Предназначение, воспитание и образование женщины в итальянской семье XIV-XV вв.
В указанный период времени в полной мере сохранялись традиционные представления о том, что правовое и религиозное оправдание брака и главный его смысл - деторождение. Более того, в XIV-XV вв. эти стереотипы становятся еще более значимыми, учитывая, что, начиная с 1348 г. - эпидемии бубонной чумы («Черной смерти») - волны массовых смертей быстро следовали одна за другой: «На переполненных кладбищах при церквах рыли преогромные ямы и туда опускали целыми сотнями трупы, которые только и успевали приносить к храмам. Клали их в ряд, словно тюки с товаром, потом посыпали землей, потом клали еще один ряд - так до тех пор, пока яма не заполнялась доверху».
Трагическую картину неустойчивости семьи, на примере своего отца Паголо рисует Джованни Морелли, потрясаемой этими бедствиями. После ранней смерти деда эпидемия чумы 1363 г. унесла трех братьев отца, оставив юного Паголо одного в нелегкой ситуации, на разрешение которой судьба отпустила ему всего 9 лет. Очередное поветрие чумы в 1374 г. обрывает его жизнь, от чумы гибнет и любимый родственник Джованни Морелли -двоюродный брат Гвальберто. Эпидемия 1383 г. приносит смерть другому кузену - Бартоломео и «второму отцу» - деду с материнской стороны Маттео ди Кваратези, в 1400 г. от чумы умирают малые дети самого Джованни и тогда же повышается налог на выезд из города. Все впечатления детства автора воспоминаний связаны с перипетиями бегства от следующих одна за другой эпидемий. То же самое можно сказать и о семье Маттео Корсини. Во время эпидемии 1390 г. умерли четверо из 10-ти его детей, благополучно переживших самый опасный возраст младенчества: Катерине было уже 25 лет, Пьеро – 24 года, Бартоломео - 11 лет, Нери - 10 лет. От эпидемий и поветрий умирают в раннем возрасте 14 детей в семье другого флорентийца - Горо Дати. В этих условиях репродуктивные функции женщин в малой семье становились особенно важными.
Нельзя забывать, что они реализовывались в обществе, в котором демографические процессы отличались спецификой, имея пережитки гендерной асимметрии. Уже с середины XIV в. летописец Джованни Виллани наблюдал, что из 6000 младенцев, которые крестятся во Флоренции каждый год, смертность девочек превосходит смертность мальчиков на 300-500 младенцев. Безусловно, методы регистрации новорожденных были не всегда точны: «Священник при крещении бросает в сосуд черный боб, если мальчик, и белый боб, если девочка, а потом подсчитывает их». Это несоответствие в половом отношении вряд ли полностью объясняется дефектом при подсчете. Оно скорее указывает на то, что в пределах данного общества степень выживаемости девочек была ниже, чем у их братьев, поэтому смертность новорожденных затрагивает вопрос о половых разграничениях.
По подсчетам Д. Херлихи и К. Клапиш-Зубер, дефицит женщин больше всего заметен в детстве: до 15 лет на 6 мальчиков приходилось 5 девочек. Следует учесть и то, что в раннем возрасте пол не имел никакой особой значимости. Взрослые имели тенденцию игнорировать, пренебрегать и забывать свое потомство, младенцы в раннем периоде обладали своего рода «прозрачностью», когда родители избегали проявлять эмоции до возможного выживания. Эта ситуация вполне объяснима тем, что смертность детей от рождения до трех лет была особенно высока, и родителям приходилось осуществлять своего рода экономию чувств, чтобы не испытывать разрушительных стрессов от каждой детской смерти.
Менее значительная в глазах родителей ценность девочек умножала случаи плохого надзора, небрежности и безразличия, с которыми отец той эпохи расценивал дочь, в случае ее смерти иногда даже забывая имя: «Нет потребности упоминать девочек, так как они молоды, упомянем их, когда они достигнут брачного возраста». Паоло да Чертальдо говорил, что отцы должны контролировать пищу мальчиков, более внимательно, чем еду девочек.
Многие исследователи отмечали, что эпидемии иногда забирали больше женщин, чем мужчин. Марсилио Фичино, врач и философ, полагал, что женщины и дети более уязвимы, так как они продажны в чувствах и их много без меры, но на самом деле, они были просто более восприимчивы к инфекции. Более низкий, чем у мужчин, общественный статус женщин делал регистрацию девочек особенно дефектной. Господство мужского спряжения в итальянском языке стирало границы пола, отец, не называвший имени, имел тенденцию описывать девочек в мужских терминах, писцы же расценивали мужскую форму как стандарт, а женскую - как отклонение от правила. Судя по большему числу полных и точных документов, в среде богатых флорентийцев, видимо, имелось меньшее количество женщин, чем у бедных.
В записках и мемуарах итальянских купцов при упоминании о женах и их роли в семье учитываются три основных фактора: количество рожденных ею детей, сумма приданого и степень знатности ее рода. Цели брака и создания семьи сформулировал Джованни Морелли, высказывания которого на это счет А. Тененти резонно сопоставлял с идеями трактата Л. Б. Альберти. Морелли постулировал три основных принципа управления семьей: приращение или хотя бы сохранение и стабилизация семейного достояния, приобретение политического престижа и доступа к государственным структурам власти. Главное же - физическое продолжение рода, которого следует добиваться, производя на свет сыновей.
Хозяйственная книга Маттео Корсини не содержит каких-либо специальных высказываний по поводу жен, но все же дает основание прийти к выводу о том, что Маттео ценил два качества в женщинах: сумму приданого, которое они приносили в дом мужа, и их плодовитость. Его собственная супруга Лоренца за 24 года брака произвела на свет 20 детей, его невестка Сальваджа «прекраснейшая женщина» за 8 лет брака родила 6 детей (умерла в 24 года при родах).
Обратившись к «Домашней хроникам», мемуарам («Ricordi»), «Секретным тетрадям» и другим памятникам так называемой купеческой литературы, можно фиксировать и подтвердить вышеуказанный вывод. Женщина должна была рожать, выкармливать и воспитывать наследников, прежде всего, в раннем возрасте, ибо это было ее основным занятием. У Франческо Барбаро была масса наставлений, как должно выполнять эту функцию: «Затем природа дала всем животным, которые плодятся, питание молоком, наполняя им сосцы подобно 2-м источникам изобилия, из которых дети получают свою пищу; и не для чего иного она дала их два, как на случай, что если одновременно рождаются два близнеца, мать имела бы возможность давать необходимую пищу, чтобы накормить их. Такие вещи являются по правде с высшего позволения упорядоченными. Природа вложила неимоверную любовь у матерей и отцов к детям. Хотя необходимо отметить особую точность этой самой природы, которая поместила другим животным сосцы под брюхом, а женщинам прикрепила их к груди. Таким образом, чтобы они могли легко давать молоко и одновременно обнять и поцеловать ребенка, как будто бы желая подчеркнуть, что им (женщинам- И.А.) особенно была дана обязанность рожать, вскармливать и воспитывать детей», или «Самые тяжелые обязанности ожидают женщину, жену и мать. Имея любовь в сердце, пусть будет она во всем скромна, в доме пусть царит и управляет, имея детей, пусть вскармливает их своим молоком, и воспитывает по-мужски для их блага». Таким образом, можно констатировать возрастание роли женщины в рамках малой супружеской семьи, прежде всего, как продолжательницы рода.
