11.12.2012 3017

Организованная преступность в органах государственной власти России второй половины XIX - начала XX века

 

Одним из показателей значительного роста преступности и процесса возникновения и эволюции организованных криминальных группировок является парализация функций властных структур, которые не могут не только бороться с распространением криминала в отдельно взятом государстве, но и сами начинают активно осуществлять антизаконные действия.

Число государственных преступлений чрезвычайно велико, но по своей сущности они очень похожи. Властные полномочия напрямую дают право отдельным лицам или группе лиц незаконно распоряжаться в собственных интересах не только государственным имуществом, но и подчинёнными им людьми. В то же самое время образуемые подобными представителями административного аппарата преступные группировки легко осуществляют свою деятельность под прикрытием закона. Это даёт им также возможность сотрудничать с другими криминальными объединениями, не входящими в сферу государственного подчинения. Достаточно отлаженная централизованная государственная система власти, сформированная в течение нескольких столетий, доводит такое положение вещей до минимума, но в случае кризисных ситуаций в стране именно она является наиболее благоприятным условием для возникновения огромного количества указанных выше группировок.

На историческом фоне России можно наблюдать примеры зарождения и процветания подобных преступных структур. Их судьба неразрывно связана с процессом построения (разрушения) отечественной государственной системы власти, замедлявшей или ускорявшей постоянное развитие данных антиобщественных сил. Впервые они упоминаются в период возникновения государственного строя в Древней Руси. В это время зарождается одна из простейших форм организованной преступности в органах государственной власти - придворная клика, имевшая зарубежные корни, начиная с варяг и заканчивая поляками и немцами, и околокняжеское происхождение. Хотя клики и принесли с собой нечто прогрессивное, но в то же время посеяли отрицательное семя, которое произросло на русской бунтарской почве в форме уродливой организованной преступности. Таким явлением, например, можно считать «бироновщину», парализовавшую деятельность всех государственных органов власти первой половины XVIII века (с самого верха до самого низа).

Следующим этапом формирования преступности в российских эшелонах власти стал фаворитизм, который продолжал эволюционный процесс становления придворных клик в стране. Своего наивысшего расцвета он достиг в период правления Екатерины II. В отличие от околокняжеских группировок фаворитизм позволял сплачиваться и нелегально действовать криминальным силам не только в тени монарха, но и в кругу его приближенных, или бывших приближенных. «Близкие сподвижники» ушли дальше своих предшественников в смысле осознания последствий достижения поставленных целей. Но их действия по-прежнему оставались сумбурными и малоорганизованными, а в центре каждой из подобных «структур» находилась одна из знатных фамилий России, прикрывавшая и регулировавшая деятельность последних.

Деятельность преступных придворных группировок представляла собой совершение ряда заговорщических переворотов с целью посадить на трон себе угодных правителей, через которых можно было бы управлять государством. Основа первых преступных групп в России комплектовалась по сословному принципу. И их основной задачей являлось достижение не личной власти, а власти «угодных императоров» с помощью которых можно было защищать интересы небольших локальных сообществ. Воронцовы, Галицины, Долгорукие, Меньшиковы, Орловы и Потемкины навсегда оставили след в российской истории.

Тем не менее, криминал в административной системе страны долгое время оставался в небольшом количестве, не представляя серьезной угрозы для существовавшего в тот период государственного устройства в целом, и развивался лишь в рамках политической жизни России, практически не касаясь общеуголовных дел. Число этих преступлений, совершаемых в основном представителями высших чинов власти, было весьма незначительным и своевременно пресекалось государством. Залог данного успеха всецело был во внутренней дисциплине и саморегулировании государственной власти, которая своей мощью приостанавливала процесс необратимого разложения старых порядков, существовавших в России в сравнении с Западной Европой долгое время. Это загнивание было следствием тех изменений, которые происходили во всем мировом сообществе. Отразились они и на самом российском самодержавии. По словам известного отечественного революционера Л. Д. Троцкого, русский абсолютизм развивался под непосредственным давлением западных государств. Он усвоил их методы управления и господства гораздо раньше, чем на почве национального хозяйства успела возникнуть капиталистическая буржуазия. «Абсолютизм уже располагал огромной постоянной армией, централизованным бюрократическим и фискальным аппаратом, входил в неоплатные долги европейским банкирам Капитал этот нередко сразу являлся в лице огромных безличных акционерных предприятий». Раздутый извне, при непосредственном участии абсолютизма, административно-зависимый своеобразный мыльный пузырь рано или поздно должен был лопнуть, поколебав при этом иерархию и мощь российской власти, которая долгое время сохраняла свою относительную чистоту и порядочность в глазах народа. В этом изначально определилась противоречивость российской государственности, понимающей собственную силу и не приемлющей либерализм на западный манер. Необратимым следствием такого развития отечественной государственной системы власти непременно должно было стать участие многих её представителей уже во всех сферах антиобщественной жизни страны.

