Заключение брака на Руси

В данной статье будут охарактеризованы семейное право и те нормативно-правовые акты, которые регулировали вопросы заключения брака, расторжения брака, личных и имущественных отношений между супругами и другими членами древнерусской семьи. В силу специфики древнерусского быта большую часть жизни женщина X-XV вв. проводила в семье. Следовательно необходимо охарактеризовать семью, в которой она живет, остановиться на положении именно замужней женщины, так как женщины, переходя из одной семьи в другую, приобретали в Древней Руси совершенно новый статус, В своей работе П. Цитович в 1873 г. пишет: «...девушке нет места в своей семье, - жену нужно добыть из чужой семьи - вот формула положения женщины не только в древнем, но и в современном праве». С.С. Шашков также указывает на невозможность рассмотрения истории женщин не затрагивая вопросы семьи и семейных взаимоотношений. Он пишет, что эмансипация женщин тесно связана с реформой семейного института. Из-за бедности древних источников языческая семья изучена довольно слабо. Княжеские уставы церкви X-XI вв. свидетельствуют о наличии многоженства и беспорядочных сожительствах родственников. Славяне имели по две, даже по три и четыре жены: «.-.без стыда и срама 2 жене имеють».

Арабские источники IX-X вв. говорят» что у русинов было по несколько жен и наложниц. Владимир I до принятия христианства держал по селам многих жен и наложниц.

В. Макушев анализируя сказания различных иностранных авторов делает вывод о том, что, по мнению иностранцев, у славян преобладала моногамия, хотя было дозволено и многоженство; в последнем случае однако число жен было ограничено; для союза с ними необходимо было соблюдение брачных обычаев, чего естественно, не требовалось по отношению к наложницам, число которых было неопределенно. Неизвестно было ли доступно многоженство простому народу, но для князей оно было допустимо и в более поздний период. Принимая во внимание небольшую зажиточность в народе в старое время, модно думать, что многоженство однако не слишком было распространено у наших предков; только у князей и богатых людей число жен было значительно, и при женах содержалось множество наложниц, «Знатность происхождения могла заставлять вступать в брак со многими, для укрепления дружественных отношений с другими знатными родами; потому что у древних германцев и славян, как известно через браки соединялись отдельные роды, между ними начиналась постоянная связь, они становились родственными».

Летописи говорят о том, что у полян уже сложилась моногамная семья, у других же славянских племен: родимичей, вятичей, кривичей - еще сохранялась полигамия. Вот как описывает форму брака первоначальная летопись: «И радимичи, и вятичи, и северъ одинъ обычай имяху: живяху в лесе, яко же и всякий зверь, ядуще все нечисто, и срамословье в них предъ отьци и передъ снохами, и браци не бываху въ них, но игрища межю селы, схожахуся на игрища, на плясканье и на вся бесовьска песни, и ту умыкаху жены собе, с нею же кто съвещашеся; имяху же по две и по три жены».

По предположению В, Н. Татищева, на Руси X-XV вв. отсутствовал пережиток группового брака, в соответствии с которым князю предоставлялось право «первой ночи», он был, по его мнению, заменен денежной компенсацией еще княгиней Ольгой, которая ввела куничный сбор в пользу князя («...а уложила брать с жениха по черно купе».»), освобождавший жениха от обязанности отдавать невесту князю. Важным фактором для характеристики положения женщины в семье и в обществе является и форма заключения брака. Это не случайно, так как положение женщины, которая вступает в новую семью в качестве «вещи», купленной у ее родителей или иных лиц и положение женщины, приносящей в новую семью определенное имущество в виде приданного, никогда полностью не растворяющееся в имуществе семьи ее мужа, и напоминающую о ее некогда независимом положении, не может быть равным.

В связи с эти нельзя не согласиться с утверждением В.О. Шульгина: «Продажа и покупка жены уничтожает личность женщины, обращая ее в предмет торга, в простую вещь; приданное напротив возвышает женщину: оно дает ей, как лицу, право владеть вещью, становится личностью женщины, выраженной во внешнем мире».

Семейные отношения регулировались в этот период обычным правом. В различных источниках содержатся указания на несколько способов заключения брака. Среди них наиболее древний - похищение невесты женихом без ее согласия, однако, постепенно увозу невесты начинает предшествовать сговор с ней. Это юридическое разложение родового союза делало взаимное сближение родов, одним из средств которого служил брак. Начальная летопись отметила, хотя и не совсем полно и отчетливо, моменты этого сближения, отразившиеся на формах брака и имевшие некоторую связь с ходом того же расселения. Первоначальные однодворки, сложные семьи ближайших родственников, которыми размещались восточные славяне, с течением времени разрастались в родственные селения, помнившие о своем общем происхождении, память о котором сохранялась в отческих названиях таких сел; Жидчичи, Мирятичи, Дедичи, Дедого-стичи. Именно наличием таких сел, состоящих, как правило, из одних родственников В.О. Ключевский объясняет важность добывания невест. При господстве многоженства своих недоставало, а чужих не уступала их родня добровольно и даром. Отсюда необходимость похищений. Они совершались, по летописи, «на игрищах межю селы», на религиозных праздниках в честь общих неродовых богов «у воды», у священных источников или на берегах рек и озер, куда собирались славяне из разных сел. Описание умыкания в древнейших летописных сводах отражает проявление согласования интересов сторон в матримониальных делах, следовательно, свободной воли женщины в этом вопросе («и ту умыкаху жены собе, съ нею же кто съвещашеся»).

А. Рамбо также указывает: «Что касается умыкания, то оно могло иметь символическое значение; из вышеприведенного текста видно, что женщины приходили к воде и «совещашеся» со своими похитителями». Обряд похищения невесты: «у воды» совершался на праздниках в честь богине «женитвы» Лады, которые начинались ранней весной «на Красную горку», и продолжались до середины лета - дня Ивана Купалы. Вода в дохристианский период имела культовое значение. У зависимого населения («на простых людех») этот обряд сохранялся долго следы его прослеживаются в былинах, песнях и даже в церковных документах XIII- XV вв. В. Шульгин пишет: «.-.рассмотрите все древнейшие памятники суда церковного, и увидите в них умычку в числе главнейших языческих обычаев, которые старалась искоренить христианская церковь».