Во Флоренции женщины, прежде всего, богатые и знатные, должны были исполнять главную и традиционную функцию - продолжение рода. В этой связи и строилась вся совокупность отношений в семье, от которых зависела эмоционально-духовная атмосфера. Исходя из этой функции, женщинам предъявлялись определенные предписания в браке, и семья требовала от женщин исполнения функций деторождения, начинающихся с непосредственно полового акта, как ежедневной брачной пищи, ради которой вступают в брак. Общественная мораль представляла способность к деторождению как высшую женскую добродетель, особенно если даже в преклонных летах плодородие женщин не слабело. Наличие многих детей оценивалось обществом как положительное явление, доставляло славу женщинам и считалось почетным делом, отсутствие их воспринималось как наказание за какой-нибудь грех и встречалось сравнительно редко. И поэтому при выборе невесты имело значение не только ее богатство и происхождение, но и ее здоровье. Паоло да Чертальдо говорил: «Проследи за тем, чтобы семья невесты не была поражена проказой, золотухой или другой подобной болезнью, так как очень часто случается, что дети, рожденные в такой семье, перенимают полностью или частично имеющиеся в ней пороки или болезни».
Ради производства законных наследников был необходим принцип единобрачия, который являлся средством концентрации значительных богатств в одних руках, притом в руках мужчины, который стремился обеспечить ими именно свое законное потомство. Женщина должна была стать матерью детей, относительно которых отец должен быть убежден, что именно он является их родителем. Семейные отношения должны были ограничиваться сношениями между одной женщиной и одним мужчиной, притом в рамках соединяющего их брака. Таково было требование, предъявленное человеку институтом единобрачия. Однако незыблемость этого закона была объявлена только для женщин, для мужчин в лучшем случае он имел официальное значение, и рассматривался как «естественный порядок вещей». Отсюда очень высокие требования, которые предъявлялись к целомудрию и чистоте девушек-невест и верности замужних женщин. Как писал Л. Б. Альберти: «В невесте мужчина должен искать красоту ума, то есть хорошее поведение и добродетель».
К примеру, занимаясь брачными хлопотами, Алессандра Строцци, кроме обычных требований к невесте сына (влиятельная или в любой момент готовая оказать помощь родня, по крайней мере, престижное происхождение, достаточных размеров приданое), искала девушку здоровую и хорошо сложенную (что важно для рождения здоровых детей), красивую. Она должна была обладать «добрыми свойствами», иначе говоря - такими достоинствами, как хозяйственные таланты и усердие в занятиях по дому, некоторая образованность, изящные манеры и т. п. И Фьяметта (невеста Филиппо -И.А.), если основываться на письмах Алессандры и ее собственном послании к сыну, очевидно, красива, а главное, как она считает, собрав информацию и расспросив слуг, будет полностью подчинена воле мужа и свекрови, скромна, рачительна и обладает другими чертами, которые делают ее наиболее приемлемой для семейства Строцци.
Подобно Алессандре, Джованни Морелли указывает главную цель создания семьи: «Взять жену, чтобы иметь от нее детей», поэтому при выборе невесты важным условием является ее здоровье и плодовитость. Морелли даже дает ряд советов, как можно способствовать рождению именно сыновей (дабы продлить свой род и иметь поддержку в старости). Он советовал избегать в сношениях с женщиной сексуальных излишеств, в противном случае «ты будешь иметь хилых детей, или иметь детей женского пола». Наставлений о том, как должно вести себя в браке, было огромное множество. Возникает ощущение, что в городском обществе супружеская этика и общественный порядок постоянно находились под угрозой, и поэтому устанавливался суровый контроль над сферой частных отношений особенно во всем, что касалось женщин.
Овдовевшие мужчины стремились вторично вступить в брак предпочтительно с молодыми невестами для приумножения числа детей. К примеру, Григорио Дати женился четырежды, произведя на свет 28 детей, большая часть которых умерла во младенчестве. В последний раз он женился, имея от роду 62 года, что не помешало ему произвести на свет еще 6 детей.
Но в средних и беднейших городских слоях, видимо, подобные явления были значительно более редкими. Демографический анализ, проводимый Д. Херлихи и К. Клапиш-Зубер, показал, что представители этих слоев населения ограничивали рождаемость, о чем свидетельствуют факты отсрочки первых браков для мужчин и повторных браков для женщин. У средних и низших слоев населения меньше было новорожденных и детей младенческого возраста, чем у их богатых соседей, и этот контраст очевиден: 1, 15 младенцев к 1, 35. Среди замужних женщин во Флоренции, между 15 и 44 годами, только у тех, чей доход составлял 800 флоринов в год, количество детей существенно увеличивалось.
Тот факт, что женщины должны были в первую очередь выполнять функции деторождения в условиях патриархальной семьи, делал очень актуальной проблему целомудрия невесты и жены. Муж должен был быть уверен в том, что в жилах детей течет его кровь. С одной стороны, придавалось большое значение физической нетронутости девушки, с другой стороны, часто выявлялось то, о чем мы уже упоминали, а именно, что предписания добрачного целомудрия иногда нарушалось. В полном соответствии с каноном церковного брака в нормах права и в массовом сознании очень резко осуждались любые формы супружеской измены. Это ярко показано в религиозно-нравственных трактатах того времени, а так же в новеллах Боккаччо и Саккетти.
Женщине, совершившей прелюбодеяние, грозило суровое наказание. Если ее заставал на месте преступления муж, то он мог тут же убить ее; суд в таких случаях освобождал мужчину от наказания. Допускалась и выдача виновной для осуществления казни ее же роду. В городах существовали и крупные преценденты: «До глубины души возмущенный случившимся, он без всяких объяснений велел трем своим слугам схватить обоих и заключить в одном из своих замков; весь дрожа от бешеной злости, он вознамерился предать обоих позорной казни». В другом случае за измену жене муж угрожал ее же родственниками, которые обязаны наказать ее за непристойный поступок: «Больше я тебя, гадина, бить не буду, - я сейчас пойду к твоим братьям и расскажу про твои шашни, пусть-ка они за тобой придут, поступят с тобой так, как им подскажет их честь и уведут тебя. В моем доме тебе, право слово, делать нечего».
