Особенности становления канонического (церковного) права как нормативной системы
Вопросы развития канонического (церковного) права представляют значительный интерес для настоящего исследования, особенно в части становления и развития русского канонического (церковного) права как нормативной системы регулирования общественных отношений и его соотношения с нормами государственного законодательства. Рассмотрение этих вопросов имеет несомненную пользу для правильного понимания этого многогранного и многоаспектного явления.
На протяжении долгого времени наше государство, и соответственно право были неразрывно связаны с христианской религией. Отечественная история знает немало свидетельств как о влиянии в целом христианства на формирование и развитие права, так и о фактах непосредственного отражения многих религиозных установлений в законодательстве нашего государства.
В научной литературе, посвященной истории образования русского канонического (церковного) права, выделяют несколько основных периодов. Первый - от начала христианства на Руси до второй половины XV в., то есть до эпохи установления автокефальности русской церкви, когда Русь и в политическом отношении объединилась под властью московских государей. В этот период были положены правооснования русского церковного права, преимущественно внешнего, которым регулировались своеобразные отношения церкви с гражданским обществом и государством.
Второй период - от второй половины XV в. до эпохи церковных и государственных преобразований Петра I. В этот период внешние права и отношения церкви определялись на прежних основаниях, но уже с более точным разграничением сфер церковной и государственной регламентации, и светская власть приобретает решительное влияние не только на внешние, но и на внутренние дела и отношения церкви.
В третий период - от эпохи церковных преобразований Петра I до 1917г. - развилась вся система церковного права русской церкви. Этот период характеризуется тем, что церковь, оставаясь вполне свободной в духовной сфере, в то же время по своему положению в области права являлась только частью государственного устройства и управления.
Четвертый период характеризуется положением Русской Православной Церкви и ее права, начиная с 1917 г. по настоящее время. Некоторыми учеными приводятся доводы, на основании которых предлагается выделять период существования Русской Православной Церкви и канонического (церковного) права в рамках советского государства.
Однако, по мнению автора, выделение советского и постсоветского периода в истории развития канонического (церковного) права не имеет особой необходимости для настоящего исследования, так как данные периоды, в силу известных исторических особенностей развития России, характеризуются утратой каноническим (церковным) правом своего юридического значения для светского государства. Поэтому хронологические рамки исследования обозначены начиная с момента становления Древнерусского государства и зарождения русского канонического (церковного) права, до начала XVIII в. когда каноническое (церковное) право наиболее тесно взаимодействовало с государственным законодательством в сфере регулирования общественных отношений.
Для наиболее полного освещения вопроса об особенностях становления русского канонического (церковного) права, как нормативной системы, обратим внимание на первый из названных периодов. Поэтому изначально остановимся на некоторых историко-правовых аспектах христианизации Древней Руси.
Введение христианства на Руси является одной из тем постоянно находящихся в поле зрения отечественной историографии. К сожалению, обращение к этой проблематике все новых поколений ученых продиктовано не только ее сложностью, многогранностью, но и острой нехваткой первоисточников, которые объективно отражали бы события соответствующего периода истории Древнерусского государства.
В литературе уделялось достаточное внимание причинам введения христианства в качестве государственной религии. При этом неоднократно подчеркивался не только религиозный, но религиозно-политический характер реформы.
Крещение Руси князем Владимиром в 988 г. являет собой важную веху в истории нашего Отечества. Выбор веры определялся в первую очередь политическими и культурными нуждами формирующегося в IX веке на славянских землях Древнерусского государства.
К тому времени язычество уже не отвечало требованиям великокняжеской власти, которая нуждалась в усилении централизации управления. Старая вера с ее политеизмом в новых условиях не могла стать объединяющим фактором и служить эффективным социальным регулятором в масштабах государства, нуждающегося в религиозно-идеологическом единстве. Назрела необходимость в единой общегосударственной религии, скрепляющей империю: «нужна была объединяющая идея единого Бога». Этому требованию максимально соответствовала космополитическая направленность христианства - «ни Еллина, ни Иудея,но все и во всем Христос» (Кол. 3:11). В поисках этой новой идеологии князь Владимир обратился к христианству, уже известному на Руси и имевшему своих последователей среди знати.
