Отдельный кавказский корпус (1817-1864 гг.)

Название Отдельного Кавказского корпуса (ОКК) применялось для обозначения всех русских войск на Кавказе в период Кавказской войны.

С конца XVIII века происходит постепенная концентрация русских войск на Кавказе. Созданный в 1811 г. Грузинский корпус (с 1815 г. корпус Отдельным Грузинским) состоял из 15 пехотных полков, расположенных в Грузии и на Кавказской линии. В августе 1820 года он был переименован в Отдельный Кавказский Корпус (ОКК) и переформирован. Наконец, в 1857 г. ОКК был переименован в Кавказскую армию.

Командующий Кавказским корпусом, а позднее наместник, осуществлял общее руководство вооруженными силами России на Кавказе. Ему подчинялся командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории, который руководил военными действиями на Северном Кавказе.

Войска ОКК включали три составляющих:

1. Костяк Кавказского корпуса, несший основное бремя боевых действий, составляли части регулярной армии. Это была тяжелая (гренадерские и мушкетерские, с 1811 г. пехотные полки) и легкая (егерские полки, отдельные стрелковые батальоны и, с 1856 г., стрелковые роты в полках) пехота и артиллерия. Кроме того, в операциях принимали участие также и драгуны, составлявшие тяжелую регулярную кавалерию корпуса.

Условия горной войны отводили егерям, легкой пехоте русской армии, главную роль в экспедициях. «Сие необходимо по роду войны в здешнем краю, где егеря гораздо с большей употребляются выгодою», - говорил А.П. Ермолов. «Кабардинские роты большею частью назначались для занятия лесов, в стрелковые цепи и вообще в легкие колонны, потому что они были егеря, и предполагалось, что это их прямое назначение, - сообщает полковой историк, - другие же батальоны все были мушкетерские, Тенгинского и Навагинского полков. В сущности, само собою, различия не было никакого, но так уж как-то завелось и поддерживалось все время».

2. Гарнизонные полки и батальоны, с 1829 г. заменены были линейными батальонами, несшими гарнизонную службу в крепостях и на редутах укрепленных линий. Как правило, эти формирования выполняли вспомогательные задачи, их редко использовали на полях сражений.

3. Иррегулярные войска (казаки и милиция из местного населения) формально не входили в состав корпуса, но активно взаимодействовали с регулярными частями ОКК.

Общая численность русских войск в регионе постепенно увеличивалась. С 30-40 тыс. чел. (1820-1830 гг.) она выросла до 230,9 тыс. чел. (1844-1845 гг.) и 200 тыс. чел. (1850-е гг.). До 80-85% этих сил составляли регулярные части.

Обычно Кавказский корпус составляли две, позднее три, пехотные дивизии (с артиллерийской бригадой) и гренадерская бригада, не считая отдельных полков и батальонов. Кроме того, в разное время Кавказскому корпусу дополнительно придавались временно одна или несколько пехотных дивизий: 13-я (1844-1845, 1853-1859 гг.), 14-я (1827-1832, 1841-1846 гг.), 15-я (1844-1845 гг.) и 18-я (1853-1859 гг.). Так, благодаря данному усилению, численность кавказских войск в период Восточной войны (1853-1856 гг.) достигала 270 тыс. чел. По мере того, как в подкреплениях миновала надобность, дивизии отправлялись в обратно Россию. Обычно при этом туда уходили лишь кадры полков, а личный состав зачислялся в состав частей ОКК.

С 1856 г. количество штатных дивизий ОКК выросло до четырех, двухбригадного состава, с приданными к каждой дивизии стрелковым батальоном, артиллерийской бригадой и драгунским полком.

В начале Кавказской войны, как вспоминал А.П. Ермолов, в Отдельном Грузинском корпусе числились (на октябрь 1816 г.):

- 19-й и 20-й пехотной дивизий: 30336 нижних чинов;

- гренадерской бригады: 7024 нижних чина;

- в гарнизонных полках и батальонах: 5920 нижних чинов;

- в Нижегородском драгунском полку: 711 нижних чинов;

- артиллерии: 108 орудий.

Каждый полк пехоты (всего в корпусе их было 15-ть), состоявший из 3 батальонов, по штату должен был иметь 240 унтер-офицеров, 2760 рядовых, 54 музыканта и 131 нестроевых. Но реально достичь такой численности не удавалось, несмотря на усиление состава корпуса в 1819 г. до штатного числа 3900 нижних чинов на полк.