Начавшаяся волна реформ во второй половине XIX века, значительно ослабившая государственный аппарат, благоприятствовала успешному прохождению данного процесса. По словам одного из российских министров тех лет С. Ю. Витте, уже в окружении самого царя-реформатора Александра II многие видные чиновники «грешили собственной нечистоплотностью», имея странные дела в России и за границей. Например, министр двора Адлерберг был человеком чрезвычайно умным, талантливым и весьма культурным «он был другом императора Александра II и имел на него большое влияние. Но Адлерберг был постоянно запутан денежно, т. е. проживал всегда больше того, что имел. В молодости он делал долги, и ходили слухи о его различных денежных некорректностях, хотя слухи эти после его смерти не подтвердились, так как он не оставил после себя никакого состояния. Просто в денежном отношении он был несколько «жуир».

Всё это не казалось бы таким странным (при предыдущих самодержцах также были свои министры - «жуиры», например, А. Д. Меньшиков), если бы не прямое участие Адлерберга (приближенного непосредственно к императору после того, как он преданно покрывал всю жизнь Александра II до его морганатической женитьбы с княжной Долгорукой) в грязных делах компании Брегера, получившего подряд в русско-турецкую войну 1877-1878 гг. В конце концов, за счет этого огромного подряда компания нажила довольно большие деньги; в то время она была «притчей во языцах», все указывали на крайние злоупотребления и вообще на нечистоплотность всего этого дела.

В будущем через княжну Долгорукую, а впоследствии через княжну Юрьевскую, при деятельном участии Адлерберга устраивалось много денежных дел довольно неопрятного свойства.

Другой министр Черевин, бывший начальником царского конвоя при Александре II и ставший генерал-адъютантом при Александре III, жил с некой княжной Радзивилл, у которой после его смерти обнаружили не вполне чистые дела, из-за которых она была вынуждена уехать в Англию.

Активное участие министров в вовлечении властных структур государства в преступный мир было своеобразным отражением процесса ослабления регулирования самодержавием общественной жизни, где министерство юстиции, министерство внутренних дел, департамент полиции, точнее чиновники, служившие в этих и других силовых ведомствах, играли наиболее важные роли. Быстрое изъятие у них солидной части функций, данных монархией в прошлые столетия для наведения порядка в стране, привело к тому, что министры и все нерядовые подчиненные на местах получили возможность для бесконтрольного личного обогащения и узурпации теневой и провинциальной власти. В свою очередь, это сказалось на значительном росте преступности в армии, полиции, почтовых службах, судебных учреждениях, адвокатуре, банковских структурах и других ведомствах командно-административного аппарата Российского государства второй половины XIX- начала XX века.

Относительное спокойствие абсолютизма и продолжение проведения преобразований в органах правопорядка при осознании им будущих последствий понятно. Самодержавие, стремясь сохранить монополию власти, оказалось перед выбором: либо пожертвовать главной опорой и удержать власть с помощью осуществления демократических реформ, поднимавших ее авторитет, либо ужесточить репрессии, введя крайне консервативный внутренний и внешнеполитический курс, что практически было невозможно сделать в новых условиях. Это и подтвердило впоследствии царствование Александра III и Николая II. Выбитые из обычного русла жизни предоставлением «свободы действий» сановники, прежде всего силового аппарата, часто использовали её исключительно в корыстных целях, привлекая для этого собственный круг подчинённых.

В итоге, только за период с 1875 по 1879 гг. процент служебных преступлений по отношению ко всему количеству совершенных антизаконных деяний вырос с 3,73% до 5,7%. Преступления, совершенные представителями перечисленных выше ведомств и министерств ужесточаются с каждым годом: все большее число являющихся на службу государственных чиновников различных категорий принимают в них участие; появляются собственные организованные преступные группировки.