Русь в IX- X вв. традиционно была связана с Константинополем и со славянами в Центральной Европе и на Балканах, находившимися в тесном общении с Византией. Эти связи в значительной степени предопределили церковную ориентацию Руси на восточно-христианский мир и на Константинопольскую кафедру. Выбор князя Владимира определялся политическими взаимоотношениями между Русью и Византией, с которой ее связывали культурные и торговые отношения, о чем свидетельствуют дошедшие до нас тексты договоров Руси с Византией (911 г., 944 г. и 971 г.), а также стремлением «сравняться» с христианскими правителями других европейских государств. Византия желала обрести в лице Киевского князя верного военного союзника. В свою очередь князь Владимир стремился к установлению династических связей с византийскими императорами посредством брака с царевной Анной. Одним из условий для заключения брака со стороны Византии было принятие князем Владимиром и его страной христианства.
Таким образом, соединение внутренней потребности и внешнего влияния обусловило принятие христианства в качестве государственной религии. Существует и ряд других причин, предопределивших крещение Руси. Однако для нас в большей степени интересен выбор именно православного направления, обозначившего принципы дальнейшего построения русского канонического (церковного) прав, особенности зарождающихся правовых традиций и взаимодействия права и религии.
Уже к тому времени христианство не представляло собой единства ни как вероисповедание, ни как церковная организация. После распада Римской империи на Восточную и Западную, в христианстве постепенно оформилось два основных направления - православие и католицизм, соответственно с центрами в Константинополе и Риме. Со своей стороны оба христианских центра были заинтересованы в христианизации Древнерусского государства, что позволило бы вовлечь его в сферу своих политических интересов. Соответственно христианизацию Киевской Руси можно было осуществить, ориентируясь либо на Рим, либо на Византию.
Между католицизмом и православием существовали различия, как вероисповедного характера, так и языкового (Римская церковь при богослужении допускала только латынь, тогда как Константинопольская считала возможным использование и местных языков). Однако определяющим различием, по мнению Н.С. Гордиенко, был взаимоисключающий подход Рима и Константинополя к проблеме взаимоотношения церкви и государства. Папа Римский стремился утвердить не только свое религиозное господство, но и политическое, требуя полного подчинения себе императоров и королей христианских государств. Следовательно, принятие христианства при посредстве Рима означало признание идеи главенства Папы Римского, что означало прямую зависимость не только церковной организации, но и государственной власти. Безусловно, такое положение не отвечало интересам Древнерусского государства.
Другая ситуация складывалась в случае крещения Руси при посредстве Константинополя: согласно актам VII Вселенского Собора «священник есть освящение и укрепление императорской власти, а императорская власть посредством справедливых законов управляет земным». Поэтому следуя византийской традиции новообразованная церковь должна была включиться в структуру Древнерусского государства и признать власть киевского князя как богоустановленное начало, которому должны повиноваться все, в том числе и церковная иерархия.
Думается, что выбор Киевским князем православного направления христианства был, в значительной степени, обусловлен стремлением избежать угрозы внешней политической зависимости. Соответственно и государственно-церковные отношения на Руси начали складываться по византийской модели, на характеристике которой остановимся более подробно. Для более полного анализа особенностей становления русского канонического (церковного) права рассмотрим наиболее важные источники церковного права Византии, существовавших на момент принятия христианства и построения взаимоотношений между Церковью и государственной властью на Руси.
Основной принцип взаимоотношений церковной и государственной властей Византии был заключен в VI новелле императора Юстиниана, согласно которому Церковь и Государство «суть два Божественных дара человечеству, два порядка вещей, вытекающих из одного источника - воли Бога и потому долженствующих быть в полном согласии (симфонии) между собой, взаимно помогая, но, не упраздняя свободы и самостоятельности друг друга в соответствующих автономных сферах».