Состав ОКК в мае 1820 г. отражен в таблице № I. Всего к концу 1825 г. в ОКК числились 57 батальонов полевой и гарнизонной пехоты, 6 эскадронов кавалерии, две пионерных (саперных) роты и 12 артиллерийских рот (108 орудий).В результате преобразований второй половины 1840-х - начала 1850-х гг., к 1853 г. в ОКК входили 117 батальонов и 1 сотня пехоты, 11 эскадронов, 16 батарей (192 орудия) и два саперных батальона. В ходе реформы 1856 г. (упразднение егерских и карабинерных полков, приведение всех полков пехоты в пятибатальонный состав), организация Кавказского корпуса приобрела следующий вид, отраженный в таблице № 3.Наступательные действия, предпринимаемые со стороны ОКК, были двух видов. Наступление на небольшое время (набеги) и на недалекое расстояние осуществлялось с целью истребить у неприятеля запасы, разорить аул и т. д., после чего войска возвращались на места дислокации. Наступление на продолжительное время (экспедиция) имело целью покорение какого-нибудь городского общества или целого племени, устройство нового укрепления, вырубку просек и т.д. Наиболее удобным и безопасным временем для таких операций считалась зима, когда деревья были лишены листвы, лес был виден насквозь, что препятствовало внезапному появлению неприятеля. До 1845 года это не всегда соблюдалось, и войска несли большие потери от засад и других партизанских действий горцев.

Только после 1845 года в стратегии и тактике Кавказской войны произошли кардинальные перемены. С этого момента восторжествовал ермоловский подход к «умиротворению» Кавказа. Теперь военные действия заключались в планомерном продвижении небольших отрядов, вооруженных кроме обычного оружия еще и топорами для вырубки леса.

Постепенное, неуклонное продвижение вперед с возведением на завоеванных территориях новых линий укреплений, прочное тыловое обеспечение, уничтожение враждебных аулов одновременно с предоставлением льгот мирным горцам, в конечном итоге способствовали победоносному завершению покорения Кавказа (1864 г.).

ОКК всегда оценивался военными специалистами как самое боеспособное соединение русской армии. Он отличался не столько географической обособленностью и особенностями организации и комплектования, сколько специфическими условиями своей боевой службы в краю, где «так странно сочетаются две самые противоположные вещи: война и свобода». «Кавказские солдаты, - по выражению офицера ОКК В. Андреева, - были только мастера на марши, но не маршировку».

В полках ОКК царил совсем иной дух, не такой, как в прочих частях русской армии, где регламентация самых разных сторон военной жизни стала самоцелью. Его принес с собой генерал А.П. Ермолов, человек независимых взглядов, решительный и талантливый военачальник, имевший необыкновенное влияние на войска. Он был первым, кто в официальных приказах называл солдат «товарищами по службе». В свою очередь, отмечал декабрист Н.Р. Цебриков, «ермоловский солдат понимал Ермолова и сердцем и душой, и с таким солдатом чего нельзя сделать?».

Современников в частях ОКК всегда поражала простота в общении начальников с подчиненными. Это было типично для Кавказа, но противоречило тогдашним принципам русской армии. Командиров ермоловской школы интересовало только то, что реально поднимало уровень боеспособности и моральный дух войск, а не их соответствие букве устава. «Ермоловские» традиции поддерживались командирами, служившими под началом этого полководца (А.А. Вельяминов, Г.Х. Засс и др.), а позже передавались из поколения в поколение боевыми офицерами и тщательно сохранялись и культивировались при М.С. Воронцове (главнокомандующий ОКК в 1844-1854 гг.). «Никто лучше Воронцова не знал русского солдата, - признавал служивший с ним известный писатель В.А. Соллогуб, - никто выше не ценил его беззаветной храбрости, терпеливой выносливости, веры в провидение и смирения».

Военные-современники оставили следующие впечатления о внешнем виде кавказских войск. Так, генерал-лейтенант А.И. Красовский с раздражением говорил о замеченном им отступлении от формы в одежде солдат и офицеров. Он считал это «поселяющим при первом взгляде отвращение и разрушающим дисциплину».