Женщина, уличенная в адюльтере светским судом, могла быть повешена. Случаи судебного преследования мужчин за прелюбодеяние встречались гораздо реже и, видимо, лишь тогда, когда их статус существенно уступал статусу оскорбленной жены. Местные власти и городские магистраты резко выступали против супружеских измен. В городах существовала так называемая «полиция нравов». Действия которой нередко пользовались поддержкой населения. Жители подвергали осмеянию, с одной стороны, прелюбодеев, с другой - обманутых мужей, которых именно в то время стали называть обидными кличками: «козлами», «рогоносцами» и т.д. Мужчины имели полное право применять телесные наказания для жен, как своеобразное воспитание: «И добрый и дурной конь любят шпоры, и добрая и дурная женщины любят господина, каковым является палка», так утверждал Паоло да Чертальдо.
До одного года дети умирали часто, если смерть не наступала сразу же после родов. Городские женщины из средних и низших слоев чаще теряли большинство своих детей в течение короткого промежутка времени. Скорее всего, уход за новорожденными был не очень удовлетворительным. Богатые матери чаще отсылали младенцев из дома кормилице или приглашали ее для ухода за ребенком в свой дом, что стоило значительно дороже, а бедные женщины кормили грудью сами, продлевая тем самым период относительного бесплодия. К. Клапиш-Зубер утверждает, что в тосканских и флорентийских семьях, отправляя ребенка из семьи или отдавая его на руки кормилице, женщины устраняли своеобразный природный контрацептив, приобретаемый во время вскармливания.
Исследования показывают, что, начиная с XIII и особенно в XV в. семьи среднего и высокого общественного положения обязательно пользовались услугами кормилиц. В семьях бедных ремесленников и торговцев родители чаще вообще отказывались от своих детей, подбрасывая их в приюты для брошенных или в монастыри. Эти заведения, которые были организованны еще в средневековье, принимали как незаконнорожденных, так и законных детей. К примеру, английский исследователь Волкер Хунке, видит причины этого явления в неспособности матерей вскармливать детей из-за нехватки молока или неспособности родителей прокормить и воспитать ребенка.
В тосканских источниках указаны сведения и приводятся лечебные реестры, в которых констатируются частые случаи нехватки или отсутствия молока у матерей в связи с возрастом, нестабильностью условий жизни или новым материнством (период вскармливания длился по обычаю от 18 до 24 месяцев). Часто он длился дольше указанного времени, иногда до 4 лет. Отказ от ребенка был решением, с помощью которого семья могла избежать лишних расходов и в материальном и в эмоциональном плане. У матерей и отцов, как уже отмечалось противоестественное равнодушие к собственным детям могло возникнуть из-за высокой детской смертности, из-за тяжелых обязанностей женщин по дому, из-за необходимости сексуальных отношений между супругами и непрерывной способности к зачатию для рождения наследников. Но не нужно забывать и о естественном отборе между детьми разных полов: доля девочек, отдаваемых в приюты, всегда превышает долю мальчиков. Р. Трекслер доказал, что в городах учреждали специальное социальное обеспечение для брошенных детей, но и в этом случае мальчикам доставалось больше благ, чем девочкам.
В рассматриваемый период брошенные дети впервые признаются социальной проблемой, требующей внимания правительства. В 1420-е. гг., Флоренция учредила первый в мире приют для подкидышей. Знаменитый Ospidale degli Innocenti, революционная конструкция которого, принадлежала Брунеллески, считается началом ренессансной архитектуры. Как и открывшиеся впоследствии в других странах аналогичные учреждения, приют не мог сравниться проблемой подкидышей, усугубленной к тому же большим количеством сирот без родственников, которые могли бы их взять. Исследование К. Клапиш-Зубер флорентийских документов раскрывает печальное детство маленьких бродяжек и попрошаек, старших детей, которые поддерживали братьев и сестер, девочек, проданных их родителями, младенцев, оставленных у церковных дверей. Усыновление, которое стало эффективным средством позднее и было хорошо известно Древнему Риму, мало применялось в средние века.
Возникала ситуация определенного соответствия спроса и предложения. Состоятельные семьи искали кормилиц, бедные матери, имея в груди молоко, оставляли своих детей в приютах. Это способствовало росту предложения труда по уходу за новорожденными, но все же спрос в данном случае превышал предложение. Кормилицы являлись самой высоко оплачиваемой категорией слуг. Их нехватка приводила к переводу детей на искусственное питание, особенно в XV в. Из-за недостатка финансирования приютов, в частности, флорентийского Госпиталя Невинных, считалось необходимым и пригодным использовать молоко животных, в первую очередь, коз (возможность потреблять молоко коров появится намного позже). Не следует забывать о предрассудках, которые утверждали, что использование молока животных отрицательно влияет на развитие личности ребенка. Например, если коза красива и хороша, то молоко ее будет легким, свежим и полезным для младенца, если она упряма и непослушна, то упаси Бог кормить ребенка ее молоком.
В итальянской новеллистике можно найти характерные примеры, в которых шла речь о кормилицах и их труде вскармливания и пестования. Например: «... здесь она нашла кормилицу, и с нею и с двумя детьми села на небольшое суденышко...». Или такой пример: «Виоланта успокоилась, отдала ребенка кормилице и немного времени спустя стала еще красивее, чем прежде». Труд кормилиц оплачивался дороже всего, если их брали в дом, отрывая от собственного хозяйства и семьи. Дешевле - если ребенка помещали к ней в дом. У кормилицы ребенок находился 2-3 года, потом его возвращали домой, при этом смертность детей у кормилиц была высокой, умирало до ¼ детей, так как она воспитывала иногда по несколько детей. Например, Микельанджело находился у кормилицы жены камнереза, с 1475 г. до семилетнего возраста. Дома о нем попросту позабыли, думая, что он умер.
Во следствии Буонаротти шутливо писал: «Молоток и резец, который я использую для моих статуй, я впитал с молоком няни».
В трактате Джованни Доминичи тоже есть подобный пример: «Для вскармливания ребенка обычно берут кормилицу, с рук которой он почти не сходит, поэтому думайте о том, чтобы она была честной и подавала пример доброй жизни...». Обычно найм кормилиц объясняют такими причинами, как недостаток здоровья у матерей, отсутствие молока, стремление избежать быстрого старения, необходимость все время выполнять супружеские обязанности и сохранять способность к зачатию.