В большей степени от процесса возникновения и эволюции организованных преступных группировок в органах власти дореволюционной России пострадало всё-таки офицерство. Его непререкаемый авторитет поддерживался всеми русскими царями и императорами, сумевшими расширить круг их функций. Данная сила не только контролировала жизнь общества, но и регулировала его отношения.

Военная реформа 1874 г., а также реформа в области судопроизводства и права (1864-70-е гг. XIX века) изменили положение и социальную роль офицерства, ослабили его в рамках демократизации полиции и, в первую очередь, армии. В итоге, опора самодержавия стала разлагаться изнутри. Катализатором этого процесса явилась русско-турецкая война 1877-1878 гг., русско-японская война 1904-1905 г. и I мировая война, в ходе которых криминализировались многие воинские части и подразделения вместе с их офицерским корпусом. Если ранее преступные деяния офицеров в основном совершались в интересах придворных клик и вышестоящего начальства, то теперь - в личных интересах или в интересах определенного круга лиц командного состава (необязательно высшего). Что касается направленности преступлений, то их круг чрезвычайно широк: от взяточничества и коррупции до антизаконных действий, связанных с уголовным миром. Но характер офицерских преступлений по сравнению с рядовым контингентом был более изысканным и скрытным, преимущественно средней тяжести.

Значительный рост преступности, процесс возникновения и эволюции криминальных организованных группировок в офицерской среде российской армии стали распространяться, прежде всего, в западных, южных и в восточных территориях государства. Их очагом были Прибалтика, Польша, Западная Украина, а также Кавказ и Средняя Азия (там, где велись активные боевые действия). На Западной Украине преобладали преступления, связанные с провозом контрабандных товаров. По информации, опубликованной в «Судебном вестнике» «контрабандой начинают заниматься лица, состоящие на государственной службе, вся обязанность которых заключается в том именно, чтобы следить за нашею пограничною чертой и не допускать провоза контрабандных товаров. Что подобные факты существуют - это подтверждается двумя обвинениями, возведенными на двух офицеров местной пограничной стражи». Другие аналогичные сведения в российской прессе стали замечаться с 1875 года, Первыми центрами антизаконных действий стали Каменец-Подольск, Варшава и другие западные города России. В Волочиске при ревизии были обнаружены пропуски товаров без внесения в казну пошлин, задержаны 20 ящиков контрабандных товаров, пропущенных через таможню и направлявшихся через Одессу и Бердычев; было раскрыто участие в преступлении начальника таможни. Виновные, офицеры русской пограничной стражи, бежали, убив австрийского пограничника и обокрав таможенный магазин на несколько тысяч рублей. В печати подчеркивалось, что данный факт был неразрывно связан с усилением в таможенном гарнизоне разгульной жизни, с ростом здесь пьянства и азартных игр. В соседних городах была такая же ситуация.

С преступной деятельностью российских таможенников можно, по- видимому, связать и распространение наркотических средств, изготовленных из мака и конопли.

Рапорты Министру Юстиции пестрили сообщениями о преступлениях, совершенных и низшими воинскими чинами: прапорщиками, унтер- офицерами и другими служащими. Большое число преступлений совершали служивые люди, ушедшие в отставку или отпущенные в отсрочку. Например, в Ярославле временно отпускной старший писарь унтер-офицерского звания совершил два грабежа с насилием и без насилия. Обычно суд благосклонно относился к преступникам, имеющим воинские звания и представляющим органы правопорядка. В большинстве случаев они оправдывались или приговаривались к малым срокам заключения, а то и просто ограничивались штрафами. Такое состояние дел в сфере наказания преступников, служивших в силовых ведомствах государства, толкало их к свершению более тяжких преступлений. Например, в 1904 г. в Самаре разбиралось дело отставного лейтенанта флота и инспектора судоходства самарского участка по реке Волге, обвиненного в израсходовании денег на сумму в 3153 руб. 24 коп. в свою пользу. Заплатив государству залог в 500 руб., обвиняемый поступил на морскую службу старшим артиллерийским офицером на эскадренный броненосец «Император Александр II», принадлежавший к III Тихоокеанской эскадре. И такие случаи, когда преступников не лишали воинских званий, не были единичными.

Всё это способствовало тому, что уже и служащие полиции, не боясь потерять свои должности, начали активно совершать антизаконные деяния.

