Октавиан, Антоний и Клеопатра: Запад против Востока
Для последнего периода римско-египетских отношений очень много завязано на личностях Цезаря, Антония и Клеопатры, Октавиана. Вместе с тем мы уверены, что роль их личных качеств в последующих событиях безмерно преувеличивают. За каждым из них стояли определённые силы, интересы и, что намного важнее, - определённые тенденции, носителем и выразителем которых и являлся каждый из них. Дело не в людях, а в системах, частью из которых являлось каждое действующее лицо. Если мы это не поймём, то возможно только поверхностное понимание сути судьбоносных для Египта событий второй половины I в. Клеопатра была представительницей старой и уже нежизнеспособной идеи традиционной эллинистической автаркии. Марк Антоний - типичный представитель периода смут, в которых он чувствовал себя как рыба в воде; носитель уже ненужного и вредного римскому государству принципа «равной силы нескольких влиятельных лиц». По большому счёту, оба они были «вчерашним днём истории» и не могли иметь исторической перспективы в новых условиях.
Успешность Цезаря и Октавиана, помимо прочих обстоятельств, объясняется ещё и тем, что оба правильно уловили общую тенденцию эпохи: исторически созревшую потребность общества и государства в переменах, в установлении стабильного «имперского мира» в рамках единой державы и, вопреки римским традициям, в условиях единоначалия. Цезарь понял это благодаря своей гениальности, Октавиан - именно исходя из особенностей своего характера (холодно-рассудочного и бездушного). Поэтому над ними не довлел груз традиций прошлого, оба сумели подняться над этим. Без этого реформатор, скованный путами «что можно и чего нельзя», не может состояться. Они - могли, и именно поэтому оба они были обречены на успех! Октавиан, отнюдь не гений, достижениями превзошёл Цезаря, поскольку мог учитывать уже свершённые ошибки Юлия, свойственные любому колеблющемуся гению, открытому сомнениям и неспособному воспринимать мир упрощённо-схематически. Сам же Гай, похоже, был настолько «не человек» в своей ледяной расчётливости, что ему просто было не дано ошибаться. Его личные качества совпали с потребностями эпохи и подходили ей - и он оказался востребованным эпохой.
Исходя из всего вышесказанного, мы не приемлем известного высказывания Блеза Паскаля, что будь нос Клеопатры чуть длиннее или чуть короче - вся мировая история пошла бы другим путём. Г. Лайвли посвятил специальную статью разбору этой «концепции» и связанной с ней «теорией хаоса» в историческом процессе. Его конечный вывод - это всё только так кажется - нам представляется единственно возможным. Пример поверхностного понимания сути проблемы - если бы Антоний не влюбился в Клеопатру, его «единоборство с Октавием закончилось бы победой Антония».
Вместе с тем отдельные проблемы, касающиеся личности, нам представляются очень важными, и не только потому, что лишённая человека история превращается в голый схематизм. Они позволяют глубже понять эпоху, побудительные мотивы её героев и неудачников, внести новые оттенки в объяснение событий. Постановка проблемы: Марк Антоний и Клеопатра: горячая любовь или холодный расчёт? - имеет целью ответить на вопрос, дискутируемый уже давно: какую политику проводил Антоний, собственную, или подчинённую Клеопатре? Римскую или антиримскую по своей сути?
Отношения Марка Антония и Клеопатры, столь красочно описанные в источниках, уже больше двух тысяч лет никого не могут оставить равнодушным: сильные личности, яркие страсти, роковые судьбы. Традиция полного доверия к источнику, долго господствующая в антиковедении и некоторая наивность исследователей предыдущих эпох привели к тому, что никто не сомневался - именно так всё и было: великая любовь, которая стала буквально нарицательной. Лишь более рациональный и несколько циничный XX век осмелился подвергнуть это сомнению. Коррозия скептицизма начала разъедать миф. Некоторые исследователи пессимистично замечают, что мы никогда не будем знать наверняка, для себя самой или же для достижения власти использовала царица своё «сексуальное очарование». Историография проблемы огромна, почти каждый год появляются новые книги, посвященные ей. И главный вопрос последних десятилетий: а была ли любовь? Если да, то взаимная ли?
Попытаемся ответить на этот вопрос через призму психологии межличностных отношений, принципов, определяющих любовные отношения вообще. Больше внимания уделяется Клеопатре, трагедии царицы и трагедии женщины. Сразу отметим: отрицательное отношение к ней, господствующее в источниках, объясняется тем, что она «чужая». И не просто чужая, а ещё и царица чужого государства, с которым Рим вёл войну, следовательно - подлежащая дегуманизации в пропагандистской войне представительница экзотического и испорченного Востока. К тому же - женщина. Более того, пытавшаяся управлять мужчиной и римлянином, что по римской ментальности считалось недопустимым. Зная о зависимости и внушаемости Антония, Октавиан распространял слухи о том, что тот стал рабом царицы, и мог говорить в сенате о глупости и даже безумии противника, ибо по римским понятиям только безумец мог находиться в подчинении у женщины. Прекрасно поставленная пропаганда против Антония твердила, что он потерял разум в вине и женщине.
