02.04.2012 2653

Практическое осуществление единоначалия в советских вооруженных силах в 1920-е годы

 

После ноябрьско-декабрьского Пленума РВС 1924 г. в Красной Армии развернулась работа по досрочной аттестации начальствующего состава (в связи с возможностью выдвижения в качестве единоначальников), которая завершилась к марту 1925 г. На наш взгляд, следует более подробно остановиться на процедуре аттестации.

Процесс состоял из трех стадий: составление аттестации, рассмотрение ее в аттестационной комиссии и утверждение соответствующими инстанциями.

Аттестация составлялась непосредственным начальником или комиссаром. На нее давались заключения всех прямых начальников и комиссаров вплоть до рассматривающей инстанции включительно. Аттестация содержала определение личных качеств аттестуемого, его общеобразовательной и технической подготовки, боевого и служебного стажа, оценку революционных заслуг и боевых подвигов, а также политической подготовки, участия в общественной и политической жизни.

Аттестация с заключением прямых начальников направлялась на рассмотрение соответствующей аттестационной комиссии. Последняя должна была внимательно рассмотреть аттестацию и дать по ней заключение. Комиссия могла также вызвать аттестуемого и других лиц, которые могли его охарактеризовать. Если комиссия устанавливала искажения в аттестации, она могла привлечь к ответственности ее составителей.

Для рассмотрения аттестаций начсостава в армии создавались следующие комиссии: полковая, дивизионная, корпусная, окружная и высшая аттестационная комиссия при РВС СССР.

Аттестационные комиссии являлись едиными для всех родов войск и служб и должны были пропускать через аттестовывание весь начальствующий состав, в том числе политический и административный. После рассмотрения аттестации в комиссии она поступала на утверждение высшего начальника и комиссара. А уже после этого аттестуемому сообщалось основное содержание аттестации и ее вывод. В случае несогласия с выводами, аттестуемый имел право в недельный срок подать мотивированную жалобу начальнику, утвердившему аттестацию. Но, если жалоба была необоснованной, он мог понести ответственность в судебном или административном порядке.

Нужно сказать, что выдвижение на единоначалие не во всех округах осуществлялось равнозначно. Некоторые округа подходили к делу с минимальными требованиями, а другие, наоборот, с максимальными.

Здесь стоит отметить, что значительных успехов в темпах проведения единоначалия добился ряд пограничных округов: Западный военный округ, Украинский военный округ, Среднеазиатский военный округ. Это было связано как с их географическим положением, так и с большим количеством комсостава по сравнению с внутренними военными округами.

По данным на 1 октября 1925 г. командиры-единоначальники составляли среди командиров корпусов 73,3% от общего их числа, командиров дивизий -44,5%, командиров бригад - 80%, командиров полков - 33,4%, начальников военно-учебных заведений - 54%.

К концу 1925 г. всего командного состава в армии насчитывалось 44 362 человек, из них единоначальников 1184 человека - 2,67%. Среди высшего командного состава удельный вес единоначальников составлял 14,1%, старшего командного состава 8,1 %, среднего - 0,83%.

При оценке качественных характеристик единоначальников высшего и старшего звена (в отношении партстажа, социального положения) выборка из 106 полных единоначальников дает нам такие сведения.

Аналогичные сведения о единоначальниках из среднего комсостава (о 94 человеках по ЗВО и УВО) дают некоторое представление о характеристике этой группы единоначальников.

Действительно, выдвижение политсостава командирами-единоначальниками и перевод политработников на командно-строевые должности проходили в 1925 г. чрезвычайно медленно, вследствие того, что лишь небольшой процент политсостава имел соответствующую военную подготовку. Высшая аттестационная комиссия утвердила в ноябре 1925 г. единоначальниками из политсостава: командиром корпуса - 1, командиром дивизии - 1, командирами бригад - 2, командирами полков - 4. В округах к тому времени было намечено к выдвижению на командно-строевые должности из политсостава 51 человек и назначено единоначальниками 15 человек.

Как показывают эти данные, темп перехода к единоначалию был невысоким, особенно в звене среднего командного состава. М.В. Фрунзе так объяснял причины этого: «трудность правильного, целесообразного использования института комиссаров, трудность использования всей той ценнейшей массы военных работников, которых мы имеем в лице наших товарищей комиссаров Поэтому нами намечен целый ряд практических мероприятий, облегчающих использование этих работников на различных ответственных ступенях нашей командной иерархии.

По социальному положению среди высшего и старшего комсостава нельзя не отметить большой процент «прочих» - 52,9%, а среди среднего комсостава

Однако, помимо этого объективного фактора, существовал и ряд субъективных причин столь медленного осуществления единоначалия. Одна из них заключалась в отрицательном отношении большинства политработников к единоначалию вообще. Поэтому неудивительно, что часть из них препятствовала выдвижению в единоначальники начсостава из командиров. В этой связи можно привести один характерный пример.

В феврале 1925 г. постановлением РВС Северо-кавказского военного округа на должность полных единоначальников были выдвинуты командир 22 стрелковой дивизии Ковтюх и командир 5 кавалерийской дивизии Апонасенко. Однако политуправление округа выступило против назначения вышеуказанных командиров, мотивируя это решение тем, что они не соответствуют п. 3. «Инструкции по проведению единоначалия», а именно не имеют партстажа, «партийной выдержки» и опыта партийно-политической работы. В рапорте начальника ПУ СКВО Саакова говорилось, что «оба товарища не подготовлены для руководства партработой и партийный авторитет их в парторганизациях дивизии очень слаб». Политуправление округа рекомендовало оставить при этих военачальниках комиссаров и дать им время поближе познакомиться с партийной работой и получить некоторые навыки полит руководства.

Однако этот совет не удовлетворил кандидатов в единоначальники и РВС округа. В результате на имя Председателя РВС был составлен рапорт с просьбой посодействовать в положительном решении вопроса о назначении этих командиров единоначальниками. РВС обратилось в ПУ РККА с просьбой разъяснить причины отказа. Политическое управление встало на сторону политуправления округа и еще раз сослалось на п. 3 Инструкции. В итоге вышеуказанные командиры так и не стали единоначальниками в 1925 г.

Низкий темп осуществления единоначалия был также связан с тем, что часть беспартийного командного состава, особенно специальных частей, где их доля значительно превышала долю партийных работников, расценивала переход к единоначалию как меру «коммунизирования» командного состава и отстранения беспартийных командиров. Другие же рассматривали переход к единоначалию как решительный шаг к упразднению института военных комиссаров и ликвидации политаппарата вообще.

В 1925 г. наблюдались и факты игнорирования отдельными командирами-единоначальниками военных комиссаров. Последним подчас не давали подписывать приказы, в которых требовалась их подпись. Некоторые командиры отрицали административные права военкома, сохраняемые за ним приказом № 234.