Проведенная реформа полиции в период с 1862 по 1880 гг. должна была централизовать командно-административный аппарат (объединение городской и уездной полиции в единую полицейскую систему со сложной «иерархической лестницей»), который предполагалось подчинить непосредственно министерству внутренних дел.

Созданный департамент государственной полиции с 1883 г. начал активно действовать по двум взаимосвязанным направлениям: 1) борьба с уголовной преступностью и 2) борьба с политической преступностью. Результатом этого, с одной стороны, стало увеличение вышестоящего командного состава, а с другой, сокращение числа представителей полиции на местах с обширными подведомственными им территориями. Единоличная власть губернских, уездных и волостных исправников, начальников местных управлений полиции и жандармерии становилась фактически бесконтрольной, а деятельность их подчиненных номинальной. К началу 80х гг. XIX века участились случаи превышения власти служащими в полиции. Это явление существовало и раньше, но не имело столь печальных последствий как, например, во Владикавказе, где любой гражданин мог быть арестован по ложному обвинению, а в лучшем случае избит служителями закона. Аналогичные факты имели место и в других регионах России.

Главными причинами такой деятельности полиции являлись также: неподготовленность к службе полицейских; слабая организованность действий полиции (малочисленность раскрываемых преступлений в начальной фазе); малочисленность полицейских участков; недостатки уголовной процедуры при производстве предварительного следствия; отсутствие авторитета полиции у прокуратуры и судебных следствий.

Ярким примером дезорганизованности и неподготовленности полиции к борьбе с преступностью является случай, происшедший в Старой Руссе 20 февраля 1882 г., где слушалось дело о полицейском десятском, обвинявшемся в отпущении арестанта. Естественно, что окружной суд признал его невиновным, приняв к сведению факт, что полицейский является инвалидом (не имел на левой руке трех пальцев, а правой рукой совершенно не владел).

Преступления, совершенные полицейскими, рассматривались монархией как отдельно взятые явления, что позволяло преступникам в серых воротничках осуществлять свои злодеяния систематически и организованно. Полицейские зачастую становятся инициаторами и активными участниками многих преступных группировок. Например, в 1882 г. в Москве была раскрыта шайка воров, в которой находились чины сыскной полиции в составе некого Тарина и Сергеева. С каждого украденного рубля они получали 25%. После своего задержания, заплатив другому чиновнику сыскной полиции Николасу 100 руб., преступники - полицейские были освобождены вместе с главарем банды неким Гординым. При расследовании дела оказалось, что почти весь участок полиции, на контролируемой территории которого орудовала шайка, был замешан в преступной деятельности последней, прикрывая долгое время ее участников от арестов за значительные вознаграждения.

В полицию активно начинает проникать уголовный элемент, который под покровительством «высоких особ» делает головокружительные карьеры, при этом организуя в недрах ведомства преступные группировки под своим началом для совершения новых злодеяний.

Например, интересна «эпопея подвигов» красноярского исправника Васильева. «Его исправническая деятельность начинается с того момента, когда он освободился из-под суда по обвинению в убиении мещанской дочери Растрепиной. В это время, в 1871 г., Васильев служил земским заседателем в Минусинском округе. Оборванный, голодный, истощенный следствием и судом до последней копейки, будущий начальник находит покровительство в лице одного из чинов Совета главного управления и назначается сперва балаганским исправником (Иркутская губерния), а затем переводится в сибирскую Эльдорадо - Енисейскую губернию - канским исправником. Здесь при нем увеличиваются во всех волостях сверхсметные сборы на содержание приставов; скопившиеся податные недоимки переводятся на ссыльных и, по безнадежности к взысканию, исключаются со счетов казны, между тем как взыскания ее продолжаются с сельских общин, уже помимо счетов казначейства, и поступают в карманы волостных писарей и исправников; на содержание чинов полицейского управления является ресурс - выборная служба десятских при полиции, которых избирают по волостям едва ли не целую роту, но вместо службы, с них собирают деньги и отправляют к сохе; составляются подложные документы о сложении со счетов запасных магазинов хлебной недоимки, и этим сложением покрывается вахтерская растрата; расчеты волостных писарей переводятся на неповинных безграмотных старост, которые или беспрекословно вносят деньги, или заключаются в острог, как, например, Ирбейский староста Коростылев, просидевший через подобный подлог в канском остроге 1 год и 9 месяцев, пока следователь, минуя все затруднения, был в силах доказать его невиновность. В конце концов, все это систематизированное хищение формируется в 21-томное следственное производство, которое было начато по доносу ирбейского сельского писаря Орлова. Тем не менее, далее происходят удивительные события: Орлов заключается под стражу; Васильев, приказом генерал-губернатора, для исправления Красноярского округа, назначается его исправником; следователь, донесший начальству о неизбежной посылке Васильева в острог, заменяется другим лицом».