Начальная летопись изображает различные формы брака, как разные степени людскости, культурности русско-славянских племен. В этом отношении она ставит все племена на низшую ступень сравнительно с полянами. Умычка и была низшей формой брака, даже его отрицанием: «браци не бываху в них», а только умычки. Наличие этой языческой формы заключения брака отмечает и Устав Ярослава о судах, ст. 2 которого предусматривает ответственность за несоблюдение христианских форм брака: « Аже кто умчить девку или насилит, аще боярская дочи будеть, за сором ей 5 гривен злата, а митрополиту 5 гривен злата; аще будет меньших бояр, гривна золота ей, а митрополиту гривна золота; а добрых людей будеть, за сором рубль, а митрополиту рубль; на умыцех по 60 митрополиту, а князь их казнить». Известная игра сельской молодежи обоего пола в горелки - поздний остаток этих дохристианских брачных умычек писал Ключевский В.О. Вражда между родами, вызывавшаяся умычкою чужеродных невест, устранялась веном, отступным выкупом похищенной невесты у ее родственников. Видимо, брак при похищении, возникает с момента известной давности, правильнее, с момента примерения обеих сторон, соглашения воли, признания факта.

Кража невесты была весьма рискованным мероприятием для похитителя. В свадебных народных песнях жених часто называется «чужанином» или «чужбинином», он окружен своими друзьями, поддерживающими его в этом мероприятии, они называются недругами невесты. Жених должен «пускать стрелы», «ломать стены, замки» и пр. Такое коллективное мероприятие по добыче супруги имеет оттенок группового брака. Но постепенно даже в таких коллективных мероприятиях, связанных с похищением невесты, намечаются первые контуры моногамии, «по крайней мере в форме парного брака: когда молодой человек с помощью своих друзей похитил или увел девушку, они все по очереди вступают с ней половую вязь, но после этого она считается женой того молодого человека, который был зачинщиком похищения». П. Цитович отрицает наличие насилия при совершении умычки и указывает на положительные моменты при заключении брака в такой форме, которые в первую очередь выражаются в предоставлении возможности женщине самостоятельно определить свою судьбу. «При всех своих безобразиях, умычка все-таки сослужила службу великого этического принципа семейной жизни - признанию свободы женщины при выборе своего суженого». Следует считать наиболее близким к действительности мнение С.М. Шпилевского, который признает наличие, как добровольных так насильственных похищений: «Не только обрядовое похищение на праздниках, у воды и т. п., но даже действительное похищение долго было обыкновенным явлением у всех славянских народов, хотя постоянно преследовалось законом». С.М. Шпилевский отмечает также, что и у славян и у германцев похищение жены было серьезным преступлением и за него назначались наказания вплоть до смертной казни и только добровольное согласие женщины остаться женой похитителя могло спасти его от наказания. С.М. Шпилевский видит в этом возможность женщины самостоятельно определить свою судьбу, выйти из под власти отца или иного лица, от которого зависела ее судьба-Вторым способом заключения брака в языческую эпоху была покупка. Спорным по сей день является вопрос, существовала ли в древнейшей Руси «купля жен», известная как брачный обряд многим славянским народам и описанная арабскими авторами, Некоторые из русских историков не признают ее за первоначальную форму, потому, что при ней необходимо предположить весьма сильную отцовскую власть, чего нельзя признать при коммунальном браке. Однако продажа могла быть совершена не непременно отцом, но и матерью, а также главою рода и родового союза. Но и сам термин «вено» понимается двояко. Традиционным для русской историко-юридической литературы является толкование его как платы, суммы выкупа за невесту # Известный исследователь древнерусского языка И.И. Срезневский переводит термин «вено» как плату, которая платилась за невесту или приданое, которое давал жених невесте. П. Цитович характеризует вино как чисто добровольное дарение мужа жене – В. Шульгин по термином «вено» подразумевает не плату, даваемую женихом отцу невесты, а то что предлагается им в обеспечение будущей жены. Смысл слова «вено», значит, в древних текстах цена: «не пять ли птиц вепиться пенязема двеня», - говорится в древних переводах Евангилия. В то же время ряд свидетельств позволяет рассматривать термин «вено» как синоним «приданого» в древнерусском юридическом быте, что исключает существование «купли» в истории русского права («...убо муж да възратит жене и вено аще възят что от нея ино»; «и дасть Корсунь царема за вено»). Плата за невесту, может связана с похищением: именно она была следствием примирения жениха похитителя с родом невесты, причем первый платит второму выкуп. Такой вид покупки был одной из древнейших форм у славян.

Арабский писатель Казвини говорит о россах: «Тот, у кого родилось две или три дочери, обогащается, тогда, как имеющий двух-трех сыновей делается бедняком». Многие авторы считают, что с течением времени вено превратилось в прямую продажу невесты жениху ее родственниками по взаимному соглашению родни обеих сторон: акт насилия заменялся сделкой с обрядом мирного хождения зятя (жениха) по невесту, которое тоже, как видно, сопровождалось уплатой вена. Существуют многочисленные доказательства того, что в древние времена существовал и такой способ заключения брака как покупка невесты у ее родственников. При этом Шульгин не отрицая возможности существования на Руси купли-продажи жен, о чем свидетельствуют многие обрядовые действия при заключении брака, указывает на возможность внесения их в более поздний период под влиянием обычаев других народов. Он отмечает, что если и существовала у Славян купля невест, то подтверждения в летописи Нестора или в других достоверных источниках, а также первых законодательных актах, которые не могли бы обойти такой важный факт молчанием, нет, Цитович же считает что это скорее способ выражения согласия семьи на переход женщины из одной семьи в другую. М.Ф. Владимирский-Буданов связывает плату за невесту с фактом ее похищения: плата за невесту, по его мнению, была формой примирения жениха с родом невесты, размер которой показывал социальную ценность невесты. Простая передача невесты от родителей или родственников ее жениху уже в древнейшие Бремена развилась в весьма сложные формы. Она состоит из предварительного договора (запродажной сделки), который в свою очередь, распадался на две части: «сватовство», т.е. осмотр предмета сделки (невесты) через посторонних, и «рукобитье», т.е. заключение сделки самими сторонами. Стороны заключившие ее, суть родители жениха или сам жених и родители невесты. Содержанием сделки служат условия о величине выкупа и о сроке совершения брака; форма совершения ее обыкновенно - словесная и символическая («рукобитье», «зарученье, т.е. связывание рук»), сюда впоследствии присоединились некоторые религиозные формы («богомолье», «литки» или пропоины, т.е. языческая жертва через возлияние). Самый брак при покупке состоял только в передаче невесты жениху. Такая передача могла сопровождаться и передачей приданного, которое, по мнению некоторых авторов не противоречило акту покупки. Ясные следы традиции договора купли-продажи невесты сохранились в народном фольклоре и свадебных обрядах, где невеста называется «товаром», а жених - купцом».