Сам факт освобождения комиссарского состава от прежних обязанностей повседневного администрирования, а особенно утеря им «прерогатив власти» - печати части, среди многих командиров вызывали злорадство и насмешки по адресу политсостава вообще. Раздавались следующие реплики: «теперь вам капут», «подрезали вам крылья», «ваша песенка спета» и т.п. Некоторые представители командного состава были склонны рассматривать введение единоначалия, даже в его ограниченной форме, как шаг к упразднению института комиссаров и политсостава в целом: «раньше комиссар хоть печать пришлепывал и всюду совал нос, а теперь ему делать нечего», «слава богу, дождались, когда паразитов уберут из армии» и т.д. Многие были уверены, что политсостав мешает укреплению боеспособности страны.

В качестве примера можно привести такой факт. При рассмотрении штатов частей в Управлении Устройства Войск ГУ РККА представители организационно-распределительного отдела ПУРа натолкнулись на то, что политчасти в штатах были помещены в разделе «обслуживающих частей» после хозчасти и хозяйственной команды. При выяснении этого обстоятельства оказалось, что это не было случайным.

В сводке ПУ РККА от 14 сентября 1925 г. отмечается стремление старшего комсостава стать «полным хозяином» части и отстранить военкомов от какого бы то ни было администрирования. Был случай, когда о выступлении полка из лагеря для тактических занятий комиссар не был поставлен в известность.

Усиление взаимной враждебности комсостава и политсостава не раз было отмечено на совещании начальников политуправлений округов и флотов, проходившем при ПУРе в апреле - мае 1925 г. Начальник политуправления Туркестанского фронта Павловский, докладывая о положении в своем округе, вполне определенно говорил, что политаппарат в армии стяжает ненависть не просто среди комсостава, но и среди партийного комсостава.

Это происходило из-за того, что политсостав не понимал, чем ему следует заниматься после того, как он утратил функции политического контроля над командирами. На том же совещании ряд выступающих объяснял сопротивление единоначалию в округах тем, что комиссары в основе администраторы, а не политработники.

Начальник Политического управления Западного военного округа Кожевников говорил: «Сейчас наш политсостав хандрит. Хандрят комиссары, особенно комиссары полков по большей части великовозрастные ребята, многие из них имеют право демобилизоваться. Они не понимают колоссальнейшего значения партработы и часто они до такой степени привыкли идти путем наименьшего сопротивления в области воспитания комсостава через административный аппарат, что они, столкнувшись с другой линией работы, растерялись, и их растерянность выражается в демобилизационных настроениях, и часто они говорят: «Лучше пойти завхозом, там будет по крайней мере определенная работа, а тут какая у нас работа? Мы вольно-шатающиеся - не больше ни меньше».

В еще более тяжелом положении, чем комиссары, оказалась средняя часть политсостава - политруки. В большинстве случаев они испытывали сильный прессинг со стороны командиров рот, которые старались «принизить» их, подчинить во всех отношениях, приравнять к младшему комсоставу.

Эта тенденция усиливалась в следствие нечеткости пункта 2-го «Положения о политических руководителях в частях РККА и РККФ». В частности, там имелась непоследовательность в отношении подчиненности политрука, так как по вопросам воспитания и обучения красноармейцев он подчинялся комиссару части, а по вопросам учебно-строевой и административной деятельности - командиру роты.

Наблюдались даже попытки ареста политруков комротами, запрещения посещать заседания партбюро, совпадающих по времени со строевыми занятиями. Были случаи появления командира роты на политзанятиях с целью заставить политрука рапортовать и т.п. Однако в ряде документов подчеркивалось, что и сами политруки виноваты в падении своего авторитета перед командным и рядовым составом.

Так, в отчете начальника Политического управления Западного военного округа отмечалось, что политрук «освободившись от постоянного и непосредственного проведения занятий с красноармейцами и взяв на себя функции только инструктирования групповодов, оказался малонагруженным и начал ходить «руки в брюки». В результате начались разговоры: «Политрук ничего не делает». При этом политрук при шуме о «маневре» и «перспективах», при разговоре о единоначалии, при недостаточном понимании его роли комсоставом - несколько распустился, начал ныть. При этом разговоры о перспективе часто прикрывают лень и шкурничество».

Интересен тот факт, что большая часть командиров, среди которых проявлялось пренебрежительное отношение к политсоставу, умаляя и даже отрицая значение комиссаров и политруков, не решалась, тем не менее, идти против партийного руководства в армии вообще. В этой связи характерно заявление комрот одной из частей СибВО, которые предлагали упразднить должность политрука даже там, где командир роты беспартийный, введя должность ответственного секретаря ротной ячейки.

Тем не менее нельзя не отметить, что 1925 год дал ряд положительных проявлений в реализации института единоначалия. Введение единоначалия дало стимул к самообразованию и самоподготовке командного состава РККА. В ряде случаев командиры просили дать им возможность самостоятельно проводить политзанятия.

Об этих положительных моментах сообщалось в анкетах слушателей курсов усовершенствования высшего начальствующего состава РККА. Анкетирование проводилось с целью выявления положительных и отрицательных сторон практического осуществления единоначалия в преддверии ноябрьского Пленума РВС СССР 1925 г.Анкетируемым предлагалось ответить на следующие вопросы:

1. какие конкретные мероприятия были проведены в войсковом соединении во исполнении решения пленума РВС СССР о единоначалии;

2. каковы результаты проведения единоначалия в войсковом соединении;

3. каково отношение к постановлению РВС СССР комсостава (партийного и беспартийного), политсостава, партячеек, красноармейцев и местных парторганизаций.

Из ответов анкетируемых на первый вопрос можно понять, что основные мероприятия по практическому осуществлению единоначалия сводились к следующему:

1. упразднению должностей комиссаров (в основном это касалось не строевых частей);

2. выдвижению и присвоению командирам прав комиссаров;

3. выдвижению помощников по политической части командиров-единоначальников;

4. переводу освобождавшегося политического состава на командную, штабную или административную работу;

5. осуществлению мероприятий по военной переподготовке политсостава переведенного на командную, штабную или административную работу и политической переподготовке командиров-единоначальников.

На вопрос о результатах осуществления единоначалия большинство анкетируемых отвечало достаточно кратко, отмечая в основном положительные моменты. Говорилось, что ответственность командиров возросла, а комиссары, разгруженные от административно-хозяйственной работы, получили свободное время для широкого развертывания партийно-просветительской работы.

Однако, иногда анкетируемые обращали внимание и на недочеты. Так, указывалось на необходимость уточнения прав и обязанностей командира и комиссара и как можно более скорого издания нового Положения о комиссарах, так как в ряде военных подразделений и учреждений это размежевание происходило достаточно болезненно.