Крайняя враждебность к царице видна в творчестве выдающихся римских поэтов - Горация, Вергилия, Проперция. Великий Гораций подобрал для неё весьма оскорбительное определение - fatale monstrum (Ног. Od. 1.37). Можно согласиться, что неприязнь античных авторов к Клеопатре - проявление сексизма. Парадоксально, но мы ничего не знаем об интимной жизни той самой Клеопатры, которая является для нас олицетворением любви. У нас нет ни малейших оснований считать Клеопатру развратной женщиной. Знаменитый пассаж Секста Аврелия - «Она была так развратна, что часто проституировала, и обладала такой красотой, что многие мужчины своей смертью платили за обладание ею в течение одной ночи» (LXXXVI.2) - имеет совершенно сказочный характер и не может восприниматься всерьёз. Секст Аврелий - автор поздний и плохо информированный, очевидно, он исходил не только из анекдотических слухов, но и от реалий своего времени, однако Клеопатра - не Мессалина. Само упоминание им необычайной красоты царицы, что противоречит всем свидетельствам изобразительных источников, показывает, чего стоят его слова. Любвеобильность царицы - миф, он потому и оказался столь живучим, что люди любят мифотворчество. Утверждения об аморальности Клеопатры - это в значительной степени результат воздействия поздней пропаганды. Возможно, в её жизни действительно было всего лишь два сексуальных партнёра. Подобно другим эллинистическим царицам, она была пассионарна, но в отличие от них никогда не отличалась неразборчивостью. С её обаянием и её царским саном она могла бы утопить Египет в разврате, но даже враги никогда не обвиняли её в этом. Единственный, кроме Цезаря и Антония, любовник, которого ей, и то без полной уверенности, приписывали современники, был Гней Помпей-младший. Амбициозная женщина стала добросовестным правителем, сконцентрированным на делах и начисто лишённым чувственности, она жила «крайне целомудренной жизнью», и, видимо, очень подолгу обходилась без мужчины. Увлечённый ею Антоний часто и легко изменял ей, она же, не любя его, видимо - не изменила ему ни разу. Не будучи любвеобильной женщиной, она не желала рисковать приобретённым, ею владела мысль о политической выгоде, а не стремление к наслаждению или уязвлённое женское самолюбие.
Царица применяла типичные, даже классические женские уловки, чтобы завоевать и удержать Антония (см.: Plut. Ant. XXVI-XXVII; LIII). Все те приёмы и уловки, которые пускает в ход женщина, если мужчина ей интересен или нужен. Она воздействовала на него через общих знакомых и своих приближённых, отвращая его от Октавии (см.: Plut. Ant. LXXII). Но при этом к Антонию она относилась несколько иронично (см.: Plut. Ant. XXIX).
Она была хорошим политиком и умелым дипломатом. Царица нравилась египтянам, что удавалось очень немногим Птолемеям. Она даже выучила египетский язык, чтобы стать ближе своим подданным и реально заботилась о благе государства. Правда, для неё забота о державе одновременно была заботой о себе самой.
Клеопатра всегда уважала силу и авторитет. Жизнь в условиях интриг и борьбы за власть сделала её жестокой и бескомпромиссной правительницей. Трудно согласиться с мнением Д. Боудер, считающей - сложно сказать, правила ли царица в основной головой или сердцем. Она рано поняла, что проигравший правитель теряет всё, в том числе - жизнь. Поэтому для неё борьба за власть была равнозначна борьбе за жизнь: жёсткой и бескомпромиссной, где нет места сантиментам - это стало одной из довлеющих черт её характера. Легко и без раздумий она обрекла на смерть родную сестру Арсиною, которая пыталась отобрать у неё власть. Бесчеловечно вела себя с родным братом-соправителем, второго брата сумела поставить в совершенно ничтожное положение. Нельзя исключить, что второй брат-соправитель действительно был отравлен по её приказу. Ради власти Клеопатра была готова на всё. Тем более после того, как у неё родился ребёнок от Цезаря - она хотела сберечь для наследника своё царство, доставшееся ей в нелёгкой борьбе с братом. Царица просто не могла позволить себе быть слабой женщиной и лишала себя того, что было доступно любой простолюдинке: любить беззаветно и безоглядно. Возможно, она действительно «никогда никого не любила».
Не приходится сомневаться, что Клеопатра была нестандартной и сильной женщиной. Сильной и умной женщине очень трудно найти равного себе и достойного её мужчину. Однако потребность в любви, по крайней мере быть любимой, присуща и сильным женщинам. Как и потребность в стабильности и надёжности, сильном плече рядом.
Зрелая «состоявшаяся» женщина, избавившаяся от девичьих грёз, прекрасно понимает - идеальных мужчин не бывает. Именно поэтому она зачастую терпит рядом с собой партнёра, весьма далёкого от её представлений об идеале. Очевидно, Клеопатра воспринимала гордого римлянина именно так. Прекрасно видя его недостатки и слабые стороны, она пыталась направлять его действия, иногда делая это достаточно настойчиво и прямо.