Приюты и больницы часто обращались за помощью и советами к женщинам, которым было уже за 40 лет, часто к вдовам. Детей иногда отдавали в монастырские приюты и больницы временно, в сезоны, когда без женского труда невозможно было обойтись, а они могли получать заработок. Обращение к опыту вскармливания мотивировалось грузом религиозной и моральной ответственности перед супругом и брачными обязательствами.
Кормилицы должны были быть умеренными в половых отношениях, во избежание новой беременности. Поэтому власти иногда прибегали к наказаниям, несмотря даже на то, что женщины были беременны: секли кнутом в Кальяре, штрафовали в Тоскане, т. е. контролировали поведение кормилиц, что бы те вскармливали детей хорошим молоком. Можно найти массу примеров, когда ребенка рано отнимали от груди, и это способствовало большой смертности детей в младенческом возрасте.
Создание атмосферы семейной привязанности, которой окружались дети, повышало роль женщин в семье. Часто именно они инициировали такие отношения. Франческо Барбаро писал по поводу воспитательной функции женщины: «Прежде всего женщины не должны пренебрегать домом и воспитанием детей». Здоровые начала, которые он высказывает по поводу воспитания дочерей - не его, они принадлежат Плутарху и Пьер Паоло Верджерио, но Франческо принадлежит идея «поручать их матерям». Во многих зажиточных городских семьях дети до 14-17 лет росли и учились дома, являясь частью плотной и устойчивой сети семейных и клановых привязанностей. Маргарита Датини, у которой не было сыновей, расточала свою заботу и привязанность на свою приемную дочь, которую звали Лапа: «Ты мне всегда говоришь, - пишет она мужу, - чтобы я никогда не оставляла девочку одну, ты совершенно прав. Я всегда забочусь о ней, так как очень люблю ее».
В конце XIV и на протяжении XV вв., купеческая среда Флоренции не отвергала женское начало в семье столь воинствующим образом, как это делали представители церкви и те, кто находился под их непосредственным влиянием (к примеру, Паоло да Чертальдо). Ситуация, когда с детьми оставалась мать, не представлялась уже из ряда вон выходящим и недопустимым явлением, а представители официальной церкви даже предпринимали конструктивные попытки адаптировать такой тип семейных отношений к реалиям городской действительности. Во всяком случае, прелат-доминиканец Джованни Доминичи весьма одобрял свою духовную дочь Бартоломею Альберти за ее решение остаться с детьми своего умершего мужа. Несмотря на занятость, он охотно согласился написать для нее инструкцию по ведению домашнего хозяйства и воспитанию детей. В 1405 г. «Наставления по управлению семейными делами» были закончены получив широкое распространение в купеческих кругах. Разумеется, читая «Наставления» Доминичи, понятно, что он очень опасался ситуации, когда детей воспитывает одна мать. Его поучения пронизаны стремлением исключить баловство и изнеженность, которые могли исходить, в первую очередь, от женщин - матерей и кормилиц, о чем Доминичи предостерегал почти на каждой странице своего труда. Именно это предостережение представлялось Д. Херлихи основным показателем феминого влияния в купеческой среде Флоренции XV в.
Воспитанием детей в раннем возрасте занимались в семье. По мнению Джованни Доминичи «именно отец и мать должны заложить в него доброе начало, чтобы ребенок обрел совершенство, так как он является вещью отца и матери». Воспитание детей в раннем возрасте повышало интерес и внимание к женщине, без которой в этом процессе невозможно было обойтись.
Законы предоставляли отцу власть над детьми и младшими членами семьи, которая доходила до культа и определяла его роль в формировании морали в семье. Например, Л.Б. Альберти писал: «Не верю, что какая-нибудь любовь может быть более твердой, более постоянной, более цельной, чем любовь отца по отношению к детям». Альберти объясняет это не столько природными инстинктами, сколько следующими за рождением ребенка непрестанными усилиями по становлению его на ноги и воспитанию. «Вижу естественным, что каждый любит творения свои - художник, писатель, поэт; отец - гораздо больше, так как на воспитание ребенка требуется больше времени и больше труда». Несмотря на теоретическое заявление о том, что отцы «столько могут по отношению к сыновьям, сколько хотят», на деле отец в рисуемой Альберти семье не стремился подавлять детей своим авторитетом. Он, скорее, терпеливый наставник, мудрый советчик, добрый друг, чем безграничный властелин.
Во многих купеческих домах роль отца в воспитании маленького ребенка, возможно, была относительно ограничена его продолжительным отсутствием или частыми отлучками по хозяйственным или политическим делам. Например, Алессандра Строцци, пишет о том, как в молодости она воспитывала пятерых малолетних детей и от самого рождения сама вырастила Маттео, «веря, что ничто, кроме смерти, не разлучит его со мной, тем более, имея трех сыновей на чужбине». Как любящая мать, она тревожилась, отпустив Маттео к старшему брату. Зная жестокий характер Филиппо, она не без основания беспокоится о том, не обращается ли он с Маттео грубо: «Не осыпай его тумаками, веди себя с ним сдержанно, так как ему свойственны, на мой взгляд, добрые чувства». Мягко порицая его в случае надобности, «ты добьешься большего успеха, чем с помощью тумаков». Так она проявляля нежную заботу любящей матери.
По всей вероятности, женщины были склонны проявлять неумеренные эмоции в отношении детей: «ведь рождение ребенка - это ливни слез счастья, тысячи поцелуев от родни и близких». Альберти и Франческо Барбаро рекомендовали, возложить на плечи матери ответственность за образование ребенка в раннем возрасте, считая, что это её прямая обязанность, которая должна контролироваться отцом, который все-таки нес основную ответственность за моральное и интеллектуальное воспитание ребенка. Но при этом даже им, моралистам и педагогам, которые являлись гуманистами или были близки к гуманистическим кругам, свойственно определенное недоверие к женскому воспитанию.
Моралисты подозревали, что воспитание детей под влиянием матери во многом является причиной изнеженности и испорченности флорентийской молодежи. «Матери, ни на какую просьбу не отвечают «нет», - писал поэт Маффео Веджо. «Они попустительствуют детям, они становятся на их сторону, когда дети жалуются на ушибы, нанесенные их товарищами по играм, или удары своих учителей, так, как будто они сами ранены. Наконец, они разрешают все, что они не захотели бы. Что может быть ужаснее, чем эти легкость и вседозволенность, которым следуют в первую очередь матери? Отцы должны принимать участие в воспитании детей».