Это определение, по словам А.В. Карташева, было достойно по своей точности, эстетическому изяществу и метафизической туманности эллинского мышления, оно говорило об иррациональности, неопределимости пограничной черты между Церковью и государством, об их антиномической «неслиянности и нераздельности»: «В конечном итоге - это самая тонкая совершенная формула взаимоотношений церкви и государства».
История же реальных взаимоотношений государства и церкви была далека от совершенства и привела к потере самостоятельности последней и утверждению доктрины цезарепапизма: главой церкви являлся император, а церковная организация фактически стала частью государственного аппарата. Соединение в одних руках государственной и церковной власти закономерно привело к процессу взаимопроникновения норм светского и канонического права.
С поступлением церкви под покровительство государства, при императоре Константине (312-337 гг.), постановления ее стали утверждаться санкцией государственной власти и получили силу гражданских законов. И в дальнейшем «греко-римские императоры придавали ее (церкви) законам, безусловно, обязательную силу наряду с государственными законами. Император Юстиниан законом 530 года предписывает, чтобы все, запрещаемое канонами, запрещалось и государственными законами. Он же своею 6-ю новеллою определяет, чтобы каноны имели в государстве такое же значение, как и государственные законы, причем теряет силу всякий государственный закон, противоречащий канонам».
В свою очередь, с того момента, когда христианство получило статус господствующей религии в государстве, государственной властью свободно издавались законы, по церковным вопросам - или самостоятельно, или совместно с церковною властью: император созывал вселенские соборы, следил за их деятельностью, принимал в них непосредственное участие и утверждал соборные постановления.
Активное издание религиозных эдиктов пришлось на период правления восточно-римского императора Юстиниана (527-565 гг.), когда был составлен свод римского права, состоящий из 4-х сборников: «Кодекс Юстиниана» (529 г.) -12 книг, куда вошли императорские законы; «Дигесты» («Пандекты») (533 г.) - 50 книг; «Институции» (533 г.) - 4 книги, и «Новеллы» (535 -565 гг.).
Первые 13 титулов 1-ой книги «Кодекса» (сборник разделен на 12 книг, а каждая книга на титулы) касаются исключительно церковных дел и содержат в себе даже изложение христианских догматов, возведенных в государственный закон. Так, 1-ый титул начинается законом Феодосия Великого, «повелевающего всем народам, подвластным римскому императору, содержать ту самую веру, которой апостол Петр научил римлян... Три следующие обширные титула заключали в себе массу законов относительно церквей, их имуществ и привилегий, относительно епископов, прочего духовенства и т.д.».
Церковных дел касаются и значительное число новелл - законы, изданные Юстинианом после обнародования «Кодекса» (около 30), -составивших содержание 4-го сборника. В них указаны имена должностных лиц, которым они адресованы как исполнителям закона. Новеллы по церковным делам были адресованы, как правило, Константинопольскому Патриарху. Получив новеллу, патриархи распространяли ее по митрополиям, откуда она поступала к епископам и далее - в монастыри и приходы.
Характеризуя соотношение канонов и законов в законодательной системе Византии эпохи святого Юстиниана и его преемников, А. Николин отмечает: «Канон объявлялся законом, но при этом появлялась возможность своеобразной замены канона законом. Государство, объявившее себя христианским, вольно или невольно, но фактически пыталось поставить Церковь на то место, которое в Римском государстве занимала римская государственная религия. Дело в том, что, делаясь законом, канон терял свою обособленность, а всевластный император, комментируя канон, ставший законом, через это мог возносить себя над каноном. Император-христианин получил возможность по-своему (в государственных интересах) раскрывать содержание канона».
Основным памятником законодательства иконоборческой эпохи является «Эклога законов» (741 г.), изданная императором Львом Исаврянином и сыном его Константином Копронимом. Она была направлена против церковного землевладения, церковного иммунитета и увеличения монастырей, поэтому позже, под давлением церкви, «Эклога» формально была отменена, однако на практике многие ее постановления продолжали действовать. «Эклога» примечательна тем, что в ней нашло отражение обычное право славян, благодаря чему она широко применялась у славянских народов.