Купля-продажа жен не была исключительно славянским институтом, она существовала и у древних германцев и у других народов, в доказательство чего Шпилевский С.М. приводит цитату из англосакского закона: «Древние германцы, так же как и славяне, покупали себе жен, которые были у них когда-то чистым товаром, на это особенно ясно указывает закон англосакс, Этельбирта, ст. 32: «если свободный человек прелюбодействует с женою другого свободного человека, вознаграждает за это своим вергельдом, покупает на свои деньги другую женщину и приводит ее к другому (с женой которого прелюбодействовал) в дом». Со временем, несомненно, нравы германцев смягчились и купля-продажа приобрела значение передачи права защиты чести жены и получения соответственно имущественной выгоды.

Следует отметить две новые фазы в эволюции брака. Хождение жениха за невестой, заменившее умычку, в свою очередь сменилось приводом невесты к жениху с получением вена или с выдачей приданого, почему законная жена в языческой Руси называлась водимою. От этих двух форм брака, хождения жениха и привода невесты, идут, по-видимому, выражения брать замуж и выдавать замуж: язык запомнил много старины, свеянной временем с людской памяти. «Умычка, вено, в смысле откупа за умычку, вено, как продажа невесты, хождение за невестой, привод невесты с уплатой вена и потом с выдачей приданого - все эти сменявшие одна другую формы брака были последовательными моментами разрушения родовых связей, подготовлявшими взаимное сближение родов». Брак размыкал род, так сказать, с обоих концов облегчая не только выход из рода, но и приобщение к нему. Родственники жениха и невесты становились своими людьми. Друг для друга, свояками, свойство сделалось видом родства. Значит, брак уже в языческую пору роднил чуждые друг другу роды, В первичном, нетронутом своем составе род представляет замкнутый союз, недоступный для чужаков: «невеста из чужого рода порывала родственную связь со своими кровными родичами, но, став женой, не роднила их с родней своего мужа»

У полян самой распространенной формой заключения брака стал привод невесты ее родственниками в дом к жениху. Данная форма брака имела в своей основе соглашение между сторонами, представляющими жениха и невесту. О форме таких брачных уз в виде соглашения повествует Повесть временных лет: «Поляне бо своих отецъ обычай иметь кротокъ и тихъ, и стыденье к снохам своимъ и къ сестрамъ, къ матеремъ и къ родителемъ своимъ, къ свекровемъ и къ деверемъ велико стыденье имеху, брачный обычай имяху: не хожаше зять по невесту, но приводяху вечеръ, а завтра приношаху по ней что вдадуче.» У полян не жених шел в дом невесты за ней, а, наоборот, невесту торжественно вводили в дом жениха. Летописец неоднократно подчеркивает более значимую юридическую силу этого обряда. Перечисляя сыновей Владимира, имеющих право на наследование за князем летописец называет только рожденных от пяти вводимых жен, отличая их от детей наложниц, таким образом показывая отличие законного брака от наложничества. Неизвестно точно, в чем выражалась форма заключения брака в этом случае, видимо в торжественном приведении невесты. Такие формы брака не являются исключительно славянскими, у многих народов привод невесты, передача ее мужу были важными обрядовыми элементами и без них в ряде случаев, брак нельзя было считать заключенным, «По древне-германским законам, торжественная передача невесты жениху отцом или опекуном считается необходимою, потому что без этого, по выражению эдикта Ротара, нет ни в чем твердости». Привод невесты в дом жениха, которой восторгается летописец Нестор могла несколько уменьшить волеизъявление невесты, по сравнению с договором при добровольной умычке, но это, как правило, давало большую защиту интересов женщины в браке, потому что родственники невесты могли оговаривать в договоре ее права и обязанности мужа по ее содержанию.

При этом согласие невесты на брак не имело существенного значения, хотя уже в Уставе Ярослава содержался запрет выдавать замуж силой. Брак заключался по соглашению между родственниками невесты и женихом или его родственниками. «Церемония брака сопровождалась специальным обрядом: невесту приводили вечером в дом к жениху, и она снимала с него обувь. На другой день после свадьбы ее родственники приносили приданое».

Еще одной формой брака в этот период времени был плен.0б этом говорит Повесть временных лет. Князь Владимир, посватав Рогнеду, дочь полоцкого князя Рогволода, и получив отказ, объявил войну полоцкому князю, итогом которой стало пленение его дочери Рогнеды с целью заключения с нею брака. Вот как это описывается в Повести временных лет: «И посла ко Рогъволоду Полотьску, глаголя: «Хочю пояти дщеръ твою собе жене». Онъ же рече дщери своей: «Хочешм ли за Володимера?». Она же рече: «Не хочю розути робичича, но Ярополка хочю». Бе бо Рогьволодъ пришелъ из-заморья, имяше власть свою в Полотьске, а Туры Турове, от него же и туровци прозвашася. И придоша отроци Володимерови, и поведаша ему всю речь Рогънедину, дщери Рогьволоже, князя полотьскаго, Володимеръ же собра вой многи, варяги и словени, чюдь и кривичи, и поиде на Рогъволода. В се же время хотяху Рогьнедь вести за Ярополка. И приде Володимеръ на Полотескъ, и уби Рогъволода и сына его два, и дъчерь его поя жене».Рассматривая плен как форму брака необходимо учитывать, что мы скорее сталкиваемся с особой разновидностью умычки, которая в этом случае связана с насилием не только над самой девушкой, но и ее семьей и была доступна только определенным категориям населения - князьям и военноначальникам.

В Древней Руси к XI в, господствовала моногамная семья с индивидуальным хозяйством. С принятием христианства в конце X в, церковь вела активную борьбу с язычеством, за торжество индивидуальной семьи и семейной нравственности. Брак, развод, моральные отношения в семье стали санкционироваться ею. Не освященный брак считался грехом и мог отразиться на потомках. Летопись гласит: «От греховного корня злой бывает плод», В XI в. брак стал церковной прерогативой, в участии в судебных процессах о наследстве могли отказать лицам без соответствующих церковных свидетельств.

