычно не превышал двух гуф. Немцы, получавшие рыцарские имения, именовались «большими вольными людьми» (grofie Freien) в противоположность свободным пруссам, которых называли «малыми вольными людьми» (см. ниже). В XIII-XIV вв. орден стремился держать «вольных людей» под строгим контролем и не допускал их к занятию каких-либо важных административных постов. В интересующий нас период был, по-видимому, основан и ряд чиншевых деревень. Некоторые свидетельства об их создании дошли до нас, например, в епископских владениях. Так, в грамоте об основании соборного капитула Кульмзее (1251) упоминаются деревни Разлай (Razlay), Германсдорф, Ар-нольдсдорф и грангия Шёненверде, чинш с которых должен был отходить в пользу капитула. О том, что, по крайней мере, два из этих четырех населенных пунктов, а именно Германсдорф и Арнольдсдорф, были основаны в результате плановой колонизации, говорят их названия. Дело в том, что новые деревни часто получали имена по именам своих локаторов. Еще одна чиншевая деревня (Кунцендорф) в окрестностях Кульмзее упоминается в грамоте 1248 г. По-видимому, она не была орденским владением, а принадлежала частному лицу.

В целом, однако, в интересующий нас период колонистами было основано незначительное число, сельских поселений, поскольку этому не благоприятствовала военная обстановка. Помимо пруссов, переселенцам угрожали также войска упоминавшегося польского удельного князя Святополка Померанского. Поэтому немецкая сельская колонизация развернулась лишь к концу XIII столетия.

Привилегия для польского рыцарства Кульмской земли. Немецкие колонисты стали главной, но не единственной силой, на которую мог опираться Тевтонский орден в ходе покорения и колонизации края. Заметную группу жителей (частью местных уроженцев, частью пришлых элементов) составляли славяне - поляки и кашубы. Особенно значителен был их удельный вес в Кульмской земле. Орденские власти вынуждены были занять определенную позицию по отношению к двум категориям славянского населения: крестьянам, которые являлись ранее подданными польского князя, а также по отношению к польской шляхте, которую Конрад Мазовецкий обязался удалить из Кульмской земли по договору с орденом в 1235 г. и которая стала тем не менее возвращаться обратно. Особенно заботила тевтонцев именно эта вторая категория жителей. Поэтому орден поспешил урегулировать отношения с нею. Привилегия польскому рыцарству Кульмской земли была издана еще Германом Вальком. Точная дата ее остается спорной, но наиболее вероятно, что пожалование состоялось уже после издания КГ, т.е. между 1233 и 1239 г. Первоначальный текст грамоты до нас не дошел, ее содержание известно по подтверждению от 17 ноября 1278 г., согласно которому действие грамоты распространялось на Кульмскую землю, Помезанию и Погезанию.

Указанная привилегия затрагивала два основных круга вопросов: обязательства шляхты по отношению к ордену и порядок наследования рыцарских имений. Орден был заинтересован в создании надежного войска, поэтому основной обязанностью польской шляхты провозглашалась военная служба, а прочие повинности были точно нормированы. По польскому праву не только зависимые крестьяне и служилые люди, но и шляхта были обязаны ежегодно нести перед князем известные натуральные повинности. Сюда относились разнообразные подати натурою и деньгами, крестьяне также отбывали барщину. К числу повинностей относились и различные услуги - охрана городов и границы, воинская повинность, обеспечение постоя и др. В совокупности такие повинности именовались «княжескими правами» (iura ducalia). Предоставление польского права означало как для рыцаря, так и для крестьянина подчинение этим традиционным нормам. Если рыцарь не нес военной службы, он сохранял свое имение, но был обязан выполнять для ордена те же повинности, что и простые крестьяне. Что касается наследования имений, то привилегия Германа Балька ограничивала количество очередей наследников, причем наследование недвижимого имущества было ограничено прямой и боковой мужскими линиями.

С течением времени часть землевладельцев благородного сословия была переведена с польского права на более выгодное для них Кульмское. Тем не менее в западной части Пруссии число рыцарей, пользовавшихся польским правом, было довольно значительным. Так, даже в начале XV в. в Кульмской земле было много таких имений, особенно в Реденском (64% всех имений) и Страсбургском (39%) комтурствах, а в Михаловской земле вся мелкая шляхта владела имениями на польском праве. В рассматриваемый период орден и епископы не издавали каких-либо специальных правовых актов, адресованных полякам-простолюдинам. Однако орденские власти не препятствовали применению обычного права польских крестьян. Уже во второй половине XIII в. в орденских владениях был составлен старейший известный сегодня свод польского обычного права, известный под названием Эльбингской книги, или Польской правды. Впрочем, отдельные нормы традиционного польского права подверглись в Пруссии видоизменению или даже были вовсе отменены

Христбургский договор Тевтонского ордена с пруссами и привилегии отдельным прусским нобилям. Как уже упоминалось, покорение края сопровождалось обращением местного прусского населения в христианство. Этот процесс зачастую приобретал бескомпромиссный и кровавый характер. Тем не менее, по крайней мере, с частью пруссов тевтонцы пытались урегулировать свои отношения на правовой основе.