Взамен «Эклоги», между 870-879 гг. император Василий Македонянин и его сыновья Константин и Лев издали новый сокращенный сборник римского и византийского права, под названием «Прохирон» («Приручник»), в котором был осуществлен возврат к законодательству Юстиниана. Изданный ими же сборник «Василики» (Царские законы) являлся важным, в целом, для церковного права, но поскольку он не был переведен на славянский язык, то и не оказал особого влияния на каноническое (церковное) право славянских народов.
За этими законами Церковь признавала полную силу и принимала их в качестве источника своего права, включая их в канонические сборники. При этом предполагалось согласие между Церковью и государством и готовность государственной законодательной власти издавать известные постановления касательно церкви в духе канонического права и всегда только в интересах церкви. Однако на практике этот принцип зачастую нарушался, и императоры издавали религиозные эдикты, противоречащие церковным догматам (например, эдикты против иконопочитания).
В результате постоянного увеличения числа государственных законов по делам церкви неизбежно появились компиляционные сборники таковых. Известно три таких сборника, появившихся на греческом Востоке:
1. «Сборник из 87 глав» Патриарха Иоанна Схоластика, куда вошли извлечения из нескольких новелл Юстиниана. Его авторское название: «Различные постановления из божественных новелл благочестивой памяти Юстиниана, изданных им после «Кодекса», именно такие постановления, которые в особенности согласны с божественными и священными канонами и доставляют им особую силу и которым мы дали некоторый порядок и счет для удобнейшего нахождения искомой главы, т.к. эти главы извлечены из разных новелл» (565-578 гг.);
2. «Сборник из 25 глав» (VI-VII век), в который вошли законы из «Кодекса» Юстиниана и извлечения из его новелл, относящиеся к церковным делам;
3. «Сборник церковных законов», или «Трехчастный сборник» императора Ираклия, четыре новеллы которого также вошли в свод в качестве дополнения. Этот сборник является наиболее полной компиляцией законодательства Юстиниана по церковным делам.
Однако в своей деятельности Церковь непременно руководствовалась и собственными правилами. Рассматриваемый период соборов был эпохой Вселенских Соборов и богословского формулирования христианских догматов, которые составили каноническое право, а именно внутреннюю его часть.
Обилие, как канонического материала, так и государственного законодательства по делам церкви вызывало необходимость составления сборников, которые бы облегчили практику пользования ими. В результате чего появились Номоканоны - сборники, включающие в себя как каноны, так и гражданские законы, по церковным делам. Славянское название таких сборников - «законоправильники».
Древнейший из «Номоканонов» относится к Иоанну Схоластику. Однако, по мнению ученых, этот сборник не принадлежит знаменитому Патриарху. С его именем он связан потому, что в основу этого памятника права легли «Синагога» Иоанна Схоластика и его «Сборник из 87 глав». Впоследствии сборник дополнялся новыми канонами.
Наиболее известный и исторически важный из церковно-правовых сборников Византии - «Номоканон в 14 титулах». До начала XIX века общепринято было приписывать составление этого сборника Константинопольскому Патриарху Фотию. Поэтому в литературу он вошел как «Номоканон Фотия».
Кроме того, греческий номоканон, легший позже в основу русских Кормчих книг оказал большое влияние на развитие русского церковного права. Кирилл II первый ввел России славянскую Кормчую книгу во всеобщее церковное употребление и первый приобрел для русских славянскую Кормчую с толкованиями.
Барон Розенкампф в 1829 г. ввел в научный оборот основные рукописные списки Кормчей, имевшие хождение на Руси, а также обратил внимание на то, какой из них был выбран для первого печатного издания в Москве, заметив по этому поводу следующее: «при печатании Кормчей книги... принят сокращенный текст Аристина по Рязанскому списку, или по тому же Киевскому, с которого Рязанский списан был с некоторою токмо отменою».