С 988 г, с крещения Руси и присвоения церковью монопольного права утверждения брака, начали складываться нормы брачного права, включавшего в себя и определенные свадебные ритуалы. «Процесс этот шел двумя путями: через трансформацию древних семейно-брачных обрядов в правовой обычай и через узаконение решений органов церковной власти, опиравшейся в своих действиях на византийское брачное право». СМ. Соловьев отмечает особенности заключения браков, которые были одновременно и политическими союзами, которые отличались не только, как правило, ранним возрастом брачующихся, но и сложностью процедуры заключения брака, участием большого количества лиц при заключении брака. Женили князья сыновей своих также вообще довольно рано, иногда одиннадцати лет, дочерей иногда выдавали замуж восьми лет. Браки устраивались родителями брачующихся; лица, употреблявшиеся для переговоров, посылаемые за невестою от женихова отца и провожавшие невесту со стороны ее отца, назывались сватами; отец невест снабжал ее золотом и серебром, давал за ней приданое, тогда как свекор давал снохе дары и город для ее содержания. Княгини имели города, в некоторых небогатых волостях упоминаются у княгинь только села, княжны не выходившие замуж, оставшиеся в волостях отцовских или братних, имели также села.

О влиянии давних брачных традиций на нормы семейного права свидетельствуют русские памятники X-XI вв., упоминающие предварительный брачный сговор, которому предшествовала своеобразная помолвка. «Однако она не была заимствованием элемента византийского обряда: известно, что в X в. сватов к великой княгине Ольге слал древлянский князь Мал». По русскому обычаю, помолвке сопутствовала трапеза у родителей невесты. Ели пирог-каравай, кашу и сыр. В частности статья 35 Устава князя Ярослава пространной редакции содержит сведения о предсвадебном сговоре и описывает важный, с точки зрения предсвадебной обрядовости, обычай резанья сыра: невеста вносила сыр, он резался сватом и раздавался всем присутствующим в доме. Разрезание сыра закрепляло помолвку, а отказ жениха от невесты после этой процедуры считался позором для невесты и компенсировался денежной суммой, к которой церковная власть добавляла еще и штраф: «Если из-за девушки будет разрезан сыр, а потом сделают не так, за сыр гривну, а за оскорбление ей 3 гривны, а что потеряно, то ей заплатить, а митрополиту 6 гривен», указано в «Уставе князя Ярослава». Эта норма принадлежит еще дохристианскому времени и просуществовала она довольно долгое время о чем свидетельствует упоминание о ней уже в XVI в Домострое. Взгляд церковного права и русского обычного права на обручение весьма различен: церковное право придавало обручению все более и более самостоятельное значение: между родственниками обрученных возникает свойство, препятствующее заключению брака; обручение признавалось нерасторжимым и получает религиозное освещение в особом обряде. Между тем, по обычному праву, этот договор есть только имущественный; неисполнение его ведет к уплате неустойки - заряда; договор облекался уже с древних времен в формальную письменную сделку - рядную запись. Положение об имущественных потерях при расторжении обручения не является исключительно русским институтом, с ним мы сталкиваемся и в Эклоге. По словам Котошихина, если отец жениха или сам жених проведают после сговора, что невеста «в девстве своем нечиста, или глуха, или нема, или увечна, и что-нибудь худое за нею проведает. И тое невесты за себя не возьмет; и тое невесты отец или мать бьют челом патриарху, что он по сговору и по заряду то невесты на срок не взял и взяти не хочет; и по зарядным записям на виноватом возьмут заряд». То же и в обратном случае если отец невесты проведает про жениха, что он «пьяница, или зернщик, или уродлив».

После помолвки следовал брачный сговор (ряд), стороны оговаривали при этом имущественные вопросы брака и определялись со днем свадьбы. Брачный сговор был важным моментом в процедуре заключения брака и регулировался установлениям Кормчей книги. Акт обручения оформлялся специальной сговорной записью; на случай нарушения обещания вступить в брак устанавливалась неустойка - заряд, достигавшая иногда значительных размеров. Одновременно священник, производивший обручение, давал венечную запись, которую необходимо было предъявить при венчании.

Обручение связывало жениха и невесту почти так же, как брак, нарушение верности жениху рассматривалось в качестве прелюбодеяния. Несмотря на то, что, по взгляду обычного права, обручению придана гораздо меньшая сила, на практике этой форме обручение вело к большим неудобствам: активными сторонами в договоре обручения являлись родители или опекуны и иногда совершали его в малолетстве обручаемых задолго до наступления брака и этим совершенно устранялось участие в деле свободного волеизъявления брачующихся. Далее, хотя уплата заряда освобождала от необходимости совершать брак, но заряд обыкновенно назначался большой и уплата его не всегда была возможна. Относительно церковного обручения еще византийские императоры предусмотрели эти невыгоды для обручения назначали те же условия, что и для брака, тогда церковное обручение начали совершать вместе с браком. Византийскому законодательству была известна процедура, предшествовавшая заключению брака, в виде обручения, смысл которой заключался в соглашении на деле и будущем осуществить этот брак. Для обеспечения такого обязательства давался задаток. В случае неисполнения обязательства, если это происходило по вине стороны, давшей задаток, она теряла его, если же это происходило по вине другой стороны - она обязывалась выплатить сумму, равную двойному размеру задатка. В русских Кормчих получение согласия вступающих в семейный союз определяется как важнейший элемент брачного процесса. Отсутствие права свободного выбора женщиной жениха рассматривается как серьезный аргумент в пользу тезиса о приниженном социально-правовом положении русских женщин в X-XV вв. Однако это не являлось ограничением прав женщин: брачные дела сыновей, как правило, тоже вершили родители: «Всеволод [Ольгович] ожени сына своего Святослава Василковною...»; в 1115 г. «повело Дюрги [Владимирович] Мьстиславу, сынови своему, Новегороде женитися». В источниках есть свидетельства того, что на Руси - в отличие, например, от Чехии и Литвы интересы вступающей в брак женщины все же учитывались ее родственниками.

Летописный рассказ о полоцкой княжне Рогнеде, не пожелавшей выйти замуж за князя Владимира, несмотря на свой легендарный характер, тем не менее, факт. О юридическом, закреплении прав женщин на изъявление собственной воли в делах о замужестве свидетельствуют статьи Устава князя Ярослава Владимировича о денежных пенях, налагавшихся на родителей не только в экстремальных ситуациях (самоубийство из-за брака поневоле), д. р. и в тех случаях, «аще девка восхощет замуж, а отец и мати не дадять». В чешском и литовском праве наказывались не родители, а девушка за самовольный выход замуж (она лишалась своей доли имущества, приданого и пр.).

