Субъективная сторона преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства
Содержанием субъективной стороны преступления является психическое отношение виновного лица к совершенному им общественно опасному деянию. В процессе предварительного расследования и судебного производства по каждому уголовному делу выясняется психическое отношение виновного к совершенным им общественно опасным действиям (бездействию) и наступившим вредным последствиям, а также к указанным в законе квалифицирующим или смягчающим обстоятельствам, которые отнесены законодателем к признакам состава рассматриваемого преступления. «При осуществлении квалификации по субъективной стороне следует иметь в виду, что уголовный закон признает субъективной стороной преступления только такое психическое отношение лица к совершенному им деянию, которое выразилось в строго определенной форме».
«В очень значительном числе норм Особенной части нет ответа на вопрос, какая форма вины необходима для наличия состава преступления Но так как без элементов умысла или неосторожности состава преступления быть не может, то отсюда непосредственно следует, что умолчание закона о форме вины не снимает вопроса о вине, а лишь требует тщательного выяснения мысли законодателя для установления необходимой для данного состава формы вины».
Субъективная сторона рассматриваемой группы преступлений, за исключением разглашения государственной тайны (ст. 283 УК) и утраты документов, содержащих государственную тайну (ст. 284 УК), по общепризнанному мнению ученых, характеризуется умышленной формой вины. Отдельные составы в качестве обязательного признака субъективной стороны включают специальную цель: прекращение государственной или политической деятельности потерпевшего (ст. 277 УК), свержение или насильственное изменение конституционного строя России (ст. 279 УК), подрыв экономической безопасности и обороноспособности РФ (ст. 281 УК). Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля может быть совершено со специальным мотивом - из мести за государственную или иную политическую деятельность потерпевшего (ст. 277 УК).
«Выяснение признаков субъективной стороны при расследовании дел об особо опасных государственных преступлениях является одной из наиболее трудных и ответственных задач», что обусловило широкие научные дискуссии по вопросу о видах умысла при совершении государственной измены и шпионажа. «Отсутствие единства в теории по такому важному вопросу может привести к разнобою в следственной и судебной практике, необоснованному освобождению от ответственности за особо опасные государственные преступления лиц, совершивших посягательства на внешнюю безопасность с косвенным умыслом, а также к другим ошибкам».
При группировании отстаиваемых точек зрения нам удалось выделить три основных позиции.
Согласно первой из них вид умысла не может быть установлен в принципе, поскольку, как полагают Г.А. Злобин и Б.С. Никифоров, при разграничении прямого и косвенного умысла нужно разделять волевое отношение лица не к любым, а лишь к определенным последствиям. По их мнению, единственно возможная определенность последствий, с точки зрения уголовного права, есть определенность их места в составе преступления. В этом случае, если последствие никоим образом не включено в состав - оно неопределенно, и всякая попытка разграничить вид умысла в зависимости от волевого отношения лица к такому последствию будет произвольной. Поэтому, устанавливая волевое отношение виновного к последствиям деяния, необходимо оставаться в пределах состава преступления. В связи с этим, поскольку законодатель не включил в состав измены Родине указания на наступление общественно опасных последствий и цель деяния, то разграничение этих видов умысла невозможно и для наличия умышленной формы вины достаточно сознания субъекта, что его деяние представляет опасность для государственной независимости, территориальной неприкосновенности или военной мощи СССР, и, несмотря на это, совершения соответствующих действий.
Как прямой, так и косвенный умысел в этих преступлениях допускали Г.З. Анашкин, А.А. Пионтковский, М.Д. Шаргородский.
Наиболее обстоятельно отстаивал возможность косвенного умысла при совершении данных преступлений Г.З. Анашкин, выделяя следующие доводы:
1. Законодатель определял совершение измены Родине умышленно и при сопоставлении положений Общей части кодекса со ст. 64 УК РСФСР это давало основания полагать, что последняя может быть совершена «при наличии как прямого, так и косвенного умысла». В названном утверждении его полностью поддерживали А.А. Пионтковский и М.Д. Шаргородский.
2. Принятие практикой точки зрения, что измена Родине и шпионаж могут быть совершены только с прямым умыслом, оставит безнаказанными общественно опасные деяния, совершенные умышленно в ущерб внешней безопасности СССР в тех случаях, когда лицо, совершившее преступление, сознательно допускало возможность причинения ущерба СССР, но относилось к последствиям своих действий безразлично.