Если мужчина сумеет стать для женщины одновременно любовником, другом, опекуном, она, как минимум, будет испытывать к нему чувство благодарности. Естественным развитием этого чувства станет привязанность, доверие и даже привычка к нему. Это, конечно, не любовь, но у нормальной женщины появляется желание в свою очередь заботиться о нём. Тем более, что делая это, она заботится о нём «для себя». В этом и заключается главное отличие: когда любят, то любят не для себя, а «для него».
Антоний, пусть во многом вынужденно, под давлением обстоятельств, стал для Клеопатры как раз таким мужчиной: любовником-другом-опорой. Она возложила на него все свои надежды. Представляется, что на самом деле она его не любила.
Характерная деталь: Клеопатра обманула Антония, отправив к нему слуг сообщить, что она уже мертва. Это трудно объяснить лишь её страхом перед его «гневом и отчаянием» (Plut. Ant. LXXVI), скорее, она уже внутренне отошла от него и думала только о себе самой. По мнению Плутарха, царица всегда лишь притворялась без памяти влюблённой в триумвира (Ibid. LIII). Такая оценка в старой историографии являлась доминирующей, и, к сожалению, она близка к истине.
В случае с Антонием ситуация кажется яснее, старая историография не подвергает сомнению его великую любовь к царице, новая констатирует, что чувства сочетались с расчётом и любовь соединилась с политикой. Но даже некоторые современные историки верят, что это была взаимная любовь, или констатируют, что триумвир действительно «был очарован красотой Клеопатры». Другие исследователи чувства отрицают начисто, сводя всё исключительно к политической необходимости. Биограф Марка Антония Дж. Линдсэй полагал, что Антоний влюбился в царицу, став трагически зависимым от неё, только после того, как потерял всё. Есть мнение, что после провала парфянского похода Марк стал всё больше и больше зависеть от ресурсов Египта и способностей его правительницы. Такой разнобой оценок легко объясним: любой исследователь вносит в свой труд присущие только ему взгляды, вкусы, симпатии, жизненный опыт, характер - всё то, что формируется генетически, воспитанием, окружающей средой и массой других привходящих обстоятельств. Воистину прав Цви Яветц, меланхолично заметивший: «В истории только хронология и география объективны, дух времени, оценка и выбор фактов - в высшей степени субъективны».
Попытаемся предельно объективно оценить друга, любовника и мужа Клеопатры. Антоний был красив, щедр, гуляка, весьма женолюбив и пользовался успехом у женщин (Plut. Ant.II;IV,IX). Но при этом Плутарх отмечает его хвастливость, высокомерие, большое самомнение, огромное честолюбие (Ibid. IV) и даже утверждает, что он был простак и тяжелодум (Ibid. XXIV). Очень нелестно характеризует Антония Цицерон, что объясняется не только политической, но и личной враждой. В своих знаменитых «филиппиках» он обвиняет триумвира в беспробудном пьянстве, разврате, упоминает бесстыдство (impudentia - Phil.II.4; III. 15), наглость (audacia - Phil.II.l; III.2) и спесь. Эта брань вызвана крайней ненавистью оратора к Марку, но приводимые им факты (пьянства - см.: Phil.11.63) он не стал бы придумывать, учитывая публичный характер «филиппик». Конечно, филиппики на самом деле были политическими памфлетами, но они дают информацию о личности и характере триумвира. Возможно, их жёсткие оценки не вполне объективны, но недостатки у Антония, разумеется, были, и для политика он был «слишком лёгкий» человек. Однако, не согласимся с определением А.Кравчука, что Антоний «был, в сущности, человеком довольно примитивным». Может быть, несколько простоватым, но уж примитивным - нет. Традиционное восприятие его старой историографией - «даровитый, хотя и легкомысленный человек». Высоко оценив способности Антония, М.Грант в то же время отмечает, что реализовать их ему мешали лень и неумение разбираться в людях.
На наш взгляд, триумвир не всегда умел вникать в суть вещей и был несколько поверхностным человеком. Все сохранившиеся изображения Клеопатры показывают - она была далеко не красавица. Однако обладала шармом, умением подать себя и, как пишет Дион Кассий, у неё был прелестный голос, она умела быть обаятельной со всеми, наслаждением было и смотреть на неё, и слушать её речи (XLII.34). Это сложно объяснить, но на зрелого мужчину чарующий женский голос почему-то действует гипнотически. Римляне, видевшие её, знали, что красотой и молодостью она уступала Октавии (Plut. Ant. LVII). Антония, падкого на пышность и внешний блеск, она, умница, покорила броским эффектом своего хорошо продуманного появления в Тарсе.
Таре, действительно, стал триумфом Клеопатры. Проведя с триумвиром зиму 41-40 гг. в Александрии, она ослепила его окончательно. На монетах Антоний изображался как преемник Цезаря и глава всей «цезарианской партии», ему было вдвойне лестно покорить царицу и в этом тоже стать преемником Цезаря, унаследовав не только его ауру, но и его женщину.