К концу XIII в. согласие сторон на брак стало фиксироваться в брачном договоре, ила ряде, составлением которого после сговора занимались сваты или родственники. К этому времени относится и грамота на бересте (№ 377): «От Микиты ко Анне. Пойди за мене. Я тебе хочу, а ты меня. А на то свидетель Игнат Моисеев. В рядной записи оговаривались имущественные отношения бедующих супругов. К. Алексеев определял содержание рядной записи как совокупность условий о количестве приданного, даваемого за невестой, судьбе приданного после прекращения брака, иногда приданное становилось в соответствии с рядной записью собственностью супруга, наследование жены в имуществе мужа и другие вопросы.

Заключительной частью брачного сговора в XIV - XV вв. являлось церковное обручение, ставшее закреплением общественной моралью обязательством жениться на девушке: «аще кто девицу обручену нужою поиметь, не леть же ему иное пояти, но ту имети жену». Даже в случае, если обрученную «инь некто прельстит и осквернит», жениться на ней закон повелевал обрученному жениху.

Церковное венчание, введенное в XI веке, практиковалось только среди высших слоев общества, остальное население заключало браки по традиционным обрядам, справедливо считавшимся пережитками язычества. Особенно распространен был обряд заключения брака «у воды». Церковь постоянно боролась с этими обычаями и пыталась утвердить каноническую форму брак. Из канонических ответов митрополита Киевского, Иоанна 11(1080-1089) видно, что народ, считая венчание принадлежностью браков князей и бояр, продолжал придерживаться при вступлении в брак языческих обычаев умыкания и купли невест: «не было на простых людях благословенного венчания, но бояре толь и князья венчались. Как же совершался брак у простолюдинов. Простым же людям яко именем и плесканием.,.». Свидетельства о браках, заключенных без церковного венчания, встречаются в литературных памятниках до конца XVII в. Священноначалие предписывало духовенству тех местностей (прежде всего окраинных), где встречались внецерковные браки, венчать супругов, даже если они уже имели детей. Статья 2 Устава князя Ярослава (Краткая редакция) так же направлена против языческого брачного обычая умыкания невесты. В ней предусматриваются» по-видимому, два случая: добровольное умыкание и насильственное умыкание. Обращает на себя внимание то, что добровольное умыкание приравнивается к насильственному по тем последствиям, которые наступают для жениха, причем на женщину возлагается роль союзницы церкви в борьбе с языческими браками, так как в любом случае женщина получала вознаграждение, равное сумме штрафа в пользу епископа. Анализ этой и других норм Устава показывает, что церковь ставила задачу воспитания новых психологических установок, способствующих усвоению взгляда на законность лишь церковного брака. Церковная санкция носит здесь имущественный характер, причем взыскания налагаются не только на жениха, но и на соучастников умыкания, которые обязывались платить по гривне серебра епископу. Слова «а князь казнить их» очень трудны для понимания. По мнению В. О. Ключевского, под «казним» следует понимать простое телесное наказание. Возможно, что слова «а князь казнит» указывают на то, что исполнение решений епископа о денежных взысканиях возлагалось на государственный аппарат князя, поскольку церковь своим аппаратом не обладала. Статья 2 Устава князя Ярослава (Пространная редакция) устанавливает дифференцированную ответственность за умыкание девушки или насилие над ней, зависящую от социального положения потерпевшей. Возмещение потерпевшей, принадлежащей к сословным группам боярства, и штрафы церковной власти указаны в гривнах золота очень больших ценностях (1 гривна золота =10 или 12 гривнам серебра; 1 гривна серебра = 4 гривнам кун). По предположению В. О. Ключевского, денежные взыскания взимались лишь в том случае, если умычка не сопровождалась церковным браком.

Пространной редакции Устава кн. Ярослава, в которой говорится «аже девка засядет», т. е. не выйдет замуж за своего похитителя, «В случае же завершения истории с умычкой церковным браком умычник и его жена наказывались только епитимией, «занеже не по закону божию сьчеталася», как об этом говорится в Поучении духовенству новгородского архиепископа Ильи-Иоанна (XII в.)».

Для более точного определения правового положения женщины на Руси, и особенно замужней женщины необходимо рассмотреть условия, выполнение которых требовалось для вступления в сам венчальный брак от жениха и невесты на Руси:

а) Одним из них был брачный возраст: 13-14 лет, в XIV-XV вв.- от 12 до 18- 20 лет. Точных данных о возрасте вступления в брак в период введения христианства на Руси до нас не дошло. СВ. Юшков считал, что он составлял 14-15 лет для мужчин и 12-13 лет для женщин. Правда, зачастую условие это не соблюдалось, особенно когда вплетались политические мотивы. СМ. Соловьев: «Женили князья сыновей своих также вообще довольно рано, иногда одиннадцати лет, дочерей иногда выдавали замуж восьми лет». Однако такие браки совершались лишь в среде господствующего класса, рассматривая брачный возраст в более поздний период СМ. Соловьев указывал «женились князья в первый раз от четырнадцатилетнего до двадцатилетнего возраста». В дальнейшем ранние браки были ограничены запретом митрополита Фотия венчать девочек младше 12 лет. Русское каноническое право устанавливало свои сроки, взяв для мужчин высший предел из византийских норм (по Эклоге) 15 лет, а для женщин низший (по Прохирону) 12 лет. Этот закон был в противоречии с обычным правом и поэтому долго не мог получит распространение.

Верхний возрастной предел формально не был предусмотрен, но священникам предписывалось отказываться венчать престарелых лиц.

Обращалось внимание и на то, что между вступающими в брак не должно быть «великой разницы в летах». Необходимо также помнить о том что, «святитель Василий Великий указывает такой предел для вдов - 60 лет, для мужчин - 70 лет» и в более поздний период было запрещено венчать после 80 лет. Следует отметить, что различный возрастной предел для мужчин и женщин обусловлен не желанием принизить положение женщины, а с учетом возможности деторождения.

б) Запрещались браки с близкими родственниками, а также между лицами, состоящими в духовном родстве, основанном на совершении обряда крещения. Помимо отношений кровного родства препятствием к браку служат отношения свойства.