3. Виновный, действуя, например, из корыстных или карьеристских побуждений, может не желать причинения вреда интересам СССР, а лишь сознательно его допускать.
4. Если «мы будем исходить из того, что все изменники Родины и шпионы действуют только с прямым умыслом, что у всех этих лиц одна форма вины, это обстоятельство в той или иной мере будет нивелировать всех преступников. Это заранее, как было в прошлом с термином «враг народа», будет предопределять и форму вины и меру ответственности лица, оказавшегося на скамье подсудимых».
5. «Нет оснований утверждать, что при измене Родине и шпионаже возможен лишь прямой умысел, исходя и из причин совершения этих преступлений. Если раньше контрреволюционные преступления совершались из идейных побуждений, из ненависти к Советской власти, то теперь изменники Родины - это, как правило, люди, действующие из корыстных побуждений, запутавшиеся в своих собственных махинациях и вражеских сетях».
Указанные доводы в пользу косвенного умысла, как мы полагаем, аргументированно критикует А.И. Рарог.
Во-первых, он считает неверной посылку, согласно которой законодатель подразумевает оба вида умысла, если иное прямо не оговорено в законе. По его мнению, некоторые преступления по своему характеру могут быть совершены только с прямым умыслом, хотя законодатель не только не говорит о прямом умысле, но даже не указывает на умышленный характер деяния. В настоящее время одним из таких преступлений может быть воспрепятствование осуществлению избирательных прав или работе избирательных комиссий (ст. 141 УК РФ).
Отвечая на второе утверждение Г.З. Анашкина, он считает подобные опасения не обоснованными, поскольку сторонники прямого умысла исключают не возможность ответственности за измену Родине и шпионаж при косвенном умысле, а отрицают возможность совершения изменнических или шпионских действий с косвенным умыслом.
Отклоняя третий довод, А.И. Рарог указывает, что умыслом изменника охватывается не только тот результат, к которому он стремится (в частности, получить деньги), но и те средства, с помощью которых он осуществляет свои преступные намерения. Субъект не просто желает получить деньги, а стремится получить их именно путем совершения действий, вредных для внешней безопасности государства. В этих случаях причинение ущерба интересам нашей страны не является для виновного самоцелью. Его конечная цель заключается в извлечении наживы.
М.Д. Шаргородский, будучи сторонником Г.З. Анашкина, не соглашается с четвертым суждением последнего, полагая, что «необоснованное расширение в прошлом понятия особо опасного государственного преступления имело место не в результате признания возможности его совершения с косвенным умыслом, а вследствие отнесения к этим преступлениям деяний, в которых отсутствовал умысел вообще (как прямой, так и косвенный). Более того, к изменническим, например, деяниям, как известно, относились случаи, когда в действиях лица вообще отсутствовала какая-либо вина (имеется в виду ответственность членов вины изменника, совместно с ним проживавших, но не только не способствовавших измене, но и не знавших о ней). Все указанные обстоятельства ныне устранены. Неуклонное соблюдение требований действующего законодательства создает полную гарантию недопущения в прошлом имевших место фактов необоснованного обвинения граждан в измене Родине».
Б.А. Викторов, В.И. Курляндский и П.С. Дмитриев причиной несостоятельности пятого аргумента называют неправильную трактовку Г.З. Анашкиным прямого умысла вообще и применительно к изменническим преступлениям, и шпионажу в частности. «Понимая под прямым умыслом в рассматриваемых преступлениях лишь такое психическое отношение субъекта к своим действиям и их последствиям, при котором он желает наступления вредных последствий исключительно из идейных убеждений и стремится к ним как к конечной цели своей преступной деятельности, а, относя случаи совершения этих преступлений по корыстным мотивам к преступлениям, совершенным с косвенным умыслом, данный автор искажает научное толкование этого понятия».
Самая большая группа ученых, мнение которых мы разделяем, считает, что измена Родине и шпионаж могут совершаться лишь с прямым умыслом. В этой ситуации косвенный умысел исключается, помимо вышеназванных и по иным основаниям.