Но другие очевидцы отзывались о той же картине иначе. «Нас, гвардейских офицеров, с первого взгляда поражали в кавказских войсках видимая распущенность, неряшество в одежде, даже казавшееся отсутствие дисциплины и точного отправления службы, - писал будущий военный министр Д.А. Милютин. - Но вместе с тем не могли мы не подметить во взгляде каждого солдата какой-то отваги и самоуверенности, чего-то особого, отличавшего эти войска от всех других. Видимо, это были войска боевые, а не парадные». «Вообще тогда на Кавказе мало знали военную форму и нисколько ею не стеснялись, от младшего до старшего, - признавался капитан Генерального штаба Г.И. Филипсон. - О киверах и шляпах помину не было; ходили в фуражках или папахах, а вместо форменной шпаги или сабли носили черкесскую шашку на ременной портупее через плечо. Глазу моему, привыкшему на Севере к стройной формальности, странно было видеть такое разнообразие и даже иногда фантастичность военных костюмов».

Г.И. Филипсон засвидетельствовал реакцию Николая Павловича на кавказский походный костюм («такого пестрого строя Государю еще не удавалось видеть») во время смотра в Геленджике (20 сентября 1837 г.). «Государь, - отмечал Филипсон, - выражал свое довольство даже наивными усилиями все делать и одеваться по форме; а между прочим своеобразные отступления беспрестанно бросались в глаза ему, привыкшему к педантической точности в гвардии и при смотрах армейских войск. Говорят, что он сказал: “Я очень рад, что не взял с собою великого князя Михаила Павловича; он бы этого не вынес” «Александр Николаевич в 1850 г. «меньше ожидал, нежели нашел регулярства в строю и знания фронтовой службы; но свободный и веселый вид наших солдат и что-то такое совершенно воинское, чего в других войсках до такой степени никогда не бывало, особенно обратил на себя его внимание и приметно его обрадовало», - писал князь М.С. Воронцов.

Самая затяжная и беспощадная война, в которой принимала участие российская армия, формировала и особый тип командира-кавказца, В нем были воплощены лучшие черты боевого русского офицера: храбрость, хладнокровие, гуманность, уважение к другим народам. Новоприбывших всегда поражала инициативность и самостоятельность командиров всех уровней. «Горская война, - отмечал уже в 1860 г. Р.А. Фадеев, - быстро развивает их (офицеров - М.Н.) военный инстинкт, выделывает из офицера настоящего начальника, способного управлять людьми и распоряжаться боем».

В рядах офицерского корпуса было немало выходцев из солдат. Много представителей кавказской аристократии также находились среди генералитета и офицеров ОКК (П.Д. Цицианов, В.Г. Мадатов, В.О. Бебутов, М.З. Аргутинский-Долгоруков и др.). Большинство современников давало высокую оценку их деятельности, так как знание местных обычаев, психологии и языков позволяло им успешно выполнять свои обязанности на Кавказе.

Постоянная боевая служба, лишения и опасности сплачивали военнослужащих Кавказского корпуса, способствовали развитию чувства товарищества. Необычайно теплые, близкие отношения складывались на Кавказе между офицерами и солдатами, которым приходилось на протяжении многих лет служить вместе. «В кавказской жизни, что наиболее поражало и привлекало всех приезжавших в то время, - отмечал декабрист А.П. Беляев, - это какой-то особенный строй жизни, простота обращения, начиная с самых высших до низших, свобода отношений между начальствующими и подчиненными; - и это при соблюдении самой строгой и серьезной дисциплины». Наиболее полно этот аспект раскрывает И. Дроздов: «Дух кавказской армии есть разумнейшее проявление военной жизни, основанное на взаимном уважении начальников и подчиненных, что выработано годами тяжких испытаний, переносимых при одинаковых условиях. Кроме того, условия эти установили тесный братский союз между частями кавказской армии, в силу которого кавказец всегда подавал руку помощи брату своему».

Здесь же отметим феномен дружбы, т.н. «куначества», «означающего братство между двумя полками или ротами двух параллельных батальонов, воодушевленное взаимностью добрых поступков, помощи и симпатии», и выражающегося, в частности, в угощениях кунаков, проходивших через расположение другого полка. Так, например, нижегородские драгуны имели кунаками кабардинцев, апшеронцев, эриванцев, ширванцев и самурцев. Такое куначество имело основанием поддержку и услуги, оказанные этими полками драгунам в ряде сражений. «Боевое братство» существовало и в других полках и поддерживалось не только между нижними чинами, но и между офицерами этих частей. «Вся кавказская армия - это дружная военная семья», - справедливо отмечал военный историк И. Дроздов.

«На Кавказе форма вообще мало значила, - писал военный историк Б.М. Колюбакин, - готовились не к смотрам, а к смертному бою, и потому духовная сторона стояла на первом месте». Понятно, что такой порядок вещей, неформальная обстановка и военная служба на Кавказе должны были прийтись по вкусу всем тем армейским и гвардейским офицерам, кто ненавидел мелкие стеснения фронтовой (строевой) службы в эпоху жесточайшей стандартизации, «мундиромании» и неукоснительного соблюдения мельчайших требований регламента - вплоть до ношения усов и длины баков на лице.

