11.12.2012 2456

Слияние социальной (уголовной) и политической преступности в России в период с 1861 по 1917год

 

Любое историческое событие, явление или процесс проходят несколько стадий своего развития, в основе которых отражаются условия и причины их зарождения, модернизации и трансформации в новое образование. В большинстве своем они, в конечном итоге, подчиняются закономерностям общественной жизни того или иного государства, но иногда приводят к коренному изменению образа существования отдельно взятого социума.

Одним из таких уникальных явлений и событий на планете стал процесс слияния социальной и политической преступности, который пережили почти все страны мира, переходившие в течение XVI - XX века к новому капиталистическому укладу своего существования. Данный процесс явился прямым следствием, неминуемо возникающим в случаях социальной напряженности, которую во многих странах удавалось нейтрализовывать силовыми методами или с помощью уступок. Но это происходило только там, где система государственной власти (точнее ее силовой аппарат) не переживала глобальных изменений (например, в Англии и Нидерландах, во Франции и Дании). Дореволюционная Россия относилась к другому числу государств (вместе с Германией и Австро-Венгрией), в которых в отсутствии работоспособного силового аппарата и стройной социально-культурной и правовой системы появлялись особые направляющие силы, способные постоянно нагнетать социальную напряженность в стране и создавать условия в ней для изменения существующего строя и правопорядка. Одной из таких сил и явилась объединенная социально - политическая преступность.

Человеческая психология устроена следующим образом: финансовый достаток личности требует полной власти над всем обществом в целом, где важно уметь распоряжаться не доходами индивида, а его внутренней жизнью. Каждая индивидуальность, имеющая избыток капитала или, наоборот, стремящаяся его приобрести по тем или иным объективным или субъективным причинам, рано или поздно приходит к проблеме борьбы за власть, в ходе которой основным средством для достижения ею поставленной цели становится толпа, выполняющая функции палача и мученика. Действительность и опыт, несомненно, стоят над нею. Можно заставить толпу принять все что угодно. Для нее нет ничего невозможного. Описанный известным западным психологом Ле Боном процесс трансформации толпы становится своеобразным катализатором слияния разных видов преступности (одна из форм толпы), в ходе которого из будоражащей общей массы людей путем пропаганды и навязывания циничных, прагматичных идей политической свободы и демократии извлекаются новые индивиды и даже малые социальные группы, которые впоследствии встают в оппозицию к закону и принятым общественным моральным принципам, сливаясь в единое целое с общеуголовной преступностью.

Такой представляется сущность процесса слияния социальной и политической преступности. Под ним понимается одна из наиболее важных, доминирующих частей всего изучаемого процесса формирования и эволюции организованной преступности. В отличие от себе подобных указанный процесс распространяется по вертикальной линии сословной или классовой принадлежности социальных групп (обычно сверху вниз). Его наличие возможно в условиях политической оттепели, при которой он принимает крайние экстремистские формы. Его основополагающая роль заключается в создании условий для совершения коренных изменений в политической жизни страны антизаконными средствами. В ходе процесса слияния социальной и политической преступности необходимым также является формирование особого политизированного преступного ядра, вращающегося в непосредственной гуще политических событий, зачастую вблизи самой власти, и стремящегося добиться ее свержения, с тем, чтобы самому взять бразды правления. От уголовной преступной элиты (общеуголовного криминалитета) данное сообщество отличает более строгая организованность, а также полное осознание своих целей и действий. В основном именно по инициативе подобных сил и при непосредственном их участии формировался объединенный криминалитет во многих государствах, в том числе и в России второй половины XIX - начала XX века. В этот период создавался новый вид организованной преступности, которую многие отечественные и зарубежные исследователи и сегодня разделяют на две независимые части: социальную и политическую. По мнению этих ученых, между указанными частями практически нет никакой связи. Более того, политическая организованная преступность заслуживает исторического оправдания, так как она вела антизаконную борьбу с государственным строем не в корыстных целях, а в интересах всего общества, пропагандируя высокие идеи свободы, равенства и братства. Но так ли это было на самом деле? Проанализируем и оценим данное утверждение применительно к России конца XIX - начала XX века.

Политическая модернизация России во второй половине XIX века значительно ускорила процесс столкновения западных и отечественных ценностных ориентаций, а также стандартов поведения, в ходе которого на первый план выходят устои личной свободы (в том числе политической) и материальные факторы благосостояния человека. Появление политической независимости в стране с жесткими патриархальными авторитарными порядками, естественно, должно было привести к росту числа совершенных политических преступлений. Через них отдельными представителями российского общества выплескивалась наружу волна ранее зажатых суждений и идей.

Неудивительно, что первыми своеобразными вдохновителями и проповедниками указанных мыслей явились представители интеллигенции, первоначально формировавшейся в России, в отличие от других стран, преимущественно из знатных элитных слоев населения. Приближенные к власти, а зачастую занимавшие высокие посты в ее аппарате, потомки известных фамилий, получив относительную политическую свободу, могли отбросить лицемерное к ней (власти) пристрастие и указать на все то негативное, что было присуще старому режиму. Другое дело, что этот отчасти не лишенный справедливости реформизм в условиях мгновенно полученной идеологической воли сметал все на своем пути и постепенно превращался в некий теоретический сгусток все возрастающих личных интересов, отстаиваемых уже не только словом, но и действиями, нарушавшими закон и общественную мораль.

Отставание России от Запада, так или иначе, активизировало данный процесс, придав ему уродливые формы и ставя в зависимость от мировых криминальных сил (например, от масонских организаций). Все вышеперечисленное предопределило развитие быстрыми темпами процесса слияния социальной и политической преступности, которая уже к началу XX века сумела полностью ощутить вкус зародившейся политической свободы, за которую боролись различные общественные организации и известные политические деятели.

Вообще, история возникновения и эволюции социально-политического криминала в России с самого начала развивалась по нескольким направлениям. Помимо интеллигенции в процессе активно принимало участие, в первую очередь, дворянство и национальные меньшинства.

Дворяне, оставшиеся на службе государства вплоть до середины XIX века и вращавшиеся в основном вблизи государственной власти, получали от нее положение, авторитет, титул и капитал. Но этого им было недостаточно, и поэтому они продолжали стремиться к абсолютному господству. Отдельные случаи такого «стремления» были зафиксированы еще в XVI - XVIII веке. Например, со времени деятельности А. Д. Меньшикова исследователи начинают открыто говорить о существовании в России коррупции и взяточничества, поразивших высшие органы власти. Вот как это описывает историк Н. И. Костомаров: «Меньшиков поставил условие, что голштинский герцог и обе цесаревны не станут препятствовать вступлению на престол великого князя Петра, а Меньшиков согласился выдать на каждую цесаревну по миллион рублей, из которых герцог давал Меньшикову взятку по 30 тыс. с каждого миллиона». Получая такие крупные суммы, сподвижник Петра Великого строил себе шикарные дворцы по всей территории России, имел прочные связи за рубежом. Но его действия были одиночными и сумбурными. Они не получили широкой поддержки в Отечестве. В конечном итоге, его судьба, как и судьба многих ему подобных, оказалась трагичной: Александр Данилович оказался в ссылке, где и умер.