Тем не менее, очень часто в переписке подчеркивалась роль матери. Альберти критиковал отцовскую привычку подбрасывать ребенка в воздух. С маленькими детьми, согласно Альберти, надо обращаться с величайшей нежностью и, по сути дела, лучше всего их передавать исключительно в руки матери. «Последующий возраст полон восторгов» как для родителей, так и для начинающих ходить детей, и «сопровождается общим смехом». Ребенок начинает оповещать о своих желаниях и частично облекать их в слова. Вся семья выслушивает, а все соседи повторяют его выражения не без радостных и веселых обсуждений. На пути ребенка обнаруживаются бесконечные надежды, удивительные свидетельства его тонкого ума и острой памяти, и так каждый говорит, что маленькие дети - утешение и радость для их родителей и стариков в семье».
В городских семьях женщины были призваны выполнять, когда это требовалось, особые функции, связанные с проявлением эмоций. Они должны были в частных домах устраивать и украшать места для молитв. В частности, Джованни Доминичи делает особый упор на религиозные функции женщин в семье, на ее роль в воспитании и приобщении членов семьи к истинам христианской веры. Иногда он доходит до того, что представляет себе мать семейства как наставницу и руководительницу маленькой домашней религиозной общины, в определенной степени берущую на себя обязанности священника. Доминичи предостерегал женщин от излишнего упования на официальные церковные структуры. Он предупреждал, что в монастырских школах дети получают плохое образование, поскольку монахи больше озабочены скотными дворами, собиранием припасов и накоплением богатств, нежели духовным воспитанием детских душ.
Женщины осуществляли и практику суеверий и церковной магии, снабжая членов семьи различными заговоренными медальонами, изделиями типа янтарных четок, распятий (но очень редко во Флоренции), изображений Девы Марии, которые обычно помещались в спальнях, где они, очевидно, использовались для личного поклонения. Как писал Паоло да Чертальдо: «Женщины должны подражать Деве Марии». Действительно, женщины должны были чувствовать руку Бога, признавать его власть, мощь и милосердие и приобщать к религиозным чувствам других членов семьи.
Посторонние могли навредить семье сглазом или наговором, и именно женщины должны были оберегать семью с помощью изготовления различных амулетов от сглаза, к примеру, кораллов на шее. Церковь мало волновалась по этому поводу, хотя проповедники уделяли этому определенное внимание. Святой Бернардино говорил: «Даже незаметное касание руки женщины может быть смертельным грехом, а безвредные поступки в душе могут развратить чувства, которые приведут к ненасытности и чрезмерности».
В семье случалось мало поводов, когда все могли собираться в доме, но практически все были обязаны присутствовать на похоронах, крестинах и свадьбах, в которых участвовали и мужчины, и женщины. О роли женщин в свадебных торжествах было написано ранее. Именно женщинам было предназначено и оплакивать умершего: «они вопили и стонали, разрывались криками». Когда мать Джованни ди Марко увидела тело сына, которого привезли домой, (он умер в Орвенто) она оплакивала его судьбу с таким криком вместе с другими женщинами, что власти бросились подавлять бунт. (Сиена 1394 г. -И.А.)». В некоторых городах приходилось запретить громкий плач в церкви, например, в Равенне, дабы не беспокоить жителей города.
Отношения в купеческих семьях строились на беспрекословном подчинении власти мужчины, зафиксированной в нормах внутрисемейного права. И представители церкви, и светские моралисты требовали покорности и подчинения от всех младших членов семьи, и особенно от женщин: «Она должна покоряться власти мужа и любить его больше всех других людей в мире». Однако, и в толще патриархальных основ, на которых зиждился весь семейный уклад, наметились некоторые изменения.
К концу XIV века в среде деловых людей стали обнаруживаться иные оценки положения женщин в семье и обществе, на которые, помимо Д. Херлихи, обращали внимание и другие авторы, пытающиеся объяснить их некоторой эмансипацией женщин во Флоренции, их более высоким, нежели в других местах образовательным статусом, развитием во флорентийском обществе индивидуалистических начал, распространяющихся и на женщин, более высоким экономическим и культурным уровнем, которым отличалась среда деловых людей в этом городе.
В письмах о внутрисемейной жизни часто говорится о женской хозяйственной независимости, но нельзя забывать, что все-таки сохраняется традиционное разделение функций женщины и мужчины-главы семейства, а также и социальное превосходство положения мужчины. Чтобы говорить об эмансипации женщины, нужно сначала найти точку отсчета, когда мужчины освободили женщин от естественных, социальных и идеологических ограничений.
Прежде всего, необходимо рассмотреть образовательный уровень и специфику женского образования, чтобы проанализировать с учетом этого материала положение женщин в семье и обществе. История воспитания женщин XIV-XV вв. во Флоренции получила отражение в семейных хрониках или книгах (ricordi, ricordanze) согласно потребностям современников, которые осмысливали изменение образовательных моделей, начиная от традиционного обучения, основанного на чтении и письме.
Образованность мальчиков играла жизненно важную роль для семьи, девочки тех же социальных категорий тоже должны были получать образование, однако, ведение счетов дома было исключительной прерогативой мужчин; в то же самое время многие женщины оказывались перед перспективой вдовства, и если вдовы с трудом могли сами вести коммерческие или домашние счета семьи, то нет сомнения в том, что они стремились уметь читать, чтобы проверять тех людей, которые писали от их имени в качестве коммерческих управляющих. С другой стороны, дочери должны были быть приобщены к религиозному чтению. Всеобщее распространение благочестивых текстов (libri della donna) в списках вещей, передаваемых в приданое, должно предполагать всеобщую грамотность на volgare у флорентиек из средних и высших классов, по крайней мере, обучение чтению и письму. По мнению Х. Блэка образование девочек из респектабельных флорентийских семей в XIV в. носило традиционный характер и не распространялось дальше навыков чтения и письма, что свидетельствует о том, что их не готовили к выполнению хозяйственно-экономических функций в семье.
Для флорентийцев среднего и высшего класса, образование в итоге носило утилитарный характер: оно вооружало их существенными знаниями и умениями в их торговых делах и в их профессиональной деятельности. То же самое касалось и женщин. Цели их образования были практического порядка: умение читать и произносить молитвы по женским книгам являлись основополагающими для девушки, которая должна была стать супругой и достойной матерью. В средневековой и ренессансной Флоренции свадьба и родство являлись базисом для социальных связей, экономических и политических, и поэтому существовал утилитарный спрос на образованных невест. Паоло да Чертальдо твердо стоял на том, что «дочерей следует научить читать, по крайней мере, если они предназначаются в монастырь». Хотя он опасался, что «молодые девушки научатся читать литературу на французском языке и не будут обращаться к авторам таким как он», все же лучше было бы, согласно Паоло да Чертальдо, чтобы «девушка научилась читать, для того, чтобы заучивать священные заповеди».