Например B.C. Клягин, поддерживая высказывание Б.А. Викторова о наличии в данных преступлениях специальной цели, которую законодатель, хотя «текстуально не упоминает», но, как считает последний, выводит из диспозиций статей, утверждает, что обязательный признак данных составов - цель подрыва или ослабления государства - которая, безусловно, могла иметь место только у лица, действующего с прямым умыслом.
П.С. Дмитриев и М.П. Карпушин отмечают, что при совершении указанных преступлений лицо сознает, что оно, оказывая помощь иностранному государству, иностранной организации или их представителям в проведении враждебной против нашей страны деятельности, устремляет усилия в ущерб ее безопасности. Такие действия указывают на направленность интеллектуального и волевого моментов в деянии субъекта на совершение данного преступления. При этом желание добиться указанного в диспозиции результата предполагает наличие прямого умысла.
В свою очередь, Л.Д. Ермакова отстаивает аналогичную точку зрения тем, что в формальных составах общественно опасные последствия лежат за пределами состава, поэтому «оценка волевого момента умысла переносится с последствий на деяние».
Добавляя свое суждение в защиту точки зрения о том, что изменнические действия и шпионаж могут быть совершены только с прямым умыслом, отсутствие которого освобождает лицо от уголовного преследования, мы считаем, например, совершенно обоснованным мнение А.А. Пионтковского о том, что «в тех случаях, когда виновный не подозревал о том, что он используется иностранной разведкой, и не сознавал, что действует по ее заданиям, он не может нести ответственность за шпионаж, имеющий форму собирания и передачи «иных сведений» по заданию иностранной разведки».
Однако приводимый им в доказательство возможности косвенного умысла при шпионаже пример кажется нам натянутым и не соотносящимся с его же собственным представлением о субъекте такого преступления, поскольку, как он сам отмечает, «субъектами особо опасных государственных преступлений в настоящее время выступают агенты иностранных разведок, засылаемые в нашу страну для шпионской и подрывной деятельности», то есть лица, занимающие официальные должности в национальных спецслужбах и выполняющие работу на профессиональной основе, за что несут ответственность перед своим правительством. Для одного из указанных лиц, как полагает А.А. Пионтковский, «возможна такая ситуация, когда, полностью в этом, не будучи уверен, но сознавая вероятность этого, он тем не менее совершает названные действия и предвидит возможность причинения ущерба внешней безопасности СССР, хотя наступление этих последствий и не является целью его действий, т.е. действует с косвенным умыслом».
Иными словами, специально подготовленное и направленное в нашу страну для совершения шпионажа лицо, якобы, может полностью не быть уверено в его противозаконности, но осознавать такую вероятность, относясь безразлично к последствиям. По нашему мнению, это не соответствует ни волевому, ни интеллектуальному моменту умысла виновного, поскольку сама цель его нахождения в России - не просто оплачиваемое из кармана зарубежного разведоргана созерцание российского бытия, а осознанное выполнение конкретного задания в виде добывания интересующих иностранную сторону сведений для последующего использования их в ущерб внешней безопасности России, чему подчинена вся деятельность данного субъекта, что по УК РФ является наказуемым. При этом эвентуальная осведомленность об уголовно-правовом запрете деяния связана с осознанием или возможностью осознания виновным общественной опасности шпионажа.
Из понятия преступления, совершенного умышленно, данного в ст. 25 УК РФ, усматривается, что основное различие между прямым и косвенным умыслом заключается в содержании волевого элемента: желало лицо наступления общественно опасных последствий или сознательно допускало их, либо относилось к ним безразлично. При выяснении характера умысла в материальных составах необходимость учета обозначенных положений сомнения не вызывает. На наш взгляд, и это мнение получило широкое распространение в теории уголовного права, в формальных составах действия виновного подлежат квалификации как оконченное преступление независимо от причиненного вреда, поскольку в указанных «составах последствия органически связаны с деянием и предвидеть их отдельно от деяния нельзя, вследствие чего сознание субъекта полностью охватывает всю общественно опасную ситуацию», что служит достаточным основанием для отказа от обязательного установления волевого отношения виновного к фактически причиненному или возможному общественно опасному последствию. Следует учитывать, что, как удачно отметил Г. Волков, невозможно установить «сколько бомб и на какой город или колхоз нашей страны обрушится благодаря измене», в результате чего совершенное преступление может повлечь за собой самые разнообразные последствия, и «волевое отношение к ним у лица не всегда одинаково».