Позднее политические преступления, совершаемые дворянами, стали носить заговорщический характер и были направлены на свержение неугодных императоров, которых заменяли зависимыми от них титулованными особами.

Одним из наиболее громких «скандальных» переворотов стало отрешение от престола императора Павла I. Вот как об этом повествует историк С. Ф. Платонов: «Он (Павел) стал жертвой кружка, в центре которого находились Брадобрей - Кутайсов и Лопухины. Лица, желавшие свергнуть Павла, руководствовались разными побуждениями: и чувством личной мести, и злобой, и сословными инстинктами, и видами чужой (говорят английской) дипломатии, но на показ у всех было желание видеть в нем невменяемого отца и мужа В первом периоде заговора видную роль играл вице-канцлер Н. П. Панин. В дружбе с английским послом Витворжи и Зубовым он составил круг заговорщиков Руководство заговором перешло в руки петербургского военного губернатора, любимца Павла, графа Палена, который повел его к определенному концу - к совершенному устранению Павла от престола какою то бы ни было ценою Заговор окреп к весне 1801г. В нем принимало участие петербургское офицерство, опиравшееся на солдатскую массу, пассивно шедшую за своим начальством Неизвестно, насколько преднамеренно было совершено убийство, но рассказывали, что заговорщики открыто величались своим поступком в первые дни по кончине Павла. Так окончилась жизнь императора Павла, первого из русских царей после Петра, не служившего дворянским интересам».

В итоге, все преступные заговорщические группировки (придворные клики) подобного типа, не стремившиеся к полному уничтожению государственного строя, рано или поздно сами попадали под контроль возведенного ими на престол монарха.

Первая попытка в корне изменить существующий режим, чтобы беспрепятственно «диктовать свои условия», была предпринята в декабре 1825г., когда заговорщические группировки, состоявшие преимущественно из дворян, сумели получить поддержку не только в среде знати, но и у подчиненных им солдат. Конечные цели переворота виделись этими людьми более отчетливо, действия их были тщательнее разработаны и спланированы в сравнении с деятельностью предыдущих группировок и клик. Декабристы предлагали провозгласить новый альтернативный вариант государственного устройства, что по своей сути являлось вызовом не только существующему тогда правопорядку, но и общественным ценностям и морали. На криминальное начало их предприятия указывает, на наш взгляд, и прямая поддержка и заинтересованность в успехе зарождавшегося, хотя и немногочисленного, слоя буржуазии, который помог капиталом в борьбе против «бывших своих опекунов» (государя и его окружения).

Таким образом, ко второй половине XIX века дворянство также становится одним из многочисленных слоев российского общества, поставлявших активные кадры для создания отечественной политической преступности. Но в отличие от той же интеллигенции их антигосударственная криминальная деятельность развивалась на основе духа консерватизма, пытавшегося приспособиться к веяниям нового времени через призму нетронутой основы общественного бытия. Такой «экстравагантный» подход, усиленный процессами модернизации, был ещё более опасным для государства и народа.

Национальные меньшинства, жившие до середины XIX века преимущественно на западных и восточных территориях страны, постепенно проникали в главные города России. Им были абсолютно чужды ценности русской цивилизации. Более того, в силу исторических особенностей национального развития многим полякам, финнам, прибалтам, западным украинцам и белорусам, евреям были более близки ценности западной цивилизации, а кавказцам, среднеазиатским и дальневосточным народам - восточной (мусульманской, буддийской, конфуцианской и др.), чего они, впрочем, никогда не скрывали.

Границы оседлости, установленные властью для национальных меньшинств, по своей сути носили не дискриминационный, а национально - охранительный характер. Тем не менее, они способствовали увеличению озлобленности у перечисленных народов, настраивали против тех порядков, при которых эти меньшинства чувствовали себя дискомфортно. Например, Кавказ по распространённости убийств и разбоев занимал к тому времени первое место среди всех территорий Российской империи, несмотря на весьма энергичную борьбу с этими преступлениями административных и судебных властей и немалые материальные средства, издерживаемые на просвещение местного населения.

В результате, в дореволюционной России существовали все благоприятные условия для развития национально-религиозной, политической преступности, которая в борьбе за независимость зачастую прибегала к использованию уголовных методов и средств. В этом смысле не последнюю роль стало играть масонское движение, центром которого явилась образованная в 1815 г. Великая ложа «Астрея». Она получила это название по имени древнегреческой богини справедливости, нашедшей спасение на небе, когда люди начали ковать оружие для войны. Во главу угла ложа ставила идеал демократии. Естественно, что царская полиция сосредоточила все своё внимание на «Астрее», позаботившись о внедрении шпионов и провокаторов из числа своих агентов. Организация предприняла ответные меры.

Несмотря на то, что в бескомпромиссной борьбе всё масонское движение, поощряемое ранее Александром I, было официально запрещено, его ячейка и другие подструктуры стали действовать подпольно. По словам О. А. Платонова, «масонские ложи складывались как тайный политический центр собирания антирусских сил. Они объединяли вокруг себя представителей правящих слоёв и образованного общества, лишённых национального сознания, ненавидевших историческую Россию и мечтавших о её крушении. Многие масоны ненавидели само слово «Россия», отрицая за ней как за государственной единицей право на целостное существование. По политической принадлежности масоны преимущественно принадлежали к так называемым либералам - от левых октябристов до правых социалистов».

В итоге, антинациональные воззрения представителей перечисленных выше слоёв российского общества неминуемо должны были оказать непосредственное влияние на процесс зарождения русского политического криминалитета, который находился в постоянных поисках своего места в общественно-политической жизни страны, впитывал в себя идеи, не принадлежавшие русской цивилизации. Данное обстоятельство предопределило его дальнейшее развитие преимущественно в рамках слоя российской интеллигенции и босяцкой нетрудовой среды, также искавших свою нишу в новых условиях пореформенного времени. Этот своеобразный «сплав» стал выражать мировоззрение деклассированных элементов государства, по-своему романтизируя паразитические элементы общества (босяков, обитателей Хитровых рынков и, самое главное, уголовных преступников), видя в них жертву социальной системы. Активная деятельность отечественного политического криминала в борьбе с государственной властью за свои и чужие интересы способствовала формированию новых, более радикально настроенных различных революционных течений. Русский революционер М. А. Бунин так прокомментировал ситуацию по сплочению данных политических и уголовных элементов: «Нам надо войти в союз со всеми ворами, разбойниками русской земли». Русское общество всегда относилось с явной симпатией к уголовникам и деклассированным элементам, выходящим с топором на дорогу. Как здесь не вспомнить романтизацию крестьянских движений С. Разина и Е. Пугачева. Но эта симпатия не была сродни народной симпатии к «несчастным», а выражала страсть к разрушению национальных начал.

Таким образом, налицо видна связь революционного и уголовного в России, выразителем которой с середины XIX века становится, в первую очередь, определённая часть образованных людей, проповедующая нигилизм, моральную основу леворадикального террора, применявшегося в пореформенном государстве.