в) Нельзя было также вступить в брак при наличии другого не расторгнутого брака. Это правило образовалось только в христианскую эпоху; в языческую эпоху господствовало многоженство. Впрочем, и тогда оно не было безграничным: наш первоначальный летописец о самых нецивилизованных из славянских племен, т. е. о радимичах, вятичах, северянах, говорит: «имяху же по две и по три жены», что в его глазах, очевидно, составляет высшую степень «дикости и варварства».

Тем не менее, и в христианскую эпоху следы многоженства остались на долго. В Уставе Ярослава ясны следы борьбы христианства со старыми привычками: церковь боролась как с тем, что бы люди произвольно отпускали жен и потом вступали в брак с другими (это не есть двоеженство в действительном смысле, а нарушение законов о правильности развода), так и с двоеженством в собственном смысле. Статья 16 Устава князя Ярослава (Краткая редакция) преследует двоеженство, допускаемое язычеством. «Аже две жены кто водить, епископу 40 гривен, а которая подлеглая, та понятии в дом церковный, а первую держить по закону. А иметь лихо водити ю, казню казнити его». В данном случае мы сталкиваемся с борьбой церкви с двоеженством даже в случае если ни один брак не был официально заключен на что указывает слово «водит». Предписание «а первую держит по закону» означает требование оформить брачные отношения, согласно церковному закону, венчанием. В данном случае, церковь выступает с требованием оформить церковный брак с первой женой, ко второй жене применяется ответственность в виде заключения в церковный дом.

В статье 20 Устава князя Ярослава (Краткая редакция) предусматривается наказание за вступление в половую связь мужчины с двумя сестрами. Этот запрет основывается на запрете церковью половых отношений с родственниками и свойственниками. В данных статьях предусматривается ответственность за нарушение моногамия в семье.

г) Свободная воля и согласие родителей. В русском обычном праве уже для языческой эпохи можно указать на требование согласия брачующихся при браке через приведение. Когда князь Владимир хотел жениться на дочери полоцкого князя Рогнеде еще не прибегая к насилию и похищению, то родители невесты обратились за согласием к ней самой, предоставили ей право выбора между Владимиром и Ярополком. Рогнеда четко сформулировала свой отказ на брак с князем Владимиром: «..не хочу разути сына робичича». Взаимное согласие на вступление в брак по церковным правилам всегда было необходимо. В гл. 50 Кормчей говорится, что совершающий брак «весть при им о хотящих браку сочетатися, в первых да увесть - аще своим вольным произволением, а не принуждением ради от родителей и сродников или от господней своих... сочетатися хотят». Причем нет никаких ограничений связанных с полом лиц совершающих брак и свободное волеизъявление необходимо как от мужчины, так и от женщины. И в связи с статья 24 Устава князя Ярослава (Краткая редакция) запрещает родителям под страхом церковного наказания насильно выдавать замуж девку или женить отрока, В данном случае также ответственность на родителей налагается одинаковая, независимо от того ребенка какого пола принуждают к браку. Родители привлекались к ответственности в том случае, когда кто-либо из детей «что отворит над собою», т. е. покончит жизнь самоубийством или попытается осуществить такой замысел, а ст. 33 Устава князя Ярослава (Краткая редакция) запрещает препятствовать желанию детей жениться или выходить замуж. Данные казусы указывают на психологическое отношение русских к замене языческой свободы природных отношений церковным браком. Но более общим обычаем долгое время и в христианскую эпоху оставалось то, что браки совершались по воле родителей, принуждающих детей вступать в брак или не вступать в него. «Взрослый сын женился по указанию родителей, сообразующихся с желанием сына настолько, насколько это желание соответствовало хозяйственным соображениям семейства». В данном случае положение женщины, закрепленное нормативно-правовыми актами практически не отличается от положения мужчины, то есть юридически они были одинаково свободными субъектами, которые самостоятельно могли решать вопросы, связанные с заключением брака. В качестве обоснования необходимости родительского согласия на брак детей В.В. Момотов приводит примеры берестяных грамот, например: грамота с упоминанием Аркадия №672 «и Оркад (Аркадий) велели без него (или без них) устраивать свадьбу. [Но ты] не выдавай [без него]. А что Повежей (жене Поведа) досталось из денег, то у Твердяты». Однако в действительности в рассматриваемый период согласие невесты практически никогда не спрашивалось. Церковь издавна боролась с этими пережитками. При этом, при определении брачной судьбы детей на Руси как правило, учитывалось мнение как матери так и отца. Ответственность за принуждение девушки к браку с нелюбимым человеком было характерно и для законодательства других стран. Итальянское законодательство рассматриваемого периода также предусматривает ответственность, в случае если девушку принудительно выдают замуж в виде лишения права опеки такого лица по отношению к девушке, рассматривая такое обращение с девушкой как жестокое, так как «худшего обращения с ней и быть не может» Но в жизни итальянского общества, как правило, практиковались браки, заключаемые между родственниками девушки и родственниками жениха, хотя в ряде случаев девушки и противились желаниям своих родственников о чем свидетельствует пример, приводимый М.Л. Абрамсон: «В двух завещаниях составитель распоряжается оставить наследнице значительно большую сумму, если она проявит покорность и согласиться на замужество по его выбору, чем в том случае, если она воспротивится ему».). Условия при заключении брака были связаны с последовательностью браков одного за другим, Языческое право неодинаково решало вопрос о повторении браков для вдов и для вдовцов. Для вдовцов брак мог быть повторен неограниченное число раз; но для вдовы не всегда или, лучше, не для всех вдов: главная жена сжигалась, в чем выразилось, понятие, что она может быть женой только одного мужа и здесь и на том свете. Но прочие вдовы могли вступать в повторные браки, как показывает сватовство Ольги и пример Владимира, женившегося на вдове брата. Поэтому когда христианское учение было принесено на Русь, почва здесь для него была весьма неблагоприятная. Однако это не помешало, относится церкви к этой проблеме с особой строгостью. Запрещалось вступать в четвертый брак. В Своде канонического права приводятся по этому поводу слова Григория Великого: «Первый брак - закон, второй прощение, третий - законопреступление, четвертый - нечестие, свинское есть житие». Щапов Я.Н. определял данное положение так: «Даже смерть одного из супругов во втором браке не давала права вступать в третий брак. Церковнослужителю, благословившему такой союз даже по неведению, грозило лишение сана». Языческие традиции и языческая форма брака еще были столь живы в XII веке, что светская власть считала необходимым принимать во внимание народные традиции, и детям от третьей и четвертой жены выдавалась «прелюбодейная часть». В связи с этим, видимо, и Устав великого князя Всеволода предусматривал «прелюбодейную часть в животе» - часть наследства (живота - имущества), выделяемая незаконной жене и ее детям. Как было отмечено, человек на Руси не мог вступать более чем в два брака, даже после смерти второй жены нельзя было венчаться с третьей, тем более четвертой женой, Тем не менее, дети от третьей и тем более четвертой жены для гражданской власти являлись законнорожденными и ограничения наследования не имели смысла. Из за исторических корней, положения, запрещавшие все браки кроме первых двух, приживались на Русской земле с трудом и государственные и церковные органы шли на определенные уступки, такие например, как в Новгороде, где признавались наследниками не только дети от первого и второго брака, но и от третьего и даже четвертого, хотя третий брак допускался только в случае, «если кто будет молод, а детей не будет у него ни от первого брака, ни от второго». Устав князя Всеволода также идет по этому пути и изменяет традиционное право наследования незаконных детей. Причем наследование предусматривается в данном случае по закону, а не по завещанию. Особый порядок наследования, если четко следовать нормам статьи, предусмотрен не для всех, а только для состоятельных людей («полн животом»), которые могут оставить небольшую часть наследства своим детям от третьей и четвертой жен, не включая их в число основных наследников. Такое ограничение прав этих детей оправдано здесь тем, что они незаконные, В случае, если наследодатель не является собственником достаточного имущества, и является человеком не богатым, то незаконный его сын получает только то, что полагается оставить «робичичю» - сыну от рабыни-наложницы, а именно лошадь и боевое снаряжение (доспех), а также другое имущество (покрут), необходимое для службы, в зависимости от общего размера наследства, что указывает на то, что речь идет о семье феодала. Византийскими кодексами был установлен траурный год для вдов по физиологическим причинам (для различия отцов). На Руси такие ограничения были распространены на вдовцов в более поздний период из моральных соображений.