После первого прусского восстания орден заключил с побежденными пруссами Христбургский договор от 7 февраля 1249 г. В преамбуле документа говорится о конфликте между орденским руководством и новообращенными пруссами (очевидно, имеются в виду, прежде всего представители крещеной племенной знати). По заявлению последних, прежние римское папы (Иннокентий III, Гонорий III и Григорий IX) обещали пруссам, что те после крещения останутся лично свободными. Тевтонцы же, несмотря на состоявшееся принятие христианства, «данных обращенных за это время притесняли тяжкими рабскими притеснениями так, что соседние язычники, слыша о их отягощениях, стали бояться возложить на себя приятное ярмо Господа». Узнав об этом конфликте, папа, «желая затушить пламенеющее вещество этого разногласия и несогласных привести к единству согласия», послал архиепископа Якова Люттихского в Пруссию для урегулирования спора. Именно при посредничестве данного легата и был заключен договор.

Данный документ содержит предписания по широкому кругу вопросов. В договоре подробно оговорены обязательства неофитов по отношению к церкви, дано немало предписаний по искоренению прежних языческих верований. Пруссам, изъявившим покорность ордену и обратившимся в христианство, предоставлялась личная свобода постольку, поскольку они сохраняли христианскую веру. Если же отдельные пруссы или прусские земли (patriae) отпадали от нее, они утрачивали эту свободу. Кроме того, договор изменил порядок наследования. По действовавшему до этого обычному праву пруссов к наследованию призывались только сыновья. Отныне такое право было распространено также на дочерей, родителей и иных родственников наследодателя. Кроме того, Христбургский договор гарантировал пруссам Помезании, Вармии и Натангии почти неограниченное право распоряжения движимым и недвижимым имуществом, включая право, на завещание. Единственным исключением стало условие, согласно которому землю, доставшуюся по завещанию духовному лицу или церкви, надлежало в течение года продать кровным родственникам наследодателя, если имущество не должно было отойти ордену. Помимо этого, пруссы получили также возможность избрать право, которым они должны были руководствоваться в будущем. Пруссы избрали право своих соседей-поляков, однако в договоре указано, что из этого права изымаются нормы об испытании каленым железом и иные положения, противные Богу, римской церкви или церковной свободе.

Подписание договора сопровождалось торжественной церемонией: в тексте памятника сказано, что при подписании договора представители сторон «в знак мира обменялись поцелуем».

Помимо Христбургского договора, от интересующего нас периода дошло несколько грамот, адресованных отдельным представителей прусской знати. Так, в 1262 г. были изданы привилегии для прусских нобилей Гедуне и Троп-по. Согласно им, оба они получили значительные земельные пожалования и неограниченную власть над проживавшими в их владениях соплеменниками, а также ряд других прав в обмен на обязательство нести в пользу ордена военную службу. По мнению В.И. Матузовой, оба нобиля были удостоены этих пожалований за заслуги перед орденом. Положение нобилей было двойственным: составляя верхушку прусской знати, они сами оказывались в зависимости от ордена.

Итогом первого этапа колонизации можно считать возникновение сети важных хозяйственных центров, прежде всего городских, которым было пожаловано немецкое право, благоприятствовавшее их развитию. Социально-политическим последствием колонизации было складывание характерной для Пруссии структуры общества, которая сохранялась и в дальнейшем. Низ социальной пирамиды образовывала масса лично зависимого прусского крестьянства; более высокое положение занимали свободные прусские и польские крестьяне; еще выше находилась прослойка польской шляхты, отчасти смыкавшаяся с немецкими «феодалами». Наиболее привилегированной частью податного населения стали колонисты (свободные немецкие крестьяне и горожане, а также «феодалы»), которым было предоставлено КП (небольшая часть жителей, как уже сказано, пользовалась Любекским правом). Однако, несмотря на значительные успехи колонизации, доля пришлого немецкого населения в крае пока оставалась сравнительно небольшой. К началу XIV в. в прусских землях проживало, по одной оценке, около 12-15 тысяч немцев, или 10-12% населения, а по другой - 15-20 тысяч, или 15% населения. Верхушку немецкого общества в Пруссии составляла немногочисленная и относительно замкнутая каста - члены ордена, жившие в соответствии с уставом, а также высшее духовенство, жизнь которого определялась преимущественно нормами канонического права. В соответствии с социальным делением населения в Пруссии сформировалась и сложная по своему составу правовая система.

Автор: Рогачевский А.Л.