И.И. Срезневский, давая подробное описание древних рукописных списков, определенное внимание уделил и Рязанскому списку Кормчей 1284 г. с указаниями на греческие подлинники и на составные части статей, в нее вошедших, сравнив их с печатным вариантом и с наиболее важными рукописями. Для нас важно отметить, что напечатанная позже в Москве Кормчая книга отразила только один из рукописных вариантов (сокращенный текст Аристина), имевший хождение на Руси, и, соответственно, не могла включить все принимаемые Русской Православной Церковью законы и правила, регулирующие церковную и в какой-то степени гражданскую жизнь.
Характеризуя рассмотренные выше особенности симбиоза государственного и церковного законодательства, профессор И.С. Бердников писал следующее: «В таком государстве регулятором правовых отношений делается не только один закон, но и церковные правила, тоже в качестве государственных законов. В таком случае церковные правила, переделанные в законы государственные, вносятся в свод государственных законов. И наоборот, государственные постановления по делам церковным вносятся в сборники действующего церковного права в виде дополнения к ним и составляют одно цельное собрание под именем номоканона. В этом именно виде установились отношения между Церковью и государством в византийской империи со времени христианских императоров и сохранились неизменно до конца империи. По этому же принципу, устроились отношения между Церковью и государством и в нашем отечестве».
Следует заметить, что складывающиеся на Руси взаимоотношения между государством и Церковью в большей степени соответствовали принципу «симфонии». Следуя византийским традициям, князь являлся покровителем церкви, но в отличие от законов византийских императоров, княжеские уставы практически не затрагивали внутрицерковную жизнь, а касались взаимоотношений между церковью и государством. В связи с этим церковь обладала значительной самостоятельностью. Однако многие религиозные нормы находили свое отражение в государственном законодательстве.
В этом случае, по мнению А.А. Вишневского, складывается труднообъяснимая ситуация: «последовавшие за принятием новой религии изменения в правовой системе свидетельствуют о том, что Церковь на Руси «забирает» у государства весьма важные в социальном и политическом отношении сферы, ничего не давая взамен. Более того, практика взаимоотношений княжеской и церковной власти в Киевской Руси свидетельствует о сильной экономической и политической зависимости церкви от княжеской власти, и, что особенно интересно, о расширении полномочий церкви без конфликта с княжеской властью».
По этому поводу известный советский историк Я.Н. Щапов справедливо отмечает, что такое положение дел обусловливалось не слепым копированием византийской модели церковно-государственных отношений, а в первую очередь реальным соотношением княжеской и церковной власти в Древнерусском государстве.
Тем не менее, возникает вопрос о существовании связи между реальным соотношением княжеской и церковной власти в Киевской Руси, с одной стороны, и византийской моделью церковно-государственных отношений, воплощенных во внешнем церковном праве, - с другой. И здесь мы вплотную подходим к проблеме рецепции формы и содержания византийского церковного права в сфере публично-правовой.
VI новелла императора Юстиниана достаточно подробно излагает суть византийской модели государственно-церковных отношений: «Воистину, величайшими благами, дарованными людям милостью божьей, являются священство и царство; первое служит божеству, второе руководит человеческими делами; оба происходят из одного источника и украшают человеческую жизнь. И по этой причине ничто так не красит императоров, как усердие в деле оказания почестей священству, поскольку священники постоянно молятся Богу за императоров».
Таким образом, в византийском внешнем церковном праве была достаточно четко обозначена и закреплена идея симфонических церковно-государственных отношений. Причем, это обстоятельство просматривалось во всей системе взаимных прав и обязанностей церковной и светской власти в публичной сфере. Об этом свидетельствуют, например, полномочия церковной власти в сфере местного управления. Это условие, закрепленное в византийском церковном праве, могло стать альтернативой для князя Владимира в решении возникших противоречий между светской и церковной властью. Более того, обращает на себя внимание то, что в приведенной новелле речь идет не просто о священстве и царстве как двух сферах человеческой жизни, но и проводится отождествление царства с императорской властью, с властью единоличного правителя. Этот аспект проблемы имел не меньшее, а возможно, и большее значение в условиях Древнерусского государства.