В мотивации поступков Антония важно отметить вынужденность практически всех его действий на Востоке. Последний раз, побывав в Италии в 37 г., он шаг за шагом был вовлечён в роль правителя востока, отдаляясь от Рима и запада - но он никогда не хотел и не планировал такого отдаления. Отрезав себя от Италии и Запада, он вынужден был всё глубже погружаться в Восток, пока не завяз в нём окончательно. Можно согласиться с мнением В.Н. Парфёнова: «Антоний должен был действовать по сценарию, соавторами которого были Октавиан и Клеопатра», хотя скорее здесь следует говорить о давлении систем и ситуаций, а не личностей.
Антоний нуждался в деньгах, войсках, флоте, всё это он мог бы взять в Египте силой, но осложнил бы себе последующую жизнь. А царица могла дать ему всё это без войны, и сверх того - свои ласки. Очевидно, М.Грант прав - кроме романтики присутствовал и «торг между обеими сторонами об интересах Рима и Египта». Заметим, что при длительных разлуках Марк не тосковал и не скучал по Клеопатре. Возможно, даже и не вспоминал.
Запад был для него потерян - оставался Восток. С его помощью он надеялся вернуть Запад и объединить их под своей властью. Возможно, сначала Восток мыслился ему только средством для достижения поставленных целей. Из Италии его вытеснила не только умелая политика Октавиана, но и собственные ошибки и недочёты. Для него Восток был предпочтительнее Запада: в Италии жили ветераны Цезаря, которые контролировали триумвиров и при необходимости одёргивали их, а в Египте или Азии авторитарный Антоний чувствовал себя намного свободнее, что больше подходило его натуре. Монархические устремления Антония здесь ни при чём, почтение, проявляемое к нему как к римскому триумвиру, он в силу некоторой наивности воспринимал как знаки уважения к себе лично. Импульсивный, увлекающийся и внушаемый, он был покорён тем, что его принимали как полубога - как и любого другого римского полководца, за которым стояла мощь Римской державы. Любовь к внешнему блеску оказала Антонию плохую услугу. По очень жёсткому, но справедливому замечанию П. Эрнотта - он оказался достаточно глуп, чтобы позволить воспринимать себя как эллинистического монарха, что дало Октавиану прекрасные возможности для пропаганды, подорвавшей репутацию Марка Антония. Октавиан показал себя выдающимся стратегом психологической войны.
Восток был богаче Запада, деньги, собранные Антонием в восточных провинциях, он никогда бы не смог выбить из Италии. Сразу после установления 2 триумвирата Антоний отбыл на Восток собрать деньги, в которых остро нуждались триумвиры (Арр. Bel.Civ.V.3;V.5). Если верить Диону Кассию, он налагал контрибуции на города и продавал царскую власть, таким образом собрав деньги «в таком огромном количестве, какое только возможно» (XLVIII.30).
Очевидно, триумвир полагал, что Восток вообще и Египет в частности смогут обеспечить его средствами, необходимыми для победы над Октавианом. Однако, сделав ставку на материальное, он проиграл морально - римляне не могли допустить, чтобы он победил квиритов, опираясь на восточные полчища.
Главная причина поражения Антония - не его «любовь к царице», а то, что он утратил связи с коренными римскими землями, всегда являвшимися основой и становым хребтом римского господства над миром. Октавиан, опиравшийся на Италию, мог набирать в ней сколько угодно опытных испытанных воинов, у Антония отныне не было такой возможности. Восток без римских легионов был колоссом на глиняных ногах, а перед Италией был поставлен выбор - или рабство у Клеопатры, которая «сделала своим рабом» Антония, или приоритет интересов квиритов, защитником которых умело выставлял себя Октавиан.
Неизбежность войны с Октавианом привела Антония к окончательному разрыву с Западом, впредь все свои надежды он должен был связывать с Востоком. Поэтому развод с Октавией - чисто политическая акция, а не показатель его отношения к законной супруге. Попытка примириться с Октавианом посредством брака с его сестрой не удалась, посему с позиций политической рациональности сам этот брак стал не нужен. Получив от Октавиана письмо, после которого война с ним стала неизбежной, Антоний и развёлся с его сестрой. Следуя восточным традициям, следовало оформить «династический брак» с царицей. Однако развод с благородной римлянкой окончательно отвратил от Антония симпатии квиритов - ведь он променял Октавию на «варварскую царицу». Наконец, по римскому праву брак римского гражданина с иностранкой не считался законным.
Во всём этом нельзя видеть исключительно только политический расчёт. Важны и чисто психологические мотивы - слабый мужчина не может долго разрываться между двумя женщинами: морально это слишком тяжело. Устав «раздваиваться», он захочет стабильности и определённости и вынужден будет определиться, сделав окончательный выбор. Только очень сильный мужчина с гибкой психикой и артистичной натурой способен вынести бремя «одновременной принадлежности» сразу двум женщинам. Прямому и довольно бесхитростному Антонию это было не по силам.