д) Представители клира старались не допускать в браке смешения социальных и классовых различий: «Крестьянка и холопка в лучшем случае могли считаться «меныницами», т.е. вторыми женами; в худшем - свободный должен или отказаться от притязаний на законное закрепление подобных отношений, или согласиться во имя брака стать холопом», Данное решение имеет и социально-экономическую основу, так как такие браки рассматривались как один из основных источников поступления в хозяйства холопов мужчин. «А второе холопьство: поиметь робу без ряду, поиметь ли с рядомь, то како ся будеть рядилъ, на том же стоить». При этом БА. Романов указывает что женщина раба более ценный предмет «и пример свободной женщины через брак с холопом попавшей в положение рабы, не известен ни правовым, ни литературным памятникам эпохи». Браки свободных, но относящихся к разным классам общества тоже не поощрялся. Корпоративный характер общества делал их редким исключением, хотя формально такие браки не возбранялись.

е) Правильность сознания (умственное здоровье). Византийские источники не оставили нам ясного учения об этом условии совершения брака. Правда в них (в брачном праве) нередко упоминается о бесновании как явлении, имеющем значение для совершения правильного брака; но речь идет о бесновании родителей как обстоятельстве, уничтожающем родительскую власть; можно думать, что это понятие применяется к брачующимся. Но прямых указаний об этом нет ни в византийских актах ни у нас в рассматриваемый период.

ж) Позволение начальства. Это требование, не существовавшее в византийском праве, встречается лишь в отечественных памятниках и в обычном праве. Первоначально оно имело применение не только для служилых людей, но и для не служивых, т.к. брак по русскому праву есть не только личное и семейное дело, но и общественное. Основания этого не очень ясны. «Эверс думает, что оно происходит от древнего родового начала, которое состояло не только во власти родоначальника, но и в супружеских правах. Неволин полагал, что это возникло из обычая принесения подарков начальству при браке». С принятием христианства происходит рецепция византийского брачно-семейного законодательства, основанного на канонических представлениях о браке. В связи с этим следует, остановится на нормах византийского права более подробно для того чтобы их можно было сравнить с нормами, регулирующими брачно-семейные отношения русского права.

Препятствия к заключению брака, предусмотренные Византийскими законами делились на абсолютные и условные. Абсолютные препятствия к браку одновременно и расторгали его. К абсолютным относились;

1. Лицо, состоящее в браке не может вступить в новый брак. Брак не мог был заключен при существовании другого, предшествующего.

2. Запрещение на вступление в брак священнослужителей. 26 Апостольское правило дозволяет вступать в брак после поставления на церковное служение лишь ятицам и певцам. Эти церковные правила во времена Юстиниана были подтверждены гражданскими законами. Брак священных лиц, заключенный после посвящения в сан признавался незаконным. Это видно из 6 правила Святого Василия Великого и 3-го правила Трулльского Собора. О том, как решала Русская Церковь вопрос о браке священнослужителей: лишался ли он сана или брак признавался недействительным в первое время сказать трудно из-за недостатка свидетельств. Позднее в церковной практике делали различия между браком священных лиц до снятия сана и браком после снятия сана. В последнем случае брак разрешался.

3. 16-му правилу Халкидонского Собора, 44-му правилу Трулльского Собора, 5-му правилу Константинопольского Двукратного Собора, 18-му и 19-му правилам Василия Великого, монахам и монахиням запрещалось вступать в брак после принятия ими обетов.

4. Брак одним лицом может повторяться по прекращении предшествующих лишь определенное число раз. В соответствии с церковным законом вдовство после 3-го брака становилось абсолютным препятствием к новому браку, «Согласно «Томасу единения» (920 г.), изданному Патриаршим Синодом при патриархе Константинопольском Николае «никто не должен дерзать вступлением в четвертый брак. А если таковой брак будет заключен, то он должен считаться несуществующим». Церковь не одобряла второй брак, видя в нем предосудительную уступку чувственности, однако допускает его. Третий брак не допускался.

5. Препятствием к вступлению в брак является виновность в расторжении предыдущего брака. Виновный в прелюбодеянии, из-за которого расторгнут первый брак, не может вступать в новый брак. Это положение вытекает из евангельского нравственного учения и практики Церкви.

6. Препятствием к браку является также духовная и физическая неспособность к нему (идиотизм, душевная болезнь). Гражданские законы признавали браки с душевнобольными недействительными.