В условиях, когда страна переживала глобальные изменения в своей социально-политической, экономической и культурной жизни, а её народ, не успевая быстро перестроиться, впадал в массовую истерию, политический террор становится одним из способов управления социумом. Он опосредованно направлял деятельность власти и внутренние её отношения с обществом, наводя на них ужас и раздувая неприятие друг друга. Всё это было на руку именно отечественному политическому криминалитету. Российские «бесы» с 70-х гг. XIX века, используя индивидуальный террор, дестабилизируют ситуацию в городе: внедряются в доверие власти, плетут интриги, распространяют слухи и сплетни, организуют с помощью уголовников поджоги и скандалы. Устрашение населения и власти усиливалось пропагандой, которая вела к зарождению у них безверия и цинизма. Это, в свою очередь, способствовало назреванию отчаяния у народа, выливавшегося в массовый социально-политический беспредел.

В итоге, общее количество преступлений, совершенных против общественного и государственного порядка в процентном отношении увеличилось с 13,2% за период 1874 по 1883 гг. до 55,4% за период 1909 по 1913 гг. Все преступления подобного типа приобретают универсальный характер, то есть имеют разнородную направленность: вместе с политическими целями преследуют чисто уголовные. Этому явлению способствовала своеобразная ситуация, сложившаяся после проведения следующих преобразований:

1. Введение в 1864-1870гг. органов самоуправления - земств и городских управ - способствовало началу в России политической борьбы за власть формировавшихся в те годы партий и общественных организаций, которые начинали активно влиять не только на общественное мнение в том или ином регионе, но и организовывать досуг его населения.

2. В 1863 г. обрели самостоятельность университеты, что предоставило профессорскому составу право самоуправления. Открылся доступ в высшие учебные заведения для тех, кто при Николае I об этом не мог и мечтать. Университеты быстро превратились в очаги политических брожений.

Средства массовой информации, научные исследования, систематизированные статистические отчеты второй половины XIX века дают яркую характеристику этим процессам.

В местечке Белом Смоленской губернии «местный клуб (организованный при участии местных политических организаций), или так называемое «Благородное собрание», есть единственное место развлечения в городе. Говоря о клубе, нельзя умолчать о значительном развитии картежной игры, преимущественно стукалки. В отчете клуба за 1879 г. указано, что его доход от продажи карт составил 1500 руб. Замечено, что женщины принимают в игре участие, просиживая за зеленым столом по трое суток кряду, оставляя своих мужей и детей без обедов. Из-за одной ссоры между женщинами картежные игры в клубе на некоторое время были запрещены». Имеется аналогичный пример из Новгорода, где «на 18 тыс. жителей существует 4 клуба, по числу “партий”, на которые распадается городское общество - народная молва тонко охарактеризовала сложившуюся ситуацию, -

Народец, право, здесь не глуп:

Чтоб не страшиться общей бойни -

У каждой партии свой клуб,

И на душе у всех спокойней!».

Представляет интерес деятельность клубов и российских политических партий и организаций того времени. Например, в начале 1880 г. «в Смоленском окружном суде разбиралось наделавшее много шума дело о шулерстве в “вяземском обществе сельских хозяев”. Это общество, просуществовав лет 15, совсем забыло о своем назначении и собрания его превратились в карточный клуб, куда скоро проникли специальные искусники. Когда же факт введения в нем в обращение “крапленых колод” обнаружился, началось следствие, и клуб по высочайшему повелению был закрыт. Можно было ожидать серьезных результатов столь громкого процесса, однако, последний получил совсем своеобразное направление. Сперва в качестве обвиняемых привлечено было 7 человек, а потом шестеро из них превращены были из обвиняемых в свидетели, и, когда дело дошло до судебного разбирательства, на скамье подсудимых очутился всего-навсего один человек, некий г. Шелихов, да и тот отделался благополучно. При разбирательстве обнаружились некоторые курьезные обстоятельства: спрашивает, например, председатель свидетеля: “Сколько раз собирались толковать о сельском хозяйстве? - Три или четыре раза - отвечает свидетель - А как часто собирались для карточной игры? - Каждый день”. Присяжные изъяли и «крапленую колоду» карт с диагонально проведенной линией. Тем не менее, подсудимый был освобожден из-под стражи».

Описанная выше ситуация не могла не сказаться должным образом на процессе политизации России (участие политических партий и общественных организаций в борьбе за власть на местах). Она же, в свою очередь, явилась одним из факторов и дальнейшего продолжения процесса слияния и эволюции социально-политических преступных сил в стране. Создавая населению «условия для отдыха», подобные организованные уголовные элементы рассчитывали на полную поддержку со стороны последних, на которых «для страховки» в ходе предвыборных кампаний начинали воздействовать своими имеющимися в арсенале средствами, в том числе и незаконными. Вот как это выглядело.

В Курске в том же 1880 г. «на выборах в уездные гласные старая земская партия пыталась давить на избирателей. Является, например, на выборы уполномоченных старик 98-и лет. Его спрашивают, зачем он притащился. “Да управа объявила, что оштрафует, если мы не придем”, - ответил старина. Тем не менее, бывшие власти проиграли на выборах».

Этот факт не является единичным. С одной стороны, он свидетельствует о том, что политическая культура в Российском государстве конца XIX в. еще только входила в общественное сознание населения и многие граждане оставались политически безграмотными, но, с другой стороны, он отражает ту ситуацию, при которой разные отечественные политические силы могли использовать эту безграмотность в своих личных, корыстных целях. В некоторых случаях дело доходило до полного абсурда.

Например, в Белгороде в конце 70-х гг. было отмечено «появление двух партий землевладельцев, борющихся за власть в земстве, используя при этом родственные связи (при выборе в мировые судьи оказалось, что /4 из всех избранных явились представителями одной родственной семьи)».

Значительное обострение политической борьбы за власть во второй половине XIX века в условиях всеобщей дозволенности привело к тому, что различные общественные силы стали напрямую прибегать к антизаконным средствам, вплоть до полного устранения конкурентов, используя для этого уголовные элементы. В конце 70-х гг. в Бугуруслане Самарской губернии был «проведен”, как выражаются дельцы, замечательный способ устранения некоторых землевладельцев от участия в земстве». Что это за способ, свидетельствует другой случай, описанный в газете «Неделя» корреспондентом из местечка Опочки Псковской губернии. «С 1873 г. в городе появились две партии, борющиеся за место в городской управе и земском собрании: партия “столбовцев” во главе с г. Болычёвым и партия П. А. Плена. В ходе политической борьбы соперники искали компромат друг на друга (раскручивание надуманных дел о растрате имущества лидерами партий), а с 1877 г. перешли к прямому истреблению конкурентов, прибегая при этом к услугам уголовщины».

Со временем связи между отечественной социальной и политической преступностью крепнут, что позволяет им ставить перед собой более высокие цели и задачи.

Большинство будущих политических преступников страны прониклись радикальными идеями ещё в студенческие годы. Впоследствии они сыграли свою роль в проповедовании и использовании уголовных средств, а также в интеграции преступности разных видов для борьбы с существовавшим строем. Этому способствовал ряд объективных и субъективных причин.