Франческо ди Барберино в своем Reggimento delle donne дал еще более точные советы о воспитании женщин. Он рекомендовал чтение и письмо для тех, кто выходил из знатных семей, в частности, потому, что они должны были быть в состоянии проникнуть в мир мужчин, распоряжаясь наследством в положении вдовы. Но он признает, что едва родится девочка, ее следует отдать домашней наставнице (maestra), которая ограничивала бы свое преподавание чтением. Для девочек предпочтительнее, чтобы преподавателями выступали женщины, а мужчин следовало нанимать только с безупречной репутацией. Барберино придавал большую важность урокам пения и танца, потому что они способствовали развитию пропорциональности и достоинства. С другой стороны, Франческо полностью не согласен с обучением чтению и письму женщин из низших социальных категорий, которые, по его мнению, не должны были знать ничего, кроме кухни и других хозяйственных и ручных работ.
На практике флорентийцы XIV-XV вв. кажутся мало склонными следовать советам Паоло да Чертальдо. Флорентийки часто учились читать и писать. Так между 1345 и 1351 гг. Джованни и Никколайо Никколини оплатили для племянницы сироты - Томмазы Делли уроки чтения и письма, которые давала ей сестра профессора грамматики, тогда как его вторая сестра Сандра умела читать и писать, была очень красноречива и прекрасная ораторша и могла очень хорошо сказать все, что хотела».
Самое примитивное обучение XV-XVI вв. чтению и письму существовало в начальных школах. Конечной целью было получение умения читать.
Обучение там происходило всегда на латыни, и в основном предназначалось для мальчиков. Наиболее востребованной формой второй ступени образования были арифметические торговые школы, образование в которых происходило исключительно на местном языке, и эти школы посещались только мальчиками.
Утверждение Виллани, согласно которому «8 девочек и 10000 мальчиков постоянно учатся читать и писать в школах», кажется более правдоподобным для Флоренции XV в., чем запрещение Паоло да Чертальдо на начальное образование девочек, включая и иностранные языки. Женщина, чтобы обучать юных дочерей, как рекомендовал Франческо Да Барберино, должна соответствовать образованию, полученному Томазой Джелли Никколини. В тоже время различие между образованием дамы и образованием ремесленника, на которое указывает Барберино, может быть, скорее моделью, чем реальностью во Флоренции XIV-XV вв. Маловероятно, что вдовы, не умеющие ни читать, ни писать, занимались семейными делами. Жена Томмазо дель Абако была бы не способна содержать свою школу авасо (обучения коммерческому делу), если бы она была неграмотна.
В начале XV в. началась эволюция в образовании флорентийцев, которая повлекла более явное разделение аристократии и простых горожан и в свою очередь была вызвана углублением социального расслоения в городском социуме. Она проявилась в возникновении феномена домашней педагогики. Строцци были первой фамилией, которая отразила в Ricordi наличие в ноябре 1380 г. такого «маэстро, который обучал детей, находясь в доме Нофри ди Палла». Другая ранняя ссылка относится к 1381 г., когда Джованни Морелли отметил: «Домашний учитель и днем и ночью занимается своей работой, он полезен, и должен нравиться любящим свободу детям». Начиная с XV в., становиться нормой, чтобы учителя жили в доме своих учеников и учениц, дополняя, но не заменяя отцовское и материнское присутствие.
Франческо ди Барберино разделял знатных женщин, которые должны учиться читать, петь и танцевать и женщин обычных, которым следует заниматься только домашними обязанностями и им не обязательно уметь читать. Такие социальные различия служили, может быть, скорее идеалом, чем реальностью, но в XV в. свидетельства об особом образовании дочерей элиты уже начали давать о себе знать, поскольку уроки танцев и музыки подтверждаются документами. Например, в доме Палиано ди Фалько Палиани его вдова монна Джана наняла в 1421 г. некоего Герардино ди Герердо, молодого человека, который обучал танцам Катерину и Констанцу, дочерей Палиано. Этот учитель танцев получал значительное жалование в 11 флоринов «ради тщеславия их матери». Столь же дорогостоящие уроки пения давали Свеве, дочери Доффо ди Неро Спини в 1418 г, посредствам маэстро Маттео ди Якопо да Фиренце, которому заплатили месячную плату в 1 флорин. В итоге, сведя счет, Доффо затратил 14 флоринов на весь курс.
Трудно утверждать, что учителя чтения, нанимаемые для молодых девушек из элиты, чаще всего являлись женщинами; можно предположить только, что это практиковалось в тех случаях, когда « - в доме не имелось мальчиков, как у Палиано, где в семье было только 5 дочерей, и где мать наняла в 1417 г. «наставницу, которая учила читать Тончину, дочь Палиано». При других обстоятельствах дочери могли обучаться в то же самое время, что и их братья, как в случае с Мильере ди Томмазо Гвидотти - в 1427 г. они наняли учителя для всех 4-х детей: Томмазо 8-ми лет, Алессандре 6-ти, Нанне 3-х и годовалому Джованни. Гвидотти писал: «Я нахожусь с учителем в доме. Он обучает всех моих детей, отчего я не имею никакой выгоды, а наоборот - множество издержек».
Что касается об образования девушек - сирот, помещенных в монастырь, то оно было изучено К. Клапиш-Зюбер, утверждавшей: «Флорентийцы, которые теряли супругу, мать или мачеху своих дочерей, т. е. по-другому, - наставницу, которая воспитывала их племянниц, сразу же помещали сирот без матери на сохранение в монастырь. Девочки обучались там по обычаю монахинь, одна из которых несла за них личную ответственность, заменяя им мать. Их обучали чтению и все тому же благочестивому труду, что и дома, только теперь под руководством их наставниц». При этом она замечает, «никакого особо углубленного обучения чтению или письму в текстах не отмечено». Согласно анализу, проведенному Блэком, число сирот, которые обучались грамоте в монастырях, все-таки существенно возрастало, поскольку иногда девушки брали с собой «Libri di donne». Моделью, достаточно новой для того времени, может послужить образование сирот в доме с учительницей. K. Клапиш-Зубер предполагает, что наставницы имелись в любом случае, но не всегда они обучали девочек чтению.