По своим личностным характеристикам он был слишком управляем. Пока он следовал чётким указаниям Цезаря, его карьера складывалась наилучшим образом. А сам он оставался в тени великого Юлия. Фульвия, первая жена Антония, была сильной и властной женщиной. Закономерно, что для серьёзных отношений триумвира тянуло именно к таким дамам. Видимо, по принципу - в партнёрше ищут то, чего самому не хватает. Сильный физически отважный воин и «блестящий офицер» Антоний не был сильной личностью. Неслучайно Плутарх пишет: «Фульвия замечательно выучила его повиноваться женской воле, Клеопатра получила из её рук мужчину уже совсем смирным и привыкшим слушаться женщин» (Ant. X). Плутарх полагал, что Клеопатра должна была быть благодарна бывшей жене триумвира, которая так хорошо выдрессировала его. Характерная деталь: Плутарх с момента, когда Антоний становится любовником царицы, описывая его состояние, применяет почти исключительно пассивные конструкции. Это филологическое подчёркивание его зависимости заметно и у других авторов: к природным слабостям Антония добавилась любовь к Клеопатре (Veil. Paterc. II.LXXXII.4), он отдался этой любви (Sext. Aurel. LXXXV.5) и запутался в сетях царицы (Plut. Ant. XXV).
Вслед за источниками многие учёные полагают, что «Антоний полностью попал под контроль Клеопатры». Крайним выражением такой позиции является мнение Ч. Меривэйла: «Клеопатра хотела отучить Антония от его национальных идей и сделать его иностранцем и египтянином подобно себе, чтобы ему было невозможно вернуться в Рим». Ещё дальше пошёл Дж. Линдсэй: Клеопатра совратила Антония, подчинив себе «эту выдающуюся личность», она решительно хотела диктовать свою волю всему греко-римскому миру, а власть над Антонием была для неё первым шагом к мировому господству. Едва ли это так, а амбиции царицы учёный несомненно преувеличивает. Очевидно, максимум, чего она хотела - восстановить великую империю Птолемеев.
Общественное мнение Рима шокировало, что Антоний раздаривал римские провинции Клеопатре и её детям, это стало мощным аргументом пропаганды Октавиана, внушавшей квиритам, что его противник всецело подпал под власть египтянки. Октавиан сыграл на националистических чувствах римлян, и сумел представить свою борьбу за власть как столкновение Запада с Востоком, угрожавшим жизненным интересам Рима. Но если принять точку зрения самого Антония, то ничего антипатриотичного он действительно не совершил: свои провинции он раздавал своей жене и своим детям от неё. И не потому, что покорно выполнял волю царицы. Конечно, за помощь Египта Антонию следовало платить. Но главное совсем не это: после победы он надеялся объединить под своей властью и Египет с дарованными ему землями, и весь Восток, и западные территории Римской державы. Клеопатра находилась в его власти и могла обеспечить мирное инкорпорирование Египта в Римское государство. Впрочем, сама Клеопатра могла воспринимать всё это несколько иначе: как объединение двух стран под властью её мужа, который сможет гарантировать переход власти по наследству к её детям. Царица высчитала возможного победителя в римской борьбе за власть и сделала ставку на него. Египту едва ли удалось бы остаться нейтральным в этой борьбе, но Клеопатра - просчиталась, оценивая шансы претендентов на победу!
Однако в любом случае влияние царицы на Антония и его любовь к ней явно преувеличены. Одно латинское словечко (шео), применённое им для характеристики своих отношений с Клеопатрой в письме к Октавиану, позволяет очень серьёзно усомниться в том, что к царице он относился трепетно. Так - не пишут о любимой женщине. Она стала его любовницей, но, возможно, так и не смогла реально покорить его сердце. Правда, следует отметить, что по своему характеру Антоний не был креатором, а всего лишь исполнителем. Эту функцию он осуществлял и при Цезаре, и при Фульвии, привыкнув исполнять чужую волю. Поэтому он был хорош лишь на вторых ролях, под хорошим руководством, собственной инициативы и аналитичности ему явно не хватало. Грамотный тактик Антоний был слабым стратегом и просто не соответствовал тем задачам, которые возложили на него судьба и Клеопатра. Он всегда нуждался в сильном руководителе, притом таком, кому он мог бы всецело доверять и с которым его связывали бы общие цели. Клеопатра идеально подходила для такой роли. Движущей силой в этом союзе была она. В этой связке Антоний был не ведущим, а ведомым. Он мог оставаться прекрасным военачальником «при Цезаре», но - не мог стать единоличным повелителем Римской державы.
В характеристике личности Антония важно отметить, что мужественный воин обладал двумя чисто «женскими качествами»: непостоянством и легкомыслием. Он был привязан к той женщине, рядом с которой находился в данный момент. Оказавшись вдали от неё, он легко переходил под влияние другой. Клеопатра, очевидно, хорошо это понимала. Именно этим, видимо, объясняется её назойливое стремление постоянно, всегда и везде быть рядом с ним, не выпускать его из-под своего контроля. Потому она и увязалась за ним в поход против Октавиана, где её присутствие было абсолютно излишним. И тем самым ускорила поражение Антония и - своё собственное.