Приостановление данного дела после вмешательства прокурора позволяет говорить о том, что в рассматриваемом регионе криминальные силы уже к 80-90 гг. XIX века занимали ответственные посты в органах местной власти и в короткий срок подчинили себе все стороны жизни края.

Об активном проникновении преступных элементов в аппарат силовых и судебных органов государства свидетельствуют и многочисленные письма министру юстиции в данный период. Например, «Анонимное письмо Министру Юстиции о беспорядках, существовавших в судебном ведомстве при его предшественнике К. И. Палене» от 18 июня 1878 г. Как видно из содержания письма, оно было прислано из западных губерний России (Брянск, Конотоп, Нежин, Чернигов, Харьков). В письмо поднимается проблема национальной преступности в судебных органах. И если даже предположить, что это есть на самом деле желание местной власти сгустить краски по еврейскому вопросу, то и тогда можно увидеть картину, касающуюся исследуемой темы.

В Черниговской губернии завелась «жидовская шайка, состоящая из Тираспольского купца Берки Черкинского, облаката (прозвище адвокатов) Мовши Дельмерштейна, поляка Пасхаржевского, которые напали на молодого двадцатилетнего унтер-офицера А. Тарковского, приехавшего из Москвы в Кошары, поили его у арендатора Рохлина две недели и, наконец, ограбили, заставив выдать портному вексель на 20 тыс. руб. Черкинский получил улиточную запись на 20 тыс. руб. и долю имения ограбленного» При разбирательстве дела оказалось, что к нему была причастна вся адвокатская община города, которая отказалась защищать пострадавшего.

В данном письме мы находим несколько аналогичных фактов и по другим территориям России. В конечном итоге, опуская все подробности написанного, авторы письма смеют давать инструкции Министру юстиции в отношении устройства всего судопроизводства страны, что также наводит на мысль о чрезмерном влиянии теневых структур даже на высшие органы силового аппарата государства.

Оценивая зарождение и эволюцию организованной преступности в судебных учреждениях России во второй половине XIX- начале XX века необходимо отметить несколько обстоятельств, заметно повлиявших на прохождение данного процесса очень быстрыми темпами.

Во-первых, судебная реформа 1864 г. основательно изменила не только всю систему судопроизводства, но коренным образом сказалась на преобразовании всего российского законодательства, в котором одновременно существовали старые и новые государственные принципы.

Во-вторых, она проходила медленно и неравномерно по всей территории России, противопоставляя друг другу имперское и местное законодательство.

В-третьих, многократное изменение уголовных кодексов, введение состязательного судебного процесса и обобществление судебных органов (введение института мировых судей) способствовали размыванию их роли и функций в государственной системе наказаний.

Все это создавало правовые пустоты в законодательстве страны, которые могли интерпретироваться представителями судебных учреждений в угоду собственной наживе. Естественно, что первыми к новым условиям приспособились адвокаты. Они, объединяясь в своеобразные союзы, вели сложные дела и получали от клиентов крупные суммы, которые впоследствии, по сведениям средств массовой информации за 1875 г., растранжиривались ими на кутежи и безумную роскошь. Огромное количество таких случаев приводило к тому, что в означенный год адвокатам запрещалось защищать подсудимых именно по уголовным делам. Но это не мешало им получать средства нелегально и заочно защищать своих «подопечных», прибегая при этом к «услугам» отдельных полицейских. Вот один из таких примеров. В марте 1880 г. в Ялте проходил процесс по делу полицейского надзирателя Дубинского, который в сговоре с подобными «служителями закона» за определенную плату «избавлял человека от присужденного судом наказания» и с «полного согласия» местного исправника, участвовавшего в деле, продолжал служить государству и закону. Дело продолжалось в течение трех лет, и после судебного разбирательства все его участники были либо освобождены (Дубинский), либо переведены для службы в другие участки города (адвокаты).