Студенты по-прежнему считались несовершеннолетними, от которых требовалось лишь соблюдение строгой дисциплины. Под таким гнетом студенческая масса вскипала, и время от времени давала выход своему возмущению в организованных протестах. Вначале они были незначительными и, как правило, не носили политического характера. Тем не менее, реформируемая система государственного управления не могла в таких условиях выполнять их требования или контролировать ход событий. Разрешение конфликтов в основном осуществлялось властями с помощью усиления репрессий. Многих студентов, вся провинность которых на первых порах состояла лишь в буйной выходке или нарушении устава учебного заведения, отчисляли, нередко навсегда. Такая строгость способствовала зарождению у них антигосударственных, антизаконных настроений и приводила к увеличению числа преступлений, совершенных ими. Это подтверждают статистические данные, систематизированные отечественными исследователями (российские официальные отчеты не публиковали подобных сведений, большинство обвинений рассматривалось в административном порядке). Они относятся к периоду 1883-1890 гг.

Не осознавая истинности своих политических воззрений, образованная молодежь в надежде отомстить за подобное отношение властей к себе любыми средствами металась от одного политического направления к другому и, в конечном итоге, будучи в тюрьмах, ссылке, на каторге, попадала в сети крайнего радикализма или уголовных элементов, грани между которыми стирались с каждым годом.

«Студент ярославской гимназии Галицинский в 1872 г. убил купца Волкова вместе с тремя фабричными, которые подговорили его, пьяного, убить на дороге из ружья первого встречного. Фабричные сняли с купца одежду, взяли деньги и скрылись. Галицинский же, совершив это убийство, стал бродяжничать в разных губерниях. Полиция отыскала его в г. Демьянске». Ничего бы не было удивительного (подобные случаи в России происходили довольно часто и ранее), но при разбирательстве дела выяснилось, что этот студент за некоторое время до случившегося был исключен из учебного заведения за участие в студенческих волнениях. И таких примеров в средствах массовой информации тех лет было множество. «Преступные попытки не только не уменьшаются, но усиливаются, число заблуждающихся растет».

Единение студенчества с оппозиционными кругами и уголовными элементами, а также с новыми предпринимателями, типа Саввы Морозова, оказывавшими финансовую поддержку им, привело к созданию отечественного политического криминалитета совершенно нового типа. Возложивший на себя обязанность выступать от имени тех, кто не принадлежит к правящему классу, т. е. от более чем 9/10 населения, он защищал, прежде всего, собственные интересы. Политический криминалитет стал являться главной угрозой существовавшего порядка в России второй половины XIX-начала XX века. Конфликт настолько обострился, что всякий, кто предлагал перемирие или компромисс, оказывался между двух огней.

Если власть полагалась в основном на свой аппарат подавления, то криминалитет, как рычагом, пользовался народным недовольством, даже по самым незначительным вопросам, усиливая его всеми доступными средствами, в основном постоянной дискредитацией царизма и его сторонников.

Отсутствие какого-либо образования другой части молодежи (крестьяне и другие представители низших слоев общества) также способствовало втягиванию их в политическую и криминальную жизнь. Оставаясь безграмотными, они до конца своей революционно-преступной деятельности не могли найти места в политике.

В подобной ситуации представителям российской преступности не составляло труда вовлекать все большее число молодежи в свои ряды, подчас подталкивая её не только к совершению отдельных преступлений, но и к организации массовых беспорядков.

В результате, индивидуальный террор начинает видоизменяться, превращаясь в террор толпы, под которым понимается использование специально организованных преступных групп, имитирующих стихийное возмущение народа, с целью захвата власти.

Правящие силы долгое время не были готовы к такому повороту событий и рассматривали совершаемые злодеяния как отдельно взятые явления, не усматривая в них организованного начала с участием нескольких лиц. По данным министерства юстиции, вплоть до XX века в расследовании политических преступлений опускался уголовный элемент, а в уголовных - революционный.

Ярким свидетельством этого явилось дело Кржижановского (слушалось в суде 17 декабря 1881г.), обвиненного в ограблении почтовой кареты, следовавшей из Мариуполя в Бердянск (в преступлении были замешаны служащие полиции и почты). Несмотря на то, что обвиняемый и еще несколько преступников принадлежали к Южнорусскому союзу рабочих, окружной суд, разбиравший дело, пришел к выводу, что данное антизаконное деяние не имеет никакой связи с революционным движением.

Появление в России второй половины XIX века различных политических сил и установление ими связей с разного рода преступниками предопределило зарождение новых видов (типов) отечественной социально-политической преступности. Различия между данными видами заключались в идеологии противоборствующих элементов и в их форме действий как по отношению к государству и обществу в целом, так и по отношению друг к другу. Эти виды отечественной социально-политической преступности, в конечном итоге, стали развиваться в контексте всего отечественного революционного движения. Поэтому также будем подразделять их на либеральные, радикальные и консервативные. Необходимо подчеркнуть, что все виды тесно взаимосвязаны между собой. Зачастую в ходе бескомпромиссной борьбы криминальные силы объединяли вокруг себя сразу несколько видов отечественной социально-политической преступности. Рассмотрим каждый вид (тип) в отдельности.

Либеральный вид социально-политической преступности возник одним из первых. С самого начала своего существования он выразился в «пропагандистской деятельности» местных политических сил, а также в раздувании национально-религиозной вражды, тем самым, способствуя противопоставлению окраины центру, всех других религий православию.

Все это привело не только к политическим конфликтам, но и усугубило национальные, что особенно больно ударило по многонациональному российскому государству.

Численный состав либерального вида отечественной социально-политической преступности всегда превышал численный состав радикального вида. В него входили, главным образом, представители образованных слоев общества: университетские преподаватели, юристы, врачи, издатели, но не студенты, пополнявшие ряды радикалов.

Правительству представители рассматриваемого криминального вида доставляли больше хлопот, ввиду того, что в их рядах состояли весьма заметные в обществе фигуры, которые могли свободно заниматься преступной деятельностью под прикрытием осуществления политических и профессиональных решений. Кто осмелился хотя бы пальцем тронуть, скажем, князя Шаховского или князя Долгорукова, даже если они занимались организацией подрывного движения? И как можно было вмешаться в собрания врачей или юристов, даже если было известно, что там обсуждается запрещенная тема? А тем временем представители либерального направления были, например, причастны к освобождению бывших в заключении преступников, причем как политических, так и уголовных.

Вот что говорилось по этому поводу в циркуляре начальника Департамента полиции от 17 января 1910 г.: «За последнее время сделалось весьма частым и почти обычным то крайне нежелательное явление, что содержащимся под стражею в различных местах заключения арестантам, как политическим, так и уголовным, удается поддерживать бесконтрольные сношения с внешним миром и даже подготавливать при содействии находящихся на свободе своих единомышленников не только побеги из тюрем, но и массовые арестантские беспорядки и террористические акты в отношении тюремной администрации; у арестантов зачастую оказывались доставленные извне не только разного рода запрещенные предметы, орудия для взлома и поджогов, но и оружие, и боевые припасы, и т. д.».

Оказавшиеся на свободе преступники всячески поддерживали своих «благодетелей». Так, например, партия «Народной свободы» финансировалась клубом русских политических эмигрантов, в который входили заключенные, сбежавшие из страны и отбывавшие когда-то срок в российских тюрьмах, в ссылке, на каторге. Центром их деятельности стал г. Нагасаки (Япония). Лидером - Н. Руссель. Клуб оказывал также помощь всем проживавшим там эмигрантам. Он просуществовал в течение трех лет и по неясным причинам в 1909 г. был реорганизован.