В частности, не разрешенным оставался вопрос о том, как и в каких случаях, командир должен информировать военкома. Приказ № 234 не давал на него ясного ответа, а произвольное его толкование приводило к таким явлениям, как, например, взгляд некоторых комиссаров Западного военного округа о «необходимости предварительного согласования командиром с комиссаром всех своих мероприятий», что в результате приводило к сохранению прежнего положения дел, как и до принятия единоначалия». Нередко наблюдалось нежелание командиров-единоначальников информировать комиссаров о жизни и работе частей по таким проблемам, которые требовали совместного урегулирования. Часто командиры по мелким вопросам не только информировали комиссаров, но и передавали им их решение и в то же время не осведомляли последних о главном. В свою очередь политработники отвечали таким же отношением к командному составу. Зачастую действия командира-единоначальника рассматривались военкомом как попытки подчинить себе весь политический аппарат.

В основном, подобного рода случаи, происходили там, где взаимоотношения между командиром и комиссаром были напряженными, где командир в прошлом испытывал мелочную опеку и постоянный контроль со стороны военкома. В том же случае, когда отношения имели доверительный характер, размежевание функций происходило безболезненно. Как отмечалось в одной из анкет, «жизнь сама установила работу командира и комиссара приблизительно таким порядком, каким определяет ее приказ о размежевании функций».

Отметим, что многие анкетируемые указывали на недостаточный темп выдвижения единоначальников. Зачастую инициатива с мест совершенно отсутствовала, и выдвижение происходило под нажимом «сверху», что, в свою очередь, говорило об отсутствии планомерности в работе аттестационных комиссий. Но, тем не менее, заполненные анкеты не ограничивались только критикой. Многие вносили конкретные предложения по ликвидации существующих недостатков, например:

1. усилить темп выдвижения новых единоначальников, особенно из среднего комсостава (рота, эскадрон);

2. усилить практику выдвижения единоначальников из политсостава;

3. добиться планомерности выдвижения единоначальников, при этом обязав низовые инстанции (полк) проявлять больше инициативы (составление и постоянное обновление кандидатских списков на основе аттестационных материалов, привлечение партийных организаций).

В анкетах также отмечалась чрезмерная загруженность рабочего дня командира, которая возникла после введения единоначалия. Помимо строевой и административно-хозяйственной работы, которую каждый день приходилось выполнять командиру, к его повседневным обязанностям прибавились функции, ранее выполнявшиеся комиссаром, а именно: политические беседы, литературные читки, громкое чтение газет, работа над стенгазетой, работа в кружках, участие в различных партийных заседания и собраниях, работа в школах I и II ступени, производство дознаний и т.д. Одним словом, рабочий день командира стал составлять теперь от 12 до 14 часов. «Так долго работать нельзя: человек изматывается и выходит из строя. Надо искать выход», - говорилось в статье комвзвода Астрова.

В одной из анкет отмечалось, что среди комсостава зачастую наблюдается растерянность в результате создавшейся привычки иметь опору в лице комиссара. Однако командиры сами предлагали пути оптимизации своей работы и сокращения нагрузки. В частности, отмечалось, что очень много времени у командира уходит на поиск информации. Поэтому, для подготовки к политчасу рекомендовалось издать специальную хрестоматию, приуроченную к программе. К военным же занятиям следовало разработать официальное методическое руководство, которое поможет работе командира.

Если говорить об оценке единоначалия со стороны основной массы красноармейцев, то тут следует указать на их явную пассивность и безразличие к происходящему. Зачастую красноармейцы сожалели, что лишаются в лице комиссара и политрука защиты от нажима со стороны командира. «Без комиссара будет плохо, командиры не будут так внимательно прислушиваться к нашим нуждам. Некому будет защищать нас от нападок комсостава» (Западный военный округ)». «Единоначалие делается для того, чтобы командиры зажали в тисках дисциплины красноармейцев и теперь уже не пикнешь. Если раньше можно было пожаловаться комиссару - то теперь к нему и обращаться не следует - он человек маленький», - примерно так разъяснял суть единоначалия один из красноармейцев своим товарищам в Украинском военном округе.

Случаи в Сибирском военном округе показывают как взаимоотношения командного и политического состава, в связи с единоначалием, отражаются на отношении красноармейцев к политсоставу.

Взгляд части комсостава на политсостав как на «чистых политработников» привел к тому, что в 104-м полку красноармеец на замечание политрука, заметившего его лежащим одетым в постели, ответил: «Не твое дело делать замечания, что я лежу в ботинках на койке, на это есть командир, а твое дело -проводить политчас». В 35-й дивизии того же округа красноармеец, сравнивая политрука с попами, заявил, что «в старой армии имелся один поп на полк, теперь же в каждой роте имеется политрук, и все они получают большое жалование».

Во 2-й дивизии Западного военного округа несколько красноармейцев по адресу политруков выразились следующим образом: «Нам не интересны напевы политруков, так как их батькам живется хорошо ввиду того, что они получают больше жалование, следовательно, подналоги им нипочем. Крестьянину же за налог описывают последнее имущество»

О практическом осуществлении единоначалия в Военно-морском флоте следует сказать отдельно. Партийное и военное руководство сталкивалось с «социально-партийной проблемой». Не случайно приказ № 234, оформивший переход к единоначалию, касался лишь Красной Армии, сохраняя за комиссарским составом Военно-морского флота прежние функции. Большое число выходцев из дворян и служащих, низкий процент членов и кандидатов партии не позволяли перейти к широкомасштабному практическому осуществлению единоначалия, особенно на судах боевого значения.

В дальнейшем практическое осуществление единоначалия проводилось в соответствии с инструкцией, принятой в феврале 1925 г., о которой мы уже говорили. В соответствии с ней на Балтийском флоте приказом РВС Балта № 190 от 31 марта 1925 г. единоначалие вводилось на 26 вспомогательных судах и в 15 береговых частях, а затем расширилось еще для 6 судов такого же типа. На Черноморском флоте аналогичные мероприятия были проведены в апреле-мае 1925г.

Совершенно естественно, что выдвижение полных единоначальников в РККФ шло значительно медленней, чем в Красной Армии. Оно проходило путем персонального подбора партийных единоначальников большей частью из политического состава флота, нежели из командного.

Состав единоначальников РККФ на 1 октября 1925 г. характеризовался следующими данными:

Из 86 человек 23 были полными единоначальниками. Все они являлись членами и кандидатами в члены ВКП(б), беспартийных не было вовсе. По социальному происхождению они распределялись так: рабочих - 8; крестьян - 13; дворян - 2.