Современные работы подавляющего большинства ученых, с чьим мнением нам удалось ознакомиться, содержат недвусмысленную позицию о том, что государственная измена (ст. 275 УК) и шпионаж (ст. 276 УК) могут совершаться лишь с прямым умыслом.
Только А.С. Горелик и P.P. Галиакбаров при описании признаков государственной измены ограничиваются указанием, что данное преступление может быть совершено умышленно, однако виды умысла не детализируют, что, наряду с убежденностью P.P. Галиакбарова о наличии исключительно прямого умысла во всех иных преступлениях главы 29 УК РФ, за изъятием статей 283 и 284, затрудняет понимание их точки зрения по этому вопросу.
«Субъективная сторона преступления в ряде случаев не исчерпывается лишь данными, относящимися непосредственно к формам и видам виновности. Для уяснения умысла лица, совершившего преступление, как правило, необходимо установить характер мотива и цели его преступного деяния, являющихся в этих случаях неотъемлемой составной частью содержания субъективной стороны преступления. Под мотивом преступления следует понимать то побуждение, которым руководствовалось лицо при совершении преступления. Под целью преступления понимается то представление о результате, к которому стремился, которого хотел достичь преступник, совершая преступное деяние».
Известно, что мотивы преступного деяния трудноотделимы от прямого умысла, так как желание совершить преступление обусловлено теми или иными побуждениями. Для большинства преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства мотивы не являются обязательным признаком их субъективной стороны, поскольку, как принято считать в науке уголовного права, мотив в большинстве случаев нейтрален по отношению к вопросу о преступности либо непреступности деяния, так как он выражает определенные потребности человека, при этом потребность есть категория объективная, и вряд ли обоснованно рассуждение о плохих или хороших потребностях. Мотивы подобных преступлений могут быть самими разнообразными и должны учитываться при назначении наказания.
Единственной нормой главы 29 УК РФ, содержащей в диспозиции как цель, так и мотив в качестве обязательных признаков субъективной стороны, является статья 277, предусматривающая ответственность за террористический акт.
Субъективная сторона данного преступления характеризуется прямым видом умысла. Лицо сознает общественно опасный характер посягательства на жизнь государственного или общественного деятеля, предвидит возможность или неизбежность в результате этого причинения потерпевшему смерти и желает ее. При террористическом акте убийство или покушение на убийство потерпевшего совершается всегда в связи с его государственной или иной политической деятельностью для того, чтобы прекратить ее либо отомстить за такую деятельность.
Данная статья в качестве признаков субъективной стороны рассматривает цель - прекращение государственной или иной политической деятельности, либо мотив - месть за такого рода деятельность.
Цель прекращения указанной в законе деятельности, как правило, выражается в стремлении добиться физического устранения политического противника.
Мотивом мести за такую деятельность следует рассматривать побуждения, вызванные, например, проигрышем на выборах в органы государственной власти и управления, недовольством активной борьбой с организованной преступностью и коррупцией, а также остающаяся неизменной «месть за активную общественную и политическую деятельность».
Если в деянии отсутствуют указанные признаки субъективной стороны, то это исключает наличие состава террористического акта. Убийство государственного или общественного деятеля либо покушение на его жизнь, совершенные по мотивам ревности, жадности и зависти, не связанным с его государственной и иной политической деятельностью, должны квалифицироваться как преступления против жизни и здоровья.
Если подстрекатель или организатор вводят в заблуждение непосредственного исполнителя по поводу своих реальных политических целей и мотивов, скрывая их за бытовыми причинами, то исполнитель должен нести ответственность за умышленное убийство, а подстрекатель либо организатор - за террористический акт.
В случае совершения террористического акта общеопасным способом (например, взрыв в самолете, вагоне поезда), в ходе которого преступник наряду с целью прекращения политической деятельности конкретного потерпевшего (или наряду с мотивом мести за такую его деятельность) преследует также цель нарушения общественной безопасности, устрашения населения либо оказания воздействия на принятие решений органами власти, действия виновного требуют дополнительной, квалификации по ст. 205 УК РФ (терроризм).