В течение двадцати с лишним лет преступления, совершаемые подобными структурами и организациями из силовых ведомств, увеличивались, и уже к 1909 г. Министерство юстиции, Департамент полиции и Сенат косвенно признали тот факт, что их отделы имеют связи с уголовным миром. Представители этих ведомств говорили о чрезмерной зависимости правоохранительных органов от разнообразных общественных учреждений, « не могущих обойтись без услуг и содействия их и зачастую регламентирующих своими собственными уставами, инструкциями, наказаниями и т.п. не только рамки, но и даже способы этого содействия».

В межреволюционные годы, а особенно в период I мировой войны число организованных преступных группировок в армии, полиции и судебных органах, как и по всей стране, значительно увеличивается. В них, по сведениям Министерства юстиции, начинают активно принимать участие в основном или чины среднего и низшего командного состава, или обыкновенные рядовые служащие-дезертиры, занимающиеся вооруженными грабежами, убийствами и подделкой военных документов. Например, в начале 1916 г. в Харькове была раскрыта крупная преступная группировка военнослужащих, «поставившая себе целью освобождение призванных на военную службу за определенное вознаграждение Шайка снабжала своих клиентов поддельными удостоверениями военного начальника о разрешении отпусков и даже о совершенном освобождении от службы, по болезни, низших чинов. Определенная группа лиц имела также во многих местах сообщников, так или иначе, способствовавших осуществлению планов по освобождению от военной службы. Они передавали в распоряжение шайки бланки различных учреждений по-видимому, на время за некую плату и поддельную печать военного начальника. В 1917 году в Тверь «под усиленным контролем милиции была доставлена из Старицы шайка разбойников из 28 человек. Из них 8 военных австрийцев, остальные дезертиры. О разбойных похождениях шайки говорил весь уезд».

Представители силовых структур в составе организованных преступных группировок также принимали участие в ограблениях, в ходе которых «изымались» оружие, деньги, военная одежда и многое др. Значительная подверженность органов правопорядка преступности негативно сказывалась и на отношении к ним населения, отдельные представители которого жестоко расправлялись с «перебежчиками», избивая их, заживо сжигая в участках, как, например, в 1905 г. подобное случилось в Ялте.

Но организованная преступность развивалась и в других государственных ведомствах России второй половины XIX - начала XX века. При увеличении общего числа преступных деяний, совершенных чинами административных учреждений, большой процент падает на преступников, так или иначе связанных с финансовой стороной дела.

С 70-90-х гг. в сводках Министерства юстиции и средств массовой информации в значительном количестве появляются сведения о бесследном исчезновении крупных банковских капиталов. Они либо растрачивались служащими, либо употреблялись в частных интересах (подделка документов, векселей и т.д.) Таким, например, является рассмотренное в Виленской губернии дело акцизных чиновников, обвиненных судом в 20 преступлениях и принесших убыток от хищений на сумму более, чем в 1 млн. руб.

Почти все приведённые факты говорят о том, что сначала преступники действовали по воле обстоятельств, не систематически, даже сожалея о содеянном, как, например, в случае с начальником Московского железнодорожного общества Александровым, застрелившимся в 1872 г. после того, как он проиграл в карты деньги, принадлежавшие обществу.

Постепенно цели преступного элемента, совершающего все служебные преступления, приобретают более злонамеренный характер, систематически причиняющий вред населению определенной территории страны. Вот, например, два случая, происшедшие в Усть-Медведцке и Тобольске.

В неурожайные для страны годы (конец 80-начало 90-х гг. XIX века) в Усть-Медведцке некий урядник Маркелов ежегодно осуществлял растраты хлеба на сумму менее 300 руб., будучи в должности смотрителя общественного хлебного магазина (преступник помилован); в Тобольске крестьянин Макаровский, будучи в должности сборщика податей, злонамеренно истребил акты о получении денег (помилован и восстановлен в правах).

В этих и других случаях преступники действовали в одиночку, хотя в данный период начинают зарождаться организованные преступные группировки и не в силовых государственных структурах. Они состояли из двух и более служащих. Преступления, совершавшиеся такими группировками, выглядели к началу века примерно следующим образом: «Ночью 27 августа 1905 г. в Тифлисе почтальон конторы Тихвинской железной дороги ст. Боргинь, пользуясь отлучкой из почтового отделения чиновников, вскрыл сумму, похитил 6051 руб. и скрылся Одновременно скрылся отстраненный от должности чиновник Капатинский Ночью 29 августа они были задержаны вместе с соучастниками: извозчиком Колеваленко, казаком Нищетой и сторожем Стаартом. Тот факт, что преступление было тщательно спланировано и проведено организованно, не вызывает сомнений.