Таким образом, из приведенных данных видно, что партийное ядро среди единоначальников было невелико и почти целиком состояло из полных единоначальников.

Несмотря на то, что на флоте, в отличие от Красной Армии, больше шансов стать командиром-единоначальником имел политсостав, многие его представители считали себя неподготовленными к такой роли. Это подтверждают данные анонимного анкетирования политработников плавающих частей, проведенного Пубалтом еще до введения единоначалия (в феврале 1925 г.). Из 33 человек только 6 считали себя подготовленными к единоначалию. Все ответы о возможности проведения единоначалия сводились к тому, что осуществлять его необходимо с большой осторожностью и постепенно.

Партийный же командный состав флота, в большинстве своем приветствуя введение единоначалия, видел в этом благоприятные перспективы передвижения по службе. А беспартийный комсостав, как и в армии, высказывал опасения, что при практическом осуществлении единоначалия он будет вытеснен из военно-морского флота и заменен партийным комсоставом и комиссарами.

Отношение рядовых краснофлотовцев к практическому осуществлению единоначалия, как, впрочем, и красноармейцев, можно охарактеризовать как пассивное и даже безразличное. В основном они также высказывали сожаление, что теряют в лице комиссара и политрука защитника и блюстителя их интересов и нужд. Например, матросы на некоторых судах Балтийского флота стали называть своих командиров «управдомами» за то, что их интересовали только служебные дела и они совершенно не вникали в жизнь и потребности рядового состава.

Следует отметить, что непонимание рядовым составом Красной Армии и флота сущности единоначалия, его пассивность и безразличие стали одним из серьезных недостатков в практической реализации института единоначалия. Реформа воспринималась ими как очередной виток противостояния различных групп начальствующего состава. Они совершенно не чувствовали себя объектом практического осуществления единоначалия, и в этом была большая ошибка организаторов реформы. Ведь мало назвать командира единоначальником и разграничить его обязанности с политсоставом, нужно чтобы в умах рядового состава такой командир был беспрекословным авторитетом, человеком, за которым следовало идти в бой и выполнять его приказы. В многочисленных отчетах с мест о ходе реализации единоначалия недостатки в этом деле зачастую объяснялись непониманием сущности единоначалия частью командного и политического состава армии и флота; говорилось, что нужно вести кропотливую работу по разъяснению сути реформы всему начальствующему составу. Однако не упоминалось о том, что разъяснительную работу надо проводить, возможно, даже в больших масштабах, среди рядового состава.

Остальные недостатки, которые возникали при осуществлении единоначалия в РККФ, были аналогичны тем, что имелись и в Красной Армии.

В целом же можно отметить, что первый год практического осуществления единоначалия следует охарактеризовать как достаточно сложный. Несмотря на ряд успехов, выявилось большое количество недочетов, которые тормозили проведения единоначалия в РККА и РККФ. Следует еще раз назвать их, так как с ними предстояло бороться организаторам реформы в последующие годы:

1. неполный охват единоначальниками всех отраслей работы.

2. частичный отрыв комсостава от политработы.

3. несогласованность в работе командования и политаппарата.

4. игнорирование политсостава командирами.

5. непонимание практического осуществления единоначалия основной массой рядового состава Красной Армии и Флота.

Начало 1926 г. ознаменовало собой новые период в практическом осуществлении единоначалия в Красной Армии. Данные военных округов СССР свидетельствуют о значительных успехах в темпах осуществления единоначалия, особенно в отношении среднего комсостава (для сравнения мы приводим данные за апрель 1925 г.).

Как мы уже отмечали, основным препятствием при выдвижении политсостава командирами-единоначальниками и при переводе политработников на командно-строевые должности являлся низкий уровень их военной подготовки. В феврале-марте 1926 г. приказами РВС СССР и ПУ РККА был установлен обязательный минимум военных знаний для политсостова. Это способствовало выработке основных требований к той части политического состава, которая хотела стать единоначальниками, и систематизировало ее подготовку на местах. Обязательным минимумом для среднего политпросветсостава считался курс военных знаний в объеме программы командира взвода запаса. Для среднего комполитсостава 6 и 7 категорий политпросветсостава - курс военных знаний в объеме программы командира взвода запаса. Для старшего комполитсостава и 8 - 10 категорий политпросветсостава - тот же курс с пополнением за счет элементов, дающих возможность понимать военные задачи в полковом и более крупном масштабе.

Срок, за который политический состав РККА должен был усвоить обязательный минимум, устанавливался в два года. Названные приказы имели серьезное значение для преодоления трудностей в использовании комиссаров и политруков в условиях осуществления единоначалия, а также для снятия психологического и морального напряжения у той части политсостава, которая считала себя ненужной в армии.

Непосредственно на местах прохождение курса военной подготовки осуществлялось следующими путями:

1. Организация групповых занятий как основной формы военной подготовки;

2. Прохождение политсоставом войсковых школ младшего комсостава;

3. Индивидуальная самоподготовка и выполнение практических заданий. Занятия организовывались в служебные часы, а руководители групповых занятий назначались командиром из числа наиболее компетентных лиц комсостава. Наблюдения за подготовкой политсостава вели политотделы и штабы войсковых подразделений. Ими же составлялись задания для проверки результатов групповых заданий и самоподготовки. Ежегодно перед аттестационным периодом производилась проверка знаний и усвоения соответствующей части программы. После прохождения всего курса результаты заносились в послужной список, и в случае успешного его окончания политработник получал соответствующую рекомендацию. При этом имелась возможность досрочного окончания обучения для тех лиц политсостава, которые уже считали себя подготовленными к итоговым проверочным испытаниям.

В 1926 г. в ряде военных округов (УВО, ПВО) практиковалось назначение полных единоначальников и из беспартийного комсостава. В частности, с санкции РВС Украинского военного округа в 51-й дивизии двое беспартийных стали единоначальниками. Единоначалие для беспартийного комсостава также было проведено на складах и в некоторых производственных единицах округа, в которых была упразднена штатная должность комиссара. Руководство политпросветработой при таком единоначальнике возлагалось на политрука.

Еще один вид единоначалия, который получил развитие в территориальных частях, заключался во временном выдвижении командиров и политруков рот в качестве единоначальников - на сборах допризывников или во время переброски командных и политических кадров в районы комплектования. Практика такого временного выдвижения себя вполне оправдала, давая возможность испытать отдельных командиров и политработников в роли единоначальников с целью последующего их выдвижения на постоянной основе.