Сущность уроков чтения для девочек и их мотивы отражены в «Ricordi» Мессера Вирджилио Адриани: «Вспоминаю, что 26 апреля 1478 г, моя дочь Алессандра была в Филино с сестрой Пьерой, дочерью Беттино ди Томазо Строцци, вдовой Алессандро д'Антонио Виньонама, невесткой и теткой Алессандры, моей дочери. Чтобы устранить всякий повод для скандала вокруг нее и всякое сомнение, а так же для большей ее сохранности, я отправил ее в вышеупомянутый монастырь Сан - Джулано, неподалеку от Сан - Антонио, который находится рядом с Флоренцией. У девушки больше нет матери, и поэтому я оставил ее там, чтобы ее сохранили и научили всему, что ей следует знать: умению шить, кроить и очень хорошо читать, и чтобы монахини научили ее изысканным манерам. Сестра Джулиана, которая управляет названным монастырем, сказала, что желает за содержание указанной Алессандры и за ее обучение шить, кроить, читать и т. д. 14 флоринов, но сошлись на 13 флоринах, о чем и пожелали сделать памятную запись, чтобы была известна правда. Ведь девушка принесла свои одежды из шерсти и льна, которые надлежит иметь девочке, и я дал ей еще одно покрывало для головы стоимостью в 25 флоринов и много вещей, подобающих молодым девушкам, а так же прекрасный и добрый часослов со всеми службами, а так же пару простыней, одна в пять локтей, другая в четыре».
Это свидетельство подтверждает, что сирот обучали чтению в монастыре, но, помимо этого, текст говорит нам и о других мотивах помещения девушек в монастырь: желание избежать скандала, сохранить девственность, обеспечить образование, которое необходимо респектабельной женщине и, самое главное, хорошо научить читать. Семья Вирджилио оплатила содержание и воспитание в монастыре только за 4 месяца и 17 дней, что неудивительно, учитывая важность расходов, которые для этого требовались. Лука да Панцано намечал издержки на 4 года для двух своих дочерей, в среднем заплатив 428 флоринов, но он тоже вскоре забрал их из монастыря после 17 месяцев пребывания там. Невозможно не констатировать, что в XV в, как и частные репетиторы, serbanza - воспитание в монастыре было возможностью, доступной только элите. Наконец, чаще всего в монастырь помещали девушек, оставшихся без матери.
Эти явления свидетельствуют о том, что образование дочерей аристократии, особенно со второй четверти XV в. становится во Флоренции более элитарным. Конечно, некоторых девушек еще продолжали воспитывать в традиционной манере: у учителей вместе с братьями. Например, в 1432 г. Камиллу и Бернардо, сирот Бартоломео Герарди, и в 1489 г. Бернардино и Маргариту, детей Антонио Гонди, которые учились читать под руководством брата, сера Антонио. Тем не менее, элитарное образование, которое восхвалял Франческо да Барберино для дочерей представителей высших классов, в начале XV в., становилось реальностью. Теперь для девочек нанимались специально наставницы, а также домашние педагоги. Например, для Франчески, дочери Пьеро ди Луиджы Алинари и его второй супруги Бартоломео Сассетти производил оплату учительнице, которая занималась с его дочерью с 1472 по 1474 гг., и Алессандра, мать Камиллы и Бартоломео Герарди в 1483 г. платила учительнице за обучение дочерей. Наследники Филиппо ди Маттео Строцци в 1491 г. наняли в качестве домашней наставницы «монну Камиллу, нашу наставницу, для дочерей Фьямметты, Алессандры, Катерины и Лукреции, находящихся в возрасте от 4 до 14 лет». Больших расходов требовали не только уроки танцев, но так же и музыки: в 1477 г. Алессандра ди Бартоломео Сассетти получала даже уроки органа. Но это касалось только дочерей из очень богатых, знатных и респектабельных семей городской элиты.
Это не говорило о полной безграмотности представителей менее обеспеченных социальных слоев, как декларировал св. Антонино: «Девушки, из бедных и низших сословий, как мне кажется, должны уметь хоть немного читать, хотя бы молитвенник». Для примера рассмотрим образовательный уровень Маргариты Датини. Ей было уже за тридцать, когда сэр Лапо Маццеи обучил её читать и писать, чтобы она могла непосредственно общаться со своим мужем. Чтобы помочь начинающей, он взял на себя труд писать ей (и одно из этих писем сохранилось) большими буквами, как это делают для детей. Очевидно, Маргарита не очень уверенно владела навыками чтения и письма. Часть писем она диктовала секретарю, некоторые письма от мужа, написанные скорописью и неразборчиво, Маргарита не могла прочитать и обращалась за помощью к другим лицам. Она довольно слабо разбиралась в деловых бумагах, и в этом случае ей тоже нужны были посредники. Сер Лапо жаловался Франческо - ее мужу, что ученица (Маргарита - И.А.) пишет ему недостаточно часто, чтобы можно было бы видеть прогресс в обучении: «Скажите Монне Маргарите, что я не стану больше ей писать, если она не напишет мне что-нибудь, потому что я хочу знать, насколько преуспела она в письме».
Он называл её «моя ученица» и ещё «дражайшая кума» и говорил: «Это чудо в вашем возрасте учиться, когда иные имеют уже привычку всё забывать». Кроме того, он утверждал, что её письма, мало того, что хорошо написаны, но ещё и забавны и занимательны: «Ваше письмо мне передали, когда я находился за столом, там же находилась монна Тесса, моя жена; уверяю вас, в то время, когда я, читая, переходил от улыбки к смеху, мою жену мучило желание знать, что же такое я читаю; и, узнав, она не могла поверить в талант, который дал вам Бог».
Однако супруг Маргариты относился к способностям жены с известной долей скепсиса. Хотя в то время многие женщины уже умели читать и писать, как это подтверждалось ранее, это умение все ещё считалось чрезвычайным излишеством, зачастую даже вредным для женского воспитания. Флорентийские девочки иногда посещали школу, но требования к их образованию были очень низкими, их могли, как обучать письму или грамоте, так и не обучать. Даже для патрицианских женщин обучение ведению домашнего хозяйства шло впереди книжного учения. Фра Бернардино советует родителям в первую очередь обучать дочерей шить, кроить, убирать, готовить, мыть собственную голову и головы братьев, обстирывать дом и накрывать на стол.
Франческо Датини не хотел, чтобы жена отдавала обучению грамоте слишком много времени, отнимая его у своих домашних обязанностей: «Позаботься о семье, это подобает тебе, как хозяйке, и не занимайся так много чтением в ущерб другим вещам, - наставлял он жену, - приведи всё в порядок, чтобы всё шло как надо, а потом можешь читать сколько хочешь».