Таким образом, кавказские войска, при «очень строгой» дисциплине, «проникнуты были чувством долга». И в то же время военнослужащие ОКК имели «очень своеобразное и отчасти смутное понятие о форме» (Г.И. Филипсон) и не подражали «другим в смешных, странных и вредных обыкновениях, принятых в оных» (Н.Н. Муравьев). К кавказскому солдату, по словам источника, было «нельзя применять мерку других войск».

С помощью солдат Кавказского корпуса можно было решать даже самые сложные боевые задачи, поскольку они обладали бесценными для воина качествами. Кавказский солдат был храбрый воин, верный присяге и послушный командирам, сметливый и находчивый, привычный к тяжкому труду и лишениям. Военнослужащие ОКК освоили методы Кавказской войны и знали, как вести себя в бою с горцами.

«Беспрерывная и беспощадная война, - замечал Р.А. Фадеев, - образовала на Кавказе целый ряд поколений, воспитанных в боевом ремесле почти наследственно». Действуя в лесистых горах, имея дело с опытным и знающим местность противником, кавказский солдат убеждался в значении маскировки и маневрирования, вырабатывал в себе умение применяться к местности, учился ценить меткую стрельбу, приобретал навыки преодоления естественных преград и искусственных заграждений, учился штурмовать завалы и укрепленные аулы. Особенности войны успешно развивали в солдатах сметливость, самодеятельность, чувство собственного достоинства. Драгуны на Кавказе не только успешно несли сторожевую и разведывательную службу, но и смело атаковали противника, помогая своей пехоте. Что касается кавказской артиллерии, то она, по свидетельству современников, отличалась «особым проворством людей и лошадей», т.е. умела не только быстро изготавливаться к стрельбе, но и маневрировать в ходе боя.

«Надо отдать справедливость Кавказскому корпусу, у него могут учиться воевать самые лучшие войска на свете», - писал в годы русско- персидской войны 1826-1828 гг. рядовой 39-го егерского полка декабрист Е.Е. Лачинов. Через тридцать лет полковник Р.А. Фадеев с гордостью признавал: «Кавказская война образовала для России армию, которая, под своим знаменем, готова считать себя дома на краю света, которая сразу понимает всякое приложение военного дела, которую противник должен истребить, для того чтоб победить». Кавказ служил «военнопрактической» школой для всей русской армии в лице Отдельного Кавказского корпуса.

Военно-бытовая повседневность военнослужащих Отдельного Кавказского корпуса (ОКК) в период Кавказской войны (1817-1864 гг.) имела свои специфические черты.

1. ОКК был образован из расположенных в Грузии и на Кавказской линии войск первоначально как Грузинский корпус (1811 г.). С 1815 г. корпус назывался Отдельным Грузинским, Отдельным Кавказским он стал именоваться с 1820 г. В 1857 г. ОКК был переименован в Кавказскую армию.

Состав ОКК варьировался, но обычно корпус включал 2-4 дивизии пехоты (4-6 полков), поддерживаемых и обеспечиваемых в ходе боевых действий соединениями и частями кавалерии, артиллерии и инженерных войск.

2. ОКК всегда оценивался военными специалистами как одно из самых боеспособных соединений русской армии, имевшее богатый опыт военных действий. Он отличался не столько географической обособленностью, сколько особыми условиями боевой службы.

Ведя постоянные бои, ОКК был неспособен к «тонкостям плац-парадной службы», от которой страдала русская армия. Боевая обстановка сплачивала военнослужащих. Современников всегда поражала простота в общении начальников с подчиненными. Это было типично для Кавказа, но противоречило тогдашним принципам русской армии. Командиров корпуса беспокоило только то, что реально поднимало уровень боеспособности и моральный дух войск, а не их соответствие букве устава.

Продолжительные военные действия на Кавказе, в которых принимала участие российская армия, повлияли на самые разные стороны жизни и боевой деятельности находившихся и воевавших здесь войск ОКК. Походные условия, постоянные боевые тревоги и повседневные опасности закаляли военнослужащих Кавказского корпуса. Они освоили методы Кавказской войны и знали, как вести себя в бою с горцами. Это выделяло их из всей остальной массы русской армии, формировало своеобразный тип инициативного и самостоятельного кавказского солдата и офицера.

Автор: Нечитайлов М.В.