Среди неразрешенных проблем оставалась перегруженность командира-единоначальника. Непосредственно на местах в 1926 г. так и не удалось создать необходимых условий для них; не была учтена их большая нагрузка в связи с необходимостью руководства всеми видами работ. К тому же в первое время отмечалось стремление части политсостава перегрузить работой единоначальников, сводя свою роль только к выполнению заданий командира. Командование частей в свою очередь перегружало единоначальников в ротах различными заданиями помимо служебных обязанностей.

В связи с этим замеченное в первое время стремление партийных командиров перейти на единоначалие стало ослабевать, а некоторые единоначальники, в свою очередь, стали тяготиться возложенными на них обязанностями.

По-прежнему не было ясности в разграничении функций между командирами и комиссарами при проведении неполного единоначалия. И хотя острые противоречия, которые наблюдались в 1925 г., были изжиты - все равно, с одной стороны оставалось стремление командира полностью разграничить свою работу с работой комиссара, а с другой - приводило к вмешательству комиссара под различными предлогами в административно-хозяйственную работу.

Так, в 15-й дивизии ЛВО часть командиров, как выяснилось, рассматривала своих комиссаров как помощников по политической части. Отмечалось также, что стремление строго разграничить функции командира и комиссара, доходило до того, что по отношению к беспартийному составу части действовало только административное право командира, но ни в коем случае не право комиссара.

Наиболее ярко такие проявления обнаружились в словах командира 3-го конвойного батальона УВО Скиндера, заявившего, что «приказам ПУРа я могу не подчиняться» и «политотдел не имеет права мне приказывать».

С другой стороны, комиссары вмешивались в административно-хозяйственную работу командира. Так, в 30-й дивизии УВО увлечение комиссаров административно-хозяйственными функциями шло нередко за счет их прямой работы как руководителей партийно-политической подготовки. В 44-й дивизии комиссары участвовали в решении всех административно-хозяйственных вопросов.

Недовольство командиров вызывал также тот факт, что политсостав зачастую продвигался по службе гораздо быстрее, чем они. Так, красноармеец-партиец, пробывший год в армии, получал назначение на должность политрука роты, в то время как командир взвода, после окончания вуза и 2-3-летней стажировки, оставался на прежний должности.

Несмотря на сохранение вышеуказанных недочетов, в 1926 г. организаторам проведения реформы удалось справиться с некоторыми проблемами предыдущего периода.

Частично освобожденный от повседневного контроля со стороны комиссаров командный состав стал понимать, что на нем лежит более высокая профессиональная ответственность за состояние, обучение и боеспособность части, что послужило стимулом к большей инициативности и заботливости о состоянии части, усилило участие командного состава в политической работе и его интерес к общеполитическим вопросам.

Это, в свою очередь, привело к преодолению отчуждения между командным и рядовым составом. Красноармейцы чаще стали обращаться к командирам по вопросам своего служебного и бытового положения, что свидетельствовало о росте авторитета командира-единоначальника среди непосредственных подчиненных.

В 1926 г. был также продолжен курс на практическое проведение единоначалия в частях Военно-морского флота. Однако в этом роде войск так и не удалось преодолеть низкие темпы его осуществления. Об этом свидетельствуют данные, о количестве полных и неполных единоначальниках в наиболее крупных флотах ВМФ, Балтийском и Черноморском.

Тем не менее, количество партийных командиров постепенно росло. Только в 1926 г. на суда боевого назначения прибыло пополнение, половина из которого являлась членами партии или комсомольцами.

Между тем, в связи со спецификой Военно-морского флота (партийность, социальный состав) достаточно активно шел процесс практического проведения единоначалия среди беспартийного комсостава - в форме его не полного осуществления. Таких единоначальников условно можно разбить на 2 группы: первая - выдвинутые из рядового состава, вторая - бывшие офицеры.

Первая группа прохладно отнеслась к единоначалию. Эти люди не имели профессионального образования, поэтому авторитет таких командиров-единоначальников был весьма низок среди рядового состава. Зачастую многие из них применяли меры репрессивного характера по отношению к провинившимся краснофлотцам.

На их фоне гораздо лучше выглядела вторая группа. Это были специалисты высокой квалификации, которые, несмотря на отсутствие партбилета, пользовались уважением среди рядовых моряков. Часто такие офицеры обращали больше внимание на их бытовые проблемы, чем комиссары, и пытались решать их в меру своих возможностей. Это вызывало некую «ревность» со стороны политического состава, который, несмотря на запрещение заниматься административной деятельностью, стремился контролировать и замещать командира на этом участке работы. При таких единоначальниках комиссары теряли свое влияние на краснофлотскую массу, что приводило к их конфликтам с командирами.

Однако, несмотря ни на что, двухлетний опыт практического осуществления единоначалия в РККА и РККФ показал жизненность и необходимость этого института как основы организации управления в вооруженных силах страны. Не случайно в январе 1927 г. на совещании начальников политических управлений округов по вопросу о практическом осуществлении единоначалия было решено расширить права командного состава Красной Армии и Флота.

По итогам совещания весь командный состав было решено освободить от остатков политического контроля со стороны комиссаров, возложив на него всю ответственность за политико-моральное состояние подчиненной части. Комиссары заменялись помощниками по политической работе, которые в строевом и административном отношении подчинялись командиру, а в партийно-политическом - вышестоящему политоргану.

Был решен также ряд вопросов о проведении единоначалия среди беспартийного младшего командного состава. Помощник по политической части при беспартийном командире роты подчинялся ему в строевом и административном отношении, сохраняя при этом подчинение вышестоящему политоргану по партийно-политическим вопросам.

Однако не следует думать, что после этого институт военных комиссаров был окончательно ликвидирован. На флоте в отношении беспартийных командиров плавсостава он сохранился без всяких изменений. В армии он трансформировался в институт помполитов. Конечно, у него не было таких властных полномочий, но негласный политический контроль над командирами продолжал сохраняться. Некоторые начальники политуправлений высказывались за ликвидацию отдельных звеньев политаппарата и приравнивание политических органов к отделам штабов, однако их мнение не нашло поддержки среди остальных участников и было расценено как «упрощенчество.

Рост количества командиров-единоначальников продолжился в 1927-1928 гг.

Как видно из представленных данных, в 1927 г. произошло заметное увеличение количества полных единоначальников среди старшего и среднего комсостава. Это было напрямую связано с расширением прав командиров-единоначальников, данных Директивой РВС от 13 мая 1927 г.

По нашему мнению, была еще одна причина ускорения процесса единоначалия в вооруженных силах: обострение международной обстановки весной 1927 г.

В мае 1926 г. в Польше, совершив военный переворот, к власти пришел маршал Ю. Пилсудский, который был недругом Советской России. В СССР хорошо знали об амбициозных планах польского МИД, нацеленного на превращение Варшавы в доминирующую силу на европейском континенте (речь шла о планах польского министра иностранных дел Е. Сапеги, который еще в сентябре 1920 г. предполагал использовать Малую Антанту для контроля над всей Европой и сдерживания «коммунистической угрозы» с Востока - В.Д.).