Правоохранительные органы могут сталкиваться с фактами, когда отдельные лица высказывают намерения об учинении расправы над тем или иным государственным или общественным деятелем. В таких случаях возникает вопрос об уголовно-правовой оценке этих проявлении.
Необходимо учитывать, что российское законодательство признает преступлением только виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное уголовным законом под угрозой наказания (ст. 14 УК), но не мысли. Также исключена ответственность за убеждения или намерения совершить преступление.
Высказывания, носящие характер обнаружения умысла на совершение террористического акта, состава данного преступления не содержат. Не будучи подкрепленными конкретными практическими действиями, направленными на убийство перечисленных в законе лиц, такие высказывания не в состоянии причинить ущерб основам конституционного строя и безопасности России, жизни и здоровью государственного или общественного деятеля. В то же время как приготовление должны расцениваться разработка плана совершения преступления, приискание орудий и средств, соучастников преступления.
Лица, чьи высказывания носят характер подстрекательства к совершению террористического акта, в случае его совершения должны нести уголовную ответственность за соучастие в данном преступлении (ч. 4 ст. 33 и ст. 277 УК). Если же подстрекательство не удалось - за приготовление к террористическому акту (ч. 1 ст. 30 и ст. 277 УК).
В главе, охраняющей основы государственной власти, содержатся нормы, устанавливающие ответственность за деяния, которые могут быть, совершены как умышленно, так и по неосторожности или только по неосторожности.
Преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 283 УК (разглашение государственной тайны), может быть совершено по неосторожности, а также умышленно, причем как с прямым, так и с косвенным умыслом.
Неосторожная форма вины возможна, например, в случае, когда виновный, задержавшись на работе после окончания рабочего дня, оставил секретные документы на столе и вышел из кабинета, не закрыв дверь, полагая, что никто в связи с поздним временем в помещение зайти не может, а в его отсутствие с документами ознакомилось неожиданно вернувшееся лицо, не имеющее допуск к сведениям, составляющим государственную тайну.
В этом случае лицо не предвидело возможности наступления общественно опасного последствия своего деяния - того, что такие сведения станут достоянием других лиц, хотя при необходимой предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия.
При умышленном совершении лицо должно осознавать, что разглашает сведения, составляющие государственную тайну, предвидеть возможность или неизбежность того, что такие сведения станут достоянием других лиц, и (прямой умысел) желать, чтобы они стали достоянием других лиц, не имеющих доступа к этим сведениям (например, в доверительном разговоре с родственниками) или (косвенный умысел) сознательно допускать это либо относиться к этому безразлично (например, при ведении разговоров по секретным темам в общественном месте, когда виновное лицо сознательно допускает возможность восприятия смысла беседы посторонними). При этом обязательно требуется, чтобы субъект знал, что разглашаемые им сведения являются государственной тайной. Если же лицо об этом не знает, то уголовная ответственность исключается.
В ч. 2 ст. 283 УК предусматривается ответственность за разглашение, государственной тайны, которое повлекло за собой тяжкие последствия по неосторожности. Это означает, что лицо предвидело возможность наступления в результате своего деяния тяжких последствий, но без достаточных к тому оснований, самонадеянно рассчитывало на их предотвращение (легкомыслие), либо не предвидело, но должно было и могло предвидеть возможность наступления этих тяжких последствий (небрежность).
Если тяжкие последствия охватывались прямым или косвенным умыслом виновного, который действовал, например, из корысти, преступление требует самостоятельной или дополнительной квалификации по статье УК, предусматривающей ответственность за умышленное причинение соответствующего вреда или ущерба либо за соучастие в таком причинении.
Разглашение государственной тайны может совершаться по различным мотивам. В основе мотивации при совершении разглашения может быть и стремление помочь близкому человеку в выполнении научной работы либо придать важность и значимость своей персоне, показав свою осведомленность. Часто мотивом совершения умышленного разглашения выступает бахвальство (например, хвастовство занимаемой должностью), а целью - показать постороннему осведомленность в решении практических вопросов. Не исключены и случаи разглашения секретов в результате подкупа, а также принуждения со стороны преступных сообществ. Так в 2001 году при попытке продать секретные сведения был арестован заместитель начальника оперативно-поискового управления Воронежского ГУВД. По имеющейся информации должностное лицо в корыстных целях снабжало подобной информацией одну из частных фирм.