Но процесс сращивания государственных чиновников с представителями уголовного мира пошел еще дальше в силу сложившихся в межреволюционные годы политических и социально-экономических причин. На это обращали внимание многие специалисты. Например, начальник Костромского сыскного отделения в 1911 г. считал необходимым правоохранительным структурам, во избежание окончательного перехода служащих ломбардов, ссудных касс и других подобных учреждений на охрану криминальных элементов, объединить с ними усилия в борьбе с преступностью, главным образом, в обнаружении похитителей и похищенного. Это было крайне необходимо сделать именно потому, что в рассматриваемый период названные представители общества и государства входили в социально-политические и уголовные преступные группировки, укрывая (сознательно и несознательно) от полиции их финансовые и материальные средства за приличные вознаграждения. «Существует множество ухищрений, практикуемых служащими в ломбардах, при помощи которых они входят в стычки с похитителями, укрывают заложенное в ломбардах заведомо краденное, даже принимают иногда похищенное от воров или же служат посредниками между последними и скупщиками краденного, а также спекулируют и мошенничают с обесцененными квитанциями на перезаложенные или порченые вещи и т.п., доходя даже до систематических краж закладов Администрация таких учреждений неправильно прикрывается утвержденным Правительственным уставом, уклоняется или же оказывает противодействие точному и быстрому наведению справок чинам сыскной полиции, а при рассылке ломбардом предупредительных объявлений очень редко принимают меры к задержанию по ним предъявителей похищенного». Далее начальник просит у прокурора Костромской губернии разрешения на проведение в ломбардах города систематических осмотров и обысков с учетом укрываемого чинами сыскной полиции на основании 258 ст. уст. уг. суд.

Таким образом, к первой четверти XX века в России действовала целая сеть организованных преступных группировок, в которых государственные служащие играли важные роли. Если в конце XIX века состав подобного типа преступников был представлен в основном чинами высшего и среднего звания (титулярные советники, коллежские регистраторы, высшие офицерские чины и т.д.) и знатного аристократического происхождения, то к началу XX века он преобразуется в пеструю неоднородную массу.

По мнению современников событий, это могло произойти только в условиях переходного периода, грозившего России параличом и постепенным отмиранием монархической формы государственного правления. Страна, вставшая на путь переустройства, неминуемо должна была иметь отрегулированную структуру власти, где каждый её служащий несет моральную и политическую ответственность перед всем обществом и строго выполняет юридические обязанности; в противном случае, это поставит государство перед лицом разрастающейся преступности и анархии, в которой к власти может прийти криминал.

В России со второй половины XIX века организованная преступность начинает проникать во все структуры государственной власти. Самодержавие, поддаваясь влиянию преступных сил, не могло фактически ничего им противопоставить в результате ослабления командно-административного аппарата страны и перехода многих ее доверенных лиц на сторону преступности. Положение усугубил процесс зарождения и эволюции организованных преступных группировок в ведомствах, так или иначе связанных с органами государственной власти, которые, естественно, не только не могли охранять порядок в России, но и сами становились активными его нарушителями. Более того, силовые структуры власти явились очагом преступности, тем самым, изменив свою позицию и социальную роль в обществе, приспособив их к новым условиям своего существования.

В итоге, как и прежде, командно-административная система государства сплачивала определенные круги общества, но уже с преступным миром, встав, тем самым, в прямую оппозицию абсолютизму, власть которого зачастую подменялась «ставленниками криминала».

Хаос, сложившийся в правящих структурах России под влиянием проникновения во власть преступных элементов, способствовал росту недовольства в обществе, усиливал волнения в нем. Его наличие способствовало ещё большему развитию преступности среди служащих различных категорий, которые создавали целые преступные организации, вбиравшие в себя многих представителей государственного аппарата страны. В свою очередь все это непосредственным образом повлияло на процветание отечественной государственной преступности, затронувшей уже все слои российского общества.

Так или иначе, но данная ситуация не могла вылиться в крупную социально-политическую катастрофу (начала бы постепенно исчезать, как это произошло в странах Европы и Америки во второй половине XVI-первой половине XIX века), если не проходила бы под мощным давлением формирующегося в то время особого типа отечественного криминала.

 

Автор: Смирнов М.А.