Угрожая самодержавию революцией, но, не вступая в прямые столкновения с ним, представители либерального вида отечественной социально-политической преступности проводили созидательную работу по организации криминальных группировок в России, снабжая их капиталом и всеми другими возможными средствами. Например, на имя Ярославского губернатора 30 декабря 1906 г. пришло безымянное письмо, в котором говорилось, что доктор Берлянд дал революционерам (кадетам и эсерам - 23 человека) 350 руб. на вооружение.

В революционных кругах России начала XX века широко была известна фамилия князей Шаховских. В первой половине 1900 г. один из ее представителей JI. Н. Шаховской по поддельному паспорту, добытому путем подлога, бежал в Америку. Там он скрывался от преследований полиции, которая производила его поиски по обвинению в растрате денег на сумму 4 тыс. руб. Это произошло в 70-80-х гг. XIX века, когда Шаховской находился в должности мирового судьи. Накопив солидные средства, преступник смог вернуться на родину в межреволюционное время и продолжить свою политическую карьеру. В итоге, преступные деньги представителя семьи видных российских революционеров могли вполне оказаться на счетах кадетской партии.

Вообще, список анонимных вкладчиков у всех либеральных партий был весьма многочисленным. Ещё одним источником пополнения казны либералов стало подпольное печатание ими фальшивых денег. Например, в Костроме в 1910 г. была снята квартира за 20 руб., в которой размещались специальные штампы и приборы для фабрикации купюр. В работе в роли подмастерьев, принимали участие дети.

Активность либеральному виду отечественной социально-политической преступности второй половины XIX - начала XX века придавали действия национально-религиозного элемента страны, который особенно проявил себя в западных регионах России.

В Польше с 1875 г. возрастает руководящая роль иезуитской церкви, которая организует народные волнения и восстания, направленные как против российского самодержавия, так и против римско-католического духовенства. «В некоторых раскольнических сектах (греко-униатской церкви) после ряда преследований прежнего времени замечаются антигосударственные и противообщественные явления, в которые вносятся политические идеи и измышления». Пройдя вместе со всеми другими религиозными силами страны (раскольниками, католиками, протестантами, скопцами, иудеями) через большой круговорот политических и криминальных событий, униаты в межреволюционные годы активно помогали революционерам оружием, добывая и охраняя его. К примеру, в Костроме в 1910 г. в униатском костеле был обнаружен целый склад боеприпасов.

Религиозные деятели страны сами принимали активное участие в антигосударственном движении. В 1880 г. в Киевском военно-окружном суде разбиралось нашумевшее дело сына священника Богословского. В содружестве с другими лицами подозреваемый спланировал неудавшееся ограбление денежного ящика курского пехотного полка, а также создал мастерскую по изготовлению разрывных снарядов. Богословский участвовал в убийстве нескольких знатных лиц и одновременно с этим распространял революционную литературу среди рабочих.

В национально-религиозной борьбе, помимо поляков, к началу XX века активную роль играют и украинцы, и прибалты, и евреи. К преступной деятельности уголовного характера стали прибегать и финны. Как не странно, поводом к появлению организованной преступности в крае послужил Манифест об издании нового устава воинской повинности в Финляндии, изданный в 1901 г., а также расформирование финских войск. Именно в это время действовавшая со второй половины XIX века национальная армия младо финнов стала энергично готовиться к вооруженному выступлению, подготавливая кадры бойцов для полиции, стрелковых и других спортивных обществ, быстрое возникновение которых наблюдается уже к 1904 г., а к 1909 г. их уже насчитывалось 27.

Часть этих обществ должна была образовать финскую милицию, план создания которой поручили разработать генерал-лейтенанту Шауману. Однако генерал-губернатор Бобриков своим решением от 1902 г. подверг административной высылке наиболее видных руководителей готовившегося мятежа, за что был убит 3-го июня 1904 г. террористом-радикалом Евгением Шауманом. Одновременно с этим убийством было совершено ещё 11 террористических актов против русских должностных лиц в Финляндии, вызвавших крупные уличные беспорядки в Гельсингфорсе в январе 1905 г.

Финские националисты перенесли центр активного сопротивления за границу - в Швецию. Они организовывали национальные волнения вплоть до 1917 г. путем воззваний в периодической печати, призывавших к борьбе за независимость Финляндии. От шведских властей им удалось получить оружие и вооружить «большую террористическую группу», которая явилась центром финского национального движения.

Таким образом, национализм в России начала XX века становится ведущей движущей силой либерального вида отечественной социально-политической преступности.

Другой вид отечественной социально-политической преступности можно условно назвать радикальным. Проповедуя и осуществляя, прежде всего, экстремизм индивидуальный терроризм и террор толпы, он по праву связывался современниками событий, такими как Е. Ростов, с процессом увеличения общеуголовной преступности по всей стране в целом. Известный отечественный учёный М. Н. Гернет называл его своеобразным катализатором всего революционного и криминального движения страны второй половины XIX - первой четверти XX века. Преступления лежали на поверхности деятельности радикалов. Они верили в возможность усовершенствования человеческого общества насильственным путем. Воровство, убийства, махинации ради обожествленной идеи не признавались ими антиобщественным явлением.

Важную роль среди представителей радикального направления играли общеуголовные элементы, возвращавшиеся или бежавшие из мест заключения в эпоху судебной и тюремной реформ. Так совпало, что в это время (вторая половина 60-х - первая половина 80-х гг.) по всему миру, и в России в частности, особую популярность приобретают идеи социализма и анархо-коммунизма, которые и становятся своеобразным флагманом указанных «социальных отщепенцев», смешавшихся в тюрьмах, ссылках и каторгах с представителями образованной (полуобразованной) молодежи, наказанными властями за незначительные провинности. «Если преступление, за которое назначалась кара, было результатом несчастного стечения обстоятельств, то здесь, на этапах, арестованный получал начатки чисто преступного воспитания или, по крайней мере, для него подготовляется превосходная почва. Здесь он озлобляется против всех и вся, благодаря массе нравственных уколов и толчков, благодаря отвратительной, сугубо арестантской материальной обстановке; здесь он знакомится с альфой и омегой профессионального мошенничества, хотя пока только в теории. В итоге, в тюрьмах арестанты всех мастей и оттенков составляли единую уголовную массу. Такая же обстановка была и на этапах».

Взаимоотношения различных типов преступников, начавшиеся в рамках неполитических кружков и в момент разочарования в пропагандистской деятельности социалистов, привели к появлению «Философии террора». В конце 1879 г. сторонникам указанной теории удалось создать тайную организацию «Народная воля». Свою миссию тридцать ее полноправных членов, входивших в исполнительный комитет, видели в борьбе с царским режимом средствами систематического террора. «Народовольцы» вынесли смертный приговор самому императору Александру II, что ранее было просто немыслимо. Их «обращение к терроризму было признанием своей отчуждённости».

Как впоследствии признавал один из лидеров «Народной воли» Л. Тихомиров, для терроризма «нет нужды ни в поддержке, ни в сочувствии страны. Достаточного своего убеждения, своего отчаяния, своей решимости погибнуть. Чем меньше страна хочет революции, тем натуральнее должны прийти к терроризму те, кто хочет во что бы то ни стало оставаться на революционной почве, при своем культе революционного разрушения». И «приходили к терроризму» в основном незаконнорожденные, холостые или незамужние, вдовцы или вдовы, женщины - словом, все те, кто, так или иначе, чувствовал свою ущемлённость и дискомфорт. Они шли на совершение преступления, прежде всего, не из-за желания помочь семье, родным и близким, а из-за своего постоянного стремления занять таким нестандартным путем достойное место в обществе.