Мотивы и цели разглашения государственной тайны для квалификации значения не имеют и учитываются при оценке личности виновного.
«При анализе субъективной стороны состава разглашения государственной тайны возникает необходимость отграничения этого преступления от контрреволюционных преступлений, в частности, от измены Родине и шпионажа, поскольку разглашение государственной тайны, совершенное с контрреволюционным умыслом, образует состав измены Родине или шпионажа».
Поэтому необходимо выяснить, что у лица отсутствовало осознание того, что он своими действиями причиняет ущерб внешней безопасности России. Это означает отсутствие у лица осознания того, что сообщаемые им сведения становятся достоянием какого-либо из адресатов выдачи государственной тайны или шпионажа, то есть достоянием ведущего враждебную России деятельность иностранного государства, иностранной организации или их представителей. Не исключены ситуации, когда субъект передает тайну другому лицу, фактически являющемуся представителем иностранного государства или организации, но не осознает действительный характер адресата и не имеет намерения передать тайну именно иностранному государству (иностранной организации), ведущему враждебную России деятельность, или их представителям. Практике известны случаи использования носителей секретов «втемную».
Разглашение государственной тайны в целях передачи их представителям иностранного государства или иностранной организации для оказания им помощи в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности нашей страны представляет собой одну из форм государственной измены. В случае если разглашение государственной тайны происходит в форме государственной измены, оно квалифицируется по ст. 275 УК. Эти преступления различаются, прежде всего, по содержанию их субъективной стороны. При измене виновный сознает характер передаваемых сведений, знает адресата и желает передать именно эти сведения именно этому адресату. Умысел при государственной измене направлен на нанесение ущерба внешней безопасности России. В случае разглашения такая направленность воли виновного отсутствует. При разглашении субъект осознает, что доверяет тайну постороннему лицу, не имея намерения передать тайну иностранному государству, иностранной организации или их представителям и нанести ущерб названному объекту охраны.
В ходе разглашения государственной тайны умыслом лица может охватываться неправомерный доступ к охраняемой законом компьютерной информации, что предполагает дополнительную квалификацию его действий по ст. 272 УК.
Субъект преступления может преследовать цель лишить защищенности судью или должностного лица правоохранительного или контролирующего органа, вследствие чего разглашает составляющие государственную тайну сведения, которые одновременно являются сведениями о мерах безопасности, применяемых в отношении охраняемой категории граждан. В этом случае деяние виновного подлежит дополнительной квалификации по статьям 311 или 320 УК России соответственно.
Также виновный может сознавать, что незаконно экспортируемые им технологии, научно-техническая информация и услуги, которые могут быть использованы при создании оружия массового поражения, средств его доставки, вооружения и военной техники и в отношении которых установлен специальный экспортный контроль, представляют собой сведения, составляющие государственную тайну, в связи с чем, преступление должно быть квалифицировано по совокупности преступлений (статьи 189 и 283 УК).
В отличие от деяния, предусмотренного ст. 283 УК, субъективная сторона утраты документов, содержащих государственную тайну (ст. 284 УК), характеризуется только неосторожностью.
При легкомыслии виновный предвидит возможность утраты соответствующих документов или предметов в результате нарушения правил обращения с ними и наступления вследствие этого тяжких последствий, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывает на предотвращение этих последствий. Субъект сознательно нарушает правила хранения документа или предмета и полагает, что это не повлечет утраты такового.
В случае небрежности лицо не предвидит возможности утраты указанных документов и предметов и наступления тяжких последствий, хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло это предвидеть. Преступная небрежность будет иметь место в случаях, если правила нарушены, например, по забывчивости или рассеянности.
Преступления, направленные в ущерб сохранности государственной тайны Российской Федерации, могут совершаться как с умышленной, так и с неосторожной формами вины. Возникает вопрос: может ли преступление, совершенное по неосторожности, посягать на основы государственной власти? Поскольку отечественное законодательство исключает объективное вменение, невзирая на тяжесть последствий преступного деяния, постольку маловероятно предположение о том, что по неосторожности можно пошатнуть основы российской власти.