Следует отметить также, что в VI новелле императора Юстиниана четко закрепляется и роль церкви как политической организации: священники должны молиться за монарха, то есть быть его религиозно-идеологической опорой, из чего можно сделать вывод, что такое устройство государственно-церковных отношений вполне соответствовало интересам княжеской власти в Древней Руси.
При всем этом форма византийского внешнего церковного права не могла быть заимствована в условиях Древнерусского государства по той причине, что публично-правовые отношения не были так хорошо развиты, как соответствующие отношения в Византийской империи, которые служили основой для создания церковно-государственных отношений. Поэтому, внешняя часть византийского церковного права, которая имела наибольшее политическое значение, могла быть воспринята в условиях Киевской Руси только как принцип, что не позволяло в полной мере придать церковным установлениям качество реально действующих норм права.
По другому обстояло дело с рецепцией формы византийского внутреннего церковного права. К правовым нормам могли относиться как нормы, попадающие в юрисдикцию церковного суда и определяющие составы преступлений, так и внутрицерковные канонические нормы. При этом, исследуя проблемы влияния византийского церковного права, следует помнить, что ведь не только внешняя, но и внутрицерковная жизнь на Руси значительно отличалась от византийской.
Рассматривая вопрос о том, почему именно форма, а не содержание византийского церковного права подверглось большему заимствованию, А.А. Вишневским отмечается два важных обстоятельства. Одним из них является заимствование норм, регулировавших церковную компетенцию в судебной сфере, которое происходило не автоматически, а лишь с санкции княжеской власти, в силу этого сама реципируемая норма приобретала другое значение.
Вторым обстоятельством явилось буквальное заимствование канонического права Константинопольской церкви во внутренней церковной жизни, что, как представляется, было более возможным, чем в сфере государственно-церковных отношений.
«Утверждение христианской церковной организации на русской почве с неизбежностью должно было вначале реализоваться в форме попытки Константинопольской церкви распространить на Русь уже сложившуюся внутрицерковную организацию и систему канонов, в форме попытки «отстоять» эту организацию и ее право в новой среде»
С рассматриваемой точки зрения заимствование византийского церковного права в новую церковную организацию просто не могло и не должно было встретить сопротивление внутри церкви, что представляется вполне естественным. В связи с этим русская церковная организация первоначально развивалась как часть Константинопольской церкви, потому долгое время сборники византийского церковного права признавались источниками канонического (церковного) права Русской Церкви.
Из вышеизложенного видно, что влияние византийского церковного права на процесс формирования русского канонического (церковного) права обусловило то, что на Руси церковное правотворчество было ограничено внутрицерковной сферой, а влияние церкви на политическую сферу и на развитие позитивного права было опосредованным. Этим, в частности, объясняется тот факт, что политическая активность церкви более всего проявлялась в области политической идеологии.
Следует подчеркнуть, что каноническое (церковное) право на Руси сохранило в большей степени свою внешнюю форму в отличие от канонического права в странах Западной Европы, которое помимо всего обладало еще и фактическим правотворческим потенциалом. Это непосредственно отразилось на дальнейшем развитии и соотношении русского канонического (церковного) права и отечественного законодательства, в том числе и в сфере регулирования общественных отношений.
Подводя итоги сказанному, отметим, что русское каноническое (церковное) право, прежде чем обрести некую форму нормативной системы и занять прочные позиции в сфере регламентации жизни общества, прошло долгий и сложный путь становления, характеризуемый рассмотренными особенностями, присущими Древнерусскому государству и обществу того исторического периода.
Исходя из рассмотренных выше особенностей становления канонического (церковного) права, можно с уверенностью говорить о его непосредственном воздействии на отношения, возникающие в обществе, через установление и применение канонических норм. Церковно-правовые предписания выступали фактическими регуляторами общественных отношений, начиная с ранних периодов развития русского государства и общества. Более того, эти предписания находили свое отражение в государственном законодательстве, оказывая в целом влияние на дальнейшее формирование и развитие отечественного позитивного права.
Автор: Боровой Д.Д.