Почему в битве у Акция Клеопатра бежала сама и увела свой флот - мы не узнаем никогда. Существуют различные версии, в том числе - прорыв блокады, заранее продуманный стратегический план и т.п., но все они представляются нам абсолютно неубедительными. Никто не будет планировать собственное поражение! Факт есть факт: бегство египетского флота и последовавшего за ним Антония привели к победе Октавиана и гибели всех надежд Клеопатры. Видимо, это был просто страх женщины, впервые увидевшей горящие корабли и массы гибнущих людей. Почему Антоний в разгар битвы бросил флот и последовал за ней? Из-за страха потерять любимую женщину (Plut. Ant. LXVI), но, возможно, это больше был страх, что Октавиан захватит царицу - и тогда Египет будет потерян для Антония навсегда. А вместе с ним - и любая возможность вести войну или хотя бы «торговаться» с Октавианом. Кроме того, Клеопатра сумела привязать Антония к себе, стать для него необходимой не только в постели, но и в жизни, став его ближайшим другом, устраивая для него развлечения и праздники, без которых триумвиру было скучно жить. Яркую и весёлую женщину, если с ней хорошо и интересно, трудно забыть, и от неё очень сложно отказаться. Антоний, несмотря на некоторое легкомыслие, очевидно, был очень привязчивым человеком. Наконец, в царице сосредоточились все его надежды на будущее.
В Египте после Акция Антоний на время впал в апатию, ходил унылый. Уважение к нему царицы, восхищавшейся только сильными людьми, должно было пошатнуться. Сама её мысль бежать из Египта (см.: Plut. Ant. LXIX) - проявление неверия в силы Антония. Царица поняла - всё потеряно. Думается, П. Деке прав: «Конечно, за спиной Антония Клеопатра пыталась договориться с Октавианом». Если женщина перестаёт доверять мужчине и надеяться на него, считать его необходимым для себя - он ей больше не нужен. Царице - тем более. Традиционно считается, что в любви зрелая женщина намного расчётливее мужчины, психологически это вполне объяснимо - ей приходится просчитывать: каким мужем и отцом он будет, сможет ли обеспечить её и её детей, что он может ей дать.
Почему Антоний покончил с собой? Не потому, что, как ему сказали, Клеопатра умерла. Честь дороже жизни, таковы были римские принципы. Нам их не понять. Для триумвира всё погибло, будущего у него уже не было. В перспективе - только казнь. По римским понятиям, недостойно нобилю погибнуть от руки палача. А легкомысленный Марк был всё-таки порядочным человеком. Римляне уважали силу и победителей - «горе побеждённым»! А проигрывать нужно достойно. Ему могло стать стыдно, что женщина с достоинством ушла из жизни, а он, мужчина и римлянин, продолжает цепляться за проигранную жизнь.
В завещании, составленном ещё до начала войны с Октавианом, Антоний распорядился похоронить себя в Александрии, рядом с Клеопатрой (Plut. Ant. LVIII.8; Dio Cass. L.3.5.). Перед лицом смерти не лгут. Завещание не предназначалось для посторонних глаз и действительно представляло собой последнюю волю человека. И если даже после смерти триумвир хотел находиться рядом с этой женщиной, то что-то в этом есть. Пусть даже не любовь, а страсть и привязанность, соединённые с уважением и дружеским расположением к царице Египта. Видимо, действительно, для него сначала важны были политические цели, а потом он уже всерьёз увлёкся царицей, но у неё на первом плане всегда были соображения государственной пользы. Клеопатра покончила с собой не от утраченной любви и не потому, что сама жизнь без Антония была для неё невыносимой. Главное - она не хотела украсить собой триумф Октавиана. Гордая царица не могла в цепях войти в Рим, который она при Цезаре покорила своим великолепием.
Обидно развенчивать красивую легенду. Любви, глубокой и всепоглощающей, - не было. Но отношения этих двух неординарных личностей, тем не менее, вызывают уважение. Это было партнёрство, честное и взаимовыгодное, основанное на взаимной симпатии и уважении, дружбе и общих целях.
Пока дела шли успешно, и они могли многое дать друг другу - всё было прекрасно. После битвы при Акции ценность Антония, как политического партнёра, резко упала. А поскольку любви не было, то как перспективный партнёр и как человек, которому можно простить всё, он резко упал в глазах Клеопатры. Для Антония всё начиналось с трезвого расчёта, но затем он всерьёз увлёкся царицей, как натура привязчивая и слабая, легко подчиняющаяся чужой воле. Это не было любовью, вернее определить такое чувство как увлечение-подчинение с сильной степенью психологической зависимости. Для Клеопатры же всё как началось с необходимости, так ею и закончилось. Триумвир был нужен ей и её государству. К тому же, у неё уже был опыт подобных отношений с Юлием Цезарем, которого она, несомненно, уважала больше, чем Антония. Она была намного сильнее триумвира и рядом с ним не смогла стать слабой женщиной, а вынуждена была оставаться царицей. К Марку Антонию она до какой-то степени привязалась, но никогда не любила его по-настоящему - согласимся с оценкой, данной Клеопатре другой женщиной.