Весной 1927 г. международная обстановка вокруг СССР существенно ухудшилась и по другим причинам. Во время полицейской облавы на советскую торговую миссию в Лондоне были найдены компрометирующие документы, позволившие британскому правительству обвинить Москву во вмешательстве во внутренние дела Великобритании. В мае Англия разорвала дипломатические отношения с СССР. В апреле 1927 г. в Китае потерпели поражение от Гоминьдана союзники СССР в лице китайских коммунистов. Эти и другие события, плюс британские дипломатические маневры, в которых виделась попытка сформировать антисоветский военный альянс, создали в Советском Союзе лихорадочную атмосферу.

Споры по поводу того, действительно ли большевистское руководство верило в реальность военной угрозы в 1927 г., ведутся до сих пор. Новые факты содержатся в документах военной разведки того периода, в которых по определению преобладала взвешенная оценка происходящих событий.

В обзоре, озаглавленном «Оценка международной и военной ситуации СССР в начале 1927 г.», начальник разведывательного управления Штаба РККА Я.К. Берзин представил сложную картину «скрытых угроз и положительных сдвигов». Международная обстановка была проанализирована с точки зрения «благоприятных» и «неблагоприятных» факторов. Неблагоприятными являлись, в частности, рост влияния Великобритании среди стран-соседей СССР, сближение Германии с западными державами, попытки разрешить польско-германский конфликт и приход маршала Пилсудского к власти в Польше. В то же время польско-балтийский альянс, которого опасались в Москве, не был сформирован, экономика соседних государств была охвачена кризисом, а Великобритания была занята собственными стачками и соперничеством с Францией за главенство в Европе.

В целом отчет Берзина звучал утешительно, хотя там признавалось, что процесс перевооружения за рубежом имел место: в общем, за 1926 г. наши западные соседи значительно увеличили свою боевую мощь, особенно вследствие усиления воздушного флота, технических и боевых средств, увеличения мобзапасов, а также развертывания военной промышленности.

Такова была картина прямых и отдаленных угроз, на фоне которой в 1927 г. военные и политические лидеры вели поиск новых форм организации оборонных усилий, каковым в кадровом направлении являлся институт единоначалия. И хотя, в конечном итоге, военная угроза 1927 г. миновала СССР, она способствовала значительному усилению темпов практического осуществления единоначалия.

Однако в 1928 г. мы вновь наблюдаем снижение количества выдвинутых единоначальников. Среди причин этого можно назвать как снятие международной напряженности, так и проявление недостаточного внимания со стороны некоторых военных округов (особенно приграничных) к практике проведения единоначалия, на что указывало IIУ РККА.

Хотелось бы обратить внимание на то, что наименьший показатель единоначальников в партийной прослойке наблюдался в Белорусском военном округе. Дело в том, что в БВО часть высшего политического состава составила основу так называемой «внутриармейской военной оппозиции», которая, по мнению ряда советских историков, препятствовала проведению единоначалия.

Упоминание о «внутриармейской оппозиции 1928 года» сегодня трудно найти даже в военных энциклопедических справочниках, а в научно-исторической и мемуарной литературе о ней говориться лишь в самой фрагментарной форме. Например, в работе А. Иовлева «Деятельность КПСС по подготовке военных кадров» она предстает как «антипартийная армейская белорусско-толмачевская группировка», состоявшая из активных сторонников Л.Д. Троцкого, которая выступала основным противников практического осуществления единоначалия. Нам необходимо разобраться, так ли это на самом деле, и если да, то что же не устраивало «оппозиционеров» в единоначалии.

Рассмотрим события в хронологической последовательности. В декабре 1927 г. группа преподавателей и слушателей курсов высшего политсостава Военно-политической академии им. Н.Г. Толмачева (г. Ленинград) направила в Политуправление РККА письмо, в котором поднимались вопросы сложившегося положения в армии. В частности, в письме указывалось, что в последнее время в вооруженных силах проявляются тенденции, ведущие к снижению воинской дисциплины и росту различных проступков. Особая тревога выражалась по поводу служебных трений и ненормальных отношений между отдельными командирами и политработниками, обострившихся после перехода армии к единоначалию. Однако ответа на письмо не последовало.

15 марта 1928 г. состоялось общепартийное собрание личного состава академии. С докладом о состоянии и очередных задачах партийной работы в Красной Армии выступил начальник академии Я.Л. Берман. Партийное собрание приняло резолюцию. В ней, в частности, отмечалось, что, наряду с определенными достижениями, в армейской жизни набирают силу отрицательные явления, к которым должно быть привлечено внимание партии. Среди этих явлений выделялись:

а) недостаточная активность партийных и политических органов армии;

б) отрыв в ряде случаев начсостава от красноармейской массы и наличие серьезных извращений в проведении дисциплинарной политики;

в) факты искажения партийной линии в содержании военно-политического воспитания красноармейцев (муштра, насаждение фельдфебельщины и т.д.).

Что касается проведения единоначалия, то прямых протестов в резолюции не содержалось, однако указывалось, что существуют предпосылки к умалению роли парторганов и размыванию функций партполитработы в армии.

Следует отметить, что с марта по апрель 1928 г. вопросы военного строительства такого же порядка поднимались в резолюциях 7-й Московской гарнизонно-губернской конференции военных ячеек, совещания гарнизонного партактива г. Харькова, совещания комиссаров и секретарей партийных организаций военно-учебных заведений и соединений Ленинградского гарнизона и других.

23 мая 1928 г. состоялось совещание части высшего политсостава одного из крупнейших и значимых в Красной Армии военных округов - Белорусского. С докладом об итогах работы в зимних условиях и задачах на летний период выступил начальник политуправления БВО М.М. Ланда. Совещание приняло развернутую резолюцию, основные положения которой были, по существу, аналогичны высказанным собранием Военно-политической академии. Но политработники БВО в острой форме поставили вопрос о персональной ответственности армейских руководителей всех рангов за положение дел в армии.

Эти резолюции были восприняты в армии неоднозначно. Одни встретили их в штыки, другие, по свидетельству начальника политуправления Московского военного округа А.С. Булина, «расхваливали на всеармейском совещании секретарей ячеек ВКП(б)».

В отношении проведения единоначалия наиболее обстоятельно и четко позиция «толмачевцев» была изложена в выступлении на совещании секретаря парторганизации академии В.А. Орлова. Он отметил, что «майская директива ПУРа (1927 г.) о единоначалии - это вещь великолепная», однако «недостатки в том, что эту директиву пытаются форсировать в практическом проведении единоначалия. Практика введения единоначалия показывает, что она ведется наспех Ты командир, ты коммунист, ну и будь единоначальником. А не посмотрят на то, достоин ли он занять такую ответственную должность, как должность руководителя политической жизни части, а механически соединяют в лице командира - коммуниста и политработника, когда он не приспособлен к такой работе».