7. Возраст, раньше которого не разрешалось вступать в брак - брачное совершеннолетие - имело большое значение и не достижение его являлось препятствием к заключению брака. В «Эклоге» Льва Исаврянина и Константина Копронима для вступающих в брак определен возраст - 15 лет для мужчин и 13 лет для женщин, а в «Прохироне» Василия Македонянина этот возраст снижен на год - соответственно 14 и 12 лет. Оба эти источники вошли в «Кормчую Книгу», широко распространенную на Руси. Допускались и более ранние браки. Брак, заключенный до достижения церковного совершеннолетия, считался не действительным и подлежал расторжению. На практике, как это видно из летописей, заключались браки иногда очень в раннем возрасте. В церковном брачном праве был установлен и высший предел для вступления в брак. Святитель Василий Великий указывает такой предел для вдов - 60 лет, для мужчин - 70 лет.

8. Отсутствие согласия на брак со стороны родителей жениха и невесты является препятствием для заключения брака. Без согласия родителей или опекунов брак мог был быть заключен при следующих обстоятельствах: если отец (или дед, имеющий власть) находится не в здравом уме (неистов), если он наводится в плену; если он пропал без вести более чем за три года перед тем (в последнем случае брак может быть заключен и до истечения этого срока, но с тем, что если отец возвратившийся до истечения трех лет, может, если захочет, расторгнуть брак). Во всех прочих случаях не эмансипированные дети вступают в брак не иначе, как при позволении родителей. В случае беспричинного сопротивления браку детей со стороны отца обиженный мог обратиться к гражданской власти, которая в таком случае дает позволение взамен отца и выдает вено. По наступлении эмансипации дети могут вступать в брак без позволения родителей; впрочем для эмансипации дочери такое право наступало по достижении ею 25летного возраста. Эклога уничтожает различие между эмансипированными и не эмансипированными детьми и поэтому требует разрешения родителей (уже не одного отца) без ограничения времени.

К условным препятствиям к браку относились следующие:

1. Близкое родство между женихом и невестой. Это относится и к внебрачным детям.

В «Эклоге» содержится запрещение браков между двоюродным и троюродным братом и сестрой. Константинопольский Собор 1168 г. повелел безусловно расторгать браки между лицами, состоящими в 7-й степени бокового кровного родства. Законе Судном людем есть норма о запрете так называемых кровосмесительных связей: «Кровь месящий в свою кровь, сватьбу деють, да разлучаться».

Очевидно, что в этой норме нет указания ни на казнь, ни на «епитимию». Такие указания содержатся в других главах Закона Судного людям, например, в главах, карающих духовных родственников, вступающих в половые отношения: гл. 8 карает кума и куму; гл. 9 - крестного отца и его крестную дочь. Можно было бы предположить, что, по Закону Судному людям, кровосмесительные связи родственников карались так же, как и связи духовных родственников: казнью в виде отрезания носа и епитимией.

2. Условным препятствием к браку являлось наличие свойства между женихом и невестой. Он возникают из сближения двух родов через брак их членов. Свойство приравнивалось к кровному родству, ибо считалось, что муж и жена одна плоть. Для определения степени свойства складываются обе родственные линии, а между мужем и женой, связывающими их степени не существует, следовательно, теща и зять состоят в 1-й степени свойства.

3. Следующее препятствие к браку - духовное родство. Духовное родство возникает в следствии воспринятая новокрещенного от купели Крещения. Еще император Юстиниан запретил брак между восприемником и воспринятой. Эклога прямо говорит «Запрещается же сочетание браком тем, кто соединен между собой узами святого и спасительного крещения, то есть крестному с его [крестной] дочерью и ее матерью, так же как его сыну с подобной [крестной] дочерью и ее матерью - «В Византии, входя в семью через усыновление лицо не могло вступить в брак с ближними родственниками усыновителей. Это связано во многом с тем, что в Византии была церковная форма усыновления.

В России усыновление производилось в гражданском, а не церковном порядке, и, следовательно, формально не считалось препятствием к браку. Но как отмечал профессор А. С. Павлов отсюда поспешно было бы заключать о совершенном не существовании такого препятствия. Уже простое нравственное чувство запрещает усыновителю вступать в брак с усыновленной дочерью или усыновленному сыну с матерью или дочерью усыновителя. В этом объеме родство по усыновлению признается безусловным препятствием к браку в законодательстве всех христианских народов.

4. Взаимное согласие вступающих в брак также являлось обязательным условием его заключения. И его отсутствие выступало препятствием к заключению брака.

5. Препятствием к заключению брака выступало также отсутствие единства религии жениха и невесты. В России строго запрещались браки православных не только с не христианами, но и с инославными.

Русская церковь препятствовала заключению браков с иноверцами: «Иже дщерь благоверного князя даяти замуж в ину страну, иде же служат опреснок и съкверноедению не отметаются, недостойно зело и неподобно правоверным сотворити своим детей сочетание: божественный устав и мирскый закон тоя же веры благоверство повелевает поимати». За преступную связь с иноверцем «русска» (так называет женщину Устав князя Ярослава) наказывалась насильным пострижением в монашество; позже в ряде земель наказание ограничивалось штрафом. Этот запрет не распространялся на великих княжон, многие из которых были выданы замуж за иностранных королей. Статья 51 Устава князя Ярослава (Пространная редакция) запрещала даже сожительство с представительницами нехристианских вероисповеданий- Санкция здесь предусмотрена следующая: виновный платит штраф в 12 гривен и отлучается от церкви.

На Руси, как и в Византии, заключение браков начиналось обращением жениха и невесты к архирею с прошением благословить их брак. Епископ выдавал просителю указ на имя священника с предложением предварительно произвести «обыск», т.е. выявить, нет ли каких препятствий к браку. Этот указ назывался венчальной памятью или «знаменем». За выдачу «знамени» взималась пошлина, размер которой увеличивался в случае вступления во второй и третий брак.

Венчание производилось только священником, обозначенным в венечной записи, в присутствии не менее двух свидетелей. Еще одним условием для вступления в брак было соблюдение сроков, так как запрещалось заключать браки в Рождественский, апостольский, Успенский посты и на масляную неделю. В то же время на Руси долгое время практиковалось одновременное заключение браков в церковном и языческом порядке. Это было свойственно и другим народам при принятии христианства, В Шлезвиге уже после введения требования о церковном венчании, оно происходило не в церкви, а по древнегерманскому обычаю на площади под липой.

Автор: Ярмонова Е.Н.