Для большинства женщин чтение, даже когда удавалось ввести его в обиход, ограничивалось обычно содержанием требника или молитвенника. Но Маргарита пробовала продвинуться на этом поприще дальше, что вызывало насмешки и критику со стороны мужчин. Однажды она предприняла попытку осилить одно из деловых писем Доменико ди Камбио ее мужу в его присутствии, и сочла его слишком трудным. Доменико не замедлил насмешливо и даже издевательски прокомментировать этот факт: «Я совершенно не удивлюсь, если она из породы тех попов, которые слова сказать не могут без своей книжки. Но если Монна Маргарита хочет казаться умеющей читать письма купцов, то скажите ей, месяц такого чтения будет ей стоить шести месяцев чтения по её книге». В этой оценке заметно определенное проявление гендерной ассиметрии, здесь звучит голос мужчин, которые слишком привыкли пользоваться монополией на умение читать и писать, не желая признавать за женщинами способностей обучиться грамоте. С другой стороны, это также наводит на мысль о том, что не стоит преувеличивать степень образованности Маргариты: не напрасно здесь фигурирует наполовину заученный наизусть требник.
Изменившиеся в XV в. ментальные установки и стереотипы поведения женщин, отражающие возросшую степень социальной дифференциации общества, отразились в представлениях об идеальных женщинах, заметных во Флоренции даже у биографов. Веспасиано да Бистичи в «Жизнеописании знаменитых людей XV в.» прославлял многих женщин Флоренции, которые, по его мнению, жили достойно и скромно, ни разу не запятнав семью своим поведением и поступками. Их заслуги состоят, прежде всего, в том, что они достойно, с точки зрения автора, выполняли обязанности жен, матерей, хозяек дома, потом вдов. Это Алессандра де Барди, Мария Пандольфини, Андреа Аччайуоли, Баттиста Малатести, Паола Гонзага, Чечилия Гонзага, Катерина Альберти, в замужестве Корсини, Франческа Аччайуоли, Джованна Валори.
В итоге формировался своего рода парадокс, когда тщательно воспитанная и соответствующим образом вышколенная, красивая, образованная и нарядная, женщина никак не могла оставаться дома; огромные расходы на репрезентативность такого рода требовали возмещения и не могли затрачиваться напрасно. В XV в., женщины из элитарных и зажиточных слоев городского общества начинают принимать участие в общественной жизни и публичных празднествах и удовольствиях, которые они украшали своим присутствием. Их существование переставало быть только отражением воли и желаний мужской части семьи; постоянным обитанием в запертом доме. Менялся и характер запросов, предъявляемых им со стороны семьи и общества. Они должны были уметь учтиво говорить и демонстрировать свои достоинства хозяйки дома. На них ложилась определенная миссия - не только продолжать род мужа, но вложить грацию в социальные отношения и этим поднимать их цену, «делая доступной веселой и привлекательной культурность общества, в котором они царили». И Кастильоне будет иметь скоро основание написать, «что решительно нет такого кавалера, который без дамского общества, без любви и без покровительства дам, был бы грациозен, приятен и смел».
Ф. Монье, несмотря на многословие и беллетризм стиля, в целом правильно обратил внимание на противоречивое положение женщин указанного периода: с одной стороны, появлялись новые модели поведения и возрастала роль женщины в обществе, как матери и хозяйки, с другой горожанки еще не превратились в светских дам. Как верно отметил Ф.Монье, «Она может в одно и то же время и во всех отношениях удовлетворять скромным требованиям хозяйки и своей деликатной роли «Мадонны».
Мы не ставили перед собой задачу выявить доминирующие типы семьи во Флоренции. Нас прежде всего интересовали отношения, складывающиеся в малой супружеской семье, которая достаточно подробно освещается в источниках различного типа. Можно констатировать, что большая часть горожан Флоренции, мужчин и женщин, стремились вступить в законный освященный церковью брак, не высказывая антиматримониальных или нигилистических суждений в отношении этого института. Это не исключало различного рода внебрачных и добрачных связей, тем более, что для мужчин вступление в законный брак откладывалось до весьма зрелого возраста, когда они обзаводились соответствующим имуществом и положением в обществе.
В городской среде Флоренции, как, видимо, и в других городах Италии, при вступлении в брак руководствовались не эмоциями и влечениями, а определенными брачными стратегиями, в которых главную роль играли соображения экономической выгоды и престижного родства. О чувствах, которые питали друг к другу будущие супруги, в исследуемых источниках почти не встречается никакой информации. Широко распространенное мнение о том, что браки по любви, заключались главным образом, среди низших слоев общества, в данном случае трудно подтвердить или опровергнуть, поскольку не имеется соответствующих свидетельств, непосредственно проистекающих из этой среды. Учитывая очень заметное стремление горожан к социальному возвышению, сомнительно, что бы для членов младших цехов чувства являлись определяющей доминантой вступления в брак.
Свадьба, особенно первая, выступала выдающимся событием в жизни горожан. Она подготавливалась и обсуждалась с обязательным участием всего рода или семьи-консортерии, а иногда, если речь шла о наиболее видных представителях правящей элиты, и довольно широкими городскими кругами (случаи женитьбы Лоренцо ди Палла Строцци и Лоренцо Медичи).
Это говорит о том, что свадьба являлась мероприятием, заключающим в себе определенный социальный смысл. Это было очень актуально для довольно узкой форентийской городской среды, в которой отношение родства, свойства и соседства играли огромную роль, поскольку кварталы и приходы являлись общностями, играющими роль при выборах в городские магистраты и определении норм налогообложения. Для женщин свадьбы всегда являлись возможностью показаться публично в красивом наряде, высказать свое мнение, долго общаться с подругами и приятельницами. Они вызывали особые эмоции, граничащие с упоением и восторгом.
Главной функцией женщины в семье являлось продолжение рода. В условиях постоянных вспышек эпидемий усилия внутри семьи сосредотачивались главным образом на том, чтобы обеспечить постоянные зачатия, вынашивания и рождения потомства. Из-за этого функции вскармливания младенцев в зажиточных и респектабельных семьях перекладывались на наемных кормилиц или рабынь, которых для этого покупали на рынках. Особенно это характерно для XIII-XIV вв., поскольку в этот период женщинам не стремились дать специального светского воспитания или основательного образования, в лучшем случае ограничиваясь только умением читать и писать, вести домашнее хозяйство и знать женские ремесла.
На рубеже XIV-XV вв. заметно некоторое изменение ситуации, когда усиливаются требования к светским качествам - умению хорошо читать и писать, петь и танцевать, вести беседу с гостями. Эти запросы, связанные с формированием городской элиты, требовали более солидного образования девушек, которых помещали с этой целью в монастыри, или приглашали домашних учителей.
Целью образовательной подготовки выступало удачное замужество, из чего следует, что все свои знания женщина должна была применять для ведения домашнего хозяйства. Данная сторона жизни женщине требует отдельного внимания.
Автор: Ануприенко И.А.