С одной стороны, с мнением Орлова нельзя не согласиться. В 1927 г. по ряду причин произошел значительный скачек в темпах осуществления единоначалия. При масштабном приведении командного состава к единоначалию кандидаты не всегда соответствовали основным требованиям. С другой стороны, позиция Орлова, который отражал мнение большинства политработников, показывала их нежелание отдавать командному составу все больше и больше полномочий. Можно сказать, что это было еще одним проявлением противоречивых отношений внутри начсостава Красной Армии.

Руководством Реввоенсовета СССР и Политуправления РККА указанные резолюции были встречены с явной тревогой. Узнав о решении, принятом в Военно-политической академии им. Н.Г. Толмачева, начальник Политуправления РККА А.С. Бубнов немедленно выехал в Ленинград. 21 апреля 1928 г. он выступил с докладом на общем партийном собрании академии и выразил свое резко отрицательное отношение к позиции «толмачевцев». Те, свою очередь, защищая свою резолюцию от 15 марта, пошли на ее уточнение. Отвечая на обвинения Бубнова, партийное собрание подчеркнуло «абсолютную недопустимость противопоставления командного и политического состава армии и сведения борьбы парторганизаций против извращения и недочетов к борьбе против командного состава и института единоначалия».

Страсти в партийной организации академии накалились; 26 апреля было созвано еще одно партийное собрание, которое приняло очередную резолюцию. В ней содержалась идея полной поддержки майского (1927 г.) постановления ЦК партии о дальнейшем расширении единоначалия и соответствующих директив Реввоенсовета СССР и Политуправления РККА, но заявлялось о недопустимости форсирования темпов введения единоначалия.

Однако эту резолюцию А.С. Бубнов расценил как «дальнейший шаг для борьбы с руководством». Этот документ сразу же получил статус «запрещенного».

Что же касается решения, принятого на совещании части политсостава БВО, то сам Бубнов вначале расценил этот документ как вполне лояльный. Однако 7 июня 1928 г. по линии Особого отдела о нем доложили председателю РВС СССР и наркомвоенмору К.Е. Ворошилову. Его реакция была незамедлительной - в Москву были срочно вызваны политработники БВО и других военных округов. Нерешительность в действиях А.С. Бубнова была резко осуждена.

9 июня 1928 г. на «совещании - беседе» с вызванными в Москву партийно-политическими работниками К.Е. Ворошилов охарактеризовал «белорусскую» резолюцию как документ, который в своей «политической крамоле» идет значительно дальше «толмачевской» резолюции, принося вред от ее распространения в войсках.

В чем же, по мнению Ворошилова, состоял вред этой резолюции? Прежде всего в том, что она резко ставила вопрос о недостаточно компетентном руководстве вооруженными силами со стороны Реввоенсовета СССР и Политуправления РККА. Ворошилов обратил особое внимание на 6 пункт резолюции, в котором отмечалось, что болезненные явления и недостатки в жизни вооруженных сил «имеют свои корни также в том, что линия руководства по основным вопросам строительства армии является недостаточно единой». Это «выражается в ограничении прав политорганов вопреки действующим положениям, в насаждении «фельдфебелыцины», очковтирательства, выхолащивании классовой сознательности в деятельности начсостава и красноармейцев».

Усмотрев здесь обвинение в свой адрес, нарком заявил: «В этом абзаце вашей резолюции вы бросаете неслыханные обвинения руководству Красной Армии. Этой частью своей резолюции вы, по существу, хотите сказать, что вами руководят люди, которых нужно сажать куда-нибудь по соседству с бывшими оппозиционерами. Либо вы увлеклись, либо положение в армии катастрофическое».

16 июня 1928 г. майская резолюция совещания политсостава БВО была отменена.

Тем не менее обе эти резолюции были искрами, от которых мог бы начаться настоящий пожар. 25-27 июня 1928 г. состоялось расширенное заседание РВС СССР, на котором рассматривался вопрос о политико-моральном состоянии РККА. Выступавшие на нем с тревогой говорили о наметившихся в жизни армии отрицательных тенденциях. Острые споры развернулись по вопросу оценки резолюции «толмачевцев».

Бубнов, опасаясь компрометации всего Политуправления РККА, пытался вывести академию из-под удара и сосредоточить основное внимание на критике резолюции политработников БВО. Однако по настоянию ряда военачальников (И.С. Уншлихта, М.Н. Тухачевского, П.И. Баранова) в итоговую резолюцию РВС СССР был включен пункт с осуждением позиции политработников и БВО, и академии.

Тем не менее «оппозиционеры» не смирились и стали обращаться с заявлениями и письмами в.ЦК ВКП(б) и непосредственно к И.В. Сталину. Они выражали свое несогласие с постановлением расширенного заседания Реввоенсовета и ставили вопрос о необходимости глубокого анализа положения дел в армии. Накал страстей был настолько велик, что вопрос был включен в повестку дня заседания Политбюро, которое состоялось 30 октября 1928 г. и приняло постановление «О политико-моральном состоянии Красной Армии». Проект постановления готовила комиссия в составе Л.М. Кагановича, Г.К. Орджоникидзе и А.С. Бубнова. В нем отмечалось, что за последний год имели место трения среди командного и политического состава РККА, и это «нашло свое выражение, с одной стороны, в некоторых выступлениях части политсостава, и особенно в совершенно неправильной резолюции БВО, а с другой стороны, в ряде нездоровых и вредных для единства командно-политического состава явлений».

После этого в армии развернулась широкая компания. Она отличалась тем, что основной огонь был сосредоточен на «ошибочности» и «политической вредности» резолюций Военно-политической академии и БВО. Основная целевая установка, исходящая сверху, была выполнена: «командиры и политработники армии на партийных собраниях и конференциях частей, соединений и округов осудили позиции партколлектива академии и политработников Белорусского военного округа, указали на «тенденциозность» принятых ими резолюций, содержащуюся в них политически ошибочную оценку состояния армии и в особенности начсостава, элементы прямого недоверия руководству Красной Армии».

Такое «единодушие» объясняется тем, что большинство командиров и политработников не знали содержания резолюций, которые обсуждались, действовали, прежде всего, по команде «осудить». Правда, кое-где возникали и вопросы: «Не является ли «белорусская оппозиция» измышлением, не имеющим под собой никаких фактов?», «В чем подлинная сущность «толмачевской» резолюции?», но объективных ответов на это не давалось. Напротив, из текстов резолюций извлекались отдельные положения, которые истолковывались произвольно и служили основанием для огульной критики.