Через совершение убийств императора и других высокопоставленных чинов российской власти террористы-радикалы пытались решить сразу две задачи: деморализовать правительство и преодолеть тот священный страх, с каким народ всегда относился к своему царю. Такое отношение предопределило и обозначило своеобразный водораздел в истории отечественной преступности и российского революционного движения. Прежде всего, насилие окончательно признавалось вполне законным средством политики, тогда как просвещение и убеждение были отброшены как средства негодные и даже пагубные. Но важнее всего другое: представители радикального направления присваивали себе право решать, что является благом для народа, что само по себе уже считается преступлением.

В совершение любого террористического акта в России и за рубежом радикалы вкладывали немалые денежные средства, вокруг которых вращались различные политические и криминальные силы. Подтверждением этому служит, например, разбирательство дела Веры Засулич, стрелявшей в петербургского градоначальника Трепова. Её признали невиновной в процессе борьбы между сановниками-сторонниками и сановниками-недоброжелателями столичного чиновника. После суда преступница спокойно смогла уехать за границу, получив значительную сумму денег.

В сообщениях средств массовой информации и сводках министерства внутренних дел за последние двадцать лет XIX века также нередко проскальзывает информация о том, что служащими тюрем часто перехватывались письма заключенных-террористов на волю, в которых они просили товарищей внести огромный денежный вклад за своё освобождение.

Приведённые выше данные представляют особую ценность потому, что на это время приходится наибольший процент освобожденных политических преступников из тюрем, ссылок и каторги.

Помимо совершения террористических актов радикалы первой волны отечественной социально-политической преступности были причастны к организации повсеместных вооружённых волнений в стране.

Это подтверждает хронологическая таблица действий народников и борьбы против них государственных структур, сделанная одним из революционеров В. К. Дебогорием-Мокриевичем. Также в этот период совместно с либералами представители радикального вида отечественной социально-политической преступности принимали участие в создании благотворительных обществ по оказанию помощи каторжникам и заключенным, размер членских взносов в которые определялся в 1 тыс. руб. в год. К примеру, подобное общество существовало в Москве с 1866 по 1913 г.

Террористическое движение второй волны радикального вида социально-политической преступности конца XIX - начала XX века (представители анархистов, социал-демократов и социал-революционеров) приобрело еще большую силу. Массовый террор усилился волной экспроприаций. Досталось всему российскому обществу. Причем провозглашенный «поиск справедливости» стал напрямую уподобляться общеуголовным видам преступной деятельности: убийствам, воровству и просто насилию.

Из циркуляра Департамента полиции, разосланного начальникам губернских управлений и охранных отделений 11 ноября 1904 г.: «В последнее время члены заграничной организации партии социалистов- революционеров, ввиду происшедших принципиальных разногласий во взглядах на характер соответствующей теперешним обстоятельствам тактики, распались на “старых” и “молодых”, причем последние решили, не теряя ни минуты времени, отправить в Россию эмиссаров для организации в разных местах империи так называемых “боевых крестьянских дружин”. Исходным пунктом для ближайшего осуществления этой задачи должны послужить громадные связи бывшего последователя лжеучений Графа Льва Толстого, а ныне примкнувшего к партии социал-революционеров Князя Дмитрия Александровича Хилкова среди сектантов, которые, по его уверениям, давно уже под гнетом Правительства, превратились в активных революционеров. Подобными связями Хилков располагает будто бы в Ростове-на-Дону, Кавказском крае, губерниях: Курской Харьковской, Полтавской, Тамбовской, по всему Поволжью и во многих других местностях. Оставив Россию, Хилков будто бы никогда не прерывал связи с этими сектантами и постоянно поддерживал с ними отношения письменно и через транспортистов. По его убеждению, они представляют собою готовые кадры активных террористов-революционеров. План такой: эмиссары немедленно по прибытии в Россию размещаются в указанных им районах под видом кровельщиков, маляров и иных чернорабочих, вступают в сношения с заранее намеченными крестьянами и при их помощи формируют местные дружины, которые должны немедленно начать захватывать земли, убивать помещиков и управляющих, грабить и жечь усадьбы, дабы создать известное настроение, поднять за собою массу крестьянства и вызвать широкий аграрный террор.

А вот ещё один пример преступной деятельности группы эсеров- террористов, существовавшей в первое десятилетие XX века в Рыбинске. Из краткого содержания сведений, представленных сотрудником (агентом полиции в стане эсеров) «Крестовниковым» за период с февраля по ноябрь 1910 г.: «В 1907 г. была ограблена казёнка в Чечурине или Чечуре близ Рыбинска. Ограбление совершено рыбинскими эсерами. Все участники грабежа содержатся в тюрьмах: ими был убит свидетель-очевидец этого преступления. Рыбинская группа эсеров располагает деньгами, добытыми в 1906-1907 гг. путем экспроприации Известно, что деньги крупные и менять их опасаются. Через несколько лет разбойное ограбление почтового отделения в селе Александровской Пустыни Николо-Задубровской волости Рыбинского уезда совершено Ярославской и Рыбинской организациями партии социалистов-революционеров Оружие Рыбинской группы хранится в надежных руках и в некоторых случаях является необходимым (как, например, в случаях, связанных с совершенными ими убийствами великого князя Сергея Александровича и простого лодочника (крестьянина) Ивана Волкова, перевозившего долгое время участников группы через Волгу для учинения последними своих злодеяний: террористических актов и экспроприаций) Рыбинская группа социал-революционеров имеет в своем распоряжении печать какого-то волостного Правления Нижегородской губернии и паспортные бланки, похищенные в 1906-м г. во время нападения на одно из волостных Правлений названной губернии, в котором принимали участие и рыбинские эсдеки, оставшиеся безнаказанными Путем этого нападения была добыта печать и около 30 паспортных бланков, из которых печать и шесть бланков уступили эсерам». Во всех совершенных рыбинскими эсерами преступлениях активное участие принимали государственные служащие, а также чины полиции и местных банков. Добытые в ходе совершения экспроприаций, убийств и вымогательств деньги распределялись руководителями данной боевой организации на личные нужды, на выписку пособий семьям арестованных боевиков, а также на организацию освобождения из заключения своих товарищей и других преступников, из которых многие были чистыми уголовниками. Последние, в свою очередь, привнесли в деятельность социал-революционеров еще большую преступную окраску.

К созданию подобных «боевых дружин», напрямую занимавшихся уголовными делами, были причастны и анархисты. Из циркуляра Департамента полиции, разосланного начальникам губернских жандармских управлений, жандармских полицейских управлений железных дорог и охранных отделений 12 июня 1908 г.: «Новые анархисты агитируют среди интеллигенции, преимущественно среди студентов и старших воспитанников и воспитанниц средних учебных заведений. Новые анархисты стоят на той же точке зрения, что и чистый анархизм, вливающийся в революцию. По их мнению, он является лучшим средством для достижения главной цели революции - свержения самодержавия. Кружки новых анархистов распространяются по России довольно сильно».