Отсюда конечный вывод. Трудно согласиться, что «Антоний целиком подпал под влияние Клеопатры», всё больше превращаясь из римского полководца в египетского царя. Степень политической (не личной!) зависимости Антония от Клеопатры явно преувеличивается. Он проводил римскую и «проримскую» политику. Восток был для него лишь средством в борьбе за власть в Риме, пока шла эта борьба, он вынужден был как-то считаться с интересами восточных союзников. Однако та жёсткая политика, которую он проводил в Азии, выбивая деньги из царей и городов, показывает - он был и оставался римлянином до мозга костей. Заботился о Риме и римлянах, и в этом плане не только он что-то делал для Клеопатры и Египта - она тоже совершала ответные действия. Недавно найденный папирус содержит текст приказа, собственноручно подписанного Клеопатрой в феврале 33 г., о привилегиях римскому гражданину. Он освобождает Публия Канидия от налогов и тем самым укрепляет его связь с Египтом. Публий - правая рука Антония, не приходится сомневаться, что приказ был подписан с подачи триумвира. Очевидно, Антоний отделял личное от политического, и в государственных делах был намного менее уступчивым, чем в личных. Нет ни малейших оснований считать его политику проегипетской, тем более - антиримской. Он заботился об интересах Рима, так, как он понимал эти интересы, сочетая их со своими собственными. Мы всецело присоединяемся к конечному выводу М. Гранта - именно за Антонием оставалось последнее слово при принятии важнейших политических решений. Возрождённая империя Птолемеев оставалась государством, зависящим от него лично, и каким бы влиянием на Антония ни пользовалась Клеопатра, первенство в решениях всё же принадлежало не ей, а ему самому.
Октавиан после победы стал хозяином греко-римского мира. И всем было ясно - доминировать в нём будет Запад, но не Восток, где правящей верхушкой были греки. Однако трудно согласиться с мнением М. Гранта, что в случае победы Антония могло бы возникнуть партнёрство между греками и римлянами под его верховной властью. Было бы точно также! Автор сам признаёт, что будущее политическое лидерство лежало в Италии и Риме. Дело не в личностях, а в системе. Квириты были не готовы предоставить римское гражданство грекам, а без этого ни о каком равном партнёрстве не могло быть и речи.
Все трое - Октавиан, Антоний, Клеопатра - были «созданы» Юлием Цезарем и должны были занять важные места в создаваемой им системе. Клеопатре им отводилась роль зависимой царицы, опоры Рима на Востоке. Мартовские иды разрушили складывающуюся систему. Октавиан и Антоний унаследовали идеи Цезаря, и, в меру своих способностей, работали на воссоздание системы. Клеопатра же, понимая, что Антоний слабее великого Юлия, пыталась изменить тенденцию и повысить в будущем мироустройстве статус Египта и свой собственный. Второе было вполне возможно. Однако её муж, друг и союзник никогда не позволил бы ей осуществить первое. Он оставался в рамках, заданных системой, и был подчинён ей. При любом раскладе Египет в лучшем случае был обречён на положение зависимого государства. А позже - неизбежно на судьбу римской провинции. Система всегда сильнее отдельной личности, даже выдающейся. И никто не сумел бы остановить процесс создания единой римской державы, охватывавшей всё Средиземноморье, ибо такова была историческая необходимость, ставшая исторической неизбежностью. Креатором державы стал Октавиан - именно потому, что он был более «системным человеком».
Следующий любопытный аспект - харизматические начала личной власти Марка Антония. Он, вне всяких сомнений, был одной из наиболее влиятельных, неординарных и ярких личностей в римской истории. Судьба щедро дала ему всё: удачу, смелость, красоту, умение нравиться людям и пользоваться успехом у женщин. А сверх того - авантюризм, который очень долго приносил ему только победы. Правда, лишь до определенного времени.
После убийства Цезаря Антоний совершенно естественным образом стал одним из ведущих политиков Рима. Он был ближайшим соратником Цезаря, даже его другом. Авторитет погибшего диктатора почти автоматически создал «ауру авторитетности» вокруг людей, тесно связанных с ним при его жизни.
Вот здесь и кроется первый «подводный камень», ставший впоследствии «миной замедленного действия». Антоний был хорош на вторых ролях, как исполнитель безупречно продуманных планов великого Юлия. Сам же он, по своей натуре, не был «креатором», чего не было заметно, пока он находился «в тени» Цезаря. Получив в свои руки огромную власть, но лишившись четкого руководства сверху, Марк Антоний стал совершать хаотические непоследовательные действия.
Вторая опора его власти - армия. Здесь он также унаследовал командование войсками. И только со временем выявился серьезный второй недостаток Антония: будучи хорошим тактиком, он оказался никудышным стратегом.