Играло свою роль и жесткое следование внутрипартийной дисциплине. Нередко на партсобраниях звучали директивы о том, что без осуждения этих резолюций «невозможно полное и правильное выполнение постановления ЦК». Тем же, кто хоть в какой-то мере разделял и защищал взгляды «толмачевцев» и политработников Белорусского военного округа, Политуправление РККА предложило написать покаянные письма. Они широко публиковались в центральных и окружных военных изданиях, а их авторы полностью признавали свои ошибки, клялись в верности руководству Красной Армии, восхищались «твердостью» вождей в борьбе с внутренними врагами.

Для слома наиболее «непокорных» 7 декабря 1928 г. газета «Красная звезда» напечатало открытое письмо группы бывших «толмачевцев», отказавшихся от своих прежних позиций и призывавших других последовать их примеру. В академии была спешно проведена чистка. С помощью кампании по перевыборам президиумов ячеек и бюро ячейки ВКП(б) академии, проходившей в декабре 1928 г., было решено добиваться «создания таких руководящих органов, которые бы целиком обеспечили проведение в академии линии армейского партийного руководства».

Неудивительно, что партийное собрание академии, состоявшееся 5 января 1929 г., приняло по докладу А.С. Бубнова резолюцию, осуждающую позицию, выраженную 15 марта 1928 г., как и решение совещания высшего политсостава БВО от 23 мая 1928 г. В резолюции отмечалось: «Нынешнее выступление части политсостава характеризуется:

а) общей пессимистической оценкой состояния армии, особенно ее политико- морального состояния;

б) отрицательной оценкой единоначалия как целесообразного принципа строительства Красной Армии;

в) связанной с этим резко отрицательной характеристикой командных кадров РККА, в том числе партийного комсостава;

г) прямым выступлением против политики армейского руководства, которому приписывались недостаточная борьба с отрицательными явлениями в армии и недостаточный отпор попыткам проникновения мелкобуржуазного влияния в армии Все это характеризует нынешнее выступление части политсостава (ВПАТ, БВО) как выступление против всей военной политики партии».

Исследователю, изучающему материалы так называемой «внутриармейской оппозиции», очень сложно понять, почему ее взгляды были названы оппозиционными. Объяснение вроде «они выступали против курса на единоначалие» выглядит неубедительным, так как вся критика в данном направлении касалась лишь темпов практического осуществления единоначалия, а не самих его основ.

Ответ на этот вопрос, нам кажется, стоить искать, прежде всего, в обстановке, которая начала складываться в стране, партии и армии в конце 1920-х гг. Именно в это время И.В. Сталин и его ближайшее окружение резко усиливают борьбу с любым инакомыслием. Начинает проводится линия на форсированное строительство социализма, жесткое выполнение принятых решений во что бы ни стало. Постепенно утверждается курс на недопущение критики руководства. К тому же в рядах политработников сохранялось достаточно много сторонников Л.Д. Троцкого, которых миновали чистки предшествующих лет. Естественно, что в такой обстановке ни К.Е. Ворошилов, ни А.С. Бубнов не намерены были прощать критику, прозвучавшую в адрес высшего руководства военного ведомства.

В 1928 г. были освобождены от занимаемых должностей заместитель начальника Политуправления РККА И.Е. Славин, начальник политуправления Белорусского военного округа М.М. Ланда, начальник Военно-политической академии им. Н.Г. Толмачева Я.Л. Берман, многие политработники соединений и частей БВО, преподаватели академии. Всего по этому делу было привлечено к ответственности 73 человека, из них один был исключен из партии, 6 человек получили строгий выговор, 32 - выговор, 9 человек были уволены из рядов армии; в отношении остальных ограничивались заслушиванием.

Отстранение от занимаемых должностей, перемещение по службе, как правило, со значительным должностным понижением, естественно, надо было чем-то мотивировать. И мотив был найден: существование и раскрытие «оппозиции» как некой организации, которая якобы выступила против курса партии на введение единоначалия в армии.

На первых порах, после «очищения» армейских партийных рядов от сторонников «внутриармейской оппозиции», этот термин редко встречался на страницах периодических изданий. Но по прошествии 10 лет была дана установка пересмотреть с «новых позиций» дела давно минувших лет и выявить всех скрытых противников режима. Только за период с мая по декабрь 1937 г. партийная комиссия академии заслушала 157 персональных дел работников ВПАТ. Большинство из них были исключены из партии, а некоторые сразу же были арестованы как «враги народа»

Тем не менее, резолюции «толмачевцев» и части высшего политсостава БВО способствовали усилению работы по решению проблем, связанных с осуществлением единоначалия в РККА. В ноябре 1928 г. по указанию ЦК партии увидело свет «Положение о комиссарах, командирах-единоначальниках и помощниках по политической части». Этого ждали в войсках, начиная с 1925 года, когда стали возникать первые трения между командным и политическим составом. Новое положение способствовало урегулированию взаимоотношений между командирами-единоначальниками, с одной стороны, и политсоставом - с другой, непосредственно на местах, что означало снятие наиболее острого вопроса в практической реализации единоначалия.

В заключение хотелось бы отметить, что в последующие годы темпы практического осуществления единоначалия не сбавлялись. Несмотря на то, что с самого начала осуществление единоначалия столкнулось с рядом проблем, к концу 1928 г. было сделано ряд шагов по их разрешению. Несмотря на загруженность строевой и административно-хозяйственной частью, в большинстве случаев комсостав, совместно с комиссарами и помполитами, уделял значительное внимание политическому развитию рядового состава посредством общего партийно-политического руководства. Существовала возможность коренного решения проблемы преодоления антагонизма между командным и политическим составами.

Но главного препятствия на пути к осуществлению полного единоначалия в период военной реформы так и не удалось преодолеть. Оно заключалось в продолжении существования института военных комиссаров и помполитов. Юридически командир являлся единственным начальником над своими подчиненными, но негласно, фактически всю его деятельность продолжали контролировать. Все дело в том, что задача ликвидации данного института даже не стояла. Суть реформы состояла в сосредоточении функций строевого и партийного контроля в руках одного человека, превращении командира не только в профессионала своего дела, но и в преданного проводника решений коммунистической партии. Ни о какой деполитизации, а уж тем более, - департизации командного состава не могло быть и речи. Боязнь политических лидеров страны потерять контроль над армией порождала необходимость содержать армию политработников, преданных идеям партии, которых в любой момент можно было бы поставить над командным составом, что в принципе и произошло в мае 1937 г., когда шла «чистка» среди командиров-единоначальников.

 

Автор: Дороничев В.А.