Законодатель вправе пойти по пути признания указанных деяний преступными лишь в случае их умышленного совершения. Однако это не будет учитывать особенностей субъективной стороны подобных преступлений, которым в целом характерна неосторожность и крайне редко косвенный умысел. Принимая во внимание специфику субъекта преступлений, проходящего перед допуском к работе со сведениями, содержащими государственную тайну, тщательную проверку, трудно представить, что он станет намеренно разглашать сведения, содержащие такую тайну. Поэтому наличие одной только умышленной формы вины в данных преступлениях нецелесообразно.
Расследуя преступления, связанные с разглашением государственной тайны либо с утратой документов, содержащих государственную тайну, автор убедился, что часто причинами их совершения являются присущая неуравновешенным, вспыльчивым (эмоционально-лобильным) людям несдержанность и рассеянность либо нарушения правил обращения с рассматриваемыми документами, вызванные употреблением большого количества спиртных напитков.
Помимо этого, «исследование показывает, что у нарушителей режима секретности не было достаточно профессионального отношения к своим обязанностям Так на вопрос об их отношении к нормативным требованиям, 40% ответили, что нормы знали, но игнорировали, 18% - не знали и не стремились их узнать».
Достоверными сведениями о намерении виновных причинить реальный ущерб основам конституционного строя и безопасности государства ни теория уголовного права, ни практика к сегодняшнему дню не располагают, в связи с чем наукой прорабатываются варианты создания единого уголовно-правового блока, охраняющего сведения ограниченного распространения с выделением наряду с государственной тайной таких ее видов, как служебной, коммерческой, банковской, адвокатской, корпоративной, личной, медицинской, предварительного расследования, усыновления, нотариальных действий, записи ряда актов гражданского состояния, судебной защиты, тайны связи с целью формирования «продуманного механизма защиты различных видов информации и установления рамок действия институтов тайн».
Действительно, в настоящее время охрана тех или иных видов тайн возложена на ряд норм, находящихся в различных главах Особенной части УК: ст. 137 УК (нарушение неприкосновенности частной жизни), ст. 138 УК (нарушение тайны переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных или иных сообщений), ст. 142 УК (фальсификация избирательных документов, документов референдума или неправильный подсчет голосов), ст. 155 УК (разглашение тайны усыновления (удочерения), ст. 183 УК (незаконные получение и разглашение сведений, составляющих коммерческую, налоговую или банковскую тайну), ст. 310 УК (разглашение данных предварительного расследования), ст. 311 УК (разглашение сведений о мерах безопасности, применяемых в отношении судьи и участников уголовного процесса), ст. 320 УК (разглашение сведений о мерах безопасности, применяемых в отношении должностного лица правоохранительного или контролирующего органа).
Однако большинство критических замечаний, относящихся к статьям 283 и 284 УК РФ, позволяют сделать вывод, что в результате преступной деятельности субъектов, зачастую вызванной «низкими деловыми и моральными качествами» последних, ущерб наносится «нормальной деятельности государственных или общественных учреждений и предприятий». При совершении преступлений, предусмотренных указанными нормами, страдают интересы России «в формально не определенном смысле слова», поскольку их содержание «носит, как правило, комплексный характер и напрямую зависит от свойств, предмета преступного посягательства».
Поэтому, по нашему мнению, логично было бы видеть эти преступления в другой главе УК (кстати, в УК РСФСР 1960 года названные деяния относились к иным государственным преступлениям). Необходимость защиты государственной тайны в данных конкретных случаях, в отличие от государственной измены или шпионажа, если предметами преступления выступают носители со сведениями секретного характера, вытекает из требования обеспечения нормальной работы механизма государственного управления, в котором происходит оборот секретной информации. Наличие в главе 32 УК «Преступления против порядка управления» статьи 320, устанавливающей ответственность за разглашение сведений о мерах безопасности, применяемых в отношении должностных лиц, предметом чего также могут являться секретные сведения, дает основания перенести статьи 283 и 284 УК в названную главу.
Предложенное нами понятие преступлений против основ государственной власти, включенное в положения главы 29 УК, будет соответствовать высказанному в науке мнению, что действительный ущерб названным интересам могут причинить только деяния, которые при любых обстоятельствах «характеризуются наличием умысла», что поставит барьер на пути дальнейшего нахождения преступлений, направленных в ущерб сохранности государственной тайны РФ, в главе 29 Уголовного кодекса России.
Автор: Царев Д.В.