Третья основа его властных полномочий была вполне легитимной: консульство, статус наместника обеих Галлий, власть триумвира. Однако при разделе провинций он нажил себе врага в лице Децима Брута, своим пренебрежением к Октавиану навсегда испортил с ним отношения, и самое главное - так и не понял, что Октавиан не умеет прощать. Поэтому следующее «слабое звено» в цепи причин его поражения - это раздел «сфер влияния» с Октавианом. И если Цезарь не умел останавливаться на полдороге и любил все доводить до конца, то Антоний просто упустил время, когда устранение Октавиана было бы еще возможно.
Можно добавить еще два важных обстоятельства, которые сильно поколебали его власть и предопределили его поражение. Первое - демонстративная связь с Клеопатрой, углубленность в восточные дела и забвение дел Запада, что позволило Октавиану обвинить Антония, якобы ставшего «рабом царицы», в измене римским интересам. Отсюда второе - Антоний провально проиграл «пропагандистскую войну» с Октавианом, не сумев ничего противопоставить грамотно организованной тем пропагандистской кампании. Октавиану удалось представить войну со своим противником войной Запада против Восток, что однозначно отдавало ему симпатии квиритов. Отсюда дополнительное важное обстоятельство: личные качества Октавиана, такие как расчетливость, холодный цинизм, хитрость, коварство и даже - подлость, позволили ему переиграть Антония. Последний был менее хитер, не обладал холодной рассудочностью и несгибаемой целеустремленностью жесткого политика.
Личные качества «слегка засушенного» Октавиана как нельзя лучше подходили для большой политики, Антоний же был «слишком живой» для человека, претендующего на верховную власть в государстве. Короче говоря, ему элементарно не хватало именно подлости!
Помимо всего выше перечисленного, личная власть Антония во многом держалась на его личной харизме. Он, вне всяких сомнений, являлся личностью харизматической, в отличие от сухо-логичного Октавиана. Но здесь крылось еще несколько серьезных опасностей для будущего благополучия харизмоносителя.
1. Его харизма была «вторичной», опосредованно перешедшей на него от Юлия Цезаря. «Вторичные харизмы» менее живучи, обладают меньшим потенциалом воздействия на массы и более уязвимы при неудачах.
2. Провалившийся парфянский поход Антония нанес сильный удар по его харизме, как и другие мелкие и крупные неудачи того же периода. Марк Антоний ничего не предпринял для того, чтобы любой ценой восстановить в глазах воинов свой имидж удачливого полководца. Он мог бы совершить второй, третий, четвертый поход на Парфию - силы и средства для этого были. А его триумф по поводу якобы успешных военных действий на Востоке поставил его просто в смешное положение.
3. Харизматик не должен быть смешным, это не совместимо с его статусом. Тем более - выглядеть растерянным и грустным. Поведение Антония после битвы при Акции, не столько проигранной им, сколько «отданной» Октавиану - окончательно уничтожило его харизму. Поэтому вполне закономерен массовый переход его воинов на сторону победителя - исчезло то, что во многом и держало их под знаменами Антония так долго и так далеко от родной для большинства из них Италии. Но Антоний, в силу своего характера, и не мог вести себя иначе, он, действительно, был «слишком человеком», чтобы спокойно воспринимать крушение всех надежд.
4. Харизматические лидеры - неотъемлемая черта примитивных обществ, следствие вполне первобытных пережитков в сознании людей, будь то Древний Вавилон, КНР или СССР. В Риме поздней Республики сложилась такая ситуация, когда одной лишь харизмы уже было недостаточно для политического успеха. Возникла дилемма: борьба между харизматичностью и рассудочной логичностью. Видимо, следует признать закономерным, что поражение потерпел именно Антоний. Он был ярче, даже талантливее «блестящей посредственности», каковой являлся Октавиан. Но в лице Октавиана победил новый путь, при римской рациональности едва ли могло быть иначе. Характерно, что многие лидеры поздней республики (Сулла, Помпей, Цезарь) были харизмоносителями, но начиная с Октавиана практически все последующие правители Римской империи были начисто лишены даже признаков харизмы.
Суммируя, мы должны признать, что Антония погубило именно то, что привело его к власти. Он оказался «политиком вчерашнего дня», не соответствующим новым условиям. Наступившая эпоха, сама по себе более сложная и требующая решения более сложных задач, предполагала и совершенно другую модель управления: сочетающую личность властителя с разветвленным бюрократическим аппаратом. Роль личности, естественно, понижалась, поэтому востребованным оказался именно Август, не блистающий талантами, но в силу своего мышления действующий как хорошо отлаженная безэмоциональная машина - только такой человек и мог построить столь же хорошо отлаженную машину государственного управления.
Эпоха личностей ушла. Пришло время организаторов, состоящих при аппарате управления. Если император не соответствовал такой роли - система его отвергала: вспомним судьбы Нерона, Калигулы, Коммода, Трагедия, Марка Антония заключается в том, что он не понимал несоответствия между своей личностью и требованиями эпохи. Для своего времени он уже был «человеком из прошлого». Он был бы замечательным вождем какого-нибудь варварского племени, но реально - у него не было ни малейшего шанса стать господином Рима.
Автор: Беликов А.П.