Из циркуляра, опубликованного 11 июня 1910 г.: «Инициативная группа анархистов юга, не отказываясь от систематической террористической деятельности, подготовила большое количество оружия, боевых дружин и т.д. (средства борьбы анархистов) Заграничная группа должна состоять из трех частей: а) кружок боевиков, б) кружок контрабандистов и в) кружок связей Боевая дружина возьмет на себя добывание средств для существования группы, будет совершать террористические акты и руководить школой боевиков».

Одним из результатов преступной деятельности «боевых дружин» российских анархистов, эсеров и эсдеков стало непосредственное участие радикалов в совершении уголовных преступлений, никак не связанных с их политическими идеями, целями и задачами. Прибегая к воровству, убийствам незнатных соотечественников, революционные боевые организации даже распределяли территорию между собой, в границах которой они и учиняли свои злодеяния.

Подобный пример находим вновь в Ярославской губернии, где жандармы Погостовской волости помогли обезвредить одну из таких группировок, занимающуюся воровством в г. Петровске. Из телеграммы Переяславскому исправнику (1910 г.): «Просим сказать уряднику Волкову, чтобы он не ездил в чужую губернию догонять воров, а то мы ему голову сорвём. Он отнял кусок хлеба. Этого если не будет, то посмотрите. Нас от него уж сидит много. Мы у него не воруем. Обращение к чинам полиции. Пираты».

Со временем активная преступная деятельность российских радикалов была перенесена и за рубеж. Особенно от неё пострадала Англия, Франция, Швейцария и Германия. Известны случаи совершения ими преступлений даже в Монголии. Российские политические преступники крайнего толка в основном осуществляли там массовые террористические акты и многочисленные экспроприации. Причем экспроприировали в основном не денежные средства крупных капиталистов, а заработную плату простых рабочих, за интересы которых якобы боролись российские революционеры-боевики. «Times» от 25 января 1909 г. сообщает следующие подробности о грабеже, совершенном русскими экспроприаторами в Лондоне. Они ограбили кассира с завода Шнуриена, нёсшего зарплату рабочим. Было украдено около 1 тыс. руб. При этом было убито несколько человек, попытавшихся задержать преступников. В момент задержания один из них покончил с жизнью, выстрелив в себя. Другой позднее также покончил с собой. Полиция установила их личности. Грабитель оказался Павлом Гефельдом, русским, из Риги, жившим в Англии уже 2 года. Его товарищ, по имени Яков, также русский подданный. Оба анархисты и участвовали в нескольких покушениях в России. Как отмечает газета, недавно, по инициативе штаба анархистов, находящегося в Лондоне, была совершена еще одна экспроприация на Шефтобюргавеню».

Нелегальная и полулегальная криминальная деятельность радикальных партий за границей в начале XX века постепенно приобретает и некоторый созидательный характер. Ими создаются пусть и немногочисленные, но активно действующие различные общественные объединения, пытающиеся бороться за освобождение своих товарищей из мест заключения законными путями и методами.

Например, в Париже среди чинов партии эсеров образовалось «Общество борьбы с каторгами, тюрьмой и ссылкой» (1912 г.). Оно преследовало следующие цели: а) борьбу за улучшение условий заключения; б) освобождение политических заключенных и ссыльных. Свою деятельность организация осуществляла через «воздействие» близких людей на членов тюремного ведомства, через проведение общественных протестов, через смещение «особо свирепых» чиновников. Она заводила необходимые связи с лицами, финансировавшими «особые автономные группы» по освобождению заключенных и ссыльных, собирала нужные сведения о тюремных этапах, дорогах и конвоях, печатала               воззвания, информировала прессу. Но организации не были чужды и               проповедуемые всеми радикалами идеи антизаконной борьбы с государством. В Обществе обучали осуществлению побегов из тюрем и каторги, добыванию оружия. Его руководители (А. А. Карегин, А. П. Бессель, В. М. Эйхенеаум, В. А. Плеханов, З.И. Выровой, М. Гольданит) стремились легализовать свою деятельность во Франции или Англии, но неудачно. После этого в 1915 г. Общество было распущено.

Добыча и доставка оружия в Россию представителями радикальных партий (и вида отечественной социально-политической преступности) способствовали установлению их связей с международными преступниками и мировыми контрабандистскими организациями. Наиболее преуспели в этом деле российские социал-демократы, которые в отличие от других представителей радикального криминального движения почти не афишировали свою причастность к уголовному миру. Так еврейская социал- демократическая партия «Бунд», действовавшая в основном на территории Польши и Прибалтики, и РСДРП покупали оружие у контрабандистской организации Аргентины «Авангард». Более того, зафиксировано письмо, в котором аргентинские преступники просят у отечественных эсдеков предоставить им крупную сумму на организацию указанной группировки, что позволяет сделать вывод о руководящей роли российских политических сил в мировых преступных кругах.

Только за период с 1909 по 1911 гг. за счет контрабанды оружия, совершения террористических актов и экспроприаций российским социал- демократам удалось собрать капитал в 3265 руб. 55 коп. После опубликования манифеста 1905 г. и частичной легализации деятельности эсдеков источники для пополнения бюджета их организации значительно выросли.

Из циркулярных писем, извещений, резолюций совещаний, собранных одним из лидеров «Бунда» В. Бурцевым, видно, что число источников финансовых поступлений для партии к 1910 г. значительно превысило аналогичный показатель 1905г. В указанных документах также перечисляются новообразованные группы содействия «Бунду» и РСДРП в Берлине, Бонне, Брюсселе, Франкфурте-на-Майне, Женеве, Генте, Кенигсберге, Карлсруэ, Льеже, Лейпциге, Мюнхене, Нанси, Париже, Вене, Цюрихе, Глазго, Ливерпуле, Лидсе, Давосе, Монпелье, Антверпене, Бремене, Баден Бадене, Дрездене, Фрейбурге, Гренобле, Гамбурге, Генуе, Кракове, Капре, Лугане, Либо, Марбурге, Метце, Штутгарте, Тулузе, Виднице и др. Средства, перечислявшиеся на счета бундовских социал-демократических групп, созданных в этих городах, в основном являлись вложениями от неизвестных лиц, что позволяет предположить (как и в случае с либеральными партиями) об их причастности к криминальным элементам.

Также «Бунд» и РСДРП получали финансовую помощь из банков Женевы, Лондона и Нью-Йорка, где находились счета еврейско- демократического общества «Единство» («Zunkuft»), активно занимавшегося преступной деятельностью (в том числе и террористической) на территории Англии, Германии и Палестины. В общем, за 1909-1911 гг. российские социал-демократы получили от всех перечисленных выше поступлений сумму в 9720 ф. 88 ст.

В итоге, деятельность отечественной радикальной социально-политической преступности за рубежом к концу первой четверти XX века достигает гигантских размеров и охватывает почти все стороны жизни крупных европейских держав и государств Северной и Латинской Америки.

Подводя к логическому завершению разговор о представителях радикального вида социально-политической преступности России во второй половине XIX - начале XX века необходимо сказать о том, что именно им удалось наладить наиболее тесные связи с общеуголовной преступностью. И именно этому союзу под силу было решить первостепенную задачу всего отечественного политического криминала - уничтожить прежний государственный строй, разрушить старые общественные порядки и построить новое криминально-революционное государство. О том, что указанную выше задачу совместно решали политические и уголовные преступники говорили и сами представители радикального крыла (вида) социально-политического криминала России начала XX века.

Например, один из лидеров, идеологов российских социал-демократов JI. Б. Красин, рассказывая в письме своей жене и детям о штурме Зимнего дворца 25 октября 1917г., подчёркивал, что среди матросов и солдат было очень много преступников, «вернее, переодетых солдатами уголовных элементов, коснувшихся слегка кое-каких сундуков с драгоценными вещами».

Неслучайным является факт, что непосредственно большевикам (представителям российской социал-демократии), имевшим в своем арсенале и массу уголовников, удалось поставить окончательную точку в революционной борьбе в России начала XX века. Признавая только себя единственной революционной партией в России и сильнее будоража народ, большевики, опираясь на террористов, экспроприаторов, убийц и воров, не искали компромиссов с властью, с другими революционными силами страны.

Более того, они напрямую объявили им войну, в которой должны были выжить силы, обладавшие большей революционной энергией».

Третьим, самым немногочисленным по сравнению с другими видами отечественной социально-политической преступности второй половины Х1Х-начала XX века, явилось консервативный вид. Известно, что государственная власть и приближенные к ней чины зачастую сами преступали через закон, совершая антиобщественные действия во имя «порядка». Постепенно потеряв нить контроля над общественной ситуацией в ходе проведения реформ, абсолютизм, с одной стороны, вынужден был продолжать проводить их, а с другой, пытаясь удержать трон, усиливал репрессивные меры как по отношению к населению, так и по отношению к своим чиновникам, которые, в свою очередь, уходили либо в оппозицию, либо еще больше показывали свою верноподданность, превознося насильственную борьбу со всеми возможными оппонентами самодержавия. Это явление напрямую было связано с эпохой дворцовых переворотов, а возникшие в нем организованные преступные группировки становились прямыми последователями существовавших ранее придворных клик.

Со второй половины XIX века представители данного вида преступности России (чиновники, дворяне, духовные лица, другие знатные особы) начали играть роль своеобразных провокаторов. Особенно это отразилось на процессе увеличения преступности на национал - шовинистической почве. В этом смысле не последнее место заняла деятельность боевой организации Союза Русского Народа «Черная сотня». Несмотря на то, что некоторые исследователи стремятся обелить ее и называют «работу» группировки «охранительной», направленной на защиту интересов государства и общества, это утверждение лишь отчасти является верным.

Например, в отношении поднятого организацией еврейского вопроса справедливость данного утверждения состоит лишь в том, что по статистике отделения по охране общественной безопасности и порядка в Москве при управлении Московского градоначальства в 1907-1909 гг. полицией разыскивалось в регионе из семнадцати особо опасных преступников десять иудейского вероисповедания. Однако это не повод для того, чтобы устраивать «национальные чистки» по всей стране, которые прошли в первое десятилетие XX века, затронув все слои российского общества, тем самым, увеличивая волну преступности, а значит и волну общественного недовольства. Вот несколько примеров этого явления.

В Иваново-Вознесенске 24 октября 1905 г. «начался еврейский погром: разграблено много лавок; есть убитые и раненые. Толпа с белыми значками и царским портретом ходит по улицам. Освобождены политические заключенные». В январе этого же года в Балте разбойники ограбили торговцев-евреев, убив одного из них, Люмбарского.

Составленные в основном из фанатично преданной православию молодежи и духовных лиц, не понимающих и неверно трактующих его сущность, «черносотенцы» вступали в конфликты с представителями и других религиозных течений, существовавших в России. Так 23 октября 1905 г. в Баку, по сведениям полиции, они каким-то образом спровоцировали погром в армянской части города, в результате которого был убит 51 армянин, один русский, один грузин, двое татар и евреев; ранено 38 армян, 14 русских, 1 еврей, 4 мусульманина, двое неизвестных; сожжено 18 домов, из них 24 армянских, 1 русский, 1 татарский; сожжены также две городские будки; ограблены 36 человек, из которых 19 армян, 4 русских, 5 грузин и 3-е евреев.

Боевой организации Союза Русского Народа был так же, как и другим политическим силам страны, не чужд терроризм, которым руководили и напрямую участвовали лидеры указанной структуры А. И. Дубровин и В.М. Пуришкевич. Первый организовал, например, неудачное покушение на известного российского политического деятеля С. Ю. Витте. Другой вместе с князем Ф. Ф. Юсуповым совершил убийство Г. Распутина.

Совершать террористические акты «черносотенцам» было намного легче, чем радикалам. Они совершались с ведома высокопоставленных лиц из министерства внутренних дел, министерства юстиции и Департамента полиции. Например, организация покушения на жизнь того же Распутина началась при непосредственном участии А. Н. Хвостова, бывшего в те годы (1915 г.) министром внутренних дел. Он предлагал некоторым чинам своего ведомства заняться «устранением» старца. Но процесс затянулся и скоро стал известен самому целителю и императрице. А. Н. Хвостов сразу был отправлен в отставку, но дело, начатое им, продолжало жить, достигнув логического завершения.

Под видом секретных агентов «черносотенцы» зачастую совершали самые дерзкие убийства видных политических деятелей страны. Так один из агентов охранного отделения еще до революции 1905 г. принял участие в убийстве Герценштейна в Финляндии, совершенном под совместным руководством Департамента полиции и Союза Русского Народа, «который в то время слился с охранным отделением так, что трудно было найти, провести черту, где кончаются агенты секретной полиции и где начинаются деятели Союза Русского Народа, действовавшего в Петербурге под главным начальством доктора А. И. Дубровина, а в Москве - протоирея И. И. Восторгова.

Перечисленные примеры позволяют говорить о развязывании представителями консервативного вида социально-политической преступности России второй половины XIX - начала XX века государственного террора, под которым понимаются санкционированные правительственные репрессии, проводимые государственным аппаратом и приближёнными к ним лицами с целью удержания власти.

Таким образом, одним из результатов процесса слияния отечественной социальной (уголовной) и политической преступности явилось формирование нового объединенного российского криминалитета, призванного решать более глобальные антизаконные задачи. До сих пор его роль современными учеными до конца не оценена.

Вообще, преступная деятельность отечественных политических сил, полностью слившихся с уголовщиной, привела к тому, что население страны, почувствовав бесконтрольность со стороны ослабевшей со временем власти и свободу, превратилась в безликую массу, которая «идет туда, куда ей укажут». Однако, по словам одного из зарубежных мыслителей И. Шумпетера, для того чтобы произвести революцию, одного социального недовольства населения недостаточно: «Ни наступление удобного момента для начала, ни реальные или воображаемые обиды сами по себе, как бы много они ни значили, не достаточны для того, чтобы вызвать активную неприязнь к общественному порядку. Для создания такой атмосферы необходимо, чтобы была некая группа, в чьих интересах раздуть и организовать недовольство, взлелеять его, стать его рупором и возглавить». Указанной группой в России начала XX в. и явился, по нашему мнению, новый объединенный отечественный криминалитет, статус которого формировался в новых условиях политической, экономической и культурной жизни страны.

 

Автор: Смирнов М.А.